Ребёнок затих.
– Боже мой, Меррит, – прошептала Фиби с удивлённой улыбкой. – Он просто чудо.
– Да.
Меррит чуть не стало дурно от пронзившей её тоски.
Именно в эту минуту она наконец смирилась с тем, что им не суждено быть вместе. Последняя глупая надежда, которую она ещё лелеяла, рассеялась, как облако дыма. Даже если они каким-то образом преодолели бы все остальные препятствия… Кир захочет иметь семью. Увидев его с ребёнком, Меррит это чётко осознала. Он захочет иметь собственных детей, а их она ему дать не могла. И даже если бы он согласился пойти на такую жертву, Меррит бы ему не позволила. Этот мужчина заслуживал идеальной жизни.
Особенно после всего, что у него отняли.
Когда Кир направился обратно к ним, Меррит постаралась скрыть все признаки своего отчаяния, хотя оно всё равно угрожало выплеснуться наружу.
– Спасибо, – горячо поблагодарила его Фиби при виде дремлющей дочери у Кира на плече.
– Иногда просто требуется пара новых рук, – сухо ответил Кир.
– Где вы этому научились? – спросила Фиби.
– У меня есть друзья с детьми. – Кир сделал паузу, и на его лице появилось немного смущённое выражение. – Полагаю, у меня дар усыплять малышей. В этом нет никакой магии. Стоит лишь немного похлопать, попеть и походить.
– Что ты пел? – спросила Меррит. – Колыбельную?
– Старинную островную песню о шелки. – Поняв, что это слово ни о чём им не сказало, он объяснил: – Шелки – это мифологическое существо, которое выглядит как тюлень в воде, но принимает человеческую форму на суше. В песне шелки ухаживает за девушкой, которая рожает ему сына. Семь лет спустя он возвращается, чтобы забрать ребёнка. – Кир помедлил, прежде чем рассеянно добавить: – Но перед тем как уйти, он говорит матери, что даст мальчику золотую цепочку, которую тот станет носить на шее, по ней она сможет узнать сына, если они когда-нибудь встретятся вновь.
– И они встретились? – спросила Меррит.
Кир покачал головой.
– Однажды ей приносят золотую цепочку, и она понимает, что сын мёртв. Застрелен... – Увидев, что Меррит вот-вот заплачет, он замолчал. – Ох! – тихо воскликнул Кир. – Нет... не надо...
– Как грустно, – проговорила она дрожащим голосом, проклиная себя за эмоциональность.
Кир тихо усмехнулся и подошёл ближе.
– Тогда лучше не рассказывать тебе конец. – Он обхватил ладонью её лицо и вытер большим пальцем слезинку. – Это всего лишь песня, милая. У тебя отзывчивое сердце. – Голубые глаза Кира сверкнули. – Предупреждаю, если не прекратишь плакать, мне придётся перекинуть тебя через плечо и похлопывать по спине, пока ты не уснёшь.
Меррит лишилась дара речи, неужели Кир искренне считал, что она воспримет его слова как угрозу.
Фиби издала тихий смешок, подруга точно знала, о чём подумала Меррит.
– Давайте присядем у камина и поболтаем, – весело предложила Фиби, – а я пошлю за чаем. Мне хочется узнать больше о вашем острове, мистер Макрей, и о том, каково было там расти.
Глава 22
На четвёртый день после того, как оправился от лихорадки, Кир почувствовал себя вполне сносно, чтобы вместе с Меррит спуститься в бухту. От дома шла живописная дорожка чуть ниже уровня земли, она вела к тропинке, которая выходила на раскинувшийся под голубым небом мелкопесчаный пляж. По левую сторону берег становился каменистым, а затем переходил в белый меловой утёс. Пляж выглядел ухоженным: песок будто просеяли и промыли, а края приливных водоёмов обтесали. Даже трава на дюнах росла аккуратно, словно по ней провели гигантским гребнем.
Хотя для Кира родной остров не шёл ни в какое сравнение с любым другим местом на земле, ему пришлось признать, что бухта обладала своей уникальной магией. Воздух был тёплым, светило ласковое солнце, а дымка придавала окружающему пейзажу сверкающий вид. Опустившись на корточки, Кир провёл ладонью по мелкому золотистому песку, который сильно отличался от белого и крупного песка на пляжах Айлея.
Меррит вопросительно на него посмотрела, он отряхнул руки и криво улыбнулся.
– Молчит, – объяснил Кир. – На берегу возле моего дома он поёт.
– Песок поёт? – озадаченно переспросила Меррит.
– Да. Если его пошевелить рукой или ногой, или на него подует ветер, песок издаёт звуки. Некоторые считают, что они больше похоже на писк или свист.
– Почему он издаёт звуки?
– Песок кварцевый, и все песчинки одинакового размера. Ученые наверняка могут объяснить его феномен. Но я предпочитаю считать это настоящей магией.
– Ты веришь в магию?
Кир встал и улыбнулся Меррит.
– Нет, но мне нравятся чудеса жизни. Призрачный огонёк, который сияет на мачте корабля в шторм, или птичий инстинкт, который каждый год приводит стаю к месту зимовки. Я люблю такие вещи, потому что не понимаю их.
– Чудеса, – повторила Меррит, смакуя слово.
Они неспешно прогуливались вдоль берега, мимо них сновали кулики и что-то клевали в приливной волне. Кира переполняли лёгкость и ощущение праздника, которых он не знал с детства. За всю свою взрослую жизнь он никогда так долго не бездельничал. Но ощущение благополучия дарила ему исключительно женщина рядом с ним.
Разговор с Меррит напоминал один из тех уютных и роскошных пиджаков на шёлковой подкладке, позаимствованный у Шаллонов. Она была очень умна, зрила в корень и читала между строк. Проявляла участие к переживаниям и герцога, и молодого помощника садовника. Благодаря её природному очарованию люди в компании Меррит чувствовали себя остроумнее, привлекательнее и интереснее. Кир делал всё возможное, чтобы устоять перед её чарами.
Но она кружила ему голову, и его неуклонно к ней тянуло.
Он обожал её красивые словечки: "уклончивость", "блистательный". Обожал непринуждённые улыбки, надушенные запястья и шею... Она была похожа на прекрасный подарок, который умолял его развернуть. От одной её близости в жилах закипала кровь. Прошлой ночью стоило ему лишь представить Меррит обнажённой и несколько раз коснуться своего мужского органа рукой, как Кира накрыла умопомрачительная разрядка, пронимающая до мозга костей. О чём он тут же пожалел, когда рёбра мгновенно пронзила такая острая боль, будто по ним ударили кувалдой. И всё же сегодня Кир жаждал Меррит сильнее, чем вчера.
Чтобы защитить себя, он пытался отгородиться от Меррит. Кир изо всех сил старался не поощрять откровенных разговоров. Он вёл себя дружелюбно, но подчёркнуто вежливо, окружая своё сердце стальной бронёй в надежде, что этого будет достаточно, чтобы его сберечь. А если нет... то на других женщинах придётся поставить крест.
Нужно поскорее уехать, иначе станет слишком поздно. Если уже не стало.
День Кир провёл с Фиби в семейной гостиной. Она играла с дочерью на одеяле, расстеленном на полу, а он занимал удобное кресло рядом. Ему сразу же понравилась Фиби, она была дружелюбной, прямолинейной и остроумной женщиной. Вместе с мужем управляла поместьем в Эссексе и могла с такой лёгкостью обсуждать сельское хозяйство и земледелие, что Кир почти забывал о её происхождении.
– Я подумала, что, возможно, ты захочешь полистать, – сказала Фиби, пододвинув увесистую книгу в кожаном переплёте на низком столике перед Киром.
– Что это? Альбом для вырезок?
– Альбом с фотографиями моей семьи. – Она осеклась: – Нашей семьи.
Кир покачал головой, отказываясь прикасаться к альбому.
– Не вижу в этом необходимости.
Фиби вскинула брови.
– Неужели тебе ни капельки не любопытно узнать о своих родственниках? У тебя нет никаких вопросов? Ты даже не хочешь на них взглянуть?
– Возможно, мы и не родственники. У нас нет неопровержимых доказательств.
– Чепуха. – Фиби бросила на него сардонический взгляд. – Наличие веских косвенных доказательств отвечает правовым стандартам доказывания, и в твоём случае их более чем достаточно, чтобы отбросить все разумные сомнения. – Она сделала паузу, а потом мягко добавила: – И ты бы уже сам обо всём знал, если бы просто поговорил с отцом.
Кир нахмурился и принялся поигрывать с бахромой из бисера на абажуре лампы, стоявшей на столе рядом с его креслом. С Кингстоном он общался мало и только в общей компании, и слава богу! Кир пока не был готов к неприятному и неизбежному разговору.
К счастью, герцог не настаивал на нём, вероятно, потому, что и так был чертовски занят. Каждое утро он штудировал гору отчётов и корреспонденции, надиктовывал сообщения личному секретарю и посылал лакея отправлять письма и телеграммы. Во второй половине дня Кингстон проводил встречи с арендаторами, торговцами или управляющими, а иногда принимал гостей из Лондона или других мест.
Однако в конце дня он откладывал все дела, и наступало время для отдыха. Все собирались за обеденным столом, уставленным серебром и хрусталём и освещённым множеством свечей. Лакеи в белых перчатках приносили изумительные блюда: сочные, приготовленные на гриле красно-белые креветки, пандлы, как называли их местные жители, овощной суп-пюре, приправленный нежными кусочками омара из Чичестера, форель из Эмберли прямо со сковороды, украшенную поджаренными ломтиками миндаля. На ужин подавали бесконечное разнообразие свежих овощей и мелко нашинкованных салатов, хлеб с только что взбитым маслом и тарелки с местными сырами и тепличными фруктами на десерт. Кир никогда в жизни так хорошо не ел.
Он тут же позабыл о своём диетическом меню. Кир демонстративно щедро наполнил свою тарелку и его взгляд метнулся к Меррит в ожидании возражений, но она лишь усмехнулась, позволяя ему поступать по-своему. Как же она ему нравилась. В определённых вопросах Меррит могла вести себя как маленькая задира, но никогда не превращалась в сварливую каргу.
– Ты собираешься поговорить с отцом? – настойчиво спросила Фиби, возвращая его мысли в настоящее.
– Он не предлагал, – пробормотал Кир.
– Он ждёт, когда ты это сделаешь.
– Я не знаю, чего он хочет. У него предостаточно сыновей. Мне нечего ему дать, да и от него ничего не нужно.
– Неужели это обязательно должна быть какая-то сделка? Разве ты не можешь принять ваши отношения и просто наслаждаться ими?
– О, да, – саркастически ответил он, – буду наслаждаться ими как охмурённая форель.
– Охмурённая?
– Это такой метод ловли форели в ручье возле валуна или крутого берега. Опускаешь голую руку в воду под форель. Через некоторое время начинаешь щекотать ей живот и подбородок кончиками пальцев. Когда завоюешь её доверие, и она ослабит бдительность, засовываешь пальцы в жабры и вытаскиваешь рыбу. И вот она уже шкварчит на горячей сковороде с маслом и солью.
Фиби рассмеялась.
– Отец... – начала она, но замолчала. – В некотором роде это похоже на него. Но ты не попадёшь на сковороду. Семья для него – всё. В детстве он потерял мать и четырёх сестёр из-за скарлатины, а потом его отправили в школу-интернат. Он рос очень одиноким. Поэтому отец свернёт горы ради любимых.
Она положила альбом Киру на колени и стала наблюдать за тем, как он послушно его листает.
Взгляд Кира упал на фотографию Шаллонов, отдыхающих на пляже. На ней присутствовала юная Фиби, она устроилась на коленях стройной, смеющейся матери с вьющимися волосами. Рядом сидели двое светловолосых мальчиков и держали в руках маленькие лопатки, а между ними находились развалины замка из песка. Прямо на вершине сидел ухмыляющийся светловолосый малыш, который только что его раздавил. Все они были одеты в одинаковые купальные костюмы, как команда маленьких моряков.
Присев на подлокотник кресла, Фиби переворачивала страницы с фотографиями своих братьев и сестёр, запечатлённых в разных возрастах. Габриэль был ответственным старшим сыном, Рафаэль – беззаботным и непокорным, младшая сестра Серафина – милой и мечтательной. Появление на свет самого маленького члена семьи, рыжеволосого мальчика Айво, стало для герцогини в то время полной неожиданностью, ведь она считала, что её детородный возраст уже прошёл.
Фиби остановилась на фотографии с изображением герцога и герцогини, сидящих вместе. Надпись внизу гласила: “Лорд и леди Сент-Винсент”.
– Её сделали до того, как отец унаследовал герцогство, – объяснила она.
Кингстон, в то время ещё лорд Сент-Винсент, сидел, положив руку на спинку дивана, повернувшись лицом к жене. Она была красивой женщиной с милой россыпью веснушек на лице и улыбкой, такой же беззащитной, как пульс на обнажённом запястье.
Кир перевёл взгляд на красивое лицо Фиби с чёткими классическими чертами, которые она явно унаследовала от отца.
– Ты больше похожа на него, чем на неё, – сказал он.
– Больше всех на него похож ты, – мягко ответила она. – Такое сходство не может быть простым совпадением. Ты же не станешь это отрицать.
Кир тихо застонал.
– Я не похож ни на него, ни на кого-то из вас. Наши миры слишком отличаются друг от друга.
Губы Фиби скривились.
– Можно подумать, что ты вырос на пиратском корабле или на другой планете, а не в Шотландии. Это всего лишь в нескольких широтах к северу отсюда. – Она сделала паузу. – Я даже не уверена, что формально тебя можно считать шотландцем.
Кир бросил на неё бессмысленный взгляд.
– Единственные кельтские предки со стороны Шаллонов – валлийцы, – объяснила она. – Я проследила родословную семьи твоей матери, согласно Справочнику пэров Дебрета ни в Ройстонах, ни в Пласкитах не течёт шотландская кровь.
– Я не шотландец? – потрясённо спросил он.
– Я изучила только два предыдущих поколения, – поспешно добавила Фиби, увидев выражение его лица.
Кир уронил голову на руки.
– Что-то с лёгкими? – Теперь в её голосе звучало беспокойство. – У тебя одышка.
Он покачал головой, дыша сквозь пальцы.
– Я подробно изучу твоё генеалогическое древо, – твёрдо заявила Фиби. – И отыщу шотландского предка. Не сомневаюсь, что ты такой же шотландец, как... как лепрекон в килте, скачущий на единороге по полю чертополоха.
– Лепреконы – ирландцы, – подняв глаза, мрачно заявил Кир.
И вновь уронил голову.
Глава 23
К концу второй недели в Херон-Пойнт Киру не терпелось вернуться домой. Он устал отдыхать, устал от умиротворяющих пейзажей, роскошных покоев и бесконечной сексуальной неудовлетворённости. Ему хотелось, чтобы в лицо ударил порыв холодного морского ветра, хотелось почувствовать запах торфяного дыма, услышать знакомый говор, увидеть скалистые холмы, задевающие верхушками облака. Кир скучал по винокурне, по работе, по друзьям. Скучал по себе прежнему, по человеку, который точно знал, кто он и чего хочет. Теперь же его одолевала неуверенность, он разрывался между родственными чувствами, и его терзало желание к женщине, которой он никогда не сможет обладать.
Вчера доктор Кент во время очередного объезда констатировал, что Кир выздоравливает на удивление хорошо. Рана на спине почти затянулась, объём лёгких вернулся к норме, а рёбра, по словам врача, должны полностью зажить в течение шести-восьми недель.
Но прежде, чем Кир успел сообщить Шаллонам о своём намерении уехать, его опередила Фиби.
– Мне пора возвращаться в Эссекс, – объявила она однажды утром за завтраком. Фиби взглянула сначала на Меррит, затем на Кира, и её губы тронула печальная улыбка. – Мне было приятно всех вас навестить. Жаль, что нужно уезжать, но меня уже заждались дома.
Услышав объявление дочери, Кингстон замер с газетой в руках и хмурым выражением на лице.
– Твоя мама возвращается из Парижа через несколько дней. Может быть, останешься до тех пор?
– Я скучаю по мужу и сыновьям.
– Скажи им, чтобы приезжали сюда.
Фиби подпёрла рукой подбородок и улыбнулась отцу.
– А кто будет управлять поместьем? Нет, я уезжаю сегодня днём трёхчасовым экспрессом в Лондон, а оттуда в Эссекс на пятичасовом. Я уже велела горничной начинать паковать вещи.
– Я поеду с тобой до Лондона, если не возражаешь, – внезапно проговорил Кир.
В столовой повисла тишина.
– Я остановлюсь там на ночь и отправлюсь в Глазго следующим утром, – добавил Кир, поняв, что все взгляды устремлены на него. Он стиснул зубы, молча бросая вызов любому, кто посмеет возразить.
– Возможно, у тебя совсем вылетело из головы, – едко заметил Кингстон, – но злоумышленник, благодаря которому тебя чуть не раскидало по докам Южного Лондона, как рыбные потроха, всё ещё не найден.
– Никто не знает, что я выжил в пожаре на складе, – отметил Кир. – Теперь они не будут меня преследовать.
– А ты не думал, – спросил Кингстон, – что, вернувшись на Айлей и возобновив работу винокурни, ты выдашь себя?
Кир нахмурился.
– Я не могу торчать здесь месяцами, носить шёлковые брюки и есть из дорогой посуды, пока моя жизнь разваливается на куски. У меня есть обязанности: дело, которым нужно управлять, люди, которым нужно платить. Собака, которую я оставил на попечение друга. Я не спрашиваю вашего разрешения.
– Дядя, – с непроницаемым лицом вмешалась Меррит, – мы вряд ли можем винить его за то, что ему не хочется оставаться заложником обстоятельств.
– Не можем, – согласился Кингстон, откинувшись на спинку стула и бросив холодный взгляд на Кира. – Но боюсь, что тебе придётся набраться терпения и остаться здесь ещё на некоторое время. На следующий же день после того, как ты появишься на своей винокурне живым и здоровым, объявится новый убийца и попытается тебя прикончить.
– Пусть только попробует, – парировал Кир. – Я в состоянии постоять за себя.
Герцог насмешливо выгнул бровь.
– Впечатляет. Всего несколько дней назад мы радовались тому, что ты смог пить через соломинку. А теперь, очевидно, ты поправился окончательно и сможешь пережить драку в переулке.
Кир мгновенно ожесточился.
– Я умею защищаться.
– Это не имеет значения, – ответил Кингстон. – Как только мышцы на руках устанут, то локти выгнутся, и нападающий найдёт лазейку.
– Вам-то откуда знать о драках? Даже несмотря на мои сломанные рёбра, вы бы не смогли меня одолеть.
Герцог посмотрел на него взглядом опытного льва, которому бросил вызов дерзкий детёныш.
Он спокойно взял со стола маленькую перечницу и высыпал горсть молотого чёрного перца Киру в тарелку.
Кир озадаченно опустил глаза, над тарелкой поднялось серое облачко. В носу защипало, и он чихнул. Грудную клетку тут же пронзила жгучая боль. Он отвернулся от тарелки и согнулся пополам.
– Чёрт бы вас побрал! – с трудом выдохнул Кир.
Вскочив, Меррит бросилась к нему и осторожно положила руку на спину Кира, пока он пытался прийти в себя.
– Принести обезболивающее? – спросила она голосом, полным беспокойства.
Кир покачал головой. Схватившись за край стола для опоры, он выпрямился и бросил на Кингстона злобный взгляд.
Наглядно продемонстрировав свою мысль, герцог беспардонно посмотрел на Кира и отодвинулся от стола.
– Пойдём со мной.
– Зачем? – опасливо спросил Кир.
– Выйдем прогуляться. – Кир ничего не ответил, Кингстон нетерпеливо скривил рот. – Это такой древний способ передвижения: поочерёдно поднимаешь и опускаешь ноги, наклоняясь вперёд. – Его взгляд скользнул по повседневной одежде Кира, по свободному шерстяному пиджаку и брюкам из плотной ткани. – Тебе придётся сменить кожаные ботинки на парусиновые. Встретимся в задней части дома, у двери, ведущей к утопленной дорожке.
Мерзавец хотел прогуляться к бухте.
Хотя Кира так и подмывало послать герцога к чёрту, он придержал язык, провожая его взглядом. Прижав руку к больным рёбрам, он поднялся и посмотрел на Меррит, которая так и стояла рядом. Он сожалел о столь порывистом прощании, должно быть, для неё оно прозвучало, как гром среди ясного неба.
Но в её спокойных тёмных глазах не было ни намёка на обвинение или огорчение. Она демонстрировала железное самообладание.
"Королевское достоинство", – с восхищением подумал Кир.
– Я больше не могу здесь оставаться, – проговорил он.
– Понимаю. Но я беспокоюсь о твоей безопасности.
– В родных пенатах я буду в безопасности, – заверил Кир. – Друзья меня прикроют, а сторожевой пёс даст знать, если незнакомец приблизится хоть на милю к моей земле.
– Уоллес, – сказала Меррит, порядком изумив Кира.
Он удивлённо моргнул.
– Да, это его кличка. Я рассказывал тебе о нём?
– За ужином. Уоллес любит нападать на метлу, когда ты подметаешь. И может отыскать монетку на кукурузном поле.
От раздражения не осталась и следа. Кир посмотрел на Меррит, и на его лице расплылась улыбка.
– Бедняжка, – хрипло проговорил он. – Должно быть, я утомил тебя своей болтовнёй тем вечером.
Меррит слабо улыбнулась. Её пухлые изящные губы напоминали лепестки орхидеи.
– Я тоже внесла свою лепту в разговор.
– Жаль, я ничего не помню.
Она рассмеялась приятным, хотя и резким смехом.
– А я этому рада.
Не дав Киру спросить, что она имела в виду, Меррит уговорила его уйти переобуться для прогулки в бухту.
Она вернулась за стол и села рядом с Фиби, которая молча взяла её за руку, словно бросив спасательный круг.
Меррит первая нарушила молчание.
– Ты сейчас скажешь, что ещё слишком рано для серьёзных чувств, – хрипло проговорила она, – и после того, как мы проведём с ним некоторое время врозь, моя точка зрения изменится, и я перестану страдать. Я встречу кого-нибудь ещё.
Фиби кивнула, ласково глядя на неё с беспокойством.
– Конечно, это правильные слова. – Меррит сжала руку подруги, а потом отпустила и попыталась выдавить улыбку. – Но даже через десять лет, Фиби, я всё равно скажу, что я его любила. С самого начала.
Встретив Кингстона в задней части дома, Кир с радостью обнаружил, что к ним присоединится домашний любимец Аякс. Шумный чёрно-рыжеватый ретривер помог снять напряжение, пока они шли по узкой утопленной в земле дороге, которая когда-то была древней конно-тележной тропой. По обе стороны над ними возвышались стройные деревья, искусно образуя полог над головой.
– Ты упомянул, что у тебя есть собака. Какой породы? – небрежно спросил Кингстон.
– Вислоухий скайтерьер. Прекрасный охотник на кроликов.
Аякс обогнал их и выбежал на пляж. Прилив превратил мелководье в бело-коричневую пену. Чем дальше вглубь, тем темнее становилась вода: от сине-зелёного оттенка до иссиня-чёрного там, где на горизонте медленно проплывали очертания парохода. В песчаном тростнике и вьюнке на дюнах шелестел холодный утренний бриз.
С радостным лаем Аякс бросился в погоню за кормящимися на берегу птицами. Кингстон покачал головой и улыбнулся, наблюдая за весело резвящимся ретривером.
– Безмозглое создание, – с нежностью проговорил он и направился к крашеному сараю возле дюн. Достав кое-какие припасы, герцог жестом пригласил Кира следовать за ним к яме в песке, окружённой большими камнями.
Поняв, что Кингстон намеревается развести костёр, Кир спросил:
– Собрать прибитые к берегу сучки?
– Парочку для растопки. Я предпочитаю берёзовые дрова, с другой стороны сарая есть поленница.
Они сложили костёр за несколько минут, начав с сухой травы и морских водорослей, потом добавили сучки, собранные на пляже, и в конце подкинули стопку берёзовых дров. Кир часто жёг костры с друзьями на острове, знакомое занятие помогло ослабить напряжение в шее и спине. Он чиркнул спичкой, удовлетворённо наблюдая за тем, как сначала огнём занялась трава, а после синевато-фиолетовым пламенем вспыхнули сучки.
Кингстон не торопился заводить разговор. Он снял ботинки и носки, закатал штанины до лодыжек и уселся на одном из шерстяных одеял, которые принёс из сарая. Кир последовал его примеру, устроившись на своём одеяле, и протянув босые ноги к жаркому пламени. Через несколько минут к герцогу подбежал мокрый перепачканный в песке Аякс, держа в пасти что-то похожее на круглый камень.
– Господи, что это? – горестно спросил Кингстон, протягивая руку.
Ретривер осторожно положил ему на ладонь предмет, которым оказался рассерженный рак-отшельник, надёжно спрятавшийся в своём панцире. Через мгновение рак решил исследовать новую местность, и из раковины показалась пара крошечных ножек и глаза на стебельках.
Губы герцога тронула слабая улыбка. Он ловко поднялся на ноги и направился к ближайшей приливной заводи. Кингстон осторожно посадил рака на край поближе к расщелине в скале, куда он мог легко нырнуть в укрытие.
Вернувшись к костру, герцог иронично проговорил:
– Стоять, Аякс. Достаточно изводить местную фауну.
Ретривер плюхнулся рядом и положил голову Кингстону на бедро. Герцог погладил собаку по голове и принялся рассеянно поигрывать висячими ушами.
Кир наблюдал за ним с возрастающим интересом, он думал, что Кингстон отбросит несчастного рака в сторону, возможно, швырнёт в море. Любой из друзей Кира не задумываясь кинул бы его чайкам, которые искали пропитание. Но герцог проявил внимание к ничтожной зверушке, взял на себя труд отнести её в безопасное место. Какая совершенно неожиданная черта характера. Уважение к хрупким и уязвимым существам.
Теперь Кир не знал, что и думать. С одной стороны, Кингстон был аристократом с невероятным богатством и положением в обществе, печально известный своим развратным прошлым, а с другой – преданным отцом и верным мужем. Неужели в человеке может уживаться две такие разные личности? А теперь Кир стал свидетелем ещё одной: небрежно развалившись у костра, перед ним предстал обычный человек, чьи ноги были в песке, а рядом сидела любимая собака.
Размышления Кира прервал лакей, который вышел на пляж с небольшим сундуком из полированного дерева.
Герцог забрал ящичек.
– Спасибо, Джеймс.
– Ваша светлость, мне...
– Нет, я сам, – любезно ответил герцог.
– Как вам будет угодно, ваша светлость. – Лакей изящно поклонился и пошёл обратно к утопленной дорожке в ботинках полных песка.
Кингстон открыл замок сундучка и вытащил маленький графин с виски, вопросительно приподняв брови.
– Слишком рано?
Кир улыбнулся, подумав, что утро становится всё лучше и лучше.
– Не для шотландца.
Он в предвкушении проследил за тем как Кингстон разливает виски по хрустальным бокалам.
Кир одобрительно оценил янтарный цвет напитка. Ощутив в руке приятную тяжесть бокала, он покрутил жидкость, наклонил голову и вдохнул аромат.
У Кира перехватило дыхание, а пальцы вцепились в бокал. Он с удивлением отметил, что приятный запах напитка будто проник в ту часть мозга, где жила память.
Это был виски из особой партии сорокалетней выдержки, которую изготовил отец.
– Ты принёс образцы в "Дженнерс", – проговорил герцог. – Я случайно оказался там в тот день, и мы перекинулись парой слов. Не помнишь?
Кир покачал головой. К своему ужасу, он почувствовал, что в горле застрял ком, а в уголках глаз защипало.
– Мой управляющий сделал заказ на все двести девяносто девять бутылок "Сокровища Лахлана", – продолжил Кингстон. – К моему сожалению, их уничтожило во время пожара на складе. Но у нас остались образцы.
Последовало долгое молчание. Кир изо всех сил пытался взять под контроль свои эмоции. Вдыхая сухой, древесный аромат отцовского виски, он ощущал присутствие Лахлана. Он чуть ли не видел грубое лицо и карие глаза, искрящиеся юмором. Чуть ли не чувствовал сильные, натруженные руки, которые когда-то обнимали его так крепко.
Когда Кир наконец поднял голову, герцог взмахнул бокалом.
– За Лахлана Макрея, – просто сказал он.
"Чёрт возьми, – подумал Кир. – Меня охмурили, как форель".
Он с трудом проглотил мягкий тёплый виски и заметил в глазах Кингстона то, чего не замечал раньше. Понимание и участие. Отеческую заботу. Оказалось, что быть объектом этого взгляда... приятно.
Сделав глоток, Кингстон осторожно заговорил:
– Если бы я знал о твоём существовании, Кир, то забрал бы тебя к себе и воспитал со всей заботой и преданностью, которые отец только способен дать сыну. Ты стал бы для меня радостью. С того момента, как я получил письмо от твоей матери, я пережил всю гамму эмоций от ярости до страха, задаваясь вопросом, на что похожа твоя жизнь. И единственным утешением мне служило лишь то, что Макрей был любящим отцом. За это, если бы он не почил, я бы целовал ему ноги.
Кир криво улыбнулся, уставившись в содержимое своего бокала.
– Ты бы так не говорил, если бы увидел его ноги.
Кингстон усмехнулся, и Кир почувствовал, что напряжение уходит. И пока они сидели на пляже, слушая бесконечный шелест волн, ощущая на губах привкус виски Лахлана Макрея... между ними наконец завязался разговор.
Глава 24
Меррит не питала иллюзий насчёт того, что у дяди Себастьяна получится убедить Кира остаться в Херон-Пойнт. Она видела напряжение в его позе и упрямо сцепленные руки. Так выглядит человек, чьи нервы дошли до предела. Чтобы удержать Кира в поместье, придётся приковать его цепью к массивной мебели. Ему было абсолютно плевать на опасность.
Пришло время ей самой подумать о возвращении домой. Она уедет завтра утром.
Словно грозовые тучи, на Меррит накатило беспросветное уныние. Она не могла позволить, чтобы это чувство полностью её поглотило.
Прежде чем вернуться в Лондон, она отправится в Гэмпшир. Ей просто необходимо повидаться с семьёй, особенно с мамой, которая окружит Меррит теплом и поделится жизненной силой. Она крепко обнимет свою дочь и потребует рассказать всё без утайки. Потом пошлёт на кухню за сладостями и попросит дворецкого принести вина. Они проболтают несколько часов, и после разговора жизнь снова покажется сносной. Да, завтра утром Меррит отправится домой в Стоуни-Кросс-парк.