Обрывистый, крутой, в обломках скал,
Он был, чем тот, каким мы шли доселе.
64 Чтоб скрыть усталость, я не умолкал;
Вдруг голос из расселины раздался,
Который даже не как речь звучал.
Слов я понять не мог, хотя взобрался
На горб моста, изогнутого там;
Но говоривший как бы удалялся.
Я наклонился, но живым глазам
Достигнуть дна мешала тьма густая;
И я: "Учитель, сделай так, чтоб нам
73 Сойти на вал, и станем возле края;
Я слушаю, но смысла не пойму,
И ничего не вижу, взор склоняя".
76 И он: "Мой отклик слову твоему -
Свершить; когда желанье справедливо,
То надо молча следовать ему".
Мы с моста вниз сошли неторопливо,
Где он с восьмым смыкается кольцом,
И тут весь ров открылся мне с обрыва.
И я внутри увидел страшный ком
Змей, и так много разных было видно,
Что стынет кровь, чуть вспомяну о нем.
85 Ливийской степи было бы завидно:
Пусть кенхр, и амфисбена, и фарей
Плодятся в ней, и якул, и ехидна, -
Там нет ни стольких гадов, ни лютей,
Хотя бы все владенья эфиопа
И берег Чермных вод прибавить к ней.
Средь этого чудовищного скопа
Нагой народ, мечась, ни уголка
Не ждал, чтоб скрыться, ни гелиотропа.
Скрутив им руки за спиной, бока
Хвостом и головой пронзали змеи,
Чтоб спереди связать концы клубка.
Вдруг к одному, - он был нам всех виднее, -
Метнулся змей и впился, как копье,
В то место, где сращенье плеч и шеи.
Быстрей, чем I начертишь или О,
Он вспыхнул, и сгорел, и в пепел свился,
И тело, рухнув, утерял свое.
Когда он так упал и развалился,
Прах вновь сомкнулся воедино сам
И в прежнее обличье возвратился.
Так ведомо великим мудрецам,
Что гибнет Феникс, чтоб восстать, как новый,
Когда подходит к пятистам годам.
Не травы - корм его, не сок плодовый,
Но ладанные слезы и амом,
А нард и мирра - смертные покровы.
Как тот, кто падает, к земле влеком,
Он сам не знает - демонскою силой
Иль запруженьем, властным над умом,
И, встав, кругом обводит взгляд застылый,
Еще в себя от муки не придя,
И вздох, взирая, издает унылый, -
Таков был грешник, вставший погодя.
О божья мощь, сколь праведный ты мститель,
Когда вот так сражаешь, не щадя!
Кто он такой, его спросил учитель.
И тот: "Я из Тосканы в этот лог
Недавно сверзился. Я был любитель
Жить по-скотски, а по-людски не мог,
Да мулом был и впрямь; я - Ванни Фуччи,
Зверь, из Писгойи, лучшей из берлог".
127 И я вождю: "Пусть подождет у кручи;
Спроси, за что он спихнут в этот ров;
Ведь он же был кровавый и кипучий".
Тот, услыхав и отвечать готов,
Свое лицо и дух ко мне направил
И от дурного срама стал багров.
133 "Гораздо мне больнее, - он добавил, -
Что ты меня в такой беде застал,
Чем было в миг, когда я жизнь оставил.
136 Я исполняю то, что ты желал:
Я так глубоко брошен в яму эту
За то, что утварь в ризнице украл.
Тогда другой был привлечен к ответу.
Но чтобы ты свиданию со мной
Не радовался, если выйдешь к свету,
142 То слушай весть и шире слух открой:
Сперва в Пистойе сила Черных сгинет,
Потом Фьоренца обновит свой строй.
Марс от долины Магры пар надвинет,
Повитый мглою облачных пелен,
И на поля Пиценские низринет,
148 И будет бой жесток и разъярен;
Но он туман размечет своевольно,
И каждый Белый будет сокрушен.
151 Я так сказал, чтоб ты терзался больно!"
ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
По окончаньи речи, вскинув руки
И выпятив два кукиша, злодей
Воскликнул так: "На, боже, обе штуки!"
4 С тех самых пор и стал я другом змей:
Одна из них ему гортань обвила,
Как будто говоря: "Молчи, не смей!",
Другая - руки, и кругом скрутила,
Так туго затянув клубок узла,
Что всякая из них исчезла сила.
10 Сгори, Пистойя, истребись дотла!
Такой, как ты, существовать не надо!
Ты свой же корень в скверне превзошла!
Мне ни в одном из темных кругов Ада
Строптивей богу дух не представал,
Ни тот, кто в Фивах пал с вершины града.
16 Он, не сказав ни слова, побежал;
И видел я, как следом осерчало
Скакал кентавр, крича: "Где, где бахвал?"
Так много змей в Маремме не бывало,
Сколькими круп его был оплетен
Дотуда, где наш облик брал начало.
А над затылком нависал дракон,
Ему налегший на плечи, крылатый,
Которым каждый встречный опален.
25 "Ты видишь Кака, - мне сказал вожатый. -
Немало крови от него лилось,
Где Авентин вознес крутые скаты.
Он с братьями теперь шагает врозь
За то, что обобрал не без оглядки
Большое стадо, что вблизи паслось.
Но не дал Геркулес ему повадки
И палицей отстукал до ста раз,
Хоть тот был мертв на первом же десятке".
Пока о проскакавшем шел рассказ,
Три духа собрались внизу; едва ли
Заметил бы их кто-нибудь из нас,
37 Вождь или я, но снизу закричали:
"Вы кто?" Тогда наш разговор затих,
И мы пришедших молча озирали.
Я их не знал; но тут один из них