Глаза Александра загорелись азартом. Он засобирался.
– Или, может быть, вы не выспались? – с шутливым участием спросил Глан.
– Ах, какая ерунда, право! – Александр уже был возбужден предстоящей охотой. – И вот, в доказательство предлагаю вам пари!
– На двадцати зарядах? – подхватил Глан.
– Отлично!
Жара накрыла поселок. Воздух загустел, как кисель. Все живое попряталось от беспощадного солнца. Одинокая женская фигурка, тяжело переваливаясь, проплыла через поселок и исчезла между хижинами.
Охотники возвращались в поселок по узкой полоске тени вдоль опушки тропического леса. Глан шел впереди и тихо насвистывал. Его рубашка взмокла от пота и липла к телу. Удрученный Александр держался чуть позади и напряженно поглядывал по сторонам. Глан остановился, вытер рукавом лицо и сел, облокотившись на дерево.
– Вы не представляете себе, Александр, до чего я люблю дождь.
Александр подошел и тяжело опустился рядом, утирая пот.
– Я признаю, Глан, вы выиграли пари. Но согласитесь, что вы торопились сделать выстрел. Вы просто опережали меня.
Глан встал и пошел, тихо насвистывая.
– Глан! – позвал Александр.
Глан не отреагировал.
– Я остаюсь, Глан. – Глан обернулся и вопросительно посмотрел на Александра. – Мне неловко возвращаться ни с чем.
– Но у нас нет больше зарядов, – озадаченно сказал Глан и вернулся. – Извините, Александр. – Он потер лоб. – Я был в азарте, увлекся. Возьмите половину! – Он протянул свой ягдташ Александру, тут же перевернул его и стал вытряхивать голубей на траву.
– Нет‑нет, – Александр встал, – что вы, Глан! Пари есть пари. Но согласитесь, что вы торопились сделать выстрел, вы опережали меня. Я стрелял уже в пустое место.
– Извините, – повторил Глан, – я был в азарте. А знаете что, давайте еще пари! Вон, видите тот большой лист? Кто попадет ближе к основанию – забирает всю добычу! Держите!
Глан протянул Александру патрон с пулей и, не мешкая, зарядил свое ружье.
– Ну что? Или вы боитесь?
– Я? – воскликнул Александр. – Я готов. Пари так пари!
Они вскинули ружья. Александр тщательно прицелился и выстрелил. Пуля проделала аккуратное отверстие в трех пальцах от основания. Глан чуть сдвинул ствол и нажал курок. Пуля лишь задела лист, сорвав нижний край.
У Александра поневоле рот раздвинулся до ушей. Он радовался как мальчишка.
– Вот видите, Глан. Я просто не успевал за вами. А вообще я стреляю недурно. Значит, я выиграл? Признаете?
– Сам не понимаю, как так вышло. – Глан развел руками. – Может быть, сбился прицел?
– Недостойно, Глан, недостойно! Вот уже сразу и прицел виноват. – Александр весело собирал голубей. – Не переживайте, у вас вполне приличный выстрел, просто я был немножко хладнокровнее. Я обратил внимание – вас действительно сжигает азарт, Глан! Что же вы, пойдемте, – позвал он.
Глан отсутствующим взглядом смотрел на то место, где только что стоял Александр, потом спохватился и пошел за ним.
– А в поселке можно сказать, что сломался боек. А то они очень ехидные, эти туземцы. Даже непонятно, откуда это у них… – тараторил Александр.
Гремели барабаны. Мужчины в праздничных нарядах исполняли ритуальный танец вокруг костра. Окруженный женщинами вождь с пьяным достоинством взирал на это, ожидая, когда же наконец поджарят мясо. Голый по пояс Глан с ожерельем на шее танцевал вместе с туземцами. Он не пытался подражать их самобытной пластике. Было в его танце что‑то свое, не менее языческое и дикое.
– Господин Глан много рисовой водки пил, – не то сказала, не то спросила слегка хмельного Александра тучная женщина, одетая в поношенное европейское платье.
– Да нет, Диана. Знаете, он всегда такой. Он и дома славился своими неожиданными выходками. А что, разве плохо танцует?
– Хорошо, – равнодушно сказала Диана.
– Он и охотник замечательный, – восторженно продолжал Александр, – сказать по правде, Диана, голубей, что я принес сегодня, мы настреляли вместе. Он даже больше, чем я. Просто у нас было пари, и он проспорил мне всего один выстрел.
– Хорошо, – кивнула Диана.
– Мне немножко стыдно, но пари есть пари.
К Диане подбежал рассыльный из гостиницы, голый мальчуган, и что‑то сказал ей по‑своему.
– Ах ты, боже мой!
Александр вдруг стукнул себя по лбу и сорвался с места, чем испугал хозяйку гостиницы.
– Глан! Глан! Вас же письмо ждет! – закричал он, но крик потонул в барабанном бое.
Он бросился назад:
– Как же я мог забыть! Ведь только сегодня мы говорили об этой женщине, – объяснял он Диане. – Конверт запечатан тремя коронами… Все сходится… Мне же рассказывали… Как же я так…
Он махнул рукой и скрылся в темноте. Диана посмотрела ему вслед.
Вождь начал проявлять нетерпение.
Магги завороженно смотрела на танцующего Глана.
Вдруг в ряды танцующих ворвался Александр:
– Глан, вам письмо! Я еще давеча забыл сказать. Оно уже несколько дней лежит. Простите меня, ради бога!
Увидев три короны на конверте, Глан побледнел. Крупные капли пота катились по его лицу. Он разорвал конверт. Письма не было. В конверте лежали лишь два зеленых пера, как два склонившихся под ветром деревца.
Глан поднес одно из них к лицу и легонько дунул. Странная улыбка скривила его губы.
Налетела буря. Волны набегали на неприступные скалы, раскрывались пенным веером и с воем откатывались назад. Все было в дыму, и косматый ветер почти стер горы вдалеке. Он налетал, сливался с гулом океана и снова налетал. Глан сидел, укрывшись за выступом скалы, и смотрел. На нем была тяжелая кожаная куртка, на ногах грубые башмаки. Он выглядел моложе, и не столько годами, сколько выражением лица, особенно глаз. Его пес нервничал, принюхивался и жался к ногам хозяина. И ни голосов, ни вскриков, только тяжкий смутный гул.
Глан вскинул ружье и выстрелил. Подбитая птица рухнула вниз.
– Эзоп! – крикнул Глан.
Пес сорвался с места и скрылся в чаще.
– Э‑ге‑гей! – закричал Глан и бросился вниз по склону холма. Ветер свистел в ушах, и догоняло эхо.
Эзоп с мертвой птицей в зубах несся по лесу.
Глан стоял и смотрел на раскинувшийся внизу поселок.
Поселок был большой и чистый. Он тянулся вдоль моря и упирался дальним концом в лес. В низине располагалась лишь центральная часть его, что возле пристани. В этой части выделялся крайний двухэтажный дом с широким крыльцом‑верандой, на колонны которого опирался балкон. Более бедная часть поселка взбиралась на гору, которая полого начиналась почти от самой пристани и все круче и круче уходила вверх. К пристани лепились не новые, но крепкие складские бараки. Возле причала, самого оживленного места поселка, болталось несколько лодок. Лаяли собаки. Эзоп сидел рядом с хозяином и молчал.
Послышался мужской голос. Ему ответил женский. Глан насторожился.
– Эзоп! – тихо позвал он и сошел с дороги.
Сквозь листву было видно, как по дороге, опираясь на палку, шел человек лет тридцати пяти с бородкой. Он слегка хромал. С ним была молодая девушка в светлом платье и шляпке. В руках она держала белый зонтик от солнца.
Глан стоял за деревом и ждал, пока они пройдут. Потом позвал Эзопа, присел и вытянул перед собой ружье.
– А ну, гоп, гоп, гоп! – скомандовал он.
Эзоп прыгнул. Глан тихо засмеялся и упал в траву.
Вечером пришел почтовый пароход. Посмотреть на черного уродца с большими колесами собралось немало народу. Глан стоял среди просто одетых местных жителей, которые искоса с интересом поглядывали на него.
– Нет ли письма для лейтенанта Глана? – спросил он почтаря.
– Нет, господин лейтенант, – почтительно ответил тот.
– Эй, осторожно! – закричали с корабля зазевавшемуся рыбаку.
С горы сорвался и летел камень, увлекая за собой камни поменьше.
Рыбак и сам уже услышал опасность и изо всех сил выгребал из бухты.
Камень последний раз подскочил на уступе и рухнул в море, подняв столб воды. Шум от падения смешался с шумом прибоя.
Глан поднял голову: скала нависала над самой бухтой.
Молодая девушка в белом платке с любопытством смотрела на его сумку и ружье.
Когда Глан опустил голову и заметил это, она испуганно потупилась. Он улыбнулся:
– Носи всегда этот белый платок, тебе он к лицу.
Протяжно загудел пароход.
– Ева! – позвал человек без возраста с серым усталым лицом.
Девушка повернулась и быстро пошла к нему.
Сквозь щели старого лодочного сарая узкими полосами пробивался свет. Глан сидел на перевернутой лодке и слушал, как крупный дождь барабанил по крыше и шумел в весенней листве.
Послышались голоса. Дверь распахнулась, и в сарай с хохотом ввалились мокрые гости: двое мужчин и девушка дет шестнадцати. На ней были светлое платье, вязаная кофта и вуаль. Первый мужчина был в белой накрахмаленной манишке с бриллиантовой булавкой. Ноги обуты в остроносые башмаки весьма щегольского вида. Манишка промокла и пузырилась. Второй был невысокий, плотный, с черной бородкой. Его с девушкой Глан уже встречал в лесу.
Увидев Глана, они слегка опешили.
Глан встал. Эзоп забил хвостом.
– А, здравствуйте. Вы, по всей видимости, лейтенант Глан, – сказал первый мужчина. Он говорил с резким немецким акцентом, и это как‑то не вязалось с его веселым тоном.
Глан поклонился.
– Я – Мак. Торговля солью и бочонками. А вы очень кстати! Мы тут как раз спорили, какую краску взять для моей новой вывески. Вы человек образованный, как по‑вашему? – весело спросил он.
Глан еще не пришел в себя от такого неожиданного вторжения.
– Черную, – ни с того ни с сего брякнул он.
– Черную, прекрасная мысль! Это, пожалуй, благороднее всего…
– Папа… – оборвала его девушка.
– Ах, да. Моя дочь Эдварда.
Девушка чуть присела в легком книксене и наклонилась к Эзопу.
– А это наш доктор. Он живет в соседнем приходе, – продолжал Мак.
– Всегда к вашим услугам, – сказал доктор и поклонился.
– Вы, господин лейтенант, покупаете у меня порох и дробь, а не знаете, что я не только купец, но и власть. Вы уже почти месяц у нас и еще не пожаловали с визитом.
Глан почувствовал себя неловко.
– Говорят, вы встречали вчера почтовый пароход? – сказала вдруг Эдварда.
– Да. – Глан повернулся к ней.
– Вы чего‑то ждете?
– Письмо.
– От кого?
– Эдварда! – тихо сказал доктор.
– Нет, почему же… От женщины, – ответил Глан.
Эдварда снова принялась шептаться с Эзопом. Повисла пауза.
– И как вам у нас охота? – кивнул на ружье Мак.
– Прекрасно, – оживился Глан. – В дичи нет недостатка: глухари, куропатки, тетерева. Эзоп гонит зайца. Бывает, и морскую птицу подстрелю.
Гроза прошла. Выглянуло солнце.
– Если вам захочется выйти в море, любая моя лодка в вашем распоряжении. И в ближайшее время ждем вас у себя.
Эдварда поцеловала Эзопа и встала.
– Милости прошу ко мне в сторожку, – сказал Глан.
– Спасибо, господин лейтенант, непременно заглянем, – сказал доктор.
– Прощайте, господин Глан. Черная краска! Прекрасная мысль! А, доктор?
Эдварда взглянула на Глана и вышла, не прощаясь. Дверь закрылась.
Глан сел.
Глан вышел к одиноко стоявшему в лесу небольшому, но крепкому дому. Во дворе человек с усталым лицом прилаживал к телеге колесо.
– Здравствуй, Арво. Я зашел в кузницу, но не застал тебя.
– Здравствуйте, господин лейтенант! – Арво снял шапку.
– Я хочу попросить тебя приладить новый курок к этому ружью.
Кузнец вытер руки и взял ружье.
Из дома выбежала девушка, что была с кузнецом на пристани.
– Здравствуй, Ева! – крикнул Глан.
Девушка смутилась и убежала в дом.
– Красивая у тебя дочь, Арво, – улыбаясь, сказал Глан.
Кузнец рассматривал ружье и не ответил.
В сторожке было светло. Двух небольших окон было вполне достаточно, чтобы осветить небольшое пространство. Все здесь казалось на первый взгляд обыденным: струганый стол, две скамьи, печь, застеленный шкурами топчан, полка из одной доски, большой дорожный сундук… Но было много и такого, что говорило о необыкновенности хозяина сторожки: стены были увешаны шкурами и ружьями, сетями и перьями, головами медведей и кабанов. На грубо отесанной полке стояли чучела лесных птиц, а одно, незаконченное, лежало на скамье.
Глан чинил сеть, когда Эзоп привстал и зарычал.
– Лежать, Эзоп! – скомандовал Глан.
В окне мелькнула женская фигура:
– Я же говорила, что он дома.
Глан отложил сеть. В дверь постучали.
Это были Эдварда и доктор.
– Мы и вчера заходили, да вас не застали, – весело сказала Эдварда.
– Я, наверное, проверял силки, – растерялся Глан.
– Здравствуйте, господин лейтенант, – сказал доктор и протянул руку.
– А, здравствуйте, доктор, садитесь вот сюда. Давайте палку. – Глан убрал чучело со скамьи.
Эдварда вышла на середину и осмотрелась.
– И вы садитесь, где вам удобно, госпожа Мак.
– Настоящее логово, – восхищенно сказала Эдварда. – Здравствуй, Эзоп. – Она присела и потрепала пса по голове.
Глан в растерянности стоял возле кровати.
Доктор молча подошел к полке.
– Какая красивая вещь! Откуда она у вас? – спросил доктор и взял осколок греческой амфоры с античным изображением.
– Даже и не знаю. Таскаю повсюду с собой.
– Удивительной красоты был сосуд. Посмотрите, Эдварда!
Эдварда равнодушно взяла осколок и вернула доктору.
– Истинно красиво совсем не то, что сделано людьми. – Глан по‑прежнему стоял. – Я люблю живое: лес, камни, море, изгиб дороги. Очень красивы животные…
– А люди? – спросил доктор.
– Люди тоже бывают красивы. – Глан непроизвольно взглянул на Эдварду. Она поймала его взгляд и вспыхнула.
– Вот тоже чудесная вещица. – Доктор держал в руке пороховницу с фигуркой Пана на крышке. – Эдварда, это Пан, языческий лесной бог. Я вам рассказывал…
– Вы язычник? – с деланым равнодушием спросила она.
– Нет, я христианин, – серьезно ответил Глан. – Я часто молюсь за себя и за Эзопа. Мне кажется, Бог любит слушать молитву, вдруг восходящую к нему из леса…
Эдварда отвернулась и подошла к окну.
– Хотите, я зажарю птицу? – спросил Глан.
– А как вы будете жить, когда охоту запретят? – спросила Эдварда, глядя в окно.
– Рыба. Еда всегда найдется.
– А почему бы вам не обедать у нас? – Эдварда повернулась. – В прошлом году в этой сторожке жил один англичанин, так он часто заходил к нам обедать. А впрочем, как хотите. Пойдемте, доктор.
Доктор сразу же встал, взял палку и попрощался.
Дверь закрылась, а Глан так и стоял.
– Это первая партия керосиновых ламп на Севере. Очень удобная вещь, доложу я вам, – сказал Мак, подкручивая фитиль. – А вы, я вижу, посматриваете на мою булавку. Эта булавка досталась моему деду от самого Фридриха Вильгельма Третьего. От деда к отцу, а от отца уже ко мне.
Глан с Маком сидели за огромным столом в полутемной зале, освещенной лишь двумя лампами. Глан скучал.
– Вот и мне сорок шесть стукнуло, – продолжал Мах. – Борода седеет. Чувствую, как подходит старость. Скоро три года, как умерла жена, царство ей небесное. Теперь вечерами, как остаюсь один, очень не по себе делается. Сижу и раскладываю пасьянсы. И выходят, если чуть передернуть. Ха‑ха‑ха.
– Пасьянсы выходят, если чуть передернуть? – переспросил Глан.
– Именно так, мой друг.
Часы пробили половину одиннадцатого. Повисла пауза.
– Да‑с. – Мак посмотрел на часы. – Эдварда что‑то запаздывает. Она нынче у доктора. Он занимается ее образованием. Бесплатно, заметьте. Благороднейший человек. Да, жаль, что не предуведомили нас о визите. Она наверняка отругает меня, хотя я ни в чем не виноват. Хе‑хе‑хе. Позвольте, я вас немного провожу.
Он встал и пошел гасить дальнюю лампу. Глан дотронулся до лампы и прикрутил фитиль: пламя почти погасло. Он покрутил в обратную сторону: света добавилось.
– Задуйте, задуйте ее! – крикнул господин Мак через залу.
Глан дунул – огонь лишь затрепетал, но не погас.
– Не так, – засмеялся господин Мак и пошел к Глану. – Надо сначала прикрутить фитиль и подставить ладонь…
Тут в прихожей застучали каблучки, и стремительно вошла Эдварда.
Глан развернулся к ней всем телом, задетая им лампа упала, разбилась, и наступила тьма.
– Я разбил лампу! – воскликнул Глан.
– Видим, – после некоторой паузы сказал Мак.
Эдварда расхохоталась. Глан выскочил на улицу и быстро пошел прочь.
– Куда же вы, господин лейтенант? – весело кричала Эдварда.
Почти стемнело, как темнеет в июне на Севере. Глан сокрушенно сидел на лесном валуне, когда послышались торопливые шаги. Глан встрепенулся, как собака, и спрятался за дерево.
По тропинке быстрым шагом в направлении сторожки прошел Мак и скрылся между деревьями.
Глан бесшумно последовал за ним.
Дойдя до дома кузнеца Арво, Мак свернул с тропинки, опасливо озираясь, прошел по двору, прислушался и вошел в дом.
Глан стоял за деревом и смотрел.
Ночь. Глан сидел у костра и смотрел на огонь. В лесу лаял Эзоп. Хрустнула ветка, и в круг света вошла молоденькая девушка. Она подошла к огню и протянула руки ладошками вперед.
– Я встречал тебя в горах. Ты пастушка? А где твое стадо?
Она не ответила.
– А ты не боишься ходить по лесу ночью, такая тоненькая, молоденькая?
Она засмеялась и ответила что‑то по‑фински.
– Сядь сюда и скажи мне, как тебя звать?
– Сирпа. – Она села.
– А есть у тебя жених, Сирпа? Он тебя уже обнимал?
Она кивнула и засмеялась смущенно.
– И сколько же раз?
Она не ответила.
– Сколько? – повторил Глан.
– Два раза, – тихо сказала она и показала на пальцах.
Глан притянул ее к себе и спросил:
– А как он это делал? Вот так?
– Да, – дрожа, прошептала она по‑фински.
Прибежал Эзоп.
– Вам пора, госпожа Эдварда. Сейчас будет дождь.
– Дождь? – Эдварда удивленно посмотрела на небо. – Почему вы решили?
– Не знаю. Это видно… По листьям, цветам, голосам птиц, по тому, как дует ветер, пахнет воздух…
– Так вы придете? Мы вас ждем. И доктор будет. Мы каждое лето выезжаем к сушильням, и бывает весело.
– Я, право, не знаю. Я отвык от общества. Последние два года я так мало бывал на людях. Когда я схожусь с людьми, мне надо напрягать все свои силы, чтобы не опрокинуть стакан или не разбить лампу. А в лесу никому нет вреда от того, что я таков. Я могу лечь навзничь и закрыть глаза. Могу сказать все, что хочу. Здесь слова идут прямо от сердца. Их можно говорить вслух, громко и не бояться показаться бестактным.
Глан остановился. Оба были взволнованы.
– Вы ведь стреляете только, чтобы прокормиться? – спросила Эдварда и мучительно покраснела. Было видно, что она повторяет чьи‑то слова.
– Никогда я не стрелял убийства ради, – сказал Глан, глядя ей в глаза.
– Извините, – прошептала Эдварда.
Подул ветер.
– Я люблю зверей и птиц. Я люблю лес. Вот выйдешь зимой и заметишь на снегу следы куропаток. Вдруг они обрываются – значит, птицы взлетели. Но по отпечаткам крыльев мне ясно, куда полетела дичь. Всякий раз это так удивительно. А осенью часто смотришь, как падают звезды. Сидишь один‑одинешенек и думаешь: неужели это разрушился целый мир? Целый мир кончился у меня на глазах. А когда приходит лето, на каждом листочке своя жизнь: смотришь на иную тварь и видишь, что нет у нее крылышек, некуда ей деться, и до самой смерти жить ей на этом самом листочке. Или… Да нет, я даже не знаю, понимаете ли вы меня?
– Да‑да, я вас понимаю.
Упали первые капли.
– А иной раз мне кажется, что Эзоп – это я. Вот иногда, вы знаете, Эдварда, он хватает птицу, а я чувствую на зубах ее хруст. И вкус крови.
– Я понимаю, – едва слышно прошептала Эдварда.
Пошел дождь.
Глан и Эдварда стояли совсем близко друг к другу. Она была в каком‑то оцепенении. Крупные капли падали на ее высокий лоб и стекали вниз. Его рука потянулась к ее лицу.
Вдруг она вздрогнула и захохотала:
– Что это с вами?
Она пошла прочь, потом развернулась и крикнула:
– Завтра мы ждем вас!
Глан смотрел на ее тонкие красивые ноги. Их слегка забрызгало грязью.
Солнце к утру просушило землю, воздух был чистый и тонкий после дождя.
После полудня две большие лодки отчалили от пристани и направились к острову, где работники вялили рыбу. Остров был хорошо виден, высвечен и как бы отделен от моря лучами солнца. Оттуда доносились смех и голоса работников.
Глан сидел в одной из лодок рядом с миловидной дамой лет тридцати пяти с ямочками на щеках. Глан был весел.
– Боже мой, откуда столько народу! – воскликнул он, озираясь.
– А как же, господин лейтенант, общество есть везде. Иначе мы бы все поумирали со скуки, – улыбнулась дама. – Я вам всех сейчас назову. Смотрите, это дочки нашего судьи, там на корме – две гувернантки, прелестные девушки. Прямо перед ними дамы из пасторской усадьбы. У той, что слева, муж в Китае по торговому делу. А сразу за вами дочери помещика Дехтонена – они близняшки…
Глан весело смотрел по сторонам.
– Что же вы остановились? – Он повернулся к своей соседке.
– О, остальные – мужчины. Они, я думаю, интересуют вас меньше. Эдварду вы знаете, не так ли?
Эдварда сидела в соседней лодке в новенькой шляпе с пером и весело болтала с соседкой.
– А вы? Вы забыли себя, – сказал Глан.
– О, лейтенант! – засмеялась она. – Я вдова землеустроителя, и у меня есть очаровательная дочь.
– Очаровательная – в этом нет сомнений. – Глан поцеловал руку соседки.
Уже подходили к острову.
– О‑го‑го! – раздался ликующий голос господина Мака, который догонял всю компанию на своей лодке.
Он стоял на носу в накрахмаленной манишке и держал в руке бутылку шампанского.
– Доктор, вы отвечаете за бутылки! – закричал он.
– Слушаюсь, мой генерал! – Доктор вскочил и отдал честь.
– А вы, лейтенант, устройте‑ка нам хороший салют!
– Слушаюсь, мой генерал! – весело крикнул Глан и зарядил ружье.
При сходе компании на берег он с удовольствием дважды пальнул из обоих стволов. Все прокричали «ура!» и пошли по берегу вдоль бесконечных сушилен, увешанных вялящейся рыбой. Сушильщики кланялись, девушки рвали цветы, а полчище морских птиц стояло над ними, заполняя все своим гоготом.
Компания расположилась на лужайке, в соседстве бедной поросли белых березок. Корзины были распакованы, бутылки откупорены, лица раскраснелись.
Глан сидел в окружении милых девушек с букетом свежих цветов на коленях. Он невольно избегал смотреть на Эдварду и все же постоянно возвращался к ней. Она вместе с подружкой забавлялась тем, что кормила доктора пирожками, а тот, как добродушный медведь, терпеливо съедал один за другим. Мак с шумом откупорил очередную бутылку с шампанским.
– Ура! – прокричал доктор с набитым ртом.
– Говорят, у вас премилая сторожка, господин лейтенант? – кокетливо спросила одна из дочерей помещика.
– Да, она мне по сердцу. Заходите как‑нибудь в гости, сударыня. Только я боюсь спутать вас с вашей сестрой.
– А вы прежде не бывали у нас на Севере? – спросила Глана соседка слева.
Подошел доктор с бокалом шампанского и сел рядом.
– Нет, но я уже люблю его. У вас чудесное лето. Оно подбирается ночью, когда все спят. Я подсматривал из окна. У меня в сторожке два окна.
– Давайте обменяемся цветами. Это приносит счастье. – Тонкая девичья рука протянула перед лицом Глана букет цветов.
– Да, спасибо вам! У вас красивый голос. – Глан встал и обернулся.
– Разве вы доктор? Я сказала «доктор». – Эдварда протягивала цветы вовсе не ему.
Доктор встал, высвободил из лацкана цветок львиного зева и с поклоном протянул Эдварде.
Глан засмеялся, как ему казалось, беспечно. Он был оглушен и унижен.
Эдварда взяла доктора под руку и повела его к соседней компании, где верховодил господин Мак.
Глан растерянно посмотрел на желтый букет, молча отдал его одной из как‑то вдруг затихших близняшек и отошел в сторону.
Глан одиноко сидел на камне и смотрел, как доктор объясняет правила придуманной им веселой игры. Эдварда оживленно беседовала с молодым человеком. По острову разносился громкий смех.
Вдруг Глан встал и быстрым шагом подошел к компании.
– Минуточку внимания, всего одну минуточку, – объявил он. – Видите ли, мне вдруг подумалось, что вам будет интересно взглянуть на мою коллекцию мух. Мух, – повторил он внятно и достал коробку. – Едва не забыл про нее. Сделайте милость, посмотрите, тут и красные мухи, и желтые. Это очень интересно.
На мгновение все замолчали и посмотрели на Глана. Никто не прикоснулся к коробке. Наконец доктор протянул руку и вежливо сказал:
– Благодарствуйте. Так‑так, поглядим, что это за штуки. Для меня всегда было загадкой, как делают этих мух.
– О, это совсем не трудно: я покупаю перья, крючки, воображаю себе муху и делаю ее. Они для рыбной ловли, но посмотрите: они не менее красивы, чем цветы. Не удивительно, что рыба предпочитает их настоящим мухам.
– А, тут и материалы! – сказал доктор. – Какие красивые перья.
– О боже, – сказала дама из пасторской усадьбы.
– Вам нравится? Возьмите их себе, – вскинулся Глан. – Приколите на платье, и на вас непременно кто‑нибудь клюнет. Все китайцы едят мух, вы не знали?..
Дама изумленно смотрела на него.
Эдварда, казавшаяся совсем равнодушной, вдруг повернулась и склонилась над коробкой.
– Лучше всех зеленые. Дайте‑ка их сюда, доктор. Они зеленые, а на солнышке золотистые. – Она взяла два пера и приколола к платью.
Остальные девушки сразу обступили доктора:
– И мне, доктор, и мне!
– Спасибо, доктор! – сказала Эдварда. – Это прекрасный подарок. Я буду хранить его всю жизнь.
Она порывисто шагнула к Глану, обхватила его шею руками и несколько раз поцеловала в губы. Глаза ее горели, шляпка сбилась набок. Все смотрели на нее.
– Что вы, госпожа Мак?.. – глухо сказал Глан. Он до того опешил, что голос не слушался его.
– Ничего, – ответила она. – Просто мне захотелось. Просто так.
Глан механически снял картуз и смотрел на нее.
Наконец кто‑то догадался разрушить создавшуюся неловкость:
– Ну что же там ваша игра, доктор?
– Нет, лучше уж в горелки, – воскликнула одна из дочерей помещика.
– В горелки, в горелки! – оживилась молодежь.
– Мне подайте лейтенанта Глана! – отважно крикнула кокетливая близняшка. – Чтоб я еще за кем‑то бегала?
– Нет, лейтенант Глан – мой, – негромко, но внятно сказала Эдварда.
– О черт, да замолчите же вы, наконец, – шепнул Глан.
Боль и недоумение отразились на ее лице, и она так жалко улыбнулась, что Глан невольно взял ее узкую руку в свою.
– Вам водить, Эдварда! – крикнул молодой человек, который беседовал с ней.
– Бегите! Бегите так, чтобы я не смогла вас догнать, – прошептала Эдварда.
К компании в прекрасном расположении духа вернулся господин Мак:
– Дамы и господа, наступил тот решительный момент, когда я должен сообщить вам, что я вынужден буду покинуть вас. Завтра я на месяц уезжаю в Россию…
Глан уже бежал.
Глан выбежал к сторожке и остановился, переводя дух.
Она стояла у входа, лицо у нее горело, глаза сияли.
– Вы ждали? – сказала она. – Я боялась, как бы вам не пришлось ждать.
Глан растерялся.
– Вы хорошо спали? – спросил он.
– Хорошо, – прошептала она, глядя на него.
– Кто‑то ночью был возле моей сторожки. Я вставал и видел следы на траве.
Она подошла к нему и молча взяла за руку.
– Да, это я, – тихо сказала она и прижалась к нему. – Я ведь не разбудила вас, я ступала тихо‑тихо. Я еще разок побывала с вами рядом. Я вас люблю.
Нещадно палило солнце. Глан и Александр с ружьями наперевес брели среди огромных тропических деревьев, обходя могучие папоротники и буйные лианы, преграждающие путь. Глан, как обычно, шел слегка впереди, время от времени отхлебывая из фляжки. Голова его была опущена, рубашка взмокла от пота, а мысли, похоже, были далеки от охоты. Меж стволов пробежала дикая курица.
– Глан, это ваша, стреляйте! – крикнул Александр.
– А? – спохватился Глан, вскинул ружье, но курок щелкнул вхолостую.
Александр выстрелил, но было уже поздно.
– Ну что же вы… – расстроился Александр.
– Не зарядил.
Глан виновато улыбнулся, вынул из ствола стреляную гильзу и как‑то равнодушно, без прежнего азарта, вставил патрон. Александр обогнал его и пошел впереди.
Вдруг из бамбуковых зарослей, совсем рядом, раздался рык. Александр инстинктивно отшатнулся в сторону. Глан весь подался вперед, сделал два шага, быстро вскинул ружье и выстрелил с ходу.
Не успел Александр и ухом повести, как длинный хриплый рык перешел в сдавленный стон и затих.