– Чтобы не пропустить такое, я готов пойти даже на должностное преступление, – в той же тональности ответил он, и они остановились за калиткой, готовясь к аппарации.
– Пожалуй, я готова на любое преступление, чтобы увидеть, как Снейп идет на должностное…
– Ловлю на слове, – буркнул он, и их затянуло в трансгрессионную воронку.
Когда спустя два-три часа к нему в личный кабинет постучал Джоффри, Северус занимался проверкой наитупейших во всей его педагогической карьере контрольных второго курса. Может быть, причиной тому был он сам – прежде ему никогда не приходилось так напрягаться, соотнося фамилию в подписи на свитке с внешностью и повадками студента или студентки. Своих еще ладно, но лица детей с чужих факультетов просто сливались в одну усредненную маску без особых примет. Это… в общем, все всё поняли: р-р-раздражало.
– А, понятно, – Макмиллан расплылся в подленькой ухмылочке, за которую Снейпу захотелось заколдовать его в шкуру ягуара с оскаленной мордой и положить перед бездействующим камином – чтобы он там, тварь, мерз. Зато скалился бы по делу. – Это чье? М-м-м! Сет Хейг… Гриффиндор… У него, кстати, некоторые проблемы с возгонкой.
– Ты это мне рассказываешь?! – Северус не без некоторого удовлетворения почти дословно вернул ему сказанное летом в Выручай-комнате.
Сет Хейг, Сет Хейг… почему-то вспоминается в связке с его студенткой – слизеринкой-второкурсницей Розой Юманс, уж ее-то лицо зельевар может себе представить сразу и без труда: не красавица, мягко говоря. Оба полукровки, и что-то там еще неладно… Ах да, опять кривое распределение по факультетам… Мальчишка повелся на шляпную агитацию, девчонка оказалась умнее… Травля, склоки, «ты всё не так поняла, они не хотели, а если и хотели, то не этого, а если этого, то не до смерти, у них всего лишь глупые девчоночьи шалости, но не темная магия, как у твоих»… Дружба дружбой, факультетские баллы – врозь.
|
Между прочим, этого Хейга Северус на днях поймал в коридоре, когда чертов малолетка – туда же, вслед за шестикурсниками! – пытался кому-то сигналить о приближении Амбридж, запульнув под потолок светящийся транскрипционный значок «æ» [1]. Учителя все как один делали вид, будто не понимают, что это за тайнопись, и Снейп тоже дал Сету возможность прослыть героем, под пытками у старого слизеринского гада не продавшим военную тайну.
«А что произошло, профессор?» – сладенько пропела Долорес, как раз когда он отпустил гриффиндорца восвояси всего с одним снятым баллом и напутствием – мол, а учиться вместо выходок вы не пробовали, мистер Хейг?
«О чем вы, мэм?» – удивился зельевар.
«В чем провинился этот мальчик? Полагаю, я имею право это знать как школьный инспектор».
«Ничего, что могло бы завладеть вниманием школьного инспектора, мэм. Дерзкий негодяй не уступил мне дорогу, но инцидент уже исчерпан. Всего хорошего, профессор Амбридж».
Макмиллан, как оказалось, прибыл прямиком со своей работы.
– Всю субботу ковырялись с этим делом, – объяснил он по дороге к винтовой лестнице с горгульей. – Башка теперь как мякиной набита.
– Есть подвижки?
– Подвижек нет, но крепнет ощущение, что никто из наших и не хочет, чтобы преступника раскрыли. Я даже заметил следы вымарывания в паре мест протоколов осмотра. У всех участников комиссий при этом алиби – улики уничтожали не они. Думаю, что кто-то из цепочки инстанции. Сложно искать того или ту, кого в народе величают Робин Гудом.
|
– Значит, ее найдут другие. Твои сообразительные коллеги об этом, как обычно, не подумали? А найти ее – всего лишь дело времени, – Снейп фыркнул; даже если Гораций и он сам ставили когда-то «Превосходно» по Зельям тем, кто сейчас идиотничал, не желая раскрывать Леди Джудитту (в одном из притонов, где был найден оставленный ею труп, хозяин смог припомнить, что спутник обращался к ней по имени – Джудит) и вымарывая детали в протоколах осмотра, это совсем не означало, что успешно сдавшие экзамены студиозусы набирались хоть сколько-нибудь ума в процессе службы аврорами. – И тогда к Трелони не ходи, в «Клуб обезглавленных охотников» поступит новенький… новенькая, чтоб ее…
– Малиновый джем, – переступив на нижнюю ступеньку лестницы, сообщил Макмиллан пароль для горгульи, и механизм пришел в движение. – А зачем иначе я, по-твоему, убивал бы на это почти двое суток личного времени? Но там очень, очень глухо, Северус.
– Ч-ч-ч-ш-ш! Ладно, всё, приехали. Потом.
Это было почти нереально, но с приходом Джоффа настроение стало меняться. С уровня «кошмарное» примерно до степени «почти приемлемое». На такое был способен только Гэбриел в их редкие встречи… и больше, пожалуй, никто. Остальные стабильно бесили. Но Дед незначительное улучшение быстро исправил – так, что Северусу снова захотелось его убить, как нынешним утром. Дамблдор уже всё узнал от МакГонагалл, поэтому у Снейпа создалось впечатление, что их с Джоффом он пригласил сюда, просто чтобы поехидничать под видом внимательной доброжелательности и гостеприимства. Зельевару было настолько противно пересказывать подробности визита к Уизли, что он даже предложил директору прямую легилименцию. Однако тот отказался. Странно, потому что, если один легилимент даст свободный доступ в свои воспоминания другому, это будет мало отличаться от вербального диалога, а информативности окажется куда больше. Уже прощаясь, Дед сделал вид, будто внезапно о чем-то вспомнил. Открыв заляпанную Фоуксом шкатулку, которой выпала нелегкая участь стоять на полке прямо под фениксовым насестом, Альбус вынул оттуда сложенный несколько раз старый пергамент. С виду пергамент был абсолютно пустым.
|
– Думаю, ты с нею разберешься, Северус. Мне отдал ее на хранение один из сотрудников, досрочно покинувший пост, но я подумал, что вам с Джоффри она будет сейчас куда нужнее, чем этой шкатулке.
– Позволь угадаю: имя этого сотрудника – Гилдерой Локхарт, не так ли? – скривился Снейп, вертя в руках пергамент, внутри которого наверняка скрывалась та самая карта. Дед сделал неопределенное движение головой, выражавшее скорее согласие, чем отрицание. Не придумав ничего лучше, Северус прицелился в обрывок палочкой: – Откройся!
Дамблдор с любопытством следил за его манипуляциями. На поверхности проступили буквы: «Мудаки Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост категорически не приветствуют профессора Снейпа и…»
– Что это? – не понял Северус, пытаясь проморгаться под сдавленный хохот Макмиллана и ухмылки в бороду Дамблдора, однако слово «мудаки» никуда не исчезало и не видоизменялось, как бы он ни моргал. – Та самая Карта Мародеров?! Но с чего бы…
– Я же тебе сказал: мне отдал ее на хранение один из сотрудников. Тот, который виртуозно владеет искусством криптографии.
– Гм, – сказал Снейп, в растерянности ощущая неконтролируемый скачок настроения вверх. – Веско. Теперь я просто не имею права не показать это блохастому недоумку.
– Я знал, что ты не забудешь старых друзей. Надеюсь, это немного загладило мою вину – ведь я заставил тебя помимо воли пообщаться сегодня с позитивными людьми, хотя воскресным утром ты предпочел бы траур и уныние в своей келье.
Будь они с Дедом тет-а-тет, Северус не постеснялся бы вставить ему ответную шпильку – что, впрочем, всё равно не достигло бы цели. Но в присутствии Макмиллана не стал. Слишком уж его порадовал этот несчастный клочок пергамента с приветом от Стинкхорна, на поверку оказавшегося не таким уж болваном. «Да ты и у Вельзевула найдешь белую шерсть, если он так же пнет под зад твоих школьных обидчиков!» – «Поздно. Сдается мне, если не Вельзевул, то просто жизнь их уже и так пнула».
Когда они покинули директорскую башню, Джофф выхватил карту и тоже попытался привести ее в рабочее состояние. Но и у него ничего не вышло.
– Без Блэка нам в этом не разобраться, – сказал Снейп. – Но процесс мне нравится, – он снова полюбовался результатом Гилдероева вмешательства в структуру артефакта.
* * *
Почти всю ночь с понедельника на вторник накануне Самайна Гермиона проворочалась в постели, не в состоянии уснуть. То, что она вчера узнала…
…Из-за бурной деятельности профессора Амбридж занятия по окклюменции со Снейпом им с Гарри приходилось посещать под видом отработок и очень редко по сравнению с прошлым годом. Но обстановка секретности нравилась авантюрной натуре Грейнджер, и она даже воспринимала это как элемент практики под названием «пусти пыль в глаза инспектору».
– Ну, куда тебе до меня! – шутил Гарри: после памятного 1 сентября его «выдающиеся» способности защиты разума от вторжения стали у них двоих темой для целой кучи приколов про озабоченность, смысл которых, опять же, был понятен только им, и Гермиона теперь старалась придумать себе дежурное фальшивое воспоминание побезобиднее, а то еще получится с перепугу вот так же – стыда не оберешься.
Но в понедельник, как выяснилось позднее, профессору Снейпу пришлось отменить урок, о чем он и сказал Гарри, явившемуся к нему загодя. Они думали, что Гермиона еще не добралась до подземелий, и зельевар на прощание велел ему направить ее обратно, если встретит по пути. Она же, испытывая на себе продвинутые чары инвиза, успела это услышать сама и тихонько замерла неподалеку от кабинета, в полутьме, между двумя постаментами для каменных чаш. Дверь была приоткрыта, но Гарри с профессором еще не вышли, и девушка обомлела, увидев в просвете, что на прощание Снейп дружески встряхнул Поттера за плечи, и тот в ответ легонько ткнул его кулаком в кулак. Гермиона поняла, что стоит с открытым ртом и пялится на закрытую дверь, тогда как Гарри уже дохромал до поворота и собирался ковылять по ступенькам в смежный коридор.
Она не знала, как расспросить его об этом. Здесь было что-то очень ненормальное. Гермиона перебирала много разных вариантов, были среди них и самые… непристойные. Правда, их она с возмущением отметала, из-за чего они назойливее всего и лезли в голову. Но это же бред! Да, бред… А как узнать истинный ответ? Ну, наверное, найти способ встретиться с Гарри, что с появлением жабских декретов, коими были завешаны все стены в замке, сделать вне уроков было не так-то легко. При этом девушка понимала, что до завтра она точно не доживет, не узнав всей правды. Гриффиндорская натура взяла свое, но Гермиона никак не могла сосредоточиться на счастливом воспоминании, чтобы вызвать свою выдру. Пока она возилась с чарами Патронуса, подумывая уже, чтобы обратиться за помощью к школьным эльфам, хотя отрывать их от прямых обязанностей по пустякам ужасно не хотелось, к ней прибежал лис Поттера.
– Привет, – сказал серебристый зверь голосом своего подопечного, игриво припадая на передние лапы и размахивая пушистым хвостом, как знаменем, – Снейп отменил на сегодня встречу, не спускайся.
Он уже хотел удрать, как обычно растворяясь на бегу, но девушка окликнула его и попросила, чтобы Гарри пришел в библиотеку как можно быстрее.
Поттер принесся на всех парусах, несмотря на хромоту, и стал извиняться за задержку с патронусом: между подземельями и цокольным этажом за ним увязалась кошка Филча, а значит, где-то поблизости был или сам Филч, или Жаба – пришлось петлять, заметая следы.
– Я как раз собирался в библиотеку, и тут прискакал мой ушастый и сказал, что ты срочно меня сюда зовешь. Случилось что-то?
– Гарри, нам очень срочно и серьезно надо поговорить!
По ее тону он сразу понял, что беседа действительно не на пару минут, а мадам Пинс проблемы с ними перед Амбридж не нужны – она и так уже хмурилась и демонстративно похлопывала книгой по своему столу. Словом, библиотека тоже была ненадежным укрытием, и юноша позвал однокурсницу в Выручайку. Раньше для таких случаев вполне подходила общая площадка Северной башни, но теперь встречи там, особенно между разнополыми студентами, были исключены. Они чуть было не напоролись на миссис Норрис опять, но двери спасительной комнаты восьмого этажа появились очень вовремя.
– Фух, вроде успели, – засмеялся Гарри. – Не засекла.
Выручайка почему-то приобрела вид библиотеки, причем со стороны Запретной секции – к счастью, без библиотекаря и других посторонних. Гермиона перевела дух, набралась смелости и выложила всё, что видела только что, стоя перед кабинетом Снейпа. Гарри вздохнул, уронил плечи, скроил гримасу, в которой не было особой досады – скорее, смирение перед неизбежным. Слегка улыбнулся. Что? Улыбнулся?
– Ты… это… Сядь, – кашлянув, он аккуратно обхватил ладонями ее локти и заставил отодвинуться к ближайшему стулу. Усадил, придвинул другой и сел напротив, по обыкновению поджимая под себя больную ногу – теперь он садился так почти всюду, кроме уроков ЗОТИ, «политпросвещения» и обеденного зала. – Ты сейчас услышишь много странного, Ге, – в этом месте ее сердце сначала ёкнуло, а потом и вовсе куда-то провалилось. – Моя мама никогда не была женой Джеймса Поттера. Просто они все учились на одном курсе. И Поттер, и Люпин, и Блэк, и Крыса-Петтигрю, и Макмиллан, и наши с Луной мамы… и мой папа тоже. В смысле – профессор Снейп. Он мой отец, в смысле – настоящий отец. А вся эта история с Поттером – это обман, и мы с отцом пока тоже знаем не всю правду.
– Но… э-э-э… но как? – пока Гермиона собирала раскатившиеся во все стороны мысли, на память ей пришла история, которой не так давно поделился с братом Криви-младший в гостиной Гриффиндора – а она случайно услышала, но не придала особого значения, только хмыкнула. А зря.
Филч отпустил младшекурсника после отработки, наказав ему отчитаться перед профессором Снейпом. Криви отправился в лабораторию, где, как он полагал, мог в это время находиться зельевар. Борясь со страхом, он толкнул дверь и увидел, что учитель действительно находится в кабинете – что-то делает у котла, стоя к вошедшему почти спиной. «Сэр, простите, меня прислал завхоз. Я отработал! Могу я ид…» Тут «профессор» обернулся, и мальчишка увидел, что это вовсе не жуткий Снейп, а самый обычный Поттер из Когтеврана, за которым бегает с камерой его брат. И не очень-то он теперь похож на зельевара. Но ведь секунду назад их было не отличить… со спины! «А, Дэннис! Привет. Ладно, я передам Снейпу». Только после этого младший из братьев Криви обнаружил, что Гарри всё же заметно ниже Снейпа ростом, да и мантия у него ученическая. Колин сказал Дэннису на это, что у страха глаза велики, но слишком высмеивать не стал. Обознался, со всеми бывает.
Теперь всё складывалось в единую логическую цепочку. Хватая ртом воздух и подыскивая хоть какие-нибудь слова в ответ, Гермиона стремительно находила то, на что не обращала внимания раньше, когда видела Гарри каждый день и привыкла, как к части себя самой. Он сильно похож лицом на свою маму, но иногда, когда злится, выражение глаз меняется. Страшным, как Снейп, он не становится даже в гневе, но есть в его взгляде что-то, из-за чего не всякий хочет с ним связываться. А эти космы! Только у Гарри они никогда не выглядят такими грязными. Значит, он не стрижется коротко – нарочно? Голос меняется, и временами… ой. И фигура… Они оба тощие, как два скелета, но не сказать, что в мантиях им это не идет. Да, да, она ведь еще в прошлом году заметила, как Поттеру (да какому там Поттеру? он теперь кто – тоже Снейп, что ли?), как Гарри замечательно подходит средневековый костюм, который он надел во время маскарада. А ведь и та нарядная мантия цвета надкрылий жука-бронзовки всегда красиво сидела на зельеваре, хотя носил он ее крайне редко. То, что она смотрелась на нем отлично, с неохотой признавали даже завзятые модницы Парвати с Лавандой, которые ненавидели Снейпа всеми фибрами души. Да-да, так многое сходилось, и почему только Гермиона упускала всё это раньше?
– Но, блин… как это так? – это всё, что Грейнджер смогла в итоге выжать из себя от шока. – Ты – и Снейп… и твоя мама… Это точно? Ты проверял? Как следует проверял? Тогда я уже совсем ничего не понимаю. С какого бока тогда там вообще этот Поттер и почему все взрослые скрывают от нас правду?
Похоже, Гарри готовился к этому разговору лучше, чем тогда ко вторжению Жабы в его разум. Парень, конечно, волновался, и руки его нервно подрагивали – а руки, руки у них со Снейпом до чего похожи! ну как она могла не видеть?.. Но, даже волнуясь, рассказывал он всё последовательно и четко. Гермионе казалось, что ей всё это снится. Проснется она утром, встретятся они на уроках, она и скажет: «Прикинь, я сегодня во сне видела тебя, и ты мне говорил, что Снейп – твой отец». Интересно, Гарри ее за это сразу приложит Ступефаем или сначала вызовет санитаров из Мунго?
– Господи! – прошептала она, дослушав его рассказ. – А Луна знает?
– Нет! – в его глазах мелькнул настоящий испуг. – Ге, я очень тебя прошу, не проговорись ей случайно. Или… не выдай как-то по-другому. Она очень наблюдательная, она способна догадаться и без слов, понимаешь? Но папа не сможет научить ее окклюменции, он опасается вмешиваться в ее рассудок… ты же понимаешь, почему? Поэтому нельзя, чтобы она узнала – в первую очередь, для безопасности ее самой и мистера Лавгуда.
– А что, если я не смогу… закрыться… когда меня попытаются взломать? Жаба или еще кто-нибудь… Я же всех вас выдам! Ой, Гарри, мне что-то так страшно! – Гермиона потянулась со своего стула, крепко обхватила Гарри руками, и тот обнял ее в ответ. – Блин, лучше бы я этого не знала. К лешему такой катарсис!
– Всё ты сможешь. Снейп говорит, что ты более организованна, поэтому успешнее меня в окклюменции.
– Да куда уж там!
– Ему виднее. И я, наоборот, рад, что ты наконец-то это знаешь: мне было трудно скрывать это от тебя. От других не так трудно…
– Он, наверное, разозлится?
– Гермиона, он учит тебя этому именно из-за того, что ты мой лучший друг и рано или поздно ты всё равно узнала бы про нас. Скорее рано, потому что мы много общаемся с тобой. Это он велел мне тогда поговорить с тобой насчет занятий.
– Да?! Я даже не знала. Офигеть. Нет, правда: офигеть. Но настоящее имя у тебя красивое. Гэбриел! – она прислушалась, как оно звучит вслух, и покачала головой, настолько непривычно было его произносить. – Очень красивое, мне так нравится, вообще-е-е! Я обязательно стану тебя так называть после того, как всё это кончится. Оно гораздо лучше, чем Гарри. Гэбриел! А какой он – Снейп, когда… не Снейп?
На мгновение задумавшись, Гарри улыбнулся – и грустно, и светло. Глаза его засияли:
– Он прикольный. К нему просто надо приспособиться. Но когда приспособишься, он очень прикольный. И знает столько, что у меня иногда голова готова лопнуть, – юноша посмотрел на заставленные фолиантами стеллажи; ближе всех к ним был ряд с сочинениями мессира Гринделльвальда. – Если окажется, что он прочитал все книги в Хогвартсе, я даже не удивлюсь, – а потом добавил еле слышным шепотом: – Он самый лучший на свете.
– О-фи-геть! «Прикольный» Снейп… Я сплю или рехнулась… – от шквала в мыслях Гермиона даже не знала, что сказать, всё было каким-то лишним и ненужным по сравнению с этим обреченным «он самый лучший на свете», сквозь которое она кожей почувствовала бездонное отчаяние. Породить такое предчувствие горя под силу лишь целой стае дементоров. И она знала: столько лет считавший себя сиротой, Гарри теперь боялся и думать, откуда оно возникло. Словно если упорно отрицать Минотавра, тот никогда не появится в глубинах лабиринта и не потребует жертв.
– А у тебя с окклюменцией всё получится, Ге. Не смей сомневаться…
…И вот, совершенно не выспавшись, с черными кругами под глазами и бедламом на голове во вторничное утро Грейнджер плелась на занятия. Первой парой были сдвоенные со змеюками Заклинания, по пути на которые Гермиона почти столкнулась в коридоре четвертого этажа с инспектором школы. Однако девушка вовремя юркнула в Зал Трофеев и затаилась между дверью и шкафом с наградами квиддичистов, а профессора Амбридж немедленно обступила толпа подхалимов со всех курсов. Лучась любовью и преданностью, эти честные мальчики и девочки наперебой докладывали ей о случившемся за последние сутки. Смотреть противно. Гермиона плотнее прижала учебники к груди и фыркнула. Как только у этой жабы получается так влиять на умы стольких студентов? Она же мерзкая, неужели этого не видно? Они рассказывают ей даже о том, в каких образах собираются явиться их однокурсники сегодня вечером на хэллоуинский маскарад! Это уже вообще подлость – ребята придумывали свои костюмы и грим, готовились. Мерзкая Амбридж, отменить праздник она не смогла, Дамблдор не позволил, ну так она подобралась с другой стороны и теперь будет точно знать, кто есть кто. И вредить, конечно. Несмотря на то, что сама Гермиона не особенно-то раздумывала над тем, в чем пойдет на вечеринку, ее не на шутку разозлило, что министерская уродина добьется своего и будет держать всё под контролем. А она слушает ябед с милой улыбочкой и записывает их доносы в свой гадский розовый блокнотик. Вот бы добраться до него и наложить чернильноплевательные чары, какие сама Жаба после обысков накладывает на вещи – книги и личные дневники – учеников!
Когда вся эта гурьба приблизилась ко входу в Зал Трофеев, девушка невольно отступила глубже в угол за шкаф. Ткнулась спиной во что-то живое и чуть не взвизгнула, ощутив, как кто-то выдернул из-под ее каблучка отдавленную ногу, после чего тихо и злобно зашипел голосом Малфоя:
– Твою ма-а-ать, Грейнджер! Ну на кой тебя-я-я принесло именно сюда?!
Но заорать или отпрыгнуть он ей не дал: крепко зажав рот ладонью, придавил к себе и велел вести себя тихо. Толпа промаршировала мимо, и только после этого Драко ослабил тиски.
– Да убери ты лапы, Малфой! Сам-то чего тут сидишь? – взвилась Гермиона, несильно хлопнув его учебниками по плечу.
– Да то же, чего и ты! – скривился он, дескать – вот еще, отчитываться тут перед всякими маглокровками.
– Из-за Амбридж, что ли?
– Сучья жа-аба… – прошипел блондинчик, с ненавистью косясь в сторону удалявшегося строя болванчиков. – Из-за нее эти два-а-а придурка… стали совсем как два-а-а придурка.
– Кто?
– Не тво-ое дело. Грегори и Винс. Чем она их прельстила, жирная торба? Чуть ли не молятся на нее, ка-а-ак тупые ма-а-аглы на своих богов.
– А я думала… – она осеклась, потому что была совершенно уверена, что подхалимаж Крэбба и Гойла к Жабе инициирован самим Малфоем. – А ты что? Или они больше не слушаются великого и могущественного потомка Малфоев?
– Ой да за-аткнись ты, без тебя тошно. Она и ва-а-ашего… бывшего вашего Лонгботтома обраба-а-атывает. Не вида-а-ала, что ли?
– Это как?
– Ну да, у вас же с барсуками нет у нее па-а-ар вместе… Эта ста-арая паскуда положила глаз на Пухлого и прямо-таки домога-ается его, цепляет на каждом уроке. Все наши девчонки на первом же занятии вычислили. Да и мы видим, не слепые. Он пробует упир-а-а-аться, но у нее, может, чары какие-то хитрые. Вот бы ее пойма-ать с поличным…
– Так отцу скажи!
Он посмотрел на нее как на нервнобольную и только ткнул кулаком в стенку. Гермиона вздохнула. Она читала статью Скитер о том, что «экклезии» Неназываемого в разговоре упоминали Люциуса Малфоя, но Гарри просил не особенно-то верить тому, что написала эта журналистка. Не потому, что на самом деле Пожиратели Малфоя не упоминали, а скорее тому, какие выводы сделала из этого сама Рита. Сейчас девушка уже и не знала, чему и кому верить. Судя по реакции Драко, мистер Малфой с его связями в Министерстве скорее поддержит Жабу, чем поверит наговорам, тем более многие подлипалы-ученики заступятся за нее и присягнут, будто это всё вранье. Или была еще какая-то причина, из-за которой блондинчик не хотел доверяться папаше – Гермиона об этом могла только гадать.
– Ладно, идти надо, опоздаем, – буркнул Драко. – Только ты подожди, когда я пода-а-альше отойду. А то еще подумают что-нибудь не то…
Оттого, как он поморщился, Гермионе стало понятно, что переживает белобрысая немочь отнюдь не из-за угрозы нагоняя от Амбридж, а за свое чистокровное реноме. Она даже хихикнула: вот дурак, кому он нужен!
А насчет Лонгботтома известия были действительно тревожными. Хотя он действительно стал красавчиком за прошедшее лето и казался намного старше ровесников, сама суть не менялась – ему было всего пятнадцать! Неужели слизеринцы правы, и, проповедуя целомудрие налево и направо, Амбридж втайне «слаба на передок», как выражаются Браун и Патил? Ужас…
У Флитвика они отрабатывали Щитовые. Как это часто бывало, профессор разделил аудиторию пополам, на одной стороне стояли три ступенчатых ряда столов для слизеринцев, на другой, четко напротив – таких же в точности столов для гриффиндорцев. Заниматься практикой в Дуэльном клубе Локхарта было теперь категорически запрещено одним из последних приказов Амбридж, поэтому студенты лениво пикировались друг с другом, не вставая из-за парт, – львята против змеенышей. Одним Протего давался исключительно легко – во всяком случае, Гермиона видела, что на их баррикадах этим заклинанием отлично владеют Рон Уизли и Риона О’Нил, а на «вражеских» – Драко Малфой с Тео Ноттом и Трейси Дэвис. Другим не давался вообще. Она сама применять его умела уже неплохо, но не идеально. Гарри говорил, что в этом смысле невербальная инкантация scutum иногда срабатывает куда успешнее, причем даже без палочки. Теперь она догадалась, что этому приему его обучил Снейп и что это – чары пепельников, с которыми Снейпа, в свою очередь, наверняка познакомила его жена-целительница. Scutum у Гермионы так и не получился, но лишь потому, что она вообще не очень-то дружила со всем связанным с медициной.
– Мисс Грейнджер? Отчего дремлем? – с отвратительной бодростью в голосочке воззвал профессор Флитвик. – На вас это непохоже! Подключаемся, подключаемся!
Гарри сказал, что Флитвик тоже знает о них с профессором Снейпом и тоже сам ничего не помнит из-за какого-то грандиозного заклятия. Теперь Гермиона смотрела на когтевранского декана немного другими глазами – как посвященный на посвященного.
Очередной взрыв заставил ее подпрыгнуть на месте: это у Симуса Финнигана вместо щитового снова получилось черт знает что, и в стене за его плечом зияла и дымилась обширная выбоина. Малфой – автор этого безобразия – покатывался со смеху вместе с Паркинсон и своими телохранителями. В отсутствие Амбридж Крэбб и Гойл выглядели воплощениями преданности своему сюзерену.
– Мерлинова грыжа! – выругался Симус, с чувством швыряя палочку на учебник. – Профессор, ну не дается мне этот Протего! Я же не Пухлый, чтобы защищаться! Научите нас боевым, а? Как только мне исполнится семнадцать, свалю я отсюда в аврорат, хочу приносить пользу мракоборцам, а не просиживать тут штаны с этой ерундой! Научите, сэр!
– О-о-о-о-да-а-а-а! Мракоборец штопанный! – сразу же стали ржать гадюшата, провоцируя гриффиндорцев на праведный гнев. Хотя в данном случае Гермиона была почти солидарна со слизеринцами в том, что Финниган несет ахинею. Ну разве что совсем немного при этом хотелось въехать Малфою кулаком промеж ушей. Из принципа: ведь это ж Малфой. – Да кто тебя в семна-а-адцать пустит «приносить пользу», бездарь?
– Заткнись, слышь, ты, пожирательский выкидыш! – дернулся было Симус, но с одного бока на нем повис Дин Томас, а с другого – Лаванда Браун, и вдвоем они усадили его обратно.
– А ну-ка изобразили мне полный порядок! – легко взмахнув палочкой, потребовал профессор Флитвик, и всех нарушителей спокойствия приподняло над скамейками, как в фильмах про невесомость. А еще они, пунцовые от злости, открывали и закрывали рты, будто рыбы в аквариуме, но не было слышно ни звука. Да и движения их рук были замедлены. – Если вы сейчас дадите зарок вести себя смирно, я посажу вас на место. Но если вы хотите полетать еще… я не возражаю. Только сдавать экзамены потом вам, не забывайте. И даже мистеру Финнигану, который так изобретательно вздумал увильнуть, подавшись в авроры.
Буяны закивали и были усажены на места. Правда, Силенцио профессор отменил не сразу, решив сначала навести порядок в голове Симуса, но без язвительных подсказок бледной немочи. Поэтому молчание обеих сторон продлилось.
– Несмотря на грубую форму подачи информации, ваш оппонент прав, мистер Финниган, – Флитвик взобрался на свою кафедру и уселся там на стопке книг, закинув ногу на ногу. Ему, наверное, казалось, что смотрится он в этой позе величественно, но Гермиона с трудом подавила смешок. – Ни в семнадцать, ни в восемнадцать, ни даже в двадцать лет вас в реальный бой не направят. А знает ли кто-нибудь, почему? – чароплет отменил заклинание немоты у Симуса и Драко. – О, и как обычно – одна мисс Грейнджер за всех! Ну что ж, просветите вашего однокашника, Гермиона, будьте так любезны.