вас Аня. Павлик и девочки шлют большой привет.
Теперь мы будем писать вам вместе». После этого
письма родители мамы прислали им подарки – при-
даное – 2 кружевных покрывала и 4 тарелки. А до
конца учёбы в университете посылали по 200 руб-
лей в месяц, хотя мама с отцом делали все возмож-
ное, чтобы быть материально самостоятельными.
«На будущий год я буду работать в школе, препо-
давать психологию, меня уже включили в список,
возьму 2 класса девочек. И уж тогда мы будем само-
стоятельны, Павлик всегда особенно переживает,
что мы берём у вас деньги. Павлик опять возьмёт
4 класса. У него очень хорошо получается. Занятия
в школе закончились, и сейчас он ассистирует на эк-
заменах». Отец очень хотел добиться материальной
самостоятельности, подрабатывал везде, где только
было можно, у него даже сохранилось «Удостовере-
ние, выданное Горфункелю Павлу Львовичу, о том,
что он состоит на работе в тресте «Ленсвет» в долж-
ности охранника огородов сотрудников треста, на-
ходящихся на территории станции Шоссейная». Но
учеба была превыше всего. Уже на 4 -м курсе мама и
папа оба получали повышенную стипендию. Раньше
отец ее не получал – он, хотя и имел широкие и глу-
бокие познавательные интересы, но не по учебной
программе, поэтому получал и тройки. Но теперь по-
явился стимул – он был главой семьи, так что при-
шлось и на оценки обратить внимание. Обратил, стал
получать повышенную стипендию.
Теперь отец с мамой жили вместе, в одной из тех
комнат (12 м), которые вернули отцу с семьей вместо
довоенной жилплощади. «Павлику нравилось, что
мы живём отдельно, самостоятельно, а мне, после
общежития, тем более. С соседями мы жили мир-
но, старались не сближаться, чтобы не тратить
время на разговоры, мешающие нашей учёбе». Квар-
тира была на 10 семей, народу было много, и жизнь
кипела. Зачастую происходили ссоры между сосе-
дями, и тогда они шли к отцу с просьбой рассудить
их. Несмотря на свою молодость, отец пользовался
большим уважением среди соседей, они считали его
умным и справедливым. Эта репутация сохранилась
за ним навсегда. И я помню не один случай, когда к
отцу приходили за советом и помощью, и он всегда
был на стороне справедливости.
«Главным плюсом нашей женитьбы (для меня!)
была возможность экономить время (на учёбу,
т.е. ради неё: мы часто занимались вместе – те-
перь в любое время суток – свидания отменены!)
и финансы (питались вместе, я готовила, вела
домашнее хозяйство), а для Павлика, как он гово-
рил: «смотреть на тебя день и ночь, жить без рас-
ставаний».
Так подошло окончание учебы. Отец и мама защи-
тили свои дипломы на 5 с плюсом, их работы были
рекомендованы к публикации. За время учебы отца
(как и многих других студентов) увлекли лекции
профессора Б.Г.Ананьева, работе по его направле-
ниям отец посвятил много времени. Ананьев вы-
соко ценил способности отца и по окончании учебы
рекомендовал его в аспирантуру (он был его науч-
ным руководителем). На факультете решили, что
мама также достойна поступления в аспирантуру,
но поскольку мест не было, ее рекомендовали в ас-
пирантуру педагогического института им.Герцена.
«Меня принял ректор, побеседовав, согласился на
мою кандидатуру и попросил оставить мои дан-
ные у секретаря. Через несколько дней – устный
отказ. А Люблинской А.А. (мамина руководитель
диплома) объяснили по секрету, что не подошла
фамилия». Вот так – фамилия отца подвела маму.
Впрочем, мамина девичья фамилия – Витал –
тоже вряд ли бы их устроила… Отца тоже не хоте-
ли утверждать (по этой же причине), но профессор
Ананьев сумел отстоять его. В этот раз было кому
заступиться за отца. А вообще фамилия, а точнее –
национальность, была для отца вечной преградой,
таким вечным тормозом – я напишу об этом даль-
ше. Ущемления евреев в то время были настолько
обычным делом, что это не вызвало у родителей
никакого удивления. Результатом того, что маме
отказали в аспирантуре, стала их долгая разлука.
У родителей не было никаких сомнений в необхо-
димости аспирантуры для отца – это была единс-
твенная возможность продвигаться в науке дальше.
Работы для мамы по специальности в Ленинграде
не было… «Пристраиваться» на работу любую,
не по профессии, не по специальности – мы не счи-
тали возможным. Ждать «оказии» не могли – не
на что было жить. Решили – еду в Сыктывкар.
Это было самое близкое от Ленинграда, пединсти-
тут, а не подумали, как трудно туда добирать-
ся! Мама Ева (мама отца – прим.), родственники и
друзья были против нашего решения, против мое-
го отъезда, против нашей разлуки, мы были «ЗА»
и другого пути не видели!…». Это было тяжелое
решение. Расстаться тогда, когда, казалось, начи-
налась самая хорошая часть жизни, да еще и на та-
кой долгий срок – пока отец учится в аспирантуре –
3 года! – казалось совершенно немыслимым, осо-
бенно для мамы – отец-то жил, глядя не в сложности
настоящего, а в радости будущего. И ради этого бу-
дущего он, как и всегда, был готов пойти на многие
испытания, а мама была с ним – всегда и во всем.
Ленинград – Сыктывкар
Мама уехала в Сыктывкар в августе 1950 г. - рабо-
тать в пединституте. Как она сама вспоминает, это
был совершенно дикий край, к тому же - место рас-
положения колоний, где сидели опасные уголовные
преступники, а также и политические заключенные.
Из-за этого маме, и так боявшейся Сыктывкара по-
тому, что она там будет без своего мужа, станови-
лось еще страшнее. Вот такой напуганной она сошла
с поезда в Котласе. При этом она почти всю дорогу
проплакала, да еще на нижних полках ехала суп-
ружеская пара, тоже выпускники ЛГУ, биологи, по
направлению, как и у нее. И жена тоже боялась, а
муж её нежно успокаивал. А маму успокаивать было
некому. Надо еще было долго ехать в кузове грузо-
вой машины по совершенному бездорожью. Первая
сыктывкарская картинка: мама сидит в кузове, ма-
шина отъезжает от вокзала, и за ней бежит человек в
белой рубашке и совершенно окровавленный – после
какой-то драки – затем запрыгивает в кузов. Понят-
но, что это не прибавило маме энтузиазма, который и
так уже был на нуле. А прибавить ко всему этому то,
что она очень скучала по мужу, да сознание того, что
это так надолго… Но надо было, чтобы отец закончил
аспирантуру. Надо – это слово всю жизнь сопровож-
дало маму, и она покорно ему подчинялась. Это была
тяжелая разлука для обоих, которая, тем не менее,
не только не смогла разрушить, но и, напротив, ук-
репила связь родителей. Это все видно из их писем в
этот период – удивительный сплав любви и профес-
сионального сотрудничества. Терпение и нежность,
с которыми отец помогал маме пережить разлуку –
одна из самых ярких составляющих этого сплава.
А ведь он и сам наверняка скучал не меньше... Мне
нечего вспомнить о том периоде – меня еще не было.
Но письма родителей друг другу рассказывают о
многом.
«Дорогая моя девочка! Спешу догнать тебя – ведь
одному так тоскливо! Вся наша комната ещё пол-
на тобой: чисто подметенный пол, аккуратно за-
стланная кровать, цветы, которые ты так любишь;
словом, везде так чувствуется наведенный тобой и
не тронутый ещё мной порядок, что кажется, вот-
вот откроется дверь и раздастся родной голос забе-
жавшей из кухни Ани: «Павлик, руки мыть – сейчас
завтрак»…Тихо, уютно, меня ласкает каждая вещь,
а вокруг так и носится твоё нежное: «My dear» …
(родители часто так называли друг друга). Вчера ус-
пел закрепить за собой одну школу, сейчас иду на-
счёт второй (отец преподавал психологию и логику,
чтобы зарабатывать). Зайду заодно и к Гельману (од-
нокурсник родителей), чтобы взять у него брошюру
Васильева, которую вместе с этим письмом и от-
правлю к тебе авиапочтой. Любимая, жду от тебя
писем, писем, писем…Крепко-крепко целую моего
лучшего друга Павел. 30. 8. 50.»
«Любимый, когда же я теперь увижу тебя? Понимаешь -
я совсем одна. Все коллеги - семейные, пожилые люди,
так что мне остаётся ждать твоих - бесчисленных! - писем
и тебя. Конечно, если ты будешь в аспирантуре, то оста-
нешься в Ленинграде, а если нет, то обязательно нам нуж-
но быть вместе. Зачем нам столько мучений! Ты говорил,
провожая меня: «Варенье - тебе, когда будешь скучать
- полакомишься», но я ничего не могу есть. Всё взятое в
дорогу я привезла сюда, и всё лежит. Ничего мне не хо-
чется, только был бы ты… Я понимаю, для нашего буду-
щего лучше, чтобы ты закончил аспирантуру, но сейчас
так тяжело, так страстно мечтаю быть с тобой… - лучше
бы вместе работать… Зачислили меня на должность ас-
систента, ставка 1050 руб. Уже подписалась на заём - 650
руб. (тогда это было обязательно!) Буду читать лекции по
общей психологии на первом курсе, студентов 180 -200 –
2 потока, семинары и педпрактика на старших курсах. На
кафедре (это была кафедра педагогики и психологии) не
хватает одного преподавателя, поэтому могли бы взять
тебя, и ещё есть места по логике(!). Зав. кафедрой ещё не
видела. Город - ничего. Институт на горе, на окраине, и в
то же время близко от центра. На почту буду ходить каж-
дый день. Вызывай меня по телефону…. Всё распаковала,
а так не хотелось – всё напоминает о тебе… Пишу и реву,
может лучше – не было бы тебя у меня? Нет, нет я не могу
без тебя! Прости, родной, что так огорчаю тебя! Знаю, что
не имею на это права… Никогда мне не было так тяжело!
… Одна отрада – пойду на почту! Неужели не будет от тебя
письма?! Пришедшие ранее твои письма читаю утром(в 5
час.) и вечером - уже в постели, чтоб увидеть тебя во сне…
Нет у меня надежды, что смогу жить одна…»
«Анечка, родная моя, сегодня первое письмо, в ко-
тором ты сообщаешь, что получила моё письмо. На-
конец-то! Теперь уже пойдёт всё хорошо. А у меня
экзамены опять отложили - до 17го. (Аспирантура
отца долго была под вопросом: профессор Ананьев
оставил его у себя в НИИ на свой страх и риск, но еще
надо было сдать экзамены, и – главное - окончатель-
ное решение было за идеологическим, партийным
отделом). Обо всём скажу тебе по телефону. … Не
жалей денег на яички, хоть они и стоят 25 руб. Во-
обще на питание денег не жалей. Если с деньгами
туго – обязательно сообщи телеграфом – я вышлю
(мамино примечание: «у самого денег нет, значит –
возьмёт в долг»). Ну, счастливо, моя любимая, иду к
кабинам – сейчас услышу твой голос.
… Добрый день, дорогая моя. А дни действитель-
но настали добрые: ведь каждый из них приближа-
ет нашу встречу! (Отец всегда находил повод под-
бодрить маму!) И я становлюсь всё нетерпеливей.
Я вот сейчас думаю: всё научились люди изме-
нять, но только не время. А ведь, как было бы хо-
рошо: на разлуку мы время укорачивали бы, на
встречу – удлиняли бы. Мечты…My (англ. «мой»
- родители часто так называли друг друга), ты уж
извини меня: вчера я тебе не написал. Понима-
ешь, очень устал. Опять наступает какой-то
непонятный мне период, когда я устаю без ви-
димой причины. (мама говорила, что это отзву-
ки второго ранения, контузии, во время работы
над дипломом у отца тоже было подобное состо-
яние и головная боль, даже боялись за защиту). …
Я сейчас всё время учу марксизм, у меня на уме
только марксизм и ты. Я повесил твой портрет
на стенку, и всё время смотрю на тебя: утром
просыпаюсь и, не вставая, начинаю заниматься,
полминуты поглядывая на мою дорогую девоч-
ку; она такая серьёзная: чуть я загляжусь на неё
больше положенного, как она начинает хмурить-
ся – и я вновь принимаюсь за занятия. А сегодня
она всё утро улыбается: во-первых, я сегодня за-
кончил «Краткий курс», во-вторых, получил от
тебя письмо. И ещё одно достижение у нас – мы
выиграли, правда, всего 100 руб. (проводились ро-
зыгрыши по обязательным займам), но ведь и это
деньги, а главное – кстати. Анечка, ты пишешь,
что не решаешься тратить деньги на яблоки. Так
вот приказываю: ежедневно съедать не меньше 2х!
Не забывай о своём желудке. О нём я очень беспоко-
юсь. Целую тебя, моя любимая девочка…»
… «Мой дорогой, мой учитель! Вот уже месяц мо-
ему боевому крещению в Сыктывкаре! Как хоро-
шо мы с тобой поговорили. Ты доволен, что я бодрая.
Я очень чувствую твою любовь, заботу. И я очень хочу, что-
бы ты остался в аспирантуре, хотя мне ужасно тоскливо,
часто просто невыносимо без тебя. Сейчас опять хотелось
писать тебе, но я заставила себя заниматься - дописывать
лекцию о сознании и собирать материал к теме «Направ-
ленность личности». … Второй день нет от тебя письма!
Поэтому тяжело и сильнее болит желудок, голова…Как ты
мог меня одну отправить так далеко и так надолго! Сегод-
ня идёт дождь - на картошку не идём. Не все преподава-
тели ходят, но я всегда – и нужно, и нравится, и студенты,
как на ладони… Любимый, хочу знать о каждом часе тво-
ей жизни! А когда получаешь от меня деньги, отмечай это
- выпей пива или ещё то, что тебе хочется. Я всегда-всегда
с тобой! Но…очень хочу, чтобы ты – в аспирантуре был.
Целую, целую…»
… «Девочка моя, я очень хорошо понимаю, как
тебе плохо одной. И хорошо, что ты обо всём мне
пишешь, не скрываешь. Но не упрекай - мы же дове-
ряем друг другу! Я, конечно, виноват, что не каж-
дый день пишу. Прости, моя любимая! Если бы ты
знала, сколько у меня дел и переживаний. Вот се-
годня: иду сдавать марксизм, а совершенно не под-
готовлен - что учил к 6-му, всё забыл. Оставшиеся
5 часов должен быть со своим классом (отец препо-
давал психологию и логику в школе все вузовские и
аспирантские годы) – попался очень бузотёрный,
крайне недисциплинированный не только на моих,
но и на других уроках. Мне необходимо их перело-
мить. Много времени теряю в школе. И марксизм
надо хорошо сдать. И болеем мы с тобой вместе,
ты хоть напиши, Анёк, вылечилась ли ты? С сегод-
няшнего вечера буду писать тебе каждый день, и
не потому, чтобы ты не скучала, а потому, что
мне без тебя скучно…»
… «Счастье моё, сейчас такой хороший вальс исполня-
ли…и мне представилась наша встреча. Какое это будет
прекрасное время! В такие моменты я даже забываю. где
нахожусь, опомнюсь, а тебя нет... Как я хочу видеть тебя! …
Но и прогресс: я уже могу смотреть на наше фото. Подумай
- как я могу сильно любить, а ты всё был недоволен, не уве-
рен - противный! А теперь небось хочешь, чтоб я помень-
ше любила?! А сейчас мне так радостно, что ты у меня есть,
всё замирает от счастья. Как не хватает слов, чтобы выска-
зать все чувства, переполняющие меня. Павлук, ботинки
ещё можно починить, ты сначала купи костюм! … Почитаю
Лысенко, попишу лекцию (в первый год работы мама писа-
ла полный текст лекций), мучает меня локализация функ-
ций в мозгу и учение Павлова - никак не могу свести кон-
цы с концами. …. Лекции сегодня прошли благополучно.
… А в школе поднялся шум из-за моего домашнего зада-
ния школьницам по Краткому курсу ВКП(б), мол, трудно, но
многие разобрались, а на уроке я ещё объясняла, сидела
завуч - ей понравилось, сказала: интересно, понятно. (Все
3 года сыктывкарской жизни мама была учительницей по
психологии и логике, это был и опыт, и дополнительные де-
ньги). … Не переживай! Мы аспирантуру и здесь закончим
заочно, зато будем вместе! Не отчаивайся, если не примут.
Поцелуй за меня маму, не разрешай ей так много работать.
И сам не забывай об отдыхе, в кино ходи, и я постараюсь…
Жизнь здесь дороже, чем в Ленинграде, в столовой - не для
моего больного желудка – готовлю дома, пришлось пот-
ратиться на плитку. Но запасных спиралей нет… Готовясь
к лекциям, всё больше убеждаюсь, как много в психологи-
ческих книгах и у нас в голове пустых фраз! Бедные студен-
ты- первокурсники. Учусь и учусь объяснять, находить при-
меры для доступности - из жизни.»…
… «Любимый мой, как ты себя чувствуешь? Как нога?
Голос мне твой не понравился - не скроешь, не молчи!
Я ведь тебе обо всём пишу. Не уверена, как объяснять де-
ятельность мозга, скажу о развитии интегративных полей,
раскрою теорию Павлова. Сейчас проводила консуль-
тацию, порадовалась, что пришли с вопросами, особен-
но мальчики, но без конспектов, а как хотелось помочь.
Я – педагог, не могу ещё привыкнуть к этой роли. А на днях
один зав. кафедрой сказал: «Могу Вас обрадовать - Ваши
лекции производят очень хорошее впечатление» (у меня
были и директор, и его заместитель). На картошку пошли
в дождь, все промокли, замёрзли, ладно, что бригадир
заступился за нас - отпустили. Рада, что не заболела. Ве-
чером пошла в библиотеку. Но как скучаю без тебя - сил
нет! Письма твои - радость высшая! Но и печаль - кратко
ты пишешь, а мне хочется долго-долго говорить с тобой. И
какой-то ты рассудочный, мало чувств в твоих письмах…
Павлик, ты говоришь, что разлука ещё больше сблизила
нас. Нет, мы ещё больше ценим друг друга. Ты для меня -
всё, что необходимо для моей жизни. Как дождаться дня
нашей встречи! Надеюсь, что, наконец, костюм у тебя бу-
дет! Береги себя, единственный мой! Мне тоже надоели
бумажные поцелуи, но…»
«Моя любимая девочка прислала мне такое хо-
рошее письмо, что даже предстоящий сегодня урок
в школе не может испортить мне настроения – всё
сознание охвачено мыслью, что тебя так сильно
любят. Анечка, я даже чувствую твои поцелуи явс-
твенно. Маленькая моя, мы с тобой действительно
самые счастливые люди, ведь у нас есть самое глав-
ное, чего недостаёт многим. А остальное уж и не
так важно. Ну, что хорошего, что Климова отка-
залась от возможности поступить в аспирантуру,
а поехала к мужу в Кронштадт, где сама сможет
работать только в школе? Правда, она собирается
сдавать кандидатский минимум, но в возможнос-
ти этого я сомневаюсь: когда человек идёт на одну
уступку, за ней неизбежно следуют и другие уступ-
ки. А мы с тобой сразу решились на самое тяжёлое
испытание, на разлуку, хотя и имели возможность
не разлучаться, мы не пошли на уступку – и это
нам воздастся сторицей: для нас теперь всё пред-
стоящее нам впереди – пустяк по сравнению с вы-
держанным (да, уже определённо выдержанным)
нами испытанием. Родная моя, я очень рад, что
у нас всё так ХОРОШО! получается. Действи-
тельно, для человека ничего нет невозможного.
Я также очень доволен, что и моя мама, и твои родные
свыклись с этим, и даже находят в нашем положении
хорошие стороны. Так всегда бывает: какой-нибудь
необыкновенный поступок кажется невозможным,
но ты решился на него – и он оказывается осу-
ществим. Ты – главная виновница нашего успеха!
И, пожалуйста, не говори, что я незаслуженно на-
зываю тебя самоотверженной, это действительно
так, и я тебя очень ценю за это, дорогая моя де-
вочка: ведь мне хорошо здесь, в Ленинграде, разгла-
гольствовать, а ведь основная тяжесть разлуки
легла на тебя, мою маленькую. У меня много было
угрызений совести из-за этого, но теперь я вижу,
что всё хорошо, и я очень благодарен тебе за это.
Мои мысли всё больше вращаются вокруг будущего,
нашего самого радужного будущего. У меня всегда
основное – это будущее, такой взгляд очень помога-
ет пережить все испытания настоящего. Правда,
Анька! Это здорово помогает.
… «Любимая моя, ты глубоко ошибаешься, пола-
гая, что мои письма - лишь долг по отношению к
тебе. Для меня наши письма - тоже единственная
радость, девочка моя! Сегодня очень напряжённый,
чрезвычайно нервный день – последнее испытание -
экзамен по специальности и решение… От этого за-
висит наше будущее. Ведь, если в Сыктывкаре мы
будем простыми преподавателями, кто нас отту-
да отпустит, и кому мы будем нужны? Зато в слу-
чае аспирантуры, мы будем иметь возможность пе-
ревести тебя сюда. Всю - всю целую, мою родную».
… Дорогой мой мальчик! Наконец-то могу поздравить
тебя и нас, ты - аспирант!! Это большая ответственность и
за всех нас, мы все - твои болельщики! Держись!
… «Маленькая моя девочка, только что получил
очередные два письма; ты знаешь, Эни (иногда отец
называл маму так), меня беспокоит твоё состоя-
ние. Ну разве можно так? Ведь, это же очень хоро-
шо, что мы так любим друг друга, а у тебя любовь
превращается в несчастье. Анечка, я, конечно, по-
нимаю, как тебе трудно, ещё бы! Но вот любовь
как раз и должна облегчать всё это. Я ведь тоже
люблю тебя очень сильно! И мне это только помо-
гает. Осталось 1,5 месяца (до планируемой первой
после разлуки встречи), т. е. меньше половины того,
что прошло со дня нашей разлуки! Это меня очень
подкрепляет. Анечка, извини уж меня за короткие
письма – всё этот доклад, развязаться бы поскорее
с ним. Целыми днями сижу, только в магазин вы-
хожу и опустить письмо. Вчера приходила мама –
купила, наконец, себе пальто. Конечно, можно было
бы взять и получше, но - хорошо, что будет тепло!
Напиши, как у тебя закончилась практика…Эни,
до нашей встречи 6 телефонных разговоров!! Вы-
держим! А пока - спи спокойно, моя любимая! »
«… Дорогой мой Анёк! Сейчас лягу спать - только
что закончил проверять контрольные работы моих
басурманов. Надо бы ещё немного подготовить анг-
лийский, но не могу - спать хочется, сейчас уже, на-
верно, часа 4 утра. … Зато так приятно, Анечка,
ложиться спать с мыслями о тебе. А ты может
быть уже видишь меня во сне, только холодно тебе
одной, как бы я согрел тебя! Скоро, уже скоро!»…
…«Любимый, ты говоришь, что всё острее чувствуешь
разлуку, а у меня наоборот: я сначала - просто задыхалась,
была в отчаянии, мне казалось, что не выживу! Страшно
вспоминать! А теперь... я спокойна и готовлю себя рабо-
тать ещё и ещё. Конечно, я очень скучаю, мне не хватает
тебя, но – теперь я могу рассуждать!!... …Как меня спасает
классическая музыка - вот сейчас Бах – плачу и постепен-
но успокаиваюсь…
… Впервые выступала с публичной лекцией! По на-
стоятельной просьбе парт. организации города и инс-
титута для «актива» (людей, занятых воспитанием). Ор-
ганизаторы попросили слушателей написать отзывы.
Представь - только положительные! Один, более про-
странный, посылаю: «Лекция великолепна. Отличная
дикция лектора, личная обаятельность в сочетании с
высоким умением доходчиво, убедительно препод-
нести материал является примером для подражания.
Считаю лектора отличным специалистом и педагогом.
И женщина она красивая!..»
….«My (англ. «мой»)! 3 дня в неизвестности из-за
телефонной связи. Повреждение. Теперь, надеюсь,
ты успокоилась - мы хорошо поговорили! Я только
что с гор. станции: взял билет!! Достался пос-
ледний, боковое место. Начинаю упаковываться!!
Чемодан возьму у Ваньки (однокурсник и приятель
отца по университету и аспирантуре), не покупать
же. Это моё письмо ведь последнее, девочка моя,
«прощальное». Скоро ты получишь меня самого!
Я только боюсь, как бы наша встреча не оказала
плохое воздействие на тебя. Мы должны будем,
Анечка, после неё расстаться с самым лучшим на-
строением! Иначе наша встреча не принесёт нам
никакой пользы. Ну, я, конечно, надеюсь на тебя -
ты ж у меня умница…. Прими, любимая мой пос-
ледний бумажный поцелуй и жди настоящего…»
Их встреча состоялась через три месяца после
отъезда мамы в Сыктывкар. Чемодан отец взял дру-
гой – тот, с которым мама приехала с Дальнего Вос-
тока в Ленинград – деревянный. Собрал, каких мог
продуктов – и отправился. Был ноябрь, в Сыктыв-
каре – настоящая зима, а у отца было только старое
осеннее пальто, купленное на рынке после того, как
у него украли одежду при возвращении из госпи-
таля, летние ботинки и кепка. Прямого сообщения
с Сыктывкаром не было, вообще никакого не было.
Надо было доехать до Котласа, а там искать маши-
ну, такую грузовую открытую машину, на которой
еще ехать в кузове около полутора часов. Приехав
в Котлас, отец узнал, что ближайшая машина будет
через 10 часов, но разве мог он ждать, когда вре-
мени на свидание – всего неделя?! Он узнал, что
можно пойти напрямую через реку по льду – 4 км.
И вот он, в легкой одежде, с тяжеленным деревян-
ным чемоданом (вез маме продукты и что-нибудь
вкусненькое!), на протезе, от которого постоянные
боли – пошел через реку по льду. Чемодан привязал
веревкой и катил его. Можно представить, как он
замерз! Но ведь он спешил! Мама как будто знала,
что так будет – она заранее заказала баню, припасла
бутылочку водочки… Это была счастливая неделя,
которая пролетела мгновенно.
«…Ты покинул меня, родной, как мне опять трудно без
тебя жить, сон и аппетит пропали, но должна терпеть,
надеяться, что станет легче со временем… …Опять мне
страшно в комнате, всё напоминает о тебе, везде ты, но
я одна. Стараюсь не плакать, Павлик, не беспокойся, это
состояние пройдёт. Главное - береги себя! Откажись от
части общественных поручений… …Передают Бориса Го-
дунова! Козловский исключительно исполняет юродиво-
го. Пришла с методологического семинара, наш философ
Федин совсем, бедняга, запутался в рефлексах, инстинк-
тах, в механизмах психики (я бы тоже запуталась!). А жена
слушала его с обожанием. Как я ей завидовала! Они вмес-
те! Если бы знали преподаватели, как мне бывает тяжело.
Им кажется, что я никогда не унываю и даже восхищаются
этим…
Конечно, после разлуки опять стало тяжело, но все
же самый трудный этап – период до первой встре-
чи – был пройден. Дальше стало легче.
«Родной мой! Сегодня твой день (день артиллерии), ты