Ты Индию нам разбуди, отец! [64]
Какой более совершенный идеал мог бы предложить своему народу любой патриот, любой подвижник? Он не просил для своей страны иных богатств, иных сокровищ, кроме богатства знания и сокровищ свободы. Он не терпел тех "патриотов", которые обвиняли только иностранцев во всех невзгодах своей страны и представляли свой народ как невинную жертву. Он предупреждал их, что "те, кто творит зло, и те, кто смиренно страдают от него, и палач и жертва — оба они одинаково виноваты в глазах Господа и заслуживают презрения".
Очень важное стихотворение, в котором он осуждает национализм как "самолюбие народов", написано в последний день минувшего столетия. Англо-бурская война принесла глубокое разочарование в претензиях западных демократий, Тагор увидел в ее кровавой резне опасное предзнаменование будущих мировых побоищ. "Последнее солнце века"
горит в облаках кровавых.
Праздник сегодня злых и лукавых.
Оружье о смерти поет, звеня…
Цивилизация! О змея!
Черная ненависть напитала
Ядом смертельным скрытое жало,
Зависть в сердцах породила гнев,
И люди сражаются, озверев.
Ему больно, что его западные товарищи по перу, вместо того чтобы возвысить голос в защиту поруганной человечности, бросаются во всеобщую схватку:
Поэты беснуются, — их голосов
Не отличишь от рычанья псов. [65]
Этот сборник из ста стихов "Дары" посвящен Рабиндранатом его почтенному восьмидесятитрехлетнему отцу — несомненно, в знак признания, что духовное и нравственное богатство, запечатленное на его страницах, в определенном смысле дар сыну от Махарши.
Влияние Махарши на младшего сына можно назвать благотворным и вдохновляющим, оно не сковывало интеллектуальную свободу молодого поэта, однако в личной жизни Рабиндранат был не менее консервативен, чем его отец.
|
|
Новая страсть — патриотизм — принесла с собой ностальгию по прошлому, представление о древней Индии как о земле, населенной справедливыми правителями, героическими девами и святыми отшельниками, обдумывающими в глубине лесов вечные истины. Никто не может полностью оторваться от своего окружения, и Рабиндранат, несмотря на свою оригинальность и силу таланта, разделял до некоторой меры предрассудки окружающих, и в этот период более, чем когда бы то ни было.
Иначе трудно объяснить, почему человек, столь глубоко веривший в развитие личности, столь презиравший тиранию социальной организации индуизма, так поспешил выдать замуж двух своих подраставших дочерей, старшей из которых, Мадхурилоте (Беле), было всего лишь четырнадцать лет, а младшей, Ренуке (Рани), не исполнилось и двенадцати. Обе свадьбы произошли в 1902 году, через месяц одна после другой. Что заставило его пойти на это, если прежде он сам открыто выступал против ранних браков?
Трудно ответить на этот вопрос. Словно предчувствуя его, Тагор написал в это время стихотворение, в котором просит читателей не искать поэта в человеке, земном и бренном. Прислушаемся же и мы к его словам…
Но нам известно, что это было время, когда он размышлял о судьбе женщины, о трагедии неразделенной любви. Этому посвящены два его произведения — "Разрушенное гнездо" и "Чокербали" ("Песчинка"), заложившие основу современного романа в индийской литературе. Более ранние романы, принадлежавшие перу Бонкима Чоттопаддхая или самого Тагора, были либо историческими повествованиями, либо социальными мелодрамами, либо смесью того и другого. Собственно современный роман, реалистический, психологический, связанный с общественной проблематикой, в индийской литературе начинается только с этих двух книг.
|
|
"Разрушенное гнездо" — трагическая история загруженного делами издателя ежедневной газеты, у которого не остается времени на молодую и романтичную жену. Молодая женщина ищет утешения и развлечения в компании младшего двоюродного брата мужа, живого и одаренного юноши. Неизвестно, насколько автор, создавая сюжет, воспользовался собственными воспоминаниями. Но как бы то ни было, проблема, затронутая в романе, носит всеобщий характер. Она обретает особый смысл в ситуации индийской семьи, где стала обычаем нежная привязанность между замужней женщиной и младшим братом ее мужа.
Проблема, лежащая в основе романа "Чокербали", тоньше и сложнее. Сам сюжет прост и ясен. Действие развивается за фасадом благополучного бенгальского дома, где овдовевшая мать живет со своим единственным сыном, которого она любит до безумия. В романе всего шесть персонажей — любящая мать, преданная и ревнивая, балованный сынок, бездельник и эгоист, лишенная образования жена, которой потребовался удар горя, чтобы вырасти в настоящую женщину, благочестивая тетка, ищущая утешения в религии, добродетельный друг, такой замечательный, что, пожалуй, кажется педантом, и молодая, прекрасная и жизнерадостная вдова по имени Бинодини. Из всех женских персонажей, созданных Тагором в его многочисленных романах, образ Бинодини самый убедительный, живой и полнокровный. В крушении ее надежд, в ее страданиях сказалось критическое отношение автора к индийскому обществу тех дней.
|
|
Прекрасная, талантливая и образованная девушка не может найти себе мужа, так как ее отец, вместо того чтобы копить на приданое, потратил все деньги на ее обучение. По общественным стандартам индийской семьи незамужняя дочь старше двадцати лет уже вряд ли найдет себе мужа. Семья в панике и спихивает ее замуж за бедного и болезненного человека, который вскоре умирает. Но участь вдовы еще более плачевна. Она знает о своей красоте и восстает против судьбы, борется за свою любовь и счастье. Но в конце концов отступает не потому, что потерпела поражение и сломлена, а потому, что не приемлет победу, завоеванную столь тяжкой ценой. Ее трагедия — это вечный упрек индийской совести.
Поэт чувствовал, что судьба призывает его на более обширное поле деятельности, чем просто присмотр за семейными угодьями. Ему необходима близость к природе и земле (он мог свободно дышать только на открытых просторах), тишина для работы. Только Шантиникетон отвечал всем этим условиям. Его отец уже построил там дом, убежище для тишины и размышлений.
В 1898 году Рабиндранат перевез жену и пятерых своих детей — троих дочерей и двух сыновей — в свое поместье в Шилайду и занялся их образованием. Рабиндранат много думал и много писал об основополагающих принципах образования, и теперь ему предстояло глубже их осознать, применяя свои идеи на практике. И он решил: почему бы не перебраться в Шантиникетон и не основать там небольшую экспериментальную школу? В воображении его уже появилась идеальная картина — таповаш, лесной приют отшельника в древней Индии, где мудрецы жили вместе со своими учениками и обучали их на практике простой жизни и возвышенным размышлениям. В самом слове "Упанишады" заключено понятие тесного общения между учителем и учеником. Он возродит к жизни древний идеал, люди его страны снова станут мудрецами и героями. Он заменит бездушную и механическую систему обучения, которую английские правители завезли из викторианских трущоб, новой, творческой, в которой и обучение и учеба будут равно приятны учителю и ученику. Он объединит древнее и современное и воссоздаст старое в новых формах.
22 декабря 1901 года Тагор открыл свою школу в Шантиникетоне с пятью учениками и столькими же учителями. Он назвал ее Брахмачарья Ашрам, в честь святилищ древних отшельников. Он долго не мог собрать фонды и достаточное количество учеников для своей школы, хотя и обучение и содержание учеников были почти бесплатными. Ему пришлось продать свой дом в Пури и часть своей личной библиотеки, чтобы заплатить издержки, в то время как жена его проявила щедрость, расставшись со своими драгоценностями. Эта благородная женщина, мягкая и любящая, всегда готовая держаться в тени, была верной подругой поэта и матерью для всех детей школы. Шизнь в Шантиникетоне отличалась простотой и аскетизмом, детям приходилось самим выполнять все работы по дому, что требовало немало физического труда.
Многим покажется это парадоксом: Тагор уже обрел известность в тогдашнем главном городе Индии и вдруг стал школьным учителем в глухом уголке Бенгалии! Он предпочел трудности самой простой жизни (тогда Шантиникетон мог предложить очень немногое из того, что мы называем благами цивилизации) блестящему обществу и легкой жизни в Калькутте, но именно это свидетельствует, что новое его занятие — призвание, а не игра.
Лучший учитель, считал Тагор, — природа. Поэтому занятия в его школе проходили на свежем воздухе, под деревьями, и детей старались приучить любить и изучать природу в различных ее проявлениях. Преподавание точных наук должно опираться на наблюдения явлений природы, развивающее детское любопытство и способности. Не менее важно, утверждал Тагор, в воспитании чувств ребенка и его восприимчивости влияние музыки и искусства. Образование только тогда становится истинным, когда это образование цельного человека, его эмоций, восприятий и интеллекта. Человек не заключен в оболочку индивидуума, он связан с сообществом людей. Поэтому в школе Тагора вместе с развитием личной инициативы и самостоятельности такое же внимание уделялось общественным делам и коллективным начинаниям. Школа была почти самоуправляемой.
Образование — это не экзотический цветок, который можно вырастить в теплице. Если оно не коренится в почве и не приспосабливается к естественным условиям окружающей среды, оно не станет ценным для народа. Живое никогда не подражает, оно усваивает; и потому Тагор предостерегал свой народ от слепого подражания Западу, многократно повторяя простую истину, что "для того, чтобы научиться ходить, надо тренировать мускулы своих собственных ног, а не выступать на ходулях чужеземного производства, хотя они громче стучат и вызывают больше удивления, чем настоящие ноги". Можно переварить все знания, заключенные в многотомных энциклопедиях, но если человек не знает самого себя и свое непосредственное окружение, его нельзя счесть мудрым или хотя бы разумным.
Система обучения должна приспосабливаться к непосредственным нуждам общества, экономическим и культурным, она должна "взломать сокровищницу наших предков и пустить в ход добытые богатства". Нельзя допустить, чтобы развитие личности вело к разрастанию эгоизма. А для этого индивидуальное сознание должно быть наполнено знанием Единого, Вне-личностного и Всеобщего (термины могут быть самыми разными), того, что наполняет и объединяет всю жизнь и природу. Одно интеллектуальное убеждение в единстве человечества или общей судьбе народа или класса, как бы ни было оно эффективно в качестве политического инструмента, все-таки недостаточно само по себе, чтобы укротить бурю человеческого эгоизма. Мысль должна воплотиться в чувстве, прежде чем она получит доступ к тем основам сознания, где в молчании и темноте создается энергия разума. В этом — основа духовной концепции Тагора.
Основной принцип обучения, который, невзирая на скудость материальных средств, он стремился выдержать с самого начала, заключался в том, чтобы не перекладывать учительства на других, освобождая себя для более возвышенных дел. Он не только следил за всеми мелочами в управлении школой — ашрамом, но и сам принимал участие во всех делах, сам обучал детей. Выяснилось, что на бенгальском языке не оказалось подходящих Учебников и хрестоматий, и он сам составлял их и побуждал своих коллег поступать так же. Поэта удовлетворяло его скромное начинание, он еще не ведал, что его маленький ашрам впоследствии вырастет в большой университет, во всемирно известный центр международных исследований.[66]
Но в этот же период его ждал целый ряд утрат и испытаний. Через несколько месяцев после переезда в Шантиникетон жена Тагора Мринолини Деби серьезно заболела, ее перевезли в Калькутту, где она скончалась 23 ноября 1902 года. Вспоминая об этой утрате, старший сын Тагора, Ротхиндронат, писал: "Мать почувствовала приближение конца еще до того, как доктора оставили надежду. В последнее время она не могла говорить, но как только видела меня, слезы тихо катились у нее по щекам. В ту ночь нас, всех детей, отправили спать в другую часть дома. Моя сестра Бела и я не могли заснуть. Смутное чувство страха отгоняло сон. Рано утром мы вышли на террасу, с которой была видна комната матери. Зловещее молчание стояло во всем доме, ибо ночью его порог неслышно пересекла смерть… Горести жизни, боли и беды никогда не нарушали ясности ума отца. Его душевный покой не могло потревожить никакое бедствие, как бы ни было оно болезненно. Какие-то внутренние источники давали ему силу глядеть в лицо любому горю, подняться над самыми горькими невзгодами. После смерти матери отец с удвоенным рвением отдался делам в школе Шантиникетона". Сын свидетельствует, что его отец "переносил даже физическую боль с редкой стойкостью. Однажды его ужалил скорпион. Он сидел спокойно, вытянув ногу перед собой, и старался представить себе, что это не его нога охвачена болью, а совершенно посторонний предмет, не имеющий ничего общего с его подлинным существом. Успех этого опыта позволил ему впоследствии, на протяжении всей жизни, сопротивляться боли, как физической, так и душевной".
Двадцать лет жена ухаживала за ним с нерушимой преданностью и родила ему пятерых детей. Уже вскоре после свадьбы она не только писала по-бенгальски, но овладела английским и санскритом. По настоянию мужа она перевела с санскрита на бенгальский сокращенный вариант "Рамаяны". Она выступала на сцене в его пьесе "Раджа и рани" и прекрасно справилась со своей ролью. Неудивительно, что в конце концов она завоевала сердце своего мужа.
Она умерла прежде, чем он смог отплатить ей за многие дары, полученные от нее. Как и обычно, его чувства находили выражение только в стихах. Стихи, посвященные ей, вошли в маленькую книжку из двадцати семи стихотворений удивительной нежности, глубины чувства и простоты выражения.
Горе, скрываемое, более сильно, чем горе, нашедшее выход. Немногие знали, что стихи Тагора о детях, столь полные невинного восторга, написаны в период великого опустошения и забот. Через несколько месяцев после смерти жены его вторая дочь, Ренука, с замужеством которой он так поторопился, серьезно заболела, и доктора посоветовали перемену климата, поездку в горы. Отец повез ее сначала в Хазарибаг, а затем в Алмору в Гималаях.
В свое время ему уже пришлось написать несколько стихотворений для детского журнала "Болак". Теперь к ним добавилось много новых. Он все время был занят заботой о больной дочери, вспоминал о двух младших детях, оставленных в Калькутте. Так возник цикл стихов, опубликованный под названием "Шишу" ("Дети").
Они, несомненно, стоят в ряду лучших стихов, написанных на всех языках мира, не для детей, а о детях. Основное их назначение — помочь взрослому понять волшебный мир детского сознания.
На берегу океана вселенной,
Играют дети.
Небо над ними недвижно всегда,
А пенистая, голубая вода
Целыми днями пляшет, когда
Сюда прилетает ветер,
О, сколько шума на берегу, —
Играют дети.
…………………………………………….
Дети не могут водить корабли,
Не умеют забрасывать в море сети.
Ныряльщики шарят на дне жемчуга.
Купцы приплывают издалека,
Но строят крепости из песка
И собирают камушки дети.
Сокровищ земли не ищут они,
Не умеют забрасывать в море сети.
В сентябре 1903 года, через девять месяцев после смерти своей матери, в возрасте тринадцати лет умерла Ренука.
Через четыре месяца после смерти дочери Ренуки поэт пережил еще одну серьезную утрату. Внезапно умер от оспы молодой блестящий поэт Шотиш Рой, которого Тагор любил как сына.
Вскоре после этого, 19 января 1905 года, в почетном возрасте восьмидесяти восьми лет скончался его отец, Махарши. Смертью этого замечательного человека ознаменован конец весьма важного периода в истории Индии — периода религиозного и культурного возрождения.
В 1905 году, в последний год своего правления, энергичный и властный правитель Индии лорд Керзон бросил вызов стране, провозгласив разделение Бенгалии, начав вбивать клин между индусами и мусульманами — двумя основными религиозными общинами, что привело через сорок два года к разделу Индии, сопровождавшемуся насилием и террором, невиданными ранее в нашей истории. Тагор, предупреждавший сограждан об опасности, сразу же бросился в схватку, выступая с пламенными речами, сочиняя патриотические песни и возглавляя огромные демонстрации протеста против раздела страны. Из колледжей исключались студенты, имевшие дерзость петь патриотические песни. Чтобы дать им возможность продолжать обучение, Тагор и ряд других ведущих деятелей в области просвещения воплотили в жизнь план национальной системы образования и создали совет, который возглавил знаменитый индийский философ-йог Ауробиндо Гхош. Для этого совета Тагор прочел серию лекций по литературоведению, которые в последствии появились под заглавием "Сахитья" ("Литература"). Возглавив массы, недовольные иностранным! владычеством, он надеялся использовать проснувшуюся страсть к свободе для конструктивной программы возрождения страны. Тагор начертал эту программу в ряде замечательных выступлений и статей, в которых сформулировал основные принципы будущей теории ненасильственного сопротивления, столь известной впоследствии благодаря Махатме Ганди.
Но Тагору не хватало бесконечного терпения Ганди, его спокойного суждения и непоколебимой воли, его стратегического таланта и несравнимого дара вождя. Какое-то время Тагора нес ураган событий, поднявший неизбежную волну насилия, увидев которую поэт бежал с поля боя. Его подвергали суровой критике за измену борьбе, которую он так героически вдохновлял, но надо отметить, к чести Тагора, что и эти оскорбления он достойно выдержал, что было тоже нелегко. Тагор правильно сделал, что отошел от борьбы: неразборчивые в средствах политиканы лишь использовали его авторитет ради достижения своих собственных целей. Тагор предпочел сражаться своим оружием и сделал это блестяще в своих поздних романах. А в то время его патриотические песий продолжали вдохновлять на борьбу:
"Пусть земля и вода, воздух и плоды моей земли будут сладки, о мой Господь! Пусть дома и базары, леса и поля моей родины будут полны, о мой Господь! Пусть обещания и надежды, дела и слова моего народа будут истинны, о мой Господь! Пусть жизни и сердца сыновей и дочерей моего народа будут едины, о мой Господь!"
Другая песня, очень популярная и в наши дни, которую любили петь члены революционного подполья, может считаться его собственным ответом на будущие упреки: "Если никто не отвечает на твой зов, если все боятся и отворачиваются, даже тогда, о несчастный, открой широко свое сердце и все скажи, что хотел. Если никто не зажег света в бурную ночь, даже тогда, о несчастный, пусть боль зажжет огонь в твоем сердце, и пусть это будет твой единственный свет!" Эта песня была одной из любимых песен Махатмы Ганди, ее часто пели на его вечерних молитвенных собраниях.
Может быть, уход Тагора с общественной арены и был потерей для национального движения. Но не для Шантиникетона и не для литературы. Кроме большого числа статей по социальным и политическим проблемам, образовании, литературе, фольклоре, о философии слов и звуков, он написал несколько юмористических и сатирических скетчей и закончил еще один большой сборник стихов, названный им "Кхейя" ("Паром").
В Индии, после того как в сентябре заканчивается сезон дождей, в осеннем небе остаются висеть разрозненные облака. Они не проливают уже влаги на землю, и кажется, что единственное их назначение — придавать особую прелесть закату. Так и поэт чувствует себя осенним облаком, бесполезно плывущим по небу в ожидании, когда же солнце испарит его влагу и растворит в пустоте. Но если солнцу нравится окрашивать в яркие цвета "эту мимолетную пустоту", пусть будет так.
В ноябре 1907 года наступил завершающий акт трагедии его семейной жизни. Младший сын его, Шомендро, милый, одаренный мальчик, умер внезапно от холеры в возрасте тринадцати лет, день в день через пять лет после смерти своей матери.
В течение этих пяти бурных лет Тагор пережил почти полное крушение семейной жизни. Он потерял жену и двух детей, из трех оставшихся в живых старшая дочь жила с мужем за пределами Бенгалии, старшего сына он послал в Соединенные Штаты изучать сельскохозяйственные науки, и третья дочь, Мира, тоже вышла замуж. С безвременной смертью младшего сына поэт стал совершенно одинок. Одиночество в толпе еще более тяжко, поэтому он удалился в свое поместье в Шилайде.
Тагор слишком возвышался над текущими страстями и предрассудками и слишком далеко опережал время, чтобы добиться сиюминутной популярности в народе. Даже его литературный талант завоевал признание далеко не сразу, и рассказывают, что в течение долгого времени учителя предлагали школьникам отрывки из его сочинений с заданием: "Переложите на чистый и правильный бенгальский язык". Чужим он был и для властей, которые издавали секретные предписания государственным чиновникам не посылать детей в его школу и не оказывать ему никакой помощи. Он попал в число подозреваемых в незаконной политической деятельности, за пим установили слежку.[67]
Его поэзия этого периода, достигшая апогея в страстной искренности, в простоте "Гитанджали", создана кровью сердца. Духовное прозрение Тагора порождено глубоко пережитым горем и одиночеством.
Самое удивительное, что горе заставило его еще больше полюбить эту землю, эту жизнь. Он искал вдохновения не в одиночестве своей души, но в каждом проявлении бытия. Сына, которого он потерял, он снова обрел во всех детях Шантиникетона, в их жизнерадостности он вновь обрел источник вдохновения. Насколько это ему удалось, можно судить по пьесе, которую он написал в 1908 году, — "Осенний праздник". Эта пьеса — разгул невинного восторга, гимн радости жизни. Она и поныне пользуется успехом у мальчиков школы, для которых и создана, до сих пор ставится на открытом воздухе (многие пьесы Тагора предназначались именно к такой постановке, потому что в них природа не только фон, но почти что действующее лицо).
За этой пьесой последовала другая, "Йошчитго" ("Возмездие"), совсем противоположная по теме и настроению. Это не пьеса чувств, а пьеса действия, полная борьбы, интриг, столкновения желаний. Тагор инсценировал свой первый роман "Берег Бибхи". В инсценировку введен новый персонаж, ставший прототипом Махатмы Ганди и предвосхитивший его кампанию ненасильственного гражданского сопротивления. Эта пьеса — ответ Тагора тем согражданам, которые обвинили его в предательстве, в бегстве с арены политической борьбы. Тагор слишком сильно любил свою страну и ее культуру, чтобы презирать традиционные ценности. Насколько он справедлив в своей защите как старого, так и нового, можно судить по роману, который он написал и опубликовал в этот период, — многие считают его лучшим романом Тагора. Речь идет о романе "Гора".
"Гора" больше, чем просто роман. Это эпос Индии времени перехода к решающему периоду современной истории. В индийской литературе он занимает такое же место, как "Война и мир" Толстого — в русской, хотя, конечно, он не так широк по масштабам изображения и охвату событий, не так богата и разнообразна галерея Действующих лиц. Но никакая книга не может сравниться с "Горой" в мастерском анализе индийской общественной жизни, ее основных противоречий.
Стоит вспомнить об истории создания романа. Короткий, но беспорядочный период участия Тагора в движении свадеши заставил его задуматься о природе индийского патриотизма, его истоках и его будущем. Он увидел, что среди так называемых прогрессистов есть не только замечательные интеллектуалы и гуманисты, но и те, кто просто копирует иностранные формы, называя такое копирование прогрессом. Поддерживаемые англичанами прогрессисты быстро стали новым классом социальных снобов и выскочек — тип весьма характерный и поныне. Но и среди традиционалистов он также выделил два основных типа людей: честных в своем патриотизме и прячущихся за фасадом традиций из корыстных интересов или же предрассудков. Тагор воздает должное каждому из этих типов и столь же справедлив в защите традиций, сколь беспощаден в их критике.
Утверждают, что главный герой романа подсказан личностью "сестры Ниведиты", ирландки по имени Маргарет Ноубл, выступавшей в своих книгах страстной защитницей всего индийского. Действительно, Тагор уважал и любил ее за искренность и смелость, но лишь улыбался, когда она начинала проповедовать ему верность традициям — более индуистка, чем сами индийцы. Однажды она гостила в его поместье в Шилайде. Как-то раз вечером они сидели на палубе его плавучего дома, и она попросила его рассказать ей какую-нибудь историю. Так он начал рассказывать ей историю Горы и впоследствии записал ее.
Гора — ирландский сирота, родители которого погибли во время восстания сипаев в 1857 году. Добрая женщина из касты брахманов подбирает ребенка и воспитывает его как своего сына. Гора вырастает в красивого, импульсивного и страстного юношу, горячего защитника наследия индуизма и страстного поборника кастовой системы. Прозрение наступает в тот момент, когда он узнает, что в жилах его течет чужеземная кровь и по законам своей религии он хуже, чем неприкасаемый. Для него вовсе нет места в правоверном индийском обществе, за которое он так ратовал. Осознание этого приводит его к пониманию истинного значения любви и терпимости. "Сегодня я воистину индиец. Во мне больше нет никакого противоборства с индусами, мусульманами и христианами. Сегодня каждая каста в Индии — это моя каста, пища всех — моя пища".
Понимание истинной судьбы своей страны, которое обретает герой романа, выражено Тагором в прекрасном гимне, обращенном к Индии, созданном в то же время.
О душа, не стынь, у благих святынь
Долгий сон развей,
Здесь, где льнет волной океан людской
К Индии моей.
Руки простерев, мы начнем напев,
Пусть летит звончей:
Славен будь вовек, богочеловек,
До скончанья дней!
В думы погружен кряж высоких гор,
Долы переплел щедрых рек узор…
О, священный край! Никогда с него
Не своди очей!
Вечно льнет волной океан людской
К Индии моей!
Изо всех краев чей могучий зов
К нам народы слал?
Не один поток в океан притек,
Мча за валом вал.
Здесь ариец был, неариец был,
Гунн, дравид, патан,
Лютый сак, монгол и китаец шел —
Слил их океан;
В наши времена из отверстых врат
Нам дары свои принесет закат,
Даст он и возьмет, к нам навек придет —
Нет назад путей!
Вечно льнет волной океан людской
К Индии моей! [68]
Через два года Тагор вернулся к этой идее в прочитанной в Калькутте публичной лекции, которую он затем опубликовал в книге "Курс индийской истории". В том же 1912 году она прозвучала в знаменитой песне, ставшей теперь официальным национальным гимном Индии.
Все страдания и боль, утраты и неудачи, сражения и разочарования и в мирских делах, и в творчестве растворены и возвышены в песнях, излившихся из его переполненного и очистившегося сердца в 1909 и 1910 годах. Многие из этих песен, составившие книгу "Гитанджали" ("Жертвенные песни"), были впоследствии переведены им на английский язык и принесли ему всемирную славу. Они слишком хорошо известны и не нуждаются ни во вступлениях, ни в комментариях, кроме свидетельства соотечественников, что петь их даже приятнее, чем читать. Язык их столь же прост и чувства столь же искренни, как высока их мысль. Как сказано в одном из стихотворений: "Моя песня сняла все украшения. У нее нет гордости, она не хочет наряжаться и прихорашиваться. Украшения испортят наше единение. Они встанут между мною и тобой. Их звон заглушит наш шепот".
Страдания и радость, невинный восторг, который скрывает столетия размышлений, наполняет эти песни чувством, которое и всемирно и вечно. Первая из песен задает тон всему сборнику: "Пусть ничто не сбудется из того, о чем я мечтал. Пусть лишь Твоя воля воплотится в жизни моей".
Это не пассивность побежденной и потому смиренной воли. Его постоянная мольба — мольба о силе, которая поможет перенести с легкостью радости и печали, сделать его любовь плодотворной, о силе, которая не преклонит колена перед высокомерием грубой мощи, не оставит униженных и заброшенных, о силе, которая поднимает разум над мелочами обыденной жизни.
Любовь — вот главное слово книги. Он любит мир, и когда придет пора с ним проститься, последние слова его будут словами благодарности, ибо то, что он увидел на этой земле, невозможно превзойти в совершенстве.
Пятьдесят лет богатой и плодотворной жизни завершились в 1911 году. Словно зная, что важная часть его жизненного пути закончена и должна начаться новая глава, он написал свои воспоминания, охватывающие период с ранних дней до порога зрелости. Почему он не довел их до даты написания, почему он оставил за их пределами самые драматические годы жизни, сказать нелегко. Эти мемуары не хроника и не дневник. Как он сам сказал в предисловии, "воспоминания — это не история жизни, а оригинальное произведение художника". Художник необязательно воспроизводит все, что случилось на самом деле: "очертания расплылись, цвета изменили окраску от влияния сердечной страсти. Поэтому нарисованная картина не могла бы быть свидетельством на суде".