В первой части статьи Н.А. Добролюбов ставить себе цель разоблачения тех писателей и тех деятелей, которые отказываются обращать внимание на серьезные проблемы современности и пишут следующее: «- Конечно, чиновники берут взятки, но ведь это единственно от недостаточности жалованья; прибавьте жалованья, и взяток не будет в России... Невозможно же допустить предположение, чтобы взятки брали и те чиновники, которые по своему чину и месту служения получают хорошие оклады. Нет, как можно: вся язва взяточничества ограничивается чиновниками низших судебных инстанций, получающими ничтожное жалованье. - Просвещение плохо подвигается,- правда. Но ведь вся беда в том только, что в гимназиях учителя и учебники плохи. Но если бы гимназии приготовляли достойных слушателей для наших великих профессоров, да если бы профессора и академики удостоили заняться составлением учебников, - о! тогда у нас мгновенно водворилось бы лучезарное просвещение. «Общества нет в деревне: надобно в город ездить, чтобы увидаться с образованными людьми, - как говорит Манилов. - Но, конечно, если бы соседство близкое, если бы такой человек, с которым бы в некотором роде можно было поговорить о любезности, о хорошем обращении, следить какую-нибудь этакую науку... словом, если бы такой образцовый человек, как вы, Павел Иванович... о! тогда наша деревня и уединение имели бы много приятностей...»... В таком виде представляются нам почти все русские обличители. Кричат, кричат против каких-то злоупотреблений, каких-то дурных порядков... подумаешь, у них на уме и бог знает какие обширные соображения. И вдруг, смотришь, у них самые кроткие и милые требования; мало этого - оказывается, что они и кричат-то вовсе не из-за того, что составляет действительный, существенный недостаток, а из-за каких-нибудь частностей и мелочей».
|
|
В целом, главной мыслью первой части программной статьи Добролюбова является констатация факта, что лесть и самообольщение - таковы были главные качества современности в литературных явлениях последнего времени.
Н.А. Добролюбов доказывает, что литература служит отражением жизни, а не жизнь слагается по литературным программам. Никогда и нигде литературные деятели не сходили с эфирных пространств и не приносили с собой новых начал, независимых от действительной жизни; все, что произвел когда-либо человеческий ум, все это дано опытом жизни. Литература постоянно отражает те идеи, которые бродят в обществе, и больший или меньший успех писателя может отражать то, насколько он умел в себе выразить общественные интересы и стремления.
А лучшие писатели остаются непонятыми и остаются непопулярными, поскольку они стоят выше уровня понимания массы. К сожалению, успехом пользуются те писатели, которые отражают понятия и стремления этой массы. О том, чтобы ценить талант, истинную поэзию, говорить и не приходится. Однако успех таких писателей носит кратковременный характер. Тогда как прочный успех остается только за теми явлениями, которые захватывают вопросы далекого будущего или в которых есть высший, общечеловеческий интерес, независимый от частных, гражданских и политических соображений. Только писатель, умеющий достойным образом выразить в своих произведениях чистоту и силу этих высших идей и ощущений, умеющий сделаться понятным всякому человеку, несмотря на различие времен и народностей, остается надолго памятным миру, потому что постоянно пробуждает в человеке сочувствие к тому, чему он не может не сочувствовать, не переставая быть человеком.
|
|
Н.А. Добролюбов также касается вопроса долговечности всего, что является истинно талантливым. Он утверждает, что степень развития умных людей в начале каждого периода дает мерку будущего развития масс в конце того же периода. Люди, которые обладают даром наблюдения и понимания законов жизненного движения, двигаются с опережением, а толпа, масса следует за ними. Толпе свойственно понимать жизнь так, как её объясняют впереди идущие. Именно этот процесс развития масс объясняет, почему все талантливое жизненно и долговечно. Сначала только умные люди поймут и скажут, что это хорошо, толпа же поверит им на слово; а потом и толпа, по мере своего развития, все сознательнее и яснее станет убеждаться, что это действительно хорошо. И так будет продолжать вплоть до наступления нового периода цивилизации.
В качестве примера таких смелых и талантливых деятелей Добролюбов приводит Гоголя, Белинского. Именно они, по утверждению Добролюбова, поняли и вслух заявили о том, что в обществе «не все благополучно»: «Изобразителем этих сторон явился Гоголь, истолкователем этих стремлений - Белинский; около них группировалось несколько десятков талантливых личностей. Все они дружно принялись за свое дело и явились пред обществом действительно передовыми людьми, руководителями общественного развития. Большинство, поклонявшееся тогда глубокомыслию барона Брамбеуса, учености Греча и Ив. Давыдова, патриотическим драмам Кукольника и т. д., - туго поддавалось на убеждения энергических деятелей гоголевской партии; но, одушевляемые Белинским и лучшими из друзей его, эти люди неутомимо продолжали свое дело». Как утверждает Добролюбов, благодаря Белинскому и Гоголю русское печатное слово действительно стало верно и живо выражать русскую жизнь со всеми её противоречиями и сложностями, проблемами и трудностями.
|
|
Но в 1848 году Белинский умер, многие из его друзей и последователей рассеялись в разные стороны, Гоголь в то же время резко обозначил перемену своего направления, и начатое дело остановилось при самом начале. Литература потянулась как-то сонно и вяло. По утверждению Добролюбова, вылезла на свет «литературная дрянь и мелюзга». И, что самое горькое, лучшие люди того времени хранили молчание. Они решили, что если обществе не хочет их слушать, они не будут говорить. Иными словами, они убедились в ветрености общества, и вследствие именно этого убеждения литературные деятели выказали столько слабости и мелочности при возобновлении своей деятельности. Когда общество опять потребовало от них слова, они сочли нужным начать с начала и говорить даже не о том, на чем остановились после Белинского, а о том, о «чем толковали при начале своей деятельности, когда еще в силе были мнения академиков Давыдова и Шевырева, когда еще принималось серьезно дифирамбическое красноречие профессоров Устрялова и Морошкина, когда даже фельетоны «Северной пчелы» требовали еще серьезных и горячих опровержений».
Н.А. Добролюбов касается проблемы преемственности поколений в литературе в ту сложную в идеологическом отношении эпоху. Он отмечает, что люди прошлого поколения проникнуты были высокими, но несколько отвлеченными стремлениями. Они стремились к истине, желали добра, их пленяло все прекрасное; но выше всего был для них принцип. В роли принципа выступала общая философская идея. То есть, эти люди отвлеклись от реальной жизни и принялись служить принципу. Однако данная задача оказалась слишком сложной. Немногие только смогли, подобно Белинскому, слить самих себя с своим принципом и таким образом придать ему жизненность. У Белинского внешний, отвлеченный принцип превратился в его внутреннюю, жизненную потребность. Владение отвлеченной логикой у этих деятелей сочеталось с незнанием логики жизни. Они сами не были цельными людьми. Они состояли из двух плохо спаянных между собой начал: страсти и принципа. Они совершенно не умели понимать требования и задачи реальной жизни, и это свое неумение ярко проявили на литературном поприще. Хотя Добролюбов и не отрицает наличие в том поколении ярких личностей, совершенно не подходящих под вышеприведенное описание (к примеру, Белинский).
Что же касается молодого поколения, то оно относится к жизненным вопросам совершенно иначе: «Осмотревшись вокруг себя, они, вместо всех туманных абстракций и призраков прошедших поколений, увидели в мире только человека, настоящего человека, состоящего из плоти и крови, с его действительными, а не фантастическими отношениями ко всему внешнему миру. Они в самом деле стали мельче, если хотите, и потеряли ту стремительную страстность, которою отличалось прошлое поколение; но зато они гораздо тверже и жизненнее». Также Добролюбов отмечает большую опытность молодого поколения. Этому поколению чужды блеск и шум, «кричащие ноты», однако в нем есть «звуки очень сильные и твердые». Эти люди признают неизменные законы исторического развития, не возлагают на себя несбыточных надежд, не думают, что они могут по произволу переделать историю, не считают себя избавленными от влияния обстоятельств, они вовсе не впадают в апатию и бесчувственность, потому что сознают и свое значение.
Во второй части статьи Н.А. Добролюбов подробно рассматривает все самые важные литературные темы того времени. Он отмечает, что литература у нас постоянно, за самыми ничтожными исключениями, до настоящей минуты шла не впереди, а позади общества. Здесь подразумевается, что литература не выражала общество и народ. В развитых литературах работает следующих механизм: потребности общественные возникают вследствие известных жизненных фактов; толпа долго смотрит на эти факты, не осмысливая их значения. А умные пишущие люди стараются схватить на лету первый проблеск новых потребностей, стараются подметить, собрать, разъяснить факты, в которых заключается зародыш нового движения, дать ему должное направление, указать его прямые последствия. После такого рассмотрения идей в литературе они становятся сознательным достоянием массы и уже легко и правильно могут выражаться в административной деятельности государства и в нравственном направлении частных лиц. Однако, как с горечью отмечает Добролюбов, отечественные журналы той эпохи не могут похвастаться тем, что они поднимали действительно важные общественные вопросы и проблемы.
Итак, вопросы, которые занимали литературу того времени, следующие.
Первый из общественных вопросов, вызвавших толки в отечественной литературе, был вопрос о железных дорогах. Добролюбов же отмечает, что литература слишком поздно озаботилась данной проблемой и только лишь сделала небольшой намек на то, что нам нужны хорошие пути сообщения и что железные дороги суть хорошие пути сообщения.
Второй вопрос – воспитание. Однако, по словам Добролюбова, литература принялась лишь перепечатывать и переиначивать те мысли, которые ранее уже были высказаны. Таким образом, и в области воспитания и образования литература не стала первопроходцем. Статьи стали выходить тогда, когда вопрос был значительно выяснен не только в общественном сознании, но даже и в административных распоряжениях.
Третий вопрос – экономика и улучшение её состояния. И здесь Добролюбов говорит о «жалкой роли» литературы в этих толках относительно экономики: «Первое пробуждение у нас экономических интересов выразилось в спорах о свободе торговли. Первая статья о ней явилась в апреле 1856 года, под заглавием «О внешней торговле». Статья эта не была самостоятельным голосом русского журнала, в котором явилась: в ней передавались данные из книги Тенгоборского (собиравшего сведения официальным образом), с замечаниями г. Вернадского, явившегося поборником свободы торговли... То же было с внутренней торговлей и промышленностью. Когда в обществе не только почувствовалась потребность нового промышленного движения, но даже и формулировалась она в различных предприятиях и компаниях, тогда и в журналах явились статьи о промышленных предприятиях, о биржевых операциях и пр. Ранее же окончания войны, после которой оживилась наша промышленность, и об этом ничего не было писано...».
Столь же невыразительно литература проявила себя и в проблеме взяточничества, и в проблеме крепостного права: «Пересмотрите наши журналы хоть за последние десять лет: чем они наполнены? В целый год едва ли два-три слабых намека найдете вы на необходимость освобождения крестьян. Несколько яснее сделались эти намеки с 1856 года, да и то сначала держались всё только в сельскохозяйственной сфере».
Главная мысль Н.А. Добролюбова заключается в следующем. Литература, при всей своей благонамеренности, ревности, рассудительности и прочих качествах, остается безинициативной. Нельзя говорить о том, что литература серьезна и самостоятельна, если она не идет впереди общественного сознания, если она во всех своих рассуждениях бредет уже по проложенным тропинкам, говорит о факте только после его совершения и едва решается намекать даже на те будущие явления, которые вот-вот должны свершиться. Все главные вопросы должны подниматься в первую очередь в литературе, а не в обществе.