Читатель! «Вдруг» знакомы тебе.
Почему же, как страус, ты прячешь
голову в перья при приближении рокового
и неотвратимого «вдруг»?
А. Белый. «Петербург».
Самолюбование – определение Нарцисса, но как может прозреть тупая сущность, замкнутая на себя? Какие у Нарцисса шансы – перестать быть болваном? Поставить цель – стать умным с понедельника – не выход, а заурядная глупость. При наличии внутренней слепоты самостоятельной возможности прозреть у Нарцисса – нет... Жизнь предлагает примеры только случайных просветлений. Развитие координаты совести подвержено именно случайности, хоть и не отменимо. Оно является некой закономерностью, но что-то случайно даётся, что-то также случайно отнимается.
Всё по большому счёту случайность. Сперматозоид, оплодотворивший яйцеклетку, сделал это случайно. Масса претендентов была кроме него... Случайность с самого начала фабрикует нашу неповторимость. Мы вообще подразумевали что-то другое, когда совершали наши поступки. Они стали для нас тем, чем стали, случайно. Супруги друг у друга могли быть другими. Мы искали счастье, но нашли его случайно. Разум был бы не в состоянии сфабриковать нам счастье. Оно теряется тоже случайно...
Случайны профессии, знания, навыки: Все мы учились понемногу чему-нибудь да как-нибудь.
Я случайно заметил внутреннюю сложность одной особы. Мы стояли на остановке, я что-то говорил: особа реагировала... В интонации её голоса, выражении глаз были знаки: так же выглядели мои собственные сомнения в «другом». Особа обращала на меня многочлен своих безжалостных и тупых предвзятостей, очень запутано мыслила. Я думал, что один так умею...
Мне хотелось забыть, думать, что показалось, но случайно я не прошёл мимо этого факта, повторял себе, как заклинание, что заметил мыслительный сложный процесс. Скоро второй человек попал в поле моего зрения. Это был вообще заскорузлый работяга, который едва держался на периферии моего внимания. Он позабавил меня тем, что отвёл мне место в своих мыслях в соответствии с той нехитрой функцией, которой я был для него исчерпан... Сразу два человека восприняли меня, как одномерность: «Слепые, они что ли?! Это моя прерогатива – считать всех одномерностями!». Я не знал, что делать с этой информацией, но боролся против беспамятства. Я не забывал несколько дней, не позволял себе её перетолковать, всё равно моя картина мира её отторгала... В конце концов, прошёл, будто, неощутимый ветерок, слабый электрический ток в сознании. Я смог понять, что они такие же сложные. Никакие не умные, просто сложные, как и я».
Я стал присматриваться к другим людям, нередко прорываясь сквозь их эстетически неприемлемое для меня поведение, отказал себе в праве считать его примитивным, – и сложными оказались все. Среди валившей навстречу толпы по улице не было простых. Мне удалось большим скачком преодолеть в себе врождённую тупость.
Я сделал это и теперь могу отменить все преступления и подвиги своей совести, совершив противоположные поступки, но не могу воспринимать больше других людей одномерностями. Эту возможность я потерял навсегда, произошла «химическая реакция». Я мог бы вычеркнуть информацию или перетолковать, но случайно не сделал этого... Марсель Пруст тоже описывает ненавязчивую случайность судьбы Свана. Придя к Вердюренам, он встретил сонату Вентейля, которая подтолкнула его к Одетте. Любовь лишила его свободы духа, заставила жениться на даме полусвета, но перед этим прозвучало предупреждение:
– Ах, да отстань ты от него, он пришёл к нам не для того, чтобы его мучили! – воскликнула г-жа Вердюрен. – Я не хочу, чтобы его мучили!
– Откуда ты взяла, что я собираюсь его мучить? Господин Сван, может быть, не знает сонаты фа диез, которую мы открыли.
Слова г-жи Вердюрен, конечно, символическое предупреждение... Сван его не услышал. Я бы тоже не услышал. Но возникает впечатление, что мир управляет нами с нашего же согласия: не сам же Сван так «с собой управился».
Этот милый, умнейший человек мог делать визиты в дом, где работала какая-нибудь приглянувшаяся ему кухарка, потом исчезал, не предупредив хозяев, и что-то оценивало его по шкале, которая всем известна. Поступки Свана не безразличны миру, его фортуна в любви тождествена Сансаре. Мы принуждены думать, что Сван стяжал свою судьбу. Тем не менее, было джентльменское предупреждение. Свану было проявлено сочувствие, и то, что выставило ему моральные требования, само подчиняется им. В итоге Сван шагнул на ступень другого возраста, но никакой трагедии нет. Жизнь продолжается: у них с Одеттой прекрасный ребёнок – Жильберта. Трагедии нет, но плоскость, так беспощадно знающая Свана, находится где-то рядом...
В фильме «Непрощённый» случайности громоздятся друг на друга... Клиенты изрезали лицо проститутке, шериф даже не выпорол их, взял штраф лошадьми в пользу хозяина заведения. Теперь одна из его работниц может только мыть посуду. Оскорблённые женщины обратились к обществу.
Знаменитый стрелок приехал за их тысячей долларов, даже привёз с собой биографа... Он – знаменитость, но шериф выгнал знаменитость из города и оставил биографа себе. Он и сам немножечко Нарцисс. Наличие биографа – свидетельство, что это подлинная история... Случайность посылает «вестника» настоящему мстителю... проявила сочувствие и к шерифу, но тот подарок не принял. Драматические крайности громоздятся друг на друга. После убийства одного из клиентов напарник покинул мстителя, почувствовав угрызения совести, – и сам убит. Судьба всего предприятия висит на волоске... Тем не менее, логика воздаяния безупречна. За изрезанное лицо девушки будет десяток трупов: среди них шериф, все помощники шерифа, клиенты и хозяин борделя. Кажется, что в финале с жителями городка говорит трансцендентальная сущность, сидящая на бледном коне, погружая лицо во мрак ночи: «Не обижайте ваших шлюх, или я вернусь и убью вас всех».
Случайность – конёк и Квентина Тарантино... Кажется, что бандиты просто болтают. Один говорит, что хочет служить Богу, второй не верит и относится скептически: напарник не похож на проповедника. В перерыве беседы они убивают трёх человек. В них самих в упор стреляют пять раз: ни одной царапины. Гангстер, который собирался служить Богу, видит в этом в знак. Он заявляет, что больше не будет убивать и исполнит обещание проповедовать. Второй гангстер остаётся при своём мнении: «Пять промахов подряд – это просто слепая случайность. Не стоит ради этого менять свою жизнь...». Первый гангстер отпустил в кафе тех, кого должен был убить, слово сдержал, а скептика на следующий день убивает «слепая случайность». Он застрелен из собственного ружья, в единственно возможный момент. Боксёр даже не хотел: взял ружьё, потому что его заметил; выстрелил, потому что в самый напряжённый момент хлебные тосты хлопнули... а поговорить с гангстером они не могли: за день до этого скептик был на взводе – дважды угроза жизни, даже трижды, облажался с негром в машине – и обозвал Буча боксёрской грушей, потом скептик купил средство, чтобы расслабиться... жену босса удалось откачать. Предупреждение случайности, что он висит на волоске, было. У Буча тоже был выбор: он мог сразу уйти, но остался, чтобы подогреть тосты, не успел позавтракать... После этого ему весь день везло, только щекотало нервы.
Случайность предоставляет возможность выбирать не только в кино. Товарищ Сталин тоже мог выбирать, когда отвечал на предложение втянуть в орбиту Советского Союзаарабский Восток ещё до обнаружения там нефти: «Нам нечего искать призрак коммунизма в песках Саудовской Аравии».
Эта шутка вождя предопределила судьбу коммунизма... Случайность предопределила и судьбу Евразии за века до этого: в «Чёрной легенде» Л. Н. Гумилёв обращает внимание на её нравственный характер в возмездии тамплиерам. В итоге, магистр Жак де Моле проклял французских королей на триста лет вперёд... Эмоции у него оказались в состоянии творить на костре. Сартр видел в случайности причину всякой обыденности и в «Тошноте» пишет о существовании, как о случайности.
Моё представление о себе, как о Гадком Утёнке, и представление Любки обо мне, как о симпатичном мальчике, обрели устойчивость, соединившись. Я тоже случайно стал себе представляться с «чужих слов». «Мы – люди с чужих слов», – говорит Кришнамурти. Картина «со слов» – это опосредованное восприятие. В данном случае его опосредованность только и является достоверностью: мало, кто убеждался собственными глазами, что существует Берингов пролив.
Слова о существовании Берингова пролива можно, хотя бы, проверить, а вот с теорией эволюции или историей дело обстоит гораздо хуже. Мы должны принимать только уверения о них без референта. Что было миллиард лет тому назад или тысячу лет тому назад? И как быть, если хочется знать, а не верить?
Чужие толкования вызывают чувства. «В нашем социальном мире система внешних окон постепенно сменяется закрытой комнатой со столом для информации: мы больше читаем о мире, чем видим его». (Делёз). Рассудок незаметно подменяется чувствами, вернее, равновесие между рассудком и чувствами незаметно нарушается «с чужих слов». Они всё объясняют, упорядочивают мир, но и в заблуждение тоже вводят.
Если узнать основания, по которым нам предлагается представлять себе татаро-монгольское иго, можно сильно удивиться. Этот общезначимый смысл окажется галлюцинацией, идеологией Романовых. Согласно их видению истории, Россия до них выплачивала дань по всему периметру границ, а они навели в этом фундаментальном вопросе порядок. В то же время невозможно отделаться от впечатления, что теория относительности нафантазирована: «Копьё пролетает со скоростью света между двумя дверями гаража, которые закрываются тоже со скоростью света». Тем не менее, теория относительности принесла практические результаты в виде телевизора, например. Видимо, есть разница между татаро-монгольским игом и теорией относительности, как знаниями. Видимо, галлюцинировать «с чужих слов» и фантазировать – две большие разницы. Делёз даже ввёл представление об идеальной игре воображения, разделяя общезначимый смысл и фантазии. Это может показаться странным, что летающие в облаках фантазии проникнуты логикой, а общезначимый смысл – логосом; но условимся, что галлюцинации – это игра мысли по неким правилам, а фантазии – идеальная игра воображения. Фантазии индивидуальны, но логичны, а общезначимый смысл – более или менее одинаков для всех, но это – логос. В связке со здравым смыслом он гласит о каких-то банальностях: «Лошадь кушает овёс». Чтобы возникла сложная жизни, по мнению наших представлений, не логичных, но логосных, нужно много времени – миллиард лет. Кажется, что время в миллиард чем-то ограничено... На самом деле, это безразмерное время, которое не имеет смысла даже для самой эволюционной теории. В согласии с ней эволюция ведёт к биологической специализации, а специализация к смерти: всё возникшее за миллиард лет многократно обретёт специализацию и погибнет в изменившихся условиях. Миллиард лет ничем не обоснован, кроме общезначимого смысла. Нет в логике такого закона, который бы требовал миллиарда лет. Мы просто не сторонники веры в Бога. Миллиард лет – и всё существует без Бога. Кажется, что эволюция – хорошая альтернатива сотворению мира. Мы верим в общезначимый смысл, чувствуем от этого удовлетворение. В этот момент наше сознание именно чувствует, галлюцинирует, повторяя себе некий общезначимый смысл, а не мыслит. Основоположник эволюционной теории был старшиной церковного хора. Создавая теорию видов, Дарвин хотел освободить Бога от заботы о мелочах, но какое теперь дело до того, что он хотел? Случай расставил всё по-своему. В итоге теория видов заменила Бога. Теперь эволюционная теория ссылается на генетику, доходит до таких подробностей, как неандертальские рыжие волосы, доставшиеся северным европейцам. Среди них много рыжих. Такие детали просто завораживают, но чем больше мы узнаём разного, тем больше возникает и нестыковок в разуме и в чувстве... При запуске первого спускаемого аппарата на Луну было опасение, что он утонет в слое космической пыли в десяток метров толщиной. Такой слой должен был на Луну нападать за пять миллиардов лет, ведь она возникла вместе с Землёй, но пыли на Луне оказалось десять сантиметров. Как раз столько могло нападать за семь тысяч библейских лет. Смысл, который приходит первым, возникает, будто, из ущерба самому себе: зерно не прорастёт, если не погибнет. Почему-то, стало нельзя отказаться от устаревшей идеи сотворения мира.
Иногда во взглядах эволюционистов проскальзывают и забавные нотки. Ричард Ферле, написавший книгу «Эректус бродит между нами», в том числе упомянувший рыжих жителей севера Европы, восклицает: «Жизнь, подобно другим актам творения!», – это – оговорочка по Фрейду. Как свидетель, о рыжих неандертальцах; высказывалась и Елена Блаватская: «И увидели нежные Лхе, что должны воплотиться в огромные тела, покрытые рыжей шерстью, и в ужасе закричали: «Это – карма!». Что случилось, – что через какие-то сорок тысяч лет мы себе уже нравимся? «Мы с отцом прицепили к полотну медали свиней, растянули поперёк дороги и сфотографировались. Свиньям, которые заработали эти медали, было всё равно, а нам с отцом нет». (Дейл Карнеги).
Эволюционная теория вообще путаная вещь: для эволюции мы никакие не любимчики. У всех видов шерсть и клыки в интересах выживания, а у нас миллиард лет впустую. Кстати, зачем в Африке обезьянам шерсть? Нет, я не грущу по шерсти, просто истину ищу. Куда подевалась моя биологическая специализация? Пустяковое время в какие-то сорок тысяч лет, – и ни клыков, ни шерсти, почему-то, когти стали ногтями. В драках даже друг с другом когти совсем бы не помешали. Пусть бы шерсть сошла. Я согласен: паразитов меньше будет, но зачем волосы на голове отрастают, как ни у кого другого? Нет, эволюция не считается с нами, как ласковая случайность. И что её ради радеть, если в итоге случайности мы устроились на планете лучше всех?
Астральный майор В. Аверьянов освещает вопрос возникновения человека на Земле, не вступая в противоречие с моей фантазией. Правда, он переносит проблему возникновения жизни в космос: «Ну, и ладно!». Может, гуманоиды знают, откуда пошла есть русская земля? В. Аверьянов пишет о прививке внеземного разума на земную биологическую основу (миф о кентаврах и козлоногих людях). Такую прививку можно рассматривать, как форменное творение, при этом мы укладываемся в сроки геологической эволюции, в сроки биологической эволюции и в сроки, за которые лунная пыль нападала... Эволюционисты сами открывают факты, обосновывающие какое-то творение, профессор Савельев, например, считает, что человеческие расы сложились не позже пяти тысяч лет назад. Не позже, значит, в библейские времена. В пользу творения говорят и слова С. Савельева о том, что геном «не кодирует структур мозга». Для этого геном слишком прост, – а структуры мозга разнообразны и по количеству так велики, что вообще, неизвестно, откуда они взялись. Более того, наша иммунная система рассматривает мозг, как инородное тело. Кровяные тельца борются с клетками мозга и убивают их, если доберутся. Питательные вещества из крови в мозг поступают через слой специальных клеток, который защищает нервы от поражения иммунной системой, – гематоэнцефалический барьер. Интересно, как именно миллиард лет эволюции обосновывает совместное пребывание крови и нервных клеток в одном организме?
Основные биологической мотивации человеческого мозга совпадают с мотивациями животных: пропитание, размножение и доминантность. Подчёркивая сходные доминанты, профессор Савельев остроумно объясняет на их основе поведение человека в обществе и находит много общего с бабуинами. Я тоже не нахожу никакой разницы в сфере эмоций между человеком и животными, но всё равно возникает вопрос об обществе. Доминанты способны обосновать стадо, как они обосновывают общество? Люди ведут себя, как бабуины, но вместо стада – общество. Язык общения есть и в стаде. Там главный бабуин – основополагающий момент. Стадо вписано в него, покоится на бабуине, главный бабуин обосновывает собой стадо, а вот в общество, наоборот, «главный бабуин» аккуратно вписан, его доминанты ненавязчиво контролируются вместе с «бабуином» в обществе. Что за институция такая, не известная нам? Это – не институт брака и не институт государства.
В современном обществе легко переедать, и мотивация питания требует контроля. Лежащая в основе общества, она бы сама всё контролировала. В контроле нуждаются и мотивации размножения, и мотивация доминантности, и контроль в обществе всегда ненавязчивый. Основные животные мотивации не могут ликвидировать общество, только понижать благоустройство для самих же «бабуинов». Например, для доминирования доступней всего свои дети, но, преследуя вниманием всякий поступок ребёнка, «бабуин» только навредит своей мотивации доминирования. Внимание детей организовано субъективно. Если для родителя порядок в вещах, сложенных аккуратно, то для ребёнка – в разбросанных вещах, они так функционируют. Сложенные в порядке, бесполезны и никак ребёнка не развивают. Значит, порядок родителя тормозит развитие ребёнка. В результате доминирования над ним, как бабуин будет выживать в обществе, если «грохнет» свой актив? Жизнь в обществе требует различения своих мнений и истины. Такие эфемерности в стаде невозможны.
«Незапамятные времена» – уловка и для историков. По хронологии Фоменко и Носовского, тысяча лет истории приписана. Конечно, пустяки по сравнению с теорией эволюции. Сергей Фоменко – математик. Он говорит, что хронология – дело математиков, ещё он говорит, что история более сложная наука, чем математика: «Легко себе представить международную конференцию математиков и трудно такую же конференцию историков».
Предмет изучения истории, действительно, двоится. В виде прошлых событий исторические источники нам предлагают идеологическую трактовку этих событий. Самый свежий пример, что история именно так и пишется, – история КПСС. Трактовка древней истории тянется из незапамятных времён, идеологические установки которых темны, на языке эволюционной теории такая «история» превратилась в «специализацию», ведёт к вымиранию своих носителей... Конечно, существуют у истории методы, но двойственность исторического предания – первое, что приходит на ум... Поползновению истории быть идеологией можно привести свежий пример. Профессор В. Пыжиков поднял украинский вопрос, это – идеологическая конъюнктура, в настоящий момент; взгляды профессора могут быть глубоко обоснованы критическим изучением разнообразных исторических источников, – но конъюнктурный момент только подчёркивает двойственность исторических исследований.
Глеб Носовский говорил с теми людьми, которые в тридцатые годы участвовали в переписи населения СССР. Они рассказали ему, что граждане СССР указывали в качестве своих национальностей: чудь, кривичи, берендеи. На удивление переписчиков приводили слова на этих языках. Не случайно в царской России указывалось только вероисповедание в переписях населения, творился русский народ в письменном государевом предании... В детстве, когда я, по мнению бабки, баловался, она кричала: «Чалдон!», – а пару раз обозвала «берендеем». По истории, эти берендеи ещё до крещения Руси вымерли. Через тысячу лет после исчезновения народа никакое предание о нём не живёт. Моя неграмотная бабка могла пользоваться только устным преданием. Сейчас можно встретить утверждение, что хетты, жившие до новой эры, были праславянами, но это – письменное предание. Я прочитал об этом, а не услышал.
Алексей Кунгуров сообщает о делении христиан на православных, правоверных и каких-то крестофериан. Он указывает на православные кресты церквей с маленьким исламским полумесяцем. Может, существовала какая-то форма экуменизма двух авраамических религий? История об этом умалчивает, но мусульмане в России жили везде: и там орда, и здесь орда, Ордынцев поощряли креститься, даже давали дворянство и принимали на «государеву службу», но ведь не все крестились, и мечети стояли не везде, а с не крещёными нужно было считаться. Мы не замечаем мусульманский полумесяц на кресте, а они видели свой символ и могли молиться в церкви, могли надоумить и христиан на полу распластываться. Те думали, что это религиозное рвение. Можно поразмышлять и над вопросом, как давно существует древний источник карты Пири-Рейса? Это мог быть только свиток из Александрийской библиотеки: на карте не обозначен пролив Дрейка шириной в тысячу километров, зато нанесена береговая линия Антарктиды, не покрытая льдом. Согласно науке, льдам Антарктиды сотни миллионов лет, но так долго не мог существовать даже древний источник карты... Зато в Библии сказано, что после потопа земля была разделена в дни Фалека. Карта Пири-Рейса без пролива Дрейка и без льдов Антарктиды как-то согласуется с библейской историей. Весь «миллиард» при желании можно сжать до семи тысяч лет.
Логическая фантазия вполне применима и к догматическим вопросам веры. Опровергая утверждение, что ислам последнее откровение Бога, А. Вассерман приводит в качестве аргумента клерикальное представление: «Бесконечный Бог может послать бесконечное количество учений бесконечному количеству учеников».
Мы представляем сознание внутренним свойством и приписываем то же самое божественному сознанию. Органы чувств находятся внутри; значит, и сознание находится внутри. Всё очевидно для общезначимого смысла, – но из внимания вытесняется, что содержанием сознания является что-то внешнее. Обращаясь к догматическим вопросам, мы не прекращаем быть атеистами. Только откладываем в сторону общезначимый атеистический смысл... А. Вассерман – тоже атеист – и пишет о возможностях Бога с сомнением, но мы усомниться в другом. Как может «бесконечное» быть внутри? Формы созерцания – внутри-снаружи – путают некий простой смысл, но сознание Бога никак не может помещаться внутри, в том числе, и Бога. Как тогда оно существует? Бог сотворил сознание бесконечным, в том числе, у человека: «по образу и подобию своему». Бесконечное сознание может существовать в конечном теле, оказывается... Тело самого Бога представляет загадку, но для нашего бесконечного сознания, возможно, требуется бесконечное количество тел. Всё по какому-то лекалу, вывернутому наизнанку: у тела бесконечное множество клеток, у сознания бесконечное множество тел. Масштаб – форма созерцания. Я – крещённый, православный атеист – по поводу поднятого Вассерманом вопроса, думаю, что Всемогущий Бог посылает бесконечное количество учений бесконечному количеству учеников и делает это «здесь и сейчас», но «ученики» не замечают «учений» ни внутри, ни снаружи...
Утверждение, что Бога – нет, научно, потому что опровержимо. Вы опровергнете, если предъявите Бога. Вот фарфоровый чайник на орбите Юпитера никто не может опровергнуть, он маленький, его не видно, мы его никогда не найдём, но он там есть! Рассел запустил на орбиту Юпитера совершенно неопровержимый чайник. Утверждение, что Бог есть, тоже неопровержимо, всегда можно сослаться, что Он находится за пределами известного нам пространства, если всё пространство изучено, тогда можно сказать, что Он был, когда творил, а сейчас его нет. Короче, с этим ничего нельзя поделать... Бог лишён, тем не менее, достоверности, но если я скажу, что случайность есть, я смогу её предъявить?
Анатолий Вассерман считает, что Бога нет, если есть природа, и ссылается на Курта Гёделя, который доказал две теоремы, а Вассерман добавил к ним собственное следствие: «Завершённая система аксиом является противоречивой... Бог, как абсолютная причина всего, завершает систему аксиом. Значит, мы должны прийти к выводу, что в природе возможны противоречия, а так как противоречий нет, то и Бога нет». Научный метод так и соблазняет себя опровергнуть. Чего не хватишься, ничего нет! Мы, конечно, не можем предъявить Бога, но в данном случае это и не нужно. В Канаде в 19 веке имела место «длинная ночь». Это явление попало в канадские газеты: «В течение всего дня горели в небе звезды, в конюшнях ржали лошади». Более того, это было двойное противоречие в природе: ночь не кончилась только на ограниченной территории земного шара. В остальных частях света всё было нормально, никто ничего не заметил. А ночь не кончилась! Газеты врать не станут, это – не Библия: «Стояло солнце среди неба и не спешило к западу почти целый день». (Иисус Навин).
Разумеется, я узнал о «длинной ночи» не из канадских газет, а из современной книжки, там было ещё про зеленых человечков. В какой-то германский город (по другой версии в Англии) пришли мальчик и девочка зеленого цвета, на расспросы, кто они такие, дети отвечали, что живут на другом берегу широкой реки и называли реку, но такую реку никто не знал. Дети сказали, что дома всегда сумерки. Они только видят солнечный мир... Через некоторое время кожа у них побелела. Мальчик вскоре умер, а девочка жила долго и оставила потомство... Была в книжке и совсем достоверная история. Опять в каком-то городе в Германии появился мальчик (Каспар). Он имел с собой рекомендательное письмо, в котором сообщалось, что его отец – гусар, а мать умерла при родах. Его тоже рекомендовалось сделать гусаром и жестоко наказывать... Каспар далеко видел в темноте, находил спрятанные металлические предметы, но не вырос, остался маленьким, о своей прошлой жизни вспоминал что-то странное: будто, всё время сидел, скорчившись и прижимаясь к трубе дымохода. Уже взрослый Каспар любил гулять в парке, его несколько раз пытались убить какие-то злоумышленники. В конце концов, им это удалось. Одно время считалось, что Каспар – родственник Наполеона, с этим связаны превратности его судьбы, но генетический анализ останков Каспара не подтвердил эту версию...
Пожалуй, к нам вхож параллельный мир, а мы – к ним. Представляю себе этого гусара, напившегося до зелёных чертей, изнасиловавшего маму Каспара, стоит он там с мутными глазами: – Идея.
– Какая идея?
– Иде я?!
Баба Марфа говорила мне неоднократно, что в тёмных комнатах живет Бабай. Интонация её голоса не позволяла понять: шутит она или серьёзно говорит. Я, разумеется, заглядывал в тёмную комнату: «Почему Бабая нельзя увидеть?», – на этот вопрос баба Марфа хранила загадочное молчание. Но у бабы Нюры однажды в комнате без света я увидел под кроватью маленького, пламенного, шахматного коня со старческим, глумливым лицом. Этот конёк мелодично что-то пиликал, я хотел залезть к нему под кровать, но подумал, что это Бабай. Я обрадовался: «Теперь он никуда не денется», – и побежал в освещённые комнаты с криком: «Там Бабай! Бабай!». Никто даже не подумал пойти со мной. Я вернулся в тёмную комнату один, но под кроватью никого не было. Я осмотрел весь пол по периметру, залез под кровать и вдохнул никем не тронутую пыль... Комната стала скучной: надо было сразу лезть под кровать. А совсем недавно маленький мальчик на улице припадал головой к груди дородной мамки, обхватывал её ногами за живот и хныкал. Мамка повторяла за ним, как громкоговоритель: «Тетю Сяку видел? Напугала! Ах, она!..».
А ещё знакомая мне рассказывала, как шла среди бела дня по площади с памятником. Такие места безлюдны на пятьдесят метров вокруг. Какой-то парень привязался сзади: «Девушка, хотите участвовать в женских боях? девушка...». Наконец, она повернула голову, чтобы ответить наглецу, но отвечать было некому. Он, как сквозь землю, провалился. Другая знакомая тоже вернулась домой, открыла дверь своим ключом и увидела в комнате старичка, маленького, как ребёнок. Он побежал от неё и спрятался за штору... Потом объём фигуры за шторой исчез.
Так что противоречий только в природе и нет.
Научный подход, скорее, бы нас привёл к вере в Бога, если бы на пути у него не стоял атеистический дискурс, с которым жить спокойней, на самом деле. Спокойней было жить и в христианской вере под защитой одного Бога, чем в языческой. А в атеистической вере вообще комфортно: нет никаких параллельных миров, никаких божественных сил, многобожия, играющего судьбой человека... Наука – оплот атеистического дискурса – и сама имеет поползновение превращать свой эмпиризм в веру. Над этим глумился ещё Гегель: «Говорят, что мозг вырабатывает внутри себя мысль, как печень желчь. Тело кое-что ещё внутри себя вырабатывает, и это тоже лучше держать внутри. Когда оно оказывается снаружи, все затыкают нос и со смехом убегают». Научный опыт ограничен, как и всякий опыт, а научный дискурс рассматривает его, как «чистый разум», превращает индукцию в дедукцию. Такая кривая логика свидетельствует о наличии в методе эмоций. При этом устанавливается логос вместо логики, – это уже противоречие в методе. Какой-то научный метод существует, но Вайнберг, например, его определяет, как эстетический: «Если теория красива, то она работает». Мы – нищие духом. Земля – наша!
Свидетельств о чём-то невероятном, на самом деле, можно найти очень много, если бы не желание покоя... Леонид Мацих рассказывает о тундровых шаманах, которые могут исчезнуть из яранги во время камлания, потом снова войти в дверь. Он считает это каким-то фокусом. Так спокойней и научней. Но писатель Олег Горбовский приводит случай исчезновения, который нельзя считать сознательно проведённым трюком. В начале 20-го века в России какая-то дама ехала с дочкой в поезде. Девочка спала в купе, но между двух станций исчезла. Поезд обыскали, потом остановили... Железнодорожники и мама пошли назад по шпалам. Они увидели девочку, мирно спавшую под своим одеялом на склоне холма рядом с железнодорожной насыпью. Когда её разбудили, она сказала, что просто видела сон, как играет с другими детьми... Они прыгали со стога сена вниз и съезжали по краю. Доверие к сновидению и эмоции помогли девочке телепортироваться вместе с одеялом; возможности нашего воображения оказываются довольно неожиданными.
Какое-то чудо может произойти и в храме. После разговора с отцом и братом Заполи через какое-то время я увидел его во сне. Мне захотелось ему поставить свечку. Я не верил в ритуалы, но раззуделась грудь... На работе мне разрешалось брать книги домой, чтобы читать вечером, а утром возвращать их назад. Я пошёл после работы... несколько поспешно сунул «Эликсиры Сатаны» Гофмана в карман, который был специально пришит для этой цели к внутренней стороне шубы, заметил, что сунул вверх ногами, но исправлять не стал, чтобы не поддаваться предрассудкам. Всю дорогу в церковь я был какой-то расчувствовавшийся... Когда-то мы с Заполей украли из этой церкви маленькую бархатную книжку с крестом на обложке, что лежала на столе вместе с бумажными иконками и показалась нам религиозной. За столом никто не следил. По расписанию книжку должен был со стола брать я, а Заполя – прикрывать меня своим телом, но «огромные глаза» смотрели мне в спину. Каждое движение моего пальца было у них на виду. Я мешкал. Заполя сам взял книжку, мы благополучно покинули церковь, а дома её рассмотрели. Она оказалась записной: вся в каракулях «за здравие», «за упокой». Обложка из бархатной скатерти с крестом ввела нас в заблуждение... Я уже взялся за ручку железной двери, чтобы её тянуть, но тяжёлая дверь, казалось, пошла сама, как по маслу. Мне даже руку подталкивало. какой-то длиннобородый старик, действительно, открывал её с обратной стороны. Он оказался между мной и дверью, выйдя на крыльцо, вдобавок и остановился. Я, наконец, сказал: – Разрешите пройти! – Его борода мирно двинулась: – Зачем тебе проходить?
Я вспомнил про книгу с именем Сатаны вверх ногами у себя в кармане, ничего не стал добиваться и ушёл. На следующий день я пошёл в церковь, сунув Гофмана в карман уже правильно. Дверь пришлось открывать самому. Я купил свечку, прошёл к подставке, где они горели. Ко мне приветливо наклонили свои горячие язычки полсотни золотых огонёчков, на сердце стало тепло и жутко. Мою дружбу с Заполей признавали на том свете...
Вообще-то, Заполя стал моим первым разочарованием в Нарциссах. Я сам этого не понимал, и меня, будто, переспросили. В том, что мы выражаем, случайность принимает только прямой смысл... В «Тошноте» Сартр заметил её обыденность, мы сами заметили её нравственный характер. Это – два противоположных момента, которые позволяют образовать какое-то понятие. Видимо, размышляя о возможном личном Бытии Бога, Делёза написал: «Множество не может быть включено в себя, как один из своих членов»... Действительно, внимание ничего такого не фиксирует, логика даже этого не допускает, но нам известен фрактал. Он включает в себя самого себя.
Нравственное расписание случайности толкает нас в объятия Бога... Правда, есть ещё один претендент на роль Творца. Это – эмоции. Надо спокойно разобраться с их заявкой... Так или иначе, эмоции существуют достоверно, а случайность делает всё совместно с эмоциями. Перемещение девочки во сне из вагона на косогор сопровождалось эмоциями. Жак де Моле на костре, проклиная французских королей, тоже не мог их не испытывать. Расчувствовавшийся Иисус Навин остановил заход солнца... кто-то в Канаде остановил восход: «Горькие слёзы застлали мой взор, хмурое утро крадётся, как вор, ночи вослед. Проклято будь наступление дня, время уводит тебя и меня в серый рассвет». – Такое иногда бывает, что не хочется никакого утра. Эмоции, задетые Сваном у какой-то кухарки, могли запустить процесс его судьбы. Возможно, они поселились в самой сонате Вентейля, настраивающей на любовь к чему-то падшему. Для такой «зарядки» сонаты могла послужить дочь Вентейля, для эстетически чувствительного Свана это оказалось неотразимым. Случайно Одетта рядом сидела. Бытие эмоций – загадка... Интеллектуальные силы покинули Свана в любовной коллизии, только на один момент у него наступило просветление: «Как же так: я убил несколько лет жизни, я хотел умереть только из-за того, что всей душой любил женщину, которая мне не нравилась, женщину не в моём вкусе!». Эмоции играют без правил, резвятся, где хотят, прямо, как Бог. С ними связан случай Кабирии, сотворившей свадьбу вокруг себя...
Кьеркегор пишет, что, ведя своего единственного сына к горе Мориа, Авраам скрывает свои эмоции. Намерение принести Ицхака в жертву он скрывает от верного слуги, от Сары, от самого Ицхака, может только молчать о том, что собирается сделать. По мнению Кьеркегора, его слова Ицхаку: «Бог сам усмотрит себе агнца», – являются иронией... Авраам себя подавил, в нём нет никакой речи. Почему они находят именно агнца, запутавшегося рогами в терновнике? Это же – не по правилам. В жизни такой случайности быть не может. По крайней мере, проще не верить в это, как в случайность. И человек не может сотворить агнца словами, к тому же вынужденными...
А из вагона на косогор вместе с одеялом человек может? А мстить триста лет королям после своей смерти? Это тоже за пределами здравого смысла. Это является даже не случайностью, а чудом, не поддаётся анализу, как и длинная ночь в Канаде. Все закономерности пространства и времени нервно курят в сторонке после таких происшествий. На самом деле, случайности просто сотворить агнца, запутавшегося рогами в терновнике. Можно допустить, что она реагирует на эмоции Авраама, а из него и слова не вылетают: сжат единый Голос Бытия. Можно нафантазировать, что ирония в словах Авраама была опущена, оставлен только прямой смысл: «Бог сам усмотрит себе агнца». У девочки тоже внутри всё должно было замирать и сжиматься, когда она прыгала со стога сена во сне... и случайно эти эмоции «вдруг» проигнорировали стенку вагона, движение поезда... и заботливо прихватили с собой одеяло. Пафос Кьеркегора вполне уместен по отношению к случайности: «Авраама никто не мог понять. В самом деле, чего он достиг? Он остался верен своей любви. Но тому, кто любит Бога, не нужны никакие слёзы, никакое восхищение, он забывает свои страдания в любви; да, он позабыл их так основательно, что после не осталось ни малейшего намёка на ту его боль, если бы Бог сам не напомнил ему об этом; ибо Он видит тайное и знает нужду, и считает слёзы, и ничего не забывает».
«Если точка начинает двигаться, возникает линия, движение линии создаёт плоскость, движени