Джоффри не удержался. Эта фраза резанула его по самой вере в человечество. В частности – по его мнению о Минерве. Он всегда считал ее рассудительнее импульсивного Северуса. Раньше, особенно в юности, их с Эванс всегда коробило, когда Снейп заявлял о предвзятости МакГонагалл: им казалось это мальчишеством, особенно на фоне того, как ревниво он сам реагировал на выпады в адрес своего факультета. Сейчас – вот так легко и внезапно – всплыла другая правда, и Макмиллан с разочарованием признал, что они с Лили многого не видели. Или, скорее, не желали видеть.
– Альбус, – сказал он, решительно игнорируя присутствие Минервы, как только что игнорировала его присутствие она, – зная Северуса, я нисколько не сомневаюсь, что он скрыл от вас некоторые немаловажные детали своего физического состояния.
Дамблдор опустил голову, чтобы очки-половинки съехали на кончик носа и можно было взглянуть на визави поверх стеклышек:
– Что вы имеете в виду?
– Он умирает, сэр. Я не могу предсказать, сколько ему осталось, но это смертоносное проклятье, и он об этом знает.
Старшие маги еще раз переглянулись, затем директор раскинул полы своей верхней мантии и размашисто уселся в кресло:
– Джоффри, вы, возможно, не знаете, но он не может так просто умереть.
Джофф покачал головой и ответил с нажимом:
– Я знаю, о чем вы хотите сказать. Что он поставил себе систему «Лазарус» и поэтому…
– …и поэтому он не может так просто умереть, – твердо повторил Дамблдор. – А систему «Лазарус» устанавливал ему я…
Готовый возражать Макмиллан споткнулся на полуслове:
– Но… Вы?! Как – вы? Когда?
– Конечно, на полноценном оборудовании и не без его помощи. Иначе у нас ничего бы не получилось, и он бы погиб. После процедуры Северус отдал мне свои настоящие воспоминания об этом, и я бережно храню их, как обещал. Не желаете ли взглянуть? Только в этом кабинете, Джоффри!
|
|
– Да, я понимаю… разумеется… Но, сэр, я настаиваю на своем мнении: дела у Северуса очень плохи. Во время стычки Лестрейндж проклял его. Я встретил Снейпа сразу, как только он покинул свою portus latet, и видел, что с ним тогда творилось. Это необратимо… Он говорит, по воздействию заклинание похоже на некромантские Пестифер компедес, но если бы это в самом деле были «кандалы», он расковал бы их сам. А так это не смогли сделать ни он, ни Малфои, ни их домовик – только на какое-то время задавили развитие порчи. Она прогрессирует, а из-за иммунного ответа «Лазаруса» при каждом приступе становится всё больше похожей на пытки через Круцио. Такое впечатление, что Веселый Роджер знал или догадывался о системе и сочинил свое проклятье персонально для Снейпа. Если оно не убьет сразу, то изведет постепенно. И он достиг цели: в конце концов конфликт «Лазаруса» и этой скверны истощит и разрушит организм Северуса полностью. Полагаю, вы должны были узнать, хотя он сам, скорее всего, разозлится из-за моего вмешательства.
Дамблдор вздохнул. МакГонагалл безучастно молчала, но, беседуя с директором, Джофф по аврорской привычке отметил, что лицо ее на несколько секунд исказилось страданием, когда они заговорили об опасностях неправильной подсадки «Лазаруса».
– Вы же понимаете, что даже если всё так, как вы говорите – признаю: в этих вопросах Северус разбирается куда лучше меня, – я не смогу начать процесс по делу Сириуса Блэка до тех пор, пока не разрешится главная проблема. Вы всё же взгляните на эти воспоминания, Джоффри. Думаю, осведомленность вам не повредит.
|
|
Макмиллан хотел ответить, что сказал это не ради того, чтобы он тотчас кинулся выручать Блэка, а чтобы они прекратили трактовать условия Северуса как вздорную прихоть «звезды». Но, поглядев на сидящего перед ним старца и на безмолвно замершую в углу фигуру гриффиндорского декана, махнул рукой. Бесполезно. У них тут своя игра.
– Давайте. Я посмотрю.
Директор призвал нескольких домовиков и велел доставить Омут Памяти из покоев Снейпа.
................................................
…Северус вошел, озираясь. Он не впервые был в Годриковой Впадине, но в доме директора до этого дня бывать не доводилось. Здесь прохладнее, чем в Лондоне, и в середине ноября с неба уже крошится мелкая снежно-дождевая сечь.
С их последней встречи близ Хогвартса, после происшествия на Оксфорд-стрит, прошла всего неделя, и за эти несколько дней всё кардинально изменилось. Нет, он не стал посвящать Лили во всё, что предлагал Дед: ему и одного-единственного их разговора хватило за глаза. Когда она сказала, что уповать на интересы Гэбриела – это со стороны членов ордена сопротивления грубый и гадкий шантаж. Где-то в глубине души, в общем-то, Северус был с нею согласен, этого-то он и боялся – что не он убедит ее, а она его, зацепившись за маленькую тень сомнения, которая его гложет. Если уж бросаться в омут, то одним рывком. Он предложит Дамблдору свои услуги в обмен на то, что Верховный задействует все свои связи и возможности, чтобы помочь Лили и маленькому убраться хоть куда из этой страны. Никому и никогда не приходило в голову, что в истории о яблоке раздора хуже всего было яблоку.
|
|
Северус объяснил ей, что он просто устроится на должность зельевара в Хогвартсе и, связавшись с бывшими слизеринскими сокурсниками, попробует добывать информацию, которая нужна директору. На ее вопрос, как он собирается этого достичь и почему они с Дамблдором уверены, что тот же Мальсибер, ввязавшийся в эти политические разборки и, по слухам, примкнувший не то к Реддлу, не то к Булсту, не то еще к какой-то нечисти, станет с ним откровенничать, ему пришлось сказать правду. Лили побледнела, схватилась за подоконник, чтобы не упасть, потом лицо ее пошло пятнами, уши вспыхнули, и голос стал точно из бочки:
– Чем, как ты считаешь, это предложение отличается от условий болгарских чинуш – отречься от Гарри? Тем, что он хочет, чтобы ты отрекся еще и от меня? Спасибо! Как ты вообще смеешь обдумывать такое? Ты должен был послать его так далеко, как только умеешь это делать.
Не в силах смотреть в ее искрящиеся глаза, Северус опустил голову:
– Лилс, довольно уже!
– Довольно?! Довольно?! Да я не знаю, что… – она беспомощно огляделась по сторонам. – Я не знаю, что сейчас сделаю! – не найдя ничего подходящего, чтобы швырнуть в него, Лили бросилась к нему сама и принялась колошматить кулаками и ладонями по плечам и груди, а он лишь уклонялся, не слишком-то и защищаясь. – Сначала они поддерживали слухи, что ты связался с подонками. Всю учебу они трепали нам душу, они твердили, что ты вляпаешься, и толкали тебя к этому всеми силами. Но они обломались. А теперь – теперь ты сам тупо собираешься поддаться им! Сам полез в петлю, да?! – взвизгнула она, с новым приливом сил накинулась на своего незадачливого муженька, и тут ее прорвало на слезы бешенства. – Где, говори – где этот их чертов орден сопротивления? А?! Покажи мне их – я их там всех пересчитаю! Они тебя заимперили, что ли, если ты стал таким идиотом?! А? Ты у них в подчинении, да? Нет? Ну так тогда ты откажешься от их махинаций! Понял меня?
Северус поймал ее и прижал к себе, чтобы обездвижить и чтобы она дала вымолвить хоть слово. Лили колотилась с такой силой, что у него едва получалось удерживать ее на месте. С этой буйной ведьмой не смог бы сладить и полуогр Хагрид, когда речь шла о таких вещах. Хорошо, что он заранее наложил на комнату чары неслышимости, иначе напуганный Гэбриел вопил бы сейчас громче своей матери вместо того, чтобы ползать по-пластунски в своей кроватке, гоняясь за пожеванными игрушками.
– Лили, послушай. Я буду всего лишь варить им зелья. Тем и этим. В Хогвартсе нужен преподаватель зельеделия, и у меня будет козырь – работа в школе, при директоре. Еще нескоро, со следующего учебного года. У меня нет задачи становиться боевиком при Реддле. Ему нужны шпионы, Дамблдору тоже. Это, конечно, не то, о чем мы с тобой мечтали после школы, но…
– Да почему мы не можем просто уехать? – наконец-то обессилев, простонала она ему в ключицы.
Он тогда еще не рассказал ей о том, что узнал из намеков матери и книг, которые нашел ему Макмиллан. Когда Лили была беременна, Северус боялся говорить ей такое, просто не мог, а потом… уже привычно не поворачивался язык. Она ничего не знала – думала, что их не выпускают из страны просто из-за бюрократических проволочек, а отъезд – лишь дело времени, и там от них отстанут все.
– Ты же видишь, что не можем! – Северус осторожно охватил пальцами затылок жены и заглянул в распухшие от слез глаза, оттянув ее голову чуть назад. Сейчас они с нею поменялись местами: обычно молнии в адрес всего и вся метал он, а убеждать его – мягко и успокаивающе – приходилось ей. Лили строптиво дернулась, возвращаясь в исходное положение и пряча лицо в его джемпер. – Дамблдор говорил тогда, что поможет, когда родится Гэбриел. Теперь он в состоянии сделать хоть что-то. Других столь же влиятельных людей, готовых помочь, я не знаю. Ты знаешь?
– Тут какая-то ловушка. Мы вляпаемся, Сев. Я не хочу.
– Я сам не хочу, но у нас нет выбора. Это лучшие условия в нашей ситуации. Если бы всё происходило в среде маглов, где нас преследовали бы, как в этих ваших… фильмах про организованную преступность… мы тогда могли бы обратиться в полицию. Для особо опасных банд у них, наверно, подключается армия… Я плохо разбираюсь в нынешних маглах, но знаю, что у нас здесь всё совсем не так. Нас мало. Чтобы обеспечить себе безопасность, недостаточно обратиться в Аврорат. Мы не ради красоты носим наши палочки, в отличие от нас гражданских маглов не обучают боевым дисциплинам. Поэтому мы не можем ждать манны небесной, а должны действовать сами. И это, Лилс, – то, что предложил Дед, – наиболее приемлемые условия из всего, на что мы можем рассчитывать.
Давно ему не приходилось говорить так много, так терпеливо и так складно, чтобы убедить кого-то. Даже перед решавшими их судьбу чиновниками в отделе миграции он не был вынужден тратить столько речевой энергии. Там просто стоишь перед ними всеми, рассевшимися в амфитеатре, и по очереди отвечаешь каждому на вопрос. К тому же, сейчас он с презрением понимал, что несет наивную чушь. Обращаться в полицию за защитой при раскладе, как у них, маглы могли только в фильмах. А в реальности эффект от его палочки против голема под названием «коррупция» был примерно таким же, как от дубинки констебля против авиационной ракеты.
Лили помолчала, и Северус ждал, не шелохнувшись. Ее тело наконец совсем обмякло, и, завозившись, она уже сама откинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Глаза, смотреть в которые он никогда не мог без необъяснимого трепета где-то в повздошье, словно выцвели на солнце и казались больными. Это он виноват, что они у нее стали такими. Северус еще не придумал, почему, но точно – он.
– Сев, у меня предчувствие, что всё это плохо кончится, если мы с тобой пойдем на условия Дамблдора.
– Если мы не пойдем на них, всё кончится еще хуже.
– Я не отдам лисёнчика ни тем, ни другим, можешь передать это Дамблдору. Если он вообще предложил тебе такое, значит, ему не в новинку все эти игры. И когда он поймет, что мы у него на крючке, может поставить следующее условие. А тебе будет некуда деваться. Это же классика! Классика об обещанном первенце, помнишь эти сказки, Сев?
Хотя это был не лучший момент, чтобы перевести всё в шутку, но Северус решил – была не была. Судя по той чуши, которую она несет, Лили уже накрутила себя донельзя. Шутить по-человечески он не умел, но надо было как-то разрядить обстановку, иначе сейчас эта магловская квартирка посыплется по всем швам: вон, в углу, уже пошла трещина по потолку, а лампочка перегорела минут пять тому назад.
– С трудом представляю себе Деда в роли няньки, Лилс.
– Поклянись, что ты не позволишь ему захомутать тебя, – пылко вскинулась она.
– Это слишком расплывчатое понятие, – вполголоса проговорил он, зарываясь лицом в рыжие кудри и стараясь перевести новый виток ее активности в мирное русло, – я не могу клясться в том, что потом можно повернуть как угодно…
– Ты говоришь слишком по-слизерински…
– А я вроде и не был гриффиндорцем, так что прости, ассортимент невелик, – Северус еле слышно бормотал всё это ей на ухо. Его шепчущий голос всегда успокаивал жену или, по крайней мере, позволял отсрочить неприятный разговор. – В чем я безоговорочно уверен, так это в том, что Дамблдор как духовный лидер Магбритании всерьез, не размениваясь в мелочах, намерен остановить всё это безумие.
– А средства?.. – выдохнула она ему в губы свой последний аргумент.
– Я не вижу в его средствах ничего такого, чего не сделал бы сам, будь я на его месте.
– Неправда.
– Правда. Просто я не на его месте. И очень надеюсь, что никогда там не окажусь.
«Неправда», – или беззвучно вымолвила, или вообще подумала, теряясь в его поцелуе, Лили, неумолимая в своем упорстве.
– Почему мы не можем просто спокойно жить, как все нормальные люди, Сев? – проснувшись посреди ночи с диким сердцебиением, спросила она через плечо.
Северус, конечно, не спал – только так, иногда задремывал, – но ответил не сразу. Сначала плотнее прижал ее к себе, потому что ей снова что-то приснилось и она почти паниковала: он чувствовал это так же, как если бы всё происходило с ним самим.
– Наверно, потому что мы не «все»…
– Я думала, ты скажешь, что мы «не нормальные».
– А разве об этом вообще нужно говорить?
Она фыркнула от смеха, для проформы шлепнула его по руке:
– Не смешно!
– А чего тогда ржешь?
– Северус Тобиас Принц, ты можешь пообещать мне, что не будешь подвергать себя риску без крайней на то надобности?
– Просто пообещать или поклясться?
Лили из тех, кто даже клятву на мизинцах после ссоры не считает чем-то смешным или нелепым…
– Какая разница? Пообещай, поклянись…
– Разница большая: чтобы поклясться, мне нужно сейчас притащить к нам сюда целого свидетеля. А я терпеть не могу посторонних людей в собственной спальне. Да еще ночью. Хотя есть еще вариант: могу поклясться на крови. Но это уже элемент темной магии, и…
– О-о-ой, заткнись, пожалуйста.
– Давай спать, Лилс? Мне рано вставать, и тебя Гэбриел тоже разбудит ни свет, ни заря…
– Просто пообещай, зануда, – Лили одним рыбьим движением перевернулась на другой бок, лицом к нему, и поцеловала в губы. – Пообещай!
– Обещаю. Без крайней на то надобности я не соглашусь на условия Дамблдора, – монотонно протараторил Северус, изо всех сил стараясь не реагировать на ее провокации, потому что спать действительно оставалось всего каких-то два или три часа.
Но Лили, похоже, хотела как-то «застолбить» момент его обещания… ну или что там у них, у женщин, происходит в голове в таких случаях…
Они еще не знали, что «крайняя надобность» возникнет буквально на днях.
Лили и выскочила-то всего на минуточку, в домашних штанах и футболке, поверх – короткое и уже вышедшее из магловской моды пальто-колокольчик, а на ногах – резиновые сапожки на босу ногу, потому что уже третий день как зарядил противный дождик, превративший асфальт в лебединое озеро, а неасфальтированные дорожки – в болотную жижу. Бакалейный магазинчик был на углу, бежать – от силы три-четыре минуты.
Цены неприятно удивили: такое ощущение, что инфляция росла не по дням, а по часам, – но аппарировать в Косой переулок только для того, чтобы сравнить их и, максимум, выиграть полпенса, было бы глупо, да и оставлять Гэбриела, даже спящего, одного больше, чем на десять минут, нельзя. Несмотря на младенческий возраст, его строптивое высочество нет-нет да выплескивало стихийные проявления магии. Опасных пока не случалось, но Лили хорошо помнила, что вытворяла ее собственная магия, вступая в контакт с его, когда он еще кувыркался у нее внутри.
– Хлеба, пожалуйста, и четыре фунта овсяной крупы, – сказала она, когда подошла ее очередь.
Покупателей у прилавка было немного: за Лили стояли какая-то старушка и толстый господин из дома напротив, а со стороны кондитерской витрины топталось несколько школьников с рюкзаками. Дети откровенно разрывались между сластями и игровым автоматом у выхода, подсчитывая карманные монеты, которых на то и другое вместе, очевидно, не хватало.
Когда продавец, выложив булку возле кассы, повернулся к контейнеру с крупой и взял совок, свет в магазинчике как-то странно замерцал. Маглы уставились в потолок, завертели головами, только Лили тут же ощутила в ладони знакомую гладкость отполированной ивовой древесины. И вдруг всё замерло, как вмерзшее в лед. Мгновенно наколдованный защитный кокон пепельников спас ее от невесть откуда прилетевшего заклинания. Одним прыжком, не уступая в стремительности своему Патронусу, Лили перемахнула через прилавок. Скованный чарами Оцепенения, продавец так и держал в руке только что наполненный совок с овсянкой, которая струйкой сыпалась теперь и на пол, и обратно в контейнер, и – с краю – в поднесенный к контейнеру бумажный пакет. Всё это ее мозг выхватил в тот миг, пока невербально формулировал закл возвращения наносимого урона злоумышленнику, а рука автоматически рисовала в воздухе рубящую черту Протего.
Мрачная и классическая магия сплелись меж собой в полутьме, осветив выключенный игровой автомат у входа. Внезапно синий ящик, разрисованный звездами и оснащенный двумя рулями, двинулся с места. Иллюзия слетела с него на ходу, и вместо автомата проявился рослый мужик со свирепым лицом хищника. Ее чары на него не действовали. Глухо зарычав, он рванулся к Лили и по дороге сбил с ног одного из замороженных мальчишек. Она отпрыгнула к двери подсобки, где налетела на застывшего длинного юнца в мантии – вчерашнему хогватсовцу урон вернулся как положено. Ей ничего не оставалось, как аппарировать, и первым, что пришло в голову, был вокзал Кингс-Кросс, платформа девять и три четверти. Однако свирепый ухитрился сгрести ее в свои лапищи, и пока их перемещало, Лили взмолилась всем богам, лишь бы его расщепило.
Они вывалились на перрон, а рядом послышалось еще несколько трансгрессионных хлопков. Мужика не расщепило. Он сдавил ее до хруста в костях, и к ним, что-то крича, бежали незнакомцы, явно маги. Лили разобрала только, что они хотят ее обездвижить, а вонючий рычащий подельник им мешает. И стоило ему ослабить хватку, она рванула ворот пальто, вцепилась в амулет Северуса и вдавила палец в углубление на нем, другой рукой в то же время снова наколдовывая Протего на себя и мрачный возврат урона – на врагов. Моргнуть не успела, как вокруг них заметался лихой черный ураган. Свирепого отшвырнуло на рельсы, остальных закрутило, опрокидывая навзничь.
Асфальт пошел трещинами, и только тут в эпицентре смерча, похожего на мушиный рой, Лили разглядела силуэт Северуса. Легко и плавно, будто входя в воду и пробуя ее руками, он полуприсел на одно колено, почти коснулся длинными пальцами земли под собой, подхватил в пригоршни что-то невидимое. Распрямился и почти нежно отправил из ладоней призрачный посыл в сторону каменной тумбы.
– …airetam enis mamrof mauqila esse elibissopmi tse non nemaT. oipicnirp omirp a setnatsid tnus douq mudnuces sie tidicca coh, airetam ni isin esse tnussop non eauq, eamrof eauqila rutnainevni is des, mairetam da maitnedneped amrof tse douQ… – слышит Лили невнятную скороговорку, а тумба, ведущая с платформы девять и три четверти на вокзал Кингс-Кросс, начинает сотрясаться, как будто под нею роет землю гигантский червь. Видя это, Сев обрывает речь и припечатывает финальным четким: – egrusxE! Ах-х-х-х!
Асфальт перрона проваливается, из-под земли что-то лезет – перемазанное в глине, бесформенное, неестественно передвигающееся… Над вокзалом плывет запах тлена. Время для Лили замирает на одной точке. Она стоит и смотрит, как восстает армия иценов, мертвых вот уже две тысячи лет. Потому что это воины королевы Боудикки, а во главе них на колеснице, запряженной четверкой фестралов, возвышается она сама – истлевшая почти до костей, с облезлыми грязно-рыжими волосами, собранными в косу, и воздетым над головою мечом.
Кавалькада вырывается наружу с оглушительным грохотом. Грациозно, как танцор на поклоне, всплеснув руками в приветствии, Северус безмолвным, но властным жестом указывает инферналам на врагов. Первым, прямо по рельсам, уносится в пасмурную даль тот грязный мужик-хищник, преследуемый кельтской колесницей…
…Что было с остальными, Лили уже не видела. Обернув ее своей мантией, Сев перенес их сначала на какую-то пустошь, затем, ни секунды не отдохнув (она успела лишь выдохнуть: «Гарри!»), – к какому-то озеру. Последним пунктом их перемещения стала съемная квартира, где они сейчас жили. Прямо та комната, где спал Гэбриел. И продолжал безмятежно спать, нежно-румяный, точно персик, раскинув конечности и понятия не имея, чем занимались его родители вне дома.
Северус вытолкнул ее за дверь. В соседней комнатушке оба они сползли по стене.
– Всё, всё, – шептал он, обнимая за плечи жену, которую только сейчас начинала колотить дрожь.
– Я д-думала… они его… А те – за мной…
– Нет, нет, он спит, ты же видишь.
– Д-да…
Он провел ревизию своих бесчисленных потайных карманов и начал вливать в Лили содержимое флаконов: седативное, седативное, седативное… Кажется, даже перестарался, потому что через пару минут она ощутила себя как облепленная ватой.
– Я посмотрю, что случилось? – спросил дозволения Сев.
Она медленно кивнула, совсем расслабляя сознание, и даже не заметила, как легилиментным заклинанием он вторгся в ее память и считал все подробности стычки. А через несколько минут успокоительные сделали свое дело – Лили отключилась почти на сутки…
– Я к Дамблдору, – буркнул Северус, сосредоточенно пополняя запасы своих карманов какими-то склянками, появившимися у них в доме, пока она спала. – Мелкого кормил час назад. Из вон той бутылки, и это последнее из твоих запасов. Но он протестует и требует сама-знаешь-чего.
Лили была полностью солидарна с лисёнчиком: за это время грудь ее успела увеличиться раза в три и огрубеть, как будто туда набили булыжников. Стоило задвигаться, с обеих сторон внутри пронзительно и горячо защипало из-за новой порции прибывшего молока, тогда как и от старого несцеженного саднило так, что хоть вой, а футболка уже промокла насквозь. Мог бы, между прочим, и подложить Гэбриела ей под бок, пока дрыхла. Она бы даже не заметила. Но нет, куда нам, гениям, догадаться!
– Сев!
– И слышать больше ничего не желаю.
– Я не об этом. Почему на того дядьку не действовали мои заклинания?
Северус остановился, поднял голову и внимательно посмотрел ей в глаза сквозь свесившиеся на лицо сосульки волос. Ощущение, что он продолжает читать ее мысли, только усилилось.
– Лил, ты меня удивляешь.
– А если подробнее? – она села в постели и обвила руками коленки, заботливо укутанные одеялом. От прилипшей к телу мокрой майки стало противно, а еще страшно хотелось в туалет, но Лили знала, что Сев воспользуется даже короткой ее отлучкой и улизнет из дома, чтобы избежать разговоров о Дамблдоре. Пришлось терпеть. – Ты хочешь сказать, что он оборотень, конечно? Ну да, ты же помешан на них, еще бы… Вот только не срастается! Почему-то на Римусе всё работало превосходно, сколько раз у нас были с ним спарринги на ЗОТИ – и ничего, летал только так.
Напоминание о Люпине заставило его поморщиться.
– Этот сукин сын – жалкий щенок по сравнению с матерым ликантропом. Сивый – тот самый зверь, который обратил твоего разлюбезного Римуса. Он способен пребывать в промежуточном состоянии между человеком и волком постоянно. За счет этого он и заразен почти в любой из дней месяца, и практически неуязвим для классической и мрачной магии. Он существо тьмы, пробить его можно только темной ворожбой, другим волка не одолеешь. В человеческой форме он колдует, как мы, и поддается колдовству, как мы, зато в трансформе это иное существо.
– Ладно… тогда, – Лили замялась, – ну, может, ты научишь меня… – она нервно покусала губы, до того ей не хотелось этого произносить, зато жутко хотелось по-маленькому, – каким-нибудь… защитным темным?
Он только хмыкнул и опять занялся своим алхимическим арсеналом:
– Если бы ваша МакГонагалл не пудрила вам мозги враками, ты, возможно, еще в школе усвоила бы, что «защитных» темных проклятий не бывает. Любое темное так или иначе связано с атакой. Это магия агрессии. Всегда.
– Тогда научи… – она споткнулась, – научи эффективному атакующему против оборотней.
– Да, Лилс, научу. Когда вернусь.
– Я знаешь чего не могу понять? Зачем оборотню было надо нападать на меня? Они же существуют отдельной… стаей?..
После того, как мистер Люпин-старший заплатил слишком высокую цену за свой призыв к геноциду оборотней, в прессе начали осторожно величать общность ликантропов «диаспорой», но после пережитого Лили не хотелось идти ни на какие уступки, несмотря даже на свою симпатию к Римусу, и она назвала вещь своим именем.
Северус почти безразлично пожал плечами:
– Многие считают, что Сивый подмазывается к регентам и выполняет их поручения в надежде стать членом какой-нибудь из сильных свор.
– А кто были те, остальные из «своры»?
– Понятия не имею, я их не разглядывал, – более резко, чем хотелось бы, ответил он: ему хватило и того, что эта мразь покушалась на Лили, чтобы отныне вся вселенная сошлась для него клином на единственной цели – найти и уничтожить Фенрира Сивого. – Гэбриела сегодня не корми, в одном из тех растворов, которые я тебе давал, был бромид натрия и еще много всякого…
Лили издала возмущенный вопль и, когда муж выходил, попыталась запустить ему вслед подушкой. Ну да, взмахом палочки грудь от лактостаза не спасешь, да еще и с такими комками. Придется повозиться. Как же она это ненавидела!..
…Дамблдор встретил его в своей большой темной прихожей с отчетливым налетом старины и тайн. Она была чем-то похожа на его рабочий кабинет в Хогвартсе. Северус не удивился, что в разгар учебного года директор оказался вне школьных стен: это на младших курсах ему казалось, что все преподаватели сидят в замке, как прикованные, всю свою жизнь. В реальности у Верховного Чародея много обязанностей и помимо сферы образования.
– Я согласен на ваши условия, сэр, – хрипло сказал молодой волшебник старому, и старый сощурился.
– Что же навело тебя на путь истинный, Северус? – с понимающей улыбкой спросил он.
Северус повернул голову и уставился в темный угол с настроением коменданта, сдавшего врагу осажденную крепость, но персонально признавать поражение не согласного.
– Жена за хлебом сходила.
Дамблдор мелко покивал, вздохнул и шагнул к нему, жестом приглашая войти в гостиную. Северус отстранился, чтобы тот, чего доброго, даже случайно, краем одежды, не коснулся его, и, стараясь не выдать и тени волнения (хотя внутри бушевал тайфун), сделал несколько шагов в указанном направлении. Директор шел, чуть отставая, всё такой же высоченный и победоносный, как обычно.
– Ты пользуешься какими-нибудь магловскими документами? – спросил он, и, огорошенный вопросом, Северус остановился в совершенно пустой комнате.
– Да. А что? – с подозрением уточнил он.
– Понадобятся все, – коротко отозвался Дед. – Магические мы уже изменили, но на всякий случай теперь настала пора привести к единообразию все.
Северус встряхнул головой и наморщил лоб. Он не понимал, о чем толкует Дамблдор, и тот со вздохом пояснил:
– Я поменял дату твоего рождения. В соответствии с нею ты теперь на полгода моложе, и двадцать один тебе исполнится только будущим летом. Какая-никакая, но отсрочка. Было бы, конечно, спокойнее омолодить тебя на год-полтора, но, по нашим сведениям, на Реддла работают твои сокурсники, и вряд ли они не удивятся этому факту, если собирать сведения о тебе он поручит им.
– Но… к чему вообще вам это было нужно – что-то менять?
– Твоего предшественника мы потеряли именно по этой причине. Он погиб не оттого, что Том его раскусил, а во время боевой вылазки… Но благодаря его информации мы теперь точно знаем, что Реддл использует молодых в качестве… как это называют в известных кругах?
– Не знаю, – огрызнулся Северус. Тоже еще – нашел представителя «известных кругов». Хотя чего там, и правда нашел. – Шестерок?
Голубые глаза директора озорно блеснули:
– Вот! Именно – в качестве шестерок. Или эксплуатирует какие-либо другие их полезные таланты, не связанные с боевой практикой.