Мы слишком устали, концерт был бесконечным. (Джими тоже не дождался своего выступления тем вечером. Вышло так так, что именно ему выпало завершать фестиваль, что он и сделал в десять утра на следующий день, сыграв свою версию национального гимна, версию, ставшую с тех пор легендарной).
***
Вернувшись в Майями в ноябре 1969, для участия в судебном процессе, мы поселились в “Carillion Hotel». Это был типичнейший местный курортный отель, полный пляжников, вооруженных зеркальными отражателями из картона, который они держали у лица, чтобы добиться равномерного загара. Сабурбия в отпуску. Смотреть тошно.
Мысли о грядущем суде накрывали меня волнами паранойи. Я боялся, что местные, когда станет известно о месте нашего пребывания здесь, сбегутся к отелю, чтобы набить морды этим «Грязным Doors», как окрестили нас в «Miami Herald». Местные настроения сформулировал Ларри Махоуни, один из журналистов «Miami Herald», участвовавший в кампании, нацеленной на то, чтобы натравить на нас жителей «Большого Майями»: «Они бы распяли его (Моррисона), если бы могли».
В это же время власти Майями пытались сорвать трехдневный рок-фестиваль, звездами которого были «Grateful Dead», поскольку «они люди того же сорта, и играют музыку в том же стиле, что и «Doors». Меня трясло от страха, обиды и раздражения.
Между заседаниями суда мы плотно заседали в ресторане в компании Макса Финка, адвоката Джима, который готовил нас к даче показаний прямо за обильным ланчем. Джим, похоже протрезвел от сих суровых испытаний. Я протрезвел от пятидесяти тысяч долларов, которые запросил адвокат за свою работу.
После вступительной речи обвинителя, наш адвокат обрушился на прокурора Терри Мак Вильямса, который обвинил Джима в подстрекательстве общественных беспорядков, хотя такого пункта в предварительном обвинении не значилось. Мак Вильямс сообщил суду, что Джим ходил среди зрителей, призывая их к революции. Мюррей Гудман, исполнявщий обязанности судьи (осенью должны были состояться его первые официальныу выборы, после которых он мог стать настоящим судьей), отклонил обвинение.
Когда подошла моя очередь давать показания, Рею и Робби пришлось покинуть зал суда, поскольку им предстояло выступать следующими. Поднимаясь на трибуну свидетеля, я чувствовал себя так, словно судить будут меня самого. Я всегда побаивался представителей власти. Я хотел вложить в голос нотки негодования, но смог лишь кротко проблеять «нет» в ответ на вопрос: «Вы тоже обитаете на Беверли-Хиллз?» Чего они там себе понадумали, в связи с почтовым адресом Робби – что богатые музыканты играются чувствами нежных подростков, да еще и нехорошее слово на букву «F» со сцены произносят? Психиатра на них нет, подумал я, поймав на себе недобрый взгляд судьи. Им бы съездить взглянуть на бардак в той хипповской конуре, где живет Робби, вот бы удивились.
Я коротко глянул на Джима, потом опять на обвинителя. Джим вызывающе и самоуверенно развалился внизу за столом и сосредоточенно черкал что-то в блокноте. Чего, спрашивается, я психую, а он – нет?
- Нет, ваша честь, я не видел органа мистера Моррисона.
Шум в рядах хиппи где-то в задних рядах.
- Но ведь вы барабанщик, вы сидите за спиной мистера Моррисона; вы и не могли ничего видеть, - резко возразил обвинитель.
- Да, но это же не означает, что Джим весь концерт стоит ко мне спиной! – мой голос наконец-то немного окреп.
- Свидетель свободен.
УУУУфффф. Проехали. Теперь черед Рея. Его вызвали из коридора и привели к присяге.
- Вы обитаете на Беверли-Хиллз?
- Нет, ваша честь, - ответил Рей саркастическим тоном. (Это теперь он там обитает!)
- Вы видели орган мистера Моррисона?
- Нет, не видел, ваша честь, но я играл на органе!
Публика в зале суда падает с кресел от хохота.
- ПОРЯДОК! ПОРЯДОК В ЗАЛЕ!
***
- Ну, Рей, насмешил! Истерика! – выразил я свое восхищение нашему «органисту», когда мы спускались по ступенькам с крыльца здания суда, направляясь на ланч.
- Можно вас на минутку, одну минуту, - прокричал кто-то из группы хиппи, тех, что сидели в заднем ряду. О, нет… автографы, только не сейчас!
- Мы хотим вам сказать, знаете, как называется то, чем вы только что занимались? Дача ложных показаний!
Мы с Реем недоуменно переглянулись.
- О чем это вы? Я действительно не видел никаких… обнаженных половых органов! – возразил я.
- А что, кто-то из вас видел? – поинтересовался Рей.
- Моррисон помянул имя Господа нашего всуе перед лицом наших женщин, - прокричал тот, кто казался самым бойким. В знак подтверждения он указал пальцем на двух девушек, жавшихся позади группы. Конфликт резко обострялся, и выглядело все очень чудно. У всех парней в этой новоявленной Христианской коммуне был хайр до пояса, а двое их дам, похоже, болели чем-то, вызывающим проблемы с коммуникацией. Типичные зачуханные хиппаны.
- Так что, вы действительно видели, как Джим вывалил свои причиндалы? – продолжал настаивать Рей, когда мы уже входили в холл ресторана. Опомнись, Рей, подумал я про себя. Эти люди просто психи!
Они шли за нами по пятам и начали в такт мотать головами вверх-вниз, как бы говоря «да». Истово и послушно, как деревянные марионетки.
- Хорошо, хорошо, увидимся позже, - сказал я, делая знак Рею отваливать.
Мы торопливо зашли прошли в холл и, оказавшись за пределами слышимости, я тут же выпалил:
- Что за fuck это было? Я бы сказал, ребятки кислоты поели не по детски.
- «Психоделические Христиане», так вроде они сея называли, - сказал Рей, подняв брови.
- Блин, в натуре психоделические христиане. Они же не прикалывались, когда говорили, что видели член Джима! Я видел, как он снял рубашку и полез рукой в штаны, и все… я же смотрел на него в этот момент. А ты сам, ничего не видел? – Рей потряс головой, словно отгоняя наваждение.
- Да ладно, что ты мог видеть, ты же вечно сидишь, свесив башку над органом… Ну да, я готов поклясться, что он этого не делал… и я же поклялся, только что! В суде!
- Я думаю, у них была массовая галлюцинация, - заключил Рей.
- Господи, вечно мы каких-то фриков притягиваем!
Глава 17
The Morrison Hotel
Моррисон-Отель
После того, как завершился первый круг слушаний в суде, мы вернулись в нашу репетиционную на бульваре Санта Моника, и наваяли песен на новый альбом. Меня воодушевляла мысль о том, как мы пойдем в студию и будем шлифовать новые вещи, превращая их в самоцветы. Хитов мне не слышалось, но вырисовыалась подборка плотно скроенных номеров, с надежным фирменным звуком Рея и рискованными гитарными залетами Робби на грань между магией и срывом в штопор. Без трений на репетициях, впрочем, не обшлось.
Джим и Робби повздорили из-за того, что Джим захотел отдать авторство одной из песен своему старинному другу из киношколы, на том основании, что тот помог ему ее сочинить.
- Пол Феррара написал эту мелодию, Робби… ту часть, где я пою «At first flash of Eden, we raced down to the shore», - заявил Джим на повышенных тонах.
- Ничего подобного! Это моя мелодия. Да, я знаю, ты изначально написал эти стихи на одну из мелодий Пола, но это был старый вариант. Я помню свои мелодии!
Робби заметно оживал, если дело касалось его песен. В конце концов, под напором Робби, Джим сдался. Я не обращал особого внимании на этот скандальчик, меня целиком занимала мысль о том, как здорово было бы наложить на трек запись синтезатора «Moog», чтобы сделать его «потяжелей». Heavy metal, тяжелый металл! Я слышал это в своей голове.
Наконец, мы со всем оборудованием переехали через полквартала на Ла-Сиенега, в «Elektra Studios», чтобы приступить к записи нашего пятого альбома.
Ротшильд был прав в своем намерении сделать звук жестче, чем в «Soft Parade» - и записать пластинку, основанную на блюзе. При этом я считал, что двенадцать – пятнадцать дублей – по-прежнему чересчур. Это было лучше, чем абсурдные тридцать и больше, как на «Soft Parade», но энергия все равно явно понижалась по сравнению с версиями, которые мы делали на несколько дублей раньше. Я разработал сложный ритм в стиле скиффл для «Land Ho!» («Земля!»)- до, дэда, дам, дэда, дьюм, дэда, да, дэда – но я вымотался повторять его дубль за дублем. Ротшильд, наконец, удовлетворился, и я отправился в заднюю комнату помедитировать. Следующей мы записывали «The Spy» («Шпион»), особо приятная для меня вещь, поскольку в ней у меня был шанс блеснуть моей джазовой техникой игры щетками. Мы старались создать настроение, которое бы соответствовало словам Джима. Глубокое эхо, которое мы наложили на вокал Джима, придало еще большую чувственность его стихам.
Я шпион, в доме любви
Я знаю сны, что грезятся тебе
Я знаю слово, что так хочешь ты услышать
Я знаю твой глубинный тайный страх
В этой песне, которую позже использовал Брайан Де Пальма в своем фильме «Подставное Тело» («Body Double»), проявилась вуайеристская сторона натуры Джима, его страсть проницать и подглядывать. Вот может же кто-то заниматься любовью перед объективом, однако. Взаимосвязь между нашими личностями и нашей музыкой становилась все заметней. Рэй, с его профессорскими органными риффами, гитарные подвывания одинокого волка-ковбоя Робби и я, взрывающий мертвую тишину злыми барабанными очередями, скрученными, как змеиные кольца.
В один из дней Ротшильд явился в студию такой восторженный и возбужденный, каким мы его еще не видели. Он был вечно восторженный, но в тот день еще чуть больше, чем обычно.
- Я только что видел Лонни Мэка, гитариста, он в холле внизу, так я спросил его, не хочет ли он сыграть для нас блюз на басу, а то Рей Неаполитэн как раз звонил, что задерживается.
Начиная со второго альбома, мы использовали бас-гитаристов на записи, для пущего драйва.
Роббт встрепенулся и пробормотал:
- Sounds good.
- А хит какой у него был? – спросил я, наполовину заинтригованный.
- «Memphis».
- Yeah… крутая штучка!, - согласился я.
***
Пол-часа спустя появился Лонни, на вид – не менее крутой, чем его хит.
- Привет, чуваки, что поделываем? – произнес он невозмутимым тоном. Пол встряхнул головой и представил гостя присутствующим.
- Рады познакомиться, мэн.
- Ну, так что тут у вас происходит?
- Да, есть тут у нас одна вещица, - сказал Рей, - так, просто блюзовая темка с небольшим «проворотом» (turnaround – джаз/блюз термин, означает повторяющийся ритмико-мелодический пассаж в конце одной части композиции, который служит переходом к следующей части, прим пер.). Мы назвали ее «Roadhouse Blues».
Лонни на секуну скривился и сделал длинную затяжку сигареткой «Sherman».
- Ну, не знаю, чуваки, я ведь гитарист, а не басист.
- Да тебе это, как два пальца… - заверил Рей.
- Это же просто шаффл (shuffle – блюзовый ритм восьмых триолей с паузой, прим. пер.), — поддержал я, несколько удивленный его скромностью. Может, он впечатлился от самого предложения поработать с нами, прикинул я, глубоко заблуждаясь.
- Окей, показывайте аккорды.
Лонни уселся у пестрой ширмы, служившей звукопоглотителем. Здоровенный дядька, с жесткой, как проволока, бородой на мясистой физиономии, в широкополой шляпе из мягкой кожи, ставшей его фирменным знаком. Лонни Мэк был живым воплощением блюза – только не сельского, а городского; он был bad (настоящий мужик, красавец во всех отношениях - амер. гор. слэнг, прим. пер.).
- Я тебе текст напою, - тихонечко предложил Джим. Он был непривычно застенчив. Как и все мы – потому что гитарист, которого мы попросили подыграть, был для нас живой легендой.
Три часа спустя запись была готова.
- Черт побери, Лонни! - воскликнул я. – Ну, ты выдал! Такой оттяг на на «провороте», в том куске, где «let it roll». Так в кассу сыграл, в самое яблочко, просто слов нет.
- Так что, нормально получилось?
- Да великолепно. Фантастика! – вскричал я, не в силах успокоиться. Один такт чуть не в милю длиной, думал я про себя. Военный марш с «внешней» стороны такта, черный блюз – с «обратной». Трек, который мы только что записали – это тако-о-ой оттяг, всю песню словно переключили на другую передачу.
- Как насчет устроить перерывчик на обед? А я тем временем звякну Джону Себастиану, пусть подскочит в студию вечерком и наиграет дорожку на губной гармонике для этой песни, - предложил Пол.
- Я хочу попробовать сам сыграть, - возразил Джим. Он вот уже пару лет как учился играть на губной гармонике, которую ему одолжил Робби, но особого прогресса за ним не наблюдалось.
- Окей, Джим, тогда иди к микрофону и попробуй прямо сейчас, - ответил Пол.
Я подошел к телефону и позвонил Джулии.
- Слушай, Робби, - сказал я, повышая голос, чтобы перекричать Джима, самозабвенно лажавшего на гармонике, пытаясь прописать дорожку для «Roadhouse». – Твоя Линн у нас дома сейчас… поехали после студии ко мне, а оттуда все вместе отправимся в «Imperial Gardens», семейно отужинаем?
- Давай, - быстро ответил Робби. – Хей, Пол, ты это на отдельную дорожку пишешь, я надеюсь?
- Конечно.
- Я могу сделать получше, - продолжил Робби на тему Джима-гармониста. В былые фолковские дни он неплохо играл блюз на губной гармошке, очень похоже имитируя Боба Дилана.
- Пусть попробует Себастиан, - возразил Пол.
Лидер-вокалист из «Lovin’ Spoonful» появился около восьми вечера и оказался открытым и дружелюбным парнем. Он в два счета наиграл клевую блюзовую гармонику на «Roadhouse», и звучало великолепно. Все согласились, включая Джима. Я расслабился.
Когда Себастиан ушел, Пол сказал:
- Окей, если мы заплатим Джону по двойной-тройной шкале?
- Конечно. Без разговоров. Да! – отозвались мы в унисон.
- Джон сказал, что он не может использовать свое настоящее имя, потому что у него договор с «Kama Sutra Records», - продолжил Пол с ноткой сомнения в голосе.
- Так почему бы ему не указать, что он с «Kama Sutra»? – спросил Джим, все еще раздраженный тем, что упустил свой шанс с гармошкой.
- Себастиан хочет подписаться псевдонимом «G. Puglese»! – уклончиво ответил Пол.
- Ха-ха. Насмешил, - гоготнул Рей. – Звучит, как имя мясника из Маленькой Италии.
Годы спустя Ротшильд подтвердил мои подозрения, что Джон тогда, как и многие другие, стеснялся в открытую иметь дело с «The Doors». Себастиан не хотел, чтобы его имя публично ассоциировали с нашей группой. Обратная реакция, которая началась, когда мы изменили нашему драгоценному дорсовскому звуку, использовав оркестр на четвертом альбоме, резко обострилась в связи с инцидентом в Майями, и поле отторжения по-прежнему окружало нас.
***
Цитата:
«Он не существует в реальности, потому что он – постер или золотой диск, или идол, или фотка, чтоб целовать ночью под одеялом, кукла, он - наша кукла Барби, и Барби разговаривает, когда мы дергаем за ниточку, на то она и говорящая кукла, и говорит она только что, что мы хотим от нее слышать, потому что, видите – на другом конце нитки прицеплен кусок магнитной пленки, вот почему она наша кукла Барби, и вот почему он – наш Джим Моррисон, и вот почему мы хотим, чтобы он пел «Light My Fire», и не хотим, Не хотим, НЕ ХОТИМ слышать ни этих странных высказываний о том, что что кукла не разговаривала, когда мы ее покупали, ни новых слов на пленке, нет у нее никакого права на новые слова, пусть делает одно и то же, потому что это - наше одно и то же, потому что мы купили ее/его/билет на концерт/постер/пластинку/идола».
- Лайза Вильямс, «The Doors» в Форуме: Моррисон – наша кукла Барби» (L.A Free Press)
***
В интервью, которые я давал в последний перио существования группы, мне всегда хотелось сказать, что мы бы не добрались до самой своей неприкрытой сути на пятом и шестом альбомах, если бы не прошли через экспериментирование. Мне хотелось сказать критикам «fuck you», но за меня это сказало время.
***
Ужасный концерт в Университете Мичигана, когда Джим напился, напился вдрабадан, имел и кое-какие позитивные последствия. Когда мы репетировали песни для «Morrison Hotel», во время одного из перерывов, я воодушевил Рея взять гитару Робби и поджемить на тему единственной блюзовой мелодии, которую он умел играть на шестиструнке, той самой, которую он сыграл в Мичиганском Университете. Джим присоединился, напевая стишок про Мэгги МакГилл, который он на ходу сочинил на том обломанном концерте.
- Вот люблю я, как Рей играет эту мелодию, Робби. Сразу видно, что он родом из Чикаго.
Робби улыбнулся и кивнул, соглашаясь.
- А ты бы мог слайдером подыграть, - предложил я ему, чтоб не маялся без дела. Робби достал из кейса свою слайд-гитару, а я подхватил грув Рея, взяв простой ритм 4/4 на рабочем. Джим запел, добавляя по ходу новые короткие стишки в качестве куплетов.
Незаконный сын рок-н-ролльной звезды
Незаконный сын рок-н-ролльной звезды
Мама встретилась с папой на заднем сиденье рок-н-ролльной машины
А я старый блюз-мэн
И я думаю, ясно вам всем
Знай пою себе блюз
От начала мира сего
Нет лучше способа выразить боль, чем спеть блюз. В своем образе забубенного белого гуляки, Джим действительно становился похож на Хаулин Вулфа.
Мисс Мэгги МакГилл, на холме она жила
Спился папочка ее, и оставил в чем была
И пошла она вниз, прямо в «Тенджи Таун»
А народ там внизу, охоч погулять-поплясать
Работая в студии, мы добились настоящего посконного южного кантри-звучания гитар, добавили плотных, «жирных» барабанов и бас Лонни Мэка, и подразогрели грув, ускорив темп с низкого до среднего. И Джим повел нас вниз, прямо в «Тенджи Таун», со старым блюзменом, на которого он стал так похож за последние пол-года, со своей окладистой бородой и несколькими фунтами лишнего веса.
Что ж, коль приуныл ты и в душе – печали ком
Сходи да купи себе пару – новеньких башмаков
И ступай-ка ты вниз, прямо в «Тенджи Таун»
А народ там внизу, охоч погулять-поплясать,
Поплясать…
Джим в прямом смысле слова шел вниз, и я знал это. Я не хотел, чтобы он был старым блюзменом. Как и его публика, я хотел, чтобы он оставался молодым принцем.
***
Цитата:
«Он выглядит, как молодой Медичи: голова откинута, горло обнажено, совершенство напряженных мышц, колонна шеи, возносящая ввысь исполненное силы лицо, осененное кудрями херувима – словно ему и впрямь достались в наследство власть и богатство средневековых грабителей Востока».
- «The Doors в Форуме» (Лайза Вильямс)
***
А мне больше всего нравилось то, как он пел… Его голос берет вас за душу, потому что он уместил семьдесят лет жизни в прожитые им двадцать шесть. «Нам не надо надолго затягивать - нет».
Да, проснулся я утром и сразу пивка наподдал
Грядущее смутно, а конец где-то рядом всегда
***
Как-то раз, в мае 1970, я вернулся со студии рано, и, помнится, мы сидели с Джулией в постели и смотрели по телеку утренние новости. Губернатор Калифорнии Рональд Рейган выступил с угрозами в адрес студенчества, митингующего в университетских городках против войны во Вьетнаме. Он созвал пресс-конференцию, на которой во всеулышанье произнес жутковатые фразы типа: «Если потребуется устроить кровавую баню, что ж, они сами напросились! С попустительством будет покончено». Сотни тысяч молодых людей собирались на митингах-молитвах, стояли в пикетах с плакатами протеста, учавствовали в забастовках, стычках и конфликтах с представителями властей, которые достигли кульминации, когда четверо студентов были убиты содатами Национальной Гвардии в Кен Стэйт, штат Огайо. По всей стране указом властей закрывались студенческие городки, их число дошло до 410, когда Рейган, со словами: «нужно дать время страстям поостыть», просто закрыл все университеты и колледжи в Калифорнии.
Судя по всему, люди у власти не были готовы к наступлению «Эры Водолея». Я полагаю, их эта тема мало интересовала. Как и «гармония и взаимопонимание» в целом.
***
Билл Сиддонс убедил нас выступить на рок-фестивале на острове Уайт, в августе 70-го. Ночью в пятницу мы вылетели в Лондон, выступили в субботу вечером, а в понедельник в 9 утра Джиму предстояло предстать перед судом округа Дэйд, штат Флорида.
Я был обеими руками за участие в фестивале, хоть это было и дорого – лететь через океан ради одного выступления. Было совершенно ясно, что выступать живьем в Штатах нам не светит еще долго, а на фесте мы должны были быть вторыми хэдлайнерами, вместе с «The Who». Джим всем своим видом показывал, что он – против. Но вслух он ничего не сказал. Наверное, он был слишком подавлен своими личными проблемами, чтобы спорить. На тот момент в нашей организации никто не общался по душам, очень жаль.
Джулия не хотела ехать в Англию и осталась в Лос-Анджелесе, присматривать за нашим домом. Уже почти год, как мы жили там вместе. Я было заикнулся о том, а не родить ли нам все же ребенка, какой бы это был фан, но Джулия отмахнулась. Как и от идеи узаконить наши отношения. А мне как раз захотелось сделать следующий шаг и, наконец, жениться. Может, я был под слишком сильным впечатлением от своих родителей. Они как раз отпраздновали тридцатую годовщину свадьбы, и я испытывал тягу подражать им, как ролевой модели. Они не говорили прямо, но я ощущал, что их смущает тот факт, что мы с Джулией «живем во грехе». С другой стороны, это будило во мне упрямство и желание и дальше «бросать вызов старым обычаям».
Я рассматривал появление ребенка, как способ освежить наши взаимоотношения. Но разговора на эту тему не складывалось. То есть, мы разговаривали, но в основном о мелочах. Я постоянно был в разъездах, зарабатывая хлеб насущий, а она оставалась в Эл.Эй. в роли домохозяйки.
Ссорились мы тоже по пустякам, и воспарить над бытом все не получалось. В какой-то момент Джулия непременно нажимала на мои «красные кнопки», и я силой воли заглушал в себе возникающие при этом эмоции, сдерживаясь, пока мог. Однажды меня прорвало, и я сломал дверь в туалет, от души поколотившись в нее кулаками. Иначе я бы поколотил Джулию. Она внимательно проследила за процессом и в конце сообщила, что я вел себя, как Джим, чем разъярила меня еще больше.
***
Группа прибывает на маленький островок у побережья Англии, милый уголок, где жизнь все еще течет, как в довоенные времена. Чудно, что это тихое место стало приютом для самого знаменитого рок-фестиваля в Европе. Местные жители пережидают вторжение, глядя на толпы волосатиков, поджав верхнюю губу.
На месте действия, за сценой, все ведут себя с искренним држелюбием – за исключением Джима. Он полностью замкнут в себе. Роджер Долтри, певец «The Who», предлагает мне с Робби угоститься мятным шнапсом, после того, как это его предложение холодно отвергнуто Джимом – вот удивил. Лидер «The Who», Пит Таунсенд, ведет себя, как старый добрый приятель, и Донован тоже здесь, со своим пестро разрисованным цыганским фургончиком. Народ настроен хорошо провести время в непринужденной обстановке, но какие-то мрачные флюиды витают в воздухе.
Место для зрителей огорожено, по одну из сторон собирается толпа фанов, они начинают валить сетку, вопя, что фестиваль должен быть бесплатным. Организаторы напускают на них охранников с собаками, после чего фаны дружно валят весь забор.
Джони Митчелл выходит на сцену. Прервавшись посреди одной из песен, она резко меняет свой задушевный тон фолк-певицы, ругая зрителей за плохое поведение.
Организатор говорит нашему менеджеру, что не знает, сможет ли расплатиться с нами, после того, как сломали ограду. Он вне себя и чуть не плачет. Такое ощущение, словно мы на последнем поп-фестивале.
Подходит время нашего сета, и мне ясно, что Джим выкладываться не намерен. Он совсем притихший. И понурый.
«Леди и джентльмены, я знаю, что группа, которая сейчас выйдет на сцену – это одна из главных причин, заставивших вас пересечь пролив и попасть на фестиваль на острове Уайт… «The Doors!»
Почти весь сет Джим стоит, не двигаясь с места ни на дюйм. Язык его тела точно передает эмоциональную наполненность его пения – ничего. Нет энергии.
«The Who» выходят следующими и сметают нас со сцены. Они исполняют оперу «Томми», полностью. Я стою с краю сцены и внимательно смотрю на игру Кейта Муна, вглядываюсь в каждый его удар по барабанам – «Я ваш дядя Эрни, и я приглашаю вас в воскресный лагерь Томми».
Мун – потрясный. Такой пластичный. Кажется, что барабанная установка – его оркестр, а сам он - дирижер. Немного фортиссимо на томах, пианиссимо на тарелках.
Затем на краю сцены появляется человек со сторожевым псом, и мне велено убираться с дороги. Какой облом. Конец власти цветов.
***
Мы с Джулией, кажется, опять пошли на сближение. Несколько месяцев назад я сказал ей, что хочу подвязать с холостой жизнью, и вот она сообщила, что согласна.
Наши взаимоотношения заметно полегчали. Она определенно вошла во вкус материальной стороны моего успеха, и регулярно совершает бурный шопинг в компании с Линн, подружкой Робби, что тревожит меня, но не сильно. Теперь она всерьез начала подготовку к семейной жизни. Шотландская сторона моей натуры реагирует всякий раз, когда меня дергают за мошну, но сейчас я воодушевлен и плюю на врожденную скупость. Я раскручиваюсь на необыкновенную свадьбу в хипповском стиле.
***
Октябрь, 1970
Теплым субботним утром, после трехмесячного ожидания заказанной церемонии, мы с Джулией обменялись кольцами на лужайке у приозерного храма самореализации в Пасифик Пэлисэйдз. За спиной у нас был Мемориал Ганди, перед нами – рукотворное озеро с водопадами и лебедями, священник Унитарианской церкви читал строки из «Пророка» Халиль Джебрала как часть нашего брачного обета.
Робби был шафером, его Линн – подружкой невесты, и вскорости у них тоже возникнет желание последовать нашему примеру. Мы с Джулией были в снежно-белых одеяниях. Мы шутили по поводу того, что выглядим как девственники. На свадьбу пришло несколько сот гостей, включая Джимбо, нашего достославного лидер-вокалиста.
Я был рад ему, несмотря на то, что он привел с собой кортеж своих приятелей-алкоголиков. Бэйб Хилл, Пол Феррара и Франк Лиссиандро искренне любили Джима, но они возводили его на пьедестал. В этот период Пэм начала отвечать Джиму в его же духе, заводя свои собственные любовные интрижки, что только усиливало нарастающий раскол между ними. А уж сам Джим святым отродясь не был. Он всегда являлся для меня примером того, до чего могут довести алкоголь и наркотики, и его жизнь с Пэм теперь для меня тоже была уроком. Казалось, они вообще не стремились к тому, чтобы хоть как-то ее наладить. Их постоянные ссоры отражались на работе Джима на сцене, и его нестабильность заставляла меня сильно переживать по этому поводу.
Мой брат Джим, которого я год назад вытащил из психушки в Камарилло, казалось, совсем пришел в себя и жил на квартире в Вествуде. Мне было так приятно видеть его на своей свадьбе.
Банкет был организован в близлежащем отеле «Санта Инес Инн». Еда было на столах, расставленных вокруг бассейна, и гостиничный пианист пел, пока все выпивали и закусывали. Лоренцо, психованный дружок Джулии из Санта Барбары, разделся голым и прыгнул в бассейн. Мне хотелось там его и утопить. Я изрядно потрудился, чтобы «спродюсировать» идеальную свадьбу так, словно это был концерт. И теперь переживал, как бы чего не обломало мой сценарий. Я огляделся, высматривая, где мать и моля Бога, чтобы выходка ее не оскорбила, но она была в другом конце зала в углу, занятая болтовней с каждым, кто был готов ее слушать. Мать Робби, Мерилин, напротив, встала на цыпочки, пытаясь разглядеть происходящее во всех деталях.
После инцидента с Лоренцо мы с Джулией решили, что нам настало время удалиться, и тихо ускользнули за двери. Потом мне сказали, что Джим весь вечер пел блюзы для старшего поколения. Восприняли его хорошо и он не слишком напился.
Перед самым нашим уходом Рей порадовал меня, спросив, не будем ли мы против, если они с Дороти зайдут к нам в гости, посмотреть, как мы будем открывать подарки. Час спустя они подъехали по Аппиан Вей к нашему дому на холме.
- Чудесная свадьба, Джон, - сказал Рей, пожимая мне руку. Дороти обняла и поцеловала Джулию. Мы открыли традиционную коробку с посудой от родителей и пакет с прелестной японской гравюрой от Рея и Робби. Классического завершения наша с Джулией брачная ночь не имела. В конце концов, мы уже пару лет как жили вместе. Не все сводится к сексу, рассуждал я в свое и ее оправдание. За два года связи до свадьбы мы расплатились утратой романтических чувств. Может, свадьба их вернет? Я приобрел водяной матрас, надеясь, что занятия любовью на волнах разожгут наши плотские страсти. Увы, при каждом нашем движении что-то хлюпало, булькало и от качки мутило в желудке. Хоть таблетки от морской болезни принимай.
***
Как то раз Рей, проезжая по каком-то закоулкам Лос-Анджелеса, обнаружил задрипанную ветхую гостиничку в старом центре города: «Morrison Hotel». Генри Дилтц, наш новый фотограф, сказал, что там по соседству есть еще один прикольный локейшен, бар-забегаловка под названием «Hard Rock Cafe». И мы поехали туда, чтобы устроить фото-сессию для обложки нашего пятого альбома. Увы, менеджер отеля не разрешил снимать в фойе. Предложение дать денег не возымело никакого воздействия. Мы перешли на противоположную сторону улицы, и Генри предложил, чтобы мы быстренько забежали в фойе, выглянули в окно, а он снимет нас через улицу телевиком. Так мы и сделали, и пока менеджер выбирался из-за стойки и шел через холл, чтобы выставить нас вон, мы заполучили наш снимок.