— Я знал, что этот день закончится гребаной кровавой свадьбой, — пробормотал Маттео после того, как Лука посвятил его в детали.
— Конечно, я надеялся, что это даст мне шанс всадить нож в одного из вас, ублюдков.
— То же самое, — сказал Римо с опасной усмешкой.
Мы не остановились, и когда проходили мимо патио, Джулия заметила нас. Она оторвалась от своего мужа Кассио и бросилась к нам, когда мы вошли в фойе.
— Ты должна уйти, — твердо сказал ей Лука.
Она встала на нашем пути и посмотрела на Дюранта.
— Сегодня ты наконец получишь то, что заслужил за то, что сделал с Киарой. — она встретилась со мной взглядом. — Заставь его заплатить.
— О, обязательно.
Подошел Кассио и оттащил жену. Он посмотрел на Луку, положив руку на пистолет.
— Тебе нужна помощь?
— Нет, — ответил Лука. — Это дело Каморры.
Я наклонил голову, удивлённый его ответом. Когда мы вошли в спальню, Киара стояла перед окном, одетая в брюки и толстый свитер. Увидев дядю, она побледнела и попятилась, ударившись о стену.
Мы с Римо бросили ее дядю на пол.
— Что ты им сказала, предательница? — прорычал он.
Я резко выдернул нож из его икры, наклонился и ударил его кулаком в горло, чтобы заставить замолчать. Он зашипел и упал вперед.
Киара наблюдала за происходящим широко раскрытыми глазами. Лука сделал несколько шагов к Киаре, но она вздрогнула, все еще не оправившись от ужаса. Я преградил ему путь.
— К сожалению, я не могу позволить тебе приблизиться к моей жене.
Лука нахмурился, но кивнул.
— Она твоя. — потом он заговорил с Киарой. — Я могу позволить Нино наказать Дюранта, только если знаю, что он этого заслуживает.
Киара обхватила себя руками за грудь, с трудом сглотнула, посмотрела на дядю и отвернулась. Некоторое время она ничего не говорила, но ее начало трясти.
|
|
— Мне было тринадцать, — прошептала она и всхлипнула. Ее темные глаза встретились с глазами Луки, и то, что он увидел на ее лице, убедило его, потому что его лицо окаменело, когда он посмотрел на Дюранта.
— Ты подчиняешься решению Каморры, дядя. — его губы растянулись в улыбке, похожей на ту, которой славился Римо. — Я бы посоветовал тебе надеяться на милосердие, но мы знаем, что ты не получишь его не от Нино и не от Римо.
Милосердие? Нет.
Дюрант закашлял, все еще пытаясь вернуть голос после моего удара в горло.
— Лука, я твоя семья.
Лука усмехнулся.
— Ты насильник детей. Ты не член семьи. — Лука перевел взгляд с Киары на Дюранта, потом на меня. — Не запачкай кровью потолок и стены. Эта заноза в заднице, так что рисуй им.
— Лука! Ты не можешь этого сделать! — умолял Дюрант. Он упал вперед и схватил Луку за ноги. — Умоляю тебя.
Лука прищурился.
— Отпусти меня. — когда Дюрант этого не сделал, Лука схватил его за воротник и отшвырнул от себя. Дюрант, вздрогнув, поднялся на ноги, и я преградил ему путь.
Вошел Маттео и протянул веревку Римо, который взял ее с кривой улыбкой. Затем семья Консильере ушла. Лука тоже вышел, но прежде чем закрыть дверь, сказал.
— Не тревожьте соседей своими криками и не кормите его членом. Я хочу вручить его вместе с простынями утром, чтобы передать сообщение моим людям.
— Не волнуйся, у него достаточно других частей тела, которыми мы можем его накормить, — сказал Римо. — Его яйца могут сработать.
Лука закрыл дверь. Дюрант взглянул на Киару, застывшую на диване рядом с кроватью.
|
|
— Пожалуйста, Киара.
Я ударил его кулаком в рот. Он упал навзничь, хрипло крича.
— Ты не будешь обращаться к ней. Ты не посмотришь на нее, пока она не разрешит.
Дюрант прижал ладонь к кровоточащему рту, стонал и плакал.
— Если ты уже плачешь, то ночь будет нелегкой для тебя, — сказал Римо, вытаскивая нож. Потом рассмеялся.
— Тебе нужна моя помощь? — спросил Фабиано. Он уже засучил рукава и всегда был полезен, когда дело касалось пыток, но сегодня мы с Римо справимся.
— Нет. Попроси доктора Фамильи сделать переливание. Я не хочу, чтобы он умер слишком рано, — сказал я ему. Фабиано тут же умчался.
Дюрант попятился, когда я приблизился. Я схватил его и толкнул к кровати. Он попытался слезть, но я толкнул его вниз и ударил кулаком по яйцам. Он закричал, и я наклонился над ним, глядя в его наполненные болью и ужасом глаза, когда я засунул носок ему в рот.
— Твои крики не будут слышны так же, как крики Киары, когда ты вонзил в нее свой член. — я показал ему свой нож и пробормотал,
— Я вставлю мой клинок в каждый чертов дюйм твоего тела. Надеюсь, тебе понравится так же, как и мне.
Я сделал знак Римо, и он вышел вперед с веревкой. Мы связали Дюранта с распростертым орлом. Оттолкнувшись от кровати, я начал расстегивать рубашку и стряхнул ее. Римо тоже снял рубашку. Не было смысла портить наши белые рубашки.
— Ты хочешь, чтобы она осталась?
Я случайно взглянул на Киару, которая не двигалась с дивана, ее глаза были огромными, когда она смотрела на своего дядю.
— Ты можешь идти, — сказал я ей.
— Иди в мою комнату, — сказал Римо. — Можешь спать там. Я буду слишком раздражен после этого, чтобы спать.
|
|
Она моргнула, потом слегка кивнула, но не сдвинулась с места. Возможно, ей нужно было посмотреть. Я повернулся к ее дяде.
— Во-первых, я собираюсь разорвать каждый из твоих пальцев, — я ему объяснил. — Пальцы, которые прикасались без разрешения.
— я кивнул Римо.
Я схватил Дюранта за левую руку, Римо за правую.
— Это будет больно. Но не волнуйся, ты привыкнешь к боли. Когда это произойдет, я позабочусь о том, чтобы тебе было немного тяжелее.
Г Л А В А 7
• ────── ✾ ────── •
КИАРА
Я вздрагивала каждый раз, когда раздавались сдавленные крики дяди, когда Римо и Нино ломали ему пальцы. Но я смотрела не на дядю, а на лицо мужа. Выражение его лица было острым и внимательным, когда он наблюдал за моим дядей, как будто он проводил интересный эксперимент.
Затем они начали срезать с него одежду, снова и снова разрезая кожу. Я вскочила на ноги. Я не могла смотреть на это, не могла видеть его голым, не могла больше слушать его приглушенные крики.
Нино посмотрел на меня и помешал брату снять с дяди трусы. Нино подошел ко мне.
— Хочешь услышать, что он скажет, прежде чем ты уйдешь?
Я не была уверена, но слегка кивнула.
Нино вернулся и вытащил носок изо рта дяди.
— Прости, — прохрипел Дюрант. — Пожалуйста, прости меня.
Его глаза умоляли меня. Нино посмотрел на меня холодными серыми глазами, лишенными эмоций, несмотря на то, что он делал с моим дядей.
— Ты прощаешь его?
Смогу ли я простить его? Сможете ли вы простить, что ваше детство было разрушено? Имея свою невиновность, которую от вас оторвали? Потерять это детское доверие к своей семье самым худшим образом?
— Нет, — ответила я.
Нино сунул носок Дюранту в рот.
Мне пришлось уйти, когда Нино опустил нож на грудь дяди. Я закрыла дверь и судорожно вздохнула, затем напряглась, заметив, что Фабиано направляется ко мне с сумками для переливания крови. Я отодвинулась в сторону, чтобы он мог войти, но через мгновение он вернулся с пустыми руками.
— Я отведу тебя в комнату Римо. Нино присоединится к тебе позже.
Я ничего не сказала, просто смотрела на высокого блондина. Мы шли молча, и когда я вошла в комнату Римо, он оставил меня в покое. Я подошла к кровати и забралась под одеяло, вглядываясь в темноту. Кровать была слишком тяжелой от воспоминаний о прошлом, даже если это была не та кровать, где это произошло.
Выскользнув из кровати, я свернулась калачиком в одном из кресел, не утруждая себя одеялом.
Много позже дверь со скрипом отворилась. Когда из коридора полился свет, я увидела Нино в свадебном костюме. Затем он закрыл дверь, погрузив нас в темноту. Он остановился на полпути к кровати.
— Можешь спать в кровати. Сегодня она Римо не понадобится. Она наша.
Я сглотнула.
— Я уже много лет не сплю в постели.
— Почему? — в его голосе не было осуждения, только легкое любопытство.
— Потому что именно там это и произошло, — задохнулась я.
— Он умолял о смерти, если это хоть как-то тебя утешит.
У меня перехватило дыхание. Так ли это? Этого не должно было быть, но часть меня почувствовала утешение.
— Спасибо, — прошептала я.
— Власть, которую он все еще держит над тобой... это то, что ты должна сломать.
Я встала и медленно подошла к кровати. В тусклом свете я могла различить только высокую фигуру Нино, но у меня было ощущение, что он наблюдает за мной.
Я легла и укрылась одеялом. Тень Нино сдвинулась, и я услышала шорох одежды. Он снимал свадебный костюм. Остатки страха заставили мое дыхание измениться. Возможно, так будет всегда. Попробует ли он еще раз? В конце концов, я была его женой.
— Ты должна попытаться заснуть, — сказал он с той же спокойной медлительностью, когда скользнул под одеяло. Он не подвинулся достаточно близко, чтобы мы могли коснуться друг друга.
— Не могу.
— Кошмары не прекратятся, потому что он мертв, — сказал он, и я знала, что он прав, но было тревожно, что он знал. Они называли его гением, таким же извращенным и опасным, каким он был умным. И я поняла, что он был всем этим и даже больше. Чудовище.
Каждый порез, который он наносил дяде Дюранту в моем присутствии, говорил о клинической точности, о годах практики, и я знала, что после моего ухода было хуже.
В конце концов он умолял о смерти.
— Но он больше никогда не причинит тебе вреда, и никто другой тоже, — сказал он, как будто произнося эти слова, он сделал это законом.
Из-за того кровавого послания, которое он послал сегодня.
— А как насчет тебя? — молчание. — Ты сделаешь мне больно?
Он пошевелился, и кровать зашевелилась под его весом. Я сделала глубокий вдох, прежде чем смогла остановить себя. Даже в темноте я видела, как он повернулся ко мне.
— Я тоже не причиню тебе вреда. По крайней мере, физически.
— Но ты будешь мысленно? — спросила я.
— Нет. Не намеренно. — он помолчал. — Но я ничего не чувствую.
— Не чувствуешь что?
Жалости? Милосердие?
— Чувств.
Я пыталась понять, что он имел в виду.
— Ты не чувствуешь эмоций?
— Не чувствую с тех пор, как я был ребенком. — он помолчал.
— Не так, как обычно. Это трудно объяснить.
Социопат. Так называли таких людей, как он.
— Я признаю их, и я могу моделировать их удовлетворительным образом, если я хочу, но я не чувствую их.
Я не знала, что сказать. Возможно, его признание должно было напугать меня.
— И что это значит для нас?
— Это означает, что я никогда не буду действовать на гнев, страх или печаль, но …
— Но никогда на любовь или привязанность, — закончила я.
Интересно, зачем он убил моего дядю, если не из за гнева? Была ли это привычка? Потому что так обстоят дела в Вегасе? Даже в Нью-Йорке любой мужчина убил бы того, кто опозорил его невесту.
— Да.
Я не нуждалась в любви, пока знала, что я в безопасности от него. Кроме того, я уже много лет не испытывала настоящей привязанности. Я могла бы пережить больше.
— А как насчет желания?
— Это не эмоции. Это животное влечение. И в основном люди животные.
Не так безопасно, в конце концов.
— Значит, ты действуешь по желанию. — страх вернулся в мой голос, и мое тело сжалось вместе с ним.
В темноте я заметила легкое движение его лица.
— Я знаю. И чтобы быть откровенным, я хочу твое тело. — вот оно. Мой пульс ускорился, и я почувствовала новую волну паники.
— Но я не буду действовать.
— Не будешь?
— В какой-то момент может потребоваться, чтобы мы произвели потомство, но до тех пор я могу искать других девушек, чтобы удовлетворять мои потребности... если это то, что ты предпочитаешь?
Такой клинический и бесчувственный.
— Да, — сказала я, радуясь, что он предложил что-то подобное. Я чуть не заплакала от облегчения.
Он ничего не сказал. Для него это было решено. Я закрыла глаза. Мне показалось, что с моей груди свалилась тяжесть, и я снова смогла дышать свободно.
• ── ✾ ── •
Я сопротивлялась, пыталась оттолкнуть его, но он был слишком силен. Задыхаясь, я проснулась и запаниковала, потому что что-то удерживало меня. Я боролась сильнее, ужас царапал мою грудь. Только одна моя рука была свободна. Я замахала руками. Твердая рука схватила меня за запястье, и я издала сдавленный звук. Зажегся свет, и я заморгала от яркого света.
— Успокойся, Киара. Ты запуталась в одеялах.
Мне потребовалось мгновение, чтобы понять, кто говорит, кто держит меня за запястье. Надо мной появилось лицо Нино, и я вжалась в подушку. Я потянула его за запястье, и он отпустил меня.
— Позволь мне помочь тебе.
Он потянулся ко мне, и я застыла, наблюдая за его рукой. Он схватил одеяло и дернул. Они освободились, и я была свободна. Я сделала глубокий вдох.
Его волосы были растрепанны и не были зачесаны назад или собраны в короткий хвост, он выглядел более человечным, почти доступным. Конечно, все изменилось в тот момент, когда мои глаза опустились ниже его горла, где начинались татуировки. Почти каждый дюйм его туловища был покрыт ими. Они едва касались его шеи, поэтому не были видны, если он был в рубашке. Татуировки змеились по его плечам, спине и рукам, доходя до запястий, как рукава. Они не скрывали стальные очертания мышц или шрамы.
Я сглотнула и села. Моя кожа была скользкой от пота, но я дрожала.
— Я не привыкла к такому пространству. Шезлонг, на котором я спала, не позволял мне двигаться достаточно, чтобы запутаться.
Нино все еще опирался на руку. Его взгляд скользнул по моему лицу, и это заставило меня остро осознать нашу близость и то, как грубо я его разбудила. Должно быть, он уже понял, какую паршивую сделку заключил. Я была совсем не похожа на обещанный приз. Он не мог претендовать на меня, и я украла его сон.
— Я в полном беспорядке, — прошептала я. — По крайней мере, тебе не нужно беспокоиться о том, что другие мужчины попытаются напасть на меня.
— Меня это не волнует, — тихо сказал он.
Я склонила голову набок.
— Ты обнаружил, что получил неисправный приз?
— Неисправный? — спросил он.
Я указала на себя.
— Сломанный. Я не та, что была обещана. Ты должен вернуть меня.
Нино принял сидячее положение и подвел нас ближе. Я заставила себя оставаться неподвижной, но мое тело напряглось. Его глаза скользнули по мне, возможно, заметив мою реакцию, но он не отстранился.
— Мне обещали жениться на Витьелло. Девушку с красотой и грацией. Ты выполняешь мои требования.
Я уставилась на него.
— Ты думаешь, я красивая?
— Можно подумать, что это плод моего воображения, но твоя красота факт. И причина, по которой я не беспокоюсь о мужчинах, делающих шаг к тебе, заключается в том, что ты теперь Фальконе, моя жена, и в Лас-Вегасе никто не идет против нас.
Я сглотнула.
—Тьма имеет власть над тобой, потому что он пришел за тобой ночью? — я кивнула, а затем сделала еще один глоток. — Твои ночи в безопасности. Теперь ты в безопасности, Киара. Даже в темноте тебе нечего бояться, никого, потому что я здесь, и им придется пройти через меня. И никто никогда не выигрывает у меня. Я самое опасное существо в темноте, но ты не должна меня бояться.
Я опустила глаза, не понимая.
— Почему?
— Что почему?
— Почему я не должна тебя бояться? Ты Фальконе.
— Так и есть. И мы с братьями защищаем друг друга, потому что мы семья, и мы защищаем Фабиано, потому что мы сделали его семьей, а теперь мы защитим тебя, потому что ты моя жена, и это тоже делает тебя семьей. Вот какой должна быть семья, тебе не кажется?
Я посмотрела на него с дрожащей улыбкой.
— Так тебя воспитывала семья? Как твой отец воспитывал тебя? Потому что мой отец избивал меня и убил мою мать, пытаясь спасти свою жизнь. Тетя Эгидия и дядя Феликс обращались со мной как с обузой и изгоем, потому что мой отец был предателем, а дядя Дюрант, он... он...
— Мои отец и мать никогда не были семьей. Они были кровью, не более того. Мои братья и я кровь, но мы также решили быть больше, быть единым целым. Мы кровь и избранная семья. И мы защищаем семью. — выражение его лица было более оживленным, чем я когда-либо видела, и мне было интересно, осознает ли он это... действительно ли он был таким бесчувственным, как утверждал.
— Если ты решишь стать Фальконе, если ты решишь стать нашей семьей, если ты решишь стать моей не только на бумаге, но и потому, что это твой долг, тогда мы защитим тебя.
— Что я должна сделать, чтобы стать семьей? Быть твоей?
— Быть лояльной. Будь надежной. Забудь о своей кровной семье и Нью-Йорке. Вырежи узы, которые связывают тебя с ними и стань Фальконе. Это мы против остальных. Так будет всегда.
— Я могу это сделать.
Ничто в Нью-Йорке меня не удерживало. Единственным человеком, о котором я заботилась и который заботился обо мне, была Джулия, и мы едва видели друг друга, потому что она жила в Филадельфии, а я жила в Балтиморе с ее родителями. Кроме того, ей нужно было заботиться о детях с Кассио.
Он кивнул и откинулся на спинку кровати.
— А теперь постарайся уснуть.
Я легла на бок, и Нино погасил свет. Как всегда, мое тело охватил страх в темноте. Я сосредоточилась на спокойном дыхании Нино. Он был слишком далеко, чтобы я могла почувствовать тепло его тела, но я слышала его. Он не спал. Я не знаю, почему я это знала, я просто знала. Я закрыла глаза и считала его дыхание, пока сон не потянул меня вниз.
НИНО
Дыхание Киары оставалось напряженным в течение долгого времени после ее кошмара. Я знал, что она пытается убедить меня в том, что заснула, и позволил ей думать, что ей это удалось. Любопытно, как часто люди забывают о мелких деталях, когда дело доходит до языка тела. Дыхание во сне имеет другое качество, чем наяву, особенно если моменты бодрствования наполнены страхом.
Я привык к чужому страху; люди боялись меня из-за моего имени и татуировки Каморры. Даже если они не знали меня, они боялись меня, потому что видели меня в клетке или потому что понимали, что я ничего не чувствую. Это глубоко выбило из колеи большинство людей, когда они поняли, что мое пустое выражение лица не было вынужденным. Это было естественно.
Киара слегка пошевелилась. Она уже спала, но ни мой разум, ни мое тело не жаждали сна. Обычно после пыток у меня не возникало проблем со сном. Пульс у меня не участился, кровь не закипела, и все же на этот раз, лежа рядом с Киарой, я ощущал какое-то внутреннее беспокойство.
Я не был уверен, почему так сильно отреагировал. Может быть, потому, что как моя жена я чувствовал себя обязанным защищать ее.
В конце концов я выскользнул из постели и вышел из комнаты. В этот час в доме и в саду было тихо. Люди покинули вечеринку, пока мы с Римо были заняты Дюрантом. Я предположил, что Лука настоятельно посоветовал им уйти. Тьма никогда не таила для меня таких ужасов, как для Киары. Я наслаждался его мирной тишиной. Я спустился вниз и, следуя за легким ветерком, направился к французским окнам.
Как и ожидалось, Римо тоже не спал. Он стоял на вершине холма и смотрел на океан. Он не потрудился надеть брюки или рубашку после того, как мы закончили с Дюрантом. Он стоял только в одних трусах.
Его тело напряглось при моем приближении, но затем его мышцы расслабились. Я остановился рядом с ним, но он не обернулся. Запах меди заполнил мой нос, и мои глаза прошлись по его телу. Даже в тусклом лунном свете было видно, что он даже не потрудился привести себя в порядок.
— Почему ты все еще в его крови? — с любопытством спросил я.
— Когда в нашей жизни был хоть один день без крови? — он бросил мне мои предыдущие слова. Я нахмурился. Римо был в странном настроении. — Ты знаешь, какой сегодня день?
— 25 апреля, — ответил я, хотя знал, что он не это имел в виду.
Он повернул голову, и выражение его лица заставило бы большинство людей убежать.
— Это ее день рождения.
— Я знаю.
— Прямо сейчас она, блядь, делает вдох, вдох, который не должна делать. Она должна гореть в аду.
В груди у меня все сжалось, как иногда бывало, когда Римо вспоминал о нашей матери.
— Мы все еще можем убить ее, — сказал я.
Римо сжал руки в кулаки.
— Да. Могли бы. — его глаза оценивающе смотрели на меня.
— Четырнадцать лет, а она все еще дышит.
— Мы можем попросить об этом Фабиано. Он поймет.
— Нет, — прорычал Римо. — Этот день останется между нами. И если кто-то и убьет нашу мать, то это будем мы. Вместе. — он протянул руку, демонстрируя татуировку Каморры. Я кивнул и схватил его за руку, как он схватил меня. — Ради тебя я прошел бы через чертов огонь.
— Ты уже сделал это, Римо, — сказал я.
Он отпустил мою руку и глубоко вздохнул.
— Запах крови всегда напоминает мне о том дне. Разве это не иронично, учитывая, сколько крови мы пролили за эти годы? Можно было бы подумать, что это удастся заглушить в один гребаный день.
— Некоторые вещи остаются с тобой, — сказал я.
Римо кивнул.
— Раз ты здесь, я полагаю, ты не трахал свою жену.
— Ее прошлое тоже осталось с ней. Убийство дяди ничего не изменило.
— Разве убийство матери что-то изменит для нас? — тихо спросил он.
Я задумался, но на этот раз не знал ответа.
— Понятия не имею.
Г Л А В А 8
• ────── ✾ ────── •
НИНО
Как всегда, я проснулся около шести утра, лежа на спине и уставившись в потолок. Я проспал около двух часов, что было не намного хуже, чем моя средняя ночь. Я повернул голову на звук мягкого дыхания. Киара свернулась калачиком, ее лицо было скрыто волнистыми темно-каштановыми волосами. После кошмара она крепко спала, и, вернувшись в спальню после разговора с Римо, тоже быстро заснул. У меня не было проблем со сном рядом с ней, даже если прошло много лет с тех пор, как я делил постель с кем-либо, тогда это было с моими братьями, потому что у нас было только две кровати.
Я сел, желая подготовить все к презентации простыней и Дюранта.
Киара резко проснулась, ее глаза расширились от ужаса, когда они остановились на мне. Ее тело напряглось еще сильнее, прежде чем она сглотнула и, наконец, расслабилась.
— Прости.
— За что? — спросил я. Она извинилась за естественную реакцию своего тела. Я не был уверен, почему она думала, что ее страх обидеть меня. После всего, через что ей пришлось пройти, и учитывая, кто я такой, для нее было естественно так реагировать. Убийство дяди и отказ предъявить права на ее тело ничего не изменят.
Она ничего не сказала, и я не мог прочитать выражение ее лица. Я спустил ноги с кровати и встал. Киара ахнула позади меня. Я оглянулся на нее через плечо. Я был голым, потому что предпочитал спать без одежды.
— Я собираюсь принять душ. Тебя беспокоит моя нагота?
Она дернула головой, кивая и качая головой, глядя на одеяла.
— Это да или нет?
— Ты мой муж.
— Так и есть. Но это не ответ на мой вопрос.
Я повернулся к ней лицом, чтобы попытаться вызвать более сильную реакцию. Она сглотнула, ее щеки покраснели.
— Меня это не беспокоит.
Я прищурился.
— Доверять значит не лгать, Киара.
Ее глаза метнулись к моему лицу, и она поджала губы в... разочаровании?
— Окей. Я солгала. Это меня очень беспокоит. Ты пугаешь меня, когда ты голый. Счастлив?
— Не понимаю, как это может сделать меня счастливым.
Она покачала головой. Затем ее глаза метнулись к моему паху, она снова напряглась и отвела взгляд.
— Моя нагота не представляет для тебя опасности. Это не делает меня более опасным, и одежда не даст тебе никакой защиты. Это вопрос физической силы, а не слои одежды.
Мои слова не возымели должного эффекта. Она опустила плечи, делая себя меньше. Страх. Я не знал, как с ней обращаться. Мое отсутствие эмоций никогда не было большой проблемой, когда я имел дело с моими братьями или Фабиано; их было не легко оскорбить, и еще труднее напугать. С другими мое отсутствие эмоций было полезным активом.
— Киара, — я смягчила свой голос, Чего никогда не делал. Ее карие глаза метнулись к моему лицу. — Я сильнее тебя. Это факт. Если бы я хотел причинить тебе боль, меня бы ничто не остановило. Это тоже факт. Но, как я уже сказал, я не собираюсь причинять тебе боль. Моя нагота ничего не меняет. И то, что ты голая рядом со мной, ничего не изменит. Я более чем способен контролировать свои желания, как и любой другой мужчина.
— Мой дядя, — пробормотала она.
— Твой дядя не хотел контролировать свои желания и заплатил за это жизнью.
Для меня тема была исчерпана, поэтому я повернулся и направился в душ.
• ── ✾ ── •
Когда мы оба оделись, я посмотрел на часы. Было только половина восьмого. Еще рано.
— Почему бы нам не позавтракать перед презентацией простыней?
Глаза Киары расширились.
— Каких простыней?
— Простыни, на которых истекал кровью твой дядя
— Все поймут, что со мной случилось, — прошептала она, морщась.
— Тебе стыдно? — спросил я, потому что мне все еще было трудно читать по ее лицу и глазам. Мне потребуется некоторое время, чтобы связать выражение ее лица с соответствующими эмоциями.
Она рассмеялась и с трудом сглотнула.
— Конечно, я здесь.
— Тебе нечего стыдиться. Ты не сделала ничего плохого. Не превращайте себя в агрессора, когда ты была жертвой.
Она покачала головой, широко раскрыв глаза.
— Ты не понимаешь. Неважно, что он сделал это со мной. Они обвинят меня. Почему-то с жертвами всегда обращаются как с сообщниками. Ты мужчина. Ты не понимаешь.
Ее голос и слова заставили меня понять, что на ее лице отразился гнев.
— Дело не в том, чтобы быть мужчиной. То что ты сделала в этом нет ничего плохого. Он заставил тебя.
— Неужели ты не понимаешь? Я девушка. Я виновна по умолчанию. Так всегда бывает. Они скажут, что я просила. Улыбка означает, что я флиртую. Хорошее слово означает, что я прошу об этом. Открытая одежда означает, что я приглашаю на прикосновения. Это факт, Нино.
Я посмотрел на нее, удивленный ее горячностью. Девушки, с которыми мы имели дело, не были склонны к многословным ответам, но Киара была красноречивой и умной, и она могла постоять за себя, если преодолеет свой страх передо мной и мужчинами в целом.
— Если тебе стыдно, если ты позволяешь им так себя вести, ты укрепляешь их невежество. Борись с ними.
— Я дралась один раз в жизни, и от этого он сделал мне только хуже! — она закричала. Она снова сглотнула.
Я предположил, что это была ее попытка контролировать свои эмоции, чтобы остановить слезы, но они все равно скопились в ее глазах. Возможно, мне следовало продлить пытки ее дяди на несколько дней, но мы должны были вернуться в Вегас сегодня.
Ее глаза скользнули по моему лицу, и она напряглась.
— Мне очень жаль.
Я склонил голову набок.
— За что?
— За то, что кричала на тебя. Я не должна этого делать, не должна провоцировать тебя.
— Провоцировать меня?
Она нахмурилась. Мои слова, казалось, имели для нее так же мало смысла, как и ее слова для меня. Она обхватила себя руками за грудь в защитном жесте. Она боялась моей реакции?
— Твое мнение не провоцирует меня, Киара. И, как я уже сказал, я не действую на гнев. Ты не должна быть покорной. Я не почувствую нападения, если ты встанешь против меня. Я осознаю свой статус и власть и не нуждаюсь в твоем подчинении или лести.
Она нахмурилась еще сильнее, но опустила руки. Ее груди приятно прижались к ее топу, но я перевел взгляд на ее лицо. Мне в голову пришла еще одна мысль, о которой я раньше не задумывался.
— Когда он пришел за тобой, на простынях, должна была быть кровь.
Она побледнела.
— Так и было. Каждый раз.
— Почему служанки, которые чистили твои простыни, не предупредили твоих опекунов? Твой дядя Феликс поступил бы иначе, если бы Дюрант обесчестил тебя под своей крышей. Это то, что диктует честь.
Она явно боролась сама с собой, и я дал ей несколько минут, чтобы сформулировать ответ.
— Он заплатил одной из горничных, чтобы она очищала меня и простыни после... после того, как он закончил со мной.
Бессознательно я коснулся ее плеча, зная, что многие люди находят утешение в физической близости. На ее тело было приятно смотреть и приятно ощущать. Она не отпрянула. Она снова сглотнула и слегка улыбнулась мне.
— Как ее зовут?
— Горничную?
Я кивнул.
Киара колебалась, ее глаза изучали мое лицо, но что бы она ни хотела увидеть, этого не было.