В 1825 г. адмирал Мордвинов послал Александру I записку об экономическом состоянии России и способах его улучшения – своего рода, свод всех своих хозяйственных взглядов. Император находился тогда в Таганроге; туда и была направлена записка, однако прочитать её Александр уже не успел. «Но это мнение Мордвинова не получило не только своего действия, но даже и дальнейшего хода, так как, в непродолжительном времени, по получении его, император Александр скончался»,[47] – читаем мы в биографии адмирала. Это, может быть, самый крупный, но не единственный случай, когда предложения Мордвинова остались неуслышанными. Например, если говорить о судьбе проекта трудопоощрительного банка, то красноречивее всего будет привести слова самого Мордвинова на этот счёт. «Устав сего Трудопоощрительного банка и проект манифеста поднесены мною государю императору в декабре 1801 года. В 1803 году, в сентябре месяце, внесен оный был для рассмотрения в Совете... В Совете устав был мой читан, и члены Совета пожелали оный прочитать со вниманием по домам своим. Кто из министров и членов Совета теперь оный читает со вниманием, мне неизвестно».[48]
Можно обратить внимание на следующую деталь: Мордвинов, по сути, указывает на одни и те же пороки российской экономики и призывает к одним и тем же мерам как в первое (тот же проект трудопоощрительного банка, увидевший свет в 1801 г.), так и в четвёртое десятилетие XIX века (см., например, "Мнение адмирала Мордвинова о вредных последствиях для казны и частных имуществ от ошибочных мер управления государственным казначейством", датированное 1834 г.). Нельзя думать, чтобы это было связано с неспособностью Мордвинова пересматривать свою точку зрения или же с отсутствием внимания с его стороны к происходящим изменениям. Напротив, как видно из его сочинений (даже столь узкоспециализированных, как, например, «О причинах всегда скудных и часто совершенных неурожаев в России, как хлеба, так и корма для скота», СПб., 1839), граф беспрестанно следил за развитием экономической мысли в мире и России. Необходимость же возвращаться к одним и тем же пунктам программы изменений мы бы объяснили тем, что несмотря на свою популярность и общественное уважение, адмирал не чувствовал себя услышанным.
Конечно, определённое невнимание к мордвиновским идеям можно объяснить недоверием к нему в консервативных правящих кругах, стечением обстоятельств, просто инертностью правительства или чем-то ещё, однако интересно было бы остановиться на том, насколько отдельные взгляды адмирала были реальны в принципе. Несмотря на свои аналитические способности и широкую эрудицию, Мордвинов, как и любой человек, всё же мог быть в чём-то необъективен, а это, в свою очередь, могло накладывать отпечаток на облик его проектов и степень их выполнимости.
В отдельных местах разных сочинений адмирала мы сталкиваемся с положениями, которые могут трогать или вызывать сочувствие, но оттого не перестают быть достаточно идеалистичными. Например, Мордвинов предлагал повысить жалованье губернаторам – с той мотивацией, что «все то, что для приличнаго содержания [служащих] недопущено будет из государственнаго казначейства, доправлено будет на суде и расправе от подсудимых, и часто вдова и сирота недостаток доплатят… Не должно подвергать слабость человеческую в состязание с природою».[49] Не останавливаясь на том, насколько противоречивой на практике могла бы оказаться такая мера, приведём, впрочем, мысль самого Мордвинова, сказанную насчёт иного: «Злоупотребления будут, как они всегда в делах человеческих бывают, но чем проще всякое дело, тем менее может последовать от оного злоупотреблений».[50]
По поводу государственной монополии на вино находим у адмирала следующее соображение: «Вино будут пить трезвые люди, а не пьяницы; с трезвостью же все статьи государственных доходов получат достоверное в итогах своих приращение».[51] В другом месте встречаем идею – «Малолетние, престарелые, увечные и вообще неспособные для полевых работ обоего пола люди, коих число весьма знатное, находя на фабриках соразмерное силам их упражнение и пропитание, с совершенною пользою служить могут к содействию производства фабричных работ»[52]… Местами чрезмерно, как кажется, Мордвинов идеализирует и спасительное действие предлагаемых им частных банков. Безусловно, он имеет перед глазами важную и действительно актуальную цель создания единого экономического пространства в России – «все части России соединятся новыми связями доверенности и взаимного вспоможения»,[53] – но выражает при этом довольно наивное ожидание, что «уравняется число жителей в больших и малых городах, ибо при каждом процветать будут ремёсла, художества, торги и будут удовлетворять нуждам и купно приятностям жизни», а «праздные люди из больших переселятся в меньшие города, увеличат оные и соделаются полезными сочленами».[54]
Некоторые положения Мордвинова нельзя назвать полностью оторванными от реальности, но спорности и возможности для разных трактовок у них, тем не менее, не отнять. Это относится, например, к мордвиновской оценке уровня производительных сил в нашей стране в XVIII – нач. XIX вв.: «Россию ни по каким отношениям в настоящем её положении нельзя считать занимающеюся единственно земледелием. Её можно было почитать таковую до времён только государя Петра Великого, который с особливым тщанием пекся вводить в оную рукоделия и искусства; поощрял оные щедрым наделением заводчиков вотчинами и разными правами; провозгласил систему запретительную...»[55] С одной стороны, безусловно, верно то, что петровские преобразования привнесли много нового в экономический облик России, и то же появление мануфактур явилось серьёзным изменением. Но с другой, как мы помним, эти мануфактуры имели очень слабое отношение к настоящим капиталистическим предприятиям – по своей организации, да и по масштабу своего производства. Поэтому нельзя безоговорочно согласиться с тем, что к началу XIX в. Россия была готова вступить в новую фазу своего промышленного развития наравне с западными странами, - а Мордвинов подводил свою мысль непосредственно к этому. Другой неоднозначный момент в проектах адмирала – его уверенность в том, что необходимо уничтожить подушную подать и прямые налоги, с тем, чтобы основать государственные доходы только на косвенных.[56] Мы не возьмём на себя смелость однозначно утверждать, что такая идея утопична, однако её реальность вызывает у нас сомнения.
На определённую долю умозрительности проектов Мордвинова указывает, например, и Й. Цвайнерт. «Вопрос о том, как финансировать такие проекты при чрезвычайно напряженном после наполеоновских войн бюджете, Мордвинов всегда парировал довольно неопределённым указанием на то, что эти расходы наверняка окупятся за несколько десятилетий. В этом отношении его проекты развития с точки зрения реальной политики можно назвать утопическими»[57], –пишет немецкий исследователь. На наш взгляд, оторванность от жизни отдельных воззрений адмирала объясняется тем, что он был прежде всего крупным теоретиком, а любая теория предполагает идеальные условия, и даже настолько практичный человек, каким был Мордвинов, не смог избежать теоретических «сглаживаний» и обобщений. Ещё одно объяснение известной идеалистичности взглядов адмирала, вероятно, можно найти в его системе ценностей и убеждений в целом, но на ней мы подробнее остановимся в третьей главе. Пока же мы хотим, в противовес вышесказанному, отметить некоторые моменты в проектах Мордвинова, которые, напротив, были вполне рациональны и с течением времени оказались подтверждены на практике.
Мордвинов писал: «деньги не имеют иной цены, кроме относительной к народному труду... единое трудолюбие народное и благоуспешность в произведении веществ... суть прямые богатства и мера величия держав, ибо где только сии последние преуспевают, там, во-первых, все собственные пределы и все сословия народные во всем нужном изобилуют; а сверх того, отделяя избытки свои в продажу другим землям, стяжают и безущербно у себя удерживают злато и прочие драгоценности».[58] За такими рассуждениями нельзя не признать резонности. В самом деле, экономическую эффективность страны прежде всего определяет производительность труда, а стабильность национального дохода – адекватность имеющихся в обращении денег их реальной стоимости. Рассуждая о правильном управлении государственными доходами, Мордвинов ясно подчёркивает мысль, что свидетельством экономического благополучия является не количество денег, но круг обращения, а также скорость и свобода движения денег в нём.[59] Там же он акцентирует внимание на том, что усовершенствование монетной системы должно состоять не в увеличении числа монет, а в оптимизации обращения имеющегося количества монет.
Несмотря на отдельные преувеличения и неточности, программа мер, начертанная Мордвиновым, была не просто передовой, масштабной или талантливой. Она, возможно, даже действительно переломила бы ход экономического развития России, сделав её хозяйственный уклад капиталистическим раньше, чем это произошло в действительности. Но процессу её реализации препятствовало ещё одно противоречие. И речь не о том, что правительственные – или какие-то ещё – круги не были готовы к столь решительным переменам. Своеобразным парадоксом экономических представлений Мордвинова можно считать то, что он не мыслил в обозримом будущем об отмене крепостного права. Думается, что если бы приказ отменить крепостничество поступил свыше – Мордвинов бы принял его, но дело здесь было бы не в его экономических воззрениях, а в глубокой внутренней лояльности престолу. Кто знает, какую экономическую программу он бы выдвинул в этом случае. Однако же мы рассматриваем не вопрос о перспективах развития российской экономики первой половины XIX в. (тогда можно было бы говорить о корректировке предложений Мордвинова), а вопрос о его взглядах – таких, какими они были. Поэтому нам интереснее сам факт того, что в план преобразований он отмены крепостного права не включал.
С позиций Мордвинова, процесс уничтожения крепостничества представляется, скорее, стихийным отмиранием, которому можно содействовать лишь косвенно – отменой плакатных паспортов, затруднявших передвижение крестьян, отменой трудовых повинностей, отрывавших государственных крестьян от работы в страдную пору; помещичьих крестьян Мордвинов даже предлагал освобождать – на основе выкупа.[60] Однако адмирал полагал, что российское общество ещё не готово к освобождению крестьян (что интересно сочетается с его же убеждением, что Россия готова к переходу из аграрной экономики к промышленной). Ему представлялось, что помещики не сумеют быстро приспособиться к новым условиям – и в этом он, конечно, оказался прав, если вспомнить ситуацию конца XIX в. Таким образом, Мордвинов, по сути, стремился отыскать путь развития нового экономического уклада при сохранении крепостного труда, что также делало ряд его предложений плохо воплотимыми в реальность.