От закрытой к открытой системе выбора супруги (супруга)

Конкретным показателем эволюции моногамной семьи является существенное изменение модели матримониального поведения. Предваряя анализ, укажу на бедность социологической информации о механизме и путях формирования брака. Исследователи мало обращали внимание на те или иные детали, ограничиваясь абстрактными рассуждениями и поисками общих закономерностей. Что касается XVIII—XIX вв., то здесь определенный след оставили бытописатели и этнографы.

Этнографические источники свидетельствуют о том, что, по меньшей мере, до середины XIX в. даже в городских поселениях Центра европейской части России действовал обычай вступления в брак с помощью сватовства и свадьбы. Браки "самокруткой", т. е. по личной договоренности жениха и невесты, без предварительного на то согласия родителей встречались редко. К таким союзам, как и к гражданским, общественное мнение относилось враждебно, считая их противозаконными и безнравственными.

-61 -

Практически полная зависимость детей от родителей в Европе XVIII—начала XIX вв. фиксируется У. Гудом. Подростки, отмечал социолог, хотя и работали на фабриках, по большей части вовлекались в профессиональную деятельность родственниками и часто находились под непосредственным присмотром отцов. Традиции тех лет предписывали, чтобы они отдавали свой заработок родителям. Только тогда, когда у юношей открывалась перспектива нахождения работы без посредничества близких, они получили самостоятельность в выборе жены и сроков женитьбы (15).

У всех российских сословий предсвадебный этап начинался со сватовства. В качестве посредника могли выступать: отец жениха, его ближайшие род-ственникии сваха. Но во всех без исключения случаях требовалось разрешение отца — главы семьи. В обязанности свах входило не только совершение самой процедуры сватовства, но также поиск невесты и сбор подробной информации о ней (ее красота и нравственный облик, размер и виды приданого). Сватовство заканчивалось, как правило, помолвкой. Женихи невеста, таким образом, кроме родительского благословения получали социальную санкцию на брак. После помолвки отказаться от брака не могла ни одна из сторон. (Подробнее об этом см. работы: 31, с. 15—42, 32, с. 16—78).

И в инонациональных районах России бытовали аналогичные брачные принципы. Например, у бурят начальным актом при бракосочетании по сватовству был сговор — соглашение между заинтересованными родителями о вступлении в родственные отноше-

-62-

ния. Выполнение роли посредника поручалось одному из родственников или лицу, знакомому обеим сторонам. Нередко в этой роли выступали специальные свахи. Обычно старались не оповещать о таком сговоре раньше времени, дабы в случае отказа не предстать перед односельчанами в дурном свете. После получения согласия родителей невесты назначался день официальной церемонии сватовства (33, с. 147). Среди народов Якутии (чукчи, эвенки, нивхи, юкагиры) повсеместно был распространен обычай приобретения жены путем сватовства и уплаты калыма. Размер его, к слову, определялся при сговоре. Одним из главных критериев пригодности вступления в бр ак являлось приобретение хозяйственных навыков: девушкам необходимо научиться шить, варить, ставить юрту, а юношам — охотиться, ловить рыбу, управлять стадом (34, с. 62, 63, 75). Короче говоря, представленная здесь форма брака опиралась на патриархальные принципы, экономический расчет и одобрение со стороны ближайшего социального окружения.

Во второй половине XIX в. почти повсеместно трансформируется предбрачный ритуал. Так, на Алтае, с одной стороны, у жителей северных и центральных районов оставались обычными браки, заключаемые по воле родителей, с другой — среди "поляков" (так называли крестьян — выходцев из европейской части России. — С. Г.) и казаков распространилась женитьба по взаимной склонности. Мнение родителей еще имело большое значение, но принудительно не женили (35, с. 185). Те же процессы отмечаются у бурят.

-63-

Молодые люди стали сами договариваться о женитьбе и уведомлять об этом родителей. И если последние давали согласие на брак, то предварительного сговора могло и не быть. Сторона жениха непосредственно засылала своих сватов к родителям невесты (33).

Возникновение молодежного предбрачнога общения способствовало локализации мест знакомств и предопределило характер развлечений. Знакомство и сближение городской молодежи, достигшей брачного возраста, происходило по преимуществу в гомогенной социальной среде, с которой она была связана происхождением. К примеру, в бедной мещанской среде знакомство завязывалось на вечеринках, молодежных сборищах типа крестьянских "вечерок" и "бесед". Их посещали, как правило, не более шести-семи пар. Такое общение происходило чаще всего по субботам и воскресеньям на квартире у кого-нибудь их участников. Здесь пили чай, играли, пели и танцевали. В зажиточных и относительно культурных слоях разночинцев было принято устраивать домашние вечера в честь именинниц и именинников. На этих праздниках собирался еще более узкий круг молодежи из семей, поддерживавших между собой деловые, дружеские или родственные отношения. Знакомство и общение молодых людей происходили в присутствии старших, с пристрастием следивших, чтобы все протекало, как "заведено приличиями". Дворянство и купечество помимо "именинных" праздников вывозило молодежь на семейно-танце-вальные вечера и балы. На вечерах такого рода, пожалуй, единственным видом развлечения являлись

-64-

танцы, во время которых завязывались знакомства девушек с юношами.

Словом, к концу XIX—началу XX вв. во многих регионах России наметилась новая система пред-брачного ухаживания: знакомство в большинстве случаев устанавливалось в социально однородной среде, цель свиданий — матримониальная, мотивы заключения брака нередко были по своему характеру внеэкономическими. Вместе с тем не стоит слишком обольщаться: если глубже исследовать феномен "ухаживания", то откроются такие каналы взаимодействия, которые подчас регламентируют поведение не менее жестко, чем ритуалы. «Люди позволяют себе "влюбиться", — замечает П. Бергер, — когда для этого есть (или специально создаются) определенные условия» (36, с. 39).

Уместно подчеркнуть следующее обстоятельство. Несмотря на то что в России трансформация матримониального поведения проходила неравномерно по территории и экстенсивнее, чем на Западе, тем не менее, его кардинальная направленность совпадает. Для иллюстрации высказанного соображения ограничусь материалами одного исследования. М. Сусс-ман опросил в штате Коннектикут (конец 50-х годов) 97 семей среднего класса, белых, протестантов, экономически процветающих, получивших хорошее образование, у которых в общей сложности оказалось 195 детей. Выяснилось: из 166 человек, состоящих в браке, 145 реализовали свои установки, заключили социально гомогенный союз. Родители, заинтересованные в поддержании социального равновесия, скрупулезно контролировали повседневную жизнь

-65-

детей — поселялись среди людей своего круга, акцентировали внимание на ожиданиях семьи, планировали досуг и организовывали публичные мероприятия. Мало того, 81% супругов признали, что иногда прибегали к угрозам применения экономических санкций. В 36 случаях им удалось расстроить нежелательный брак (37). Ясно одно — давление родителей на детей с тем, чтобы они вступали в брак в пределах своего социального слоя, сопряжено с защитой семейных интересов.

Эмпирические свидетельства о характере юношеского общения, полученные в Советском Союзе во второй половине текущего столетия, вскрыли дальнейшую трансформацию института "ухаживания". В частности, социолог В. Т. Лисовский, изучавший жизненные планы ленинградской молодежи, установил в числе прочих планов и такие, как "встретить любимого человека" (среди женщин таких оказалось 40,4% из общего числа опрощенных, среди мужчин—38,9%) и "создать семью" (соответственно 31,4 и 29,7%). Сопоставление двух ориентации показывает, что встреча любимого (любимой) и создание семьи для одних и тех же людей — события нетождественные. Еще рельефнее это различие выступаетпри сопоставлении первостепенных (по важности для респондентов) планов: 72,9% молодых людей поставили на первое место "встретить любимого (любимую)" и только 38,9% — "создать семью" (38, с. 34, 39). Значит, юноши и девушки во второй половине XX в. не видят в каждом партнере будущего супруга, любовные отношения могут привести к заключению брака, но они ценны и сами по себе.

-66-

Сравнительный анализ разных историко-культурных регионов России привел этнографов к аналогичному выводу по поводу этикета ухаживания (39). В европейской части страны у многих народностей они зафиксировали в общении молодежи более свободное по сравнению с относительно недавним прошлым проявление привязанности и любви. Правила ухаживания допускают выражение нежности и эротические игры при родственниках, знакомых, более того, в присутствии посторонних людей, в общественных местах, на улице.

Такие отношения не компрометируют девушку даже в том случае, если по каким-либо причинам они не заканчиваются браком. Открытость, экспрессивность общения и повышение роли избирательности сопряжены, по крайней мере в крупных городах, с практическим снятием ограничений на места знакомства мужчин и женщин. Сопоставление данных обследований молодоженов, проведенных в Ленинграде и Киеве, свидетельствуют о том, что знакомство будущих супругов на работе, в учебном заведении и во время проведения досуга равновероятно (по 20%), близость места проживания содействовала каждой десятой паре, а каждый двадцатый мужчина (соответственно женщина) нашел себе пару во время летнего отдыха или при случайных обстоятельствах на улице (9, с. 215, 40, с. 98).

В странах, как принято говорить, ближнего зарубежья — Кавказ, Казахстан, Средняя Азия — традиционные матримониальные нормы коренного населения предписывают большую сдержанность. На

-67-

этом, несомненно, сказалось воздействие жестких правил, восходящих к архаичным формам социальной организации, к таким, как патриархальная сегрегация полов, "избегание" и связанная с этим необходимость скрывать свое истинное намерение. У народов, исповедующих ислам, некоторые поведенческие отношения сложились под воздействием религиозных запретов. Скажем, в сельских районах Узбекистана вплоть до конца 70-х годов во время отдыха и развлечения (в кино, клубах, на праздничных гуляниях и пр.) юноши и девушки держались обособленно друг от друга. А выбор невесты для сына или жениха для дочери часто происходил при активном участии родителей: более 90% опрошенных С. М. Мирхасимовым молодоженов считали обязательным получение родительского согласия при вступлении в брак (41, с. 8).

Исследование эмпирических закономерностей ухаживания показало, что нормы, определяющие выбор потенциального супруга по характеристикам социального, образовательного и национального статуса на большей части территории России, на Украине, в Белоруссии и Прибалтийских республиках, весьма эластичны. По Л. В. Чуйко, на Украине мужчины-служащие женятся преимущественно на женщинах-служащих и студентках (почти 4/5 контингента женихов — служащие), в то же время значительна доля женщин-служащих, вступающих в брак с рабочими (более 2/5 всех невест-служащих) (40, с. 93). В нашей выборке (Ленинград, 1978 г.) около 60% брачных пар оказались гетерогенными по социаль-

-68-

ному статусу супругов. Большинство (63%) из всех брачных союзов, обследованных А. Лапиныпем в Латвии (936 пар, 1975 г.), были гомогенными по образовательному цензу партнеров. Среди остальных браков преобладали такие, в которых уровень образования у жены был выше, чем у мужа (25,6%) (42, с. 61). Напротив, на Украине в гетерогенных брачных сочетаниях женихи имели, как правило, высшее образование, невесты — среднее (40, с. 95).

Анализ этнографических и социологических данных, несомненно, подтверждает реальность трансформации матримониального поведения. Следующим шагом, как представляется, должна быть углубленная детализация его содержательной стороны. В 1978/79 учебном году лабораторией студенческой молодежи НИИКСИ при Ленинградском университете (руководитель проф. В. Т. Лисовский) был проведен опрос почти четырех тысяч студентов восемнадцати вузов, расположенных в разных этногеогра-фических регионах Советского Союза (от Туркмении до Белоруссии), с тем чтобы описать их стиль жизни¹⁸. Задавался следующий вопрос: "Как Вы думаете: с какой целью юноши и девушки вступают сегодня в интимные отношения?" Из девяти предложенных вариантов ответов можно было выбрать лишь один. Мотивы сближения распределились следующим образом (табл.1).

18 Мною составлялись, обрабатывались и интерпретировались вопросы, связанные с эмоциональной и сексуальной деятельностью студентов.

-69-

Примечание: * —различия статистически значимы.

Порядок расположения побудительных мотивов подтверждает установленное ранее в Ленинграде среди разных слоев молодежи несовпадение любовных и матримониальных ориентации у юношей и девушек. Если исходить из житейской логики и обыденных представлений, романтизирующих брачный союз, следовало бы ожидать по меньшей мере близости значений "любовных" и "брачных" ориентации в молодежной среде. Однако реально удельный вес первого фактора многократно превышает удель-

-70-

ный вес второго. Это соотношение не зависит от пола, возраста, величины поселения (Ленинград, Киев, Калининград, Могилев, Иркутск и т. д.), этнокультурных традиций (русские, украинцы, белорусы, туркмены, чеченцыидр.), постоянного места жительства студентов до поступления в высшее учебное заведение, социального происхождения, а также индивидуально-психологических особенностей (общительный — замкнутый, активный — пассивный, коллективист — индивидуалист).

Вместе с тем даже беглый взгляд на весь спектр экспрессивных побуждений мужчин и женщин обнаруживает и определенные различия. Статистические показатели табл. 1 указывают на совпадение лишь трех позиций в иерархии факторов сближения: "любовь", "приятное времяпрепровождение" и "независимость". Но даже здесь их удельные веса различны: "любовь" преобладает у женщин, "приятное времяпрепровождение" — у мужчин. В остальных случаях.женщины доминируют в ориентациях на брак, престижность и удовлетворение любопытства; доминанты мужчин — самоутверждение, эмоциональное удовлетворение и удовольствие.

Выяснялось далее вероятное влияние национальной принадлежности респондента. С этой целью сопоставлялись две пары вузов, в которых выборки выравнены по половозрастным показателям, но различаются по этнокультурному составу: Ленинградский электротехнический — Грозненский нефтяной институты (по 60% мужчин) и Ленинградский — Ашхабадский университеты (по 50% мужчин). В обоих ленинградских высших учебных заведениях "лю-

- 71 -

бовь" и "брак" максимально разведены друг от друга, т. е. находятся на диаметрально противоположных полюсах шкалы, тогда как в Грозном и Ашхабаде, несмотря на, в общем-то, низкую долю "брачных" ожиданий (соответственно 5,1% и 10,3%), последние занимают довольно высокие места (5-е и 3-е) в ряду предпочтений. Скошенность мотивов особенно показательна при сравнении университетов: совпадают лишь три позиции — "любовь" (1-е место), "любопытство" (6-е место) и "чувство независимости" (9-е место). Что же касается других побуждений, то для ленинградских студентов характерно стремление к акцентированию эмоциональных, а для ашхабадских — инструментальных компонентов. Важно подметить, установленное мною явление — сближение мотивов ухаживания у молодых людей различных народностей, обучающихся в крупных городах, — подтверждается этнографами. Полевые наблюдения, проведенные в Узбекистане, Туркмении, Казахстане, Грузии и Армении, свидетельствуют об утрате сдержанностив проявлении чувств у коренной молодежи, мигрировавшей из сел в индустриальные центры, особенно иных этнорегионов. Правда, по возвращении в родные поселения юноши и девушки считают себя обязанными придерживаться (впрочем, во многом внешне) местных обычаев. Те же, кто остается в городах на постоянное жительство, постепенно интериоризовывают бытующие там правила и манеру поведения. Кстати, аналогичный адаптационный процесс выявляется у сельских жителей Европейского региона России и Прибалтийских республик при их переезде в крупные города даже своих государств.

-72-

И, наконец, априори складывается впечатление о различиях в мотивации общения у молодых людей, имевших к моменту опроса сексуальный опыт и не имевших его. Соответствует ли эта гипотеза действительности? Обратимся к данным табл. 2.

Таблица 2

Мотивы ухаживания в зависимости от наличия сексуального опыта (в %)

Сравнение последовательности мест (но не удельных весов) побудительных мотивов у юношей и девушек, состоявших и не состоявших к моменту опроса

-73-

в сексуальных отношениях, показывает полное совпадение в четырех и минимальное (на одну позицию) расхождение еще в четырех ориентациях. Стало быть, иерархия побуждений в меньшей степени де-терминир ов ана индивидуальным опытом респондентов, в большей — нормативностью. В то же время сопоставление удельных весов выявляет некоторые различия: у лиц, имевших сексуальный опыт, мотивы "приятное времяпрепровождение", "стремление к удовольствию", "желание эмоциональных контактов" образуют большую долю, чем мотивы "любовь" и "брак", а у тех, кто не имел такого опыта, соотношение указанных побуждений обратное. По-видимому, для девственников в большей мере характерно ассоциирование сексуального общения с любовью, а молодые люди, вовлеченные в общение, чаще расценивают предназначение сексуальных отношений с гедонистических, реже — с утилитарных позиций.

Опираясь на все разнообразие этносоциологичес-кого материала, можно с большой долей вероятности заключить, что молодежное общение, став полифункциональным, гетерогенным (по социальным, этническим и образовательным показателям) и не ограниченным какими-либо пространственными рамками, утрачивает матримониальную монополию, превращаясь в самоценные для личности отношения. Отсюда не вызывает сомнения устойчивость тенденции переноса акцента с брачности на любовь, не исключая, а напротив, предполагая и прочие многочисленные побуждения. Не сталкиваемся ли мы здесь с очередным парадоксом: потенциальная возможность знакомств и веер мотивов ухаживания

-74-

неограниченно расширяются, а брачная избирательность ужесточается? Это противоречие — кажущееся. Снятие социальных и этнонациональных барьеров действительно расширяет круг потенциальных знакомств, но происходящая одновременно индивидуализация человека обусловливает противоположную тенденцию — рост взаимных претензий мужчин и женщин друг к другу, что приводит к более тщательному (по сравнению с сексуальностью) отбору брачного партнера.

Не должно, право же, впадать в крайность — полагать либо жесткую зависимость молодых в выборе брачного партнера отродителейи ближайшего социального окружения, либо полную их независимость, безбрежную свободу волеизъявления. По меньшей мере, специалистам известна значительная инерционность института семьи, неосознаваемые индиви-дом устойчивость и повторяемость из поколения в поколение матримониальных стереотипов. Сочетание традиций и инноваций в ухаживании картинно и с большой долей иронии представлено П. Бергером. И я, по большому счету, разделяю его убеждение. Юношам и девушкам, замечает американский социолог, предстоит пройти заранее предустановленные этапы: от субботних походов в кино до воскресных посещений церкви и традиционных семейных обедов; от прогулок, взявшись за руки, до робких попыток сделать то, что вначале было решено оставить на потом, — во всех этих переходах сцена под луной занимает свое особое место. Ни один из них не выдумал игру в целом, ни ее части. Они только решили играть ее вместе, а не с другим возможным партне-

-75-

ром. И нет у них большого выбора в том, что последует за ритуальным обменом вопросами- ответами. Их желания в принципе совпадают с ожиданиями общества (36, с. 84).