Глан вошел в хижину, закрыл дверь, прошел в угол, где стояли ружья, взял одно и проверил, заряжено ли.
Эзоп радостно взвизгнул и забил хвостом.
– Нет, Эзоп, на охоту мы не пойдем. – Глан ласково потрепал пса по загривку и прижал его голову к своей.
Сухо и совсем негромко треснул выстрел. Крестьянин поднял голову.
Глан вышел, оставив дверь открытой.
– Отнесешь собаку госпоже Мак, – сказал он и пошел в лес.
Крестьянин поклонился ему в спину.
Дул холодный обжигающий ветер. Машина парохода уже работала.
Глан стоял на палубе, держась за поручень, и молчал.
– Ну, вот и все… – улыбнулся доктор. Он стоял на причале рядом с раскачивающимися сходнями, по которым сновали люди.
– Спасибо, доктор, – сказал Глан. – Спасибо вам за все.
– Ну что вы…
Они помолчали. Раздавались команды.
– Да, Эдварда просила передать дословно: «Я благодарю вашу милость за собаку». – Доктор пожал плечами в знак того, что не совсем понимает смысл.
Швартовый канат упал на палубу, убрали сходни, и пароход, приподнявшись на волне, как‑то сразу отдалился.
– Прощайте! – крикнул доктор. – Возвращайтесь весной!
Стремительно удалялась пристань, в последний раз мелькнула черная вывеска «Торговля солью и бочонками», уменьшался и таял поселок.
А Глан все стоял на палубе. Дул холодный обжигающий ветер. Мокрый снег хлестал по лицу.
К вечеру жара спала.
Александр выглядел прекрасно: свежевыглаженный мундир отлично сидел на нем, он был гладко выбрит и причесан.
Вошла Диана со связкой бананов.
Глядя в зеркало, Александр последний раз провел рукой по волосам и обернулся:
– Я же сказал, не надо бананов, меня от них тошнит! Вы когда‑нибудь ели черешню, Диана?
|
|
– Вы меня спрашивали. – Диана обиженно повернулась и вышла.
– Постойте, Диана! Где же ваше хваленое французское вино? – широко улыбаясь, крикнул вдогонку Александр и подошел к окну.
Через поселок к гостинице, слегка покачиваясь, шел Глан. Он был небрит, и рубашка с темными разводами под мышками была плохо заправлена в брюки.
– Глан, – окликнул Александр, когда тот проходил мимо открытой двери комнаты, – вы не забыли о моей помолвке?
Глан на мгновение приостановился.
– А подите вы к черту со своей помолвкой, – сказал он, и лестница заскрипела под его шагами.
Александр опешил.
Вошла Диана с бутылкой третьесортного портвейна и далеко не изящными, но все же стеклянными фужерами.
– Что это с ним, Диана? – спросил Александр.
– Господин Глан опять много рисовой водки пил, – невозмутимо сказала она и поставила вино на стол.
– Ну, да и бог с ним. – Александр посмотрел на этикетку и улыбнулся. – Отличное вино, Диана!
Диана важно надулась.
– А простыни? Вы обещали достать простыни, – вспомнил он.
Диана вышла. Как всегда, она сделала это с достоинством.
Александр снова подошел к окну: Магги не было.
– Это очень дорого стоило. – Диана принесла белый матерчатый сверток.
– Да‑да, стелите. – Александр озабоченно смотрел в окно.
Темнело. К гостинице подошла Магги, держа за руку маленькую девочку. Она что‑то нарочито громко рассказывала ей, поглядывая наверх.
Александр проснулся от того, что услышал ее голос. Он и сам не понял, как задремал. Подскочив к окну, он увидел, что Магги оставила девочку и вбежала в гостиницу. Туземец гнал стадо коров.
|
|
Александр быстро оправил мундир, пригладил волосы и повернулся к двери. Но, к его изумлению, шаги миновали комнату и быстро заскрипели по лестнице. Открылась и закрылась дверь наверху, и раздался смех Магги.
Александр побледнел и зачем‑то снова подошел к окну. Потом бросился к двери, но остановился, снял со стены ружье, зарядил и снова подошел к двери.
Постоял, вынул патрон, поставил винтовку в угол и сел к столу.
Сверху доносились звуки любви.
Дверь открылась, и вошла невозмутимая Диана.
– Магги пошла господин Глан… – Она показала пальцем наверх;
– Вон отсюда! – закричал Александр.
Дверь закрылась. Он обхватил голову руками и застыл, потом упал на колени и начал молиться.
Рассвет застал Александра сидящим за столом. Он слышал, как наверху открылась дверь, как Магги легко сбежала по лестнице и, прошлепав босыми ногами мимо его комнаты, выскочила на улицу.
Как всегда широко улыбаясь, она помахала Глану рукой и весело побежала домой.
Александр не двинулся с места. Он по‑прежнему смотрел на дверь.
Через минуту она распахнулась. На пороге стоял Глан. Он был трезв, гладко выбрит и в абсолютно свежей рубашке.
Он бросил взгляд на нетронутый стол, заправленную постель и сказал, глядя Александру в глаза:
– Пора, мой друг! Вам не везло весь сезон, но перед отъездом у вас должна получиться удачная охота.
Он перебросил ружье в другую руку и вышел.
Александр молча взял ружье и пошел за ним, по привычке надев фуражку.
Так они и шли по тропическому лесу: Глан чуть впереди с ружьем наперевес, Александр в мундире сзади, молча глядя Глану в затылок.
|
|
Пролетел голубь.
Глан обернулся:
– Нет, это невыносимо! Что же вы не стреляете?! Проверьте, может, у вас не заряжено? Так вы и сегодня останетесь на бобах.
Александр смолчал. Пот проступил на верхней губе, хотя было еще не жарко.
Они снова пошли.
Вдруг Глан резко обернулся и выстрелил. Фуражка слетела с головы Александра.
– Вы промахнулись, – стиснув зубы, тихо сказал Александр.
– Вы всегда хвастались, что стреляете лучше…
Глан был бледен и говорил тихо. Они смотрели друг другу в глаза. Александр молчал. Подул ветер.
– Если вы с женщиной ведете себя так же, как стреляете, то неудивительно, что Магги наставила вам рога.
Александр молчал. Пальцы, сжимавшие ружье, побелели.
– Трус, – сказал Глан.
Александр выстрелил.
Звук слился с далеким громовым раскатом. Ветер погнал пыль между хижинами. Бегали туземцы, собирая разбросанные вещи. Упали первые капли, а потом полило все сильнее, сильнее, пока сплошной поток не обрушился на деревню.
Через окно было видно, что за накрытым столом, посередине которого стояла бутылка вина, сидела Магги с двумя маленькими девочками.
– …И через три дня мы с господином поедем на Север, – рассказывала она. – Там с неба сыплется белый порошок и ложится на землю. Вот столько. У‑у‑у – гудит вьюга и хватает вот так, вот так! – Девочки отдергивали руки и смеялись. – Там все такие, как господин Глан. Они ходят на длинных палках. Ты стоишь на них, а они сами едут…
Сезон дождей начался немного раньше обычного.
Про уродов и людей
Светало. Иоган пересек широкий тюремный двор, на мгновение остановился перед воротами, которые неспешно открылись, поправил кепку и пошел по гранитной набережной вдоль большой реки. Вставало солнце. По реке шел лед.
Перед тем как войти в длинную и узкую палату с колоннами, доктор долго шел по белому больничному коридору. Склонившаяся над одной из кроватей сестра испуганно оглянулась и, когда он быстро подошел, отступила назад. Доктор нагнулся и развернул пеленки. Близнецы, соединенные в области грудной клетки, спали.
Доктор протянул руку и коснулся одного из них. Тот дернул ногой и, прежде чем открыть раскосые монгольские глаза, сморщился и закричал.
Фотограф тщательно фиксировал зажимами голову нарядной девочки лет пяти. Взволнованные родители молча стояли позади аппарата. Закончив мучить девочку, фотограф суетливо подскочил к аппарату и защелкал пальцами, пытаясь привлечь ее внимание.
Девочка посмотрела на него и заплакала.
Прошли годы.
Николай Николаевич Радлов, инженер‑путеец, и его дочь Лиза двадцати двух лет стояли у окна Лизиной комнаты и смотрели, как шумно заправляют водой паровоз.
– И мы поедем, Лиза.
Паровоз запыхтел и тронулся.
– На Запад?
– Я же обещал… – Николай Николаевич едва улыбнулся.
– Да, папа. – Лиза тихо положила голову ему на плечо.
Круглое добродушное лицо инженера излучало какое‑то мимолетное счастье. Казалось, его глаза светились. Где‑то далеко зазвонил дверной колокольчик. Отец и дочь не прореагировали. На стене висела маленькая фотография нарядной девочки с нелепо вытянутой шеей – казалось, она вот‑вот заплачет, – а рядом фотография еще молодой женщины, очевидно жены инженера, в траурной рамке.
– Это пластинки, – вдруг спохватилась Лиза и выбежала из комнаты.
Квартира была большая. Обогнув поворот широкого коридора, Лиза выскочила к черному ходу и от неожиданности остановилась. Горничная Радловых Дуня что‑то возбужденно шептала Иогану, привстав на цыпочки. На вид ей было лет тридцать с небольшим, но ее простое, по‑русски красивое конопатое лицо с большими черными глазами в эту минуту казалось моложе. Заметив Лизу, она испуганно опустила глаза, развернулась и пошла на кухню.
– Здравствуйте, – сказал Иоган, снял шапку и улыбнулся одними губами.
Он был невысокого роста с большой головой и маленькими черными глазами. Его тяжелый пронзительный взгляд смутил Лизу. Она сделала едва заметный вежливый книксен:
– Вам папу? Я позову, – и быстро пошла обратно.
Улыбка сбежала с лица Иогана, хотя он продолжал смотреть туда, где только что стояла Лиза. Потом медленно повернул голову в сторону кухни и надел шапку.
– А, здравствуй, Иоган. Принес? – спросил Николай Николаевич.
– Нет. – Иоган молча смотрел на него.
– А?..
– Я к Дуне.
– К Дуне? А…
Николай Николаевич развернулся немножко слишком поспешно. Иоган подошел к двери кухни и показал Дуне открытку.
– Не ходи сюда, – все так же испуганно прошипела она, схватила открытку и попыталась закрыть дверь, но он успел вставить ногу между порогом и дверью.
– А кто там? – спросил он, пытаясь заглянуть.
– Кто там, Дарья? – крикнул из комнаты женский голос.
– Это ко мне тут!.. – крикнула Дарья и жалобно прошептала: – Уходи!
– А деньги?
– Потом, потом!
Все так же улыбаясь, он не спеша вынул ногу, и дверь захлопнулась. Дарья сунула открытку в карман белого передника и, прежде чем войти в гостиную, оправилась. За роялем сидела стройная красивая женщина тридцати пяти лет с прямой спиной. Как только Дарья вошла, она прекратила играть и строго спросила:
– Кто приходил?
– Ко мне, это, родственник… из деревни… – залепетала Дарья.
– Почему через парадный?
Голова женщины была повернута к ней вполоборота. Рядом с роялем вплотную друг к другу стояли близнецы в одном на двоих пиджаке специального покроя. Им было уже семнадцать лет, но роста они были невысокого. Своими раскосыми глазами они смотрели на Дарью немножко снизу вверх.
– Простите, пожалуйста, Екатерина Кирилловна. Это в последний раз, – плаксиво сказала Дарья.
– Коля, ты ведешь основной голос, – сказала Екатерина Кирилловна. – Иии… – И близнецы запели звонкими, удивительно чистыми голосами.
Дарья осторожно вышла в соседнюю комнату и быстро достала открытку. Женщина с поднятой юбкой стояла на коленях, облокотившись на стул. Она была уже старовата для школьной формы. Вторая, без возраста, замахивалась розгами. Движение было смазано.
– Что это у тебя? – раздался голос.
Дарья вздрогнула и инстинктивно сунула открытку в карман передника.
– Из деревни ко мне приезжали…
– А… – Доктор Стасов, высокий мужчина тридцати семи лет, озабоченно прошел мимо с саквояжем и вышел в гостиную:
– Мальчики, вы не видели стетоскоп?
– Андрей! – Екатерина Кирилловна прервала игру. – Ты разве не видишь – мы занимаемся! – раздраженно воскликнула она и повернулась. И тут стало видно, что глаза ее подернуты едва заметной бледной пленкой – она была слепа.
– Прости, Катенька, – испугался доктор, – просто мне надо сделать визиты, а стетоскопа нет, – рассеянно добавил он и огляделся.
Толя сделал таинственную гримасу и показал в сторону прихожей.
– Прости, прости. – Доктор поцеловал ее в шею, отчего она брезгливо дернулась. – Я к ужину буду. – Он подмигнул близнецам и пошел в прихожую.
Она выждала, пока его шаги стихли, и строго сказала:
– Еще раз, иии…
Выходя, доктор натолкнулся на Виктора Ивановича, который едва успел отскочить от распахнувшейся двери.
– Простите, вы к нам? – слегка опешив, спросил доктор.
– Нет, – нагло ответил тот.
Спускаясь по лестнице, доктор недоуменно оглянулся. Виктор Иванович улыбнулся ему. Доктор смущенно отвернулся и поспешил вниз.
Лиза шла по пустынной улице, беззаботно помахивая портфелем, когда от стены темной арки проходного двора отделился Виктор Иванович.
– Лиза! – окликнул он.
Она резко обернулась, потом огляделась по сторонам и быстро подошла.
– Здравствуй, Лиза.
Виктор Иванович улыбнулся и, глядя на нее, вынул из кармана несколько открыток. Лиза смущенно опустила глаза, быстро открыла портфель, суетливо достала деньги и сунула ему. Даже не взглянув, она бросила открытки в портфель и быстро пошла прочь. Все с той же улыбкой Виктор Иванович небрежно перелистал купюры и посмотрел ей вслед.
Дверь открыла горничная Дуня. Не глядя на нее, Лиза вбежала в квартиру, на ходу сбросила на пол пальто и вошла к себе. Там она быстро открыла портфель, достала открытки и пошла к окну.
– Лиза! Вас Николай Николаевич ждут! – раздался из‑за двери Дунин голос.
Лиза испуганно сунула открытки в комод под белье, поправила волосы и вышла.
В кабинете отец был не один. Когда Лиза вошла, высокий нескладный молодой человек в клетчатом костюме быстро поднялся.
– Познакомься, Лиза, это Путилов, – немного смущенно сказал отец.
Путилов неловко поклонился.
Они обедали втроем за большим столом, уставленным красивой посудой. Говорил Николай Николаевич. Вошла Дуня и молча, слегка демонстративно поставила супницу на стол. Николай Николаевич осекся и растерянно посмотрел ей вслед.
– Извините, – тихо сказал он, вынул салфетку и вышел.
Она стояла у окна и, когда он нежно обнял ее за плечи, не обернулась.
– Ну, будет, Дуня, – ласково сказал Николай Николаевич. – Уже недолго осталось. Лиза совсем большая.
Дуня вытерла глаза. Они стояли и молчали.
За окном пропыхтел паровоз, а потом загудел. Путилов повернул голову.
– Что это? – спросил он.
– Заправляют паровозы, – сказала Лиза и снова опустила глаза.
Повисла пауза. Путилов тоже смутился и принялся ковырять рыбу.
– А вы любите фотографию? – вдруг спросил он.
Лиза быстро взглянула на него. Зазвонил дверной колокольчик.
– Наверное, принесли пластинки, – обрадованно воскликнула Лиза и выскочила из‑за стола.
На пороге стоял Иоган. Как только открылась дверь, он вошел, не дожидаясь приглашения, и развернул фотографию девочки в рамке – увеличенную копию той, что висела в комнате Лизы. Когда он так бесцеремонно вошел, Лиза растерянно отступила, но, увидев фотографию, обрадовалась и сделала шаг вперед.
– Это я? – спросила она и подняла на Иогана глаза.
Он молча смотрел на нее свинцовым взглядом и улыбался. Улыбка сбежала с ее лица.
– А, принес. – Николай Николаевич вышел сразу за Дуней, которая быстро прошла на кухню, опустив глаза. – Это мой тебе к празднику подарок, – сказал он и обнял Лизу. – Получилось. – Он сунул руку в карман и достал деньги.
– Подарок, – сказал Иоган, продолжая смотреть на Лизу.
– Возьми, возьми, – настаивал Николай Николаевич.
Иоган мрачно взглянул на него, молча развернулся и вышел. Николай Николаевич пожал плечами и сунул деньги в карман.
– Это я в пять лет, – радостно сказала Лиза и показала фотографию.
– А… – увидев фото, Путилов осекся и оторопело уставился на Лизу.
– Путилов, вам пора. Уже поздно. – Стоя в дверях, Николай Николаевич огорченно развел руками.
– Да‑да. – Путилов резко встал. – А можно, я как‑нибудь сфотографирую вас?
Горел ночник. Когда доктор вошел в спальню, Екатерина Кирилловна лежала на спине с открытыми глазами. Доктор откинул одеяло и лег. Потом посмотрел на жену, робко придвинулся, протянул под одеялом руку и положил ей на живот.
– Катя, – прошептал он.
– Ах, оставь! – раздраженно сказала она и повернулась на бок спиной к нему.
Доктор убрал руку, грустно посмотрел на нее и опустил глаза.
– Своди мальчиков в музей, – сказала Екатерина Кирилловна.
Они шли вдоль канала. Доктор что‑то оживленно говорил. Их обогнала лодка. Виктор Иванович сидел на руле. Впереди, спиной к нему, в новом костюме черного цвета, с большим букетом в руках сидел Иоган. Гудел мотор. Заметив доктора с близнецами, Виктор Иванович долго провожал их взглядом, полным удивления и скрытого восторга.
Дуня открыла парадную дверь и испуганно улыбнулась. На пороге, в черном костюме, стоял Иоган с букетом роз. Он молча вошел, поправил набриолиненные волосы перед большим зеркалом и тихо спросил:
– Лиза дома?
– Дуня! Кто пришел? – крикнул Николай Николаевич из кабинета.
– Это Иоган! – растерянно крикнула она.
– А почему через парадный?
Но Иоган уже открыл дверь кабинета и бесцеремонно вошел. Дуня неуверенно прошла по коридору мимо двери, из‑за которой доносились приглушенные голоса, затем вернулась и приложила ухо к двери.
– Да как ты смеешь! – послышалось из кабинета. – Вон отсюда!
Дуня отскочила от двери, из которой спокойно вышел Иоган. Иоган подошел к зеркалу и поправил волосы.
– И чтобы ноги твоей в этом доме!.. – крикнул появившийся в дверях Николай Николаевич. – Негодяй! – задохнулся он. – Не пускать его на порог!..
Иоган вышел, оставив дверь настежь.
– Негодяй! – Николай Николаевич держался за сердце и судорожно хватал ртом воздух.
Перепутанная Дуня не знала, закрыть ли дверь или бежать за водой. Она бросилась к двери. Николай Николаевич упал.
Играл граммофон. В окна падал резкий утренний свет. На диване гостиной сидели близнецы с огромным атласом мира, а доктор рассказывал:
– …а вот в этой деревне родился мой отец, ваш дедушка. А я уже родился в городе, вот… – он наклонился, придерживая очки, – здесь, – и уверенно показал.
Дарья лениво смахивала с мебели пыль и краем уха прислушивалась к тому, о чем они говорили. Зазвонил телефон.
– А мама? – спросил Коля.
– Мама? – рассеянно переспросил доктор.
Из соседней комнаты доносился голос Екатерины Кирилловны.
– Андрей, поди, пожалуйста, сюда! – громко позвала она.
– Извините, я сейчас. – Доктор встал и поспешно вышел.
Дарья проследила за ним взглядом, быстро подошла к дивану и, встав напротив, достала из кармана передника открытку. Близнецы оторвались от атласа и вытянули шеи, пытаясь разглядеть. Вдруг, поняв содержание открытки, Коля смутился и сразу отвел глаза.
– Это гадость, – тихо сказал он.
– А у тебя еще есть? – глядя на открытку, возбужденно спросил Толя.
– Есть еще, – похотливо скалясь, ответила Дарья и, нагнувшись к нему, шепотом спросила: – Хочешь потрогать?
Она быстро достала из лифа огромную грудь и придвинула к Толе. Он испугался и нервно взглянул на брата. Тот, стараясь не смотреть, листал атлас.
– Ну! – прошипела Дарья.
Толя неуверенно коснулся этого белого шара с огромным коричневым соском и отдернул руку. Послышались шаги. Быстро вошел озабоченный доктор.
– Да, мама… – Он сел. – Так вот, мама родилась здесь, в этом городе… – Повисла пауза, и доктор рассеянно погладил Колю, который, пытаясь прийти в себя, напряженно листал атлас.
– Мальчики, у инженера Радлова с сердцем плохо, – вдруг сказал он. – Я поеду.
Толя украдкой взглянул в сторону Дарьи.
Ярким солнечным днем Путилов и Лиза гуляли в огромном безлюдном парке с прекрасными строениями ушедших эпох.
Плыли на лодке под арочным мостиком. Путилов фотографировал ее громадной деревянной камерой. Лиза смеялась. Он гнался за ней, держа штатив наперевес, и нелепо ставил ноги. В темном гроте руины, где он настиг ее, она удивленно обернулась:
– Путилов, здесь такой запах… – Ее рот брезгливо скривился.
– Лиза, – задыхаясь, прошептал он.
Она испуганно отшатнулась.
Дуня стояла возле открытого платяного шкафа в комнате Лизы и одну за другой рассматривала обнаженных и полуобнаженных женщин и девушек, стоящих на коленях в различных позах. Над ними нависал экзекутор, опускавший либо готовый опустить розги на их белые ягодицы. Все открытки были плохого качества. В коридоре послышались голоса. Дуня прислушалась, собрала открытки вместе и пошла к двери, оставив шкаф открытым.
– Спасибо, Соломон Маркович. Извините, что побеспокоил вас… – Николай Николаевич стоял в халате, опершись о дверь кабинета.
– Надо будет еще уточнить несколько пунктов, – гнусаво пробормотал нотариус. – Я буду телефонировать.
– Думаю, вы обойдетесь без меня. До свидания.
Нотариус неловко кивнул и, взяв шляпу, сутуло вышел.
– Ну зачем вы встали? Вам же доктор сказал… – Дуня взяла его за руку.
– Я сделал кое‑какие поправки в завещании. Это будет для тебя сюрприз. – Николай Николаевич улыбнулся и нежно обнял Дуню.
– Рано вам о завещании‑то. Придумают тоже… – проворчала Дуня, ведя его к разобранной постели. – Вот я вам лучше карточки покажу, что я у вашей Лизы нашла.
Дарья открыла дверь и испугалась. На пороге стоял Виктор Иванович, держа руки в карманах, и как всегда улыбался.
– Я же сказала тебе – не ходи сюда! – Она оглянулась. – Ну, давай быстрей!
– Хозяин дома? – спросил он, не вынимая рук из карманов.
– Нету его. Хозяйка дома. Ну…
Он сильно толкнул дверь плечом так, что здоровая Дарья не удержала ее, и быстро вошел. Дарья до того перепугалась, что сразу не нашлась, что сделать. Дверь ванной была открыта. Текла вода. Виктор Иванович спокойно осмотрелся и заглянул в ванную.
– Ты куда? Уходи, – опомнившись, зашептала Дарья, хватая его за рукав. Он выдернул руку и вошел в ванную. Дарья, как привязанная, вошла следом.
– А где уроды? – спросил он.
– Какие? – Глаза ее испуганно забегали.
Он потрогал воду и быстро вышел, закрыв дверь на щеколду. С ужасом на лице Дарья осторожно подергала дверь, боясь издать лишний звук.
Виктор Иванович вошел в гостиную, с любопытством оглядываясь по сторонам, на ходу прихватил зонт, затем осторожно прошел в следующую комнату, подцепил со стула зонтом странного покроя рубашку и поднял перед собой. В комнату прямо на него быстрым шагом вошла Екатерина Кирилловна в длинном домашнем платье. От неожиданности он рванулся в сторону и задел стол. Она приостановилась.
– Дарья, ты приготовила ванну? – строго спросила она, глядя прямо на него.
Он оторопело смотрел на нее и молчал.
– Дарья! – позвала она, и, когда опять ответа не последовало, она забеспокоилась и настороженно прислушалась. Текла вода. – Кто здесь? – тихо спросила она.
– Виктор Иванович, – так же тихо ответил он.
– Виктор Иванович, – испуганно прошептала она, ничего не понимая.
Он сделал шаг вперед и провел рукой у нее перед глазами.
– Виктор Иванович, – повторил он и медленно снизу вверх провел рукой по ее животу и груди. При первом прикосновении она вздрогнула, ее губы задрожали.
Очередная попытка откинуть ножом щеколду все‑таки увенчалась успехом, и Дарья вышла из ванной, облизывая порезанный палец. Обнаружив прихожую пустой, она быстро повернулась, вошла в гостиную и остановилась. На другом конце гостиной в дверях спиной к ней стояла Екатерина Кирилловна, а за ней, в центре следующей комнаты – Виктор Иванович. Вдруг Екатерина Кирилловна как‑то неуверенно наклонилась, взялась обеими руками за подол своего длинного домашнего платья и медленно подняла его чуть выше пояса. Она постояла так несколько секунд, а потом Виктор Иванович что‑то тихо сказал ей, и она повернулась к Дарье лицом. В глазах стоял ужас. Дарья прыснула и прикрыла рот рукой.
В гостиную быстро вошли близнецы и сразу остановились.
– Мама! – воскликнул Коля.
Виктор Иванович отвлекся, обогнул Екатерину Кирилловну, вошел в гостиную и, улыбаясь, подошел к братьям. Они чуть попятились.
– Что вам угодно? – вызывающе спросил Толя.
Продолжая улыбаться, Виктор Иванович с интересом ткнул братьев зонтом в грудь и радостно оглянулся.
– Виктор Иванович, – прошептала Екатерина Кирилловна.
Доктор подался назад и положил стетоскоп на стол. Радлов дышал тяжело, с каким‑то булькающим присвистом. Доктор поправил на пациенте одеяло, взял ручку и принялся писать. На цыпочках вошла Дуня. Доктор не обернулся, а когда она подошла и встала перед ним, поднял глаза, внимательно посмотрел на нее и едва заметно покачал головой.
Проехал поезд.
На кладбище народу собралось мало. Священник читал заупокойную. Лиза плакала. Рядом с ней был Путилов, скорбно опустивший голову. Стояли доктор и нотариус. Дуня в нелепой шляпке старательно утирала глаза. Чуть поодаль за большим мраморным склепом Иоган грыз морковь.
– Аминь, – сказал священник.
Лиза зарыдала, и гроб стали опускать. Все, кроме нотариуса, перекрестились. Пошел дождь.
– …и все мое имущество, в чем бы оно ни заключалось, в движимости или же недвижимости, соблюдая выплату доходов, ренты, ежегодных дивидендов и процентных отчислений с такового, передать вышеупомянутой дочери моей Радловой Елизавете Николаевне в полное пожизненное пользование и распоряжение безо всяких ограничений, – гнусаво прочитал нотариус.
В зале нотариальной конторы сидели Лиза, Путилов, доктор Стасов, Дуня, две пожилые родственницы с племянником и еще несколько человек. Нотариус вытер вспотевший лоб и продолжил:
– Дополнение от семнадцатого мая сего года: вышеупомянутая Радлова Елизавета Николаевна может вступить в права наследования только по заключении брака с лицом, которое она, Радлова Елизавета Николаевна, найдет нужным выбрать личным волеизъявлением. До сего же момента моим волеизъявлением над всем вышеуказанным движимым и недвижимым имуществом, денежными суммами, ценными бумагами, векселями и прочее назначается опекун, мое доверенное лицо Босых Евдокия Спиридоновна, которая позаботится о сохранности всего вышеуказанного. Составлено семнадцатого мая сего года в здравом уме и трезвой памяти.
Нотариус вытер лоб и снял очки, не поднимая глаз. Все посмотрели на Дуню, кто недоуменно, кто растерянно. Дуня не выдержала и улыбнулась. Родственницы вышли и потащили племянника к выходу. Лиза быстро встала и пошла за ними. Нотариус усиленно протирал очки. Все потянулись к двери.
Дуня сидела и улыбалась. Лиза и Путилов, потупившись, сидели в гостиной перед остывшим самоваром и молчали. За окном пыхтел паровоз. В соседней комнате Иоган, стараясь не шуметь, открыл дверцу буфета, достал графин и осторожно понюхал. Паровоз загудел, и он вздрогнул от неожиданности.
– Я спасу вас, Лиза, – вдруг сказал Путилов и посмотрел на нее.
Она подняла глаза. Дверь открылась, и вошла Дуня:
– Путилов, вам пора. Уже поздно.
– Да‑да. – Он резко встал.
Лиза поднялась за ним. В прихожей он не спеша надел клетчатую кепку, как будто что‑то хотел добавить, развернулся и вдруг увидел Иогана с морковкой, стоящего на пороге Лизиной комнаты. От неожиданности он испугался, снял кепку и сказал:
– Здрасьте.
Иоган молча жевал, глядя на него свинцовым взглядом. Лиза стояла у двери в гостиную, опустив глаза. Парадная дверь с шумом отворилась, и улыбающийся Виктор Иванович ввел маленькую сухую старушку. Лицо Иогана вдруг выразило живую, по‑детски непосредственную радость. Он бросился вперед и нежно обнял ее.
– Няня, – прошептал он. Потом обернулся и, обращаясь к Лизе, радостно сказал: – Моя няня, – и снова наклонился к старушке.
– Здравствуй, Лиза! – широко улыбаясь, сказал Виктор Иванович.
От нахлынувшего на нее стыдливого отчаяния Лиза закрыла лицо руками и бросилась в гостиную. Путилов растерянно посмотрел ей вслед, затем на Виктора Ивановича.
– Путилов, вам пора, – настойчиво сказала Дуня.
– Да‑да. – Он надел кепку и перед выходом оглянулся. Виктор Иванович весело подмигнул ему.
Виктор Иванович вышел из огромного светлого зала, сбежал по чудовищных размеров лестнице серого камня в громадную прихожую, открыл маленькую дверь и по узкой полутемной лестнице спустился в мрачный сырой подвал со сводчатыми потолками. Горел факел. Голые близнецы сидели на топчане без подстилки и жались друг к другу от холода.
– Ну? – Виктор Иванович широко улыбнулся и повернулся к Путилову: – Готово? – спросил он.
Путилов сосредоточенно возился с фотокамерой и не ответил. Виктор Иванович посмотрел на близнецов. Вспыхнул магний, выхватив из темноты два худых, сросшихся тельца.
Путилов и Виктор Иванович ехали в трамвае по пустому городу. Они сидели рядом на заднем сиденье и молчали. Виктор Иванович изредка поглядывал в окно и как всегда улыбался чему‑то своему. В руках он держал пачку пластинок. Путилов придерживал фотокамеру и угрюмо смотрел под ноги. Трамвай шел быстро. Вставало солнце.