- Я хочу свою мамочку, - хнычет он, и если бы могло, мое сердце разбилось бы на миллион осколков из-за этого маленького мальчика, которого я люблю больше всего на свете.
Я очень медленно перетягиваю его себе на колени и обнимаю, прижимая его голову к своей шее, чтобы он не видел слез, которые я проливаю о нем, его утраченной невинности, той части его, которая всегда будет страдать - его матери.
- Знаю, приятель, - говорю я ему, укачивая его. - Знаю. Она была бы здесь, если бы могла. Она бы никогда тебя не покинула, если бы не понадобилась ангелам.
- Но… но мне она тоже нужна... - он шмыгает носом, а я ничего не могу ответить. Ничего. Поэтому прижимаюсь поцелуем к его голове и просто крепче его обнимаю, пытаясь позволить своей любви к нему снять часть тяжести с его сердца, но знаю, что ее никогда не будет достаточно.
Мы сидим там какое-то время, утешая друг друга. Через несколько минут он успокаивается, моя рука гладит его по волосам и спине, пытаюсь что-то придумать, чтобы заставить его улыбнуться.
- Эй, приятель? Колтон уже едет сюда.
Чувствую, как его тело вздрагивает, а красные глаза обращаются на меня.
- Правда?
И словно по сигналу, снаружи доносится шум. Даже с закрытыми окнами и жалюзи я слышу урчание двигателя, щелчки затворов камер и гвалт вопросов.
- Ага, кстати, думаю, он только что приехал.
Благодарная за своевременное появление Колтона и моментальную вспышку в глазах Зандера, мы встаем и направляемся к передней части дома. Убеждаюсь, что мальчики в гостиной, чтобы, открывая дверь, они не попали в объективы камер.
Колтон протискивается в узкое отверстие дверного проема, бормоча проклятия, дверь за ним захлопывается. Он смотрит на меня с выражением разочарования на лице и держит под мышкой коричневый пакет для продуктов. Он улыбается.
- Привет.
- Приветик, Эйс, - говорю я, подходя к нему, чтобы поцеловать, но его тело напрягается. Сразу же отступаю, понимая, что позади меня кто-то из мальчиков. Колтон так хорошо их знает и всегда осторожен, целуя меня в их присутствии, даже чмокая в губы, потому что знает, насколько сильно они меня опекают, и он никогда бы не нарушил это равновесие.
- Просто поцелуй ее, и покончим с этим! - раздраженный голос Скутера позади меня заставляет нас с Колтоном расхохотаться, с улыбкой на лице я поворачиваюсь к нему.
Чувствую на пояснице свободную руку Колтона, он подходит ко мне и садится на корточки перед Скутером.
- Ты не против? - спрашивает он маленького мальчика, чьи глаза только что стали размером с блюдца. - Я имею в виду, не очень вежливо являться в дом другого мужчины и целовать его девушку... но раз ты один из мужчин этого дома, думаю, я могу ее поцеловать, если ты мне скажешь, что не против.
От слов Колтона Скутер открывает рот, и выпрямляется от гордости.
- Правда? - волнение в его голосе заставляет меня положить руку на сердце. - Да... все в порядке. До тех пор, пока ты не заставишь ее грустить.
- Договорились. - Колтон протягивает ладонь, и они жмут руки. Мое сердце переполняет любовь, и мне приходится бороться со слезами, которые наворачиваются на глаза во второй раз за сегодня, но на этот раз от гордости, которую я испытываю к двум мужчинам в моей жизни.
- Ну что ж, - говорит Колтон и смотрит на меня, - хозяин дома говорит, что я могу поцеловать тебя.
Моя улыбка расширяется, Колтон наклоняется и по-братски чмокает меня в губы.
- Фууу, гадость! - говорит Скутер, вытирая рот тыльной стороной ладони, и, развернувшись, бежит в гостиную, чтобы рассказать все Зандеру.
Колтон оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что Скутер ушел, и когда поворачивается ко мне, не задумываясь, находит своими губами мои губы. Это короткий поцелуй, но этот мужчина вызывает такую ударную волну, еще сильнее подтверждая то, что он наркотик, без которого я не могу жить.
- Вау! – говорю я, когда он отступает.
- Он сказал, что я могу это сделать. - Он лишь ухмыляется и пожимает плечами. - Где наш пьяный вонючка?
- Все еще спит, - говорю я ему, глядя на коричневый пакет под мышкой. - Что это?
Колтон только усмехается.
- Кое-что, чтобы он запомнил это утро надолго. Чтобы избавить его от похмелья и все такое.
- Колтон, - предупреждаю я, заметив, что форма пакета слишком смахивает на упаковку из шести алюминиевых банок. - Я не могу дать ему пива! Меня уволят, - восклицаю я приглушенным голосом.
У него хватает наглости стоять и посмеиваться.
- Вот именно. Поэтому-то я и здесь. - И с этими словами Колтон шагает по коридору направо от меня в комнату Шейна. Слова Колтона о том, что Шейн меня не послушает, заставляют направиться вслед за ним и посмотреть, что же он собирается делать.
Колтон поднимает жалюзи, и яркий свет заливает комнату, прежде чем бросает взгляд на комод Шейна, и на его лице разливается огромная улыбка. Через пару секунд пара динамиков, подключенных к iPod Шейна, оживают ужасающим битом. Шейн мгновенно вскакивает с кровати, кричит и закрывает уши, и, присмотревшись внимательнее, видит, кто стоит перед его кроватью, скрестив руки на груди и приподняв брови.
Мгновение они смотрят друг на друга, прежде чем Шейн хватает подушку и натягивает ее на голову, чтобы заглушить звук и яркий свет.
- Останови это! - кричит он. Колтон смеется, подходит к iPod и выключает его.
- Спасибо! - доносится из-под подушки приглушенный голос Шейна.
- Ну уж нет, - говорит ему Колтон, запрыгивая на кровать рядом с ним и вытаскивая подушку из рук, тогда Шейн закрывает глаза руками. – Судя по запаху в твоей комнате и виду твоего лица, я бы сказал, что ты жестко оттянулся прошлой ночью. Не так ли, приятель? – когда Шейн не отвечает, он заливается веселым, граничащим с зловещим, смехом. - У тебя раскалывается голова? Кружится комната? Глаза болят? Тебя тошнит, но в желудке ничего нет?
- Замолкни, - стонет Шейн, пытаясь натянуть одеяло на голову, а Колтон просто сдергивает его обратно.
- Нет. Хочешь тусоваться со взрослыми парнями – накачиваться, как они – тогда пора проснуться и принять это как мужчина. - С моего пункта наблюдения в коридоре я вижу, как Колтон прислоняется спиной к стене и устраивается поудобнее, прежде чем запустить руку в коричневый бумажный пакет. Слышу треск открывающейся пивной банки, и Шейн тут же садится в постели и смотрит на Колтона, будто тот потерял разум.
- Ты рехнулся, черт возьми? - хрипит Шейн в панике.
- Ага, - говорит Колтон, глядя на Шейна и усмехаясь. Он делает глоток пива и протягивает банку Шейну. - Чертовски верно. Выпей, сынок.
- Ни за что! - говорит Шейн, отшатнувшись от банки, словно от огня. - Ты не можешь давать мне пива!
Колтон поднимает брови.
- Кажется, я только что это сделал. Теперь хватит прикрываться этим оправданием. Ты был достаточно взрослым, чтобы прошлой ночью проглотить его, верно? Так что пришло время напомнить, почему оно тебе так понравилось. - Колтон пихает ему пиво. - Давай, выпей. Или слабо?
- Что за…
- Пей! - давит на него Колтон. - Что? Ты достаточно крут, чтобы выпить с друзьями, но не со мной?
- Меня сейчас стошнит!
- Теперь ты улавливаешь! - говорит Колтон с ухмылкой, тянется свободной рукой обратно к пакету и хватает еще одно пиво. - У меня для тебя есть еще пять, когда ты закончишь с этой.
Глаза Шейна становятся огромными, лицо бледнеет, когда слова Колтона доходят до него.
- Ни за что! Меня сейчас стошнит.
- Хорошо, - говорит Колтон, приближаясь к лицу Шейна. - Выпей это, - говорит он. - Я хочу, чтобы ты запомнил, как хорошо оно на вкус, когда подобное повторится. В следующий раз, когда твои приятели заставят тебя пить или ты сам захочешь выпить, чтобы выглядеть круто перед дамами... я хочу, чтобы ты вспомнил, как круто ты выглядишь, склонившись над унитазом, выблевывая все это, потому что гарантирую тебе по собственному опыту, это не очень красивое зрелище. - Колтон отстраняется от него и с самодовольной улыбкой на лице возвращается на свое место возле стены. Он откидывает голову назад, но искоса смотрит на Шейна. - Уверен, что не хочешь пива? Не хочешь вспомнить, каково оно на вкус?
Шейн качает головой, немного шокированный словесной поркой, которую устроил ему его кумир, как и я.
Когда Колтон начинает говорить в следующий раз, его голос пугающе спокоен.
- Теперь, когда я привлек твое внимание, несколько основных правил, хорошо? - он не ждет, пока Шейн ответит. - Как ты добрался домой прошлой ночью, Шейн?
Вопрос удивляет меня, так же, как и Шейна.
- Дэйви привез меня домой.
- Дэйви тоже пил прошлой ночью? - тихое спокойствие в голосе Колтона заставляет Шейна отвести взгляд, отчего у меня замирает сердце.
- Немного. - Слышу стыд в голосе Шейна; он знает, что это неправильно.
- Эээ! Неправильный ответ! - говорит Колтон, поворачивая голову и снова глядя на Шейна. - Хочешь вести себя глупо и напиваться? Это единственное, что я понял. Хочешь сесть в машину и позволить кому-то другому везти себя, кому-то пьяному – потому что давай посмотрим правде в глаза, ты был в дерьмо, так откуда тебе знать, сколько выпил Дэйви – такого я не потерплю! В этом доме слишком много людей, которые любят тебя. Заботятся о тебе, Шейн – Рай, мальчики, я – мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось. Позволь мне перефразировать вопрос, хорошо? Я не собираюсь спрашивать тебя, будешь ли ты снова пить, потому что тогда тебе придется мне солгать. Вот мой вопрос: ты будешь садиться в машину к другому человеку, который пьян?
Шейн шумно сглатывает и отрицательно качает головой. Когда Колтон просто смотрит на него, он произносит вслух:
- Нет.
- Хорошо! Теперь у нас определенный прогресс... - говорит Колтон, громко стукнув рукой по стене, что заставляет Шейна подпрыгнуть и схватиться за голову, в то время как Колтон смеется. - Уверен, что не хочешь пива? - снова предлагает он, и Шейн бешено качает головой. - Люблю смышленых парней, так что слушай, мне все равно, на каком черте ты доберешься до дома, позвони мне, если придется, но не делай этого снова. И последнее... зачем?
Шейн поднимает взгляд, чтобы посмотреть на него.
- Что значит зачем?
Колтон долго и пристально смотрит на него, и меня сводит с ума, что я недостаточно близко, чтобы видеть, как между ними происходит обмен невысказанными словами.
- Чтобы выглядеть круто? Произвести впечатление на девушку? Заглушить боль от потери своей мамы? Ты не обязан говорить мне, Шейн, но ответ очень важен. На него ты должен ответить сам. - Вижу, как голова Шейна склоняется ниже и с беспокойством втягиваю воздух. Шейн передвигается и, как Колтон, прислоняется к стене, скрестив вытянутые ноги на постели, а руки на груди, лицо направлено к потолку. Видеть их вместе - бесценно, и я знаю, это один из тех моментов, который навсегда останется в моей памяти.
Колтон выдыхает, и когда начинает говорить, его голос настолько тихий, что я напрягаюсь, чтобы расслышать.
- Когда я был маленьким, со мной случилось кое-что плохое. Очень плохое дерьмо. И неважно, что я делал, или насколько я был хорош, или как сильно я старался... ничто не имело значения... ничто не могло это остановить. Никто мне не мог помочь. Так что, своим семилетним мозгом я считал это своей виной, и даже спустя столько лет, я все еще так думаю. Но хуже всего было жить с болью и чувством вины. - Он вздыхает, отворачивается от созерцания потолка и ждет, пока Шейн сделает то же самое, чтобы они могли смотреть друг на друга. - Черт, я начал пить, будучи чертовски моложе тебя, Шейн... и я пил, потому что мне было чертовски больно. И после нескольких глупых фокусов и ситуаций, из которых мне посчастливилось выбраться, мой отец усадил меня и задал тот же вопрос, который я только что задал тебе. Сказал то же самое, что и я тебе. Но затем он спросил: «Зачем пить, чтобы заглушить боль, ведь боль - это чувство, а чувство - это жизнь, а разве не хорошо быть живым?» - Колтон качает головой. - И знаешь, что? Иногда я думал, что это чушь собачья, что я никогда не смогу провести ни одного дня, не думая об этом, не страдая от этого, не чувствуя себя виноватым... и черт, в те дни… Мне хотелось выпить. В пятнадцать лет, Шейн, мне хотелось выпить, чтобы справиться с этим... но мой отец усадил меня и повторил эти слова. И знаешь, что? Он был прав. Это заняло время. Уйму времени. И это никогда, никогда не пройдет... но я так рад, что предпочел чувства оцепенению. Я очень рад, что выбрал жизнь вместо смерти.
Не осознаю, что по моим щекам катятся слезы, как и у Шейна, пока Колтон не протягивает руку и не обнимает его за шею и не притягивает к себе. Он дает ему быстрое, но суровое мужское объятие, заставляющее тело Шейна содрогнуться от всхлипа. Колтон прижимается нехарактерным для него поцелуем к макушке Шейна и снова бормочет:
- Помни, боль - это чувство, а чувство - это жизнь, а разве не хорошо быть живым?
Мое сердце подкатывает к горлу, дыхание прерывается, и любая возможность, что я когда-либо смогу уйти от этого прекрасного бедового мужчины, полностью пропадает, раз и навсегда.
Поврежденный мужчина помогает сломленному ребенку.
Он выпускает Шейна из объятий, и я сразу же чувствую, что им обоим неловко показывать свои эмоции. Колтон спрыгивает с кровати и смеется, снова предлагая Шейну пиво, а тот отталкивает его. Он забирает пакет с остальными банками и направляется к двери, но поворачивается.
- Эй, Шейн? Ты воняешь, чувак. Прими душ и переоденься, нам еще бейсбол нужно посмотреть.
Колтон выходит из двери и останавливается, смотрит на меня, видя слезы, украшающие мои щеки, в его глазах столько эмоций. Говорю единственное, на что способна.
- Спасибо, - произношу я. Он кивает, будто не доверяет самому себе, и идет по коридору.
ГЛАВА 26
Колтон
- Теперь они на тебе, Джекс? – спрашиваю я, наблюдая, как Скутер покупает в закусочной какую-то сладкую хрень на деньги, которые я ему дал. Шейн отказался. У засранца все еще зеленое лицо. Ему не следует ничего есть некоторое время, если не хочет, чтобы всё это вышло обратно.
Ах, эти сладкие воспоминания о тех временах, когда я был подростком и зажигал как чертова Рождественская елка. Не могу не посочувствовать ему, но, черт меня дери, если мне не смешно смотреть на этот обряд посвящения.
Джекс поправляет бейсболку, опускает биту и подходит ко мне.
- Да, на мне. - Он протягивает мне ладонь, и мы пожимаем друг другу руки. - Спасибо за... - он кивает подбородком в сторону Шейна.
- Без проблем. – Смеюсь я. – Его первый опыт общения с гребаной бутылкой не сравнится с моим, но я поговорил с ним.
- Спасибо. Рай передумала? Она не придет?
- Нет, - качаю головой, наблюдая за тем, как во время тренировки Рикки размахивается и выбивает мяч за пределы поля. Издаю свист, давая знать, что я его видел, он смотрит на меня и на его лице появляется самая чертовски милая ухмылка. Я знаю лучше, чем кто-либо, что признательность в любой форме проходит долгий гребаный путь. – Она передумала. Полагаю, у Зандера было тяжелое утро, поэтому она не хотела, чтобы он разгуливал перед носом у прессы. Поэтому мальчиков привез я, надеясь, что они последуют за мной.
Гребаные стервятники. Смотрю на стоянку, где припаркован Range Rover и вижу, что все они находятся там, их камеры висят на шеях, вытянутые объективы нацелены на меня; надеются поймать удачный кадр... будь я проклят, если знаю, какой именно, на детской-то игре малой Лиги. Но, черт возьми, они сохраняют дистанцию и не накидываются на меня, когда я с детьми, и это меня немного шокирует. С каких это пор у них появились чертовы манеры? Не то что бы я собирался делать что-то захватывающее за трибунами и плодить еще больше голословно мне приписанных, черт дери, незаконнорожденных детей. – Как бы то ни было... - я пожимаю плечами, -...похоже, это сработало.
Джекс смеется, глядя на толпу на стоянке.
- Думаешь? Безумие, чувак, жить с этим все время. Можно ли когда-нибудь к такому привыкнуть?
- Может ли машина ездить без колес? - самый глупый вопрос на свете, но это Джекс. Чувак классный. Присматривает за Рай.
- Верно, - кивнув, говорит он.
Мы с ним немного болтаем, прежде чем я отхожу, чтобы предоставить паразитам возле моей машины фотографии крупным планом, которые принесут им немного денег. Надеюсь, это будет держать их на расстоянии еще один чертов день.
Они атакуют меня своими гребаными камерами, когда я прохожу мимо, и мне требуются все силы, чтобы не ударить, потому что, черт меня возьми, я бы с удовольствием выпустил пар и отходил их как следует. Гребаная Чейз. Ее слова останавливают меня только потому, что Рай навредит, если я позволю сойти с ума безрассудному плохому мальчику, которого они подталкивают вырваться наружу своими гребаными вопросами о том, разлучница ли она.
Гребаные обещания. Шли бы они все к черту. Вот почему я никогда их не даю. По крайней мере не давал до Райли. Кто бы мог подумать, что настанет день, когда я превращусь в слабака и буду этим чертовски доволен.
Добавьте в ад еще один слой льда, потому что он стал чертовым полярным кругом из-за того дерьма, что она во мне меняет.
Я сказал ей, что попытаюсь стать лучше. Что б меня. Я и не знал, что мы угодим в этот дерьмовый ураган, который будет тянуть нас во все стороны, как при долбаном перетягивании каната.
До сих пор я неплохо справлялся. Не позвонил Тони и не порвал ее на части за тот хреновый фарс, что она устроила, бросив Райли на растерзание гребаным волкам, в попытке задеть меня. Но я знаю, если я это сделаю, то это докажет, что она добралась до меня. И для нее, это половина пути к победе.
- Так когда свадьба, Колтон?
- Тони знает, что сегодня ты с Райли?
- Ты уже выбрал имя для своего сына?
Еще один фотограф толкает меня сбоку, и я разворачиваюсь к нему, сжимая кулаки и скрежеща зубами.
- Отвали на хрен, мужик!
Райли. Райли. Моя гребаная Райли. Я должен повторять это снова и снова, чтобы помочь себе игнорировать их дерьмовую ложь и не потерять самообладание.
По крайней мере, парень отступает, чтобы я мог открыть чертову дверцу. Благодарю Бога за дорогие машины, потому что в ту минуту, когда я захлопываю дверь, звук стихает, а тонированные стекла не позволяют камерам запечатлеть меня на грани срыва. Как бы мне ни хотелось посидеть здесь и успокоиться, мне это ни за что не удастся сделать, учитывая окружающий меня цирк.
Мотор ревет и я надеюсь, это станет для них охрененным намеком и они отвалят, если не хотят, чтобы я их всех передавил. Еще один оборот двигателя и медленный задний ход заставляют всех разбежаться по своим машинам, чтобы они смогли меня преследовать.
Боже правый.
Драма, прошу, следуй, твою мать, за мной. Если бы я прилепил дурацкие наклейки на бампер своей машины, вот что бы там было написано.
Мотор снова ревет и я проверяю детей, прежде чем быстро покинуть парковку. Избавляюсь от сумасшествия, когда сбрасываю с хвоста большинство автомобилей прессы, пролетая светофор при смене с желтого сигнала на красный. Наконец-то я вздыхаю с облегчением, могу насладиться минутой умиротворения, напевая «Best of You», звучащую по радио, а потом смотрю на свой телефон.
И воздух, которым я только что стал дышать свободно, вышибает из меня нахрен. Моя нога колеблется на педали газа, как у гребаного водителя-новичка из-за сообщения, виднеющегося на экране.
Запечатанный конверт лежит на моем столе. Результаты пришли. Позвони мне.
Все мое тело цепенеет: легкие, сердце, горло, всё. Смотрю перед собой, пальцы белеют, хватаясь за руль в попытке справиться с натиском эмоций похоронивших меня заживо.
Заставляю себя дышать, моргать, думать. В тот момент, когда моя голова приказывает телу двигаться, сворачиваю с полосы движения, заставляя других водителей истошно жать на клаксоны. Съезжаю на ближайшую подъездную дорогу, которую вижу, ведущую к стоянке торгового центра, и давлю на тормоз.
Беру телефон, чтобы позвонить адвокату, но кладу его на место, закрываю глаза и пытаюсь справиться с нервной дрожью, внезапно пронзающей меня. Вот и всё. Ответ на другом конце линии будет либо моим самым большим провалом, либо величайшим облегчением.
Я больше не чувствую себя таким чертовски уверенным как раньше в том, что это не может оказаться правдой. Делаю вдох, бью кулаком по приборной панели, образно беру себя за яйца и хватаю телефон.
Каждый гудок уничтожает меня. Это все равно, что ждать, когда из-под твоих ног выбьют стул, на котором ты стоишь с петлей на шее.
- Донаван.
Мне требуется минута, чтобы ответить.
- Привет, Си Джей. - Мой голос звучит так чертовски чужеродно, словно я маленький ребенок, ожидающий своего наказания.
- Ты готов?
- Боже правый, скажи мне уже, ладно? – рявкаю я.
Он посмеивается, и я слышу звук рвущейся бумаги. Ему-то, черт возьми, хорошо смеяться, а мое сердце сейчас нахрен выпрыгнет, в голове бьют в набат, а нога подпрыгивает на коврике. А потом я слышу выдох Си Джея.
- Ты в порядке.
Никак не могу понять, правильно ли его расслышал.
- Что?
- Она солгала. Ребенок не твой.
Вскидываю кулак в воздух и кричу. Сжимаю голову обеими руками, когда адреналин ударяет по мне в полную силу, руки дрожат, а на глаза наворачиваются чертовы слезы. Я даже еще не могу переварить услышанное. Знаю, что говорит Си Джей, но не слышу его, потому что сердце колотится в ушах от адреналина, который бьет по мне, как перед началом гонки. Поднимаю руку, собираясь провести ею по волосам, но замираю на пол пути, чтобы стукнуть по рулю, прежде чем потереть лицо, потому что я так ошеломлен... так переполнен гребаным облегчением, что не могу удержать ни одной ясной мысли, кроме одной.
Он не мой.
Я не испортил жизнь бедной душе, запятнав ее своей кровью.
Родившейся от такой манипуляторши, как Тони.
- Ты в порядке, Вуд?
Мне требуется минута, чтобы сглотнуть и обрести голос.
- Да, - вздыхаю я. - Лучше, чем в порядке. Спасибо.
- Попрошу Чейз выпустить пресс-релиз для…
- Я всё улажу, - говорю я ему, не желая ничего больше, кроме как заставить стервятников взять все свои слова обратно и ненадолго убрать свои чертовы навязчивые камеры из нашей жизни. Позволить Райли адаптироваться к моей сумасшедшей жизни, пока мы обретаем наше равновесие.
Ну вот опять. Думаю о том, чтобы обрести гребаное равновесие и о нашем с ней будущем и прочей херне. Мой гребаный криптонит.
Черт возьми.
И тут меня озаряет.
Райли.
Нужно ей об этом рассказать.
- Еще раз спасибо, Си Джей, мне надо позвонить… мне пора.
Отключаюсь и тут же начинаю набирать Райли, но руки так сильно дрожат от адреналина, мчащегося вместе с кровью, что на секунду я останавливаюсь.
И тогда понимаю, что прежде чем говорить с Рай, хочу покончить с этим раз и навсегда. Мне хочется позвонить ей и начать разговор с чистого листа, сказать, что все позади. Ребенок, Тони, ложь – все завершилось, окончательно и, черт возьми, бесповоротно.
Делаю глубокий вдох, набирая номер, который раньше был таким привычным, но теперь заставляет мою кровь просто вскипать.
- Колтон? - мне нравится, что она удивлена, что я застал ее врасплох.
Время вводить мяч в игру.
- Тони. - Мой голос ровный, без эмоций. Больше я ничего не говорю. Мне хочется, чтобы она изнемогала. Хочется, чтобы гадала: знаю я или нет. Она достаточно смелая, чтобы врать мне в лицо, давайте посмотрим, будет ли она продолжать эту чертову шараду или выложит свои карты на стол.
Потому что, будь я проклят, если тест на отцовство - не мой туз в рукаве.
- Привет, - говорит она так тихо, что я не могу понять, она робеет или пытается казаться соблазнительной.
От обоих вариантов у меня сводит желудок.
Кусаю щеку, пытаясь понять, куда направить этот разговор, потому что, как бы я ни хотел заставить ее страдать, я просто хочу, чтобы она ушла. Sayonara, adios, все чертовы до свидания. Она прочищает горло, и я знаю, тишина убивает ее.
Хорошо.
- Колтон, - снова произносит она мое имя, и мне приходится прикусить язык, позволяя ей страдать. - Тебе что-то нужно? Я… я удивлена услышать тебя…
- Правда? Удивлена? - мой голос пропитан сарказмом, словно мотор маслом. - С чего бы это вдруг?
Она начинает заикаться, но ни одно из ее слов не идет дальше первого слога.
- Брось, Тон. Просто скажи мне одну вещь. Почему?
Когда, черт возьми, она стала такой? Когда превратилась из моей возлюбленной в колледже в коварную, манипулирующую сучку на другом конце линии? Какого черта я упустил?
- Почему? - спрашивает она, растягивая слово. Мы так долго были друзьями, что я могу распознать эту уловку. Она выискивает зацепку, за которую можно ухватиться, повернуть в свою сторону и использовать то, что я собираюсь ей сказать в качестве способа манипуляции.
А я сыт по горло. Невинные сцены закончились давным-давно, когда дело дошло до ее проклятой лжи. По крайней мере, теперь я могу ее распознать. После того, что она сделала с Рай? А теперь пытается сделать и со мной?
Твой ход, дорогуша.
- Да, почему? – отрезаю я. - Потому что сквозь твои идеальные белые зубы выходит, твою мать, ложь. Ты воспользовалась моим несчастным случаем…
- Колтон, я не пыталась…
- Заткнись нахрен, Тони! Мне плевать на твои жалкие оправдания! - кричу я на нее, потому что я в ударе и будь я проклят, если не испытываю кайф, выпуская все это наружу. Весь свой гнев, страх и неуверенность, которые правили моей гребаной жизнью последние несколько недель. Оставив меня в чертовски дезориентированном беспорядке, словно я вслепую въехал в дым на месте аварии в надежде, что переберусь на другую сторону через угнетающую чертову дымку. - Ты не пыталась что?
Мой гнев съедает меня изнутри. Мне нужно двигаться. Нужно освободиться хоть от какой-то его части, поэтому я толкаю дверь Ровера и начинаю ходить взад и вперед, вцепившись свободной рукой в волосы, ногами выбивая пыль из гребаной земли.
- Ты не пыталась использовать несчастный случай – мою невменяемую голову – как средство получить то, что хотела? Сказать, что я трахнул тебя, когда ничего не было? Заманить в ловушку, чтобы я стал папочкой твоего внебрачного ребенка? Насколько это хреново? Что за кусок дерьма так поступает, Тон? А? Можешь ответить, почему женщина, которую я когда-то знал – была моим другом хренову тучу времени – могла опуститься так чертовски низко, чтобы использовать ребенка в попытке меня вернуть?
Сейчас на этой стоянке недостаточно места, чтобы помочь мне успокоить чертову ярость, бурлящую в моих венах, потому что чем больше я думаю об этом – о том, что она пыталась со мной сделать – тем сильнее растет мой гнев.
Чертовски хорошо, что она молчит, говорю я себе, когда она не отвечает ни на одно мое слово. Слышу на другом конце провода лишь хныканье.
- Подумать только, раньше ты была мне небезразлична. Чертовски невероятно, Ти. - Я качаю головой и вбираю в себя огромный глоток воздуха. - Так ты обращаешься с людьми, которых, как утверждаешь, ты любишь? Используешь ребенка в качестве манипуляций? Обманываешь, чтобы заполучить любовь?
- Ты получил результаты. - Это не вопрос, лишь тихое утверждение, произнесенное устрашающе спокойным голосом.
Она знает.
- Да, я получил их. - Спокойная сталь в моем голосе должна заставить ее бежать и искать гребаное укрытие.
- Однажды ты меня поимела, Тон. Я разрулил это как можно мягче, так как наши семьи дружат. - Прислоняюсь спиной к Роверу и продолжаю мотать головой, пульс грохочет, дыхание учащенное. - Но тебе на это, очевидно, было наплевать, потому что ты поимела меня снова. Пыталась погубить меня единственным способом, который, как ты знаешь, может сломить меня сильнее всего на свете. Поэтому предлагаю выслушать меня внимательно, потому что я скажу это только один раз. Я, твою мать, с тобой покончил. Не связывайся со мной. И даже не смей, твою мать, связываться с Рай. А семейные дела? - я смеюсь, и, черт возьми, не потому, что чувствую себя счастливым. - Полагаю, у тебя будет желудочный грипп или какая-то другая причина не присутствовать на мероприятиях. Поняла? Ты была моим другом, а теперь ты просто... ничто.
- Прошу, выслушай, - умоляет она, и ее голос – голос, который раньше что-то для меня значил – никак на меня не влияет. Совсем. - Не будь таким холодным…
- Холодным? - кричу я на нее, мое тело трясется от гнева. - Холодным? Холодным? Приготовься к гребаной полярной зиме, потому что между нами все кончено. Ты мертва для меня, Тони. Больше мне нечего сказать. - И я отключаюсь, несмотря на рыдания, доносящиеся с другого конца. Разворачиваюсь и опираюсь руками на машину, переваривая все. Пытаюсь понять, как друг детства могла так поступить со мной.
И понимаю, что это не имеет никакого значения. Все «почему», все «за что». Ничего из этого.
Потому что сейчас у меня есть Рай.
Чёрт возьми. Я так погрузился в себя и то, что только что сделал, что забыл, причину своего поступка.
Райли.
Сажусь в машину, возясь с телефоном, и мне требуется секунда, чтобы отыскать ее в списке последних звонков. Гудки идут, но у меня чертовски не хватает терпения.