Часть 4.
ГОРОД СОЛНЦА
Или
ЗАВЕЩАНИЕ ВЕЛИКОГО МОНГОЛА
Душа прямо в рай по забытым местам,
Услышала смерть по скрипучим шагам,
Когда нет теней у нее за спиной,
В молчании крик: Где ты, сука, покой?
Идет за тобой, в подворотнях петляя,
То ставит на нож, то в затылок стреляет.
Обида чужая вновь травит собаку,
И что остается? - Да снова лезть в драку!
«После смерти он ищет свой рай».
Его жизнь стала адом.
В этот раз он бежит от самого себя.
Волки перестали быть волками.
Бойцовые псы превратились в людей, еще более жестоких и опасных, чем эта звериная порода.
Но где-то на карте есть город, где его ждут.
Город Солнца, в который можно прийти только тогда, когда узнаешь, чего ты стоишь, глядя в дуло направленного на тебя пистолета.
Неожиданные встречи, еще более жестокие превращения и, наконец, долгий путь к тому месту, которое, возможно, станет ДОМОМ.
ПРОЛОГ
Когда устал от звездной пыли,
Когда судьба как ветку гнёт,
Когда вопросов больше с «или»,
Когда внутри совсем нарвёт.
Когда ты волком быть не можешь,
И человеком не сумел,
Вся жизнь из красных многоточий,
И всё, сломался твой предел.
Когда в аду захочешь рая,
И покаянье принесёшь,
За упокой свечой сгорая,
Слезой прольёшься, словно дождь.
И, помолясь не на иконы,
А в городскую глубину,
Опять по-волчьему завоешь
Средь стен холодных на луну.
И, может быть, тогда вернешься,
Туда, где дома даже нет,
И без тревоги улыбнёшься,
Встречая первый свой рассвет...
* * *
Он смотрел за осенним дождем, который размазывал на давно немытом стекле свои грязные узоры. Еще одно лето закончилось осенью, плаксивой и нудной, и оттого как-то очень безысходной. Откидало вовсю свои листья, и снова в душу тупым лезвием обиды вонзилось: ТЫБОЛЬШЕ НИКТО! Нет, здесь не было заборов, только так, четыре покосившиеся доски с натянутой сверху ржавой колючей проволокой. Но от этого становилось еще страшнее, от той неизвестности, которая осенним туманом стелилась там, за забором. Он закурил сигарету, и в это время к нему подошла грузная женщина в белом халате. Белый! Громко сказано!
- Хватит курить, больной, режим! Сейчас пойдешь на пищеблок, возьмешь тару и отнесешь на хозблок. И давай быстрее! - она с силой шлепнула его по стриженому затылку, - малохольный! Поршнями двигай!
Он нехотя зашел в палату, сдернул с вешалки застиранный ватник и голыми ногами в смятых тапках зашлепал на кухню, где его ждал полный бак отбросов, таких же отбросов, которые, якобы, лечились здесь. Скрипнув мышцами, он потащил бак на улицу. Ноги вначале намокли, потом замерзли, а он тащил бак, ничего не замечая вокруг. Сейчас он высыплет это свиньям, дебиловатый рабочий угостит его сигареткой, в сотый раз назовет убогим и даст пинка под зад кирзовым сапогом в навозе, от которого он побежит в больничный корпус, не замечая луж, не чувствуя запаха помоев, и, в сотый раз встанет перед окном, чтобы смотреть куда-то сквозь этот ёбанный дождь... Возле покосившегося забора он поскользнулся и со всему размаха грудью упал в эти пахнущие помои. «Твою мать!!!». Его как будто отпустило, выбило из этой спячки, напичканной колесами, ежедневными осмотрами, ЭСТом, и многим другим, тем, что призвано его, якобы, лечить, а на самом деле делать только еще тупее... Он выплеснул содержимое бака в осеннюю грязь, подтащил его к забору, накинул на него мокрый ватник и на непослушных мышцах вначале подтянулся, и только потом обессилено свалился вниз... Но уже с той стороны забора.
Он огляделся по сторонам и побежал к городу, который начинал зажигать свои вечерние огни. Ночь он провел в каком-то подъезде. Пока без планов на будущее и сигарет. Как только первые лучи солнца начали прорезывать осеннюю мглу, он, замерзший, вылез на улицу. Где-то недалеко он услышал стук, который вначале ужасно напугал, а потом заставил бежать быстрее. Где-то далеко в сознании всплыло - там железнодорожная станция! Он петлял по дворам, прятался от редких прохожих, пока лицом к лицу не столкнулся с грузным мужчиной в кепке и дешевой кожаной куртке.
- Чё, в дурдоме каникулы? - дыша перегаром ему в лицо, усмехнулся человек.
- Закурить есть?
- А тебе зачем? - продолжал смеяться тот и протянул ему пачку дешевых сигарет без фильтра.
- А спички? - он дрожащей рукой вытащил сигарету.
- Чё, ни говна, ни ложки? - и протянул замызганный коробок.
Затянувшись горьким дымом, он повернулся и собрался, было идти дальше, но неожиданно остановился.
- Чё, еще и налить? - съехидничал мужичок.
Дальше он сказать ничего не успел. Тренированные мышцы вспомнили, напряглись и, словно выстреливший кулак уронил прохожего на тротуар. Он схватил его и потащил куда-то к сараям. Быстро стянув с него одежду, он надел мешковатые брюки, несуразные ботинки и совсем чмошную кепку, напоследок ударив валяющегося без сознания человека с ноги:
- Черт галимый! Быдло, блядь!
Он натянул кепку на глаза и осмотрел то, что у него находится в карманах - пачка сигарет, коробок спичек, рублей пятьдесят мелочью, и удостоверение токаря третьего разряда без фотографии, но с очень звучной фамилией Ярошенко. В сумке оказалось три бутерброда, бутылка пива и спецовка, заляпанная маслом. Закинув сумку на плечо, он поспешил к станции. Несмотря на ранний час, на платформе толпился народ, и вместе с толпой его проглотила первая подъехавшая электричка. В тамбуре он съел бутерброды, запил их пивом, закурил вонючими сигаретами, насыпал контролерам мелочи вместо отсутствующего билета и напугал двух молодых милиционеров удостоверением рабочего человека и вонючей спецовкой, при попытке досмотра личных вещей.
- Чё с него взять? Анализы только что ли? - с усмешкой сказал один мент другому, - анализы-то в порядке, рабочий класс?
- Каждый день проверяли, - он усмехнулся ему в ответ.
И те, махнув на него рукой, пошли разгонять дальше «вашему вниманию предлагается» и «сами мы не местные» с «подайте, люди добрые».
Москва словно проснулась и выползала навстречу электричке из-под тумана одеяла, громко зевая разбуженными машинами, троллейбусами и трамваями. Владлен шагнул на перрон и растворился...
ПЕРВАЯ ГЛАВА
Фура скользила по мокрым осенним лужам, разбивая светом фар забайкальскую мутную тьму. Водитель за рулем старался разглядеть что-то очень похожее то ли на дома, то ли на какие-то строения - тени. Плюнув на всю бесперспективность, он достал пачку сигарет и закурил. Со спального места вылезла заспанная и довольная рожа его напарника:
- Давай, что ль, сменю?
- Да не, дрыхни пока.
- Ага, подрыхнешь тут, надышал, как медведь в берлоге, окно что ль бы открыл?
- Продует.
- Вонь что ль твою продует? Говорил тебе, не жри корейскую морковку, давай, открывай! Мозги все равно не выдует.
Водитель опустил стекло и тут же в зеркале бокового вида увидел две точки фар, очень похожие на волчьи глаза. Через мгновение еще одна «пара глаз» вынырнула откуда-то из-за поворота и понеслась вслед за фурой.
- Слышь, по ходу кто-то за нами следит.
- Да брось ты, это Шипил. Сказал же - с местными все порешает и догонит.
- Не Шипиловская это тачка. Смотри вон, как асфальт утюжит. А за ним еще один, - он надавил на газ.
Две «японки», словно почувствовав его нервозность, тоже прибавили. Поравнявшись с кабиной с обеих сторон, они, словно волки, гонящие свою добычу, неотступно следовали рядом. Переднее водительское стекло опустилось и оттуда появилась рука, в которой в свете фар блеснуло что-то очень похожее на автомат. Водитель фуры резко крутанул руль влево, попытавшись оттолкнуть от себя преследователя, и в ту же секунду из второго окна раздалась короткая очередь, влупившая в колесо. Фура нервно заерзала по дороге, и водитель чудом, балансируя рулем, удержал ее на трассе, резко ударив по тормозам. Из второй «японки» выскочил кто-то очень темный и, судя по скрипучему голосу, довольно резкий, вскочил на подножку и, оскалившись каким-то странным азиатским оскалом, ткнул стволом в водителя:
- Трогай вперед по малой. Метров через полтыщи поворот будет - вправо уйдешь, - он уселся рядом с водителем, огляделся по сторонам и снова криворото улыбнулся, - давай что ль, чё кого, поехали?
Метров через пятьсот они свернули на проселочную дорогу и еще минут тридцать грохотали пробитым колесом по ухабам и колдобинам, пока свет фар не выхватил из сумрака одиноко стоящий ангар.
- Ну всё, чё кого, вылазим, - скомандовал азиат, направив пистолет на водителя.
В то время из тачек вышло еще трое крепких ребят. Водитель что-то попытался объяснить, но даже не успел понять, как выдернутый крепкой рукой из кабины, оказался на бетонном полу ангара. Азиат тем временем вытаскивал его упирающегося напарника. Вытряхнув его из кабины, он швырнул его на колени и упер в затылок ствол.
- Подождите! - закричал первый, - мы с Шипилом работаем, он с вашим Монголом всё перетер, мы заплатили.
Крепыш с автоматом резко распорядился:
- Слышь, Ярый, посмотри, чё у них там?
Второй, чуть пониже ростом с золотым зубом, сдернул пломбы и рванул двери фуры. Запрыгнув туда с фонариком, через несколько секунд он вылез, золотозубо улыбаясь:
- Ништяк, Север. Звонилок полный кузов, под завязку!
Север усмехнулся и просипел азиату:
- Давай, Кузбас.
Выстрел в голову размазал стоящего на коленях дальнобойщика по бетону. Второй испуганно закричал:
- Подождите, пацаны, мы водилы только! Шипил всё решает...
- Этот что ли? - Север искоса посмотрел на стоящего рядом с ним парня с бельмом на глазу, - Веня...
В руках того появилась свежеотрезанная голова:
- Вот это всё решает? - усмехнулся Север и передернул затвор.
Еще через несколько минут к ангару подъехали несколько микроавтобусов, и веселые грузчики самой беспредельной наружности начали быстро перетаскивать в них коробки из фуры. Кузбас влез в кабину и ножом вспорол вначале сиденье, а после обшивку двери, залез туда рукой и вытащил несколько тугих пачек долларов:
- Ништяк, Север, заряженные ребята... были...
- Ну всё тогда, давай, Ярый, рули здесь, - он обратился к золотозубому, - товар весь не выгружайте, фуру подпалите, а этих, - он кивнул подбородком на трупы, - пускай Кузбас поработает, чтобы мама родная не опознала, понял, Кузя?
- Ага, - тот вытащил из-за пояса небольшой туристический топорик, - собакам приблудным скормим.
- Смотри только, шашлыки не жарь, - усмехнулся Север и подошел к своей машине, - упырь, - буркнул он.
* * *
Север подъехал к не на шутку построенному коттеджу и резко надавил сигнал. В доме зажегся свет, и через несколько мгновений в его машине сидел мужчина средних лет в камуфлированном ватнике и тапочках на босу ногу.
- Держи, - Север протянул ему две тугие пачки баксов, - твой край.
- Слышь, Север, ты уже передергиваешь. Опять?
- А чё, ехали хомячки...
- Ну и пускай бы ехали. Мы же всё уже обговорили. Тряси косых, местных ломай. Блядь, но эти же... Они с Шипилом работали...
- Шипил, мэр, в отпуске.
- В каком еще отпуске?
- В пожизненном.
- Ну ты вообще страх потерял, Север. Теперь вопросы ко мне будут, - он передразнил кого-то, - «Почему в вашем районе пропадают машины? Срочно примите меры!». А потом, Север, не люблю я всех этих непоняток - с Монголом разговаривай, объясняй чего-то. Не люблю!
- А бабки любишь? - Север швырнул мэру на колени баксы, - вот и люби дальше. Ты кто? Мэр? Не УГРО же ведь. Они пускай ищут. А твое дело - сторона: «Приму меры, рад стараться, так точно». Там товара на несколько «лимонов», впулим его и тебе на счет еще положим.
- Вы хоть там подтерли? - мэр засунул деньги во внутренний карман бушлата.
- Не без этого. Зола останется и косточки. Ты же знаешь нас.
- Ну ладно, давай, - мэр открыл дверь, и, выходя на улицу, резко повернулся к Северу, - деньги на следующей неделе чтобы перевел, как и договаривались, в пополаме, и смотри, Север! Если что - на тебя всех собак повесят, - он хлопнул дверью.
- Да не бзди ты! - Север улыбнулся и повернул ключ в замке зажигания.
Его раскосая тачка понесла его в далекий девяносто пятый год, когда он, будучи придурковатым «челноком», вперся с баулами в фойе гостиницы «Даурия» вместе с двумя размалеванным блядями. Потом была водка и какие-то бравые молодчики, испытавшие на чувствительность все его болевые точки. Произошедшее дальше он помнил смутно. В чувства он пришел где-то на запасных железнодорожных путях, в странной для осени одежде - трусах, пуховике и, почему-то только в одном левом ботинке. Конечно же он сходил в отделение милиции, но то ли напугал, то ли удивил, в результате чего в обмен на его заявление ему дали какие-то рваные штаны и справку с ошибками, которая не подтверждала, а скорее запутывала его личность. Перекантовавшись неделю на вокзале, он познакомился со странным дезертиром Российской Армии Ярым, который бежал вопреки здравому смыслу не из-за дедовщины, а из-за отсутствия в воинской части, в которой он проходил службу, наркотиков - тяжелых и не очень. Через какое-то время к ним примкнул бывший зэк Веня с целой кучей дурных привычек и наколок. Еще через неделю они поселились на блатхате у какого-то бурята со странным именем Кузбас, торговавшего в местной шашлычной то ли собачиной, то ли вообще черт знает чем. Отлежавшись в донельзя замызганной квартире, Север раздумал ехать домой в Уфу, «простив» всем свои «челночные» долги. Дурные привычки Вени, наркозависимость Ярого, «на всё насрать» Кузбасовское вместе со жлобой Севера заставили их выйти на первое дело, результатом которого стало появление в квартире Кузбаса целого склада оргтехники, которую прокутили, прокололи, пробухали... Север улыбнулся, вспомнив, как рассчитывался с проституткой факсом для офиса. Потом был рынок и знакомство с местным авторитетом Бариком, который предложил зондер-команде «разгрузить» автобус с «косоротыми». Далее, «погрузочно-разгрузочные» работы продолжались еще несколько лет. Итогом их плодотворного сотрудничества стали местные блатные, втолковавшие в голову Барика на берегу великого Онона несколько свинцовых понятий, что беспределить нельзя. Север с бандой залег на дно. Перевозил китайцев, желающих строить Великую Китайскую Стену в Забайкалье без виз и всякой прочей хери, угонял целые стада коров, «окучивал» «зеленые огороды» корейских братьев и вел партизанскую деятельность, пуская под откос фуры дальнобойщиков, не собираясь выходить из своего подполья. Всё перевернуло пьяное знакомство с бывшим полковником Российской Армии, решившим вооружить китайскую армию несколько незаконно списанными БТРами. Отогнав их в Поднебесную, Север получил не только бабки, но и поддержку полковника, который благодаря каким-то очень хитрым махинациям, стал мэром. Обоюдная любовь к незаконно нажитым капиталам толкнула мэра и провинциального бандита на скользкий криминальный путь, по которому Север скользил на борзой японской резине до сих пор... Пока в области не появился Монгол.
* * *
- Ну и чё? - Владлен посмотрел на худощавого белобрысого паренька, - поможешь, а, Мирон? По старой памяти, - и сгреб рукой с тарелки несколько кусков мяса, - ксиву состряпать и уйти, - продолжил Владлен с набитым ртом, засунув туда же еще и огурец.
- Ты не части, Владя, кишки свернет, - Мирон почесал подбородок, - ксиву, говоришь? Ксиву можно, только куда вот ты со своим рылом сунешься? Не дальше кольцевой. Вы столько навертели! Какой тебя черт дернул в этот блудняк вписаться?
- Ксива когда готова будет? - Владлен, интенсивно двигая челюстями, потянулся к помидорине, - за неделю?
- Гулевой ты, неделя! Тут не тяп-ляп нужен, а документ, чтобы по всем базам бил. Месяц, не меньше. Людей нужных сейчас нет.
- Месяц - это долго, - остановил его Владлен, - надо по-пырому рвать, пока горячо.
- Рвать! - Мирон поднялся из-за стола, - в бабки всё упирается. Были бы - быстрее.
- Так одолжи, - Владлен взял со стола бутылку вискаря.
- Я пустой, Владя, и подъем в ближайшее время не намечается. Мусора казино мое тряханули и со шлюхами спалили. Только вот отбашлял. А тут тебе не меньше двадцатки надо, плюс на жизнь кудрявую где-нибудь там, за бугром. Не, конечно, в Казахстан можно.
- Бамбук что ль там курить? - разозлился Владлен, - не, если я напрягаю, Мирон, ты сразу скажи.
- Да не, братан, в натуре с бабками глухо, хотя есть один вариантик. В твоем положении - выход. Короче, слушай. Созвонился со мной на той неделе один человечек, дело предложил.
* * *
- Вот они, - парень указал Владлену на двух здоровяков с сумками, запрыгнувших в припаркованный возле офиса «гелик», - там еще третий. У каждого по стволу, ну броники, то, да сё... Да, у «гелика» стекла пуленепробиваемые. Сейчас они по Ярославке помчат, а там на Пирогово свернут. Там кафешка есть одна, пожрут и дальше поедут.
- Трогай давай за ними, - скомандовал Владлен и опустил на лицо козырек бейсболки.
Убитая «десятка» резко стартонула, и, маневрируя в пробках, вырулила на Ярославское шоссе. Потолкавшись среди машин, и не упуская из виду следующий за ними «геленваген», они доехали до указателя и свернули.
- Вот кафе. Сейчас подкатят, - парень достал из-под сиденья пистолет.
Владлен вытащил из-под куртки «глок» и, не спеша, оттянул затвор. В это время к кафе, рыча, подъехал запотевший в пробках «гелик», водитель распахнул дверцу и вышел, разминая шею. Второй открыл заднюю дверь, закурил, а третий направился к шашлычнику, который уже приветливо улыбался постоянным клиентам.
- Давай, - резко бросил Владя и выпрыгнул из машины.
Первым выстрелом в голову он свалил идущего к шашлычнику. Парень тоже нажал на курок, целясь в водителя, но попал почему-то в стекло, о котором столько много говорил. Две пули, взвизгнув, рикошетом ударили в асфальт. Владлен отскочил в сторону и выстрелил водиле по ногам. У того подогнулись колени, и он рухнул рядом с машиной. Третий попытался схватиться за автомат, но парень наконец-то попал, тремя выстрелами завалив амбала обратно в салон. Владлен на ходу расстрелял так и не дошедшего до шашлычника и выдернул магазин, направляясь к «гелику». Водитель что-то пробурчал, но на полуслове заткнулся, выхватив затылком тупую пулю.
- В машину! - скомандовал Владлен пареньку.
Тот резко заскочил в машину, а Владлен бухнулся рядом с раненым амбалом, который от боли только мычал, и направил на него ствол:
- Не шуми, трогай.
И «гелик» поскакал куда-то в сторону леса.
- Тормози здесь, - остановил машину Владлен и достал из кармана куртки телефон.
- Ништяк отработали, - парень вытер потные руки.
- Мы на месте, Мирон, - тем временем резко бросил в телефон Владя, - чё, пойдем, покурим, - он посмотрел на пацана, - давай, доставай.
Пацан потянулся за пачкой и тут же ему в грудь ударили два выстрела, свалившие его сначала вбок. Владлен ногой повернул его на спину и два раза выстрелил в голову. Раненый в машине застонал. Владлен распахнул дверь и направил на него ствол:
- Ну чё, сука, давай, «Отче наш, иже еси на небеси...», чё там дальше? - усмехнулся Коркин.
- А дальше пиздец тебе. На машине маяк, - бескровными губами прошептал тот, - за нами две «бэхи»... и если мы остановимся, - он посмотрел на часы, - вот-вот уже подъедут. Влип ты, брателло, жуликов это бабки.
В это время на поляну выехал «Опель» Мирона. Владлен быстро перекинул сумки в багажник.
- Всех кончил? - процедил Мирон, выходя из машины, и зачем-то опустил руку в карман.
- Стой, не дергайся, - Владлен направил на него ствол, - банк, говоришь? По-легкому? А, Мирон? Когда ты сукой стать успел? На мне подъем сделать хотел, а потом как этого? - он кивнул на валявшегося на желтой траве парня, - мол, рыло беспредельное, в бегах? А ты чистый? Не! - он несколько раз надавил на курок. Первая пуля отбросила Мирона на капот, вторая заставила сползти оттуда и усесться с мертвой тупой улыбкой, прислонившись к колесу «Опеля».
Владлен вытащил сумки из багажника и забросил их назад в салон «гелека»:
- Держи, - бросил он раненому и сел за руль, - своих «жуликов». Где они, кстати? А то «вот-вот будут».
Машина поехала в сторону дороги и нос к носу столкнулась с двумя «БМВ», из которых грозно вывалилось несколько крепышей с автоматами, они вытащили Владлена и бросили на асфальт мордой вниз.
- К старшему везите, базар есть, - поднял ободранное лицо Коркин, - ваш там в салоне, как, блядь, прокладка, кровью истек.
* * *
Север ввалился в номер и застал свою братву за весьма интересным занятием. Только в удолбанную голову Ярого могла прийти такая великолепная идея - устроить гонки на сотовых телефонах, установив их на виброзвонки.
- Ну чё там? - Кузбас в кресле щедро затянулся убойным косяком.
- Дербаньте, - Север швырнул на стол пачки денег, - чё там с товаром? - он посмотрел на Веню.
- Коммерс питерский приедет - всё заберет. Я ему залупать не стал. В общем, налом откатит.
- Лады, - Север уселся на диван, - половину на счет положишь, а с остальными по той же схеме.
- Слышь, Север, - Кузбас зашвырнул докуренный косяк в банку шпротов на столе, мерзко запахло жженым маслом, - трехочковый! А чё там на счет Монгола? Порушит нам этот дедушка всю делюгу.
- А мы ему на общак «звонилок» кинем, - заржал Ярый, - он же вор! Пускай на своих терках и звонит: бла-бла-бла-бла-бла! Рингтон галимый! Слышь, он как та мобила, которая у меня была - «Нокия - 3310», я ее в сортире проёб - отзвонила, бля!
Север усмехнулся:
- А чё тебя, Кузя, это напрягает? - Север посмотрел на Кузбаса.
- Да мне-то насрать, это твой напряг, - Кузбас развернул пакет со шмалью, - ты блатным наблякал, типа беспределу амба, а это уже пятые. Я-то не парюсь. Смотри, чтобы нам потом твой мэр не напарил.
- Вальнем! - заржал Веня.
- Нашелся валильщик! Ты чё, на зоне кайлом не намахался? - Кузя распотрошил папиросу, - во, в натуре, вы, урки, тупые! Чуть чё пиздеть - так, сука, часами можете! Иди вон, Монгола на ножа поставь!
- Да ладно ты, - примирительно начал Веня.
- Складно, Вениамин, - Север достал из кармана щипчики для ногтей, - ты, братан, Буратину выключи! Край имеешь и сиди на жопе ровно. Тебе дай - ты всех продырявишь.
- Опущенными сделает, - вмешался Ярый, - Веня себе на зоне шары с вазиком вогнал, ему бабы не дают, так он мэра решил отпидорить.
- Пиздец! - Кузбас запалил косяк, облизав, затянулся пару раз и передал Северу, - пыхни, брат. В каком веке мы живем? Сука, каменные все! Монголы блядские, идолы... Птеродактили!
- Ты там прибрал? - напаснулся дури Север.
- Порубил в салатик, - Кузбас взял из рук Севера косяк, - ты давай это, братан, цинкани мэру за Монгола, не хочется, чтобы этот старый пердельник в спину дышал. Скажи, мол, если он не расстарается, Веня его на хуй посадит! - все громко заржали.
- Пятый заезд! - Ярый достал из коробки два телефона, - делайте ставки, господа отморозки!
* * *
Япония научила жить Холода не спеша. Вначале он как будто только присматривался к ее спокойной красоте. Разве можно выбирать между завораживающим цветением сакуры и неописуемым великолепием красок осеннего японского леса? Вокруг него плавно неслась чужая речь без всяких интонаций, но очень музыкальная, похожая то ли на шепот океанского прибоя, то ли на шорох листвы деревьев. В Японии с ее самурайством все было строго и просто, а порой даже жестоко. Ведь все было наполнено презрением к смерти. Просто, как бамбуковая флейта сякухати. Строго, как хайку Басё:
Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.
Жестоко, как рассекающая воздух катана, и в то же время бесконечно красиво и мудро. Он слушал Японию в театре Бунраку, где виртуоз - музыкант извлекал всего из трех струн сямисена всю лирику любви, печаль скорби и отчаяния, гнев ненависти и восторг счастья. Он ел Японию в миске острого супа мисо, такого же острого и противоречивого, как вся сущность до сих пор не понятого им самурайского бушидо и сатори, от которого посветлело даже на его душе. Длинная Япония оплела Холода лапшой удон, свернула его обиды в суши, напоила боль сакэ и заставила поверить, что в зеленом чае тя и есть весь смысл страны Восходящего Солнца. Япония закружила его в ритуальном танце, в котором рядом с ним танцевали божества Ками, спустившиеся с небес, чтобы встать рядом с ним. Он читал Японию по размазанным черной тушью иероглифам - кинзам, читал в них историю своей жизни, такой же по-самурайски жестокой. Он видел Японию в древних, вылезающих тут и там пагодах - храмах, стремящихся вверх, в отличие от проходящих возле них людей.
Он прожил несколько лет в Киото. Вначале он разочаровался - безликие ряды длинных улиц с пестрыми домами... Но неожиданно их вереница оборвалась: массивные белые стены с черной черепицей. Шаг - и ты оказываешься в загадочном мире монастыря Хигаси-Хонган. Здесь течет совсем другое время. Подобный внезапный скачок от шумной цивилизации в тщательно оберегаемую тишину дворцов, садов и храмов испытываешь в Киото на каждом шагу. Вот она, неподвластная времени красота! В старом квартале Киото Гион словно из сказок выпархивают ночные бабочки - гейши, и стучат своими деревянными каблучками по мощенной мостовой. Седовласые «серебряные» старики, пропитанные древней мудростью, рядом с которыми невольно становишься умнее и старше.
Холод вырос среди садов камней с их характерами: Великий Океан из песка и мелкой гальки, маленький, совершенно сухой, третий сад - дикий скалистый пейзаж с редкими деревьями и кустарниками, и последний - Срединный Океан всего с одним деревом... Жизнь среди камней... Каждый может трактовать по-своему, но именно среди облизанных временем булыжников понимаешь, что ты - то дерево, которое растет вопреки...
* * *
- И зачем ты это сделал? - на Владлена в упор смотрел седовласый грузин, - глупо это. Ты сам пришел.
- Обосрался он! Мы бы его все равно достали, - вмешался второй, - чё ты с ним базаришь, Дато? Он наших людей положил.
- Мне интересно, Тёма. Странный он человек. Знает, что на ремни порежем, а пришел. Смелый! Пришел - пускай скажет. А дальше решим, как с ним. Ты кто вообще по жизни?
- Ну не бродяга, точно. А пришел... Знаешь, Дато, я в штаны в детстве срать разучился, - он искоса посмотрел на второго, - нашел бы ты! Знаешь, дружище, мне в отличие от тебя терять нечего.
- Всем нам есть что терять, - скривил губы Дато, - вот жизнь, например. Ходишь ты, дышишь, и тут - раз! Хапнул свинца и в деревянном сюртуке к Богу поехал. Правда ведь, Тима? - тот кивнул, - вот видишь?
Владлен усмехнулся:
- А я, Дато, давно уже мертвый. Ты про Холода слышал?
Тима нервно передернулся:
- Это тот, который депутата... и наших? Отморозок, - Тима сплюнул, - с мальчиками кровавыми в глазах!
- Ну считай, я тот мальчик. Я Корень.
Дато приоткрыл от удивления рот:
- Так тебя того, вроде?
- Значит немного «недотого», - Владлен без приглашения сел в кресло, - настырный я, поэтому и пришел к вам. Разговор есть один.
- А ты не боишься? - усмехнулся Тима, - ты же наших пацанов покрошил.
- Дело прошлое, а я о будущем. Холод живой. Я точно знаю.
- А нам что с того? - хитро сузил глаза Дато, - живой - молодец. Ты чё думаешь, я за Глину распрягаться буду?
- Вот вы воры какие, - усмехнулся Владлен, - брат за брата...
- Ты о ворах ничего не знаешь, сявка, - будто выхаркал Тима, - поэтому сиди и не вякай! Есть дело - базарь. Нет, - он посмотрел на Дато.
- Я-то базарю, только вы не слушаете. Холод живой. И с ним несколько «лимонов». От черных, от Кондакова. Да и мы там чё нашустрили.
- Ну а нам с того чего?
- А я думал, вам деньги нужны? Вы вон как над полста косарями тряслись - на ремни порезать обещались. Ну чё ж, к другим пойду, к тем, кто бабки больше любит, - Владя поднялся.
- Сядь, - одернул его Дато, - ну, предположим, есть эти «лямы», жив твой Холод. Где он?
- А это вы знаете где.
- Откуда? - развел руками Тима, - он зашкерился уже и хер его выковыряешь! Соскочил уже, поди.