23‑я дивизия (по гражданской войне – Харьковская орденоносная) под командованием полковника И. П. Сивакова (заменял заболевшего комдива) отразила 2 контратаки пехоты и танков, уничтожено 300 солдат и офицеров, 6 танков противника, захвачено 39 пленных, 12 пулеметов, 30 блиндажей.
173‑я дивизия в течение ночи отразила 3 контратаки, уничтожила 75 солдат, захватила 3 пулемета.
304‑я дивизия отразила 2 контратаки силою рота – батальон с танками, уничтожила 250 солдат, сожгла 4 танка…»
Так мы встречали новый 1943 год.
В то время, когда 65‑я армия, овладев Казачьим курганом, сбросила противника с западного гребня высот, подвижные соединения армии Р. Я. Малиновского ворвались в Котельниково. На внешнем фронте окружения была ликвидирована опасная попытка прорыва в «котел». На внутреннем фронте, на главном западном участке, противник сброшен с выгодных рубежей и наши части заняли хорошие исходные позиции для наступления с целью рассечения «котла» на части. Теперь глубина неприятельской обороны нами просматривалась до долины реки Россошка.
В первой декаде января подготовка к завершающей Сталинградскую битву наступательной операции была закончена. Прежде всего в эти дни создавался мощный артиллерийский кулак. Командование фронта и командование армии учитывали, что у противника на западных подступах к городу имеется крепкая оборонительная система. Она включала оборонительные сооружения среднего и внутреннего обводов. На высотах за долиной Россошки – сильные опорные пункты. Балки, чем ближе к городу, тем больше завалены всяческой разбитой техникой. Эти баррикады из железного лома, навороченного войной, представляли серьезное препятствие. Наконец, свыше тысячи подбитых и неисправных танков, бронетранспортеров были разбросаны на нашем пути. Противник включил их в свою огневую систему, используя в качестве бронированных огневых точек. Тут было над чем поработать нашим славным артиллеристам.
|
|
В 1942 году мы ясно и отчетливо не представляли, что такое артиллерийские дивизии прорыва, которые в последующих наступательных операциях Советской Армии наводили ужас на врага. Тем не менее огневое оснащение армий «Кольца» поднялось на новую, более высокую качественную ступень. Хочется передать непосредственное впечатление тех дней: как будто открылся неиссякаемый источник – и вот уже хлынула на берега Волги военная техника. Темп нарастания: в ноябре 1942 года в стране было создано 9 артиллерийских дивизий РВГК (в каждой 168 стволов); в декабре их стало 18 (по 278 стволов). Незабываемый подвиг народа отражен в этих цифрах. Надписи на снарядах: «Смерть немецким оккупантам!» Еще короче: «Для Гитлера!»
Одной из первых в 65‑ю армию прибыла 11‑я артиллерийская дивизия РВГК. Ее привел под новый год полковник Андрей Давидович Попович. Он явился 1 января в Вертячий с докладом. Радостная была встреча, во‑первых, потому, что дивизия оказалась хорошим новогодним подарком, а во‑вторых, потому, что мы с полковником были добрыми друзьями на Брянском фронте, где он командовал артиллерией в 211‑й стрелковой дивизии. Мне правился этот очень спокойный, но решительный в действиях сорокалетний офицер, человек высокой культуры и немалого опыта. В армии он служил с девятнадцатого года. Начало военной карьеры было у него своеобразным. Кто не знает, хотя бы по литературе, что такое полтавский куркуль? Звери были, а не люди, активу бедноты пе было от них житья в 1918 году. 16‑летний Андрей Попович работал тогда в комбеде. Кулачье охотилось за парнишкой, и он пристал к проходившей красноармейской части. Много воды утекло с тех пор. Бывший комбедовец окончил в 1933 году командный факультет Артиллерийской академии, прошел адъюнктуру. Во время Сталинградской битвы он получил звание генерала.
|
|
Докладывая о состоянии своего соединения, А. Д. Попович сказал, что части дивизии имеют три боекомплекта снарядов.
– Вот это замечательно! Василий Иванович Казаков по части снарядов прижимист… А как у вас с тягой?
– Трудно, – ответил комдив. – Особенно в сорок пятой бригаде: тракторы старые, снега много, стопятидесятидвухмиллиметровые пушки тяжелые, приходится двумя тракторами тянуть.
Впоследствии 45‑я бригада вошла в армейскую артгруппу, в то время как 40‑я гаубичная бригада непосредственно поддерживала 214‑ю стрелковую дивизию. Комбриг полковник В. К. Никитин отлично сработался с генералом Бирюковым. Особенно же нужно отметить славные полки 31‑й легкой бригады Ивана Степановича Ладыкина. Этого энергичного и чрезвычайно способного к маневру артиллерийского командира всегда видели там, где угрожали вражеские танки.
Автор этих строк находился в затруднительном положении. Не одна только 11‑я дивизия РВГК участвовала в январском наступлении, необходимо рассказать о многих полках, о многих замечательных артиллерийских офицерах, мастерах, «артистах» огневого удара. Они в книжку не смотрели. Послал снаряд, увидел разрыв и вторым накрывает огневую точку. Но даже сухой список наших друзей артиллеристов занял бы большое место. В первом эшелоне 65‑й армии в памятные дни января находилось 25 артиллерийских полков усиления, 8 гвардейских минометных полков и 4 тяжелые гвардейские минометные бригады[23]. Насыщенность артиллерией возросла необычайно. Помню, комдив 27‑й гвардейской В. С. Глебов рассказывал: «У нас бронебойщики‑петеэровцы приуныли, ходят к артиллеристам и просят: имейте совесть, дайте и нам возможность подбить фашистский танк!..» У гвардейцев на километр фронта приходилось 338 орудий и минометов – цифра небывалая для 1942 года. Виктору Сергеевичу «повезло», в среднем по армии на километр фронта было 135 орудий и минометов, а на главном направлении – 167.
|
|
Не преуменьшая роли стрелковых соединений, следует отдать должное артиллерийским частям. Их роль была велика. Работая над воспоминаниями, я попросил товарищей со своей стороны оценить боевую деятельность мастеров огня в те дни. Вот ответы.
Генерал А. Д. Попович: «Под Сталинградом мы приобрели опыт массового применения орудий прямой наводки. Это было именно в полосе 65‑й армии. Смелое решение. Орудия стояли не только рядом, но и почти в затылок».
Полковник П. Г. Прозоров: «10 января была пристреляна первая траншея. Это был первый рубеж огневого вала, он переносился по мере продвижения пехоты. Но большую роль играли орудия прямой наводки. Их много было тогда. Главное же, что надо отметить, – согласованность действий артиллерийских командиров и командиров стрелковых частей. Все время они работали вместе. Когда наступление развернулось, артиллеристов придали стрелковым частям. Я пришел к выводу, что артиллерия должна быть вместе с пехотой. Помню, ко мне пришел комбат товарищ Плотников: отдайте мне поддерживающий дивизион. Спрашиваю, зачем? С артиллерией веселее идти, отвечает. И артиллеристы жались к пехоте. Хотя бы потому, что с тягой было плохо, а стрелковые части выделяли людей для помощи при перемещении орудий с одной огневой позиции на другую».
Сама жизнь, сама боевая практика сломила у артиллеристов мнение, что они временные гости на НП общевойскового начальника. В боях у волжской твердыни заложился фундамент боевой дружбы пехоты с артиллерией и танками, отличавшей всю дальнейшую деятельность 65‑й армии. Именно на этой основе и развился поучительный опыт использования орудий прямой наводки – в нашей армии в среднем на километр фронта приходилось 37 таких орудий, что является одним из ярких показателей настоящего взаимодействия.
В дневнике боевых действий 65‑й армии за январь сорок третьего года записано: «Наверное, ни один род войск не переносил столько тягот боевой жизни, такого физического напряжения сил, с чем пришлось встретиться здесь нашей пехоте. В суровые морозы, в открытых степных пространствах, при невозможности воспользоваться землянками и блиндажами, день и ночь пехота не давала покоя противнику. Она неудержимо рвалась вперед». Перечитываешь эти необычайные для суховатого штабного пера взволнованные строчки, и картины неистовой русской зимы заново возникают перед глазами.
Крутит, воет метель. Лютый мороз. Ртуть в термометре на 30 градусов ниже нуля. К ночи бывало и все 40 градусов. Противнику пока было легче. Потом, в середине января, мы выгнали фашистские войска в открытую степь, на мороз, лишили воды. Но в декабре и начале января им было легче, чем нам: их оборона имела в глубине и по фронту много населенных пунктов, оврагов и балок. У нас же, куда ни кинешь взор, – бескрайняя степь. Негде укрыться и обогреться. У войск – ни дров, ни воды. По Вертячинской балке, тянущейся к Казачьему кургану, движутся допотопные обозы: ездовые на быках и лошадях везут в бочках воду на передовую. Ее приходилось доставлять в части за 12–45 километров. Навстречу в сумерках мчатся собачьи упряжки с санями‑волокушами. Маша Теренина, санинструктор 1311‑го полка 173‑й дивизии, уверяла меня, что это лучший способ доставить раненых по открытой местности с поля боя на пункты эвакуации. «Уж очень холодно, – говорила она, – раненые могут померзнуть, а собаки бегут быстро… упряжки нам здорово помогают…» Похожая на мальчугана‑каюра девушка‑боец стояла у самодельных саней. Ее простое курносое лицо раскраснелось от быстрого движения. Я и сейчас храню ее фотографию с орденом Красного Знамени. Комсомолка М. Т. Теренина получила эту высокую награду 31 января 1943 года за то, что вынесла с поля боя больше ста раненых солдат и офицеров с их оружием.
Личный состав тыловой службы, прежде всего в войсковом звене, работал в наступательной операции с беззаветной преданностью. Хочется отметить большого организатора этого дела – члена Военного совета армии по тылу полковника Григория Елисеевича Гришко, а также начальника медицинской службы полковника Александра Иосифовича Горностаева, начальника тыла армии генерал‑майора Гавриила Герасимовича Петрова, генералмайора Антона Наумовича Саковича, полковника медицинской службы Владимира Александровича Колодкина, хорошо поставивших работу в тылу армии. Г. Е. Гришко не был кадровым военным. Но солидный опыт партийной и советской работы помог ему быстро ориентироваться в новых, сложных условиях и держать службу тыла на высоте. Нелегко было обеспечить материально‑техническое снабжение и медицинское обслуживание армии. Главные трудности: недостаток и разнокалиберность транспортных средств и крайняя ограниченность путей подвоза, особенно путей для эвакуации. После выхода войск на рубеж Песковатка – Вертячий армейские базы и склады оказались на значительном удалении, а тылы наших дивизий и частей, окопавшихся в степи, почти не имели возможностей для укрытия и маскировки. Дрова в этом безлесном крае были несбыточной мечтой. Кое‑как удавалось обогревать пункты медицинской помощи и госпитали, и то лишь ночью, потому что немцы на каждый дымок отвечали артиллерийским налетом. В блиндажах, на командно‑наблюдательных пунктах царил холод. Даже у нас, на армейском КП, у девушек‑телефонисток, спавших в уцелевшем сарае, за ночь шинели примерзали к полу и стенам. Читатель может представить, каково было стрелкам в окопах.
Как‑то Павел Васильевич Швыдкой пришел и доложил, что на участке 214‑й дивизии пропало… минное поле.
– Как так?
– Сам не пойму. Лично проверил. Все мины сняты, будто корова языком слизнула, – обескураженно говорил инженер, гордившийся тем, что саперы сумели создать хорошо продуманную систему заграждений и инженерных препятствий по всему фронту армейской обороны.
Минное поле, о котором шла речь, называлось у нас учебным. На нем стояли немецкие мины. Швыдкой и дивизионный инженер Важеевский были горячими поборниками «осаперивания» пехоты. Немец богат на мины. В наступлении сапер везде не поспеет. От каждого стрелкового взвода выделялись три‑четыре человека, которые проходили спецкурс инженерного дела. Учим главному – уметь найти мину и обезвредить. Хорошая инициатива! Товарищи организовали занятия… Но куда же делись мины с этого учебного поля?
– Пошли проверим!
Из бетонного кольца, прикрытого сверху плащ‑палаткой, поднялся, услышав шаги, солдат. Черный, как негр, только белки глаз блестят. Вот и разгадка необычайного ЧП. «Осаперенные» стрелки повадились на минное поле: тол, извлеченный из мин, безопасен, горит хорошо, прикроешься сверху плащ‑палаткой – тепло. Но – коптит.
– Научили на свою голову, – сказал наш инженер. – Придется колокольчики к минам подвешивать.
Спасаясь от 40‑градусных морозов, бывалые солдаты применяли и трофейные толовые шашки. Вы скажете, что это запрещалось и небезопасно. Все это верно, но жизнь, действительность диктовали свое вопреки запрещениям.
Питание 34‑тысячной армии служба тыла сумела в основном наладить. Бывали, правда, дни, когда приходилось решать, что же возить в первую очередь боеприпасы или хлеб, и преимущество отдавалось снарядам. Но в общем люди были сыты, хотя рацион не блистал разнообразием. Случалось, сидели без мяса. На командном пункте одной дивизии офицер залез зачем‑то на чердак дома и нашел целую связку лука. Это было событием. Тогда луковица ценилась на вес золота. Оберегая фронтовиков от цинги, врачи поили всех нас отваром сосновой хвои. Интенданты состязались в изворотливости. В одном полку 214‑й дивизии прямо в окопах действовала походная баня – бочка из‑под бензина, посредине впаяно дно, в нижней части – дрова, в верхней – вода; прикрыл плащ‑палаткой – и мойся на здоровье!
Подготовка генерального наступления на окруженную группировку противника подходила к концу. План «Кольцо» становился явью. Создан мощный артиллерийский кулак. В результате частных операций армия получила контроль над местностью предстоящих боев. Что было к этому времени у немцев? Боеспособность их войск еще сохранилась, но замысел фашистского командования – измотать в декабрьских боях наши части – сработал подобно бумерангу. В бесчисленных контратаках немцы измотали сами себя. Они израсходовали горючее и значительное количество боеприпасов. Ни того ни другого они не получали по воздуху в достаточном количестве. 400 годных к маневру танков, которыми располагал противник (против 254 танков Донского фронта), могли быть использованы в основном как неподвижные бронированные огневые точки. В людях окруженные вражеские войска имели еще перевес: у них – 250 тысяч, у нас на всем фронте – 212 тысяч, но в артиллерии превосходство было на нашей стороне. 65‑я армия, наносившая вместе со смежными флангами армий Галанина и Чистякова главный удар, имела в 15 раз больше орудий и минометов, чем противостоявшие ей немецкие войска. Очевидно, и сами гитлеровцы уже поняли, в какой просак попало их командование и какую злую участь оно уготовило своим солдатам. У меня в архиве хранится любопытный документ: каллиграфически исполненная немецкая карта‑карикатура. За крепостной стеной спрятались немецкие войска, выставив дула пушечек. С неба падают с переломленными крыльями черные журавли, изображающие фашистские транспортные самолеты. На перерезанных путях подвоза валяются перевернутые паровозы и вагоны. И со всех сторон неумолимо движутся красные слоны и волки, летят стройные стаи красных журавлей. Надпись гласит: «Немецкая крепость Сталинград». Так безвестный штабной офицер 6‑й немецкой армии с юмором висельника откликнулся на вздорный приказ Гитлера о превращении разрушенного гитлеровцами города в «немецкую крепость на Волге».
В наших войсках царило в те дни страстное, неудержимое стремление пробиться к берегу Волги. «Выйти к Волге» – этими словами высказывалось главное, что было на душе и у генерала и у солдата. В 344‑м батальоне бригады Якубовского сержант Павел Костромин, один из лучших механиков‑водителей, сказал мне: «Вы спрашиваете, почему я не в партии? Считаю, что недостоин… Мы с Власовым положили – выйдем к Волге, поклонимся матери‑России и тогда будем считать себя крещенными в большевики». Башенный стрелок Степан Власов стоял рядом со своим старшим боевым другом. Костромину шел тридцать первый год, а Власову только что исполнилось двадцать, весь экипаж танка несколько дней назад отметил на Казачьем кургане день рождения юноши танкиста.
Двадцать лет… Участник шести танковых атак, раздавил пять пулеметных гнезд и четыре пушки врага; комсомольский билет у сердца и орден Отечественной войны на груди – неплохой день рождения был у сержанта Власова. К словам друга он добавил, что его мечта – встретиться с чуйковцами. «Это будет самый счастливый день в моей жизни!..»
Признаться, я тогда, слушая наших танкистов, позавидовал Василию Ивановичу Чуйкову. Высшее счастье для командарма сознавать, что подвиги солдат его армии служат маяком для других соединений. А массовый героизм 62‑й армии был одним из основных факторов в морально‑политическом арсенале всей Сталинградской битвы. Позже, 26 января, когда на командный пункт 65‑й пришло сообщение, что стрелки Меркулова и танкисты Якубовского встретились с гвардейцами Родимцева, я снова вспомнил Степана Власова. Он не дошел до этой радостной встречи, но в подвиге встал вровень с героями 62‑й. В атаке на Дмитровку танк был подбит и загорелся. Башенный стрелок не вышел из машины. Он продолжал стрелять. Его юная жизнь оборвалась с последним снарядом, посланным в упор по врагу. На груди была найдена записка: «…А если погибну, то прошу посчитать меня коммунистом». Вот в чем состояла непобедимость наших людей и главная сила армии!
Готовя решающее наступление, командование 65‑й с удовлетворением доносило во фронт, что в декабре у нас было принято в партию 1480 человек. В январских же боях в ряды партии вступило 1700 героев!
С 5 января мы все дневали и ночевали в частях первого эшелона, проверяя готовность войск. 65‑я армия в этот раз наступала в составе восьми стрелковых дивизий. Честь вести в решающий бой соединения первого эшелона принадлежала комдивам В. С. Аскалепову, Н. И. Бирюкову, В. С. Глебову, С. П. Меркулову и Ф. А. Прохорову. Три дивизии находились во втором эшелоне армии. Больше всего внимания командарму пришлось уделить 214‑й дивизии и славной Железной. Первой предстоял тяжелый бой на рубеже совхоза № 1, а вторая прорывала оборону противника в центре, и ее успех во многом мог определить темп продвижения армии на первом этапе операции.
Генерал Бирюков провел со своими командирами и командирами приданных артиллерийских и танковой бригад проигрыш на ящике с песком. Главное было налицо: взаимопонимание и дружба родов войск. Сказалась школа ноябрьских и декабрьских боев. Между прочим, саперы Е. А. Важеевского проделали для танков пять проходов, обозначив их бинтами. Немцам бинты на снегу не видны, а у танкистов проход как на ладони. Стрелковые полки 214‑й были в большом некомплекте. Комдив подчистил все тылы. Каждый, кто мог держать оружие в руках, шел 10 января в атаку, а те, кто не мог, вытянулись в линию на переднем крае, кричали «ура!» вместе с атакующими. «Пусть враг слышит, что нас много», – говорил Бирюков.
В Железной дивизии Федор Александрович Прохоров лично контролировал подтягивание артиллерии, оборудование огневых позиций, пристрелку целей и маскировку. Артиллерии ему было дано много, до 200 стволов на километр фронта прорыва, и приятно отметить, что сам комдив и командиры полков умело держали ее в своих руках. На НП общевойсковых командиров находились офицеры‑артиллеристы поддерживающих дивизионов и полков. Установлены единые ориентиры и единая кодировка местности. В 274‑м полку майор Николай Романович Романец работал с молодым лейтенантом‑артиллеристом. Генерал Прохоров представил его:
– Командир второго дивизиона сто шестидесятого артполка Евгений Тимофеевич Носовский, – Потом комдив добавил уже неофициально: – Они с Романцом настоящие друзья!
– Рад слышать! Когда стрелки и артиллеристы дружат, победа рядом идет. Показывайте свою дружбу, товарищи…
Командир полка контролировал пристрелку основных рубежей огневого вала и отдельно – вееров 4‑й и 5‑й батарей. Он четко доложил задачу на весь период боя. Затем Носовский, уже разрывами снарядов, показал рубежи огневого вала на местности. Было видно, что оба командира с полуслова понимают друг друга.
– Вижу теперь, что действительно друзья! Оба коммунисты?
– Так точно, товарищ командующий!
Офицеры были удивительно похожи друг на друга. Удлиненные лица, загрубевшие на ветру. Глубоко сидящие глаза, в которых светились упрямство и хитринка украинцев. Их можно было принять за братьев.
– Желаю вам славной победы в решающем бою. На правом фланге армии тем временем была организована небольшая частная операция. Проверяя готовность к наступлению, командующий фронтом приказал очистить от противника Пять курганов. Это дело поручили В. С. Аскалепову. Наш своенравный комдив заскучал после взятия Казачьего кургана, и разминка была ему полезна. 173‑я пошла в бой хорошо. Под вечер Аскалепов донес:
«Взят один курган». Иван Семенович с чувством удовлетворения направил об этом донесение в штаб фронта. На второй день Аскалепов доложил: «Взят второй курган». Очень хорошо!.. На третий день меня вызвал к телефону Рокоссовский и с ледяной вежливостью, слегка вибрирующим голосом спросил:
– Павел Иванович! Прошу вас сообщить мне, сколько курганов вы собираетесь еще взять на отметке сто тридцать пять ноль?
Начальник штаба глядел на меня сочувственно:
– Кажется, попали в историю! Комдива на проводе не оказалось. Глебов стал уточнять у комиссара дивизии:
– Ты сам‑то видел эти курганы?
– Нет… я там не был… там командир… Одним словом, никаких курганов обнаружено не было. Они существовали только в названии высотки. К счастью, началось наступление и охотничьи рассказы комдива 173‑й закончились благополучно, без взыскания.
8 января 1943 года командование Донского фронта направило окруженным войскам врага ультиматум с предложением капитулировать и тем сохранить жизнь находившимся в кольце солдатам. Призыв к здравому смыслу и гуманности не был принят Паулюсом, 10 января началось наше наступление.
Наблюдательный пункт 65‑й армии расположился на участке Железной дивизии в 600–700 метрах от боевых порядков полков. Отсюда хорошо было видно поле боя. Обзор – километра три в глубину. Далеко справа – стык с 21‑й армией, атаковавшей западный выступ вражеской обороны, – тот треугольник мощных опорных пунктов Карповка – Мариновка – Дмитриевка, о котором упоминалось выше. Я предполагал, что нашему боевому другу Ивану Михайловичу Чистякову придется там на первых порах трудно, и готовил в помощь соседу фланговый удар.
С утра погода благоприятствовала. Ясное синее небо. Нестерпимо сверкает на солнце снег. Все стереотрубы наведены на чуть заметные возвышенности, за которыми пролегала главная полоса вражеской обороны глубиной 4–5 километров.
В 8.05 с высотки нашего НП взвилась серия ракет. Сигнал по радио – три пятерки, по телефону – одно зовущее вперед слово – «Родина!». И вот по всему 11‑километровому фронту прорыва загрохотала вся наша артиллерия. Такой мощи огня еще не знала военная практика. На НП 65‑й находился представитель Ставки маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов. Ему нездоровилось. С измученным, усталым лицом он полулежал в блиндаже на топчане, и только в глазах отражалось огромное удовлетворение невиданной доселе работой советской артиллерии. 55 минут продолжалась артиллерийская подготовка атаки. Земля вздрагивала. Воздух будто уплотнился и молотом бил в уши. Над нами – голубое небо, а над противником как бы нависли свинцовые тучи. Лежащее перед нами снежное поле почернело от дыма и копоти. Командир 2‑го дивизиона 160‑го артполка Е. Т. Носовский, с которым читатель познакомился выше, писал мне, вспоминая эти минуты: «В расположении противника – море огня. Поднимался стеной густой дым. Подумать только: 200 стволов на километр фронта и 1–1,2 боекомплекта снарядов на период артподготовки!.. Из‑за сплошного дыма корректировать огонь артиллерии не было возможности, но артиллеристы были твердо уверены в точности подготовки исходных данных. Знали – снаряды ложатся точно по целям…»
В 9.00 прогремел залп реактивных установок – сигнал атаки. Артиллеристы перенесли огонь в глубину. В этот момент над боевыми порядками дивизий взвились алые полотнища.
– Кто приказал поднять знамена?
– Бригадный комиссар Лучко…
– Хорошее дело! В такой бой только и идти под священным знаменем!
Танки с десантом перевалили наш передний край. За ними двинулась пехота. Снег глубокий, но люди не шли, а бежали, крича могучее «ypa!». Огневой вал был спланирован на глубину до километра, затем многие артиллерийские батареи двинулись в наступающих боевых порядках. Корректировщики тяжелых и реактивных дивизионов садились в танки и оттуда управляли огнем поддерживающей артиллерии. Не везде орудия могли пройти. Танки брали их на буксир, орудийные расчеты – на броню. Когда сильный огонь противотанковых средств противника задерживал движение танков, артиллеристы разворачивали орудия и уничтожающим огнем продолжали сопровождать наступающих. Авиация наносила бомбовые и штурмовые удары по скоплениям немецких войск.
Железная дивизия быстро захватила первую и вторую траншеи. 274‑й полк дрался в третьей. Романец снова посадил стрелков на броню танков, но с участка соседа справа вдруг открыла фланговый огонь прямой наводкой 75‑миллиметровая батарея противника. Носовский подбежал к командиру полка:
– Товарищ майор! Разрешите уничтожить эту батарею… Соседи ее не видят.
– Действуй, дорогой. Инициативу одобряю. Точным огнем дивизиона она была накрыта. Немцы начали отходить к хутору Михайловскому. Романец приказал отсечь огнем поддерживающего дивизиона пути отхода, и враг попал в огневое кольцо. Немногие вышли из него живыми, а кто вырвался, того настигли танки.
Находясь на НП 274‑го полка, я был свидетелем переговоров Романца и комдива.
– Хорошо идешь, майор, – говорил по телефону генерал Прохоров своему воспитаннику. – Тебе брать Михайловский. Запускай вперед танки, пехоту сажай десантом. Орудия на буксир… Да, передай Носовскому благодарность… Нет, не мою, а от соседа. За ту уничтоженную батарею. Просили передать товарищеское фронтовое спасибо.
Н. Р. Романец действительно хорошо вел свой прославленный полк, открывая дивизии путь на Волыную Россошку. Мне хотелось бы поставить рядом с ним другого командира полка, действовавшего с таким же огоньком таланта и мастерства. Это В. В. Былинкин из 27‑й гвардейской, наступавшей на правом фланге 65‑й. Из Дмитровки немцы упорно пытались нас контратаковать даже с помощью танков. Былинкин сделал рывок. Полк стал направляющим. Можно ли тут использовать резерв для наращивания удара? С этой мыслью я выехал к нему и добрался до полка как раз в то время, когда противник начал контратаку.
На высотке оборудован окопчик наблюдательного пункта полка. Былинкин весь увлечен боем, он не видел, кто приехал к нему. Я не стал мешать, слушал, стоя сзади, его распоряжения, думая: «Ну‑ну, покажи на что способен!..»
Семь лет назад этот офицер командовал у нас в 3‑м полку Пролетарской дивизии 7‑й ротой. Как на экране промелькнули в памяти командиры батальонов и рот Пролетарской – Крейзер, Матыкин, Татаринов, Соловьев, Плауде, Петров, Землянский, Левкович…
Гитлеровцы контратаковали полк двумя пехотными батальонами с танками. Контратака началась с двух направлений с интервалом в 15 минут. Умело спланировал Былинкин отражение удара. Он поставил неподвижный заградительный огонь на пути контратакующего противника. Часть орудий прямой наводкой била по вражеским танкам. В то же время один батальон полка зашел во фланг контратакующим и стремительно врезался в боевые порядки, а стрелковая рота резерва, посланная в обход, нанесла удар с тыла.
Настал такой момент боя, когда ясно было видно, что командир полка использовал все свои средства. Тут я и помог ему огнем армейской артиллерии. К слову сказать, у нас, в 65‑й, стало правилом воспитания командиров: вышестоящий начальник поможет тебе, когда ты сам сделал все, что мог. Война иждивенцев не терпит.
За смелое грамотное решение и действия майор Былинкин тут же, на его НП, был награжден орденом Красной Звезды.
К концу первого дня оборона немцев перед фронтом армии была прорвана на глубину 8 километров. Здесь в балках и окопах, на черном снегу – тысячи трупов вражеских солдат и офицеров, развороченные блиндажи, изуродованные танки и орудия, масса автомашин, частью исковерканных, частью брошенных при отступлении.
Преследуя противника, 65‑я, подобно лавине, катилась в долину Россошки. Левый фланг – у совхоза № 1, правый – в Дмитровке, где танкисты 91‑й бригады устроили немцам жаркую баню. Иван Игнатьевич Якубовский в эти дни заслужил высокую оценку и признательность командиров всех наших правофланговых дивизий. Какая воля к победе! Какой личный пример в бою и способность к стремительному маневру! Чувство боя у него было высоко развито. Танкистам приходилось трудно: немцы – неплохие мастера противотанковой обороны, а район Дмитровка Ново‑Алексеевский был у них весьма насыщен противотанковой артиллерией. Полковника выручало умение найти уязвимое место, выйти во фланг, в тыл противнику. И кроме того, взаимодействие с артиллеристами: снайперские расчеты на буксире танков полностью себя оправдали.
Меркулов и Вахрамеев (23‑я дивизия) приближались к Ново‑Алексеевскому. В этом же юго‑восточном направлении мы наращивали удар силами подошедшей к нам 233‑й дивизии генерала И. Ф. Баринова. 91‑я танковая бригада ударом во фланг расстроила оборону врага перед участком этой дивизии, а затем танкисты быстро вышли к 304‑й дивизии и стремительным ударом вместе с пехотой разгромили и уничтожили по частям немцев в опорных пунктах.