- Ириска!
Папа положил мне ладони на плечи, я спиной привалилась к его груди. Зажмурилась снова, все лето мечтала вернуться домой, к нему, услышать родной голос.
- Ты в порядке?
Я хотела обернуться, чтобы еще раз разглядеть все черточки родного лица, я боялась обернуться, потому что не была уверена в том, что обуздаю собственные порывы. Зелень его глаз поглотит меня, оставит лишь оголенные желания пока не до конца понятной для меня природы. Грань наших отношений истощилась, один неверный взгляд, жест, слово… Уже никогда не будет, как раньше, я могу лишь постараться сделать вид, что ничего не происходит. Все лето мы играли в эту игру… И оба молчали, и дальше будем молчать! Потому что так надо! От нас зависит счастье любимого человека, мама не заслужила подобного.
- Ириска… - тяжелый вздох за моей спиной.
Он придвинулся еще ближе, обнял крепче, сцепил пальцы в замок на моей талии. Поездка действительно пошла мне на пользу. Многие взгляды подверглись переоценке, в том числе и мое представление о мужчинах. Даже там, за границей, я не встретила того, кто был бы лучше моего отца, отчима. Да и в России вряд ли такой сыщется. Все они заранее проигрывали в любом сравнении. Время помогло разобраться в своих чувствах, только вот я не знала теперь, что с ними делать. Это испытание, для двоих. Его симпатию ко мне, как к девушке, я успела заметить. И почему-то для меня это было естественно. Я считала это нормальным.
Его губы коснулись моих волос. А потом он наклонился ниже, и едва ощутимая щетина коснулась моей щеки, шеи. Небольшое раздражение чувствительного участка кожи спровоцировало настоящую бурю, темная неконтролируемая сила закручивалась тугой спиралью.
|
|
- Ты так сладко пахнешь. Новая туалетная вода?
Я кивнула, не в силах совладать с голосом.
- Мне нравится.
Время остановилось между моими фантазиями и реальностью.
- Ты так и не ответила. Как ты?
Голос его выдал. Отчим спрашивал не о том, что сейчас произошло. Вернее, не только об этом.
Я в ответ лишь пожала плечами.
Он понял гораздо больше, чем мог вместить обычный жест. Еще раз тяжело вздохнув, папа отстранился.
- Пойдем. Чаю попьем. Мама заварила твой любимый, на травах.
- Иди, я скоро приду.
Было неудобно показываться перед мамой в таком виде. Мои пылающие щеки и рваное дыхание могли породить множество вопросов. Как мы дальше будем жить под одной крышей, если лишь одно его присутствие рядом вызывает такую реакцию? Пятнадцать лет отчим был для меня любимым папочкой, и вдруг, в одночасье, превратился в мужчину, желанного, идеального, родного. Почему? Зачем?
Вспоминалось прошедшее лето. В целом каникулы я провела неплохо. Море новых впечатлений и знакомств. Красивые живописные места, в которых при других обстоятельствах я, возможно, никогда бы не оказалась. Но сейчас, рядом с ним, все произошедшее становилось сном… Ярким, красочным, насыщенным сном. Я дома. В любой момент могу прийти к нему, моему отцу. Нет – отчиму. Мое понимание его места в моей жизни изменилось, но привязанность и потребность в нем остались так же сильны, как и раньше. Я перестала ощущать себя девочкой. Что-то щелкнуло внутри меня, будто бы распаковался пакет ранее спящих программ. Я осознала себя женщиной… Привлекательной для противоположного пола.
Жан… Студент, француз, приехал в Германию по обмену и поселился у соседей Андрея и Алены. Двадцатилетний брюнет с длинной, падающей на глаза челкой, которая придавала его образу особую привлекательность. Внимательный, нежный, заботливый. Говорит кучу комплиментов, притом все они звучат действительно от души. Умеет ухаживать, в его арсенале припасено много больше стандартных цветов, конфет и мягких игрушек.
|
|
Жану я понравилась сразу, как только он меня увидел. Парень глаз с меня не сводил, оказывал всевозможные знаки внимания. Помимо него, было много парней, обративших на меня внимание и пожелавших продолжить наше знакомство… Не знаю, почему я дала понять именно Жану, что не против перевести наши дружеские отношения в немного иную плоскость. Наверное, это - как действие от противного, когда делаешь не «потому что», а «вопреки». Жан целовался классно – сказался большой опыт. Вообще французы, если делать выводы по моему другу – странные люди. Он мог часами рассказывать о своих бывших девушках, ни разу не оскорбив и не унизив, вспоминая только хорошее, забавное и счастливое. При этом у меня не возникало ревности или обиды. Для Жана все рассказанное осталось в прошлом, хотя и очень насыщенном в плане отношений с противоположным полом.
А мне рассказывать про Костю было стыдно, почему - я сама так и не поняла. Наверное потому, что у парня ко мне были искренние глубокие чувства, и выносить их на обсуждение не хотелось. Меня мучили угрызения совести, что я так поступаю с человеком, который меня любит, скучает и ждет встречи, но они не стали препятствием для встреч с Жаном. Во время обратного перелета, сидя в удобном кресле, задалась вопросом: люблю ли я Костика? А если бы на самом деле любила, поступила бы так? Ответ на оба вопроса “нет”. С каждым днем мне все больше и больше казалось, что я отношусь к нему, как к брату. Что же касается моего отца - я гнала от себя эти мысли, и в то же время его образ был всегда со мной, глубоко-глубоко, там, куда не проникают нормы морали. А еще было интересно, пережил бы Жан папин допрос с “пристрастием”?..
|
|
Андрей с Аленой приняли меня хорошо. Андрей рассказал о папе много интересного. Я и не знала, что он был душой их компании, и все шутки и розыгрыши в роте являлись воплощением его идей. Сослуживцы Николая очень любили и уважали, у него и сейчас большинство друзей осталось со времен службы. Но, кроме этого, Андрей рассказывал о таком, что… Папа никогда об этом не говорил. Молчал про трех человек, вытащенных из горящей машины, про растяжку, из которой, рискуя собственной жизнью, вызволил Андрея. Про то, что он, вместе с Андреем и Игорем, остался единственным выжившим членом большой группы, посланной на зачистку территории. У меня внутри все леденело, когда в голове возникали картинки из прошлого, пережитого отчимом. Один неверный шаг, и он никогда не стал бы для меня настоящим отцом, самым лучшим папочкой, любимым… Просто любимым. Заканчивать фразу не хотелось. Как тогда бы сложилась моя жизнь? Я не знаю, но, скорее всего, она была бы серой и бессмысленной.
Женя и Егор - дети Алены и Андрея, оказались классными ребятами, мы быстро нашли общий язык. Женька, в начале лета превратившаяся в блондинку с фигурой модели и слегка хрипловатым голосом, была на голову выше меня. Поразительное сочетание. Она напомнила мне Олю, мы сразу подружились. В первый же день Женя устроила поход по магазинам со всеми вытекающими - стертыми ногами, уставшими от тяжелых пакетов руками и вредным, но вкусным обедом в кафешке. По пути новая подруга, уверенно управляющая фольксвагеном, показывала мне интересные места и рассказывала о разных случаях. Женька была без комплексов. Вообще. В первое время я краснела от столь непосредственного проявления эмоций девушки, потом привыкла. Она могла подойти на улице к незнакомому красивому парню и поцеловать его, несмотря на то, что рядом стояла другая девушка, обычно не очень симпатичная и ухоженная. Про флирт я вообще молчу - видимо, это в крови. Женька одевалась сногсшибательно, в прямом смысле этого слова. Первый раз, увидев ее наряд для вечеринки, мне захотелось приземлиться на ближайшую горизонтальную поверхность.
Егорка, предпочитающий имя Грег, мечтал стать владельцем заводов, газет, пароходов. В четырнадцать лет он участвовал во всех возможных конкурсах и олимпиадах и, мало того, выигрывал большую их часть. Увлекался экономикой, финансами, менеджментом, в школе был отличником. Но назвать парня ботаном - язык не поворачивался. Рост метр семьдесят, внушительная мускулатура, регулярные занятия в тренажерке - заставляли особо задиристых попридержать язык. Однажды Грег пригласил меня с собой в зал. К уговорам присоединилась Женька, и у меня не осталось шансов. Для себя я там нашла мало привлекательного, все-таки мое увлечение - плавание, а вот парням “русская девушка” очень понравилась. Они потом долго уговаривали Грега привести меня в их компанию. Я согласилась, даже сходила с одним из ребят на свидание, но мне стало неинтересно. Тем более, вскоре состоялось знакомство с Жаном.
Вообще, на мой взгляд, молодежь была… даже не знаю, как сказать… слишком раскрепощенная. Родители нормально относились к тому, что дети начинали заниматься сексом в четырнадцать - пятнадцать, лишь следили за пополнением презервативов в аптечках. А подростки не стеснялись обсуждать подробности таких встреч с родителями и задавали вопросы. Я не смогла представить, как подойду к маме и скажу: “я провела замечательную ночь с Костиком у него на даче”. А представив папу…
Пойдем, тебя мама зовет! - Артемка вывел меня из задумчивости и потащил в кухню.
- Ириша, садись, будем ужинать! Не позволяй ему испортить тебе настроение!
Мама остановила свою бурную деятельность по громыханию кастрюлями и сковородками, обернулась, прошлась взглядом с головы до ног, и крепко обняла.
- Ты дома! Я так рада!
- Мам, я кушать не хочу. Мы же недавно ели!
Мама улыбнулась и чуть взлохматила мне волосы ласковым жестом.
- Ты на часы когда последний раз смотрела?
Оказывается, я простояла на балконе, погрузившись в воспоминания, больше трех часов. Подошли папа и Тема. Я постаралась выкинуть из головы Колесова и окунулась в общение с семьей. Очень соскучилась! Артемка заваливал меня вопросами. Снова. С горящими глазами ожидая новых подробностей. Я, наверное, так и не поела бы, но папа строго на него посмотрел, и братишка ненадолго умолк. Мама еще несколько раз меня обняла и повторила, что я дома. А папа… Я пыталась относиться к нему, как раньше… Не получалось. Мы делали вид, что ничего не происходит. Мы оба играли в игру, правила которой никто не озвучивал, но они все равно были известны нам обоим.
После ужина я показывала фотографии, которые привезла в огромном количестве, так как с фотоаппаратом не расставалась ни на минуту. Женька надо мной постоянно смеялась, а я поняла, что увлеклась фотоискусством. Но на самом деле… На самом деле я пыталась остановить время, стараясь привязать его к фотобумаге и монитору ноутбука. Часть меня хотела, чтобы жизнь остановилась на этом моменте, когда хорошо, радостно, легко… Не нужно принимать тяжелых решений, бояться, ждать. А другая часть меня умоляла время лететь быстрее. Но время игнорировало мои желания, все шло своим чередом.
- Какая красота! - восхищалась мама домом Андрея и Алены.
— Вот бы мне такой бассейн! - не отставал от мамы Артемка.
На следующей фотографии мы были в обнимку с Жаном. Я мысленно дала себе подзатыльник. Надо было в самолете еще раз просмотреть все фото и убрать в другую папку те, что не предназначались для глаз родителей. Хорошо хоть, что слишком “неформат” сразу рассортировывался в отдельные папки.
- А это кто? - В глазах мамы вспыхнул интерес.
- Жан, студент из Франции. По обмену приехал в Германию. Мы все вместе, Жан, Егор, Женя и я развлекались вечерами.
- Догадываюсь, как вы развлекались, - прошептал тихо отчим, немного наклонившись к моему уху. А его теплое дыхание вызвало толпу мурашек на моей спине.
- Ириш, а это Игорь? Смотри, Коль, как он изменился!
Я еще раз мысленно дала себе подзатыльник и вернулась в реальность.
- Он много про тебя рассказывал, про твою службу.
Папа вопросительно изогнул бровь. Я осторожненько и незаметно переместилась к маме за спину.
- Например, о том, что ты Андрея спас, когда он на растяжку наступил!
- И что еще тебе нащебетал этот “говорун”? - Он был взволнован и недоволен.
- Много чего… - Продолжать эту тему резко расхотелось.
- Ты даже мне это не рассказал! - удивилась мама.
- Давайте не будем об этом. Все в прошлом, и не стоит его ворошить. Пойду, Сереге позвоню.
Он вышел из комнаты, и мне стало легче дышать. И в то же время я ощутила его боль, будто бы свою. Никогда первой больше не буду затрагивать эти темы - пообщещала самой себе.
- А это кто? - Мама начала расспрашивать про других ребят из нашей компании. Я называла имена, немного рассказывала о каждом.
Когда фото закончились, мама тепло улыбнулась.
- Я рада, что ты так хорошо провела лето!
- Я тоже! - улыбнулась в ответ и добавила: - Но дома лучше!
С этим утверждением мама спорить не стала.
- Мам, а что Костя говорил?
- Ириша, парень в тебя безумно влюблен. Это видно невооруженным взглядом! - Она погладила меня по щеке. - Если сократить его речь, то получится: “Как я соскучился по своей Ире”. Он, кстати, обещал в выходные приехать. Скоро увидитесь.
Я кивнула. Все, что было, осталось там, в Германии. В том числе и Жан. Здесь другая реальность, другой мир, другие правила.
- Мамочка, я так устала. Пойду спать, хорошо?
Любимая комната. Обои, которые я выбрала сама, длинные, в пол, золотистые шторы - однажды увидела похожие в журнале и просто влюбилась. Мама твердила, что они совсем не подходят к интерьеру моей комнаты, но мне было все равно. Старенький компик на простом письменном столе, папа обещал немного попозже подарить мне ноутбук. Кровать из бука с плюшевым покрывалом, большой мишка в ногах - один из первых папиных подарков. Все родное, знакомое с детства, привычное.
Завтра, все завтра, - сказала самой себе и завалилась спать. Веки сразу потяжелели, на то, чтобы встать и раздеться, не осталось сил.
***
Я проснулась, и никак не могла понять, который час - смещение часовых поясов, плюс очень крепкий сон. Нашла телефон, каким-то образом очутившийся под кроватью, посмотрела время - десять минут второго. Ночь. Улыбнулась, потянулась, вдохнула запах родного дома. Мне давно не было так хорошо! Тихо, спокойно, уютно, тепло. Но спать в повседневной одежде я все-таки не привыкла, поэтому включила ночник и полезла в чемодан искать пижаму. На глаза попался комплект, подаренный Женькой перед отъездом. Шелковые брючки с топом кремового цвета и шоколадно-золотистый халат. Мне на мгновение стало грустно, все-таки успела привыкнуть к непосредственной подруге. И, наверное, поэтому решила надеть именно его.
Захотелось пить. Осторожно ступая по паркету, чтобы никого не разбудить, пошла в кухню. Помню, что вечером мама убирала в холодильник целый кувшин клюквенного морса. Но мне не повезло. Я нечаянно, в темноте, наступила на новую Темину машинку. Раздался хруст, и мой большой палец обожгло острой болью. До кухни пришлось прыгать на одной ноге, придерживаясь за стену. Заливать пол кровью не хотелось.
- Это новый способ передвижения? Ни разу не слышал о таком.
Я вздрогнула. Никак не ожидала обнаружить в кухне, в час ночи, отчима. Но все возрастающая боль в пальце заставила забыть о смущении.
- Ага.
Его силуэт, напротив окна, четко вырисовывался на фоне ночного города, разбавленного тусклым светом фонарей. Он стоял, скрестив руки и слегка наклонив голову набок, внимательно меня рассматривал.
- Ира?
- Да не переживай, на Темкину машинку наступила.
Отчим резко отстранился от подоконника и шагнул ко мне. Что-то внутри меня возликовало от стремительности и мощности его движения.
- Давай посмотрим.
Он включил ночную подсветку и закрыл дверь в кухню, чтобы не будить Артема, чья комната была ближайшей. Я зажмурилась от неяркого света, глазам стало больно, будто бы в них насыпали песка. Когда проморгалась, папа сидел на полу у моих ног.
- Где у зайки болит? - вспомнил он хорошо знакомую с детства присказку. Это разрядило обстановку, я улыбнулась.
Моя ступня оказалась в его большой, теплой, чуть шершавой ладони. Мне стало душно, кровь прилила к щекам, и они горели, словно в огне. Каждая клеточка пела от его касаний, от мягкости прикосновения.
Плохо дело.
Не сразу удалось вникнуть в смысл его слов…
- Что такое?
Папа серьезно так, даже немного угрожающе на меня посмотрел, и шепотом, будто страшную тайну, поведал:
- Придется, как минимум - ампутировать!
Он меня еще пугает, когда мне и так больно. Сама не заметила, как у меня в руках оказалось полотенце, и я тихонько шлепнула его по плечу.
- Думаю, что перекиси и пластыря будет достаточно!
Отчим улыбнулся, а я зависла, наблюдая за его мягкими и в то же время по-мужски жесткими губами.
Как знать...
Легко перекатившись, Николай поднялся на ноги и достал аптечку.
- Будет немного больно.
- Потерплю.
Ради его прикосновений, не обыденных, а вот таких, как сейчас, я была готова хоть каждый день наступать на машинки брата. Я сконцентрировалась на его движениях, уверенных, размеренных, точных - видимо, сказался опыт службы. Боли не было, вернее, я ее просто не чувствовала, переключившись на того, кто сейчас занимал все мои мысли, будоражил чувства.
- Вот и все.
Я боялась того момента, когда он поднимет голову, и наши глаза встретятся. Полумрак кухни сыграл злую шутку, он отделил нас от остального мира, сузил нашу реальность до пятнадцати квадратных метров. Сейчас у меня не получится сдержать себя, спрятать все тайное и недопустимое на дно своей души. Приглушенный свет правильно расставит акценты, и мои чувства будут открыты для него. Что тогда? Нет, я пока не готова. Моя голова упала, волосы скрыли лицо.
Я еще бинт наложу, утром снимешь. Чтобы пластырь не задирался, а то знаю, как ты во сне вертишься.
Еще минута и… Его губы невесомо касаются кожи рядом с повязкой.
Зачем он так? Разряд, мощный, острый пронесся по моему телу, остановил дыхание, ударил в низ живота.
- Чтобы быстрее заживало.
Да… Вот и ответ на мой вопрос. Я молчала, ответить было не в моих силах. Раскаленная спираль внутри раскручивалась, расплавляя меня, как воск.
- Ириска, я…
Отчим, наконец, поднял голову. Выражение его лица мгновенно изменилось — это отчетливо было видно сквозь пелену волос. Его глаза сузились, совсем немного, но я заметила. Ладони напряглись, сжимая мою ступню. Если бы я не была настолько наполнена его присутствием, то наверняка бы вскрикнула от боли.
- Ириска…
Пальцы осторожно коснулись моей щеки, наметили линию скул, легли на подбородок.
- Посмотри на меня! - Жесткий приказ, обернутый в мягкую обертку просьбы. - Так неправильно.
Я кивнула, соглашаясь, скорее догадываясь о смысле слов, нежели осознавая его. И в то же время, все, что он сделает и скажет - будет правильным. На этом держится мой мир. У меня не нашлось слов, чтобы сказать об этом, поэтому осталось лишь выполнить то, о чем он просит.
Быстрое, яростное, подчиняющее своей воле, движение губ. Я раскрылась навстречу, ловя каждую кроху неожиданно произошедшего со мной чуда. Моя сущность, моя душа ликовала. Разум не мог пробиться сквозь бурлящий и до безумия сладкий хаос. Желание взорвалось фейерверком ярких брызг, окончательно проломив стену запретов и морали, хлынуло тугим потоком, подхватив нас обоих, и неся с огромной скоростью вперед… Прямо в пропасть… Из горла вырвался стон, мои руки взлетели на его плечи, тело придвинулось близко настолько, насколько это вообще возможно. Как я буду без этого жить? Как дышать? Не смогу… Мои пальцы зарылись в его волосы, ноги обвились вокруг талии. Не хочу отпускать! Не хочу!..
- Ириска, я не железный!
Знаю, все знаю. Но это сильнее! Я раньше и представить не могла, что один лишь поцелуй может сотворить со мной подобное.
Снова его губы на моих губах, невозможное сумасшествие продолжилось. В каждое движение я вкладывала осколки своей души, даря любимому свое дыхание, выпивая его дыхание до дна. Прикосновения его языка обжигали, будили во мне голод. Спина выгибалась под сильными руками. От мысли, что нас разделяет лишь тонкая грань шелка и хлопка, прошибло сладкой болью.
- Ира!
Отчим прекратил поцелуй и прижал мою голову к своей груди, а второй крепко обнял за талию, баюкая, словно ребенка. Сердце колотилось с бешеной скоростью, перед закрытыми глазами проплывали разноцветные кляксы. Не знаю, сколько мы так просидели. Он позволил мне поднять голову, когда я пришла в себя. Мне было совестно… Мне было жаль, что поцелуй закончился. Кажется, если бы это тянулось вечность - все равно было бы мало. Папа прятал глаза, видимо, корил себя за произошедшее. Может быть, я потеряла всякий стыд? Или забыла о том, что правильно, а что нет? Но жалеть о произошедшем я не смогу. Почему все так? За что? Мгновение ускользало, просачивалось, как песок сквозь пальцы.
Мне было больно видеть отчима таким, погрузившимся в себя, отключившимся от мира. Нужно его вытащить из ада, в который он сейчас себя загоняет. С языка чуть не сорвалось привычное “папочка”, но я сумела вовремя себя остановить. Кончиками пальцев принялась гладить его щеки, обрисовала контур губ, спустилась на шею. Я старалась передать ему всю нежность, всю любовь. Его боль была моей болью. Наконец, как и он несколько минут назад, положила пальцы на подбородок и легонько потянула вверх. Прося, умоляя вернуться ко мне. В родных глазах стояло отчаяние.
- Спасибо!
Мне показалось, что он меня не услышал.
- Спасибо за то, что ты есть! - Добавить, что-либо еще я не сумела. Просто стала целовать щеки, нос, лоб, скулы, подбородок…. Я закрыла глаза, из последних сил сдерживая слезы. То ли от радости, то ли от грусти. С каждым поцелуем любимый возвращался ко мне, становился прежним, теплым, нежным, родным.
- Ириска… Девочка моя!
На меня тоже посыпался град легких чувственных поцелуев.
- Прости меня! Я не должен был этого делать! Я виноват, очень виноват!
- Нет!
Я обхватила его лицо руками, не разрешая отвернуться.
- Ты ни в чем не виноват! И я ни в чем не виновата! И мама тоже… Просто так случилось.
- Когда же ты успела повзрослеть?
Ответить на этот вопрос не получилось. Помню себя веселой, беззаботной, взбалмошной… А потом он из любимого папочки превратился просто в любимого… И все изменилось.
- Нам нельзя!
Конечно, я это понимала. Моя голова снова упала ему на грудь. Как много хотелось рассказать. О том, чего хочу, о том, что со мной происходит, даже о том, чего еще сама не понимаю. Но я молчала. Каждое мое слово болью отзовется в сердце мужчины, которого я любила. Каждый виноватый взгляд, от того, чему произойти не суждено, нанесет рваную рану мне.
- Я не буду тебя просить забыть… - Он замолчал, видимо, не зная, как закончить фразу.
Я кивнула. Боль в ноге не ощущалась, слишком мелкой была неприятность на фоне всего, недавно произошедшего.
- Я и не забуду…
Мы одновременно глубоко вздохнули и прижались друг к другу лбами. Несколько минут тишины, которая наполнена пониманием больше, чем любой разговор.
- Доберешься до комнаты?
- Доберусь.
Николай встал, взъерошил мне напоследок волосы и вышел.
А у меня внутри осталась тянущая бессмысленная пустота… Точно такая же, как после его нерегулярных звонков, когда до безумия хотелось услышать его голос. Всего-то надо было набрать хорошо известный номер. Я часами гипнотизировала мобильный, так и не нажав кнопку вызова. Что он подумал обо мне тогда, в аэропорту? Наверное, именно поэтому я ни разу за все лето не позвонила первой, лишь с трепетом и радостью смотрела на заветные цифры входящего вызова. Наши разговоры, порой состоящие из пары фраз, а иногда тянувшиеся часами, стали наркотиком. Чем дольше тянулось ожидание, тем больше внутри меня разрасталась пустота. Но звонок, один единственный, и неизменное “Ириска”...
Преодолевая собственное нежелание, встала, допрыгала до холодильника, налила стакан морса. А потом, прихрамывая вдоль стенки, добралась до спальни, скинула халат, упала на кровать. Некстати вспомнился рассказ Сергея о том, что папа был изрядным “бабником”. У него было много женщин, но мне почему-то казалось, что маме он никогда не изменял. Я лишь слегка коснулась той стороны, которая всегда была скрыта от меня. Вдруг стало грустно, ни один парень не сможет мне подарить того, что для меня сегодня сделал отчим. Все парни, мужчины будут заранее проигрывать, потому что никто не сможет быть для меня лучше! А при мысли о том, что могло бы произойти дальше, щеки залил горячий румянец. Но внутри меня уже зрело желание, узнать, понять, испытать. Реальность оказалась прекраснее самых ярких фантазий. Этот поцелуй - совсем иной. Глупо было бы сравнивать с тем, что было раньше между мной и Костей, или с поцелуями Жана. Теперь я почувствовала, как это может быть по-настоящему… Но испытать нам этого не суждено.
Когда на улице начало светать, я закуталась в теплое одеяло, чтобы тонкий шелк больше не раздражал чувствительную кожу, и провалилась в глубокий сон. Второй раз за сутки.
Глава 7.
Николай
Подавив зевок, растер ладонями лицо. Сегодня ночью я так и не смог уснуть, в шесть утра сбежал на работу. Сбежал от моей Ириски. Дежурный охранник удивился моему раннему появлению на работе, но ничего не сказал - наверное, решил, что я поругался с женой. Серега часто оставался ночевать у себя в кабинете, когда скандалил со своей Наташкой - при виде красивой привлекательной женщины его мозг надежно клинило. Я же сбежал от дочери из собственного дома. Покусился на святое! Она еще вчера ребенком была... Вчера! Увидев ее в новой пижаме, я понял, что пропал. Гладкий шелк обрисовал не по-детски притягательную фигуру, выделив вершинки груди, привлекая внимание к стройным ногам. При ночном свете загорелая кожа казалась бархатной, мягкой, до ломоты в зубах захотелось попробовать ее на вкус, провести ладонью по нежной шее, опуститься на грудь, живот, колени. Как можно быть такой в пятнадцать лет? Соблазнительная невинность, обольстительная простота. Такой контраст мутил мой разум, я терял любые мыслимые ориентиры, душа выворачивалась наизнанку, не в силах вместить в себя столь противоречивые чувства. Стыд и желание. Страх и жажду. Осознание фатальности происходящего. У меня оставалась надежда, что Ириску я смогу вытащить, не дам ступить на этот путь. А я?.. Обо мне разговор короткий. Не хочу пока задумываться о том, что я делаю. Раньше презирал таких, бил морду, а сейчас сам превращаюсь в того, кто покусился на самое дорогое.
Расписался в журнале безопасности, снял сигнализацию и на автомате пошел к себе в кабинет. Ее ступня практически полностью поместилась в моей ладони. Ира выросла девочкой высокой, но ножки были маленькими, всего тридцать шестой, редко тридцать седьмой размер. Когда мы ходили вместе по магазинам, я всегда подшучивал над ней. Она обижалась, стучала кулачком по плечу, и переставала со мной разговаривать. А я выбирал самые красивые и практически всегда самые дорогие туфли и шел "замаливать вину". Я был готов на все, чтобы увидеть улыбку на ее лице, услышать негромкий смех. Как-то раз, года три назад, Ириска сказала, что поедет вместе со мной выбирать туфельки на бал. Вчера, сидя на полу у ее ног, я был готов порвать в клочья любого принца, осмелившегося посмотреть на мою Золушку. Но... Придет время, и мне придется отпустить девочку во взрослую жизнь. Наступить себе на глотку и уйти в тень, наблюдать издалека, оберегать, заботиться.
Ей было больно. Алая кровь стремительно вытекала из раны, сгусток за сгустком, капли тихо шлепались на пол с неприятным звуком. Девчонка молчала, лишь закусила губу и немного прикрыла глаза. Знакомый запах войны и безумия будил крепко дремавшие воспоминания, инстинкты, рефлексы. Кровь - медленно вытекающая жизнь, стоны, крики, мольба о помощи, тихие молитвы... Сознание то и дело возвращало меня в прошлое, пробуждая во мне темную сторону, сумевшую помочь мне выжить. Годы тихой размеренной жизни потонули во взрывах гранат, мате нелюдей, уничтожающих себе подобных, пулеметной очереди, и смерти, смерти, смерти... Людей, ставших твоей семьей.
- Плохо дело. - Сказал то ли ей, то ли себе, даже не до конца понимая, о чем конкретно говорю.
Она смотрела на меня внимательно, будто загипнотизированная, своими огромными серыми глазищами, явно не понимая смысла моих слов. Именно такого взгляда я ждал на вокзале, после трехмесячной разлуки. Именно такого взгляда боялся. Он обжигал, как раскаленное добела пламя, как самая жгучая и едкая кислота. Растворял все, сносил все барьеры и условности. Проникал в душу, до самого основания.
- Что такое? - Я видел, что слова ей давались с большим трудом.
- Придется, как минимум - ампутировать! - Глупая шутка, но она выполнила свою задачу, разрядила до предела напряженную обстановку. Легкий удар полотенцем мне в плечо, и веселые смешинки в глазах. Меня попустило. Я достал аптечку и обработал рану. Сверху дополнительно наложил бинт. Ранки в подобных местах всегда особо болезненны. Сейчас я для нее всего лишь отец, заботящийся о здоровье любимой дочери. Эх, знала бы она о моих мыслях и желаниях. Осталась бы тогда все так же спокойно сидеть на стуле в тишине спящего дома, доверчиво наблюдая за моими действиями? Все лето убеждал себя, что это неправильно, пытался заглушить разгорающиеся чувства, выкорчевать из подсознания несбыточные желания. Но одно лишь ее присутствие вернуло все, усилило радостью после трехмесячной разлуки, смешало такой коктейль из мыслей, чувств и эмоций, который просто "сносил крышу".
Ее ступня в моих ладонях... Не хочу отпускать! Оттягивая неизбежный момент, я поцеловал свод стопы и почувствовал, как сильно она вздрогнула всем телом, сжалась в комочек, прерывисто вздохнула, будто бы от недостатка кислорода. До одури хотелось продолжить незамысловатую ласку, подняться выше, до колен, которые сами по себе были произведением искусства. Ровные, гладкие, женственные. А кожа на обратной стороне, в подколенной чашечке, наверное, такая тонкая, и сквозь нее просвечивают дорожки сосудиков...