* * *
- Ну всё. Давай, братка, - Баир остановил машину на узловой, - сейчас схожу на станцию, узнаю, когда поезд пассажирский пойдет, запрыгнешь в него и давай! - горько улыбнулся Баир, - от нас с нашим гемором подальше. Север нормально сработал, это ты ништяк удумал. Общак привез, наши все в «спасибах» рассыпались. Чё за спиной скажут - уже насрать. В Москву отзвонились, мол, за Баира всё как надо - вор авторитетный, людей знает, люди - его. Стремно им, самим-то после Дато с Тимой. Боятся на троне не усидеть.
- А ты не боишься?
- Пугалка у меня после Монгола сломалась. Знаешь, пулей-то безымянных не бывает. Если моя где-то летает - значит с ней рано или поздно повстренькаемся. Коли на роду написано... А чё я делать умею, Холод? То, что Монгол умел. Чему научили. Да чё говорить? Будто ты не такой.
- Все мы такие сякие, - Холод закурил сигарету, - умеем только то, что хочется. А заставить себя стремно. С Левкой-то чего?
- Да маляву уже скинул. В хате бродяги уважуху ему оформили, а мусора дело гнилыми нитками шьют. Да адвокаты кое-где подпарывают. Трупов на нем нет. Какое-то «условно» припомнили и пляшут возле него. Следак этот московский, Кольцов, бухнул на стол три тома - копайте - и забухал. Вчера только в Читу уехал. А местные в сейф его загонину - поржали, да и только. Но срок все равно светит. С Москвой-то кому охота ссориться? Вор должен сидеть, иначе, какой он вор? А тут еще про дядю Васю ему вспомнили. Ну, я думаю, на пару зим, не больше. Ну а ты куда?
- Куда Монголу пообещать не успел.
- Че, накатывает?
- Да было бы чего... Он же мне...
- Да знаю я.
- Сказал что ль кто?
- Вначале догадывался, а потом услышал. Монгол-то сам об этом не говорил. Сидело где-то внутри, и может быть выло даже. Но, знаешь, когда ты приехал, он другой стал. Не, не мягче. Он всегда как сталь каленая. Рубить резче перестал. И молчать больше.
- То-то и оно. Молчал, а может быть говорить надо было. А мы же молчим. Всё слушать стараемся. Слов каких-то ненужных, глупостей необязательных. Вот ждем - сейчас он скажет... А оно вон как...
В это время раздался стук подходящего к станции поезда.
- Ну вот и пора, - Баир распахнул дверь, - остаться не предлагаю. Ты все-таки туда решил? - он махнул рукой в сторону.
- Знаешь, у японцев есть, - Холод вышел из машины, - «глядя на луну,»...
- «...обычно ждут Солнца», - неожиданно договорил за него Баир.
Холод недоуменно посмотрел на него.
- Да, братка, знаю. У нас же тоже восток...
* * *
Кольцов собирал вещи в чемодан. Тупая командировка иначе чем «ёб твою мать» закончится не могла. Для Нинэль она закончилась тремя лисьими шкурами, которые вряд ли прикроют ее необъятную задницу. Все, кроме Кольцова были довольны. Другой бы на его месте смирился с опозданиями по жизни, либо научился ставить часы чуть-чуть назад. Но Кольцов умел только здесь и сейчас. Даже попадание «Холода», который оказался Левчиком, на скамью подсудимых, не смогло не то чтобы успокоить, а хотя бы слегка поумерить розыскной пыл. Он продолжал верить в то, что Холод рано или поздно вернется, и после каждой пьянки с местными коллегами чертил у себя прямо на мозгах стройные схемы его задержания и привлечения к уголовной ответственности. Он в очередной раз взял в руки увесистую папку, от которой так и потянуло холодом. Кольцов перелистал ее и представил Холода, садящегося в самолет и с улыбкой улетающего от него в хрен знает какое куда. И тут «ёб твою мать» кончилось... Просто взяло и отпустило - да и хрен с ним! Пускай летит. Что, ему, Кольцову, больше не о чем думать? Разве это не он, а Холод справился с поставленной ему начальством задачей? Разве Холод обезвредил преступные группы, разогнал находящихся в спячке коллег? Конечно, это сивый бред, но в него гораздо легче поверить, чем в Холода. А есть ли он вообще? Такое впечатление, что о нем знает только Кольцов. Командирам сверху не видно - близорукие они. А снизу люди в упор его не замечают. Зачем ловить неуловимое? Так и вслед за Коркиным можно отправиться, поверив в собаку - Ночь, в «Белую Стрелу", в холодного адского мстителя и всякую дребедень, которую напридумывали воры, отморозки, и прочие им подобные. Так и до лунных человечков недалеко. Кольцов впервые за все время командировки улыбнулся: а был ли мальчик? В это время в его номере появился краснощекий лейтенант, заставивший Кольцова произнести тщательно отгоняемое от себя «ёб твою мать!» вслух. В районе железнодорожной станции К. нарядом ДПС был замечен человек, очень похожий на фоторобот разыскиваемого Владлена Коркина. Объект следовал в сторону Москвы. Кольцов, пнув чемодан, вышел вслед за лейтенантом.
* * *
Холод, сунув проводнику в руки несколько стодолларовых купюр, запрыгнул в вагон, махнув Баиру рукой на прощание.
- Я тебя в СВ размещу на следующей станции, - посмотрел на купюры проводник, а пока у меня в купэшке перекантуешься. Чё, с командировки?
- Ага, геолог.
Холод пошел вслед за проводником по вагону. Шумный плацкарт, намучившись за день от беспробудно тарахтящих китайцев, «челноков» из Орла и каких-то командировочных с водкой, пивом, и из-за этого постоянно занятым туалетом, дружно храпел, ворочался, и скрипел откидными полками. Весь! Кроме одного человека, зачем-то смотрящего в пустое ночное окно. Владлен резко обернулся вслед идущему Холоду...
ШЕСТАЯ ГЛАВА
Холод, сидящий на диване в СВ, уже минут двадцать размешивал сахар в давно остывшем чае. Вагон плавно раскачивало по рельсам и уносило его от очередного эпизода его вновь, ставшей быстрой, жизни. Монгол... Странный все-таки человек. Непонятный или непонятый? Холод был рядом с ним совсем недолго. С этим человеком, никого не жалеющим, которого сейчас было почему-то действительно жалко. Но Холод понимал, что он жалеет себя. А от этого становилось еще паскуднее. Город Солнца... Каких только городов не было в его жизни. И вот новый, где «все будут счастливы». Ну что же, стоит попробовать. «Тодаима». Так говорят японцы – «а вот я и дома». И неважно, где этот дом. По-японски дом - где ты «тодаима». Только вернувшись, он понял Японию, которую стремился понять там. Очень удобным оказалось придумывать для себя Японию, ведь мы всегда что-то придумываем: в Японии всё будет по-другому, потому, что это Япония. Потому, что там японке нельзя показать кукиш - она подумает, что ты зовешь ее «сэккусу», трахаться по-нашему. В Японии нельзя смотреть в глаза. Они даже приветствуют и извиняются, глядя вниз. И все это уходит в землю. Японцы отличаются от других, но одинаково. На Новый Год они сто восемь раз звонят в грустный колокол и плачут. А в дни поминовения едут веселиться и бухать в деревню. Японцы рождаются по «синто», умирают по буддизму, а живут по Конфуцию и его законам неба. Им так удобнее. А ему нет. И он понял это только здесь. Видно пришло время сказать Японии: «Пусть всё остается им», и чисто по-русски, еще не зная для чего, ехать искать среди сибирских елок и сосен Город Солнца и счастья, которого там, в принципе, может и не оказаться. Но очень уверенно говорил Монгол. Люди всегда, умирая, говорят уверенно. Живут неуверенно, а умирают уверенно. Мертвым нет смысла врать. Холод отхлебнул остывший чай и, не снимая кроссовок, лег на диван. Надо хоть выспаться, пока до этого счастья едешь.
Выйдя на станции через двое суток, он поймал таксиста и назвал ему деревню из разговора с Монголом. Судя по лицам водил, стоящих рядом с ним, Холод сообразил, что за такие деньги здесь ездят только идиоты, но спорить не стал и, бухнувшись на сиденье «жигулей», не заметил словно тень следующего за ним Владлена.
Владя, прекрасно понимая, что таксист, сидящий с ним рядом, может стать его очередной проблемой, вначале проверил торчащий под курткой ствол, а потом на выезде из городка достал его и, направив на таксиста, предложил выйти. Неожиданно для самого себя, вручив ему две пачки зеленых кирпичей, весивших в несколько раз больше, чем его машина и жизнь вместе взятые. Оставшийся на обочине таксист вначале было собрался позвонить в милицию, но, посмотрев на пачки баксов, позвонил своей Клаве и сказал, что они едут в Париж.
Оперативники Кольцова, перехватившие Владю на станции, незаметно последовали за ним и, приколовшись, промчались мимо голосующего на трассе таксиста. Вертолет МВД с Кольцовым сел на взлетную полосу военного аэродрома. Спешно найденный для московских СОБРов конфискованный «Паджеро», помчал их вслед за оперативниками, Владей и Холодом. Кольцов по старой привычке несколько раз поинтересовался на счет бензина, полученных боеприпасов и успокоился, сократив «ёб твою мать» до просто «ёбти». Свернув возле покосившегося указателя, машина с Холодом загремела всеми своими болтами по проселочной дороге. Владлен держался на солидном расстоянии, внимательно изучив карту, валявшуюся в бардачке. Единственный съезд вел к деревне, за которой было только вечно зеленое море сибирской тайги. Спешить было некуда. Зато было куда оперативникам и Кольцову, решившему устроить себе праздник и взять хоть кого-то. Пока Владлен перекусывал у барной стойки в кафе и смотрел странное для осени синхронное плаванье по ящику, Кольцов встретился с местными, караулящими Владю у заправки и мешая заливать топливо проезжающим фурам.
Холод тем временем оказался среди пяти домов и, расплатившись с таксистом, стал предметом изучения повылазивших из них жителей, которые посчитав его то ли туристом, то ли совсем ебанутым, сказали, что «до шайтан-камня верст пятнадцать лесяком, не меньше». Потом они долго не верили баксам, которые Холод предложил за «что-нибудь пожрать», мотивируя это тем, что у них такие в автолавке не берут. Вдоволь наобщавшись с «детьми природы», все таки поверившим в «зеленые деньги», Холод отказался от «заночевничать» и выменял содержимое своего тугого бумажника на пару банок тушенки, шмат сала и два кирпича серого хлеба вместе с фонариком. Но поверив в то, что «здеся волки скрыдут», все-таки решил дождаться утра, зайдя в избу местного старшего, который оказался старовером - молоканином. Поужинав картошкой с грибами, он улегся на их «палатях», больше похожих на шконку в СИЗО. Отмотав за день больше трехсот километров, он понял, что очень устал и спокойно захрапел под треск дров в печи. Поднявшись вместе с пасмурным утром, он вышел на лесную опушку и шагнул в сразу начинающуюся за огородами тайгу.
* * *
Владлен, пожрав, еще раз посмотрел на карту. Холод уже, наверное, приехал. До деревни, наверное, километров сто. Хотя, по такой дороге... Поняв, что на ночь глядя трогаться куда-то глупо, он решил дождаться утра и перекантоваться в мотеле, где есть «баня и девочки», как шепнула ему пытающаяся казаться вежливой официантка. Дав чаевых, раза в четыре перекрывавших счет, он, зевая, вышел на улицу, где уставший ждать его Кольцов со своими людьми, уже всерьез подумывал о штурме кафе. Владя сразу заметил темно-синий джип и стоящую возле него десятку цвета «мурена». Возле нее, откровенно насрав на близость к заправке, курило несколько крепышей. Он сделал шаг в сторону светящейся надписи: «"Мотель "Доброго пути!"» и увидел, как они нервно дернулись. Сделав вид, что закуривает, Владлен выудил «Макарова» и снял его с предохранителя. Двое человек быстро направились к нему. Владя выстрелил, совершенно не желая в этот раз кого-то убивать, но один почему-то схватился за плечо, а второй, как учили в школе милиции, сделал предупредительный выстрел вверх и упал на землю, открыв огонь на поражение. Из джипа выскочила подмога, возглавляемая Кольцовым, только сейчас поняв, что один промах Влади превратит их, стоящих рядом с заправочной станцией, в горящие факелы. Это дало Владлену так нужные секунды и он, запрыгнув в машину, рванул в сторону указателя, чуть не врезавшись в «жигули», отвозившие туда Холода. Группа Кольцова разбежалась по своим машинам. То, что не удалось Владе, совершил водитель джипа, в лобовую чмокнувшись с не видевшим такого Голливуда водителем, который, вылезая с монтировкой, попробовал даже порамсить. Пока показывались ксивы, перевязывался раненный опер, Кольцов, узнавший, что дорога ведет только в одно место и часа через три-четыре Владя упрется в тупик, растряся себя по бездорожью со скоростью километров двадцать, не больше, если вообще где-нибудь не застрянет в начинающей сгущаться тьме, немного успокоился. Он расспросил служащих кафе о староверах, живущих там, о колдобинах, ярах и ериках, о дороге, которая с двух сторон сжимает непроходимая тайга и понял, что раньше рассвета Владя вряд ли куда приедет.
Тем временем прибыло подкрепление с УАЗиками и бронежилетами, которых кольцовскому «ёбти» так не хватало. Вооружившись, они с ходу соорудили какой-то план-перехват и проработали детали операции на капоте покореженного «Поджеро», решившись дождаться «чуть-чуть посветлее». Но «ёбти» Кольцова, бесстрашного и гневного, все-таки заставило отправиться в решительную погоню.
С первыми лучами солнца, Владя доехал до места и пистолетом постучал в первое же окно деревянного дома, напугав хозяев. Узнав у них о туристе, он, угрожая стволом, потребовал себе провожатого к этому «трижды ёбанному шайтан-камню». Схватив какого-то шестнадцатилетнего подростка, он для острастки выстрелил в воздух и, подтолкнув парня рукой в спину, отправился в лес, в котором час назад растворился Холод.
Подъехавшие через несколько часов оперативники, увидели переполошившихся бородачей, рассказавших о двух очень странных «человеках», один из которых увел ихнего Бориску. Кольцова вызвался сопровождать его отец, закинувший за спину старый охотничий карабин, и они вслед за Холодом и Владей тронулись в путь. То, что Владя идет за Холодом, Кольцов понял сразу.
* * *
Холод шлепал по мокрой утренней траве. Лес дышал поздней осенью на двоих с Холодом. Кое-где на иголках маленьких елочек торчали облака рассветного тумана, словно нанизанная новогодняя вата. Под ногами чавкали желтые листья и похожий на банную губку мох. Холод сверился по подаренному старовером компасу и зашагал вперед, раздвигая руками непослушные еловые лапы. Он удивился сам себе, почему за столько лет взрослой жизни он ни разу не бывал в лесу. Терпкий еловый аромат напоминал запах джина в стакане. Кисло пахло какими-то осенними ягодами и тяжелой прелой хвоей, превратившейся за много лет в пышный и совсем не колючий ковер. Огромные верхушки деревьев почти закрывали небо и нависающее над тайгой солнце. Холод шел, погруженный в свои мысли. Всего один вечер со странными людьми как будто погрузил его в атмосферу, которой у него никогда не было, в ту атмосферу, в которой не хочется смотреть на часы. Люди просто жили, повинуясь прописанным за долгие века мудрым законам, где старший уважает младшего, а тот его любит. Где женщина и мужчина - это левая и правая рука чего-то очень важного. Где молитва - не просто красивый звук и очередная нелепая просьба к Богу, а просто неспешный разговор - общение детей с мудрым Отцом. Всего один день... Да какой день? Вечер, когда он понял, что люди просто живут. Немногословно и в то же время очень много понимающе. Он не услышал ни одного лишнего вопроса и очень удивился, когда бородатый отец семейства, покрутив странные для него деньги, просто вернул их ему, похлопал на прощание по плечу, сказав, наверное, самую важную фразу для него сейчас: «Тебе туда». Монгол оказался прав. Видимо этот город существовал, потому что очень скоро непонимающий взгляд местных стал осмысленным и всепонимающим. И это была не Япония! Холод отмахнул рукой полусонных комаров и, пробираясь сквозь ветки, пошел туда, куда ему указала стрелка компаса.
* * *
Владлен спешил, толкая впереди себя пацана и беспрерывно куря. Где-то впереди он не просто видел, а чувствовал спину Холода, убегающего от него среди пней и лесных опушек. Парень вел Владлена уверенно и так, что ему даже казалось, что он не поспевает за ним. Пройдя несколько километров этаким бодрячком, Владлену становилось все труднее дышать. Он стал приседать, останавливая идущего впереди. Легкие, забитые никотином, давились свежим воздухом, да к тому же очень сильно хотелось жрать. Он срывал какие-то листья и, стараясь отогнать голод, жевал их. Во рту становилось горько и скользко. Стараясь отбить неприятный привкус, он закуривал снова и его начинало рвать, словно выворачивая наружу. Он знал, что за ним уже идут, что взять мальчишку с собой - было очень глупой затеей. И теперь, взяв его след, за ним спешили не только менты, но и местные - люди с суровыми глазами, которые не испугались Владлена, а просто как-то очень странно посмотрели. Вот так же как Холод, с таким же хитрым прищуром, намекающим, что пиздец тебе, Коркин. Но надо было идти пока были силы, которые, натыкались на ветки, роняли Владю на мокрую траву, заставляли спотыкаться о торчащие корни деревьев, растрачиваясь на всякую ненужную дребедень и лишние шаги. Парень, в очередной раз остановленный Владленом, который уже не мог говорить, а только присвистывал, как-то очень хитро, по-своему, по-местному посмотрел на него.
* * *
Команда Кольцова двигалась значительно быстрее. Тренированные СОБРовцы шагали тяжелой поступью вслед за проводником. Они знаками окликивали друг друга и, словно гончие псы, вслушивались то в треснувшую ветку, то в вспорхнувшую птицу. Да и сам проводник, как будто нюхал воздух, поднимал окурки с земли, всматривался в следы, и упорно вел всех вперед и только вперед. Кольцов догнал его:
- Далеко они?
- Первый далече, - бородач поправил карабин, - а вторный, тот, с Бориской, в близках уже. Идет шатко. Вон спотык, - он показал на примятую траву, - за ветку хватится и ковыляет, вначале со спехом, а сейчас ползком почти.
- А первый?
- Первый всяко-разно, видимо, знает куда идет. Бодро. Шажок мелкий, но быстряцкий. Энтот умотал. Так, глядь, и к рассветкам до камня-то дойдет аккурат.
Проводник зашагал вперед, а Кольцов, немного приотстав, закурил.
* * *
Холод остановился на привал, разжег костер, прикинув, что одну четвертую он уже прошел, и, в принципе, пикник в тайге для него что-то новое и сейчас очень нужное. Измочаленный бегом Владя, сквозь застилающий пот глаза уже с трудом различал спину парня. Ствол уже несколько раз выпадал из его рук из последних метров пятьсот он уже почти что прополз на карачках. В этой скорбной позиции его и нагнала группа Кольцова.
- Сюда, быстро! - Владя схватил парня и швырнул его возле себя, направив на него пистолет, - молчи, иначе мозги по елкам размажу, - он подмял парня под себя и прижался к нему, но было поздно. Их уже заметили преследователи.
Мутными глазами Владя оглядел елки, за которыми прятались СОБРовцы. Картинки расплылись так, что за каждым стволом дерева ему виделся человек в черной форме. Раздавшийся откуда-то, как ему показалось, голос Кольцова, предложивший прекратить все это к чертям собачьим и выйти с поднятыми руками, заставил его стрелять в елок - СОБРовцев и голос, который парил где-то сверху. СОБРовцы, хорошо видя Владлена, прикрывающегося парнем, не стреляли, но взяли черный силуэт на прицел. Пули Влади летели черт знает куда, и потому очень быстро кончились. Расстреляв два магазина в деревьев - мусоров, и, предлагавшее сдаться ему, небо, он полез за третьим магазином, которого не оказалось. Тогда он выхватил нож, и прижал к горлу парня, поднявшись:
- Порежу его! Назад все!
Но назад почем-то отбросило Владлена. В руках бородача тонкой струйкой дымился карабин. Пуля, прострелившая плечо Владлена, зажужжала в мышцах нервной пчелой. Он оттолкнул от себя парня и бросился бежать. Пули ударили ему вслед. Одна из них продырявила бок. Бородач выстрелил еще раз и подбежал к парню. Тот с улыбкой отряхнулся и поднялся:
- Батько!
- Всё хорошо, сана.
К ним подбежал Кольцов:
- Все нормально?
Бородач кивнул:
- Подим мы к дому вертаться. Всё.
- А дальше как?
- А даньше сами. Сына я вертал. А вам там все прямиком. Верст шесть остатком. Лампы у вас есть, - он указал на фонари, - тропа тут едина. Не заплутаете. От шайтан-камня путей нету никуда. Таежный тупик. Тама и первак ваш, и энтот, - бородач нагнулся и потрогал кровь на траве, - ранетый. Скоро идтить не сможет.
Владлен бежал, не замечая ничего на своем пути. Он не чувствовал боли и липкой крови, которая текла из него, как из дырявой кастрюли. Он спотыкался, падал, отрываясь от выстрелов и гулких голосов, до сих пор стоящих в голове. Он уже не бежал за Холодом, потому что в спину ему дышали переставшие быть елками СОБРовцы и руками, а не ветками, сжимавшие автоматы.
Холод, услышав выстрелы, затоптал костер, аккуратно прибрал еду и, вытащив пистолет, забыл правило, что возвращаться не стоит. Он неслышным шагом, прикрыв фонарик ладонью свободной руки, шел назад. Выстрелы, прогремев, становились тише, и уже стало трудно понять, откуда они вообще.
Владя, разрывая ветки кустов, выбежал на лесную опушку, еле освещаемую каким-то тихим лунным светом. Тяжело дыша, он посмотрел на звезды. В его меркнувшем сознании одна из них как будто упала сверху и стала на земле во весь рост, направив на него ТТ.
- Холод, ты... - просипел Владя, - там менты взади за мной... я только... километра с полтора... оторвался... Они с фонарями... группа целая... человек семь... Край... - и он рухнул под ноги Холоду.
* * *
Группа Кольцова, вытянувшись в линию, шарила тайгу резкими и длинными лучами. Отпустив местного с сыном, не сумев его уговорить, они целеустремленным темпом двигались вперед, то и дело натыкаясь на следы пробегавшего здесь до них Влади - кровавый отпечаток на дереве, поломанный куст, обрывки кожаной куртки, вдавленный в траву след, снова кровь. А где-то впереди подыхающего Коркина Кольцов уже чувствовал Холода, опаленного зноем последней погони, которому Кольцов, словно в «салочках», передаст «ёб твою мать».
* * *
Холод посмотрел на Владлена и навел на него ствол. Распластанный на земле Владлен уткнулся в траву. Холод перевернул его лицом вверх и еще раз направил оружие... «Где-то это уже было», - промелькнуло в мозгу. Человек с закрытыми глазами, раненый, только тогда был снег. Сухой выстрел... Вначале в сердце, а потом в голову - Сивый. Раз. Потом он, валяющийся на заднем сиденье «Мерседеса». Он не помнил этого, но чувствовал. Он чувствовал, как Владя вытаскивает его из салона, бросает на обочину и несколько раз стреляет в грудь. Он не помнил пуль. Он их чувствовал. И вот сейчас он лежит перед его ногами. Указательный палец Холода, побелев, сжал курок. Сейчас пуля ударит в его голову, раскроит череп и расшвыряет мозги по еловому ковру, и где-то спешащие сзади мусора, которых мог сюда привести только Кольцов, через час найдут труп и пойдут дальше. Уже за ним. А тело Влади так и останется лежать на земле, никому уже не нужное. Мертвое и ненужное... Он побежит вперед, добежит до шайтан-камня и, возможно, увидит Город Солнца, увидит и повернется лицом к Кольцову, который на этот раз точно вернет ему все его пули. А Владя так и останется лежать на земле...
Холод опустил пистолет, и поднял на редкость нетяжелого Владю, потащив его в темень, хлещущую по щекам ветками. До шайтан-камня оставалась ночь, которую подгоняли идущие следом за ним менты.
* * *
- Ну чё, очухался? - лицо Холода нависло над Владей в начинающей разгораться предрассветной дымке,- заебался я тебя тащить, амиго. Легкий вроде, но неудобный.
- Менты, - простонал Владя.
- Бегут. Быстрее нас. Нас же теперь двое. И один калека. Дырка в боку навылет. Я ее майкой заткнул. А в плечо дробью саданули. Слышь, Владя, они тебя с селезнем не попутали?
- Ты чё это со мной, - тяжело вздохнул Владя, - возишься?
- А хрен меня знает... Прикипел, наверное, к твоей мести. Хотел шлепнуть, базара нет. А потом патронов пожалел. Вдруг ментов шмалять еще. На тебя растрачусь... Ладно, давай, на плечо облокачивайся, пойдем. Тут уже недалеко.
- Куда?
- А я хрен знает. Там камень какой-то. Видишь, как меня повело. Плутанул. Не думал, что с таким рюкзаком как ты пойду, - он посмотрел на Владю.
- И я не думал...
- Вот и не думай ни хуя, проживешь дольше.
Через полчаса они вышли к огромному серому камню, очень похожему на однорогого японского черта из сказок. Из-под камня било два ключа. Один холодный, а другой с привкусом то ли боржоми, то ли нарзана. Прижавшись к странному теплому для такого времени года валуну, они пожрали. Владлен в очередной раз удивленно посмотрел на Холода:
- Зачем ты вернулся?
- Терминатор потому что, или мудак.
- А где ты был?
- В Японии. Дернул черт - хочу посмотреть, как цветет сакура. Ждал там весны, представлял. Дождался. Буйно распустившиеся недолговечные бело-розовые цветы, как будто за минуту на землю попадали. У них это «хануми» называется, на сакуру любоваться. Ну их, короче, сразу и смели. И нет никаких следов. По-ихнему только красота в моей памяти должна остаться. И знаешь, я себя спрашиваю - так для чего же они каждую весну на эту сакуру таращатся? Разве одного раза не достаточно? Может у них с памятью туго? Ведь Джапан все время «до», в пути по-нашему. «Дзё до», «Тя до», «Кен-до», «БушиДО». Идет эта Япония мимо тебя и повторяет: «Никто не узнает, что случилось в пути». Значит ни хуя не важно, зачем и как ты идешь. И по хую куда. Главное идти. Если остановился - всё, не японец. Чужой. У них чужой в последнюю очередь везде проходит. Его толкают локтем под дых, наступают на пятку, захлопывают перед носом дверь. Там у них в храме Тосёгу, возле Токио, есть три обычных мартышки, вырезанных на стене - рот лапами закрывают, глаза и уши. По-японски это значит «не говорить, не слышать, не видеть плохого», обычай такой у них, а чужой в Японии - плохо. Чужой - они говорят с тобой молча, слушают не понимая, и смотрят не замечая. Тебя для них просто нет. А сами хотят быть похожими на нас, не косых - волосы красят, шмотки наши носят, хавку нашу жрут, песняки наши поют и книжки наши читают. Подрасти хотят и смотреть большими выразительными глазами на свой раскосый мир. Сами хотят быть не японцами, но нам японцами стать не дадут никогда. Я у соседа своего спросил: «Что японцем-то значит быть вообще?», а он, прикинь, ничего не ответил, а только башкой седой качает. Он об этом даже никогда не думал, просто был японцем с самого рождения.
- Это ты к чему? - тяжело вздохнул Владя.
- А вот к чему. Это только мы себе чего-то придумываем. Вор, браток, мусор, терпила, беспредельщик, по понятиям... Вот поэтому они сакурой любуются каждый год, а нам раза хватает. Каждый год, чтобы помнить всю оставшуюся жизнь. Чтобы прожить этот год ради того, чтобы увидеть снова. А нам раза хватает. Всего по разу выхватить и можно в ящик. Вот поэтому мы с тобой и ни хуя не японцы, Владя. У них знаешь, мы только в одном похожи. Живем, обманывая смерть. Местью, хуйней разной. Вот чё тебе от меня надо было? Не я ж в тебя пулей навтыкал, а ты. Так нет, поперся! Жить быстро и умереть молодым. Пошел мне мстить, а с мусорами вляпался. Я за тобой пошел, и вон видишь... Монгола нет, - Холод зло посмотрел, - и те же мусора за спиной как двустволка болтаются. Намстились? Или мне тебя скопытить надо было? Мы и друг без друга бы со своей костлявой встретились, рано или поздно. Так нет же. Мы вон сколько лишней движухи развели. Стрелки-стрелки-перестрелки, скакали-предъявлялки...
- Ты это... Нормальный? - Владлен посмотрел на Холода.
- Ну ты ж нормальный, хотя и в дурке лежал. Или как?
- Ты это... Слышь, Холод... Реально, бес попутал с галоперидолу. Думал из-за тебя свое выхватил... Ну, короче, кто-то же должен в крайних быть по привычке. Я это... с ворами там... Вроде как кореш подставил. Ты это, за Монгола, брат, чисто по-человечески... Отец все-таки...
- Был бы отец, - Холод насупился, - я бы тебя сейчас со своими японскими колядками не тащил. Человек был просто. Хороший, плохой, я толком и не знаю. Только кончилось у меня там все, перегорело. Япония кончилась, прошлое отпустило. И, знаешь, захотелось выхватить чего-то человеческого. Устал я по-японски жить и о смерти каждый день думать. А знаешь, я один раз в Токио с небоскреба на город смотрел - домов море, все спешит, варится, как в котле кипящем. Города все сверху одинаковые. Думал из этого кипящего котла никогда и не выберусь, а вот видишь как... Со мной хочешь? - Холод впервые за все время разговора улыбнулся, - не мне тебя прощать, меня бы самого кто... От этого камня до города одного рукой подать. Монгол рассказывал. А ты знаешь, я бы попробовал. Знаешь, почему японцы все время о смерти думают?
- Философия, наверное, - Владлен покачал головой, - самурайство всякое.
- Да ни хуя! У них просто хоронить негде. Места на кладбище на всех не хватает.
Они заржали и Холод протянул Владлену руку:
- Давай, пойдем что ли уже...
- Стоять всем!!! Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Холод! Тащи своего подранка и давай без глупостей. Знакомиться время пришло! Я майор Кольцов.
Холод с Владленом покрепче вжались в камень. В руках Холода появился пистолет.
* * *
Если сверху посмотреть на шайтан-камень, он очень похож на булыжник в японском саду. Камни бывают разные: острые как зубы дракона - это скалы, круглые, покрытые мхом - долины с лесами, галька - острова, а песок - дно рек, океанов, озер или морей, но это неважно. Людей-камней не бывает.