Затем вертолёт взял курс к дому на северо‑восточной окраине Марин‑Сити, на крыше которого, прикованная цепью к балке водонапорного бака, сидела Федора Ласт. Спасатели надеялись уговорить её завершить свою эпопею, но на призыв О’Сторма она завопила, размахивая пистолетом, который, должно быть, получила от мисс Лояль:
– Не приближайтесь! Я буду стрелять! Я не потерплю никакого вмешательства!
– Вы же погибнете! – убеждал Федору Ласт О’Сторм. – Летим с нами. Марин‑Сити можно будет восстановить.
– Как же, как же! – воскликнула она, глядя вверх практически с высшей точки Марин‑Сити, который теперь вертикально возвышался над морем, лёжа на боку, – Вы, мужики, только посмеётесь и скажете: мы же говорили. Ясно, что второго Марин‑Сити не будет!
– Крен уже девяносто градусов. Через несколько секунд вы полетите в воду и утонете. И всё! Конец!
– П‑пшёл к чёрту! – Федора Ласт начала стрелять по вертолёту: та‑та‑та‑та‑та‑та…
Катастрофа века началась. С громоподобным гулом северная часть Марин‑Сити опрокинулась в море.
– Не дождётесь! – послышался крик летящей вниз головой мэрши, – Здесь нырну и тут же вынырну на той стороне! С Марин‑Сити, вместе! Я вам покажу!
– Это же не водяное колесо! – прокричал О’Сторм с вертолёта, который быстро снижался вслед за Федорой Ласт, – Хватайте верёвку! Да бросьте вы пистолет! Спасайтесь же!
– Кто сказал, что я погибну?! Идиоты! Не дождётесь! Я ещё обяза… б‑б‑б… буль‑буль‑буль…
Напоследок в воздухе мелькнули её ноги и скрылись под водой. И Марин‑Сити перевернулся вверх дном, подняв на десятки метров гигантский фонтан брызг.
Выставив на всеобщее обозрение покрытое бурой ржавчиной основание, Марин‑Сити покачивался в заливе, напоминая шоколадный торт. Перевернувшись на сто восемьдесят градусов, искусственный остров полного оборота – на триста шестьдесят градусов – так и не совершил. На поверхности Марин‑Сити больше не показался, и Федору Ласт больше никто не видел.
|
|
История Моцарта
Настоящее имя великого композитора Моцарта – Иоганн Хризостом Вольфганг Теофил Готтлиб Амадей Моцарт.
Когда Моцарт родился, ему уже было три года. Почему? Непонятно.
Моцарт появился на свет в доме своего отца в Зальцбурге. Потому, наверное, что матери у него не было. Говорят, что сразу после рождения он уселся за клавесин, принадлежавший некому Клавье, и взял на нём аккорд из трёх нот. Судя по этому анекдоту, у Моцарта было всего три пальца.
В качестве доказательства его гениальности осталась музыкальная тетрадь, в которой записаны произведения четырёхлетнего Моцарта для сестры Наннерль. Это восемь менуэтов для упражнений на клавесине «Наннерль». Кёхель[8]считает, что автор этих менуэтов – некий Wolfgänger. Возможно, двойник Моцарта.[9]
У отца Моцарта был друг – скрипач Шахтнер. Его скрипка была изготовлена из масла. Постепенно она таяла и звучала на одну восьмую тона ниже, чем обыкновенные инструменты. В конце концов Шахтнеру это надоело, и он начал играть на трубе.
Как‑то раз тот самый Шахтнер стал выдавать свои трели перед Моцартом. Того это так поразило, что он умер. Но тут же воскрес.
Однажды отец Моцарта собрался сыграть с Шахтёром трио; четырёхлетний Моцарт попросился в их компанию. Отец отказал, заявив, что он ещё не научился играть на скрипке. Моцарт устроил истерику. Ничего не поделаешь – пришлось отцу согласиться. Моцарт играл правой рукой вторую скрипку, левой – первую. При этом он исполнял одновременно шесть композиций некоего Венцеля.
|
|
К пяти годам Моцарт ещё не научился писать пером. Ноты концерта, сочинённого им в этом возрасте, так заляпаны чернилами, что ничего нельзя разобрать. Глядя на них, отец Моцарта рыдал от отчаяния. Так что это было бы настоящее чудо, если бы кто‑то смог исполнить его концерт.
В шесть лет отец повёз Моцарта на выступления в Вену. Там его пригласили играть для императрицы Марии‑Терезии и императора Франца I во дворце Шёнбрунн. Говорят, что он застелил клавиши тканью и играл одним пальцем. Может статься, к тому времени у него уже остался всего один палец.
Во дворце жило много принцев и принцесс – ровесников Моцарта. Как‑то он поскользнулся на полированном дворцовом паркете и упал. Одна из принцесс помогла ему подняться. Обрадованный Моцарт обещал ей:
– Я обязательно на вас женюсь.
Этой принцессой была Мария‑Антуанетта. Она восприняла слова Моцарта всерьёз и ждала его, но Моцарт больше так и не приехал. Когда её терпение кончилось, она вышла замуж за французского короля Людовика XVI.
Но Мария‑Антуанетта всё равно продолжала втайне любить Моцарта. Когда в 1791 году он умер, она была в отчаянии. Её горе спровоцировало народ, и произошла Великая Французская революция. Мария‑Антуанетта взошла на гильотину и приказала палачу отрубить ей голову, покончив самоубийством с его помощью.
|
|
В восьмилетием возрасте Моцарт отправился в Лондон. Там он учился у Иоганна Кристиана Баха и других мастеров и написал «Лондонскую тетрадь», сочинения 19‑а по Кёхелю и 15а‑сс по Кёхелю‑Эйнштейну[10]и другие.
В десять лет Моцарт впервые написал музыку по заказу – личенцу для двух заказчиков, Речитатива и Арии.[11]Но вещь получилась не очень удачной.
Через год он исполнил первую заповедь перед Аполлоном и Гиацинтом, хотя никому точно не известно, что это было такое.[12]
Осенью, когда Моцарту было одиннадцать лет, Мария‑Жозефа, девятая дочь императрицы Марии‑Терезии, должна была выйти замуж за неаполитанского короля Фердинанда. Услышав об этом, Моцарт страшно рассердился (он перепутал Марию‑Жозефу с Марией‑Антуанеттой) и отправился в Вену, чтобы помешать свадьбе, хотя и болел оспой. Мария‑Жозефа заразилась от него оспой и умерла.
Моцарт, похоже, был ветреной особой. В двенадцать он влюбился в пустую и недалёкую девушку по имени Буффа. Это увлечение началось весной и продолжалось всё лето. На пути к её сердцу лежало немало преград.
В четырнадцатилетнем возрасте Моцарт посетил Рим. Там в одном знаменитом соборе он услышал «Помилуй»[13]и в тот же вечер написал свою музыку. Но у него вышло абсолютно то же самое, что он слышал днём, нота в ноту. Потому это сочинение моцартовским не признали.
В Риме Папа Климент XIV произвёл Моцарта в рыцари и пожаловал ему орден Золотой шпоры. Однако Моцарт не отличался крепким здоровьем, и нигде не говорится, что он был рыцарем. Поэтому вполне можно предположить, что он отказался принять орден.
Когда Моцарту было семнадцать, он снова приехал в Вену. В то время там жил Гайдн. На Вену нередко налетают ураганные ветры, и однажды Гайдн угодил в такую бурю. От неё же – названной «Буря и натиск»[14]– серьёзно пострадал и Моцарт.
Люди думают, что Моцарт вполне мог обладать какими‑то экстрасенсорными способностями. Во всяком случае, когда ему был двадцать один год, с ним произошёл такой случай: у него появилось предчувствие, что из Праги должна приехать сопрано Йозефа Душек, и он воскликнул: «Ah, lo previdi!» («О! Я ждал этого!»).[15]В двадцать два Моцарт влюбился сразу в четырёх дочерей Фридолина Вебера. Подробности отношений Моцарта с четырьмя сёстрами нам не известны, однако вполне можно предположить, что из этого получилась банальная оргия. (В те времена мораль была не такой строгой, как сейчас.) Больше других Моцарту нравилась вторая дочь Вебера – Алоизия, но в конце концов он взял в жену третью – Констанцу. Это тоже наводит на мысль, что отношения Моцарта с сёстрами были довольно беспорядочными.
В тот же год в Париже Моцарт сочинил симфонию (сочинение 297 по Кёхелю), «Анданте» и прелюдию «Пропавший без вести».
В двадцать шесть Моцарт задумал жениться на Констанце, но её увезли во дворец вюртембергского герцога Ойгена Фридриха. Моцарту пришлось изрядно потрудиться, чтобы похитить свою возлюбленную из этого «сераля» и жениться на ней.
Однако Констанца оказалась дурной женой. Говорят, она относилась к Моцарту как к «каирскому гусю». Что при этом имелось в виду – непонятно, хотя сам композитор, видимо, считал себя «обманутым женихом».[16]
Доведённый до отчаяния, Моцарт в двадцать восемь вступил в тайное общество масонов и оказался вовлечён в заговор. Свою радость по этому поводу он, ведя борьбу с ЦРУ и КГБ, облёк в форму кантаты. Ему пришлось скрываться от преследований в Лииде.[17]Однако в ноябре общество, членом которого являлся Моцарт, было разгромлено ЦРУ, и Моцарт, чтобы выразить свою печаль по этому поводу, сочинил Масонскую траурную музыку.
С того времени Моцарт не вылезал из бедности. Он учился на фокусника, пытался свести концы с концами, подрабатывая директором театра. А когда его слуга Фигаро женился в Праге без его разрешения, дела вообще пошли хуже некуда: денег не стало совсем, он нашёл приют у некой Хлои, от безысходности начал домогаться женщин, изображая из себя Дон Жуана, сочинял музыкальные шутки для Эн‑эйч‑кэй,[18]бродил по городу голым, распевая «Маленькую ночную серенаду», и вызывал Бога Смерти, наигрывая на волшебной флейте.[19]
Моцарт дожил до тридцати пяти. Мы знаем об этом, потому что он умер в тридцать пять.
После смерти он сочинил «Реквием» для успокоения своей души.
Последний курильщик
Я засел на самой верхушке здания парламента, отражая газовые атаки, которые обрушивают на меня кружащие над головой, как мухи, вертолёты ВВС. Скоро придёт черёд насладиться самой последней сигаретой. Это будет моя последняя акция сопротивления. Мой товарищ Кусакабэ несколько секунд назад сверзился с крыши навстречу смерти, оставив меня одного. Меня – последнего курильщика на Земле. В это самое время моё изображение, на фоне ночного неба в подсветке бьющих снизу прожекторов, наверное, передают вживую с вертолётов через телекамеры по всей стране.
У меня осталось три пачки, и я отказываюсь умирать, пока не прикончу всего запаса. Курю одновременно по две‑три сигареты. В голове полное оцепенение, перед глазами всё идёт колесом. Участь Кусакабэ ждёт и меня, это лишь вопрос времени.
Кампания против курения началась всего пятнадцать или шестнадцать лет назад. Всего лет шесть‑семь, не больше, прошло с тех пор, как за любителей табака взялись всерьёз. И вот в короткое время я стал последним в мире курильщиком. Такое и во сне не могло присниться. Хотя очень может быть, что все признаки были налицо с самого начала. Я довольно известный писатель и большую часть времени провожу дома – пишу. И вышло так, что у меня почти не было возможности наблюдать или лично прочувствовать происходившие в обществе изменения. Я даже газет почти не читал – терпеть не могу журналистский стиль, он мне напоминает дохлую рыбу. Жил в провинциальном городке, редакторы сами ко мне приезжали, когда возникала потребность. Старался избегать литературных кругов и в столицу никогда не рвался.
Естественно, о существовании антитабачного лобби мне было известно. В журналах и везде часто появлялись статьи интеллектуалов за или против. Ещё я знал, что тон этой дискуссии с обеих сторон постепенно скатился к истерике и что с какого‑то времени движение против курения вдруг стало разрастаться, а аргументы его противников сошли на нет.
Однако дома я мог позволить себе роскошь жить в изоляции от всего этого. Пристрастившись к курению подростком, я коптил небо не переставая. Но несмотря на это, никто меня не агитировал бросить, никто не жаловался. Жена и сын смирились с моей привычкой. Видимо, поняли: чтобы продолжать писать и приносить доход, достойный модного писателя, мне совершенно необходимо потреблять огромное количество сигарет. Без этого никак. Работай я в какой‑нибудь конторе, всё могло бы быть по‑другому. Потому что в таких местах курильщиков довольно скоро начали зажимать с продвижением по службе.
Как‑то раз ко мне приехали два редактора из молодёжного журнала. Хотели заказать статью. Я провёл их в кабинет. Один их редакторов – девушка лет двадцати семи – двадцати восьми – вручила мне свою карточку, на которой поверху было набрано чёткими иероглифами: