Джоффри не удержался. Эта фраза резанула его по самой вере в человечество. В частности – по его мнению о Минерве. Он всегда считал ее рассудительнее импульсивного Северуса. Раньше, особенно в юности, их с Эванс всегда коробило, когда Снейп заявлял о предвзятости МакГонагалл: им казалось это мальчишеством, особенно на фоне того, как ревниво он сам реагировал на выпады в адрес своего факультета. Сейчас – вот так легко и внезапно – всплыла другая правда, и Макмиллан с разочарованием признал, что они с Лили многого не видели. Или, скорее, не желали видеть.
– Альбус, – сказал он, решительно игнорируя присутствие Минервы, как только что игнорировала его присутствие она, – зная Северуса, я нисколько не сомневаюсь, что он скрыл от вас некоторые немаловажные детали своего физического состояния.
Дамблдор опустил голову, чтобы очки-половинки съехали на кончик носа и можно было взглянуть на визави поверх стеклышек:
– Что вы имеете в виду?
– Он умирает, сэр. Я не могу предсказать, сколько ему осталось, но это смертоносное проклятье, и он об этом знает.
Старшие маги еще раз переглянулись, затем директор раскинул полы своей верхней мантии и размашисто уселся в кресло:
– Джоффри, вы, возможно, не знаете, но он не может так просто умереть.
Джофф покачал головой и ответил с нажимом:
– Я знаю, о чем вы хотите сказать. Что он поставил себе систему «Лазарус» и поэтому…
– …и поэтому он не может так просто умереть, – твердо повторил Дамблдор. – А систему «Лазарус» устанавливал ему я…
Готовый возражать Макмиллан споткнулся на полуслове:
– Но… Вы?! Как – вы? Когда?
– Конечно, на полноценном оборудовании и не без его помощи. Иначе у нас ничего бы не получилось, и он бы погиб. После процедуры Северус отдал мне свои настоящие воспоминания об этом, и я бережно храню их, как обещал. Не желаете ли взглянуть? Только в этом кабинете, Джоффри!
– Да, я понимаю… разумеется… Но, сэр, я настаиваю на своем мнении: дела у Северуса очень плохи. Во время стычки Лестрейндж проклял его. Я встретил Снейпа сразу, как только он покинул свою portus latet, и видел, что с ним тогда творилось. Это необратимо… Он говорит, по воздействию заклинание похоже на некромантские Пестифер компедес, но если бы это в самом деле были «кандалы», он расковал бы их сам. А так это не смогли сделать ни он, ни Малфои, ни их домовик – только на какое-то время задавили развитие порчи. Она прогрессирует, а из-за иммунного ответа «Лазаруса» при каждом приступе становится всё больше похожей на пытки через Круцио. Такое впечатление, что Веселый Роджер знал или догадывался о системе и сочинил свое проклятье персонально для Снейпа. Если оно не убьет сразу, то изведет постепенно. И он достиг цели: в конце концов конфликт «Лазаруса» и этой скверны истощит и разрушит организм Северуса полностью. Полагаю, вы должны были узнать, хотя он сам, скорее всего, разозлится из-за моего вмешательства.
Дамблдор вздохнул. МакГонагалл безучастно молчала, но, беседуя с директором, Джофф по аврорской привычке отметил, что лицо ее на несколько секунд исказилось страданием, когда они заговорили об опасностях неправильной подсадки «Лазаруса».
– Вы же понимаете, что даже если всё так, как вы говорите – признаю: в этих вопросах Северус разбирается куда лучше меня, – я не смогу начать процесс по делу Сириуса Блэка до тех пор, пока не разрешится главная проблема. Вы всё же взгляните на эти воспоминания, Джоффри. Думаю, осведомленность вам не повредит.
Макмиллан хотел ответить, что сказал это не ради того, чтобы он тотчас кинулся выручать Блэка, а чтобы они прекратили трактовать условия Северуса как вздорную прихоть «звезды». Но, поглядев на сидящего перед ним старца и на безмолвно замершую в углу фигуру гриффиндорского декана, махнул рукой. Бесполезно. У них тут своя игра.
– Давайте. Я посмотрю.
Директор призвал нескольких домовиков и велел доставить Омут Памяти из покоев Снейпа.
................................................
…Северус вошел, озираясь. Он не впервые был в Годриковой Впадине, но в доме директора до этого дня бывать не доводилось. Здесь прохладнее, чем в Лондоне, и в середине ноября с неба уже крошится мелкая снежно-дождевая сечь.
С их последней встречи близ Хогвартса, после происшествия на Оксфорд-стрит, прошла всего неделя, и за эти несколько дней всё кардинально изменилось. Нет, он не стал посвящать Лили во всё, что предлагал Дед: ему и одного-единственного их разговора хватило за глаза. Когда она сказала, что уповать на интересы Гэбриела – это со стороны членов ордена сопротивления грубый и гадкий шантаж. Где-то в глубине души, в общем-то, Северус был с нею согласен, этого-то он и боялся – что не он убедит ее, а она его, зацепившись за маленькую тень сомнения, которая его гложет. Если уж бросаться в омут, то одним рывком. Он предложит Дамблдору свои услуги в обмен на то, что Верховный задействует все свои связи и возможности, чтобы помочь Лили и маленькому убраться хоть куда из этой страны. Никому и никогда не приходило в голову, что в истории о яблоке раздора хуже всего было яблоку.
Северус объяснил ей, что он просто устроится на должность зельевара в Хогвартсе и, связавшись с бывшими слизеринскими сокурсниками, попробует добывать информацию, которая нужна директору. На ее вопрос, как он собирается этого достичь и почему они с Дамблдором уверены, что тот же Мальсибер, ввязавшийся в эти политические разборки и, по слухам, примкнувший не то к Реддлу, не то к Булсту, не то еще к какой-то нечисти, станет с ним откровенничать, ему пришлось сказать правду. Лили побледнела, схватилась за подоконник, чтобы не упасть, потом лицо ее пошло пятнами, уши вспыхнули, и голос стал точно из бочки:
– Чем, как ты считаешь, это предложение отличается от условий болгарских чинуш – отречься от Гарри? Тем, что он хочет, чтобы ты отрекся еще и от меня? Спасибо! Как ты вообще смеешь обдумывать такое? Ты должен был послать его так далеко, как только умеешь это делать.
Не в силах смотреть в ее искрящиеся глаза, Северус опустил голову:
– Лилс, довольно уже!
– Довольно?! Довольно?! Да я не знаю, что… – она беспомощно огляделась по сторонам. – Я не знаю, что сейчас сделаю! – не найдя ничего подходящего, чтобы швырнуть в него, Лили бросилась к нему сама и принялась колошматить кулаками и ладонями по плечам и груди, а он лишь уклонялся, не слишком-то и защищаясь. – Сначала они поддерживали слухи, что ты связался с подонками. Всю учебу они трепали нам душу, они твердили, что ты вляпаешься, и толкали тебя к этому всеми силами. Но они обломались. А теперь – теперь ты сам тупо собираешься поддаться им! Сам полез в петлю, да?! – взвизгнула она, с новым приливом сил накинулась на своего незадачливого муженька, и тут ее прорвало на слезы бешенства. – Где, говори – где этот их чертов орден сопротивления? А?! Покажи мне их – я их там всех пересчитаю! Они тебя заимперили, что ли, если ты стал таким идиотом?! А? Ты у них в подчинении, да? Нет? Ну так тогда ты откажешься от их махинаций! Понял меня?
Северус поймал ее и прижал к себе, чтобы обездвижить и чтобы она дала вымолвить хоть слово. Лили колотилась с такой силой, что у него едва получалось удерживать ее на месте. С этой буйной ведьмой не смог бы сладить и полуогр Хагрид, когда речь шла о таких вещах. Хорошо, что он заранее наложил на комнату чары неслышимости, иначе напуганный Гэбриел вопил бы сейчас громче своей матери вместо того, чтобы ползать по-пластунски в своей кроватке, гоняясь за пожеванными игрушками.
– Лили, послушай. Я буду всего лишь варить им зелья. Тем и этим. В Хогвартсе нужен преподаватель зельеделия, и у меня будет козырь – работа в школе, при директоре. Еще нескоро, со следующего учебного года. У меня нет задачи становиться боевиком при Реддле. Ему нужны шпионы, Дамблдору тоже. Это, конечно, не то, о чем мы с тобой мечтали после школы, но…
– Да почему мы не можем просто уехать? – наконец-то обессилев, простонала она ему в ключицы.
Он тогда еще не рассказал ей о том, что узнал из намеков матери и книг, которые нашел ему Макмиллан. Когда Лили была беременна, Северус боялся говорить ей такое, просто не мог, а потом… уже привычно не поворачивался язык. Она ничего не знала – думала, что их не выпускают из страны просто из-за бюрократических проволочек, а отъезд – лишь дело времени, и там от них отстанут все.
– Ты же видишь, что не можем! – Северус осторожно охватил пальцами затылок жены и заглянул в распухшие от слез глаза, оттянув ее голову чуть назад. Сейчас они с нею поменялись местами: обычно молнии в адрес всего и вся метал он, а убеждать его – мягко и успокаивающе – приходилось ей. Лили строптиво дернулась, возвращаясь в исходное положение и пряча лицо в его джемпер. – Дамблдор говорил тогда, что поможет, когда родится Гэбриел. Теперь он в состоянии сделать хоть что-то. Других столь же влиятельных людей, готовых помочь, я не знаю. Ты знаешь?
– Тут какая-то ловушка. Мы вляпаемся, Сев. Я не хочу.
– Я сам не хочу, но у нас нет выбора. Это лучшие условия в нашей ситуации. Если бы всё происходило в среде маглов, где нас преследовали бы, как в этих ваших… фильмах про организованную преступность… мы тогда могли бы обратиться в полицию. Для особо опасных банд у них, наверно, подключается армия… Я плохо разбираюсь в нынешних маглах, но знаю, что у нас здесь всё совсем не так. Нас мало. Чтобы обеспечить себе безопасность, недостаточно обратиться в Аврорат. Мы не ради красоты носим наши палочки, в отличие от нас гражданских маглов не обучают боевым дисциплинам. Поэтому мы не можем ждать манны небесной, а должны действовать сами. И это, Лилс, – то, что предложил Дед, – наиболее приемлемые условия из всего, на что мы можем рассчитывать.
Давно ему не приходилось говорить так много, так терпеливо и так складно, чтобы убедить кого-то. Даже перед решавшими их судьбу чиновниками в отделе миграции он не был вынужден тратить столько речевой энергии. Там просто стоишь перед ними всеми, рассевшимися в амфитеатре, и по очереди отвечаешь каждому на вопрос. К тому же, сейчас он с презрением понимал, что несет наивную чушь. Обращаться в полицию за защитой при раскладе, как у них, маглы могли только в фильмах. А в реальности эффект от его палочки против голема под названием «коррупция» был примерно таким же, как от дубинки констебля против авиационной ракеты.
Лили помолчала, и Северус ждал, не шелохнувшись. Ее тело наконец совсем обмякло, и, завозившись, она уже сама откинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Глаза, смотреть в которые он никогда не мог без необъяснимого трепета где-то в повздошье, словно выцвели на солнце и казались больными. Это он виноват, что они у нее стали такими. Северус еще не придумал, почему, но точно – он.
– Сев, у меня предчувствие, что всё это плохо кончится, если мы с тобой пойдем на условия Дамблдора.
– Если мы не пойдем на них, всё кончится еще хуже.
– Я не отдам лисёнчика ни тем, ни другим, можешь передать это Дамблдору. Если он вообще предложил тебе такое, значит, ему не в новинку все эти игры. И когда он поймет, что мы у него на крючке, может поставить следующее условие. А тебе будет некуда деваться. Это же классика! Классика об обещанном первенце, помнишь эти сказки, Сев?
Хотя это был не лучший момент, чтобы перевести всё в шутку, но Северус решил – была не была. Судя по той чуши, которую она несет, Лили уже накрутила себя донельзя. Шутить по-человечески он не умел, но надо было как-то разрядить обстановку, иначе сейчас эта магловская квартирка посыплется по всем швам: вон, в углу, уже пошла трещина по потолку, а лампочка перегорела минут пять тому назад.
– С трудом представляю себе Деда в роли няньки, Лилс.
– Поклянись, что ты не позволишь ему захомутать тебя, – пылко вскинулась она.
– Это слишком расплывчатое понятие, – вполголоса проговорил он, зарываясь лицом в рыжие кудри и стараясь перевести новый виток ее активности в мирное русло, – я не могу клясться в том, что потом можно повернуть как угодно…
– Ты говоришь слишком по-слизерински…
– А я вроде и не был гриффиндорцем, так что прости, ассортимент невелик, – Северус еле слышно бормотал всё это ей на ухо. Его шепчущий голос всегда успокаивал жену или, по крайней мере, позволял отсрочить неприятный разговор. – В чем я безоговорочно уверен, так это в том, что Дамблдор как духовный лидер Магбритании всерьез, не размениваясь в мелочах, намерен остановить всё это безумие.
– А средства?.. – выдохнула она ему в губы свой последний аргумент.
– Я не вижу в его средствах ничего такого, чего не сделал бы сам, будь я на его месте.
– Неправда.
– Правда. Просто я не на его месте. И очень надеюсь, что никогда там не окажусь.
«Неправда», – или беззвучно вымолвила, или вообще подумала, теряясь в его поцелуе, Лили, неумолимая в своем упорстве.
– Почему мы не можем просто спокойно жить, как все нормальные люди, Сев? – проснувшись посреди ночи с диким сердцебиением, спросила она через плечо.
Северус, конечно, не спал – только так, иногда задремывал, – но ответил не сразу. Сначала плотнее прижал ее к себе, потому что ей снова что-то приснилось и она почти паниковала: он чувствовал это так же, как если бы всё происходило с ним самим.
– Наверно, потому что мы не «все»…
– Я думала, ты скажешь, что мы «не нормальные».
– А разве об этом вообще нужно говорить?
Она фыркнула от смеха, для проформы шлепнула его по руке:
– Не смешно!
– А чего тогда ржешь?
– Северус Тобиас Принц, ты можешь пообещать мне, что не будешь подвергать себя риску без крайней на то надобности?
– Просто пообещать или поклясться?
Лили из тех, кто даже клятву на мизинцах после ссоры не считает чем-то смешным или нелепым…
– Какая разница? Пообещай, поклянись…
– Разница большая: чтобы поклясться, мне нужно сейчас притащить к нам сюда целого свидетеля. А я терпеть не могу посторонних людей в собственной спальне. Да еще ночью. Хотя есть еще вариант: могу поклясться на крови. Но это уже элемент темной магии, и…
– О-о-ой, заткнись, пожалуйста.
– Давай спать, Лилс? Мне рано вставать, и тебя Гэбриел тоже разбудит ни свет, ни заря…
– Просто пообещай, зануда, – Лили одним рыбьим движением перевернулась на другой бок, лицом к нему, и поцеловала в губы. – Пообещай!
– Обещаю. Без крайней на то надобности я не соглашусь на условия Дамблдора, – монотонно протараторил Северус, изо всех сил стараясь не реагировать на ее провокации, потому что спать действительно оставалось всего каких-то два или три часа.
Но Лили, похоже, хотела как-то «застолбить» момент его обещания… ну или что там у них, у женщин, происходит в голове в таких случаях…
Они еще не знали, что «крайняя надобность» возникнет буквально на днях.
Лили и выскочила-то всего на минуточку, в домашних штанах и футболке, поверх – короткое и уже вышедшее из магловской моды пальто-колокольчик, а на ногах – резиновые сапожки на босу ногу, потому что уже третий день как зарядил противный дождик, превративший асфальт в лебединое озеро, а неасфальтированные дорожки – в болотную жижу. Бакалейный магазинчик был на углу, бежать – от силы три-четыре минуты.
Цены неприятно удивили: такое ощущение, что инфляция росла не по дням, а по часам, – но аппарировать в Косой переулок только для того, чтобы сравнить их и, максимум, выиграть полпенса, было бы глупо, да и оставлять Гэбриела, даже спящего, одного больше, чем на десять минут, нельзя. Несмотря на младенческий возраст, его строптивое высочество нет-нет да выплескивало стихийные проявления магии. Опасных пока не случалось, но Лили хорошо помнила, что вытворяла ее собственная магия, вступая в контакт с его, когда он еще кувыркался у нее внутри.
– Хлеба, пожалуйста, и четыре фунта овсяной крупы, – сказала она, когда подошла ее очередь.
Покупателей у прилавка было немного: за Лили стояли какая-то старушка и толстый господин из дома напротив, а со стороны кондитерской витрины топталось несколько школьников с рюкзаками. Дети откровенно разрывались между сластями и игровым автоматом у выхода, подсчитывая карманные монеты, которых на то и другое вместе, очевидно, не хватало.
Когда продавец, выложив булку возле кассы, повернулся к контейнеру с крупой и взял совок, свет в магазинчике как-то странно замерцал. Маглы уставились в потолок, завертели головами, только Лили тут же ощутила в ладони знакомую гладкость отполированной ивовой древесины. И вдруг всё замерло, как вмерзшее в лед. Мгновенно наколдованный защитный кокон пепельников спас ее от невесть откуда прилетевшего заклинания. Одним прыжком, не уступая в стремительности своему Патронусу, Лили перемахнула через прилавок. Скованный чарами Оцепенения, продавец так и держал в руке только что наполненный совок с овсянкой, которая струйкой сыпалась теперь и на пол, и обратно в контейнер, и – с краю – в поднесенный к контейнеру бумажный пакет. Всё это ее мозг выхватил в тот миг, пока невербально формулировал закл возвращения наносимого урона злоумышленнику, а рука автоматически рисовала в воздухе рубящую черту Протего.
Мрачная и классическая магия сплелись меж собой в полутьме, осветив выключенный игровой автомат у входа. Внезапно синий ящик, разрисованный звездами и оснащенный двумя рулями, двинулся с места. Иллюзия слетела с него на ходу, и вместо автомата проявился рослый мужик со свирепым лицом хищника. Ее чары на него не действовали. Глухо зарычав, он рванулся к Лили и по дороге сбил с ног одного из замороженных мальчишек. Она отпрыгнула к двери подсобки, где налетела на застывшего длинного юнца в мантии – вчерашнему хогватсовцу урон вернулся как положено. Ей ничего не оставалось, как аппарировать, и первым, что пришло в голову, был вокзал Кингс-Кросс, платформа девять и три четверти. Однако свирепый ухитрился сгрести ее в свои лапищи, и пока их перемещало, Лили взмолилась всем богам, лишь бы его расщепило.
Они вывалились на перрон, а рядом послышалось еще несколько трансгрессионных хлопков. Мужика не расщепило. Он сдавил ее до хруста в костях, и к ним, что-то крича, бежали незнакомцы, явно маги. Лили разобрала только, что они хотят ее обездвижить, а вонючий рычащий подельник им мешает. И стоило ему ослабить хватку, она рванула ворот пальто, вцепилась в амулет Северуса и вдавила палец в углубление на нем, другой рукой в то же время снова наколдовывая Протего на себя и мрачный возврат урона – на врагов. Моргнуть не успела, как вокруг них заметался лихой черный ураган. Свирепого отшвырнуло на рельсы, остальных закрутило, опрокидывая навзничь.
Асфальт пошел трещинами, и только тут в эпицентре смерча, похожего на мушиный рой, Лили разглядела силуэт Северуса. Легко и плавно, будто входя в воду и пробуя ее руками, он полуприсел на одно колено, почти коснулся длинными пальцами земли под собой, подхватил в пригоршни что-то невидимое. Распрямился и почти нежно отправил из ладоней призрачный посыл в сторону каменной тумбы.
– …airetam enis mamrof mauqila esse elibissopmi tse non nemaT. oipicnirp omirp a setnatsid tnus douq mudnuces sie tidicca coh, airetam ni isin esse tnussop non eauq, eamrof eauqila rutnainevni is des, mairetam da maitnedneped amrof tse douQ… – слышит Лили невнятную скороговорку, а тумба, ведущая с платформы девять и три четверти на вокзал Кингс-Кросс, начинает сотрясаться, как будто под нею роет землю гигантский червь. Видя это, Сев обрывает речь и припечатывает финальным четким: – egrusxE! Ах-х-х-х!
Асфальт перрона проваливается, из-под земли что-то лезет – перемазанное в глине, бесформенное, неестественно передвигающееся… Над вокзалом плывет запах тлена. Время для Лили замирает на одной точке. Она стоит и смотрит, как восстает армия иценов, мертвых вот уже две тысячи лет. Потому что это воины королевы Боудикки, а во главе них на колеснице, запряженной четверкой фестралов, возвышается она сама – истлевшая почти до костей, с облезлыми грязно-рыжими волосами, собранными в косу, и воздетым над головою мечом.
Кавалькада вырывается наружу с оглушительным грохотом. Грациозно, как танцор на поклоне, всплеснув руками в приветствии, Северус безмолвным, но властным жестом указывает инферналам на врагов. Первым, прямо по рельсам, уносится в пасмурную даль тот грязный мужик-хищник, преследуемый кельтской колесницей…
…Что было с остальными, Лили уже не видела. Обернув ее своей мантией, Сев перенес их сначала на какую-то пустошь, затем, ни секунды не отдохнув (она успела лишь выдохнуть: «Гарри!»), – к какому-то озеру. Последним пунктом их перемещения стала съемная квартира, где они сейчас жили. Прямо та комната, где спал Гэбриел. И продолжал безмятежно спать, нежно-румяный, точно персик, раскинув конечности и понятия не имея, чем занимались его родители вне дома.
Северус вытолкнул ее за дверь. В соседней комнатушке оба они сползли по стене.
– Всё, всё, – шептал он, обнимая за плечи жену, которую только сейчас начинала колотить дрожь.
– Я д-думала… они его… А те – за мной…
– Нет, нет, он спит, ты же видишь.
– Д-да…
Он провел ревизию своих бесчисленных потайных карманов и начал вливать в Лили содержимое флаконов: седативное, седативное, седативное… Кажется, даже перестарался, потому что через пару минут она ощутила себя как облепленная ватой.
– Я посмотрю, что случилось? – спросил дозволения Сев.
Она медленно кивнула, совсем расслабляя сознание, и даже не заметила, как легилиментным заклинанием он вторгся в ее память и считал все подробности стычки. А через несколько минут успокоительные сделали свое дело – Лили отключилась почти на сутки…
– Я к Дамблдору, – буркнул Северус, сосредоточенно пополняя запасы своих карманов какими-то склянками, появившимися у них в доме, пока она спала. – Мелкого кормил час назад. Из вон той бутылки, и это последнее из твоих запасов. Но он протестует и требует сама-знаешь-чего.
Лили была полностью солидарна с лисёнчиком: за это время грудь ее успела увеличиться раза в три и огрубеть, как будто туда набили булыжников. Стоило задвигаться, с обеих сторон внутри пронзительно и горячо защипало из-за новой порции прибывшего молока, тогда как и от старого несцеженного саднило так, что хоть вой, а футболка уже промокла насквозь. Мог бы, между прочим, и подложить Гэбриела ей под бок, пока дрыхла. Она бы даже не заметила. Но нет, куда нам, гениям, догадаться!
– Сев!
– И слышать больше ничего не желаю.
– Я не об этом. Почему на того дядьку не действовали мои заклинания?
Северус остановился, поднял голову и внимательно посмотрел ей в глаза сквозь свесившиеся на лицо сосульки волос. Ощущение, что он продолжает читать ее мысли, только усилилось.
– Лил, ты меня удивляешь.
– А если подробнее? – она села в постели и обвила руками коленки, заботливо укутанные одеялом. От прилипшей к телу мокрой майки стало противно, а еще страшно хотелось в туалет, но Лили знала, что Сев воспользуется даже короткой ее отлучкой и улизнет из дома, чтобы избежать разговоров о Дамблдоре. Пришлось терпеть. – Ты хочешь сказать, что он оборотень, конечно? Ну да, ты же помешан на них, еще бы… Вот только не срастается! Почему-то на Римусе всё работало превосходно, сколько раз у нас были с ним спарринги на ЗОТИ – и ничего, летал только так.
Напоминание о Люпине заставило его поморщиться.
– Этот сукин сын – жалкий щенок по сравнению с матерым ликантропом. Сивый – тот самый зверь, который обратил твоего разлюбезного Римуса. Он способен пребывать в промежуточном состоянии между человеком и волком постоянно. За счет этого он и заразен почти в любой из дней месяца, и практически неуязвим для классической и мрачной магии. Он существо тьмы, пробить его можно только темной ворожбой, другим волка не одолеешь. В человеческой форме он колдует, как мы, и поддается колдовству, как мы, зато в трансформе это иное существо.
– Ладно… тогда, – Лили замялась, – ну, может, ты научишь меня… – она нервно покусала губы, до того ей не хотелось этого произносить, зато жутко хотелось по-маленькому, – каким-нибудь… защитным темным?
Он только хмыкнул и опять занялся своим алхимическим арсеналом:
– Если бы ваша МакГонагалл не пудрила вам мозги враками, ты, возможно, еще в школе усвоила бы, что «защитных» темных проклятий не бывает. Любое темное так или иначе связано с атакой. Это магия агрессии. Всегда.
– Тогда научи… – она споткнулась, – научи эффективному атакующему против оборотней.
– Да, Лилс, научу. Когда вернусь.
– Я знаешь чего не могу понять? Зачем оборотню было надо нападать на меня? Они же существуют отдельной… стаей?..
После того, как мистер Люпин-старший заплатил слишком высокую цену за свой призыв к геноциду оборотней, в прессе начали осторожно величать общность ликантропов «диаспорой», но после пережитого Лили не хотелось идти ни на какие уступки, несмотря даже на свою симпатию к Римусу, и она назвала вещь своим именем.
Северус почти безразлично пожал плечами:
– Многие считают, что Сивый подмазывается к регентам и выполняет их поручения в надежде стать членом какой-нибудь из сильных свор.
– А кто были те, остальные из «своры»?
– Понятия не имею, я их не разглядывал, – более резко, чем хотелось бы, ответил он: ему хватило и того, что эта мразь покушалась на Лили, чтобы отныне вся вселенная сошлась для него клином на единственной цели – найти и уничтожить Фенрира Сивого. – Гэбриела сегодня не корми, в одном из тех растворов, которые я тебе давал, был бромид натрия и еще много всякого…
Лили издала возмущенный вопль и, когда муж выходил, попыталась запустить ему вслед подушкой. Ну да, взмахом палочки грудь от лактостаза не спасешь, да еще и с такими комками. Придется повозиться. Как же она это ненавидела!..
…Дамблдор встретил его в своей большой темной прихожей с отчетливым налетом старины и тайн. Она была чем-то похожа на его рабочий кабинет в Хогвартсе. Северус не удивился, что в разгар учебного года директор оказался вне школьных стен: это на младших курсах ему казалось, что все преподаватели сидят в замке, как прикованные, всю свою жизнь. В реальности у Верховного Чародея много обязанностей и помимо сферы образования.
– Я согласен на ваши условия, сэр, – хрипло сказал молодой волшебник старому, и старый сощурился.
– Что же навело тебя на путь истинный, Северус? – с понимающей улыбкой спросил он.
Северус повернул голову и уставился в темный угол с настроением коменданта, сдавшего врагу осажденную крепость, но персонально признавать поражение не согласного.
– Жена за хлебом сходила.
Дамблдор мелко покивал, вздохнул и шагнул к нему, жестом приглашая войти в гостиную. Северус отстранился, чтобы тот, чего доброго, даже случайно, краем одежды, не коснулся его, и, стараясь не выдать и тени волнения (хотя внутри бушевал тайфун), сделал несколько шагов в указанном направлении. Директор шел, чуть отставая, всё такой же высоченный и победоносный, как обычно.
– Ты пользуешься какими-нибудь магловскими документами? – спросил он, и, огорошенный вопросом, Северус остановился в совершенно пустой комнате.
– Да. А что? – с подозрением уточнил он.
– Понадобятся все, – коротко отозвался Дед. – Магические мы уже изменили, но на всякий случай теперь настала пора привести к единообразию все.
Северус встряхнул головой и наморщил лоб. Он не понимал, о чем толкует Дамблдор, и тот со вздохом пояснил:
– Я поменял дату твоего рождения. В соответствии с нею ты теперь на полгода моложе, и двадцать один тебе исполнится только будущим летом. Какая-никакая, но отсрочка. Было бы, конечно, спокойнее омолодить тебя на год-полтора, но, по нашим сведениям, на Реддла работают твои сокурсники, и вряд ли они не удивятся этому факту, если собирать сведения о тебе он поручит им.
– Но… к чему вообще вам это было нужно – что-то менять?
– Твоего предшественника мы потеряли именно по этой причине. Он погиб не оттого, что Том его раскусил, а во время боевой вылазки… Но благодаря его информации мы теперь точно знаем, что Реддл использует молодых в качестве… как это называют в известных кругах?
– Не знаю, – огрызнулся Северус. Тоже еще – нашел представителя «известных кругов». Хотя чего там, и правда нашел. – Шестерок?
Голубые глаза директора озорно блеснули:
– Вот! Именно – в качестве шестерок. Или эксплуатирует какие-либо другие их полезные таланты, не связанные с боевой практикой.