предмет – сама наука психология, эта тайна челове-
ческого поведения, которую перед вами вдруг начи-
нают открывать во всей ее сложности и важности,
да еще такой лектор – не удивительно, что в самые
короткие сроки отец завоевал настоящий авторитет
среди студентов и среди преподавателей, побывав-
ших на его лекциях. Кроме того, общаясь с людьми
– будь то коллеги или студенты или соседи по обще-
житию – отец был очень внимателен к ним, всегда
внимательно слушал и всегда очень доходчиво гово-
рил – даже о самых сложных вещах. Конечно, за ко-
роткий срок он стал не просто уважаемым препода-
вателем, он стал человеком, с которым люди хотели
говорить, обсуждать сложные проблемы или просто
беседовать. Однако, это вовсе не обеспечило отцу
быстрого продвижения по служебной лестнице.
Я думаю (и это также нашло подтверждение в рас-
сказах мамы), что даже наоборот - в какой-то мере
замедлило, что одновременно с ростом авторитета
отца в глазах многих студентов и преподавателей,
росла и настороженность в отношении него со сто-
роны администрации кафедры и института. Ведь им
наверняка открылись такие качества отца, как на-
стойчивость, уверенность в своих взглядах на науку
и подготовку студентов, уверенность в себе, и, как
следствие – невозможность им управлять админис-
тративными рычагами. Отец не только имел свой
обоснованный взгляд на многие вопросы управле-
ния, но и не боялся их высказывать и отстаивать.
Не раз на заседании кафедры отец высказывал свои
соображения о том, что работа кафедры нуждается
в серьезных изменениях, что надо ориентировать
ее на научные исследования, вовлекать в них сту-
дентов, развивать работу кафедры в области приме-
нения психологи и т.д. Он высказывал множество
предложений о направлениях развития кафедры,
которые тогдашнего руководителя, очевидно, не
вдохновляли, как, видимо, и большинство препода-
вателей кафедры – никто особо рьяно предложений
отца не поддерживал. Возможно, всех устраивала
эта неторопливая спокойная жизнь с расписани-
ем, занятиями, собраниями – и не более того. Отец
же, что называется, рвался в бой, и у него было для
этого все: знания, страсть к исследованиям и уве-
ренность. Однако, этого было недостаточно: надо
еще было, чтобы была воля руководства к этому.
А ее как раз заполучить и не удавалось. Конечно,
отец делал все, что мог в этой ситуации: как можно
больше выступал на разных конференциях, в том
числе и в крупных городах страны, занимался само-
стоятельно, собирая материал для докторской дис-
сертации, и даже организовал группу по изучению
семейной психологии. Группа состояла из мамы и
Селезневой.
Но все это, конечно, были лишь частицы того, к
чему отец стремился. Он хотел жить и работать среди
таких же как он – ученых, стремящихся к развитию
науки, исследованиям, приложениям… Вместо это-
го он видел отсутствие научного направления и не-
желание руководства что-то поменять. Он все время
пытался убедить в необходимости перемен. Прошел
один год, второй, третий, а ему все не удавалось что-
то изменить в этом направлении. И отец решил, что
лучше бы ему было жить и работать в Москве или Ле-
нинграде – там, где научная мысль и исследования
набирали свой рост. Отца звали. Его звал профессор
Ананьев в Ленинград – продолжить научную работу.
Его звали его бывшие сокурсники Ломов и Шорохо-
ва, обосновавшиеся в Москве. И отец хотел уехать.
Он всегда хотел уехать. Все годы, что жил в Ижевске.
Возможно, это сообщение удивит даже тех, кто знал
отца очень близко, он, наверное, не рассказывал об
этом, но это так – я это знаю от мамы. Те, кто хоро-
шо знал отца, возможно, заметили, что у него часы
всегда показывали московское время, он их не пе-
реводил на Ижевское. Возможно, это помогало ему
чувствовать хоть какую-то причастность к столице,
надеяться, что удастся… Но уехать было практически
невозможно. Невозможно было жить без прописки –
это уголовное преступление. Прописаться в Москве
тоже невозможно. Мама отца пыталась что-то сде-
лать в Ленинграде, даже для этого познакомилась с
какой-то паспортисткой, но тоже ничего не получа-
лось. Даже предлагала маме с отцом фиктивно раз-
вестись – возможно, одного отца она сумела бы про-
писать к себе… Отец пытался подавать на конкурсы
в институты Москвы и Ленинграда. Здесь тоже все
было не так просто. Во-первых, он так и не получил
до сих пор звание доцента - хотя обычно оно присва-
ивалось через 2-3 года после защиты диссертации – а
это также затрудняло участие в конкурсах. Причи-
ны, почему до сих пор не было присвоено звание, на-
зывались разные, но звание все равно не присваива-
ли. Однажды причиной было названо недостаточное
количество публикаций. Хотя у отца было написано
большое количество статей, но он не мог их опубли-
ковать - в Удмуртии его не публиковали, потому что
это было не про Удмуртию, а про какую-то психоло-
гию, к тому же и написано далеко не коренным жи-
телем Удмуртии… В общем, с этим были проблемы, а
пробиться на публикацию в Москве было невероятно
сложным делом, если ты там не живешь… Но основ-
ной причиной было то, что в институте постоянно
задерживали документы, которые надо было пери-
одически отправлять в ВАК. Отец предполагал, что
это делалось намеренно – чтобы не дать ему уехать.
Для участия в конкурсах надо было представлять
документы из института, поэтому, когда отец запра-
шивал их, руководство института понимало, к чему
это все и что, значит, он хочет уехать. И, наверное,
оно, руководство, не хотело этого. Конечно, оно, ру-
ководство, было уверено, что не хочет отпускать хо-
рошего преподавателя, заботится о кадровом соста-
ве института. Но я почему-то думаю, что истинная
причина – в вечном стремлении администрации ук-
ротить буйных и показать, кто в доме хозяин. Ну, не
любят бюрократы свободных и мыслящих – что тут
сделаешь. Может, завидуют, а может, и вправду счи-
тают, что свобода – это вредно… Система была пост-
роена так, что у таких людей сами собой возникали
вот такого рода препятствия.
Мама потом говорила, что если бы они смогли уе-
хать в Ленинград или Москву, то отец бы, конечно,
смог сделать гораздо больше из того, что хотел и мог.
Он уже к 1960 г. защитил бы докторскую диссерта-
цию, а это дало бы много дополнительных возможнос-
тей – в первую очередь, время и базу для дальнейших
исследований. Конечно, отцу везде трудно было бы
продвигаться – неуправляемых и свободных не любят
нигде, а ущемление евреев хотя и не было объявлено
государственной политикой, но по сути ей являлось.
И все же в сообществе единомышленников, в научных
кругах, где в первую очередь оценивали научные до-
стижения и потенциал, ему было бы гораздо комфорт-
нее, и работа, конечно, была бы эффективнее.
Много лет спустя, в 1964 г. зав.кафедрой Харито-
нов решил уехать на родину – в Чувашию. Причина
такого решения неизвестна, но, я думаю, присутс-
твие такого напористого и грамотного преподавате-
ля, как отец, тоже сыграло свою роль. Для всех уже
было понятно, что отец – не только прекрасный пре-
подаватель, но и интересный, уважаемый человек,
и к тому же с явными организаторскими способнос-
тями. А учитывая наличие степени, Ленинградского
образования и большого уже стажа работы, было оче-
видно, что, наверное, он и был бы лучшим кандида-
том на место зав. кафедрой. Так вот, уезжая, Харито-
нов порекомендовал на свое место … маму. В смысле,
мою маму, Анну Михайловну. Она, конечно, тоже
была в психологии специалистом высокого уровня,
но вряд ли демонстрировала свои устремления в об-
ласти организации работы кафедры и руководства
людьми, и, как она сама подтвердила, никогда не
имела такого желания. То, что отец был более под-
ходящим кандидатом, не вызывает никакого сомне-
ния. И предложение Харитонова насчет мамы – это,
скорее всего, была просто еще одна попытка не дать
отцу продвинуться, или хотя бы просто заставить его
еще больше переживать – ну, в общем, прижать хоть
как-нибудь…
Забегая вперед, скажу, что отец получил зва-
ние доцента только через 14 лет (!) после защиты.
Я представляю, каково было ему переживать все это,
он ведь, конечно, все понимал, все механизмы, все
мотивы, которые действовали. Я думаю, он очень
сильно это переживал, любой может себе предста-
вить, каково это: видеть, чувствовать свой потенци-
ал, быть уверенным в нем – и не иметь возможности
его реализовать. Понимать истинные причины всех
проблем – и не иметь возможности что-то поменять…
Спортивный факультет
Возможность реализовать организаторские спо-
собности пришла к отцу совершенно неожиданно и с
той стороны, с которой, я уверен, он и сам ее не ждал.
В институте был факультет под названием «спор-
тфак» - спортивный факультет, т.е. там учились
спортсмены. Поскольку институт был педагогичес-
ким, то, наверное, предполагался какой-то педаго-
гический уклон в их обучении. Фактически же там готовили спортсменов, которым потом выдавали
диплом о высшем образовании. К тому времени у
факультета был целый набор проблем: студенты не
хотели приобретать теоретические знания и счита-
ли, что их задача состоит только в том, чтобы за-
ниматься спортом и добиваться спортивных успе-
хов. Преподаватели, очевидно, тоже поддерживали
такую точку зрения. Сами преподаватели (не все,
конечно) к своей преподавательской работе в связи
с этим тоже относились весьма прохладно. А если
ты работаешь на работе, которую не считаешь нуж-
ным хорошо исполнять, это обязательно повлечет
серьезные проблемы. И повлекло. На факультете
нередко имело место пьянство, факультет был не-
организованным в учебном плане, расписание было
такое, что невозможно было угадать, какие занятия
будут завтра, можно ли будет пропустить лекции и
семинары, чтобы убежать на тренировку… Такое от-
ношение к учебному процессу привело даже к при-
пискам: некоторые преподаватели фактически не
проводили занятий, которые показывали в отчетах
и за которые получали зарплату… И этот процесс
никто не мог остановить, более того, он набирал
силу…
Конечно, М.П. Бабин (директор института) на-
верняка давно искал выход из этой ситуации, его
не могло устроить такое положение дел. Он навер-
няка искал человека, который сможет возглавить
спортфак и решит все проблемы, но, видимо, не
находил такого человека на факультете. И в конце
концов он принял решение – предложил отцу воз-
главить его. Я лично думаю, что вот это назначе-
ние – очень даже непростое для директора реше-
ние – о многом говорит. Ведь для этой должности у
отца практически не было, так сказать, очевидных
преимуществ: не спортсмен (более того – инвалид),
не удмурт – а политика того времени требовала про-
движения местных кадров, хуже того – еврей! Если
добавить к этому, что на спортфаке наверняка было
достаточно преподавателей, которые полагали себя
способными возглавить факультет, то можно пред-
ставить, какого высокого мнения был директор о
тех качествах отца, которые в данном случае требо-
вались, чтобы переломить ситуацию на факультете:
организаторские способности, воля, решительность
и многие другие. Понятно, что такое решение вы-
звало негодование многих. Я это знаю не только по
рассказам, но и сам читал статью в какой-то газете
(возможно, внутриинститутское издание), которую
я нашел в нашем семейном архиве, автор писал,
что это крайне негативно отразится на факульте-
те - если его возглавит человек, далекий от спорта.
И дальше шло перечисление отрицательных качеств
людей, которые не являются спортсменами… Отец,
действительно, спортом не занимался. И все же это
не помешало ему понять спортсменов и студентов
факультета, и не только понять их проблемы, но и
решить их! Отец возглавлял факультет в течение
5 лет, и за это время факультет стал полноценным
участником учебного процесса и студенческой жиз-
ни. Студенческой жизни, в первую очередь самоде-
ятельности, отец придавал особое значение. Навер-
ное, видел в этом способ объединения студентов и
придания им чувства принадлежности к студенчес-
тву, т.е. сообществу, объединенному обучением и
профессиональной подготовкой. Я помню, как наш
преподаватель физкультуры в 30-й школе, Влади-
мир Леонидович Черезов, рассказывал нам, как он
поступил на факультет, когда деканом был отец.
«На собеседовании декан сказал, что надо участво-
вать в художественной самодеятельности, на что я
ответил, что делать ничего не умею, я не хотел ни
в какую самодеятельность. Декан меня спросил:
«Танцуешь?» - «Нет». – «Стихи читаешь?» - «Нет».
«Тогда в хор!». Не знаю, каким был Владимир Ле-
онидович на момент поступления в институт, но
когда я у него учился, он был человеком необы-
чайно общительным, великолепным рассказчи-
ком с отличным чувством юмора. Помню, напри-
мер, как проходили соревнования не то районные,
не то городские по гимнастике среди школьников.
Поскольку я занимался спортивной гимнастикой,
на меня, видимо, возлагались особые надежды.
В частности, я мог много раз подтянуться. Перед
подтягиванием Владимир Леонидович напутство-
вал меня так: «Ну-ка, Левик, крестьянский сын,
задай им жару!». В общем, мы любили общаться с
ним – а что может быть более важным качеством учи-
теля? Может, участие в студенческой самодеятель-
ности в какой-то мере поспособствовало этому…
Отец многое изменил на факультете. Одной из се-
рьезных задач оказалось расписание. Расписание за-
нятий было таким, что можно было пропускать заня-
тия, т. к. они часто накладывались на тренировки, и
никто не мог с уверенностью сказать, когда какое за-
нятие состоится. Возможно, это было связано еще и
со спецификой факультета: его студенты серьезно за-
нимались спортом, ездили на сборы и соревнования,
некоторые преподаватели являлись одновременно
тренерами. И все же расписание было необходимо, и
такое, которое было бы возможно соблюдать. Мама
рассказывала, что отец много времени отдал реше-
нию этой сложной задачи. Да я и сам помню, как он
много вечеров – и, наверное, ночей тоже – провел на
кухне перед разложенным листом ватмана. На этом
листе были нарисованы клеточки (я думаю, расчер-
чен недельный календарь по дням и учебным па-
рам), на этих клеточках приколоты квадратики по их
размеру (наверное, названия предметов). Для отца
эта задача была, я думаю, одновременно и важной,
и интересной – ему была интересна любая гимнасти-
ка ума. В конце концов он сумел сделать расписание
удобное, понятное и предсказуемое для студентов и
преподавателей. Много лет спустя, когда я сам был
студентом и специализировался на программиро-
вании, отец спрашивал меня, есть ли такая задача
в программировании, как составление расписания.
А такая задача действительно была известна тогда,
разрабатывались алгоритмы.
Много времени и внимания отец уделял быту сту-
дентов, включая условия проживания в общежитии,
стипендии и даже питание в столовой. Дошло до того,
что он предлагал создать студенческую комиссию по
качеству пищи в столовой - это дало бы более объек-
тивные оценки, в отличие от комиссии преподавате-
лей, которые и питались-то отдельно.
Отцу приходилось заниматься всем, включая
даже вызволение студентов из милиции. Спортсме-
ны – народ физического ощущения жизни, так что
проступки у них случались чаще, и они чаще попа-
дали в милицию, что в те времена всегда грозило
неприятностями в виде обязательной общественной
реакции, которая могла выразиться и в отчислении
из института. Когда такое случалось со студентами
спортфака, отец сам ехал в милицию, просил отпус-
тить провинившихся, обещая лично воздействовать
на них. И ему всегда удавалось убедить работников
милиции, ведь если слушать отца, с ним нельзя было
не согласиться – он всегда говорил очень убедитель-
но. А не слушать его было невозможно – настолько
он умел завладеть вниманием любого собеседника.
Тут я должен отвлечься, чтобы вспомнить процесс
вызова к отцу на кухню.
Когда отец работал дома – писал статьи, готовил
лекции – он всегда работал на кухне. Почему - я объ-
яснить не могу. Конечно, у него не было дома своего
кабинета, но он мог бы, например, работать в их с
мамой комнате – там и места больше. Но он работал
на кухне. Кстати, несмотря на то, что я не вижу это-
му объяснения, я сам - если мне случается работать
дома – работаю на кухне. И этот текст сейчас наби-
раю там же. И тоже не знаю, почему. Возможно, на-
хождение на кухне создает впечатление, что все про-
исходящее в доме находится у тебя под контролем.
Так вот, когда отец работал на кухне, то он оттуда
и руководил семьей. В частности, проводил с нами
беседы. Беседы проводились по конкретным пово-
дам – я не помню, чтобы отец «занимался воспита-
нием» типа рассказывания поучительных историй
о том, «что такое хорошо и что такое плохо». Беседы
проводились тогда, когда мы в чем-нибудь провини-
лись. И тогда следовал вызов к отцу. Путь до кухни
из нашей комнаты пролегал через длинный (с уче-
том мерок того времени и детского роста) коридор.
Конечно, мы не бежали по нему вприпрыжку, а ста-
рались идти медленно, чтобы хоть немного оттянуть
момент «предстания» перед судом… Я до сих пор,
как сейчас, вижу эту дверь, которую, войдя по вы-
зову отца, полагалось закрыть – и это окончательно
лишало надежды на легкое избавление и демонстри-
ровало твою полною незащищенность перед право-
судием… Отец никогда нас не ругал. В смысле, он не
повышал голоса. За всю жизнь я помню лишь один
такой случай – отец кричал на Люсю. Но это было
исключение, о котором расскажу позднее. В осталь-
ных случаях все было гораздо хуже – он разгова-
ривал с нами очень тихо. Так тихо, что не слушать
было невозможно, и невозможно было в тот момент
избавиться от внутренней дрожи. Хотя никакого
давления не было – это был вроде бы обычный раз-
говор, вроде бы нормальное требование рассказать,
что произошло. Без всяких наводящих вопросов и
полностью. Более того – зачастую даже не обозна-
чалась тема, отец мог просто сказать «Ну, рассказы-
вай». Но при этом он смотрел таким взглядом, что
просто не оставалось шанса что-то скрыть, наобо-
рот – хотелось скорее все выложить и освободиться
от этой процедуры, и только чистосердечное призна-
ние могло проложить путь к этому освобождению.
Я не знаю, сколько раз на требование «рассказывай»
я рассказал совсем не о том, что было причиной
вызова, - наверное, много. Но это было уже неваж-
но – главное, чтобы быстрее закончилось. Не было
никакого желания что-то скрывать – наоборот, вы-
ложить все сразу, чтобы сократить этот процесс.
И ведь ничего специально отец для этого не делал –
просто тихо говорил и внимательно смотрел, а вот
ведь в какое состояние приводил «подсудимого»…
А может, только в такие моменты я и осознавал сте-
пень своей вины в обсуждаемых событиях, о кото-
рых до этого старался не думать? – возможно. Но
точно помню, что во время такого разговора исче-
зало все вокруг – никакого окружающего мира,
только отец и я. И этот тихий голос, к которому не-
возможно не прислушаться… Впоследствии, став
немного старше, я попытался изобрести проти-
воядие – во время разговора думать о чем-нибудь
другом, например, приятном - но это совершенно
не получалось. Разговор отца в таких ситуациях,
собственно, и начинался с того, что он внимательно
смотрел на меня таким взглядом. Однажды, я пом-
ню, - это было вовсе не на кухне, и вовсе я не был
вызван, - мы находились в гостиной – отец, мама,
я – все было хорошо. И вдруг отец начал смотреть
на меня этим взглядом, на который у меня уже,
видимо, был устойчивый рефлекс. Минуты через
2 этого взгляда я уже находился в состоянии той са-
мой беззащитности перед приговором, даже не зная,
в чем меня могут обвинить. Отец посмотрел на меня
еще минутку, а потом, когда я уже, видимо, совсем
оцепенел, улыбнулся, давая понять, что это была
шутка. Невозможно выразить степень испытанного
мною облегчения. Вот так, без всяких слов, одним
взглядом отец мог вызвать бурю разных эмоций.
Так что – возвращаясь к спортфаку – у милицио-
неров тоже не было шанса не начать слушать отца,
а начал слушать – так закончишь полным согласием
со всем сказанным. Кстати, вызволение студента из
милиции вовсе не означало для студента окончание
ответственности. Напротив, она только начиналась –
на факультете он получал от декана, что называется,
«по полной программе». Это вообще было характерно
для отца: он защищал своих перед чужими, незави-
симо от обстоятельств дела. А потом уже, сообразно
обстоятельствам, разбирался. Так же было и с нами:
если, например, нас ругали соседи, то мама тут же
бралась нас вразумлять, а отец, наоборот, вступался
за нас, а уж дома разбирался по существу.
Основные усилия отца на спортфаке были направ-
лены на формирование процесса обучения студентов.
Он считал, что факультет должен готовить не просто
спортсменов, а педагогов в области спорта – образо-
ванных специалистов, умеющих быть преподавате-
лями спорта – учителями физкультуры, тренерами.
Для этого мало быть хорошим спортсменом, надо
быть педагогом, настоящим учителем – и не толь-
ко по названию профессии, но и по сути – уметь вы-
звать интерес к предмету, вдохновить на обучение,
увидеть слабые и сильные стороны ученика и, на-
верное, самое главное – суметь завоевать его дове-
рие, чтобы помочь ему во всем этом. А для этого надо
овладевать специальными знаниями и умениями.
И это отец считал обязательными направлениями в
обучении студентов спортфака. Практически никто
в администрации института тогда с этим не согла-
шался, отец вынес это предложение на учёный совет
– не утвердили, и сколько же отцу пришлось прило-
жить усилий, чтобы преодолеть это сопротивление
и сложившиеся стереотипы. И ему это удалось, хотя
и не полностью. В связи с произошедшими переме-
нами уже при нем факультет переименовали – и это
отражало новое содержание учебного процесса - в
факультет физического воспитания, а теперь - через
20 лет - он называется «педагогический факультет
физкультуры и спорта».
Много времени и сил ушло на комплектование
преподавательского состава факультета. Наверное,
это было непросто, на факультете сложились свой
состав, свои нормы поведения и отношения… Отцу
удалось изменить ситуацию на факультете и собрать
хороший коллектив преподавателей, избавиться от
тех, кто не видел свою задачу в качественном пре-
подавании и воспитании специалистов, привлечь
на работу желающих по-настоящему работать, го-
товить настоящих педагогов спорта. Обстановка на
факультете изменилась, он превратился из просто
группы спортсменов в коллектив настоящих пре-
подавателей – образованных, интеллигентных лю-
дей, видящих свою задачу в образовании студентов.
Я сам знаю многих из них – они продолжали рабо-
тать на факультете много лет, в том числе и в годы
моего студенчества. Хотя я учился на другом фа-
культете, но я занимался спортом и много общался
с преподавателями и студентами спортфака и даже
одно время выступал за факультет в конкурсах худо-
жественной самодеятельности!
Отец руководил спортфаком 5 лет. Следующим
деканом стал Валерий Павлович Кренев – профес-
сиональный спортсмен, гимнаст. Интересно, что к
моменту назначения отца деканом, семья Крене-
вых уже приехала в Ижевск. Оба профессиональные
спортсмены, гимнасты (Валентина Васильевна –
жена Валерия Павловича - тоже была гимнасткой),
с высшим спортивным образованием. Так что были
вполне обоснованные ожидания, что деканом сразу
назначат Валерия Павловича. Я думаю, что Бабин
остановился на кандидатуре отца потому, что у отца
уже был опыт преподавания, он уже зарекомендо-
вал себя как способный волевой человек, и это то,
что нужно было факультету, чтобы суметь провес-
ти столь серьезные изменения. И для этого не обя-
зательно было быть спортсменом. Так что вот такое
небольшое противостояние сопровождалось вполне
понятной напряженной обстановкой и отношения-
ми, ситуация во многом подогревалась намеренно,
наверное, некоторые преподаватели хотели конф-
ликта. Но конфликта не получилось. И отец, и Ва-
лерий Павлович – оба мужчины высокой культуры,
интеллигенты, фронтовики – преодолели эту пробле-
му вполне достойно, разочаровав, очевидно, люби-
телей интриг, а впоследствии вообще стали друзья-
ми, и мы много времени проводили вместе семьями,
а Леха Кренев – мой друг вот уже 45 лет. И многие
эпизоды из нашей жизни связаны с нашими отцами.
Вот один из них: кто-то у кого-то (то ли мой отец у
Валерия Павловича, то ли наоборот), попросил денег
взаймы. Какую-то достаточно большую сумму, ско-
рее всего, это было связано с покупкой машины - они
оба были заядлыми автолюбителями. При передаче
денег состоялся такой диалог (мы с Лехой были в со-
седней комнате и все слышали):
- Расписку написать надо?
- Ну, а ты как думаешь?
- Я думаю, что не надо.
- И я тоже так думаю.
Годы работы отца на факультете физического вос-
питания оставили самые лучшие воспоминания у
студентов и преподавателей. Многие из этих воспо-
минаний опубликованы в различных статьях, посвя-
щенных профессиональной деятельности отца. Вот
некоторые из них.
Из воспоминаний Владимира Васильевича Осин-
цева, профессора, заслуженного работника физичес-
кой культуры УАССР, отличника народного образо-
вания РСФСР, ветерана ВОВ:
… Сначала Павел Лейбович «чувствовал себя не
в своей тарелке»: он не спортсмен, инвалид ВОВ,
до него все деканы были только профессионалы-
спортсмены, некоторые преподаватели возму-
щались его назначением … Но потом отношение
очень изменилось.
П.Л. детально и глубоко изучил учебный план,
внёс большие усовершенствования в расписание:
сумел совместить учебную работу и спортсовер-
шенствование! Это создавало большой порядок и
удобство. Систематически занимался кадрами,
укреплял ими факультет, все курсы в результа-
те были обеспечены высококвалифицированными
специалистами. Настойчиво создавал условия для
самостоятельной работы студентов, что было
крайне необходимо.
П.Л. вникал во всё, что происходило на факуль-
тете, «болел» за студентов на соревнованиях, в
конкурсах самодеятельности, особенно восхищался
теми, кто отдавал всю свою энергию студентам.
П.Л. отличала интеллигентность, большая