Группа Кольцова полукругом оцепила полянку. Направленное на шайтан-камень оружие уже было готово расставить последние точки над всеми "i", и ответить на все вопросы.
- Давай, Холод, выходи, - Кольцов снял «калаш» с предохранителя, - песня кончилась. Долгая была и длинная. Ты отсюда никуда не уйдешь. Здесь все дороги кончаются. Последний путь, - он отдал команду и град свинцовых граммов обрушился на камень, высекая из него искры.
Кольцов остановил стреляющих:
- Ну чё, Холод, давай. На этот раз я так просто не уйду. Только с тобой.
Холод рывком заслал патрон в патронник и посмотрел на Владю:
- Ну чё, потанцуем? - и высунувшись, несколько раз выстрелил в сторону Кольцова.
Но тут же новые очереди, еще злее прежних, загнали его к подножью камня. На этот раз они были длиннее и более прицельные, заставляющие прижиматься к земле. Холод, прижав Владлена, высунулся и выстрелил еще, уронив одной пулей СОБРовца, которого тупой кусок свинца укусил в бронежилет. Он тут же поднялся и всадил по направлению стреляющих борзую очередь, просвистевшую над головой еле успевшего припасть к камню Холода...
И тут все затихло. Уже раздраженный голос Кольцова продолжал вещать в лесном эфире:
- Ну всё, Холод, я начинаю считать: раз! два!...
Но вдруг в непроходимом лесном заборе как будто распахнулись две калитки: первая сзади Кольцова, из которой вышел целый отряд староверов с оружием, направленным на СОБРовцев. Из второй калитки, открывшейся без скрипа, словно тени из прошлого вышли... Да, тот самый Крокодил Гена с белой собакой, стоящей возле его ног. Следом за ним, сдвинув все ту же неизменную кепочку на глаза, с тем же дьявольским хитрым прищуром стоял Киса, но уже живой. И многовековым дубом над всеми над ними возвышался Монгол с перевязанной рукой, окруженный крепкими ребятами с автоматами:
- Четыре, начальник.
На Кольцова и его людей по знаку Монгола и почему-то живые братки, и староверы направили оружие. Холод смотрел на все это широко открытыми, непонимающими глазами. Владлен так же, но еще и раскрыв рот.
- Давай без крови, начальник, - Монгол вплотную приблизился к Кольцову, - ее и так много пролили. И вашей, и нашей. Мы сейчас уйдем. Заберем их и уйдем. И ты не пойдешь за нами. Тебе туда не надо. Незачем.
Кольцов нервно задергался:
- Ну как же... ну это... тебя же... они...
- Вот пойдешь, и голова от вопросов сломается.
СОБРовцы Кольцова нервно ощетинились автоматами.
- Да не глупите вы, - вышел вперед дядя Гена, жестом остановив пошедшую за ним собаку, - вас вон всего сколько, а нас... Эта тайга. Здесь даже медведь - не прокурор. Здесь свои законы. Другие не действуют. Не уйдете вы отсюда. И помощи не дождетесь. Для всех вас от этого камня дорога в никуда начинается, а эти, боговерцы, - он кивнул в сторону староверов, - вас не выпустят. Это их дом. А вы с оружием в него пришли. Они таких гостей люто не любят.
Монгол еще ближе подошел к Кольцову:
- Давай, вот так, прямо здесь всё и закончится. С этого места и ты о нас забудешь, и мы о тебе. И я тебе свое слово даю - не вспомнишь никогда. Бородатые тебя выведут, а начальству набрешешь чего-нибудь. Давай так. Тебе решать.
Кольцов присел на корточки и закурил:
- Значит так... Собаку слышал, а не видел... А как же легенда?
- А легенда для тех, кто верит, - сказал молчавший до этого Киса, - когда не верят - они быстро забываются. А посмотреть...
Монгол подошел и приподнял здоровой рукой оцепеневшего впервые в своей жизни Холода:
- Вот он, гляди, если надо так.
Кольцов и Холод встретились взглядами... И не увидел Кольцов там никакого ни льда, ни стали, ни ярости... Обычные глаза, в которых не было вообще ничего... Он затянулся:
- Ну а если...
- Знаешь, сколько здесь таких «если» полегло? - Монгол положил руку на плечо Холоду, - не послушавшись. Я ж не за себя боюсь, а за тебя. Ты вон в байку про собаку поверил, а дальше? Дальше только страшнее, начальник. В этом лесу для одних все начинается, а для других все заканчивается. И очень не хочется, чтобы ты вторым был. Так что давай. Нам туда - тебе туда.
Кольцов посмотрел на обескураженных СОБРовцев и кивнул головой:
- Ладно. Может пусть так оно и лучше будет. Легенд нет, когда в них не верят. Давай, Монгол. Все у вас, воров... - и, махнув рукой, повернулся к староверам, - выводите, давайте, - а СОБРовцам бросил, - за мной давайте. Забывать учиться будем.
Через минуту поляна опустела. Шайтан-камень лишился своего единственного рога, но у его основания по-прежнему текли две тонких прозрачных струйки, которые старые люди назвали одну – живой, а другую – мертвой водой. Мертвой, для того, чтобы забыть, а живой – чтобы помнить. А по-другому и не бывает. Ведь камни тоже когда-то были людьми, и их каменное молчание не значит того, что они не умеют слушать…
ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА
Время спешило не так быстро, наверное, потому, что быстрые люди кончились. В Городе Солнца вообще не было суеты. Окруженный со всех сторон непролазной тайгой, он как будто бы врос в землю, сроднившись с ней. Никто уже не вспомнит, когда сюда пришли первые люди. От чего они бежали? От чего скрывались? Никто не задавал этих ненужных вопросов. Но если ты нашел его - ты заслужил право остаться здесь. Нечто мистическое оберегало его от посторонних глаз, а угрюмые бородачи черти знает сколько лет стерегли вход в него. Многие находили шайтан-камень - авантюристы, какие-то этнографы... Но они упирались в стену тайги и возвращались назад, плюнув на однажды рассказавшего им эту легенду. А город тем временем жил. Сверху его нельзя было увидеть, потому, что дома уютно расположились, спрятавшись между высоких сосен. Да и что сверху? Одно сплошное зеленое море тайги. Живущие там, тщательно охраняли свои тайны, доверив их небольшую часть неподкупным сторожам. Здесь без машин, квартир, денег люди жили счастливо. Прознавшие о самоселах местные начальники, попробовали как-то решить проблему. Никто, наверное, до сих пор и не скажет, сколько им дали, что пообещали и чем напугали, но поселенцев оставили в покое, обозвав это всё заповедной зоной. Монгол нашел этот город в пыльные восьмидесятые, но, стоя перед шайтан-камнем, так и не сумел сделать шаг. Тогда ему еще было, что терять. Тогда он был еще молод, дерзок... Он развернулся и пошел назад к тем, кого он еще считал людьми. Когда закончились восьмидесятые, а вместе с ними еще оставшиеся в живых воровские люди, Монгол лицом к лицу столкнулся с суровыми девяностыми. Часть из них он отсидел, а остальные пробегал от пуль киллеров, пока не придумал для себя сказку, что в Забайкалье спокойнее. От этого «спокойнее» волосы на его седой голове до сих пор вставали дыбом. И тогда он снова подумал о Городе. Подумать ему помог дядя Гена, рассказавший историю лихого пацаненка, которого он отправил в Японию. Узнав в нем сына, Монгол придумал туристов, которые три месяца колесили по Стране Восходящего Солнца, разыскивая человека с другими документами, только по словесному портрету, нарисованному словоохотливым Геной. Монгол уже думал, что они не встретятся никогда, но Холод нашелся. Он хотел ему сразу рассказать про этот город и уйти туда к гребанной матери, наплевав на все эти короны, оставаясь должником своего сына. Но быстрая жизнь сыграла по-быстрому. Она вмазала Монгола очередью Кузбаса в пол и он, никогда не веривший ни в бронежилеты, ни в распятия, поверил в чудо. Хирург вытащил его прямо с того света, заштопал и передал на руки Кисе и Гене, давним дружбанам Монгола. С Генкой он учился в школе, а с Кисой они вместе воровали, пока последний, не почувствовав отстрела старых воров, за несколько штук зеленых не «умер» и тут же «родился», перестав быть Кисой и превратившись в оператора котельной где-то в Забайкалье. По первому звонку сюда же приехал Гена, и, покурив возле шайтан-камня, они решили больше не испытывать свою судьбу. Монгол верил, что Холод придет. Не думая. Просто верил. И он пришел. Не один, а с грузом своей прошлой жизни, который нельзя было выкинуть, потому что себя из своей памяти мы выкидывать еще не научились. Монгол посмотрел в окошко, где яркими красками расплескалось таежное лето.
Прошел почти год, и Владлен спокойно, ни о чем не думая, рубил возле дома дрова, покряхтывая и размахивая колуном. Гена возился где-то с очень странной в этом месте малышней, уча их бороться и ругаясь за то, что они валяются в мокрой траве. Киса с утра, прихватив удочки и обозначив себя заслуженным пенсионером, свалил порыбачить, наобещав жирных карасей, которых, точно зная любящего приврать Кису, от него ждать не стоит... А Холод косил... Нет, не очередями, а обычной деревенской косой, сено для рыжей с пятнами коровы. Монгол зачерпнул из ведра кружку ледяной воды. Она свела зубы, и он вышел покурить на крыльцо. Владя, нарубивший дров, складывал их в поленницу, отгоняя от себя взлохмаченными кудрями кружащую мошкару. Детишки дяди Гены все вместе боролись с ним и его собакой. Снежок скакал возле них, но никого кусать не собирался, а только подталкивал босоногую детвору своей тупой мордой. И весь этот веселый разношерстный клубок вместе с дядей Геной катался по мокрой высокой траве. Холод поставил косу к стенке, повел загорелыми плечами, и, облокотившись на перила крыльца, сел на ступеньку ниже Монгола, тоже закурив.
- Ништяк здесь, - вытатуированная собака на спине Холода, казалось, высунула от счастья язык, - жили вон в этом всем гоневе и то, что просто - не замечали.
- Чё, лучше, чем в Японии? - улыбнулся Монгол.
- А нет никакой Японии. Мы сами себе ее придумали. Есть острова с домами и людьми. Сакура есть, Фудзияма. А такой Японии, как я хотел - нет. Суши одни, Монгол, которые туристам вроде нас на уши вешают.
- Ну вот, и улеглось всё.
- Успокоилось, - Холод затянулся сигаретой, - ну и люди здесь... Прохор вон вчера мне про революцию рассказывал и Леньку Пантелеева, божится, что знал. Сколько ж ему тогда должно быть-то?
- А ты у дуба пробовал возраст спрашивать? Его только когда распилишь - по кольцам посчитать можно. Здесь ни возраста, ни срока нет.
- И баб мало, - усмехнулся Холод, - слышь, может найду себе доярку, внуков понянькаешь, - заржал Холод.
В это время к ним подошел Владлен, слышавший разговор:
- Ага, Снегурочку если только.
- Вот и обозначили, сволочи, все таки меня Дедом Морозом, - засмеялся Монгол.
И Холод с Владленом подхватили его дружным и ничем не напряженным смехом, встретив им как ни странно пришедшего Кису с карасями...
* * *
Кольцов уволился. Бодро и быстро. Без всякого сожаления, положив удостоверение на стол. От него убегали не только бандиты. Последней сбежала Нинэль к помощнику прокурора, молодому белозубому армянину с папой директором рынка и красным «Мерседесом». Взяв бутылку водки по привычке, он не стал бухать, а вместо этого на трезвую голову написал рапорт, не поддавшись на уговоры о новой должности, о перспективах, о боевых товарищах и друзьях, которых он предает, и преступности, которую он мог бы победить. Кольцов победил водку дома еще раз, не нажравшись после подписания обходного листа. Победил и еще, передавая дела во время собственной «отвальной», просидев весь вечер со стаканом яблочного сока. И снова вернувшись домой, он достал бутылку водки из холодильника… и вылил ее в унитаз. Горе не пожар, чтобы его заливали, - решил для себя Кольцов и позвонил своему другу в ЧОП, который, ни капли не сомневаясь, нашел Кольцову должность начальника службы безопасности в закрытом НИИ. И вот тогда «ёб твою мать» потеряло всякий смысл. Во-первых, из-за зарплаты, во-вторых из-за кучи незамужних баб, разглядевших в Кольцове самца и заставивших его увлечься фитнесом, в-третьих у Кольцова появились не только деньги, но и служебная машина, служебный безлимитный телефон и служебная банковская карточка, по которой впервые за двадцать лет в Москве он купил себе в ГУМе новый костюм. Через несколько месяцев служебная машина превратилась в собственный джип и, часто бывающие в его «берлоге» женщины, стали намекать, что пора делать «евроремонт». За высокотехнологичным хайтеком на его кухне, появился закрытый биллиардный клуб с VIP картой и дружба с олигархом, любящим Францию. Вслед за этим - Греция, Таиланд и горные лыжи, после которых, словно из тумана, прорисовалось заседание совета директоров НИИ, на котором Кольцова избрали в Совет учредителей. То ли из-за дружбы с олигархом, то ли из-за налоговых проверок, от которых он с легкостью отмазывал. Где-то впереди уже очень навязчиво маячила Рублевка с молодой топ-моделью, которая почтительно называла Кольцова по отчеству. Подросшая дочь поняла, что жить с таким папой лучше, и с легкостью напросилась к нему сначала на выходные, а потом и навсегда. Мама, решившая ее забрать и так и не сумевшая ей найти нового папу, нахлынула в дом Кольцова волной, и, как оказалось, с чувствами, результатом которых стала пропажа из квартиры в неизвестном направлении модели Анечки и очень довольный Кольцов, решивший стать во второй раз папой. «Ёб твою мать» перестало играть с ним в догонялки, когда он перестал бегать за бандитами. Ведь, гоняясь, нельзя верить и в долг, и в мистику, не будучи наивным Володей Шараповым. Кольцов, наскакавшись, дал побегать и другим, ни капли не расстроившись из-за решения, принятого у шайтан-камня. Его догнала его семья, его новая любимая работа... Кольцов поверил в то, что он не неудачник.
* * *
Баир вышел из джипа у подножья сопки Безымянная. Странно, но по богатой Забайкальской земле елозил трактор, причем не один. Увидев Баира, машины остановились и из одной навстречу Баиру выскочил невысокий человек:
- Здравствуйте, Баир, - начал он с легким акцентом, - вот, землю распахиваем, строить будем. Один дом, потом другой.
- Местные не обижают, Ким? - спросил корейца Баир.
- Не, мал по малу работают все. Витка работает трактор, Петка кирпичный завод.
- Пьют? - поинтересовался Баир.
- Мал по малу, привычка. Каждый день не пьют, зарплата пьют. Приходят: не ругай, Ким, похмеляй давай. А утро следующий - трезвый стекло. И так до зарплата. Привычка.
- А ты им зарплату не давай.
- Не хорошо будет, Баир. У Витки жена дитя скоро будет. Петка телевизор хочет, баба себе привел - бухгалтер.
- А мэр чё?
- Работай, Ким, наши не могут, ты им помогай мал по малу. А я чё? Помогай. Работа давай и помогай. Люди здесь будут, в дома новые. Производство будет. Заработаем.
- А ты кореец, кажется, Ким?
- Кореец, кореец. Давно здесь живу. Как мама родил. А что, кореец не нравится?
- Да какая разница? - Баир уселся в джип, - сами жить не можем, хоть вы научите. Если чё кто спросит - сразу ко мне. Давай. Поняла? - улыбнулся Баир.
Он развернулся и поехал в сторону трассы, оставив Кима удивляться, что главный совсем вор не только не ворует у него деньги, а еще и помогает. Ким улыбнулся - конечно же за деньги.
* * *
Левка вошел в отрядное помещение и поставил сумку возле пустой шконки, одернул матрас и завалился на него. Немногочисленные обитатели помещения посмотрели на него и сделали вид, что ничего не заметили. Появившийся с красной повязкой «активный» попытался что-то сказать, но, глядя на Левку, передумал. Левка прикрыл глаза и тут же услышал скрип кровати рядом, на которую кто-то грузно сел.
- Ну здорово, парниша, встал бы что ли? - на него смотрели золотые зубы и злые колючие глаза, - кто по жизни?
Почувствовав что-то авторитетное, Левка приподнялся и, глядя в глаза, бросил:
- Бродяга.
- А не молод ты для бродяги? - зубы сжались в оскале, но тут же расплылись в широкой улыбке, - ну Бог, тогда, навстречу. Я Веселый, - он протянул Левке руку, - вор.
- Лева, - тот крепко пожал ее.
- Ну вот и ладушки. Слышь, - крикнул он наблюдавшему за ними ЗК с верхней шконки, - шныря приведи сюда!
Подбежавший услужливый с красной повязкой мигом оформил чай, нарезал колбасу, сыр и замер в ожидании дальнейших команд.
- Сдристнул пока, - бросил Веселый, - ну чё, Левка, планы-то строишь?
- Какие планы? Тут бы досидеть.
- Досидишь. Мне тут маляву за тебя прислали. Правильный пацанчик, за общак весь. Я через три месяца отсюда соскакиваю. Развел тут наших блатных и спортсменов, не режутся больше. Дело порешено. Тебе сколько, два или три еще?
- Два, - Левка отхлебнул чифирь из кружки, так, с гаком небольшим.
- Ну, значит порешали. После меня смотреть будешь.
- Так я ж не вор...
- А в чем вопрос? - Веселый пристально посмотрел на него.
- Но тут же люди авторитетные, с судимостями. А у меня ни сроков толком, ничего.
- Ну авторитетные мы все. Только мало кто за этот авторитет горой стоял. За зоной посмотришь, как надо, выдержишь - сходняк соберем и коронуем.
- Так я... - Левка растерялся, - это... Да кто за меня-то подпишется?
- Я подпишусь, - Веселый закурил сигарету и пустил дым в пол, - Баир, Монгол... А Резанный с дядей Васей, наверное, уже подписались...
* * *
Холод вышел из дома с утра, зачерпнул ведро воды и вылил на себя. Обфыркавшись, он растерся махровым полотенцем и уже собрался было бежать в дом, как увидел непривычную для этого места фигуру. Облокотившись на забор, он смотрел, как она приближается к нему, и улыбка сама по себе расползалась по его лицу.
- Ну чё, Холод, пришел я, типа, вроде. Соскучился. Хоть здесь-то коровы есть? - перед ним стоял улыбчивый Вован в какой-то старой клетчатой рубашке, резиновых сапогах, с рюкзаком за спиной и довольной небритой мордой...
ВМЕСТО ЭПИЛОГА.
(по-японски):
Одинокая скала.