Так, в книге "Жизнь среди слонов" зоологи И. и О. ^глас-Гамильтон
дают интересные зарисовки, свидетельствующие как "за", так и "про-
тив" широкого распространения "альтруистического" поведения. Говоря
о поразительном стремлении этих животных как бы противиться факту
смерти сородичей, исследователи рассказывают о случаях, когда слоны
продолжали защищать мертвые тела или даже делали попытки унести их
с собой. Чем это можно объяснить? "Такая реакция на безжизненное
тело,— рассуждают ученые,— помогает спасти тех слонов, которые просто
потеряли сознание. Спасители заинтересованы в выздоровлении больного
животного, которое снова может начать играть отведенную роль в семей-
ной группе: заняться воспитанием и совместной защитой молодых,
а если это матриархат, то, став главой, в трудные минуты выручать
семью, используя накопленный опыт.
Зоологу, воспитанному на традициях естественного отбора, ничего
не остается, как объяснять внешнеалыруистическое поведение спасителя
последующими выгодами для него: если какое-то животное пытается
спасти другое, его поведение можно объяснить стремлением спасти со-
племенника, т. е. животного той же крови и с той же наследственностью.
Труднее найти разумное объяснение невероятному, почти магическому
влиянию на слонов даже совсем разложившихся трупов"65. Можно за-
ключить, резюмируют они, что поведение слонов подтверждает существо-
вание "альтруизма" в животном мире, к тому же демонстрируемого
в ситуациях, казалось бы совсем не связанных с достижением практиче-
ской выгоды.
Вместе с тем исследователи располагают и прямо противоположными
сведениями: "альтруизм", проявляясь при взаимозащите, иногда исчеза-
ет в самые неожиданные моменты. Некоторые слонихи-матери демонст-
рируют открыто эгоистическое поведение по отношению к собственным
детенышам (они могут отобрать лакомый кусок, не дать им напиться
воды). "...Стоит слонихам утолить жажду, как они удаляются, оставляя
малышам несколько минут, и те едва успевают сделать глоток, чтобы
не отстать от семейной группы. Случалось, что другая группа, дождав-
шись, пока напьется предыдущая, отталкивала малышей, прежде чем те
успевали утолить жажду... Я не раз видел, как старших слонят отпихива-
ли от лужи с водой бивнем с такой силой, что брызгала кровь, а малыш
ревел от боли"66.
|
|
Такого рода примеры, наверняка не единичные, заставляют усомнить-
ся в однозначности предлагаемой социобиологами трактовки "альтруиз-
ма" в животном мире, его роли в эволюции и тем более в правомерности
их утверждений о переходе животного "альтруизма" в нормы человече-
ского поведения.
Они утверждают, что животный "альтруизм" становит-
ся чуть ли не образцом для человека, а в действительности стихия орга-
нической эволюции развертывается как борьба за существование. И от-
бор вовсе не теряет своей жестокой силы, если он происходит по крите-
риям "альтруизма". Выгода для одного оборачивается невыгодой или
даже элиминацией для другого. Но главное теоретическое возражение
против универсализации альтруизма заключено в следующем. Во-первых,
далеко не ко всему в многообразии живого можно применить термин
"поведение" (весь мир растений, многие низшие организмы). В этом
случае теряет смысл и понятие альтруизма. Во-вторых, если эволюция
позвоночных животных и обретает дополнительные средства объяснения
с помощью понятия "альтруизм", то даже такие интересные в изучении
|
|
социабельности объекты, как муравьи, пчелы, термиты, вносят немало
"смуты" в социобиологические представления об альтруизме. Приведем
на этот счет мнение специалиста-биолога.
Пример - пчёлы
Обсуждая проблему родственного отбора, В. Е. Кипятков со ссылкой
на исследования Ч. Миченера и его учеников пишет о том, что представле-
ние о "компенсации за альтруизм" не подтверждается даже на уровне
примитивных "полуобщественных" и "общественных" насекомых, не го-
воря уже о высокоорганизованных. Среди последних яркий пример
тому - медоносная пчела. В семье пчел может быть до 100 тыс. рабочих,
причем за год население улья полностью сменяется 4-5 раз. И вот на все
эти почти полмиллиона рабочих пчел в улье появляется всего несколько
тысяч трутней и от силы 2 — 3 плодовитые самки-матки. Где же тут ком-
пенсация за тот удивительный альтруизм, проявляемый бесплодными
рабочими пчелами?
Теория отбора родичей предполагает, что в каждом поколении проис-
ходит как бы "переоценка ценностей", т. е. каждое насекомое должно
получить компенсацию за проявленный им альтруизм в виде роста сово-
купной приспособленности, а если эта компенсация и недостаточна, то
естественный отбор не может поддерживать проявление альтруизма.
Почему же продолжают оставаться бесплодными альтруистами рабочие
пчелы или муравьи, получающие за свое самопожертвование столь
мизерное вознаграждение?
|
|
Да потому, что они просто не могут вести себя иначе! Выкормленная
определенным образом личинка пчелы или муравья становится рабочей
особью не по собственному желанию, а по необходимости: ее развитие
направляют жестокие регуляторные механизмы, существующие в коло-
нии насекомых. Судьба взрослой особи жестко предопределена ее при-
надлежностью к бесплодной касте. Она не может не быть рабочей, не мо-
жет не проявлять альтруизм вне зависимости от наличия или отсутствия
какой бы то ни было компенсации за альтруизм. Даже если бы пчелы,
осы, муравьи или термиты вдруг "поняли", как мала в действительности
их совокупная приспособленность, они не смогли бы найти выхода из
этой ситуации67.
Неубедительность предположения "компенсации за альтруизм" обус-
ловлена тем, что в работах социобиологов не раскрывается сам меха-
низм распространения "альтруизма". В общем виде ясно, что этот вопрос
связан с проблемой соотношения индивидуального и группового отбора.
Но все дело в том, что далеко не все эволюционисты признают само
понятие группового отбора. Так, О. и Д.Солбриги пишут, что "группо-
вой отбор - проблема, по которой существуют много разногласий. Нет
никаких прямых данных, свидетельствующих о том, что он действитель-
но происходит; эволюцию большинства, а может быть, и всех признаков
организма можно объяснить на основании индивидуального и (или)
группового отбора родичей. Однако отсутствие прямых данных еще
нец опровергает существования группового отбора. На самом деле неко-
торые признаки, в особенности поведенческие, легче всего объяснить
именно с помощью группового отбора. Может ли групповой отбор дейст-
вовать в противовес индивидуальному естественному отбору — вопрос
иного рода, который еще не решен, но вызывает горячие дискуссии"68.
В том же духе относительно группового отбора высказывается и
Дж. Мэйнард Смит: "Причина, по которой большинство эволюционистов
неохотно признают групповой отбор важным фактором эволюции, за-
ключается в том, что обстоятельства, при которых признак, полезный
для группы, но вредный для особи, мог бы распространяться в популя-
ции, должны быть очень специальными, и стечения таких обстоятельств
вряд ли часто возникают в природе"69. Тем не менее соображения о ма-
лой вероятности группового отбора не помешали Мэйнарду Смиту иссле-
довать этот вид отбора и отметить его принципиально важные черты, при
наличии которых можно говорить о его реальном существовании.
Так, для группового отбора необходимо: 1) прекращение вражды
внутри группы; 2) эта группа должна быть маленькой или время от
времени "переосновываться" с помощью немногих основателей — "аль-
труистов", так как в большой группе нет способов, посредством кото-
рых новый, "альтруистический" ген мог бы получить репродуктивные
преимущества. В соответствии с этими утверждениями Мэйнард Смит
предложил модель, в которой "альтруистический" ген, элиминируемый
из смешанной группы его "эгоистической" аллелью, может увеличить
свою частотность посредством группового отбора. Но все же полученная
в модели популяционная структура имела такой вид, "который не часто
случается на практике"70.
Позиция Мэйнарда Смита показательна в том смысле, что отражает,
с одной стороны, стремление социобиологов остаться на почве истинного
знания. Поэтому признается дискуссионность важнейшего для концеп-
ции "альтруизма" понятия группового отбора. Но с другой стороны, при
создании моделей этого отбора в ход идут "гены альтруизма", т. е. гипо-
тетичные представления, призванные как раз обосновать существование
группового отбора. Под этими представлениями нет достоверной науч-
ной базы, в них преобладает субъективная убежденность в существова-
нии неких генетических основ поведения, не подкрепленная научными
результатами.
Однако сведения по генетике поведения, которыми наука располагает
сегодня, чрезвычайно скудны и отрывочны71. Нельзя не согласиться
с одним из самых корректных и добросовестных критиков социобиоло-
гии— палеонтологом и биологом-эволюционистом, профессором геоло-
гии (Музей сравнительной зоологии, Гарвард, США) Стивеном Джеем
Гулдом, который подчеркивает: "У нас очень слабые данные о генетике
поведения человека, и мы не знаем путей получения их для специфиче-
ски поведенческих актов, включая те, которые наиболее выделяются
в социобиологических рассуждениях, например об агрессии или конфор-
мизме. В отношении человека трудно накопить достаточные сведения
о наследственности. Еще более важно то, что мы не можем ставить бри-
динго вые эксперименты по скрещиванию и стандартизировать среду"72.
Подводит социобиологов в подходе к эволюции поведения живого
и ориентация на образцы изучения эволюции морфологических призна-
ков. Как известно, в общем виде относительно морфологических струк-
тур можно сказать, что подхваченные отбором структурные изменения
в организме закрепляются наследственно. Но это будет верно лишь
отчасти, когда речь пойдет о поведении. Что может получать "поддерж-
ку" отбора? Очевидно, некоторая приспособленность организма к совер-
шению одного или ряда действий, движений. Но поведение, как неизме-
римо более пластичное образование, в значительно большей степени зави-
сит от переменного состояния среды. Стало быть, роль наследственности
в осуществлении поведения должна быть значительно ниже.
Вот это-то и не принимается должным образом в расчет социобиолога-
ми. "Социобиологи считают,- подчеркивает один из самых убежденных
сторонников этого направления, этолог Д. Бэрэш,—что поведенческие
образцы подвергаются естественному эволюционному отбору так же,
как и любые другие фенотипические характеристики биологических
особей"73. В этом отношении социобиологи следуют линии Гамильтона,
выраженной словами: "Поведенческие характеристики видов являются
таким же продуктом эволюции, как и морфологические"74. Такая уста-
новка на генетизацию поведения во многом огрубляет представления
о действительном положении вещей.
Понимая сложность работы в области поведения живого, а также отда-
вая себе отчет в уязвимости отстаиваемой позиции, социобиологи огова-
ривают для себя право некоего не совсем строгого научного исследова-
ния. Сам Уилсон пишет об этом так: "Социобиология может лучше всего
объяснить лишь незначительную часть человеческого социального поведе-
ния в манере рассказа. Его полное прояснение придет только посредст-
вом более глубокого исследования как со стороны биологов-эволюцио-
нистов, так и со стороны ученых-социологов"75.
Действительно, обсуждение Уилсоном понятия "альтруизм" и его воз-
можных генетических оснований ведется именно в форме рассказа,
содержащего вольные переходы от одних примеров к другим. Стремле-
ние доказать универсальность альтруизма стимулируется общим сужде-
нием о том, что альтруизм "загадочен в своих основах, если предполага-
ется его противоположность альтруизму млекопитающих"76. Из всех
млекопитающих наиболее альтруистичны, пишет Уилсон, шимпанзе, хотя
и остальных представителей животного царства не следует оставлять без
внимания, когда речь идет об эволюции. "Социальные насекомые", на-
пример, демонстрируют нам самопожертвование, вполне сопоставимое
с поведением человека. Жала рабочих пчел устроены так, что остаются
в теле врага, а самой пчеле несут гибель; африканские термиты — солдат-
ская каста— устроены так, что в сражении с врагами извергают особый
секрет, от которого гибнут сами и их противники, и т.п. Конечно, "спо-
собность термитов к самопожертвованию не означает, что они обладают
такими же способностями, что и люди. Но этим указывается на то, что
подобный импульс не диктуется чем-то трансцендентным и возможно
биологическое объяснение феномена самопожертвования"77.
Предвидя возможные возражения, Уилсон отмечает, что в человече-
ском обществе, безусловно, форма и интенсивность альтруистических
актов в значительной степени детерминированы культурой. Эволюция
человека в значительно большей степени культурная, чем генетическая.
Но дело в том, подчеркивает социобиолог, что детерминирующие нашу
мораль эмоции имеют глубокие генетические основы. Они развились
посредством генов, и это те эмоции, которые приводили к самопожерт-
вованию всех наших животных предков78. При этом признается следую-
щее. На сегодняшний день известно, что гены обусловливают анатомиче-
ские и биохимические характеристики человека, но очень мало данных
об их непосредственном влиянии на поведение. Однако весьма вероятно,
что гены влияют на форму и интенсивность эмоциональных реакций,
готовность к обучению определенным вещам, усвоению определенных
образцов культуры. В принципе можно говорить о "топографии развития
человеческого поведения". Конечно, она неизмеримо шире и сложнее,
чем топография поведения насекомых, "но это все же топография", как
говорит Уилсон. Он подчеркивает, что важно понять следующую истину:
если мы достигнем полного понимания процессов генетического и куль-
турного детерминизма, тогда каждое поведение может быть проанализи-
ровано отдельно и прослежено как дорожка, ведущая от гена до заклю-
чительного поведенческого продукта. Поведение недостаточно рассмат-
ривать как результат лишь познания и обучения. "Широкая биологиче-
ская концепция должна быть начальным пунктом социологической
теории"?9.
Однако на каких основаниях и каким образом может быть создана
подобная "широкая биологическая концепция", остается неясным. Уил-
сон постоянно возражает против обвинений в "генетическом детерми-
низме", но тем не менее строит свои суждения об альтруизме на предпо-
сылочной вере в его генетическую природу. Отрицание наследования
благоприобретенных признаков, как принцип современной генетики,
как бы закрывает все другие пути обсуждения поведения, включая чело-
веческое. Отдельные реверансы в сторону культуры так и остаются лишь
реверансами, поскольку социобиологи не сомневаются в беспредельных
возможностях биологического знания, не ставят даже вопроса о необхо-
димости его существенной трансформации, когда оно обращается
к проблеме человека.
Социобиологи остаются естествоиспытателями даже тогда, когда вхо-
дят в сферу общественных явлений. Преобладающий акцент именно на
биологию приводит к безответственным (иначе не скажешь) суждениям
типа провозглашенного Уилсоном в первой же работе - "изъять этику
из рук философов и биологизировать ее". Это, мягко говоря, легковес-
ное суждение было подвергнуто справедливой критике, и можно лишь
добавить, что оно подрывает своими экстремистскими ориентациями
саму идею синтеза знания. Попытки отыскать биологические основания
человеческого поведения не могут быть плодотворными, если при этом
ограничиваться только биологическим знанием. Надо ведь иметь более
или менее четкое общее представление о том объекте, для детального
изучения которого раскрываются биологические основы, т. е. реально,
а не на словах привлекать систему гуманитарного знания, философскую
концепцию человека, так же построенную на материалистической основе,
как и естествознание.
Такие упреки социобиологам относятся не только к их взглядам
в целом, но и к отдельным проблемам, включая центральную проблему
альтруизма. Избрав именно ее в качестве ключевой, социобиология
показала тем самым такое направление исследований от общества к при-
роде, которое чрезвычайно актуально для современного познания и глу-
боко гуманистично по замыслу. Однако их доказательства универсально-
ста альтруизма не убеждают, и прежде всего потому, что они построены
не столько на знании, сколько на вере, на априорном убеждении в суще-
ствовании генетических основ поведения. Причем при экстраполяции
этого убеждения на область человеческой жизнедеятельности возникает
принципиальный вопрос: надеяться ли нам на прогресс биологии (генети-
ки) в будущем, или уже сегодня возможно говорить об определенных
пределах биологического знания. Социобиология предлагает ждать этого
прогресса и уповать на него.
Согласно марксистско-ленинской концепции человека, никакой про-
гресс не может отменить ведущей роли социальных факторов жизнедея-
тельности человека и в целом ее качественно особого характера по
сравнению с животным. Следовательно, изучать природно-биологические
основы человеческого поведения биология должна во взаимодействии
с гуманитарными дисциплинами, прежде всего с философией.
Много нерешенных проблем, серьезных трудностей ожидают исследо-
вателя, выясняющего взаимосвязи между естественнонаучным и гумани-
тарным знанием. Потому-то неоправданны в настоящее время как абсо-
лютно отрицательная реакция на поисковые работы социобиологов со
стороны их оппонентов, так и излишне доверчивое к ним отношение
со стороны адептов. Последнее может сослужить плохую службу социо-
биологии. Приведем на этот счет ряд иллюстраций из работ западных
ученых.
Так, Кристофер Боэм принимает на веру тезис социобиологии об аль-
труизме как универсальном поведении, отбираемом на генетическом
уровне: "Я признаю основную, хотя и не проверенную, предпосылку
социобиологов о том, что гены подготавливают человеческое социальное
поведение достаточно специфическим способом, и считаю, что альтруизм
людей совсем не представляет собой генетического парадокса"80. И да-
лее следует его еще более сильное утверждение о том, что "рассматри-
вать мораль разных человеческих групп можно только с позиций уни-
версальных черт морали человека и общественных животных, с которы-
ми мы разделяем сферу жизни"81. Подобные суждения, объектом
исследования которых является человек, способны внести лишь путани-
цу в это исследование. Если животные наделяются "моралью", то исчеза-
ет одно из важнейших различий между человеком и животным, связан-
ных со спецификой человеческого общения, с нравственными его осно-
вами.
Специалист в области этики, преподаватель Оксфордского универси-
тета С.Кларк в книге "Природа зверя. Моральны ли животные?" (1982)
утверждает, что философам-этикам стоило бы углубить свои познания
посредством обращения к данным этологии и психологии животных.
Ведь у животных есть не только то, что люди должны отвергать как соб-
ственно животность. У них есть и то, чему следовало бы научиться и чело-
веку—жить в мире и дружбе. Говоря непосредственно о позиции Уилсо-
на, Кларк пишет: "Конечно, хорошо, что мы можем видеть в звере нача-
ло человеческой моральности, пусть и в простой форме"82. И далее:
"То, что животное и человеческое поведение целиком отличны, я нахожу
неправдоподобным. Многие из наших отношений уважения и заботы
зависят от нашего кровного родства, и потому они либо врождены, либо
им легко обучиться. Мы разделяем это с нашими собратьями - примата-
ми"83. Вот почему исследования социобиологов заслуживают внимания,
заключает Кларк. К сожалению, не обсужден вопрос о том, каким же
образом этика должна учесть эти посылки и какова в целом судьба эти-
ческого знания перед лицом "вызова" со стороны биологии.
Некритичное отношение к социобиологии канадского философа
М. Рьюза известно по ряду его публикаций. Здесь же мы хотели обратить
внимание на то, каким образом обосновывается Рьюзом стремление
социобиологов "использовать все сведения о биологии человека для объ-
яснения всех феноменов и неясностей человеческого бытия, включая
этику"84. Он предлагает также некоторые логические основания для
того, чтобы считать этику выводимой из биологии. Делается это с по-
мощью сугубо формально-логических заключений. Посылка: культура
не может быть причиной морали, так как мораль включается в культуру.
Следовательно, для обоснования морали нужно искать иную, некультур-
ную, т.е. биологическую, основу. Или еще: мы все больше убеждаемся
в том, что культура должна быть биологически адаптивна. Поскольку
мораль—часть культуры, то и мораль должна быть биологически адап-
тивна, и нужно искать биологические основы морали85.
Здесь вряд ли нужно специально доказывать, что социобиология
не вправе ответить на все вопросы человеческого бытия, да она, кстати,
и не претендует на это. Но если уж затеян разговор о человеческом бы-
тии, то для его анализа только формально-логические построения неубе-
дительны. Поднятые социобиологией проблемы действительно важны
и поэтому достойны серьезного, непременно критичного отношения.
Такой подход тем более необходим, поскольку направление разнородно
и противоречиво даже в исходных принципах. Выше говорилось о том,
насколько показательно для социобиологии понятие "альтруизма". Но
как быть с включенной в социобиологию концепцией "эгоистичного
гена", с помощью которой ее создатель, английский этолог Р. Докинс,
пытается доказать эволюционную роль как раз не альтруизма, а эгоизма?
Отношение лидера направления Э. Уилсона к этой концепции дает
дополнительное свидетельство методологической "беззаботности" социо-
биологов. Скорее всего отсутствие каких-либо критических замечаний
в адрес концепции Р. Докинса может быть объяснено тем фактом, что
в ней проводится идея генетической детерминированности не только
поведения, но и всех явлений человеческой культуры. Поскольку имен-
но вопрос о генетических основах поведения — самый спорный в социо-
биологии, самый уязвимый для критики, то единомыслие по этому
вопросу делает как б,ы несущественными серьезные различия в общей
картине эволюционных представлений Докинса и Уилсона.
На наш взгляд, было бы неверным недооценивать их, отмахнуться
от' них на том основании, что "альтруизм" и "эгоизм" в равной мере
антропоморфны, не обладают привычным статусом научных понятий
и представляют собой чуть ли не произвольную выдумку биологизатор-
ски настроенных ученых. Однако мы стремимся раскрыть истоки биоло-
гизаторских тенденций, показать негативные и позитивные результаты
обращения естествоиспытателей к проблеме человека, поэтому вправе
делать особый акцент на различиях в концепциях "альтруизма" и "эгоиз-
ма". Точнее сказать, что они очевидны по определению, фиксируя извеч-
ную тему человеческих взаимоотношений, но вот совреме
9.Эволюционно стабильная стратегия нный обще-
культурный контекст этих концепций, их социально-мировоззренческие
истоки дают пищу для размышлений.