Глава двадцать четвёртая. «Прикосновение к трагедии и подвигу».




В то время, с которого мы начали повествование, когда Алёне было девятнадцать, стали постепенно рассекречиваться данные «расстрельных» архивов - и у родных властью бесов убиенных появилась возможность узнать о месте и времени гибели своих близких. (Статья, не самое главное – всё равно чаще всего ложь). Кстати, поведал об этом Алёне тот самый семинарист. А Алёна рассказала родителям...

Как мы помним, родители Алёны были детьми убиенных священнослужителей. Конечно, и Дмитрий Иванович, и Евфросиния Александровна, и их матери о полигоне смерти близ села Бутово кое-что краем уха слышали. Ведь не могли, конечно, жившие рядом с этим ежедневным «адом» совсем ни о чём не догадываться. И шла от них «шёпотом» скорбная весть. И снова слухами земля полнилась, даже если и «шёпотом», даже если и «вполголоса», - а здесь уж не до «шёпота»! Полигон близ села Бутово - это стон, крик истекавшей кровью, растерзанной озверевшими безбожниками России! …

Тогда, в начале девяностых, ещё не только двух храмов и Соловецкого Креста не было, но даже до «раскопок» года четыре оставалось. (Как страшно, как чудовищно звучит это слово по отношению к тому, что будет на «раскопках» этих найдено)

Не стоит долго рассказывать, каких трудов стоило получить доступ к «делам» расстрелянного протоиерея Иоанна и иерея Александра. А потом ещё добиться разрешения прийти в архив вместе, ссылаясь на то, что были они расстреляны в одном и том же месте и приблизительно в одно и то же время. (Как мы помним, - не «приблизительно», а в один день и час. Одною пулей, выпущенной руками «служителей» сатаны).

Как дети репрессированных заявления на выдачу «дел» писали Евфросиния Александровна и Дмитрий Иванович. Долго не могли решить супруги, нужно ли идти их уже очень немолодым и так много пережившим матерям – Марине Николаевне и Василисе Сергеевне, которым было тогда уже под восемьдесят. Опасались, что не выдержит сердце – ведь им снова придётся весь этот «ад» пережить…

Но всё-таки сказали – и обе матери, ни минуты не раздумывая, решили идти.

Напомню: Василиса Сергеевна осталась тогда с десятимесячным сыном, а Марина Николаевна в день казни родила девочек-двойняшек, одна из которых оказалась мёртвой…

Как мы помним, после войны обе женщины встретили тех, с кем объединяли их общая боль, общие потери. Но, конечно, ни Фёдор Петрович, ни Василий Павлович, не были против - тем более, что каждый из них мог представить себя на этом «лобном месте». А Василий Павлович, как мы знаем, уже почти «видел»...

В архив пошли Дмитрий Иванович с мамой Василисой Сергеевной, Евфросиния Александровна с мамой Мариной Николаевной и внучка Алёна, о чём в архиве пришлось долго упрашивать …

Вот теперь пришло время сказать, почему встреча Юрия Даниловича с Евдокией Фёдоровной в конце шестидесятых была промыслительной, как и несколькими годами ранее встреча её старшей сестры с Дмитрием Ивановичем...

Как мы знаем, в тот день на полигоне смерти, рядом с селом Бутово, вместе с отцом Александром и отцом Иоанном принял смерть мученика и служивший с отцом Александром дьякон Даниил. Был он … отцом Юрия Даниловича! … Только сына своего увидеть убиенному защитнику Храма не пришлось. В тот трагический день супруга Татьяна только узнала, что ждёт младенца – родился же он через семь с половиной месяцев… Каким чудом среди этого ада не прервалась только-только зародившаяся, хрупкая жизнь?! Каким чудом не сгинули и мама, и три старшие сестры?! Только Милостью Божию, Промыслом Божиим!...

Юрий Данилович был старше супруги почти на девять лет – через месяц после свадьбы ему двадцать восемь исполнилось. А года за два до того, как и Евдокия Фёдоровна, тоже чуть не вступил в брак, тоже заявление подали. Да невеста всю суть свою лживую «вовремя» проявила…

Так что встретились и создали семью те, которым было это на роду написано. Кому должно было соединить два благочестивых рода, предательством, отречением себя не осквернивших, безбожной властью к смерти приговорённых, да в лихолетии уцелевших…

В тот же день пришли в «скорбный» архив и две старшие сестры Юрия Даниловича – Анна Даниловна и Вера Даниловна. Хотели, конечно, все четверо, да нельзя было – только двоим разрешили. И тогда, подумав, сообща решили, что пойдут две старшие сестры, которые отца своего лучше помнили. Юрий Данилович, как мы помним, тогда ещё только под сердцем матери был, а сестре Галине Даниловне ещё и трёх лет не исполнилось. Потом, конечно, всем-всем в семье рассказали… А мама их Татьяна Федотовна до дня того не дожила…

В семье Юрия Даниловича, как и в семье его супруги, знали об отце-мученике, его братьях, погибших при защите храма, и о брате - «иуде». У учителя Дмитрия Павловича трое детей осталось, а у плотника Ивана двое – третий родился мёртвым, как одна из дочек Марины Николаевны – мы уже об этом рассказывали. И все потомки убиенных общались и друг друга как могли поддерживали. Не общались только с потомками брата-предателя. (Об этом мы тоже знаем)...

И вот ещё что… значит, тот самый усыновлённый Отцом Кириллом и матушкой Марией Коля – «кровный» родственник Юрия Даниловича! И то, что оказался мальчик в семье родственников супруги – тоже Промысел Божий!...

Конечно тогда, в начале девяностых, мальчик ещё в этот мир не пришёл – а будущей «матери-кукушке» всего десять лет было – и уже тогда прабабушка с воспитанием её не справлялась… Коля родился через четырнадцать лет… Об этом родстве никто никогда не узнал и не узнает... А о полковом священнике Павле, супруге его – сестре милосердия Таисии и трёх сыновьях - мучениках за веру знают все. В такой большой семье есть много примеров для подражания…

Когда у Возрождённой в девяностые годы Святыни собрались потомки убиенных кузнеца Николая и зятя его отца Александра, приехали туда и потомки трёх благочестивых братьев – дьякона Даниила, учителя Дмитрия и плотника Ивана. Каждый из них тоже внёс свою лепту. И на молебне с чтением акафиста все вместе стояли и пели славословие Пресвятой Богородице!

У Юрия Даниловича с Евдокией Фёдоровной в то время уже внуки были...

А союз двух благочестивых родов стал не единственным!... Только обо всём постепенно и несколько позже…

А пока вернёмся в архив – к разоблачению деяний «иуд»…

Увидеть в расстрельных списках погибшего даже за несколько десятилетий до твоего рождения прадеда, поверьте, очень-очень тяжело. Этого не объяснить – но это так. Тоже «сверхматериально». А уж если видел, знал, говорил, жил рядом с тем, кого потом хладнокровно убьют и закопают бульдозером?! …

Когда уже вознеслись над Русской Голгофой храмы и Соловецкий Крест, рассказывал Настоятель, как рыдали надо рвами близкие люди, словно трагедия вчера произошла, а не десятилетия назад…

Прочитав молитвы, скрепя сердце, открыли документы и наши герои…

Напомним, что и Марина Николаевна, и Василиса Сергеевна знали про гибель мужей на полигоне смерти близ Бутова - но саму дату лишь приблизительно. И многое из открывшегося в тот день потрясло...

Прежде всего то, что день казни обоих священников: Отца Иоанна и Отца Александра - один и тот же! (Как мы помним, - ещё и одной пулей). А ещё промыслительная встреча их детей, через много лет свои жизни соединивших! И не в юности – а после нелёгких испытаний, разочарований. Даже, можно сказать, после пережитого предательства. (Об этом мы тоже знаем)…

Только для Марины Николаевны «открытий» в тот день было гораздо больше…

Все, особенно Марина Николаевна и дочь её Евфросиния Александровна, были потрясена ещё и тем, что день рождения Алёниной мамы совпадал с этой скорбной датой! И теперь Марина Николаевна поняла, что тогда, пятьдесят пять лет назад, ощутившее гибель мужа сердце её не обмануло! С трагических страниц зловеще «смотрела» дата убиения обоих священников – двух дедушек Алёны…

Да только и это ещё не всё…

В деле, вернее, в обоих, были клочки бумаги с написанной на них карандашом одной и той же фамилией. Точнее, - фамилией, именем и отчеством того, кто «приговор привёл в исполнение». Обвинительный «приговор» - просто за саму принадлежность Матери-Церкви…

Но что же всё-таки там было написано?! … Оказалось, «руководивший» расстрелом Отца Иоанна, Отца Александра и дьякона Даниила на полигоне смерти близ Бутова, - некий В… особенно «гордился» тем, что истреблял «попов» - хотя, конечно, среди убиенных были люди очень разных сословий – но для палача, упивавшегося кровью беззащитных, это уже не имело никакого значение. Вот и постарался он своё имя «запечатлеть»! Была подобная «отметина» и в деле убиенного дьякона Даниила! (Невольно вспоминается, как один богоборец родного отца убил за то, что тот тайком крестил внука. И подонку дали условный срок – потому что он «с религиозной пропагандой боролся»!!!). Так и в этом В… на каждом шагу проявлялась какая-то звериная злоба, остервенелая ненависть к Святости - к Русской Святости! Сначала «убивал» святыни, а потом людей, от святынь не отрекшихся!!! (А ещё имел он, пусть и не самое близкое, но кровное родство с тем, кто за тридцати с небольшим лет до Бутовской трагедии бросил бомбу в Московского Губернатора. А по другой линии… с одним из тех, кто в одночасье обезглавил Россию, совершив ритуальное убийство в Екатеринбурге!!! Палач родился, когда началась Первая Мировая война. Кажется, от какой-то непристойной, блудной связи)…

Но если для Василисы Сергеевны это была лишь фамилия палача, мужа её убившего – одного из тех, кто тогда «по пояс в крови стоял», то Марина Николаевна, увидев «зловещие» клочки бумаги, чуть не лишилась чувств... Разом нахлынули воспоминания, перенесшие её на пятьдесят три года назад… в сельскую больницу. Со всей отчётливостью вспомнила столько пережившая семидесятишестилетняя женщина тот роковой вечер, когда привезли к ним в больницу «раненого» НКВД-эшника... Вот это выпавшее из кармана удостоверение, которое она, к счастью, успела положить обратно, и никто того не увидел! Иначе, вряд ли бы дожила сестра милосердия Марина до сегодняшнего дня, вряд ли бы сидела с ней рядом старшая дочь, вряд ли бы родилась младшая …

В… - да это же он - «тот самый», из-за которого ей с маленькой Фросей и мамой пришлось бежать под покровом ночи, спасаясь или от осквернения, или от расстрела – хотя одно другого вовсе не исключало! Это он убил её мужа, из-за него умерла вторая новорожденная дочь – не «такие, как он», как думала тогда молодая вдова, а он сам - именно он убийца её семьи!!! Это он через два года после расстрела отца Александра требовал от вдовы его стать предметом грязных, плотских утех в обмен на жизнь – и её самой, и самых близких людей, включая двухлетнего ребёнка!!! Ведь для В… и ему подобных жизнь и достоинство человека – «мусор», «пыль», «сорная трава»! …

Марина Николаевна вспомнила также, как тогда в пьяном бреду со злобной усмешкой вспомнил он «шагнувших под пули попов, которые ещё какую-то там молитву читали…», зная, что она вдова священника…

Марину Николаевну тогда останавливал страх за жизнь ребёнка и мамы - иначе со всей силы залепила бы она мерзавцу пощёчину! Он же над её – и не только её – чувствами, над памятью её глумился! И делал это специально, упиваясь кровавой властью и безнаказанностью! …

К великому счастью, вдова тогда не знала, что перед ней тот самый палач. К великому счастью, и палач не ведал, что говорит с вдовой одного из руками его убиенных. Иначе жизнь и самой Марины, и семьи её скорее всего в тот вечер оборвалась бы. В общем, на волосок от гибели были! …

Марине Николаевне принесли воды. Пожилая женщина едва держалась, но прочитать решила всё до конца, скрепя сердце, сдерживая слёзы…

Эту фамилию вспомнила и мама Алёны – Евфросиния Александровна, которой через много лет всё рассказала Марина Николаевна. Узнал фамилию убийцы своего отца и Алёнин отец…

Однако фамилия, имя палача и день расстрела обоих дедушек-священников до глубины души потрясли и девятнадцатилетнюю Алёну. Чем же?! Мы знаем, что не была девушка «чувствительной барышней» и сама изъявила сильное желание идти с родителями в архив. Конечно, как любой не утративший души человек, не могла она оставаться равнодушной к выпавшим на долю семьи страданиям - только всё, о чём было рассказано ранее, конечно же, знала и от родителей, и от бабушек.

Так что же такое увидела Алёна, что мгновенно заставило её в одночасье, можно сказать, всю дальнейшую жизнь переосмыслить?!...

Итак, всё по порядку. Сначала, увидев дату расстрела, вспомнила вдруг Алёна, как Аркадий, позвонив однажды, обмолвился, что у отца его накануне был День рождения. День рождения накануне был и у Алёниной мамы – Евфросинии Александровны. Мы уже говорили в начале повествования, что родители Алёны и Аркадия родились в один и тот же год. (В тот самый второй год «пика» сталинских репрессий). И что Алёну удивляло, насколько моложе, лучше – «светлее» что ли выглядят её мама и папа – их ровесники. Конечно, лучше - ведь мама и папа добрые – они любить умеют!

От того, что злобный, ненавидящий всех, никогда не ходивший в храм отец Аркадия родился в день мученической, героической кончины обоих дедов - священников, конечно, несколько коробило. (О том, что отец никогда не ходил в храм, а мать только в самые большие праздники – например, за крещенской водой, однажды рассказал Аркадий. И было непонятно, зачем ходит, если всех вокруг, включая сына, ненавидит?!)...

Но всё же главным стало не в этом…



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-09-09 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: