Долю секунды спустя, желто-оранжевое пламя прожгло дыру в матрасе и расплавило несколько пружин.
Поняв, что загорится, если останется на месте, Деленсин завизжал и выкатился из-под кровати.
Одна из его рук зацепилась за ковёр и оказалась прижата его телом, удерживая его на месте, пока он изо всех сил пытался освободиться, с ужасом смотря на Ли'Ес.
– Н-не делай этого. Пожалуйста, – мужчина умолял так, будто за годы не делал вещей намного хуже, чем эта. Уж она-то знала.
– Должна, – ответила она, снова нажав на курок. Отдачи не было, просто вылетело ярко-жёлтое пламя и попало прямо в чужого, и он закричал в такой муке, что даже Ли'Ес отпрянула.
Его тело снова и снова билось в конвульсиях, и ноги дергались. Там, где в мужчину попал огонь, рубашка прожглась, и Ли'Ес могла видеть дыру с обожжёнными краями в том месте, где должно было быть его сердце.
Если бы он не прикасался к Джексону, Ли'Ес, возможно, перерезала бы ему горло, прекратив страдания. Однако он прикасался, и она осталась стоять на месте.
Как только мужчина замер, Ли'Ес спросила: "Уровень энергии?"
"Аннулирован".
Сделано. Это сделано.
Она облегчённо вздохнула и позволила рукам упасть по бокам, потому что внезапно оружие стало настолько тяжёлым, будто весило тысячу фунтов. Капля пота скатилась по её груди к животу. Миссия выполнена, и Ли'Ес не получила ни одного ранения. Повреждения.
"Нет, миссия ещё не совсем выполнена. Осталось ещё кое-что сделать". Внезапно охваченная беспокойством, Ли'Ес понеслась обратно в клетку, находящуюся под землёй. Что она там обнаружит? Смог ли Джексон как-то сбежать от неё? А вдруг он умер?
К счастью, он находился на том же месте, где она его оставила, и по-прежнему дышал. Ли'Ес выдохнула, хоть и не помнила, что бы задерживала дыхание, и расслабилась. Ещё одна удача.
Она достала крошечный наушник, прикреплённый к одной из лямок её бюстгальтера, и вставила его в ухо. Как только он соприкоснулся с кожей, был набран номер её босса.
– Результат? – спросил он вместо приветствия. Она не достойна любезностей.
– Всё прошло успешно.
– Хорошо. Это хорошо.
– Я отключаюсь и свяжусь, когда всё будет готово.
– Нет. Планы слегка изменились.
Она подавила стон, снова переводя взгляд на Джексона. Что ей прикажут с ним сделать? Он уже так много пережил, что не сможет выдержать, если подвергнуть его подобному снова. "Сострадание, Ли'Ес? Ты же не настолько глупа, чтобы на самом деле его испытывать".
– Да?
– Были пойманы ещё две заражённые женщины, и они бормочут, что "Земля следующая". Что означает следующая, они не знают или не хотят нам говорить. Джексон – единственный, кому удалось добыть у других ответы, хотя держу пари, он был очень избирателен в том, с кем делился полученной информацией. Ты можешь его расколоть.
– Каков план? – спросила она, аккуратно скрывая страх в своём голосе.
– Чего бы тебе это ни стоило, расположи его к себе и добудь нужные мне ответы.
"Чего бы тебе это ни стоило". Эту фразу она слышала уже сотню раз, и, обычно, от неё Ли'Ес чувствовала отвращение. Однако сейчас она не могла подавить трепет возбуждения: больше времени с загадочным Джексоном? Да, чёрт возьми.
Она согласна. "Глупая девчонка". Что Джексон заставит её сделать, чтобы получить эти ответы?
Как только она подумала о нём, уровень адреналина в её крови поднялся намного выше, чем во время стрельбы и последующей погони, и её тело охватила дрожь.
Что это за реакция? Прежде она никогда не испытывала ничего подобного.
Ли'Ес нахмурилась.
– А что насчёт дела Тьютора?
– Ты вернёшься, просто позже, чем изначально предполагалось.
Это означало, что придётся начинать всё заново с отвратительным Тьютором, мужчиной, который не каждому доверял.
Это означало, что снова придётся флиртовать и вести грязные разговорчики с мужчиной, которого она презирала всем своим существом, только для того, чтобы снова завоевать доверие и вернуться в его жизнь. Он, должно быть, интересуется, где она была и что делала.
Ли'Ес покинула его внезапно и без каких-либо объяснений, поточу что не могла рисковать тем, что её задержат.
– Джексон ранен, сэр, и едва может говорить. – Её голос, что, на самом деле дрожал?
– Вылечи его, – ответил он, – и заставь всё рассказать. Повторяю, ты должна сделать это любой ценой.
– А что, если я откажусь? – спросила она, уже зная ответ, в надежде, что этот вопрос скроет её предвкушение. В любом случае, иногда Мишка жила для того, чтобы противостоять своему боссу. Иногда она презирала его даже больше, чем мысль о смерти.
– Снова ведёшь себя как человек, Ли'Ес?
Она сжала челюсти. Он не был её первым владельцем, все прежние были мертвы. К сожалению, без ее вмешательства. Однако этот негодяй знал, что Мишку создали из пробирки, и поэтому не считал её чем-то большим, чем предмет, машина.
– Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты это делаешь, и, кстати, прямо сейчас я смотрю на твою панель управления. – Его тон был шёлковым, когда он бросал ей вызов.
Несколько раз она наблюдала за тем, как он взаимодействовал с другими, с людьми, которых считал приятелями. Он обращался к ним с привязанностью и расточал улыбки и похвалу.
И всё это было искренним, что больше всего поражало её, так как к Ли'Ес он испытывал только презрение. Над ней он издевался. Её он использовал. Ей он угрожал.
– Одно нажатие кнопки, и ты – труп.
– Верно, одно нажатие кнопки, и вы уничтожите андроида, стоящего миллиард долларов. После этого больше никто не будет выполнять всю грязную работу за вас. Никто не будет вашей личной проституткой. Помните об этом.
Внезапно, голову пронзила острая боль, и Ли'Ес застонала.
Она ведь знала, что не стоит этого делать. За неповиновение её босс каждый чёртов раз причинял ей страдания. "Не проси о сострадании, не смей просить!"
Боль не отступала, сводя её с ума и сжигая дотла ненависть и негодование, которые она питала к своему боссу. Или скрывая их так глубоко, что они больше не имели значения.
Когда перед её глазами появились чёрные пятна, Ли'Ес думала только об облегчении, в то время как сердце её билось в конвульсиях, как будто в грудную клетку проникла рука и сжала его.
В лёгкие перестал поступать кислород. Ещё чуть-чуть и её череп разлетится на кусочки. Ещё чуть-чуть и...
– Остановитесь, – наконец взмолилась Мишка.
Боль не прекратилась, а распространилась ещё сильнее, и ноги Ли'Ес заныли, как будто в кости входили и выходили ножи. "Больше не произноси ни звука. Ни единого слова". Она сжала губы, и её глаза наполнились слезами. В любую секунду она отключится. Слишком сильно, это слишком сильно. Боль...
– Пожалуйста. – Она не могла сдержать слово, сорвавшееся с её губ.
Боль пропала так же внезапно, как и появилась. Несколько мгновений спустя, Ли'Ес поняла, что быстро и тяжело дышит. По её телу ручьями струился пот, из-за чего одежда прилипала к коже, однако кровь в венах была холодна как лёд.
– Ты что-то сказала, Ли'Ес?
Ущипнув себя за переносицу, женщина стиснула зубы, повелевая себе оставаться спокойной. Всегда спокойной. Онемение было её единственным другом, она знала это, и больше не забудет. По крайней мере, надеялась на это.
– Ответы будут, сэр.
Переводчики: Eddie_10
Редактор: natali1875
Глава 3
– Джексон. Проснись ради меня, милый.
Хриплый знакомый голос вырвал его из объятий сна, чтобы подвергнуть адским пыткам.
Странно, он не возражал против боли, поскольку голос принадлежал женщине его мечты, ангело-демону, который хотел одновременно и трахнуть его и убить.
Ммм, быть затраханным до смерти не так уж и плохо. Наслаждение, освобождение, а затем наконец вечный покой. Разве мужчина мог желать большего?
– Джексон.
В этот раз голос казался нечетким, неясным, будто единственное слово протолкнулось через бассейн с водой и выбило чечетку со стаей рыб, прежде чем его смысл дошел до мозга.
Джексон попытался разлепить веки, но не смог. Что бы он не делал, но, черт возьми, не мог открыть их и этим навредил себе еще больше, казалось, будто кожа разорвалась в тысячи крошечных мест. Что за черт?
"Не паникуй. Подумай". Во-первых, где он? Его спина покоится на чем-то мягком. Постель? Теплое дыхание коснулось шеи. Женщина? Да, да. Она рядом.
Обрывки памяти внезапно всплыли в его голове: шип от кастета вошел в его глазницу, сломав кость. Он нахмурился. Она боролась с ним?
– Что случилось? – спросила девушка.
– Глаза.
– Я не поняла. Скажи еще раз.
– Глаза.
– Ох, глаза. Твои веки склеены. Роговицы повреждены и, каждый раз пытаясь открыть глаза, ты делаешь только хуже.
Он резко повернулся к ней, желая сильнее ощутить тепло ее тела, почувствовать дыхание на своей слишком чувствительной коже.
Тошнота мгновенно зародилась в желудке, угрожая извергнуться из ободранного, сжатого горла.
Он сглотнул отвратительную желчь, сделал вдох и выдох, чтобы сдержаться.
Что с ним случилось? Одна его рука и одна лодыжка горели так, будто их окунули в лаву и свежие раны посыпали солью. Его бока запульсировали словно их булыжниками прижали к кровати.
– Ты снова морщишься. Все еще слишком больно, чтобы говорить? – последовала пауза, затем вздох. – Я помогу.
Вновь теплое дыхание коснулось его лица. Что-то острое скользнуло к основанию шеи, и затем весь мир почернел. Умиротворение вернулось. Как ни странно, он предпочел бы остаться с этой женщиной.
– Джексон, теперь ты готов проснуться?
Снова раздался этот голос, теперь уже настойчивее и нетерпеливее. Возможно, разочарованный, и немного обеспокоенный. Сколько он спал? По ощущениям несколько дней, поскольку его тело затекло. Он прислушался к своим чувствам и обнаружил, что обнажен, за исключением одной руки и одной ноги, на которых лежало что-то тяжелое.
Женщина должно быть поняла ход его мыслей.
– Твоя рука и лодыжка зафиксированы и обе отлично заживают. Ты сможешь двигать ими, хотя скорее всего останешься хромым. Также у тебя повреждения внутренних органов и печени размером с Новый Техас. Нравится избавляться от тяжелого барахла, да?
"Больше нет, – хотел сказать ей Джексон, но его язык и горло все еще слишком опухшие, чтобы двигаться. – Нет, уже нет, – понял он секундой позже. – Уже можно провести языком по зубам. Слава Богу, они все на месте". Один уголок рта дернулся, когда Джексон попытался улыбнуться.
Эта женщина... Ли'Ес, вспомнил он. Да, так ее звали. Непохожая и загадочная, как и само воплощение женщины. Она мягко усмехнулась.
– Слегка самовлюблен, Джексон?
Ли'Ес. Имя эхом раздалось в его голове. Она была чудовищем и красавицей. Спасителем и убийцей.
– Мне просто нравится есть, – удалось сказать ему.
Ее смешок перерос в низкий смех, который оказался роскошным и немного грубым, будто она не часто смеялась.
– Жаль тебе это говорить, Самовлюбленный, но твой нос сломали, и теперь у него есть небольшая горбинка.
– Всегда хотел горбинку.
– Ах. Ну, я рада. Мне она нравится.
Джексона всегда немного смущал его нос. Несколько раз он даже задумывался о пластической операции по укорачиванию.
Его всегда останавливала единственная мысль, что ему вновь сломают нос и в результате появится большая горбинка.
Но теперь, после прозвучавшей хриплой фразы "мне она нравится", он поклялся никогда снова даже не думать об этом.
– Где я?
Джексон хотел открыть глаза, но веки все еще оставались склеенными. "Попытаюсь разлепить их и вновь вернется агония", – понял он, поморщившись. Поэтому заставил свои лицевые мышцы расслабиться.
– Ты в моей спальне. Достаточно скоро я отвечу на все твои вопросы, обещаю. Но сначала, нужно поговорить о Шонах. Знаю, ты не хотел обсуждать это в присутствии Томаса, но теперь он мертв. Как и все твои похитители. Мы одни.
– Нет, – сказал он коротко, но убедительно.
Она продолжила, будто Джексон ничего не говорил.
– Я такой же агент как и ты. Теперь мы напарники. Ты можешь рассказать мне. Все хорошо. Джек хотел, чтобы ты все объяснил.
До инцидента с Томасом в камере, он никогда не встречал эту женщину, никогда не слышал о ней. А теперь они напарники? Джексон сильно сомневался. Принимая во внимание путаницу в его разуме, он вряд ли самая светлая голова в агентстве и мог ошибаться. И все же не самый тупой, поэтому ничего не расскажет.
– Нет, – повторил он. – Мой ответ не изменился.
– Почему? – сухо спросила она.
– Потому что.
Последовала долгая пауза.
– Если ты позвонишь Джеку, он подтвердит все сказанное мною.
И подарить ей номер Джека и его местонахождение, если она еще не знает?
– Нет.
– Мы в этом деле вместе. – Нотки разочарования послышались в ее тоне. – Я и ты.
– Снова нет. Мы не вместе. Конец разговора.
Каждая часть его тела пульсировала, он не мог двигаться даже перед угрозой смерти. Друг или враг, она могла сделать с ним что угодно, а Джексон не в состоянии остановить ее.
Хоть он и не видел, но мог изучить свое окружение другими чувствами. За исключением неглубоких его и мягких женских вдохов, стояла тишина. Ее дыхание коснулось его груди, будто она наклонилась над ним, но ни одна часть тела не коснулась Джексона.
Он все еще лежал на мягком матрасе, так что скорее всего его никуда не двигали с прошлого пробуждения. Запах жасмина начал витать в воздухе, удушливый и одурманивающий.
Джексон не мог вспомнить чувствовал ли аромат в прошлый раз, но помнил его в своей камере. Наверно был близок к смерти, раз не заметил его раньше, поскольку запах в очередной раз проник в его чувства, и сделал вдох, чтобы убедиться в этом.
"Да, это несомненно наркотик".
– Джексон, ты слушаешь меня?
– Нет, – ответил он правдиво.
Два холодных пальца пощупали рану на его плече, и Джексон зашипел.
– Теперь слушаешь? – спросила она и не стала дожидаться ответа. – Как я могу остановить этих иных и помочь женщинам, которых они инфицировали, если остаюсь в неведении?
Ее пальцы стали нежнее и мягко обвели один из его сосков, затем другой, затем погладили грудную клетку, где задержались ненадолго, прежде чем дотронулись до пупка. Все еще нежные, все еще мягкие.
Прикосновения возбудили его также, как и ее аромат. Вместе им нет равных, почти сногсшибательны.
Тело Ли'Ес ближе пододвинулось к нему... еще ближе, и грудь коснулась его бока. Ее сосок был тверд как камень. Джексон облизнул губы, желая попробовать его на вкус.
Дьявольская женщина сделала единственное, до чего Томас не додумался: соблазняла его. Мышцы Джексона напряглись от понимания, и его член дернулся. Он не спал ни с кем уже несколько месяцев.
После Кэти немногие смогли заинтересовать его, но никто из них не искушал его и не проявлял инициативу, чтобы затащить в постель. И мужчине со шрамами на лице и слишком длинным носом приходилось прикладывать усилия независимо от того сколькими деньгами обладал. Так что он в основном обходился без этого.
Погладит его Ли'Ес, если он попросит? Накроет ли ладонью его яйца, возможно возьмет их в рот? Оседлает ли его талию и поскачет верхом? Она станет влажной для него?
Сексуальные вопросы заполнили его разум, нежеланные, но эротичные, оставляя его напряженным и погружая в ожидание. "Если бы только у него оказались силы, чтобы активно во всем участвовать", – подумал он с самокритичной усмешкой. Ему бы хотелось доставить ей удовольствие.
– Что? – спросила она с неподдельным любопытством и убрала свою руку.
Джексон перестал усмехаться и понял за одно мгновение, что убит горем без ее прикосновений. Странно. Я даже не знаю ее. Да, он хотел эту девушку, но желание обычно не воздействует на такие глубокие чувства.
– Джексон?
– Ничего не случилось, – пробормотал он. Черт возьми, он хотел увидеть ее лицо, отражение чувств на нем, блеск в глазах. Возможно, она не хотела его. Возможно, затвердевший сосок ничего не значил. Возможно, ему придется поработать, чтобы возбудить ее.
Почему мысль о ее желании не отпугнула его, как происходило с другими последние несколько месяцев? Почему мысль о ее желании подняла его на другой уровень?
Какая она любовница? Громкая и отзывчивая или тихая и нежная?
Так или иначе, Джексон подозревал, что они хорошо проведут время. Женщина, которая убивала так мастерски как она, могла взять все, что он дал бы ей и попросить еще. Ему не придется беспокоиться о том, причинил ли он ей боль или обидел, если грязные словечки выскользнут из его рта.
– Зараженные женщины упоминали что-нибудь о планах Шонов, когда ты опрашивал их? – спросила Ли'Ес, будто разговор об иных и не прерывался.
Разочарование охватило его.
– О чем бы ты не спросила меня, ответ останется таким же. Нет. Поняла? Нет!
Он подумал, что она скорее всего заскрежетала зубами.
– Ты упрямый, – сказала она с опечаленным... восхищенным?...вздохом. – Мне нужно подумать об этом немного больше, возможно найти другой подход. Так что тебе придется опять вздремнуть.
– Сон не поможет. Неважно что ты предпримешь, я не передумаю.
Она негромко и слегка жестоко рассмеялась.
– Ох, милый, не давай обещаний, которых не сможешь сдержать. Ты не вспомнишь этот разговор, поэтому не узнаешь, что сработает, а что нет.
– Невозможно.
Кровать качнулась. Спустя секунду, холодные, круглые аппликаторы с гелем легли на его лоб и виски. Они все вибрировали. Его руки ослабли, задрожали и потяжелели. В голову не приходило ни одного способа, как удалить их.
– Я надеялась, что до этого не дойдет.
– Что ты делаешь, Ли'Ес?
– Спокойной ночи, милый. Мы поговорим снова через несколько дней.
Вибрация переросла в пульсацию, а она, казалось, пронзила кожу и череп. Аппликаторы излучали тепло, от которого становилось все жарче... горячее. Его мысли тонули во тьме.
– Ли... – ее имя вертелось на кончике языка, дразнящий шепот раздавался в голове, но сейчас исчез. – Что случилось?
– Ш-ш-ш. Я не хотела к этому прибегать, но не могу потерпеть неудачу. Мне жаль. Просто расслабься. Все пройдет легче, если расслабишься.
Все его тело дернулось, каждую вену, мышцу и кость охватила боль. Он бы взревел, но вновь не смог управлять языком, который приклеился к верхнему небу. Смеющийся паук, толстый и безжалостный, сплел черную паутину в его разуме.
"Прекрати!" – хотел закричать Джексон. Но не смог.
Вдруг тьма разлетелась на множество вспышек, язык освободился, и он мог говорить. Но издал лишь бульканье, мучительные звуки, наполненные яростью и болью.
Затем эти вспышки слились в одну массу, которая стерла определенные кусочки его разума, как усаженная шипами мочалка с помощью очистителя для стекол оттирает грязь с окна. Не осталось ничего кроме крови.
Бульканье переросло в стон, ярость – в отчаяние. Но вскоре и это ослабло, а его тело рухнуло на матрас. Кажется, он слышал женский шепот: "Мне жаль, очень жаль", – а затем заснул, больше ничего не понимая.
– Джексон, малыш. Проснись.
Джексон пробирался сквозь плотное облако сонливости, только его отбрасывало назад снова и снова. Каждый раз, когда думал, что освободился. Он когда-либо чувствовал себя таким усталым? Таким больным?
Наконец-то ему удалось собраться, чтобы полностью очнуться и остаться. Затем просипел:
– Мне просто нужно больше времени на отдых, дорогая.
Дорогая? Слово прогремело в его голове, чужое по какой-то причине. Джексон обычно не давал ласковые прозвища женщинам. Это подразумевает близость, которую всегда старался избегать. Так?
Он нахмурился, пытаясь вспомнить где находится и с кем. Его мозг оказался странно пуст. Затем мысли сформировались: "Ты дома. Со своей женой".
Джексон женат? Нет, не мог. Он бы помнил. Разве нет?
Его внимание привлекло еще одно размышление, точнее изображение. Высокая, темноволосая красавица с загоревшей кожей и ярко-голубыми глазами улыбалась ему с абсолютным обожанием. На ее носу заметны веснушки. Он помнил, что любил считать их.
Изображение поменялось, и темноволосая красавица уже сидела на его талии и скользила вверх-вниз по его напряженному члену. От пота ее кожа блестела как у феи. Губы девушки разомкнулись, и с губ сорвался стон удовольствия.
Изображение вновь сменилось, оставаясь практически таким же за исключением нескольких деталей. У женщины, сосущей его член, были короткие светлые волосы, бледная как молоко кожа, и отсутствовали веснушки. Зато в темных глазах промелькнул кровожадный блеск.
Она носила черную перчатку на правой руке.
– Джексон?
Блондинка исчезла, образ развеялся словно туман, и вновь появилась брюнетка. Она его жена. Он знал это. Также знал, что женщина его обожала.
Понимание этого вспыхнуло в его разуме и, казалось, укоренилось там, стирая все остальные мысли. Однако, что заинтриговало его больше всего это внезапно появившееся знание, что она любила делать ему минет.
Джексон понял, что улыбается от этой мысли. "Я – счастливчик".
Он вытянул руки над головой, перестав улыбаться, когда мышцы закричали в знак протеста.
– Что со мной произошло?
Джексон распахнул веки. Из окон лился яркий свет, от которого он вздрогнул, и глаза начали слезиться.
– Ты не помнишь? – обеспокоено спросила его жена.
Табита. Ее зовут Табита. Как он мог забыть ее имя, даже на секунду? Он жил и дышал ради нее, пропал бы без нее.
– Нет, – ответил Джексон. – Не помню.
Он поворачивал голову пока не увидел мутный силуэт. Затем моргнул один раз, два, постепенно зрение прояснилось. Темные волосы, милое лицо. Веснушки. Одна, две, три... девять веснушек на ее носу. Его грудь напряглась от переполняющих эмоций. Она моя. Моя женщина.
Она вдохнула.
– Твои глаза. Они... милые. – Судя по голосу, Табита удивилась, и через мгновение ее слова встали между ними. – Я просто имела ввиду, – добавила она после нервного смешка, – что никогда не уверена, будут они серебристыми или голубыми. Цвет меняется в зависимости от настроения. Сегодня они серебристые, мои любимые.
Тогда должен быть способ оставить их серебристыми. Что угодно ради Табби.
Джексон изучал ее, женщину, которая пленила его сердце. Ее голова опиралась на руку по локоть в перчатке... перчатка, как из ведения с другой женщиной, блондинкой... и она смотрела на него. Беспокойство читалось на ее лице, окрашивая щеки в красивейший оттенок розового.
Его воспоминания были бледным подобием по сравнению с реальностью.
Сладкая, сладкая Табита. Длинные темные-как-ночь волосы каскадом падали на ее плечи и касались его груди. Ее кожа так блестела, что практически светилась.
Ее глаза были голубыми, с лавандовыми вкраплениями, обрамленные пушистыми черными ресницами. Хотя эти глаза не лучились теплом и уютом.
Они были немного холодными, слегка решительными и абсолютно не соответствовали заботе, которую она излучала.
Это казалось важным, но он не мог понять почему.
– Почему ты носишь перчатку? – спросил Джексон хрипло.
– Мой бедный малыш, – проворковала она. – Эта трещина в черепе нанесла больший вред, чем мы думали.
Девушка погладила его подбородок легким, успокаивающим движением.
От нее исходил аромат жасмина и пряный женский, который должен был действовать как афродизиак. Он возбуждал и в тоже время пробирал до костей. Почему?
– Я так рада, что ты жив.
Джексон понял, что она не ответила на вопрос, но не стал давить на нее. В глубине сознания что-то продолжало раздражать его, что-то ужасно неправильное в этой ситуации.
Однако, на данный момент ничто не казалось более важным, чем просто наслаждаться Табитой.
Его взгляд скользнул по жене, по ее шее, где дико бился пульс. Она взволнована? Возбуждена? На ней надета белая ночная рубашка с кружевами на тонких бретельках, которая обнажала кремовые плечи.
По какой-то причине он не мог вспомнить как выглядела ее грудь.
Была ли она больше его ладоней или идеально подходила. Были ли ее соски маленькими розовыми ягодами или темными бутонами роз.
Живот плоский или изогнутый? Ноги худощавые или стройные?
Он должен знать тело собственной жены.
На ближайшую к ней руку наложили гипс, так что Джексон протянул другую, вздрагивая от боли, и попытался убрать ее волосы в сторону. Еще до прикосновения, она отодвинулась.
Он нахмурился.
– Что случилось?
– Ничего. Ты напугал меня, вот и все.
Женщина медленно склонилась к нему.
Прикосновение. Удовлетворенно вздохнув он пропустил несколько темных прядей сквозь пальцы. Шелковистые. Как и в его памяти. Но ее ухо лишено украшений, и вновь Джексон нахмурился. Понял, что ждал сережки. Много, серебренных и круглых.
– О чем думаешь?
Ее теплое дыхание коснулось его лица, свежее и слегка опьяняющее. Что тоже казалось знакомым.
Его рука упала около бока, мышцы расслабились.
– Ты. Я думаю о тебе.
Медленно уголки ее губ приподняли в улыбке.
– Я рада.
Он понял, что Табита только хотела сделать его счастливым. Она беспокоилась о нем, готова умереть за него. Даже помогла собрать осколки разбитой жизни, когда Кэти бросила его.
Разбитая жизнь? Джексон нахмурился в замешательстве. Что за черт? Это не так. Кэти ушла от него, а он только обрадовался этому.
Кэти требовала слишком много внимания. "О чем ты думаешь? – спрашивала она в тысячный раз на дню. – Почему ты не ответил на мой звонок? Я хотела не синтетическую курицу, а синтетический фрукт!"
"Боже, я был идиотом, раз встречался с ней так долго". Ему нравилось убеждать себя, что он остался с ней, чтобы возвести и укрепить... а затем еще раз укрепить... свою внутреннюю устойчивость. Что не может убить человека, только делает его сильнее и все такое. Но Джексон знал правду. Или по крайней мере, думал, что знал.
Кэти не добилась от него большего, чем он хотел ей дать, ее не волновала его аморальная работа или эмоциональная дистанция, на которой они оставались. И честно говоря, была лишь податливым телом, в котором нуждался мужчина. Поэтому терпел ее приступы одержимости, пока она его не бросила.
После этого, по ночам его уже не грело податливое тело, но ему было все равно. Единственную радость, которую он испытывал, от его собственных рук, но его и это не заботило. Он был счастлив, а не разбит.
– Ты преследовал группу чужих, – продолжила Табита, поглаживая его грудь и вытесняя Кэти из головы, – а они устроили засаду. Сильно избили тебя.
Ага, он помнил, как его дубасили кулаками и пинали ногами в сапогах. Помнил смех и подколки, кровь и боль. И изнасилование? Джексон содрогнулся, даже не желая копаться в глубинах разума. На всякий случай. Некоторые вещи лучше забыть.
– Повреждения?
– Много. Сломанные рука, ребра, нога. Сотрясение.
– Как долго я валялся в отключке?
– Ты провел несколько недель в больнице. Когда тебя выписали, Даллас и Миа помогли перевезти тебя сюда. Кстати, ты дома. Лежишь всего несколько дней, но выглядишь уже лучше. – Она поежилась. От беспокойства? – Я думала, что потеряю тебя. Не знаю, чтобы делала, если такое случилось.
– Я здесь. Все хорошо.
Он вновь протянул руку и погладил ее щеку. На секунду, всего на секунду, паника появилась в ее глазах, и Табита вздрогнула. Затем черты ее лица разгладились, и она опять смотрит на него, невинно, с облегчением.
Черт побери, что-то не так в его жизни, хотя он все еще не мог понять что. Возможно, потому что все казалось неправильным, неуместным. Этот запах, эта перчатка. Почему это его беспокоило?
– Во сне, ты бормотал что-то о вирусе, – сказала Табита.
Дерьмо. Дерьмо!
– Наверное боялся, что заболею от холода. Ты же знаешь, мужчины, когда болеют, становятся великовозрастными детьми.
Ее пухлые, красные губы недоуменно сжались. Он понял, что хмуриться, хотя этого нет в его воспоминаниях.
– Нет. Ты также шептал что-то о... Шонах. Да, именно так. Шоны. Кто или что они такое, и чего хотят от нас?
Джексон никогда, как бы не был болен, как бы не был одурманен, не упоминал бы о деле так открыто. Его учили молчать даже при катастрофичных обстоятельствах.
На самом деле, прежде чем взять его агентом, в А.У.Ч. проверили его способность не разглашать тайны. Ему дали папку и приказали прочитать материал в ней, что он и сделал.
Затем его допрашивали несколько часов. Джексон молчал, и его избили. И до сих пор не раскрыл ничего, о чем прочитал. Его накачивали наркотиками... он молчал. Запирали... он молчал.
Почему его жена лжет? Как она узнала эти подробности?
Ответ поставил все на свои места, словно лампочка зажглась в его голове. И от света все фальшивые тени быстро испарились.
Она не его жена.
Подлинные воспоминания всплыли на поверхность, и Джексон ахнул от боли, когда ненастоящие ушли. Деленсины, клетка, избиение. Неудивительно, что он не знал тела этой женщины, поскольку никогда не имел удовольствия насладиться им.