1. Хорошую машину, например BMW.
2. Ожерелье с бриллиантами и жемчугом от «Аспри» плюс кольцо с большим бриллиантом.
3. Три вечерних платья от-кутюр, например от Джона Гальяно.
4. Рояль «Стейнвей».
5. Пять отличных кожаных диванов из магазина Конрана.
6. 52 пары часов от «Гуччи» и сумочку.
7. Ежемесячную доставку цветов в течение сорока двух лет.
8. 55 породистых щенков Лабрадора.
9. 80 джемперов из чистого кашемира.
10. 66 бюстгальтеров с силиконовыми вкладышами для подъема груди.
11. 454 баночки увлажняющего крема «Хелена Рубинштейн».
12. 800 бутылок шампанского.
13. 2860 пицц «Фиорентина».
14. 15 384 банки чипсов «Принглз».
15. 90 909 пакетиков леденцов.
В 11.25 я уже сижу в зеленой комнате. На мне иссиня-черный костюм от Джаспера Конрана, колготки телесного цвета, замшевые туфли на высоком каблуке. Добавьте сюда необыкновенный макияж и классную укладку, и вы поймете, что я в жизни не выглядела замечательнее, чем сейчас. Но я не могу насладиться своей внешностью. Не могу порадоваться тому, как я выгляжу. Единственное, о чем я сейчас думаю, – через пятнадцать минут мне предстоит пересесть на диван в студии и в прямом эфире начать энергичный спор о финансах с Люком Брендоном.
От одной этой мысли мне хочется плакать. Или смеяться. Понимаете, это какая-то злая шутка. Я – против Люка Брендона. Против его фантастического IQ и фотографической памяти. Да он меня раздавит, как жука. Я буду умирать долго и мучительно.
– Милочка, съешь круассанчик, – говорит Элизабет Пловер, которая сидит напротив меня и пожирает круассан с шоколадом. – Просто тают во рту. Каждый кусочек словно луч яркого солнца Прованса.
– Спасибо, не хочется.
Не понимаю, как она может есть. Меня от страха того и гляди вырвет. Как люди могут работать на телевидении каждый день? Как Фионе Филлипс это удается? Понятно, отчего они все такие худые.
|
|
– Сегодня! – доносится голос Рори из телемонитора в углу зала, и мы вскидываем головы. На экране появляется картинка – пляж на закате. – Что такое жить с гангстером, а потом, рискуя жизнью, предать его? Наша следующая гостья написала горячий роман на основе собственного опасного и темного опыта…
–…Также сегодня мы начинаем новую серию глубоких дискуссий, – вливается голос Эммы. Картинка на экране сменяется дождем падающих на пол монет, и я съеживаюсь от ужаса. – «Утренний кофе» освещает скандал в финансовом мире, и вы увидите жаркие дебаты двух ведущих экспертов в этой области.
Это что, про меня? Господи, я не хочу быть ведущим экспертом. Я хочу домой, под одеяло.
– Но сначала, – энергично говорит Рори, – посмотрим, что нам приготовил на кухне Скотт Робертсон!
Тут же на экране появляется улыбающийся мужчина в поварском колпаке, размахивающий паяльной лампой. Я несколько секунд смотрю на него, потом снова опускаю глаза, крепко-накрепко стискиваю руки. С трудом верится, что скоро я тоже буду на экране. Буду сидеть на том диване и из кожи вон лезть, чтобы сказать нечто умное.
Дабы отвлечься, разворачиваю мятый листок и в тысячный раз перечитываю свои жалкие заметки. Может, все пройдет не так плохо, с надеждой думаю я, снова и снова вчитываясь в строчки. Может, я зря волнуюсь. Вряд ли мы выйдем за рамки обычной беседы. И наверняка будем вести себя дружелюбно. В конце концов…
|
|
– Доброе утро, Ребекка.
В дверях стоит Люк Брендон. Безупречного кроя темный костюм, волосы блестят, лицо отливает бронзой – ему тоже наложили грим. И в выражении его бронзового лица нет ни тени дружелюбия. Челюсть напряжена, глаза жесткие. Когда его ледяной взгляд встречается с моим, Люк даже не мигает.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга и молчим. В ушах отдается стук сердца, к лицу приливает кровь, я чувствую это даже под слоем макияжа. Потом, собрав воедино все свои внутренние резервы, вежливо произношу:
– Здравствуйте, Люк.
Он входит в комнату. Воцаряется гнетущая тишина. Даже Элизабет Пловер заинтригована.
– Мне знакомо это лицо, – говорит она, подаваясь вперед. – Знаю-знаю. Вы актер, да? Играете Шекспира, конечно. Кажется, я видела вас в «Короле Лире» три года назад.
– Это вряд ли, – кратко отвечает Люк.
– Вы правы! – Элизабет хлопает ладонью по столу. – Это был «Гамлет». Теперь я точно вспомнила. О, эта боль, это отчаяние, раскаяние, финал трагедии… – Она скорбно качает головой. – Я ваш голос не забуду никогда. Каждое слово как нож в сердце.
– Печально это слышать. – Люк смотрит на меня. – Ребекка…
– Люк, вот последние цифры, – прерывает его Алисия, бесцеремонно врываясь и вручая ему лист бумаги. – Привет, Ребекка, – добавляет она с ехидной улыбочкой. – Вы готовы?
– В целом, да, – отвечаю я, комкая свою бумажку. – Вполне.
– Рада за вас. – Алисия вздергивает брови. – Интересная будет дискуссия.
– Не сомневаюсь, – с вызовом соглашаюсь я. Какая она все-таки стерва.
– Я только что говорила по телефону с Джоном из «Флагстафф», – сообщает Алисия Люку вполголоса. – Он очень настаивал, чтобы вы упомянули о новой серии сберегательных вкладов. Я, конечно, сказала ему…
|
|
– Это попытка смягчить удар, – отрывисто отвечает Люк, – а не рекламная акция. Пусть считает, что ему повезло, если нам удастся… – Он кидает на меня взгляд, и я отворачиваюсь, как будто мне ни капельки не интересно, о чем они там шепчутся.
Смотрю на свои часы и опять чувствую приступ паники. Десять минут. До шоу осталось десять минут.
В этот момент в комнату входит Зелда.
– Так, Элизабет, ваша очередь.
– Прелестно. – Элизабет торопливо запихивает в рот остатки круассана. – Я ведь хорошо выгляжу? – Она встает, и с ее юбки осыпается целая куча крошек.
– У вас в волосах застрял кусочек круассана, – говорит Зелда. – А так все в порядке. – Она бросает на меня взгляд, и я едва могу удержаться от смеха.
– Люк! – В комнату влетает деловой херувим, размахивая мобильником. – С вами хочет говорить Джон Бейтсон. И еще прибыло два конверта.
– Спасибо, Тим. – Алисия берет конверты, вскрывает, вытаскивает бумаги и начинает их быстро просматривать, то и дело что-то отмечая карандашом на полях.
Тим достает ноутбук и с головой погружается в работу.
– Да, Джон, вижу я, к чему вы, на хрен, клоните, – тихим и жестким голосом говорит Люк. – Но если бы вы выслушали меня…
– Тим, – Алисия отрывается от бумаг, – можешь быстренько вывести доход по пенсионным вкладам «Флагстафф» за последние три, пять и десять?
– Не вопрос. – Тим еще ожесточеннее принимается колотить по клавиатуре.
– Тим, срочно распечатайте макет пресс-релиза по новому вкладу «Флагстафф», – распоряжается Люк.
Глазам своим не верю. Да они тут свой офис развернули. С компьютерами, модемами и телефонами. Вся компания Люка Брендона против меня и моей скомканной бумажонки.
И вот я смотрю, как из портативного принтера Тима выползают страницы, как Алисия относит их Люку, и меня охватывает неприятнейшее чувство. В общем, давайте по-честному. Мне никогда не одолеть эту команду. У меня ни малейшего шанса. Мне лучше отступить прямо сейчас. Прикинуться больной или что-то придумать. Сбежать домой и забиться в угол.
– Все готовы? – заглядывает в дверь Зелда. – До эфира семь минут.
– Хорошо, – откликается Люк.
– Хорошо, – нетвердо вторю я.
– Кстати, Ребекка, вам посылка. – Зелда входит в комнату и вручает мне большую квадратную коробку. – Я вернусь через минуту.
– Спасибо, – удивленно говорю я и с внезапным воодушевлением накидываюсь на коробку. Понятия не имею, от кого это и что там. Но наверняка что-то полезное, да? Может, срочная информация от Эрика Формана. Таблицы с какими-то цифрами, которые я могла бы представить в критический момент. Или секретный документ, о существовании которого не знает Люк.
Боковым зрением вижу, что брендониты побросали свои дела и наблюдают за мной. Вот я им сейчас покажу. Не только им приносят посылки перед эфиром. Не только у них есть свои тайные источники информации. Наконец мне удается справиться с липкой лентой, и я открываю коробку.
У всех на глазах оттуда вылетает большой красный шарик с надписью «Желаем удачи!», наполненный гелием, и устремляется к потолку. К веревочке привязана открытка. Не глядя ни на кого, я открываю открытку.
Лучше бы я этого не делала.
«Удачи желаем, удачи тебе, всегда во всем и везде!» – поет тоненький электронный голосок.
Я захлопываю открытку, готовая со стыда провалиться сквозь землю. С другого конца комнаты доносится хихиканье. Поворачиваюсь и вижу, как Алисия что-то шепчет на ухо Люку и по его лицу расползается ухмылка.
Да он смеется надо мной. Они все смеются надо мной и моим поющим шариком. Несколько секунд я не могу пошевелиться – такое унижение. В горле стоит жаркий ком, щеки пылают – какой уж тут ведущий эксперт…
Потом Алисия тихо говорит какую-то гадость и прыскает со смеху. И тут внутри меня что-то переворачивается. К черту их всех, вдруг думаю я. Им же просто завидно. Им-то никто шарики не присылает.
Я демонстративно открываю открытку.
«Удачи тебе, пытайся. Не бойся и не стесняйся. Возьми удачу с собой и помни, что мы с тобой», – пищит веселый голосок. А внутри написано: «Дорогая Бекки. Спасибо тебе за все, что ты для нас делаешь. Мы гордимся тобой и любим тебя. Твои друзья Дженис и Мартин».
Я смотрю на открытку, снова и снова перечитываю эти слова и чувствую, как подступают слезы. Дженис и Мартин действительно были моими друзьями долгие годы, пусть даже их сын слегка туповат. Они всегда были добры ко мне, даже когда своим дурацким советом я ввела их в заблуждение. Я обязана сделать это ради них. Я не могу их подвести. И не подведу.
Незаметно моргаю, делаю глубокий вдох и, подняв голову, натыкаюсь на непроницаемый взгляд Люка Брендона.
– Друзья, – спокойно говорю я, – желают мне удачи.
Аккуратно кладу открытку на стол – не закрывая, чтобы она продолжала петь, – шарик привязываю к своему стулу.
– Итак, – подает голос Зелда. – Люк и Ребекка, вы готовы?
– Еще как готовы, – невозмутимо отвечаю я и прохожу мимо Люка к двери.
По дороге в студию ни Люк ни я не произносим ни слова. Я украдкой кидаю на него взгляд, когда мы сворачиваем за угол, и вижу, что лицо его еще более бесстрастно, чем несколько минут назад.
Ну и пожалуйста. Я тоже могу притвориться бесстрастной. Тоже могу прикинуться деловой и строгой. Вздергиваю подбородок и иду широкими шагами, как Алексис Кэррингтон в «Династии».
– Так вы уже знакомы? – спрашивает Зелда, семенящая между нами.
– Да, – отрывисто отвечает Люк.
– Встречались по делам, – так же отрывисто отвечаю я. – Люк все время пытается навязать нам никчемные проекты, а я все время стараюсь держаться от него подальше.
Зелда смеется, а Люк злобно стреляет в меня глазами. Но мне плевать. Плевать, насколько сильно я его разозлю. Даже не так. Чем он злее, тем мне приятнее.
– Люк, вас, наверное, взбесила статья Ребекки в «Дейли уорлд»? – спрашивает Зелда.
– Ну, приятного там было мало.
– Представляете, он даже позвонил мне и пожаловался! – беспечно говорю я. – Люк, неужели правда так глаза колет? Не можете смириться с той гнилью, что скрывается под лоском рекламной кампании? Может, вам стоит сменить работу?
Тишина. Я поворачиваюсь к Люку. У него такое зверское лицо, что на секунду мне кажется, что он меня ударит. Потом он снова надевает непроницаемую маску и ледяным тоном произносит:
– Давайте просто пойдем в эту гребаную студию и покончим с этим цирком.
Зелда, вздернув бровь, смотрит на меня, и я улыбаюсь ей с самым невинным выражением. Люка таким злым я еще не видела.
– Ну вот, пришли, – говорит Зелда, когда мы подходим к дверям. – Внутри старайтесь не шуметь.
Она проталкивает нас в студию, и на секунду спокойствие меня покидает. Меня трясет, как Лору Дерн в «Парке Юрского периода», когда она впервые увидела динозавра. Потому что вот она передо мной – студия «Утреннего кофе». Диван, кресла, растения в кадках и все остальное залито нереальным, ослепительным светом.
Этого не может быть. Сколько раз я видела все это по телевизору? А сейчас я сама буду тут. Невероятно.
– У нас до рекламы две минуты. – Зелда ведет нас по залу, через целые охапки кабелей. – Рори и Эмма все еще в библиотеке с Элизабет.
Она указывает на кресла по разные стороны от журнального столика, и я робко присаживаюсь. Кресла жестче, чем я думала, и выглядят… иначе. Все выглядит иначе. Как все странно. Софиты так ярко светят мне в лицо, что я почти слепну. Подходит девушка и протягивает провод микрофона под моей блузкой, выводит его у воротника и цепляет микрофон на лацкан пиджака. Я неловко поднимаю руку, чтобы откинуть волосы, и тут же ко мне подскакивает Зелда:
– Ребекка, постарайтесь поменьше двигаться. Иначе будет слишком много шума.
– Извините.
Что-то у меня с голосом. Такое чувство, будто в горло запихали клок ваты. Смотрю на ближайшую камеру и с ужасом замечаю, что она надвигается на меня.
– Так, Ребекка… – Это снова Зелда. – Еще одно золотое правило: не смотрите в камеру, хорошо? Ведите себя естественно!
– Постараюсь, – хриплю я в ответ. «Ведите себя естественно», всего-то.
– Тридцать секунд до рекламы. – Зелда смотрит на часы. – Люк, все в порядке?
– В полном, – спокойно отвечает он. Сидит так, словно всю жизнь на этом диване провел. Типичная мужская реакция – мужчинам все равно, как они выглядят.
Я ерзаю, нервно одергиваю юбку, расправляю жакет. Говорят, что телекамера прибавляет пять килограммов, значит, мои ноги будут казаться толстыми. Может, мне их по-другому скрестить? А вдруг они станут казаться еще толще? Но этот насущный вопрос я решить не успеваю, потому что с другой стороны студии раздается звонкий голос:
– Привет!
Я вскидываю голову и едва не подскакиваю от восторга. Это же Эмма Марч во плоти! На ней розовый костюм, и она спешит к дивану, а за ней идет Рори. А у него, оказывается, еще более квадратная челюсть, чем на экране. Все-таки странно видеть звезд в жизни. Они кажутся такими… нереальными.
– Привет! – весело повторяет Эмма и садится на диван. – Так вы, значит, финансовые эксперты, да? Господи, умираю, как хочу по-маленькому. – Она щурится в направлении прожекторов. – Зелда, этот блок на сколько?
– Привет, Роберта, – пожимает мне руку Рори.
– Ее зовут Ребекка! – Эмма шутливо закатывает глаза. – Безнадежный случай, честное слово, – обращается она ко мне и ерзает. – Мне правда очень нужно.
– Поздно, – ухмыляется Рори.
– Это же очень вредно – сдерживаться, когда очень хочется, да? – морщит лоб Эмма. – По-моему, у нас эту тему однажды обсуждали в передаче. Звонила какая-то странная девица и говорила, что ходит в туалет только раз в день, а доктор Джеймс сказал… что он тогда сказал?
– Не помню, – смеется Рори. – У меня все эти звонки проскакивают мимо ушей. И должен вас предупредить, Ребекка, – улыбается он, и я слабо улыбаюсь в ответ, – что ничего не смыслю в финансовых делах. Это за пределами моего интеллекта.
– Десять секунд, – слышится голос Зелды откуда-то сбоку.
Мне страшно. Мне очень-очень страшно. Из колонок льется музыкальное вступление к «Утреннему кофе», означающее конец рекламной паузы.
– Кто начинает? – щурится Эмма на телесуфлер. – Ах да, я.
Вот и все. Началось. От ужаса я на грани обморока. Никто не объяснил, куда мне смотреть и когда говорить. Ноги трясутся, руки сжаты на коленях. Свет бьет в глаза, камера наезжает на меня слева, но я стараюсь ее не замечать.
– Мы снова здесь! – вдруг говорит Эмма в камеру. – А теперь ответьте мне на простой вопрос. Что бы вы выбрали: настольные часы или двадцать тысяч фунтов?
Я не ослышалась? Это же мои слова! Это я собиралась сказать!
– Ответ очевиден, не правда ли? – бойко продолжает Эмма. – Любой из нас выбрал бы двадцать тысяч фунтов.
– Естественно! – вставляет Рори со счастливой улыбкой.
– Но когда вкладчики «Флагстафф Лайф» получили письмо с предложением перевести счета в другой филиал, – продолжает Эмма с серьезным лицом, – они не знали, что, приняв это предложение, они потеряют двадцать тысяч фунтов премиальных выплат. Журналистка Ребекка Блумвуд провела свое расследование. Ребекка, как вы думаете, такой обман часто происходит?
И вдруг я вижу, что все смотрят на меня, ждут моего ответа. Камера уставилась мне прямо в лицо, в студии тишина.
Два с половиной миллиона зрителей глядят на меня сейчас.
SOS! Я задыхаюсь.
– Вы считаете, люди должны с осторожностью вкладывать свои деньги? – подсказывает Эмма.
– Да, – удается выдавить мне глухо. – Думаю, да.
– Люк Брендон, вы представляете «Флаг-стафф Лайф». – Эмма отворачивается от меня. – Вы считаете…
Черт. Черт! Я опозорилась. Опозорилась! Что случилось с моим голосом? И куда подевались ответы, которые я заучила?
Я даже не слушаю, что говорит Люк. Ну же, Ребекка, соберись. Сконцентрируйся.
– Нужно помнить, – голос Люка абсолютно спокоен, – что никто автоматически не имеет права на премиальные. И поэтому нельзя говорить о жульничестве! Мы просто столкнулись со случаем, когда некоторые вкладчики слишком пожадничали. Им кажется, что они упустили выгоду, и поэтому они раздувают шумиху вокруг своего дела. В то время как тысячи других людей в действительности получили прибыль от вкладов «Флагстафф Лайф».
Что? Что он такое говорит?
– Понятно, – кивает Эмма. – Получается, вы согласны…
– Подождите! – слышу я свой голос. – Подождите… Мистер Брендон, мне показалось, вы только что обвинили вкладчиков в жадности?
– Не всех, только некоторых.
Я не верю своим ушам. Меня распирает от праведного гнева. Представляю лица Мартина и Дженис – самых милых и самых нежадных людей на свете – и от ярости никак не могу подыскать слова.
– Дело в том, что большинство вкладчиков «Флагстафф Лайф» получили рекордные проценты за последние пять лет, – продолжает Люк, обращаясь к Эмме. Она с умным видом кивает в ответ. – И об этом в первую очередь они должны думать, а не о внезапном везении в виде огромных бонусов. В конце концов, «Флагстафф Лайф» изначально предполагался как…
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, Люк, – вмешиваюсь я, стараясь говорить спокойно. – Поправьте меня, если я ошибаюсь, но, по-моему, изначально «Флагстафф Лайф» задумывался как компания на взаимных началах? И эта компания призвана была приносить взаимную выгоду и основателям и вкладчикам? А вовсе не выгоду одним за счет других.
– Совершенно верно, – не моргнув глазом отвечает Люк, – но это не дает каждому вкладчику право на двадцать тысяч фунтов премии, разве не так?
– Возможно, и нет, – отвечаю я, слегка повышая голос. – Но зато это дает им право надеяться, что компания, в которую они вкладывали деньги в течение пятнадцати лет, их не обманет.
Мартин и Дженис Вебстер доверились компании «Флагстафф Лайф». Они поверили в дельность совета этой компании. И посмотрите, к чему это привело!
– Инвестиции – всегда лотерея, – вежливо возражает Люк. – Иногда везет, а иногда…
– Тут дело не в везении! – в ярости кричу я. – Совсем не в везении. Не хотите ли вы сказать, что им совершенно случайно посоветовали сменить вклад за две недели до объявления бонусов?
– Мои клиенты просто сделали предложение, которое, на их взгляд, должно было стать выгодным для вкладчиков. – На лице Люка натянутая улыбочка. – Они уверили меня, что руководствовались интересами вкладчиков. И уверяли, что…
– Так вы хотите сказать, что ваши клиенты просто некомпетентны? – удивляюсь я. – Хотите сказать, что они были искренни в своих благих намерениях, но просто облажались?
Глаза Люка яростно сверкают, а я чувствую прилив веселья.
– Не понимаю, каким образом…
– Ну, об этом мы можем спорить хоть целый день! – Эмма ерзает в своем кресле. – Но давайте перейдем к более…
– Ну же, Люк, – перебиваю я ее. – Выбирайте. Или то, или другое. – Я подаюсь вперед, окончательно разъярившись. – Или «Флагстафф Лайф» проявили некомпетентность, или они намеренно пытались сэкономить на вкладчиках. В любом случае они оказались не правы. Супруги Вебстер были лояльными клиентами, и они должны были получить эти деньги. И по-моему, компания вполне намеренно предложила им сменить фонд, чтобы не платить причитающуюся премию. По-моему, тут все очевидно, разве нет?
Я оглядываюсь в поисках поддержки, но натыкаюсь лишь на тупой взгляд Рори.
– Для меня это слишком сложно, – неловко смеется он. – Я не силен в этих делах.
– Хорошо, давайте скажем по-другому, – быстро говорю я. – Допустим… Допустим… я в магазине одежды! Я в магазине одежды, и я выбрала себе шикарное кашемировое пальто от «Николь Фари». Так?
– Так, – осторожно поддакивает Рори.
– Обожаю «Николь Фари»! – оживляется Эмма. – У нее прекрасный трикотаж.
– Совершенно с вами согласна. Итак, представим, что я стою в очереди в кассу, думаю о своем, и тут ко мне подходит продавец и говорит: «А почему бы вам не купить за эту же цену другое пальто? Оно лучше, и еще я вам в подарок предлагаю флакон духов». У меня нет причин не доверять продавцу. И я думаю, что это прекрасное предложение и надо им воспользоваться. И покупаю другое пальто.
– Так, – кивает Рори. – Пока все ясно.
– Но когда я выхожу из магазина, – осторожно продолжаю я, – то вижу, что это пальто вовсе не от «Николь Фари» и вовсе не из натурального кашемира. Я возвращаюсь в магазин, но там мне отказываются вернуть деньги.
– Это же грабеж! – восклицает Рори с таким воодушевлением, словно он только что открыл закон всемирного тяготения.
– Вот именно. Это грабеж. И точно так же «Флагстафф Лайф» ограбили тысячи своих вкладчиков. Они убедили их поменять свой вклад, и те потеряли на этом по двадцать тысяч фунтов. – Я делаю паузу. – Возможно, «Флагстафф Лайф» не нарушили закон и их действия не противоречат уставу. Но в этом мире еще существует кодекс чести, и они не просто нарушили этот кодекс, они его разрушили. Клиенты заслужили свои премиальные. Они были верными вкладчиками долгие годы, и им полагались эти деньги по совести и чести. Если вы честны перед собой, Люк Брендон, вы согласитесь, что это так.
Я завершаю свою речь и, задыхаясь, гляжу на Люка. Он смотрит на меня не мигая, и я не могу понять, что выражает его взгляд. Внутри у меня все клокочет. Я сглатываю и пытаюсь отвести взгляд, но почему-то не могу. Он меня будто загипнотизировал.
– Люк? – спрашивает Эмма. – У вас есть что ответить на это?
Он молчит. Смотрит на меня, и я смотрю на него, и сердце мое бьется часто-часто, как у перепуганного зайца.
– Люк? – нетерпеливо повторяет Эмма. – У вас есть…
– Да… Ребекка… – Он отводит взгляд, качает головой, почти улыбаясь, потом снова смотрит на меня. – Ребекка, вы правы.
В студии воцаряется гробовая тишина. От изумления я открываю рот. Боковым зрением вижу, как удивленно переглядываются Эмма и Рори.
– Простите, Люк, – начинает Эмма, – вы готовы признать…
– Она права, – пожимает плечами Люк. – Ребекка абсолютно права. – Он берет стакан с водой, откидывается на спинку дивана и отпивает глоток. – Если хотите знать мое мнение, эти клиенты действительно заслужили свои бонусы. И мне очень жаль, что они их не получили.
Этого не может быть. Люк со мной согласен?
– Понятно, – немного обиженно говорит Эмма. – Так, значит, вы поменяли свою точку зрения?
Тишина. Люк задумчиво смотрит в свой стакан. Потом поднимает глаза:
– «Флагстафф Лайф» платят моей компании за то, чтобы мы заботились об их имидже. Но это не значит, что я лично согласен со всем, что они делают, более того, это не значит, что я в курсе всего, что они делают. – Пауза. – По правде говоря, я и понятия не имел о том, что произошло, пока не прочитал статью в «Дейли уорлд». Статья, кстати, по-моему, удалась и является прекрасным образчиком журналистского расследования. – Он кивает мне: – Мои поздравления, Ребекка.
Я беспомощно смотрю на него, не в состоянии даже выдавить «спасибо». Мне ужасно неловко. Хочется обхватить голову и тщательно обдумать происходящее, но я не могу. Я же в прямом эфире. На меня смотрят два с половиной миллиона людей по всей стране.
Черт, надеюсь, хоть ноги-то у меня не выглядят жирными бревнами.
– Если бы я был клиентом «Флагстафф Лайф» и со мной так поступили, я бы тоже очень разозлился, – продолжает Люк. – Действительно, есть на свете такое понятие, как лояльность клиента, и есть такое понятие, как честность. И мне бы хотелось, чтобы клиенты, которых я представляю в обществе, следовали этим принципам.
– Понятно. – Эмма поворачивается к камере. – Вот это неожиданность! Люк Брендон, который представляет интересы «Флагстафф Лайф», заявляет, что его клиенты были не правы. Дальнейшие комментарии будут? – Это уже Люку.
– Откровенно говоря, – криво улыбается Люк, – я не уверен, что после всего этого буду представлять интересы «Флагстафф Лайф».
– А? – Рори наклоняется вперед, лицо у него ужасно умное. – Отчего же, скажите пожалуйста?
– Боже мой, Рори! – нетерпеливо восклицает Эмма.
Она закатывает глаза, и Люк прыскает со смеху.
Вдруг все начинают смеяться, и я присоединяюсь, немного нервно. Ловлю на себе взгляд Люка, меня обдает жаром, и я быстро отвожу глаза.
– Ну что ж, – вдруг говорит Эмма, взяв себя в руки и улыбаясь в камеру. – В студии были финансовые эксперты, а после короткой паузы вас ждет возвращение на подиум коротких шортов…
– А также ответ на вопрос, помогают ли от целлюлита антицеллюлитные кремы, – вставляет Рори.
– После чего у нас в студии выступят наши почетные гости – «Вестлайф».
Из колонок доносятся первые такты музыкальной заставки, и Рори с Эммой вскакивают.
– Отличные получились дебаты, – кидает Эмма через плечо, устремляясь к выходу, – извините, но я сейчас лопну.
– Да, отличное шоу, – искренне говорит Рори. – Я ни бельмеса не понял, но шоу отличное. – Он хлопает Люка по спине, приветственно поднимает руку и тоже уходит из студии.
Вдруг все кончилось. Все ушли. Остались только я и Люк – друг напротив друга, в ослепительном свете, с микрофонами на лацканах. Я будто контуженная. У меня кружится голова.
Неужели все это произошло на самом деле?
– Ну, – наконец говорю я и откашливаюсь.
– Ну, – с легкой улыбочкой вторит Люк, – молодец.
– Спасибо, – бормочу я неловко и прикусываю губу.
У него, наверное, теперь будут неприятности. Наверное, публичное обвинение своего клиента в нечестности равносильно укрыванию джинсов от покупателя.
Неужели он и правда изменил свое мнение из-за моей статьи? Из-за меня…
Но ведь я не могу его об этом спросить? Или могу?
Тишина становится все звонче и звонче, и наконец я делаю глубокий вдох.
– А вы.. – Я…
Мы оба замолкаем.
– Нет, – краснею я. – Вы говорите. Я ничего… Говорите.
– Ладно, – пожимает плечами Люк. – Я только хотел пригласить вас на ужин.
Я в недоумении смотрю на него. О чем это он? Ужин в смысле…
– Чтобы обсудить кое-какие дела. Мне понравилась ваша идея с январскими распродажами в банке.
Что? Какая идея?
О господи, вспомнила! Он что, серьезно? Это он про мою глупую, безумную мыслишку, высказанную вслух?
– Мне еще тогда пришло в голову, что это была бы отличная промо-акция для одного из наших клиентов. И я подумал, почему бы вам не выступить нашим консультантом в этом проекте. Независимым консультантом, конечно.
Консультантом? Независимым? Я? Не может быть. Однако говорит он всерьез. – А… – Я разочарована. – А, понятно. Ну… наверное, я сегодня вечером свободна.
– Прекрасно. Тогда, может быть, «Ритц»?
– Как скажете, – небрежно соглашаюсь я, словно каждый день перекусываю в «Ритце».
– Очень рад. – Люк улыбается. – Жду с нетерпением.
А потом – о, ужас! – прежде чем я успеваю прикусить язык, раздается ехидное:
– А как же Саша? У нее на сегодня планов нет?
Долгое молчание, во время которого мне до жути хочется куда-нибудь провалиться и умереть.
– Саша ушла неделю назад, – наконец произносит Люк, и я поднимаю голову.
– Ой… Неужели…
– Да, вот так, собрала чемодан и ушла. – Он спокойно смотрит на меня. – Ну и что, могло быть и хуже. По крайней мере, я не купил в комплект к чемодану портплед.
Черт, я сейчас еще и смеяться начну. Нет, нельзя. Нехорошо.
– Мне очень жаль, – наконец удается выдавить мне.
– А мне нет. – Люк серьезен, и смех тает у меня на губах.
– Ребекка! Люк!
Мы оборачиваемся; к нам идет Зелда.
– Замечательно! – восклицает она. – То, что нужно. Люк, вы молодец. А вы, Ребекка… – Она подходит, садится рядом со мной на диван и похлопывает по плечу. – Вы были просто великолепны. Мы тут подумали, не согласитесь ли вы остаться, в качестве эксперта – ответить на вопросы телезрителей?
Я с недоверием смотрю на нее.
– Но… я не могу! Я же не эксперт.
– Ха-ха, смешно! – смеется Зелда. – Самое удивительное в вас то, Ребекка, что вы ведете себя как самый обычный человек. Вы профессионал, но говорите понятно, как подруга или соседка. Понятно и доступно. Легко о сложном. Именно с таким экспертом и хотят советоваться люди. Как думаете, Люк?
– Думаю, Ребекка с этой задачей прекрасно справится. Думаю, никто не подойдет для этой цели лучше. И пожалуй, я вас оставлю. – Он встает и улыбается мне: – До вечера, Ребекка. До свидания, Зелда.
Я словно в тумане смотрю, как он пересекает студию. И мне хочется, чтобы он обернулся.
– Ну, – Зелда сжимает мою руку, – давайте я расскажу, что к чему.
Меня заставили выступить на телевидении. Это правда. Просто заставили.
Мы снова сидим на диване, Рори, Эмма и я, а по телефону Энн из Лидса неуверенно признается, что она ни разу в жизни не сдавала налоговую декларацию.
Я кидаю взгляд на Эмму и улыбаюсь, Эмма подмигивает в ответ. Я одна из них. Мы на равных. Никогда еще мне не было так радостно и здорово.
Странно, когда у меня брали интервью, я от волнения и двух слов связать не могла, а сейчас, сидя в студии на положении соведущей, ощущаю себя как рыба в воде. Мне все так нравится, что я могла бы целый день тут просидеть. И яркий свет больше совсем не раздражает. Я прекрасно себя чувствую. И еще я перед зеркалом отрепетировала лучшую позу для телевидения (колени вместе, ноги скрещены в лодыжках), и теперь не забываю этой позы придерживаться.
– Я начала работать уборщицей, – говорит Энн из Лидса, – и ни о чем особенно не задумывалась. Но мой работодатель спросил меня, платила ли я налоги. А мне никогда и в голову не приходило, что я должна платить налоги.
– Да. – Эмма смотрит на меня. – Кажется, у Энн серьезные затруднения.
– Это так, – сочувственно соглашаюсь я. – Но во-первых, Энн, вы должны знать, что если ваш доход не превышает минимума, не облагаемого налогом, то вы не обязаны ничего платить. Во-вторых, у вас в любом случае еще масса времени и вы все успеете сделать.
И это тоже странно. Не понимаю откуда, но я знаю ответы на все вопросы. Про ссуды, про страхование жизни, про пенсии. Я все про это знаю! Несколько минут назад Кеннет из города Сан-Остелл спросил, каков максимальный предел пенсионных взносов, и я не задумываясь ответила – 5000 фунтов. Такое впечатление, что в какой-то части моего сознания откладывалось все, о чем я когда-либо писала в «Удачных сбережениях», и теперь, когда эта информация мне понадобилась, я ее вспомнила. Можете о чем угодно меня спросить! Например, спросите меня про… налог на увеличение рыночной стоимости капитала для владельцев недвижимости. Спросите, спросите…
– На вашем месте, Энн, – заканчиваю я, – я бы связалась с местным отделением налоговой службы и попросила у них консультации. И ничего не бойтесь!
– Спасибо, – дрожащим голосом благодарит Энн. – Спасибо, Ребекка.
– Надеюсь, этот совет вам поможет, Энн. – Эмма улыбается в камеру. – А сейчас вас ждет Дэйвина с новостями и погодой, а затем, по настойчивым просьбам телезрителей, мы вернемся к денежным вопросам.
– Да, похоже, проблемы с деньгами у многих, – вступает Рори.
– Действительно, – соглашается Эмма. – И мы хотим всем им помочь. Поэтому какими бы ни были ваши проблемы – большими или маленькими, пожалуйста, звоните и задавайте свои вопросы Ребекке Блумвуд по телефону 0333 4567.
Она на секунду замирает, глядя в камеру, потом откидывается на спинку дивана, и прожекторы гаснут.
– Уф! Отлично идет! – К Эмме подбегает девушка-визажист и начинает припудривать лицо. – Правда, Зелда?
– Прекрасно! – возникает Зелда из тьмы. – В последний раз к нам поступало столько звонков, когда в студии были «Спайс Герлз». – Она удивленно смотрит на меня. – Ребекка, вы никогда не посещали курсы телеведущих?
– Нет, – честно признаюсь я. – Но… я много смотрю телевизор.
Зелда хохочет.
– Хороший ответ. Так, ребята, мы в эфире через полминуты.
Эмма улыбается мне и сверяется с бумажкой на столе, а Рори закидывает ногу на ногу и начинает рассматривать свои ногти. Они обращаются со мной как с коллегой, радуюсь я. Как будто я с ними в одной команде.
Никогда, никогда еще я не была так счастлива. Даже когда на распродаже в «Харвей Николе» нашла бюстье от «Вивьен Вествуд» всего за 60 фунтов. (Кстати, где сейчас эта вещица?.. Надо бы ее как-нибудь надеть.) Так вот, сейчас намного лучше. Жизнь прекрасна.
Довольная собой и жизнью, я оглядываю студию и вдруг замечаю знакомый силуэт. От ужаса у меня волоски на руках становятся дыбом. В глубине студии, в темноте, стоит человек, и либо у меня галлюцинации, либо во всем виновато освещение, но этот человек похож на…
– Мы рады снова приветствовать вас в студии, – объявляет Рори в камеру, и я переключаю внимание на декорации. – Сегодня мы отвечаем на звонки телезрителей, угодивших в силки денежных затруднений. У нас в гостях эксперт Ребекка Блумвуд, и наш следующий звонок – из Шрюсбери, от женщины, которую зовут Фрэн. Фрэн?
– Да, – говорит Фрэн. – Здравствуйте. Здравствуйте, Ребекка.
– Доброе утро, Фрэн, – приветливо отвечаю я. – Что у вас случилось?
– У меня проблемы. Я… я не знаю, что мне делать.
– Вы в долгах, Фрэн? – мягко спрашивает Эмма.
– Да. – В ее вздохе слышатся слезы. – Я превысила кредит в банке, задолжала по кредиткам, взяла в долг у сестры… и не могу прекратить тратить деньги. Просто я люблю… покупать вещи.
– Какие вещи? – оживляется Рори.
– Ну, не знаю… Одежду для себя и детей, то да се для дома – в общем, ерунду всякую. Потом мне приходят счета… и я их выкидываю.
Эмма многозначительно смотрит на меня, и я поднимаю брови в ответ.
– Ребекка? У Фрэн явно серьезная проблема. Что вы ей посоветуете?
– Что ж, Фрэн, – начинаю я. – Прежде всего вам нужно набраться смелости и повернуться к неприятностям лицом. Позвоните в банк и скажите, что у вас затруднения с деньгами. Они же не чудовища! Они и сами хотят вам помочь. – Я поворачиваюсь к камере и с самым серьезным видом смотрю прямо в объектив. – Бегство не решит ваших проблем, Фрэн. Чем дольше вы затягиваете их решение, тем хуже.
– Я знаю, – плаксиво тянет Фрэн. – Я знаю, что вы правы, но это нелегко.
– Понимаю, – голос мой полон сочувствия, – но вы не сдавайтесь, Фрэн.
– Ребекка, – вступает Эмма, – как вам кажется, многие люди сталкиваются с такой проблемой?
– Боюсь, что да. К сожалению, очень многие не ставят финансовую стабильность во главу угла.
– Боже мой, – горестно качает головой Эмма. – Как это печально.
– Но никогда не поздно все изменить, – продолжаю я, – стоит только осознать свои обязанности и начать относиться к ним серьезно, как жизнь тут же изменится.
Я делаю очень профессиональный жест и оглядываю студию. И… О господи, это не галлюцинация. Это на самом деле он.
Стоит у декораций, на нем гостевой значок, и он потягивает что-то из пластикового стаканчика, как будто тут работает. Дерек Смит здесь, в студии «Утреннего кофе», в десяти метрах от меня!
Дерек Смит из банка «Эндвич».
Но… так не бывает.
Но это Дерек Смит. Не понимаю. Что он тут делает?
Боже, боже, боже, смотрит прямо на меня.
Сердце уходит в пятки, и я с усилием сглатываю, пытаясь взять себя в руки.