– Здрасьте, – робко сказал Путилов и снял кепку.
Иоган закончил жевать, молча взял у Виктора Ивановича пластинки и указал рукой на дверь. На нем был его лучший черный костюм. Путилов кивнул, суетливо подхватил аппарат и двинулся к двери. Из бывшей гостиной вынесли все вещи, оставив лишь стол, зеркало да несколько стульев. В центре стояла кинокамера.
– Кинематограф! – воскликнул Путилов. С горящими глазами он подскочил к аппарату и принялся трогать ручки, открывать и закрывать окошечки. – Я смогу фотографировать этим? – с надеждой спросил он.
– Пленка. – Виктор Иванович подошел сзади.
Он улыбался. Путилов схватил пакет:
– Мне нужна темная комната!
Виктор Иванович открыл дверь в смежную комнату. Внутри было темно. На пороге, уткнувшись лицом в дверь, сидела няня и дремала. Когда Виктор Иванович осторожно приподнял ее, давая Путилову пройти, она вскрикнула и что‑то забормотала. Иоган вошел в комнату напротив, предварительно открыв ее ключом. Лиза напряженно ждала чего‑то и, когда он вошел с пакетом пластинок, испуганно встала. В ее широко раскрытых глазах стоял страх. Рука, державшая веер, слегка дрожала. Какое‑то время он стоял молча, потом медленно протянул ей пластинки, пристально глядя в глаза. Даже в этом движении была уверенность и животная сила. Она инстинктивно схватила пакет.
– Венчаться не будем, – тихо сказал он.
– Дуня! – беспомощно попросила она и повернулась.
Дуня опустила глаза и вышла в прихожую. Лизина нижняя губа задрожала, и по щеке потекла слеза. Лиза хотела положить пакет, но пластинки посыпались на пол. Она начала расстегивать платье. Проехал поезд. За дверью заиграл граммофон. Когда вошел Иоган, возбужденный Путилов стоял наготове и заглядывал в аппарат. За Иоганом, вся сжавшись, обхватив руками грудь, вышла Лиза. Она была в туфлях и белых чулках без резинок, один из которых сполз ниже колена. Путилов замер от неожиданности и оторопело уставился на нее, а потом перевел испуганный взгляд на Иогана, который подошел к аппарату и, глядя на Лизу, тихо сказал:
– Смотри, чтобы было, как на карточках.
Путилов оцепенело смотрел на него и, когда тот повернул голову и сказал «Ну!», спохватился и завертел ручку. Иоган молча указал Лизе, где встать. Она, перепуганная, все так же прикрывая грудь и сутулясь, подошла к белой стене прямо напротив аппарата и, положив на нее ладони, медленно опустилась на колени.
– Няня! – нервно позвал Иоган и сел. Лицо его застыло в напряжении.
Из темной комнаты вышла няня в глухом платье и белом чепце с розгами в руках, подошла к Лизе и неразборчиво проворчала:
– Ты зачем же напакостила? Ведь знала, что это нехорошо. На первый раз я тебя несильно накажу, но впредь гляди у меня…
И с этими словами она привычным жестом опустила розги на Лизины ягодицы. Лиза вскрикнула от боли. Лицо Иогана пришло в крайнее возбуждение, и каждый последующий удар и вскрик тонко отражал боль, восторг, последнюю степень напряжения нервов, подавляемую огромным волевым усилием. Взгляд Путилова украдкой метался от Иогана к Лизе и обратно. Он еще не смог осознать происходящего, но рука исправно крутила ручку. Когда он посмотрел на Виктора Ивановича, тот улыбался.
– Ну вот, милая. Это послужит тебе хорошим уроком, – проворчала няня и пошла в свою комнату.
Лиза устало поднялась – спина и ягодицы были изрезаны темными полосами, – уже не прикрываясь, пересекла гостиную и вошла к себе. Путилов еще какое‑то время тупо крутил ручку, ожидая команды, а потом вытер потную ладонь о штаны и побрел разряжать. Иоган сразу сник, плечи опустились. Он сидел и смотрел перед собой пустыми глазами.
Путилов сидел в прихожей на ящике для обуви и нервно теребил пакет с кинопленкой. Дверь Лизиной комнаты отворилась, и она пошла по коридору, держась очень прямо.
– Лиза! – воскликнул он и, неловко ставя Х‑образные ноги, бросился за ней.
– Лиза! – Он догнал ее и схватил за руку.
Она обернулась и посмотрела на него прямым взглядом зрелой женщины.
– Я спасу вас, – уже менее уверенно сказал он.
– Поздно, Путилов, – тихо сказала она, повернулась и пошла, держа спину.
– Я спасу вас, – прошептал он горячо, сжимая в руках пакет с пленкой.
Доктор в расстегнутом пиджаке, без пальто и шляпы бежал по набережной. На мостике он споткнулся и упал, сильно ссадив руку. Но он не заметил этого. Его безумный взгляд метался из стороны в сторону. Когда он провел разбитой рукой по растрепанным волосам, на лбу остался след крови.
Иоган сидел за столом и макал морковку в сметану. Салфетка была повязана как слюнявчик. Он сосредоточенно поднес морковку ко рту, чтобы не закапать стол, когда дверь с шумом отворилась, и в гостиную ворвался доктор.
– Где они? – задыхаясь, прохрипел он.
Глаза его лихорадочно обшарили комнату, и он рванулся в спальню Лизы.
– Где они? – прокричал он.
Лиза испуганно встала. Доктор метнулся назад. Его безумный взгляд остановился на Иогане, который вынул салфетку и привстал. Доктор шагнул к нему, схватил за горло и принялся душить.
– Где они? Говори! – хрипел он.
Раздался сухой щелчок, руки доктора ослабли, и он тяжело осел на пол, опрокинув сметану. Иоган потер шею и перевел слегка недоуменный взгляд с доктора на перепуганную Дуню.
– Это доктор Стасов, – сказала она.
Иоган спрятал пистолет в карман, сел и посмотрел на доктора. На него со стола капала сметана. Иоган подставил ладонь.
В гостиную быстро вошел Виктор Иванович, неловко остановился и оторопело уставился на доктора. Глаза трусливо забегали.
– Ты что‑то прячешь? – глядя на сметану в ладони, тихо спросил Иоган и поднял глаза. Под его тяжелым взглядом Виктор Иванович попятился к двери.
Близнецы в грязном, помятом костюме стояли у стены напротив Иогана, который внимательно их разглядывал. По коридору пробежала Дуня с гармошкой и быстро подала ее стоявшему на пороге Виктору Ивановичу. Тот суетливо подскочил к близнецам.
– Поют, – заискивающе сказал он Иогану и сунул гармошку братьям. – Ну!
Толя взял гармонь левой рукой, и меха с воем растянулись. Братья переглянулись и посмотрели на Иогана. Тот молчал.
– Пусть лысый уйдет, – вдруг сказал Коля.
– Что?
Иоган угрюмо взглянул на Виктора Ивановича. Тот мрачно улыбнулся и вышел, бросив на братьев недобрый взгляд. Коля подхватил гармонь правой рукой и закрыл меха, ловко пройдясь по клавишам. Потом сделал паузу, тихонько потянул, прислушиваясь, и вдруг запел легко и прозрачно. И сразу же Толя подхватил второй голос, тщательно выводя левой рукой басы. Лицо Иогана оживилось. Какое‑то подобие улыбки промелькнуло в глазах.
Услышав пение, Лиза встала, подошла к двери и прислушалась. Когда пение смолкло, она постояла еще мгновение и вернулась на место. Вдруг дверь открылась, и в комнате появился улыбающийся Виктор Иванович. Следом робко вошли близнецы.
– Мои уроды пока здесь поживут, – сказал Виктор Иванович Лизе и подтолкнул близнецов к дивану чуть сильнее, чем было нужно.
Толя споткнулся, и они едва удержались на ногах. Лиза удивленно смотрела на них, и, когда братья споткнулись, на лице ее промелькнуло отвращение, как будто кто‑то раздавил большую муху.
– Здесь? – Она быстро посмотрела на Иогана, появившегося на пороге. Тот с интересом смотрел на братьев, которые присели на край дивана и затравленно озирались. Иоган открыл дверцу буфета, достал графин, наполнил два фужера и протянул близнецам.
– Что это? – спросил Толя.
– Пей, – тихо сказал Иоган.
Толя мотнул головой и отвернулся.
– Пей, урод! – Виктор Иванович грубо сдавил его шею пальцами.
Толя инстинктивно втянул голову в плечи и быстро взял фужер. Братья переглянулись и выпили. Толя закашлялся, а Колю сразу же вырвало, потом еще раз. Толя посмотрел на брата, улыбнулся, радостно обвел всех взглядом, потом вдруг соскочил с дивана, увлекая за собой Колю, и принялся прыгать, подпевая себе. Колю вырвало еще раз, и они упали. Виктор Иванович смеялся. Лиза отвернулась и пошла к окну. Иоган посмотрел на нее и вышел в гостиную. Прежде чем закрыть дверь, Виктор Иванович преданно выскочил за ним.
– Найди Путилова, – тихо сказал Иоган.
В окно падал теплый вечерний свет. Толя спал с открытым ртом, откинув назад голову. Лиза брезгливо вытирала Колю той же тряпкой, которой перед этим подтерла пол. Коля сидел на полу, опустив глаза, и, когда он стыдливо сказал: «Простите нас, пожалуйста», – Лиза вздрогнула и посмотрела на него.
– Толя совсем не такой, – тихо добавил он.
– Толя? А ты кто? – с интересом спросила она.
– Я – Коля. А вас как зовут? – Коля посмотрел на нее.
– Лиза. – Она едва улыбнулась, глядя на него, как на диковинного зверя.
Он смущенно потупился. Выпустил пар подошедший на заправку паровоз. Вдруг за дверью кто‑то вскрикнул.
– Няня! – Голос Иогана трудно было узнать. – Няня!
Крик захлебнулся. Упало что‑то тяжелое. Лиза оглянулась на дверь.
– Что это? – настороженно спросил Коля.
Лиза не ответила и поднялась, продолжая прислушиваться к странным звукам, доносившимся из‑за двери.
Аккуратно причесанные близнецы в новых костюмах стояли на сцене маленького уютного театра, заполненного до отказа. Их чистые голоса звонко разливались по залу под стройные звуки аккордеона. Сбоку Виктор Иванович шептал что‑то хмурому человеку, который сосредоточенно направлял трубку фонографа и следил за вращением валика. Зрители слушали, вытянув шеи.
В фойе неспешно вышел Иоган в смокинге, держа Лизу под руку. За ним суетливо выскочил маленький круглый человек, что‑то зашептал и протянул большую пачку засаленных денег. Лиза высвободила руку и отошла к окну, из которого открывался вид на прекрасный пустынный город. Подошел Иоган.
– Ненавижу этот город, – тихо сказала она.
Он не ответил. Они стояли и молча смотрели. Когда песня закончилась, раздался гром аплодисментов.
За окном проехал паровоз. Садилось солнце.
– Если быстро ехать на запад, то солнце никогда не зайдет, – задумчиво сказала Лиза, отойдя от окна.
Коля оторвался от шахматной доски и странно взглянул на нее:
– Быстро ехать?
– А мы на восток поедем, – сосредоточенно глядя на доску, сказал Толя. – Там папа родился.
– Он нас найдет, – сказал Коля Лизе.
Она встала и отошла, думая о своем. Коля посмотрел на нее с затаенной болью.
– Шах! – радостно сказал Толя.
Большая дверь в прихожую шумно отворилась, и двое вкатили пианино. Братья встали, и Колино лицо просветлело.
– А я вам винца принес, – улыбаясь, сказал Виктор Иванович.
Он быстро вошел и достал из кармана бутылку. Улыбка сбежала с Колиного лица, а Толины глаза возбужденно заблестели.
– Где мама? – резко спросил Толя.
– Они с доктором уехали, – после паузы сказал Виктор Иванович, наливая фужер.
– Неправда, – растерянно сказал Коля и посмотрел на Лизу.
– Ну, давай. – Виктор Иванович протянул Толе фужер. Тот взял.
– Толя, не пей! – жалобно попросил Коля.
– Я капельку. – Толя жадно опрокинул фужер и сразу же захмелел.
Коля с ненавистью посмотрел на Виктора Ивановича. В глазах стояли слезы.
– Ну, что?.. – Виктор Иванович слегка нагнулся и улыбнулся Коле.
Из гостиной вошла Дуня и требовательно, но по‑будничному позвала:
– Лиза!
Лиза покорно зашла за ширму. Послышался шорох сбрасываемых одежд, и через секунду она пересекла комнату, сосредоточенно глядя перед собой. На ней были лишь туфли и белые чулки. Вся спина и ягодицы были покрыты темными рубцами. Коля стыдливо отвернулся, а Виктор Иванович выскочил за ней, прикрыв за собой дверь.
– Ну, пойдем! – пьяненький Толя потянул брата к пианино.
– Няня! – нервно позвал из‑за двери Иоган.
Послышалось ворчание, а затем хлесткие удары и Лизины вскрики.
Толя вступил левой рукой, а Коля подхватил мелодию. Он с болью смотрел на дверь в гостиную, пальцы двигались механически. Толя счастливо улыбался.
Плавно текла мелодия. Лодка проскочила под низким мостом и вышла в большую реку. Виктор Иванович сидел на руле и улыбался. Путилов в клетчатом костюме и кепке сосредоточенно смотрел вперед. Лодка быстро шла поперек реки.
Екатерина Кирилловна сидела за роялем, когда позвонили в дверь. Она резко оборвала игру и напряженно прислушалась. Руки медленно сползли с клавиш. Хлопнула дверь, и в гостиную быстро вошел Виктор Иванович. Она узнала его, и лицо ее осветилось.
– Виктор Иванович! – прошептала она и встала.
– Виктор Иванович, Виктор Иванович, – озабоченно сказал он и оглянулся. – Ну, пойдем скорей.
Он взял ее за руку и подтолкнул к двери в спальную.
– Давай, давай, – сказал он, когда закрылась дверь, и отошел к окну.
Она быстро сбросила одежду и прислушалась. Тем временем Виктор Иванович взял со стола старинный серебряный колокольчик и принялся его рассматривать. Колокольчик издал высокий мелодичный звук, и Екатерина Кирилловна вздрогнула.
– Виктор Иванович! – робко позвала она.
– А? – Он обернулся. – А, ну пойдем, – сказал он и сунул колокольчик в карман.
– Куда? – испугалась она.
Он взял ее за руку немножко грубее, чем было нужно, и подтолкнул к двери.
В гостиной молча стояли люди. У многих были клетчатые чемоданы. Некоторые сидели на стульях. Посреди комнаты стоял Путилов с киноаппаратом и делал последние приготовления. Дверь открылась, и Виктор Иванович вывел Екатерину Кирилловну.
– Кто здесь? – испуганно спрашивала она, напряженно прислушиваясь и прикрывая обнаженную грудь. Ее красивое, еще молодое тело как‑то съежилось под обращенными на нее взглядами.
– Ничего, это недолго. – Виктор Иванович провел ее к противоположной стене. – Вот так вот, встань здесь.
– Виктор Иванович, – прошептала она и заплакала.
Он подошел к Путилову и что‑то сказал. Тот кивнул.
С озабоченным видом подошла Дарья и отдала Виктору Ивановичу пачку засаленных банкнот. Он не глядя сунул их в карман и сказал:
– Давай.
Путилов завертел ручку. Дарья подошла к Екатерине Кирилловне, на ходу захватив с кресла розги.
– На колени встань, – сказала она.
Екатерина Кирилловна послушно опустилась на колени, держась за стену. Дарья грубо взяла ее за шею, опустила на четвереньки и ударила в первый раз. Путилов крутил ручку. Люди молча смотрели.
Паровоз стоял под парами. В комнату падал лишь слабый свет вокзального фонаря.
– Няня! – странным голосом выкрикнул Иоган, и за дверью что‑то упало.
– Ненавижу! Ненавижу его! Ненавижу этот мертвый город! Ненавижу морковку со сметаной!
– Лиза! – Коля порывисто схватил ее за руку.
Он сидел на ее кровати за ширмой у окна. Толя пьяно спал, откинувшись на подушки, и сопел. Лиза инстинктивно отдернула руку. Коля неловко свел ладони вместе и опустил глаза.
– Прости, – сказала Лиза, рассеянно положила руку на его ладони и посмотрела в окно, думая о своем.
– Ты тоже считаешь, что я урод? – не поднимая глаз, тихо спросил Коля.
– Что ты! – спохватилась она, по‑матерински взяла его ладони в свои и опустилась на колени. – Ты очень хороший. – Она виновато улыбнулась.
– Я противен тебе, я знаю. Это из‑за Толи, да?
Она не ответила, крепче сжала его руки и опустила глаза.
– Но ведь я нормальный! Вот, потрогай! – Он неожиданно потянул ее руки и прижал к паху.
Она испуганно выдернула руки, но он быстро расстегнул брюки.
– Я нормальный, Лиза! Ну, посмотри! Ну… Пожалуйста. Толя спит. Всего один раз. Может быть, ты больше никогда не испытаешь этого. Я люблю тебя! – страстно шептал он.
Сначала она отвернулась, потом украдкой посмотрела, быстро подняла на Колю глаза и снова опустила. Ее взгляд метнулся на сопящего Толю и снова вниз. Коля тяжело дышал. Ее рука осторожно потянулась вперед. Коля вздрогнул. Она дотронулась еще раз и подняла на него радостно‑удивленные глаза.
Виктор Иванович привязал лодку и по гранитным ступенькам быстро взбежал на набережную.
Путилов вышел из квартиры и настороженно прислушался.
Кто‑то поднимался по лестнице. Он осторожно прикрыл дверь, перегнулся через перила и посмотрел вниз. И вдруг рванулся наверх, неловко держа перед собой большой клетчатый чемодан.
На площадку путиловской квартиры поднялся Виктор Иванович. Он остановился, прислушался, осторожно потянул дверь и, когда она легко подалась, посмотрел наверх.
Внутри царил беспорядок. Он прошел в комнату, переступая через разбросанные вещи, и тихо позвал:
– Путилов!
На полу валялись куски размотанной пленки. Виктор Иванович поднял один и посмотрел на свет.
Из парадной вышел Путилов и быстро пошел по улице, а потом оглянулся и нелепо побежал, сгибаясь от тяжести большого клетчатого чемодана.
Дверь в комнату резко открылась, и с растерянным лицом вошла Дуня.
– Лиза! – позвала она, но совсем по‑другому, чем обычно.
Лиза почувствовала неладное, поднялась с кровати и прямо в рубашке вышла в гостиную. Коля тревожно проследил за ней взглядом, а потом вдруг быстро соскочил с кровати и потащил полусонного брата за собой.
В гостиной на полу возле открытой двери в темную комнату сидел Иоган. Перед ним в неловкой позе лежала няня. Он поднял глаза на стоявшую перед ним Лизу.
– А у меня няня умерла, – растерянно, совсем по‑детски сказал он.
Вошли босые близнецы. Иоган доверчиво смотрел на Лизу влажными глазами, потом неожиданно вскрикнул, захрипел и упал на пол. Тело его напряглось, странно изогнулось и издало несколько нечеловеческих звуков. Из кармана выпал пистолет. Братья подошли к Лизе и молча смотрели, пока Иоган не затих. Потом подождали еще мгновение, нагнулись, и Коля поднял пистолет.
В гостиную быстро вошел Виктор Иванович, оттолкнув совершенно потерянную Дуню, и остановился. Моментально оценив ситуацию, он подскочил к Иогану, обшарил его и удивился, что не обнаружил пистолета. Все еще сидя на корточках, он поднял на братьев глаза и улыбнулся.
– Ну что, уроды? – спросил он. – Вот и все.
Он медленно поднялся и шагнул к ним. Коля выстрелил. Виктор Иванович резко вдохнул и рухнул на пол. Дуня испуганно вскрикнула и, когда Коля повернулся к ней, попятилась к двери и закричала. Коля бросил пистолет и растерянно посмотрел на Лизу. Она улыбалась.
Моросил дождь. Братья в пальто и шляпах с небольшими клетчатыми чемоданами стояли на ступеньках набережной, ведущей к воде. Коля потупился и молчал. Толя нетерпеливо вертел головой, то и дело поглядывая на большую лодку с пассажирами. Напротив стояла Лиза в черной накидке с таким же клетчатым чемоданом, но побольше, и тоже смотрела на лодку.
– Поедем? – безнадежно попросил Коля, нарушив тягостное молчание, и поднял на нее молящие глаза.
Лиза покачала головой и опустила взгляд.
– Я на запад, – тихо сказала она. Повисла пауза.
– Отплываем! – громко объявил рулевой.
– Все! – обрадовался Толя. – Мы приедем к тебе. Найдем папу и приедем, – бодро добавил он и потащил брата по сходням. Лодка отошла.
– Я буду ждать! – крикнула Лиза.
Толя радостно махал рукой, Коля как будто в последний раз смотрел на удаляющуюся женскую фигуру в черной накидке.
Иоган тяжело поднялся с пола, взял пистолет и тупо уставился на тело Виктора Ивановича, неуклюже упавшее рядом с няней. Потом потрогал шишку на затылке, вытер кровь с прокушенной губы, посмотрел на палец и позвал:
– Дуня!
Никто не отозвался. Он протянул руку и достал из кармана пальто Виктора Ивановича поблескивающий серебряный колокольчик.
– Лиза! – крикнул он, бессмысленно глядя на колокольчик.
В прихожей послышались шаги, и на пороге появилась Дарья. Увидев тела, она испуганно остановилась и прикрыла рот рукой. Сразу за ней неуверенно вошла Екатерина Кирилловна. Она осторожно прошла в комнату, остановилась возле распростертых тел и прислушалась. Иоган удивленно смотрел на нее снизу вверх, и, когда он опустил руку, чтобы встать, колокольчик издал прозрачный звук, который сразу погас в ладони Иогана.
– Виктор Иванович! – Ее лицо осветилось. Иоган молча сидел на полу с пистолетом в одной и колокольчиком в другой руке, с интересом глядя на нее. – Виктор Иванович!
Гремели колеса. Со свистом вырывался пар и клубами проносился за окном. Лиза сидела в кабине паровоза на месте помощника машиниста, высунув в окно голову. Перепачканный кочегар бросал уголь в топку и весело сверкал зубами и белками глаз, то и дело поглядывая на пассажирку. Лиза радостно оглянулась и от переполнявшего ее чувства потянула за шнур. На лице играла озорная улыбка. Кочегар смеялся. Пронзительно гудел гудок.
Братья шли по небольшому безлюдному городу с красивыми белокаменными зданиями, где‑то в северной России. Время от времени они ставили клетчатые чемоданы на снег и отдыхали. Миновав торговые ряды и очень старый монастырь, они вышли на площадь и остановились перед белым двухэтажным домом с мраморной табличкой: «В этом доме родился известный русский врач‑клиницист Андрей Федорович Стасов».
– Папа, – тихо сказал Толя.
В небольшом, переполненном и очень шумном зале за роялем сидели близнецы и играли. Играли плохо, потому что пьяный Толя не попадал по клавишам. Импресарио, стоявший у импровизированных кулис, до крови искусал губу. Когда братья закончили, раздались жидкие хлопки, сразу захлебнувшиеся в свисте и возмущенном вое толпы. Коля стащил брата со стула и неловко поклонился, едва удержав Толю. Занавес закрылся, и бледный импресарио вышел на сцену.
– Господа! После небольшого перерыва, как и было обещано, перед вами предстанут поющие уроды! – испуганно‑бодро выкрикнул он.
Коля с трудом втащил едва перебиравшего ногами брата по лестнице до номера в начале длинного коридора и запер дверь на задвижку. Внутри было тесно и грязно.
– Ну, Толя, еще немножко, – просил Коля.
Он повернул выключатель, и в ванной, облицованной белым кафелем, вспыхнул яркий свет. Он дотянул невнятно бормотавшего брата до мраморного умывальника, открыл кран и сунул Толину голову под струю холодной воды. Через несколько секунд тот оживился, на губах появилось подобие улыбки. Он поднес ко рту ладошку и начал пить.
В дверь постучали. Коля повернул голову и крикнул:
– Одну минуту!
– Толя, ну как ты? – зашептал он, поглаживая брата по влажным волосам.
Толя распрямился и уверенно шагнул к выходу, но оступился, а Коля не был к этому готов и не смог удержать брата. Он попытался ухватиться за край раковины, но рука соскользнула, и они тяжело рухнули на кафельный пол. Падая, Толя со всего маху ударился о край мраморной ванны и сразу обмяк. Крови не было. Широко раскрытыми глазами он смотрел на яркую лампочку, с удивлением приоткрыв рот. В дверь настойчиво постучали.
– Быстро открывай! – раздался голос импресарио.
– Толя! Толя! Вставай! – просил Коля со слезами в глазах.
Импресарио и двое коридорных пытались взломать дверь.
– Открывай дверь, урод! – кричал коридорный. Другой стамеской и тяжелым молотком пытался выбить засов. В ярко‑белой ванной на полу рядом с мертвым братом лежал Коля и тихо плакал.
Мелодично зазвенел серебряный колокольчик. Привычным движением Дарья распахнула дверь в темную комнату. Прямо за дверью, на нянином месте, сидела Екатерина Кирилловна. Ее осунувшееся лицо с синими кругами вокруг глаз не выражало ничего.
– Давай! – сказала Дарья.
Екатерина Кирилловна молча встала и пошла к противоположной стене. На ней не было платья. Богатое кружевное нижнее белье было изрядно поношено и во многих местах порвано. Подойдя к стене, она опустилась на колени, уперев ладони на уровне лица. Ее нижняя сорочка и панталоны имели разрез, обнажавший нижнюю часть спины и ягодицы, покрытые темными рубцами. Дарья взяла розги, взмахнула ими, разминая руку, подошла к Екатерине Кирилловне и с удовольствием ударила наотмашь.
Екатерина Кирилловна лишь еле заметно вздрогнула.
Иоган в смокинге сидел за столом напротив. Он был неопрятен. На столе стояла тарелка со сметаной, а рядом лежала морковка и серебряный колокольчик. Какое‑то время он безразлично смотрел на действия Дарьи, потом взял морковку и посмотрел в сторону окна. Свистели розги. Иоган вяло выпустил из рук морковку, встал и вышел.
Ярко светило солнце, но было прохладно. Иоган поднял воротник и пошел вдоль канала. У очень плохой афиши с довольно условным изображением обнаженной женщины, стоящей спиной, он задержался. Аляповатая надпись гласила: «Наказание за преступление. Фильм всемирно известного режиссера Ф. Путилова». В зале сидело человек пять. Когда вышел тапер, свет погас и появились титры – те же, что и на афише. Затем замигала пустая комната, в которую вошла Лиза в спущенном чулке, стыдливо прикрывая руками грудь. Подойдя к стене, она оглянулась и, положив на нее руки, опустилась на колени. В кадр вошла няня с розгами в руках и, что‑то бормоча, уверенно опустила их на Лизины ягодицы. Плавно текла музыка. Иоган сидел и смотрел.
По большой реке шел лед. У сфинкса по ступенькам Иоган спустился к воде и, не сбавляя шага, ступил на крупную льдину, которая, покачнувшись, быстро понесла его вниз мимо большого металлического моста. Его черная фигура одиноко смотрелась среди белого поля льда.
Одинокая фигура Лизы с чемоданом бесцельно брела по пустынной улочке западноевропейского городка с костелами, башнями и зубчатыми стенами. Свернув в очередной переулок, она остановилась перед большой витриной, за которой сидела уже немолодая женщина в глухом черном платье. За соседней витриной женщина помоложе, стоя в вызывающей позе, смотрела на улицу. Узкое платье выгодно обтягивало ее пышные формы. Мужчина небольшого роста с клетчатым чемоданом вошел к пожилой, и Лиза, проводив его взглядом, подняла чемодан. За очередной витриной мускулистый загорелый мужчина средних лет в черном обтягивающем костюме из кожи зазывно улыбался ей, помахивая многохвостной плеткой. Позади него стояло мягкое кресло, предназначенное для стояния на коленях.
Лиза стояла на коленях лицом к нам, положив руки на удобный подлокотник, и смотрела в зеркало, а мужчина имитировал сильные удары, сопровождая их утробными звуками, и картинно встряхивал головой, чтобы длинные волосы эффектно рассыпались по плечам, отчего он выглядел еще глупее.
К витрине подошел одинокий человек с чемоданом и ненадолго задержался.
– Хватит, – тихо сказала Лиза и убрала с подлокотника руки.
Он не ожидал этого и как‑то растерянно остановился.
– Мадам не понравилось? – неуверенно спросил он.
Она устало отсчитала деньги и надела пальто. Шляпу она не снимала.
В небольшом кафе в это время было пусто. Лиза грустно смотрела в окно, когда подбежал официант и поставил на стол тарелку со сметаной и аккуратно положенной с краю морковкой.
– Желаете музыку?
Лиза отрицательно качнула головой, продолжая смотреть на улицу.
– Очень рекомендую. Новинка. Поющие уроды.
Лиза резко повернулась и буквально выхватила пластинку из рук официанта. Голые братья, сидя на чем‑то, жались друг к другу, испуганно глядя в объектив. Официант подскочил к граммофону и опустил иглу. Сквозь шипение вступил аккордеон, а за ним звонкий Колин голос, выводящий мелодию. И сразу подхватил Толя. Пустыми глазами Лиза смотрела перед собой. Потом автоматически взяла морковку и откусила. Сметана потекла по подбородку, губы задрожали, и по щеке побежала слеза. Проехала машина. На шум Лиза повернула голову. В машине в неизменном костюме стоял Путилов и махал рукой несущейся за ним восторженной толпе поклонников. На небольшой площади машина свернула вправо, увлекая за собой безумствующую толпу. Лиза долго смотрела, как на пустынной площади медленно оседала пыль.
Трофим
Трофим отступил от бьющегося в агонии брата в исподнем и посмотрел в угол, где на полу, сжавшись в комок, сидела полураздетая баба. Ее полные ужаса глаза были обращены на Трофима, крепко сжимавшего окровавленный топор. Он шагнул вперед, и она закричала. Он не слышал звука, а видел лишь ее перекошенное лицо. Безумный взгляд его метнулся к печке, где друг к другу жались перепуганные дети, бессмысленно обвел взглядом комнату, ища еще чего‑то, чего и быть‑то не могло, вернулся к орущей бабе и как‑то потух. Трофим развернулся и вышел в сени. Только там он заметил уже ненужный топор в побелевших пальцах, разжал руку и, когда лезвие неестественно звонко лязгнуло, вышел на двор.
Трофим был мужик невысокого роста, нескладный, но крепкий. Совсем недавно отделился он от отца на хутор. Были у него и лошади, и корова. Домишко, правда, был пока плохонький, но летом Трофим хотел строиться.
Он прошел через двор к запряженной телеге. От лошади еще поднимался пар – видно, гнал ее Трофим. Он похлопал ее по крупу, снял хомут, взял с телеги кусок веревки и повел лошадь в стойло. Потом вошел в хлев, поднялся на сеновал и принялся, стоя на лестнице, неторопливо и обстоятельно привязывать веревку к поперечной балке. Раннее весеннее солнце радостно пробивалось сквозь щели и размашисто разрезало корову и полутемное пространство хлева на поперечные полосы. Корова подумала, что пришли доить, и теперь недовольно замычала.