Теплым августовским днем 1903 года в небольшом городке на севере Канады происходило значительное для всей страны событие, собравшее не только большинство населения городка, но и огромное количество столичных репортеров и фотографов со всего североамериканского континента. Всемирно известный исследователь Арктики Питер Лоутон предпринимал первую в мире попытку добраться до Северного полюса на специально созданном для этого цеппелине жесткой конструкции «Норд».
Окруженный толпой журналистов, он давал последние объяснения целей и задач экспедиции, преимуществ путешествия на сверхновом цеппелине, представлял экипаж.
Безумный журналист вел радиорепортаж, рассказывая, что в свои пятьдесят два года Питер Лоутон организовал четыре полярные экспедиции, написал книгу о воздействии скопления льдов на распределение температур на земном шаре, что он автор работ по исследованию флоры и фауны третичного периода и автор гипотезы о наличии теплого моря в районе Северного полюса.
Семья провожала известного полярника. Дочери в белых платьях махали платками, когда огромный цеппелин медленно отчалил от вышки.
То же самое мы видим и на старой хронике. Жена вытирает глаза. Титр поясняет, что полет связан с большим риском. Далее следует сюжет с Нью‑Йоркской ярмарки 1903 года.
Первые полосы всех американских газет выходят с кричащими заголовками о пропаже дирижабля Питера Лоутона и возможной гибели экипажа. Известные исследователи Арктики призывают организовать спасательную экспедицию в район островов Канадского арктического архипелага – предполагаемого места катастрофы.
Но Питер Лоутон не погиб. Он долго шел по бескрайней белой равнине, а потом полз, пока его, полумертвого, с сильными обморожениями лица и конечностей, не нашли самоеды, кочевавшие со стадом по западному побережью Обской губы.
Они долго отогревали его в чуме, растирали салом, отпаивали отварами, пока он не пришел в себя. Они что‑то говорили ему на своем языке и по‑русски, но он не понимал. Когда стало ясно, что жизнь его вне опасности, они погрузили его на нарты и повезли в большой губернский город.
В Америке экспедицию на поиски полярников так и не отправили. Зато поступило телеграфное сообщение с крайнего севера Канады о счастливом спасении Питера Лоутона и просьба переслать деньги для переезда его в Североамериканские Соединенные Штаты. Деньги были немедленно отправлены.
А в это время обмотанного в шкуры Питера Лоутона по замерзшему Иртышу подвозили к столице Западной Сибири городу Тобольску.
Здесь самоеды сдали его в губернскую больницу, подробно описав случившееся с ним. Здешний доктор Погодин Станислав Афанасьевич внимательно осмотрел больного и похвалил самоедов. Предпринятое ими лечение позволило избежать гангрены и сохранить пациенту ноги, но все же пальцы на правой руке придется удалить. Кроме того, осматривая коросты – последствие сильного обморожения – на лице больного, доктор сокрушался о том, что внешность пациента, к сожалению, восстановить не удастся.
На операции Погодину ассистировала Платонова Наталья Николаевна, любимая помощница доктора, из мещан. Она уже давно закончила медицинские курсы и мечтала выучиться на доктора.
Когда Лоутон понял, что с ним хотят сделать, он начал кричать и вырываться, но его крепко держал санитар.
А тем временем выяснилось, что телеграмму с севера Канады прислали мошенники, которые, получив деньги, скрылись. В афере участвовал и работник телеграфа.
Питер Лоутон лежал в далеком Тобольске на металлической койке в двенадцатиместной палате и смотрел в потолок. Он не понимал, о чем говорили вокруг, а сам говорить еще не мог по причине обморожения лица. Руки и ноги его были плотно обмотаны бинтами, и он стеснялся, когда молодая женщина выносила за ним судно.
Поскольку у больного не было никаких документов, Питером Лоутоном заинтересовался квартальный. Он был убежден, что новый пациент не кто иной, как беглый поляк из Ишима. Квартальный велел санитару надзирать за поляком и дать знать, как только беглый начнет говорить.
По вечерам в доме Платоновых пили чай. Платонов Михаил Кузьмич традиционно читал «Тобольские губернские ведомости» и вполуха слушал рассказы жены о беглом поляке и квартальном. Это был ничем не примечательный чиновник сорока восьми лет, любящий расхожие мнения и пустые фразы.
Зато младший брат Натальи Николаевны Константин слушал сестру с живейшим интересом. Молодой учитель местной гимназии, только что закончивший Петербургский университет, он был полон новых взглядов. В отличие от патриархальных и православных Платоновых он начисто отрицал религию и ратовал за всеобщее благоденствие, основанное на научных изысканиях.
Первое, о чем спросил полярник, с трудом шевеля изуродованными губами: «Где я?» Санитар убежал докладывать.
Доктор изучал английский в университете, но это было давно, и он все позабыл. Но то, что больной говорил по‑английски, он понял и позвал Платонову.
Наталья Николаевна поверила Питеру сразу и взялась помочь.
Зато квартальный не поверил и приставил к нему жандарма.
Константин, выслушав горячий рассказ сестры, потерял к Лоутону интерес, но, зная английский лучше всех, помог Наталье составить телеграмму. Она убедила квартального телеграмму отправить.
Известие из России получило в Америке живейший отклик. В газетных заголовках сквозила ирония. С трудом обнаружив на карте Тобольск, ученые мужи пришли к заключению, что появление Питера Лоутона в центре Сибири физически невозможно. Зато семья потребовала собственноручно написанное Лоутоном письмо с приложенной к нему фотографией.
Ни то ни другое сделать в данный момент было невозможно, и Наталья Николаевна сама написала письмо супруге Лоутона, где подробно изложила все происшедшее.
Письма шли долго, и Питер совсем упал духом. Ей было жаль его, и она испросила разрешения властей взять его к себе на постой. Платонов не возражал, ему было все равно. И вот долгими зимними вечерами за ужином или за чаем они вели долгие беседы о местных и мировых катаклизмах. Чтобы развлечь Питера, Платоновы приглашали гостей, говоривших по‑английски. Сам Питер в дискуссиях не участвовал, но слушал с интересом, а когда гости уходили, задавал Наталье вопросы, и она отвечала. Иногда заходил и квартальный. Он по‑английски не знал, но пил чай и подозрительно слушал, что вынуждало Константина сдерживать свои речи.
Между тем, получив письмо Платоновой, госпожа Лоутон нашла историю неправдоподобной и оставила письмо без ответа.
Приближалась весна. Питер стал выходить. Он любил прогуливаться с Наташей, слегка опираясь на ее руку. Он еще заметно хромал, а на правую руку его была надета перчатка с самодельными протезами для недостающих пальцев.
Лоутон не оставлял надежды. В местной фотографии Гринштейна сделали его фото, и левой рукой он с трудом написал письмо жене и дочерям. Полицейские власти Тобольска отправили письмо официальным порядком.
Фото было напечатано в американских газетах. Семья и эксперты пришли к единодушному мнению, что человек на фотографии – не Питер Лоутон. Старшей дочери было не до того – она готовилась обручиться с сыном владельца обувной фабрики. Лишь младшая, Бекки, говорила, что это может быть папа…
В Тобольск пришел сухой телеграфный ответ: «Представленное на фотографии лицо Питеру Лоутону не принадлежит».
Местная полиция оживилась.
Питер впервые почувствовал, как он одинок, и что в этом мире у него нет человека ближе, чем эта русская женщина Наташа. Он полюбил ее, как никого никогда не любил. Он видел в ней ответное чувство и не мог понять, почему они не могут стать ближе, почему это грех, почему, будучи обвенчанной с нелюбимым человеком, она должна пройти с ним жизненный путь до конца.
Тем временем власти готовились принять решение о высылке беглого поляка назад в Ишим.
Наташа стала думать о том, как переправить Питера в Петербург, где у брата были знакомые в среде социалистов‑революционеров.
В Америке случился кризис, и обувной магнат разорился. Семья целиком разделила горе старшей дочери. Под давлением матери было решено сыну фабриканта отказать.
Еще до свету Питер и Наташа сели в приготовленные с вечера сани и поехали в Тюмень. Правил Лоутон. Через Тюмень проходила Транссибирская магистраль. Наташа купила билет до Санкт‑Петербурга, дала взятку кондуктору, объяснив, что знаменитому полярнику надо добраться до американского посольства, где он и должен получить паспорт. Кондуктор не поверил, но деньги взял. Кондукторы были агентами охранного отделения, но этот не сдал Питера сопровождавшим поезд жандармам.
Так американский полярник Питер Лоутон попал в столицу Российской империи Санкт‑Петербург. Он был прилично одет, и, хотя лицо его было сильно обезображено, он имел достаточно импозантный вид.
Друг Константина Платонова Сазонов входил в группу Савинкова, которая готовила покушение на министра внутренних дел Плеве. Питер нашел их не сразу и почти случайно. У него было несколько адресов, один из которых принадлежал другу и однокашнику Сазонова Иосифу Кацу, у которого тот остановился, только что прибыв из Вильно.
Сазонов велел Питеру молчать и представил его соратникам как беглого каторжника из Ишима. Террористам было не до него, но рук не хватало, и, пока готовился его английский паспорт, Питера подключили к наблюдению за маршрутом Плеве.
В тулупе, с лотком перед собой он толкался в районе Пантелеймоновского моста возле Департамента полиции, изображая глухонемого торговца вразнос. Сазонов в роли извозчика дежурил на Фонтанке. Покотилов готовил семифунтовые бомбы из динамита, гремучей ртути, бертолетовой соли с сахаром и серной кислоты.
Первое покушение не удалось. Будучи людьми молодыми и нервными, они чудом избежали ареста. Сразу же после покушения группа разъехалась. Сазонов с Лоутоном поехали в Киев. Здесь у знакомой еврейки они нашли фактора, который за 13 рублей с человека брался переправить их в Германию.
Ночью на старом балагуле, набитом шумными евреями со скарбом, направлявшимися в Америку, они ехали по направлению к германской границе. Переводил их русский солдат пограничной службы. Они сидели на снегу и ждали свистка солдата. Когда раздался свисток, евреи, роняя вещи, бросились к границе. Обезумевший, ничего не понимавший Питер бежал с ними.
Потом он ехал на поезде, и уже на пароходе от русских он узнал, что Покотилов взорвался в номере гостиницы при изготовлении бомбы.
Все газеты были полны сенсационными сообщениями о чудесном спасении знаменитого полярника. И лишь в конце стояла небольшая заметка об убийстве русского министра внутренних дел Плеве. Питер отложил газету.
Прибежала любимая дочь Бекки, передала, что мама зовет его выйти к гостям. Питер попросил сказать, что он очень занят. После того как закрылась дверь, он подождал несколько секунд, взял ручку в левую руку и продолжил писать. Он писал письмо в далекий сибирский город Тобольск.
Брат‑2
Санкт‑Петербург
– Нет, я не Байрон, я другой
Еще не ведомый избранник.
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.
Я рано начал, кончу ране,
Мой ум немного совершит.
В моей душе, как в океане
Надежд разбитых груз лежит…
– читал крепкий парень со стриженым затылком, стоя у открытых дверей огромного черного «Хаммера». Небольшая съемочная группа вяло топталась позади камеры. Зевак почти не было.
Данила посмотрел немножко и вошел в здание телецентра.
В вестибюле он огляделся, явно ища кого‑то.
– А вы не знаете, где здесь пропуск выписывают? – спросил он у женщины.
Она молча указала на окошко и отвернулась.
– Центральный лифт на шестой этаж. Там спросите, – сказал омоновец, возвращая паспорт с пропуском и нарисованный от руки план.
Данила пошел прямо, с восторгом провожая взглядом проходящих мимо телезвезд.
На третьем этаже в лифт вошел знаменитый ведущий Валдис Пельш и нажал на двенадцатый этаж. Данила узнал его и смутился.
Пельш посмотрел на него.
– Здрасьте, – робко сказал Данила.
– Здравствуйте, – вежливо ответил Пельш и отвернулся.
На шестом этаже Данила снова потерялся. Он долго шел по длинному коридору, спросить дорогу было не у кого. Он услышал голоса и повернул за угол. Около выхода из павильона курили люди.
– Вы не знаете, где тут четвертый павильон? А то я, это… заблудился, – спросил он стоявшую спиной девушку в кричащем наряде.
Девушка оглянулась и выпустила дым.
– Какой? – переспросила она. Лицо показалось ему знакомым.
– Мне сказали, четвертый… Вот, – он протянул ей план, – программа «Взгляд»… – От стенки отделился крепкий парень в костюме. – А то ребят подведу. Они без меня не начнут…
Данила почувствовал, что понравился девушке.
– Все нормально, Боря, – остановила она телохранителя. – Это не здесь. Сейчас по коридору направо. Там будут лифты. Пройдешь их и еще раз направо. Саше Любимову привет.
– От кого? – спросил Данила.
Она внимательно посмотрела на него, пытаясь понять, шутит он или нет:
– Тебя как звать, красавчик?
– Данила.
Она развернулась и вошла в павильон.
– А это кто? – спросил он телохранителя.
– Салтыкова, – бесстрастно сказал тот.
Данила посмотрел на вход в павильон. Грянула музыка.
– А звать как?
– Боря.
– Ее.
Боря взглянул на него:
– Ирина.
– Ты чего?.. – возбужденно спросил Костя. Это был высокий крепкий симпатичный парень.
– Да заблудился я. – Данила чувствовал себя неловко.
– Илья уже два раза вниз бегал!.. Пошли!
Они зашли в павильон, где на Данилу сразу же накинулся Илья. Он был среднего роста, худой, с большими умными глазами.
– Ты где ходишь?.. Ты…
– Ладно, проехали, – перебил его Костя.
Быстро подошел Любимов.
– Александр, – сказал он и протянул руку.
– Данила.
Александр крепко сжал руку.
– Вам привет от Ирины Салтыковой.
– Ага. – Любимов безразлично кивнул. – Ну? Готовы? Пошли.
– Работаем! – сказал Любимов.
Пошла заставка программы «Взгляд».
– Слышь, а кто такая Ирина Салтыкова? – тихо спросил Данила Илью.
– Ты чё?.. Певица попсовая. Звезда! – быстро прошептал тот.
– Здравствуйте! В эфире программа «Взгляд», – громко сказал Любимов. – Сегодня исполняется четыре года, как закончилась позорная чеченская война. У нас в гостях трое ее участников, трое друзей, которых соединила эта война. Константин Громов, Илья Сетевой и Данила Багров. Расскажите, как вы познакомились?
– Так и познакомились… Чичи вторую пехотную прижали, а нам команда идти на выручку… – начал Костя.
В богато обставленной евростандартной неуютной квартире, полуразвалившись на диване, Ирина курила и смотрела «Взгляд». Валялись сигареты.
– Костя нам тогда с Данилой, можно сказать, жизнь спас, – сказал Илья.
– А кто из вас был самый крутой? – спросил Любимов.
– Данила, – не задумываясь, ответил Илья. – Он соображал быстро и не боялся.
Ирина стала набирать номер:
– Это я. Включи‑ка «Взгляд». Там мальчик такой губастенький… Перезвони потом…
– Нет, только Илья из Москвы. Я сам из Харькова, но сразу после школы уехал в Россию, в Тулу к отцу. Оттуда уже и в армию пошел, туда и вернулся. А Данила вообще из Приозерска.
– Как же вы нашли друг друга? Переписывались?
– Да нет, я Илюхин адрес знал и сразу после дембеля приехал. Чё в Туле‑то делать… Да тут же близко, четыре часа на поезде. Илья теперь на Красной площади работает. – Костя засмеялся.
– Да, это бывший Музей Ленина. Я им архивы каталогизирую. У них там до сих пор на карточках все… Заодно по ночам сторожу. Я так и Данилу встретил. Выхожу утром… Светает. Тихо кругом. А он стоит и на Мавзолей смотрит. – Илья засмеялся. Данила смущенно улыбнулся.
– А вы, Данила, – вы, как Костя, тоже в какой‑нибудь банк охранником?..
– Не, я в институт хочу поступать…
– В какой, если не секрет?
– В медицинский. Хочу людей лечить.
– Что ж… Это символично…
В маленькой комнате за столом напротив телевизора сидел пьяный Витя в расстегнутом милицейском кителе с сержантскими погонами. Перед ним стояла недопитая бутылка водки и грязная тарелка с остатками супа.
– Вот, смотри, смотри… Брат‑то у тебя, а!.. – причитала мать, вытирая слезы. – Вон в Москве уж… По телевизору показывают… А ты тут водку жрешь сидишь, сволочь… Нет чтоб матери помочь… Помру от я уж…
– Ничего, мать… – промычал Витя.
– Ехал бы, что ль, к брату в Москву. Глядишь, пристроит тебя куда, дурака… Чай, не бросит. Брат ведь твой…
– Да пошел он…
Друзья сидели вокруг скромного импровизированного стола в центре зала с музейными экспонатами. Стол представлял из себя постамент для стоящего в центре пулемета системы «Максим».
– За пацанов, – тихо сказал Костя.
Выпили не чокаясь. Илья взял кружок колбасы. Помолчали. Костя снова разлил.
– За то, что вернулись.
Чокнулись. Молча закусили.
– Ты поговорить хотел, – напомнил Данила Косте.
– Не сейчас.
– Ну что, в баню‑то едем? Я ж договорился, Мичман ждет, – сбил настроение жизнерадостный Илья.
– Едем. – Костя решительно встал.
Данила набирал номер. Вошли раскрасневшиеся Костя с Ильей, замотанные в простыни. Где‑то за дверью гулко визжали и плескались девчонки.
– Для абонента 17642… Да. Ирина, позвони мне, пожалуйста, по телефону 764 12 32. Это Данила, которому ты показала дорогу во «Взгляд». Я буду ждать. Привет от Любимова. Пока. – Данила дал отбой и передал трубку Косте.
– Это кто? – спросил он разливая пиво.
– Салтыкова.
– О! А где ты номер взял? – удивился Илья.
– У Любимова.
Отхлебнули пива. Баня была обыкновенная, но пустая, потому что время работы уже закончилось. На столе рядом с сигаретами традиционно лежали рыба и раки. Играла музыка.
– Мичман, пива принеси еще, холодного! – крикнул Илья парню в тельняшке.
– Так вот, – озабоченно продолжил Костя, – еще два года назад Митьку, брата моего, взяли на драфт в НХЛ, в «Чикаго Блэк Хоукс». Это было круто. Но харьковские через своих чикагских хохлов сразу наехали. Они говорят, мы тебя как бы вырастили, выучили, бабки тебе давали – теперь плати. Они, козлы, жадные. Митька‑то знает, раз заплатишь – и хана. Взял себе крышу местную, крутого одного… американца, в общем… – В зал выскочила мокрая девушка, весело плюхнулась за стол и взяла рака.
– Катенька, мы договорим, ладно? – попросил Костя. Она бросила рака и вышла, обиженная. – Американец как бы заключил с Митькой договор и стал через своего адвоката вести Митькины дела в НХЛ. Хохлы отстали. Митька стал играть в основном составе. Как бы доволен… Вроде все о’кей. Но бабки‑то все поступают на счет Американца. Тот платит Митьке копейки, проценты, типа. Ну, Митька сначала верил, а потом понял, что попал, денег‑то нет… Кинулся к хохлам опять, да поздно… Американец оказался круче всех крутых хохлов. Типа, новый Аль Капоне. Я, когда к Митьке ездил, хотел встретиться с ним, поговорить… Бесполезно. Дозвониться нельзя. Кордон секретарей… Даже Митьку связывают только с его адвокатом. А он‑то звезда!..
– А много должен‑то?
– Девятьсот тонн американских денег.
Повисла пауза.
– А по закону если отсудить? – спросил Илья.
– Контракт… Митька в английский не врубался, мудак… Так подписал. Адвокатам поверил. Думал, американцы честнее наших, тем более что Американец этот возник по просьбе нашего отца… – Костя отхлебнул пива.
– А отец‑то твой откуда его знает? – спросил Илья.
– Да не знает его отец… Просто шеф мой, генеральный директор Глобус‑Банка, когда‑то в Туле начинал с отцом моим. Понял? Отец его тогда в люди вывел, а теперь вот за нас с Митькой похлопотал. Чего я в этом банке‑то работаю… А у моего шефа с Американцем этим давние дела… Понял теперь?
– Ну?.. – не совсем понял Илья.
– Сейчас Американец в Москву приехал, ну!.. Мне Митька звонил, – сказал Костя и замолчал, с надеждой глядя на друзей.
Повисла пауза.
– Мальчики, мы пива хотим… – кокетливо заглянула высокая блондинка.
– Да подожди ты! – резко оборвал Костя.
– И что делать? – спросил Илья.
Данила молча слушал и в разговор не встревал.
Костя пожал плечами.
– Я с шефом постараюсь поговорить. Они встречаются завтра… – сказал Костя.
– А может, сам с Американцем поговоришь?.. Ты же английский знаешь… – наивно спросил Данила.
– Ага, так тебя и пустили… – усмехнулся Костя. – Я ж говорю, он – новый Аль Капоне!..
– А если он вообще не отдаст? – спросил Илья.
– Не знаю я… Не могу я брата бросить, понимаешь… Это как тогда в Грозном возле кинотеатра, помнишь?.. Мы же близнецы. Вместе все время. Я его год не вижу, и уже тоска… – Большой Костя беспомощно опустил кулак на стол.
– А кто такой Аль Капоне? – спросил Данила.
Запищал Костин телефон.
– Это тебя. – Костя передал трубку Даниле.
– Да… Привет. – Данила заулыбался. – Нет, просто увидеться хочу.
– Девчонки! – озорно крикнул Илья.
Данила зажал трубку и сделал Илье глаза. Костя устало улыбнулся.
– Любимов дал, да…
Зашли девушки.
Данила встал и отошел от стола.
– Нет, его щас нет… Хорошо, спасибо… да, я знаю, где это… Пока. – Данила дал отбой и, улыбаясь, вернул трубку. – Ребята, где Большая Полянка?
– Ты же знаешь, – улыбнулся Илья.
Данила проснулся в большой евроквартире от того, что из телевизора грянула музыка.
– Подъем! – крикнула Ирина и, когда он поднял голову, добавила: – Как там у вас в армии говорят. – На ней был обтягивающий костюм для занятий на тренажере.
– Говорили, – сказал Данила и потянулся.
– Давай, абитуриент, пора к экзаменам готовиться, – бросила она и вышла.
Данила сел. На большом экране пела Ирина в одном из своих клипов. Он посмотрел на часы, быстро оделся и крикнул:
– А можно, я позвоню? – и, не дождавшись ответа, набрал номер.
Запищал телефон. Костя дотронулся до пояса, и сигнал прекратился.
В здание банка вошел генеральный директор. Охрана осталась у входа. Директор быстро пошел по коридору.
– Валентин Эдгарович, – Костя пристроился рядом с мощной фигурой шефа, – я Костя Громов, сын Ивана Алексеевича из Тулы…
– Да‑да, я помню… Что у вас?
– Два года назад вы помогли моему брату… он в Чикаго в хоккей играет…
– Ну и?.. – явно не вспомнил шеф.
– Так вот, ваш партнер, Меннис из Чикаго, которого вы попросили тогда позаботиться о Дмитрии, моем брате, обманул его и забрал все его деньги себе… – спешил Костя. Они уже подходили к кабинету. Шеф остановился и вопросительно посмотрел на Костю. – Поговорите с ним, пожалуйста… Если он и вас не послушает, тогда уж я сам… – выдохнул Костя.
– Что «сам»? – не понял шеф.
– Ну… поговорю…
– С кем?
– С Меннисом. Он же к вам приехал…
– Хорошо, Константин, я поговорю, – сказал шеф, вошел в офис и задумался.
Костя сделал победный жест и бодро пошел по коридору.
– А ты всегда себя по телевизору смотришь? – спросил Данила, глядя на Ирину.
– А тебе не нравится?
– Да нет, ничего… Только мне «Наутилус» нравится, «ДДТ», там… «Ва‑Банк»…
– А чего ты сидишь здесь, если не нравится? – обиделась она. – Давай двигай! Мне к съемкам надо готовиться.
– Ладно, не обижайся. – Данила натягивал ботинки. – Просто там такую музыку не слушают, она не настоящая…
– Где «там»?
– На войне.
– Так здесь не война, дружок… Здесь мир. Здесь другие законы. Здесь такая музыка настоящая. И я ее пою. Понял? – раздраженно сказала она.
Данила внимательно смотрел на нее снизу вверх. Она стояла перед ним и явно нервничала. Данила встал и опустил глаза.
– Ты знаешь, – он взглянул ей прямо в глаза, – ты мне очень понравилась, и не за это… – Он чуть улыбнулся и быстро вышел.
Хлопнула дверь. Ирина растерянно села и посмотрела на себя в телевизоре.
Данила вышел из подъезда в старом районе Москвы. Напротив входа за рулем сидел телохранитель Боря.
– Слышь, Борис, у тебя жетон телефонный есть? – спросил Данила.
Боря молча протянул ему трубку.
– Костя! Ну как? – спросил Данила.
– Как… Гуляем в «Праге». Шеф сказал, поговорит! Заезжайте за мной в шесть. Конец связи!
Данила улыбнулся и вернул трубку Боре:
– Как служба?
Тот непонимающе поднял глаза. Данила дружески хлопнул его по плечу и бодро пошел вниз по узкой и кривой улочке.
– Да, Валентин, давно ты у нас не был… – улыбаясь, сказал Американец.
– Так прогресс, Ричард. Факс, E‑mail, интернет, – улыбался шеф в ответ. – Зато ты вот в Москву заехал… Сможешь сам оценить красоту древней столицы… Катенька, чаю нам, пожалуйста… С мятой завари, хорошо? – попросил он уже по‑русски через интерком. Они сидели в просторном офисе старого московского особняка.
– Я приехал, Валентин, потому что предложение твое – очень серьезное и непростое. Действительно, несколько лет назад принят федеральный закон о разрешении игорного бизнеса в индейских резервациях, но покупка земельных участков в районах предположительного строительства игорных центров иностранными компаниями и частными лицами – дело незаконное.
– Поэтому я и обратился к тебе, Ричард. Я знаю твой талант обходить закон… – улыбнулся шеф.
– Валентин Эдгарович, чай готов, – доложила секретарь.
– Несите, Катенька.
Секретарь разлила чай и вышла.
– Это очень большие деньги, Валентин, и я знаю, что у тебя их нет, – сказал Американец.
– Это правда, Ричард… – сказал шеф через паузу. – Но у меня есть серьезные партнеры, которых я назвать не могу даже тебе, Ричард… А главное, что все операции будут идти через меня… – Шеф осторожно отпил.
Американец кивнул и тоже отпил.
– Мм… – сказал он и удовлетворенно кивнул шефу.
– Теперь я хочу выслушать твои соображения по технической стороне вопроса, – сказал шеф.
– Он сейчас занят. Что ему передать? – спросила секретарь. – Хорошо. – Она записала и повесила трубку. Напротив скучал охранник.
Внизу в холле беспокойно ходил Костя.
– Да, еще, – отсмеявшись шутке гостя, уже вставая, сказал шеф. – Помнишь, года два назад я просил тебя за одного русского хоккеиста в Чикаго?.. У него там были какие‑то неприятности с украинской мафией…
– Если просил, значит, все нормально, Валентин, – весело сказал Американец. – А вообще‑то мы затеяли большое дело, Валентин, – серьезно сказал он. – У тебя есть интересы в алмазном бизнесе, у меня есть интересы в НХЛ… Все это не должно касаться нашего нового договора, правда, Валентин? Теперь мы должны заботиться друг о друге. – Он улыбнулся.
В приемной они пожали друг другу руки.
– В шесть я за тобой заеду в «Метрополь», – улыбаясь, сказал шеф. – Проводи господина Менниса до гостиницы, – добавил он по‑русски, обращаясь к охраннику, и, когда они вышли, быстро сказал секретарю: – Начальника охраны ко мне! Срочно!
Проснулся Данила дома от телефонного звонка.
– Спишь? Уже пять часов! – Илья звонил из музея. – Я в музее. Ты заезжай за Костей, а я сам подтянусь к семи. Мне тут рядом.
– Конец связи.
Данила повесил трубку, поднялся, отодвинул диван, ножичком отковырнул две паркетины, сунул в отверстие руку и достал худую пачку долларов. Он засунул руку поглубже и пошарил еще раз, но на этот раз безрезультатно. Данила задумался, вынул из пачки две бумажки по сто и бросил пачку в тайник.
– Ногами тормози, а не головой, козел! – Сухой водитель лет шестидесяти с изрезанным морщинами лицом, пригнувшись, нервно вел разбитое дребезжащее такси, то и дело ударяя по отходящему солнцезащитному козырьку. – Наплодили уродов – сначала машину купят, потом права, а то, что надо ездить уметь… Куда! Придурок!.. С твоими мозгами на катке нужно ездить!.. Кретины, где они только деньги берут? Тоже покупают, наверное. – Он в очередной раз ударил по козырьку. – Страна козлов и баранов! В прокладках и памперсах! Голова, чтобы жевать! А последние люди от голода умирают… Голосуешь за худого, через год смотришь – сидит кабан в телевизоре, морда что жопа, и еще меня учит, как жить, гад…
Данила молчал, с интересом поглядывая на необычного водителя.
– Где на Таганке?
– На площадь, а там я покажу.
– Адрес! Покажу…