Жалко мне было расставаться с такой боевой танковой бригадой, как 121‑я, но пришлось. Части 21‑й армии вели тяжелые бои под Карповкой. Мы к этому времени получили возможность спланировать фланговый удар, чтобы помочь соседу и объединить усилия. Приказ В. С. Аскалепову: вместе с М. В. Невжинским ударить по флангу и тылу карповской группировки немецких войск. Комдив 173‑й, по натуре человек маневра, прекрасно выполнил задачу. Следом за ним мы запустили в полосу 21‑й армии 252‑ю дивизию Шехтмана, немцы в карповском «мешке» заметались, Иван Михайлович Чистяков усилил нажим с запада, и судьба этого мощного опорного пункта противника была решена.
Позвонил командующий фронтом:
– Павел Иванович, Аскалепов, Невжинский и Шехтман к тебе не вернутся. Они сейчас нужнее у Чистякова. Придется тебе отдать ему и кое‑что из артиллерии.
– Разрешите, товарищ командующий, узнать причину?
– Конечно! На южном фасе пятьдесят седьмая армия имеет успех. Они там намолотили фрицев! Мы попытаемся с помощью Чистякова развить этот успех и переносим центр тяжести на двадцать первую армию.
К 13 января задача первого этапа операции была выполнена. Западный выступ немецкой обороны срезан, наши войска на всем фронте вышли к Россошке. Теперь 65‑я круто повернула острие наступления прямо на восток – на Гумрак, Городище, завод «Баррикады». Иными словами, нам предстояло совместно с 66‑й армией покончить с так называемой северной группировкой окруженных войск, которую составляли самые оголтелые гитлеровские части. Они дрались еще два дня после того, как сдался в плен Паулюс.
Боем за Ново‑Алексеевский мы фактически начали выполнение задачи второго этапа (разгром противника в районе Западновка – Питомник и выход к внутреннему обводу городских укреплений). Честь разгрома гитлеровских частей на этом важном для нас направлении разделили 304‑я и 23‑я дивизии. «Экзамен на гвардейцев держите, товарищи!» – в шутку было сказано комдивам. К общей радости, эти слова оказались пророческими. Полковник Вахрамеев показал себя умелым организатором боя. Всю ночь перед атакой в 23‑й дивизии действовали штурмовые группы силой рота – батальон. Эти группы возглавили начальник штаба дивизии полковник Писарев, заместитель комдива полковник Сиваков и замполит дивизии подполковник Егоров. За ночь они измотали противника, заставили его показать огневую систему опорного пункта и при артподготовке орудия смогли прямой наводкой бить по заранее обнаруженным целям.
|
|
Полк И. М. Ахлюстина вместе с частями 304‑й дивизии атаковал Ново‑Алексеевский с юга. Одновременно подполковник Воронкин своим полком нанес удар с запада. Бой завязался на улицах. Под прикрытием орудий прямой наводки бойцы штурмовали подвали каменных зданий и забрасывали гранатами укрывшихся там гитлеровцев.
Комдив руководил атакой по радио. Когда бой в центре посеяна разгорелся, он направил с севера третий полк майора Берко, и немцы побежали, бросая оружие. Артиллеристы накрыли их огнем. Приведу только один факт. При отходе фашистов из Ново‑Алексеевского расчет командира орудия сержанта Чиркова (наводчик Наумченко, замковый Выставили, правильный Филиппов) вел по ним огонь прямой наводкой и в течение двух часов выпустил 320 снарядов.
|
|
Вечером 16 января командир дивизии доложил:
– Разведка обнаружила впереди большой полевой аэродром.
– Что решаете делать?
– Атакую с ходу. Там у фрицев до двух полков, но они наскоро сформированы из отступивших подразделений.
На рассвете части 23‑й дивизии, уничтожив прикрывающие группы противника, заняли высоту 135,6. Сюда был перенесен армейский НП. Невдалеке внизу лежал аэродром, заставленный самолетами и автомашинами. Его атаковали два полка. Майор Я. Л. Берко получил приказ идти в обход.
На огромном поле завязался рукопашный бой. Схватки вспыхивали у землянок, у машин. Заместитель командира дивизии по политчасти Василий Федорович Егоров, как и в прошлую ночь, был там, среди солдат. Что же, это правильно! Люди должны видеть своего «комиссара» в горячие минуты, тогда его слово будет зажигать сердца.
Подполковник Егоров шел вместе со мной по очищенному от врага аэродрому. Дивизия захватила богатые трофеи: свыше 200 самолетов, 300 автомашин, 23 танка. Полтысячи пленных, охраняемые автоматчиками, сидели на снегу с лицами, посиневшими от мороза. Из «Юнкерса‑52» – старой вместительной машины выскочил красноармеец с ведром. Егоров окликнул:
– Вера, подойди сюда! – Мне он объяснил: – Наша героиня, ее фамилия Федотова. Вчера в Ново‑Алексеевском она семнадцать раненых вынесла. От верной смерти спасла. Ведь на таком морозе полчаса полежишь – замерзнешь…
В почтовом самолете был оборудован пункт медицинской помощи. Приспособили «буржуйки». Топлива на этот раз оказалось в избытке: около тонны немецкой корреспонденции.
|
|
Санитарка подошла, познакомились. Поздравил ее с награждением медалью «За боевые заслуги». Внутри самолета тепло. Раненые уложены на полу на пестрых немецких плащ‑палатках. Один угол отгорожен, и оттуда изредка доносятся стоны.
– Сейчас, товарищ лейтенант! – Вера исчезает за занавеской.
– Это Мисин, – говорит начальник политотдела, – командир второй стрелковой роты. По его людям неожиданно ударил пулемет. И он лично убил немецкого офицера, который вел огонь.
– Верочка! – слышится негромкий голос снаружи. – Выйди на минутку…
– Чего ты опять пришел?
– Как наш лейтенант, в сознании?
– Да спит он сейчас!
– Верочка, может быть, ему табачку оставить?
– Ты в уме? У него легкое прострелено. До чего ж ты несознательный, как я погляжу!
В радостном настроении возвращался на свой командный пункт. Здесь ждала неприятная телеграмма. Предписывалось срочно откомандировать Н. А. Радецкого в Москву. Позвонил начальнику политического управления фронта С. Ф. Галаджеву:
– Вы в курсе принятого в Москве решения о Радецком?
– Конечно, – ответил Сергей Федорович.
– Но мы еще ведем боевые действия. И в такое время из войск забирают весьма опытного и боевого начальника политотдела.
– А что, привык к нему? – пошутил Галаджев.
– Разве это плохо? Николая Антоновича у нас любят и уважают.
– Работник он хороший, но отпустить придется. Приказ есть приказ…
Так Николай Антонович и уехал от нас в разгар битвы. Трудно ему было покидать армию, строительству которой он отдал много опыта, знаний, личного творчества, инициативы.
17 января наши дивизии вплотную подошли к внутреннему обводу городских укреплений.
Этим закончился второй этап операции. За шесть дней боев немцы потеряли перед фронтом 65‑й армии 10 тысяч убитыми, 305 танков и 578 орудий. Многие их части оказались теперь в голой степи на пронизывающем морозе. Я видел за Большой Россошкой брошенный противником госпиталь в трех сараях. Все раненые окоченели… Это была ужасная картина – голодная, холодная смерть…
Нашим солдатам тоже было нелегко наступать в этих условиях. От частей требовался маневр, и порой на значительное расстояние в быстром темпе, но мы были не в состоянии обеспечить маневр дивизии материально‑техническими средствами. Лошадей нечем кормить, машины тыловых частей изношены и часто не могли пробиться по бездорожью в глубоких снегах. Тем не менее люди шли, и как шли!
В первые дни наступления у 214‑й дивизии случилась заминка перед совхозом № 1. Немцы отбили атаку. Николай Иванович Бирюков был расстроен неудачей, но командование армии постаралось подбодрить комдива. Мы верили, что 214‑я не подведет, и действительно, на другой день совхоз был взят, и дальше дивизия наступала хорошо. Острый недостаток людей в стрелковых частях восполнялся необычайным мужеством. Выручало и безукоризненное взаимодействие с артиллеристами. В Малой Россошке дивизия Бирюкова сбила немцев в овраг. Они отказались сдаться. Артиллеристы били в двери землянок прямой наводкой. За Россошкой дивизия отрезала и пленила большую группу вражеских войск.
При встрече в этом районе Бирюков, между прочим, сказал мне:
– А ведь я тут чуть было к немцам в лапы не попал. Мы встретились с двадцать третьей дивизией. Расцеловались с комдивом. Я ему говорю – нам бы побыстрее вон за ту высотку выбраться. Он отвечает – за чем дело стало, там давно наш передовой отряд прошел. Мы на машину и – вперед. Видим палатку. Я на всякий случай приказал шоферу Саше Плетневу посмотреть. Он раздернул полы палатки, да как отскочит: «Товарищ генерал, тут фрицы…» Хорошо, что наши разведчики подоспели.
Оказавшись перед довольно сильной обороной противника за Россошкой, Бирюков повел дивизию в обход на, юг, к аэродрому «Питомник». Шли без тылов. Тяжелораненых несли на плащ‑палатках.
Цейцлер в «Роковых решениях» писал: «Особенно серьезной была потеря аэродрома «Питомник», т. к. через него осуществлялось снабжение «крепости». Думаю, бойцы и командиры 214‑й с удовлетворением прочли это признание врага. Они захватили аэродром ночью, укрылись от пурги в овраге, а утром оседлали шоссейную дорогу, выставили дивизион. Из города двигалась немецкая колонна. Подбили переднюю и заднюю машины, а затем уничтожили остальные. К вечеру Бирюкову донесли:
– По ту сторону дороги наблюдается много людей, движутся к нам.
Генерал вышел посмотреть.
– Наши! Сигналь!
Оторвали от немецкого знамени кусок красной материи и давай махать. Так произошла встреча частей 65‑й и 24‑й армий в результате трудного и искусного маневра по снежной целине… Отсюда 214‑я вышла к балке Вишневой, где натолкнулась на яростное сопротивление противника. Однако об этом речь впереди.
С каждым днем немецко‑фашистские войска все теснее жались к Сталинграду. 304‑я дивизия, обойдя Городище, овладела Александровной. Для Серафима Петровича Меркулова день выдался радостный. Его 304‑я дивизия получила звание гвардейской. 67‑я гвардейская! – так теперь стала она именоваться.
Меркуловцы вели бой за высоту 101,4. Противник перед фронтом дивизии в беспорядке отходил к Сталинграду. Мы с комдивом вместе наблюдали эту картину. С большим волнением обнял своего любимца, боевого друга однополчанина и поздравил с высокой честью, а также с присвоением звания генерал‑майора. На какое‑то мгновение вспомнились двадцатые годы, юный курсант из крестьян‑бедняков… Высоко подняла простого человека Советская власть!
Гвардейское звание вскоре получила и 23‑я дивизия, овладевшая Городищем. Мы были рады, узнав, что 173‑я дивизия В. С. Аскалепова и 321‑я И. А. Макаренко тоже стали гвардейскими. Страна чествовала героев Дона!
На последнем, завершающем этапе операции командующий фронтом поставил задачу совместным ударом 21‑й и 65‑й армий расколоть прижатую к городу группировку противника и уничтожить по частям.
Утром 26 января мне доложили, что передовые батальоны дивизий Вахрамеева и Глебова, танкисты Якубовского вместе с частями 21‑й армии соединились в районе поселка «Красный Октябрь» с гвардейской дивизией Александра Ильича Родимцева. Это была волнующая встреча. Герои Дона радостно обнимали доблестных защитников волжской твердыни, пять месяцев выдерживавших сильнейшие удары фашистских полчищ. Гвардии капитан А. Гущин от имени 13‑й гвардейской дивизии торжественно преподнес нашему представителю, гвардии капитану П. Усенко, Красное знамя. На алом полотнище надпись: «В знак встречи 26.1.1943 года».
После соединения нашей армии и армии И. М. Чистякова с защитниками города северная группа окруженных немецких войск оказалась отрезанной от южной. Ее связь с командованием 6‑й немецкой армии прервалась.
В балках и подвалах домов поселков заводов «Красный Октябрь» и «Баррикады» немцы имели много подготовленных пулеметных и артиллерийских огневых точек. Пусть читатель представит себе местность, на которой развернулись завершающие Сталинградскую битву схватки. Дорогу к городу пересекает балка Вишневая, глубокая, с крутыми обрывами; слева, параллельно дороге, идет Бирючья балка, а далее, за Вишневой, раскинулись поселки заводов Тракторного, «Баррикады», несколько правее – «Красный Октябрь», превращенные в груды развалин. Нагромождение камня и железа. Тут и засели гитлеровские части. Балка Вишневая завалена разбитыми автомашинами, бронетранспортерами, телегами. Тут и там над этой гигантской баррикадой возвышаются подбитые танки.
214‑я дивизия пыталась атаковать эту трудную позицию врага, но безуспешно. Пленные показали, что здесь укрепились офицерские и унтер‑офицерские пулеметные и артиллерийские расчеты. Мы с Лучко выехали в дивизию, собрали руководящий состав у балки Вишневой. В этот день, 29 января, Совинформбюро как раз сообщило, что окруженная группировка противника в основном ликвидирована.
– Ну, товарищи, читали газеты? Что ж это вы здесь застряли? Тысячу головорезов не можете осилить?
Командиры поняли шутку, засмеялись.
– Давайте поглядим. Тут, товарищ Прозоров, вам и Поповичу работы хватит. Надо разведать…
Сам генерал Бирюков вместе с артиллерийскими начальниками и группой разведчиков вышел в северную часть балки Бирючьей, на участок соседа, оттуда увидели, что у немцев в Вишневой целый городок. Множество пулеметных гнезд в стенах обрыва, к ним протянуты веревочные лестницы. Прозоров перебросил в Бирючыо балку часть орудий и ударил оттуда прямой наводкой. Противник был сломлен. Штурмовые группы 214‑й уничтожали в балке отдельные огневые точки под танками. Продвинувшись вперед, дивизия начала уличные бои.
31 января в южной части города сдался в плен Паулюс со своим штабом, но у нас еще были жестокие схватки в заводской части. В районе Спартаковки, где действовала 214‑я, осталась самая отчаянная группа гитлеровцев, засевшая в подвалах, каменных завалах, разбитых танках. Мы решили разрушить огневые точки прямой наводкой. Днем вместе с командующим артиллерией армии полковником Весниным, с Бирюковым, Поповичем и Прозоровым работали, определяли план подавления огневых средств противника.
Вернулся на свой НП уже в темноте. Из 214‑й докладывает по телефону Прозоров:
– Район огневых позиций слишком узок, не умещаются все орудия. Рельеф местности подводит. Стоишь во весь рост – цель видна, а опустишься на колени цели не видишь.
– Некогда менять район; Подумайте, поработайте. Это экзамен. Завтра славная двести четырнадцатая должна показать всю мощь завершающего удара!..
Всю ночь работали артиллеристы. Местами они ставили орудия почти вплотную. Пушки стояли в две линии. Вторая линия – в виде яруса.
1 февраля на НП было необычное оживление. Наблюдательный пункт армии оборудован в основании насыпи окружной железной дороги. Стереотрубы выведены снизу между шпал. Прибыли Рокоссовский, Воронов, Телегин, Казаков. Все хотели видеть могучую работу артиллерии: только в 214‑й восемь артполков усиления, свыше сотни орудий стояли на прямой наводке.
И вот вся эта мощь загрохотала. После трех – пяти минут из блиндажей, из подвалов, из‑под танков начали выскакивать, выползать гитлеровцы. Одни бежали, другие становились на колени, обезумев, вздымали к небу руки. Некоторые бросались обратно в укрытия, скрывались среди столбов из дыма и взвихренного камня и снова выскакивали.
– Потрясающе! – негромко воскликнул стоявший рядом со мной командир дивизии РВГК А. Д. Попович. – Я воюю с гражданской. Всякое видел. Но это потрясающе!
Всего 15 минут продолжалась эта неистовая артподготовка. Началась атака. Но в Спартановке уже никто не оказывал организованного сопротивления. Не до жиру, быть бы живу! Сотни, тысячи немецких солдат сдавались в плен.
Мы, как я говорил выше, спорили с Михаилом Сергеевичем Малининым, допустившим просчет в определении численности окруженных войск. Но и мы все‑таки не ожидали такого количества пленных. Комдивы доносили: «Направляю колонну пленных – шесть человек по фронту, километр в глубину». Колонны тянулись к железнодорожному виадуку, где велся точный подсчет. Всего на участке 65‑й армии в этот день было пленено более 19 тысяч человек. Записка начальнику штаба фронта уважаемому генералу Малинину: «Направляю 19 тысяч пленных в счет погашения числящейся за 65‑й задолженности в полторы тысячи головорезов. Следующие партии ждите дополнительно».
На другой день командующему Донским фронтом было направлено боевое донесение:
«I. 65‑я армия совместно с другими армиями Донского фронта закончила уничтожение и пленение окруженного противника в районе Сталинграда. 2.2.43 года к 16.00 очистила от противника заводскую часть города, уничтожив и большей частью пленив солдат и офицеров окруженной группировки немецкой армии.
2. К 16.00 2.2.43 года главные силы 65‑й армии вышли на западный берег Волги на участке – завод «Баррикады», ул. Деревенская, Тракторный завод.
3. За период генерального наступления с 10.1.43 года по 2.2.43 года 65‑я армия, по неполным данным, уничтожила 30500 солдат и офицеров противника. За этот же период армией захвачено в плен 26460 солдат и офицеров.
В последний день среди пленных взято: генералов – 1, полковников – 9, подполковников – 36, майоров – 31, капитанов – 99, обер‑лейтенантов – 346, лейтенантов – 596. Кроме того, большое количество раненых и больных солдат находится в госпиталях.
Подсчет военнопленных продолжается».
…Утро 3 февраля. Синее небо и необычная тишина. Что такое? Да, сегодня уже не стреляют. Было как‑то не по себе. Чего‑то не хватало.
– Геннадий, давай машину. Поедем к гвардейцам! 67‑я гвардейская, очистив от фашистских автоматчиков район завода «Силикат», вышла к берегу Волги. Меркулова застал в землянке. Ходит расстроенный, не может найти места.
– Что с тобой?
– Не знаю, товарищ командующий… Вроде потерял что‑то.
Поглядели мы друг на друга и рассмеялись.
Потом пошли на берег. Стояли и смотрели на Волгу. По льду уже тянулись вереницы подвод и пешеходов. Жители города возвращались к родным местам.
3 февраля части 65‑й армии совместно с частями славной 62‑й очищали район поселка и завода «Баррикады» от мелких групп противника. Рядом с меркуловцами на улице Верховнянской сосредоточилась дивизия Бирюкова. За день она захватила 600 пленных. Мы шли с полковником Прозоровым среди развалин. Над кучей камней легкий парок. Бузинов крикнул, выскочив вперед:
– Осторожнее, товарищ генерал! Не иначе немцы.
Подойдя, тихо заглянули в неглубокий колодец из бетона. На дне, закутанные в невообразимое тряпье, сидели три гитлеровских офицера и дулись в карты.
– Ну этого никакой писатель не выдумает! – сказал Прозоров.
Бузинов, не склонный к обобщениям, крикнул, нагнувшись в колодец: – Хенде хох!
Гитлеровцы покорно встали. Пики‑козыри полетели на снег. Игра кончена.
Завершение великой битвы было отмечено многотысячным митингом. 4 февраля на площади Павших борцов собрались жители города‑героя, представители всех соединений, участвовавших в боях. Ярко сияло солнце. На трибуну поднялись генералы, руководители городских партийных и советских организаций. Митинг открыл председатель городского Совета Д. М. Пигалев. Он поздравил воинов и жителей со славной победой. Взволнованную речь произнес Василий Иванович Чуйков, рассказавший о неимоверных трудностях борьбы, о героизме бойцов и командиров. Вслед за ним выступали герои боев – солдаты.
Вся страна торжествовала в эти дни вместе с участниками исторической битвы. В нашу армию хлынул поток писем. Писали коллективы промышленных предприятий, писали колхозники, знакомые и незнакомые люди из самых разных уголков России.
Я, как командарм и депутат Верховного Совета СССР, тоже получил много поздравлений от сослуживцев и от избирателей. Среди них было одно свернутое треугольником письмо, написанное на грубой оберточной бумаге.
«Здравствуйте, Павел Иванович! Разрешите поздравить с замечательными успехами по изгнанию фашистской нечисти с нашей земли на Вашем участке фронта. Павел Иванович, извините меня, что не называю по военному званию, но я прочитал в газетах, как Ваши войска отличились в боях за Родину… Вы сейчас не можете представить, кто Вам пишет. Это Ваш земляк из Вашей же деревни Филисово, Прозоров Михаил. Может, Вы и не помните меня, а я помню, как Вы приезжали к нам в деревню. Я, когда жил в деревне, помогал Вашей матери. Она приходила и говорила: «Напиши, Миша, письмо моему солдатику», и я с ее слов Вам писал письма. Война застала меня на службе на корабле «Балтика», а сейчас нахожусь на Ленинградском фронте. За это время много пережито, Павел Иванович, много участвовал в боях, но только один раз был ранен, и то не лег в госпиталь. В одном бою врукопашную штыком уничтожил 7 солдат за счет балтийской разворотливости, и меня за то наградили второй наградой – медалью «За отвагу». Сейчас я командир‑разведчик, и мы сейчас до такого состояния довели несчастных фрицев, что они слабы стали выходить за передний край. Мы заимели превосходство в нейтральной зоне. Мне хочется гнать их с нашей земли и выковыривать из каждой щели, но приходится пока быть в обороне. Павел Иванович, только мы с Вами вдвоем из деревни Филисово гоним, громим и уничтожаем фашистское зверье. Я имею связь с нашими учителями, которые нас учили, – Федором Константиновичем Суходольским и Христиной Николаевной. Они очень довольны, что их бывшие ученики стали в грозные дни беспощадны к фашистам и полезны для Родины. Пока до свидания. Командир отделения разведки сержант Прозоров Михаил».
Какое счастье служить в армии, где у сержанта и генерала одни прочные корни – в гуще народной!.. Но поправлю земляка: из нашего родного Филисова многие колхозники отстаивали в боях честь в свободу Родины. Был дважды ранен и получил четыре правительственные награды сапер Виктор Прозоров, смертью храбрых пал наш сосед Николай Горьков; Василий Орлов, Степан Лисицын пролили кровь за родную землю… Читателю, думаю, интересно узнать, что автор письма, герой‑сержант, после войны работал в Рыбинском исполкоме, а в 1954 году, после сентябрьского Пленума ЦК, по зову партии поехал в село, стал председателем колхоза «Ленинская искра». Балтийская разворотливость и в мирное время тянет идти впереди…
На берегу Волги стихло. Войска уходили на запад. К. К. Рокоссовский улетел в Москву. Он получил назначение на новый, Центральный фронт. 4 февраля и штаб 65‑й погрузился в эшелоны. Приказ – отбыть в район Курска.
С Курской дуги на запад
В сугробах и метелях. – Зимнее наступление. – В обороне на Курском выступе. – Прорыв под Севском. – Десна.
Волга осталась позади. Эшелоны шли на запад. Великая битва на Волге кончилась. Но она наложила свой отпечаток на все – и на события, и на людей. На огромном фронте – от Ленинграда до Кавказа – развертывалось наступление наших войск. Немецкая стратегия предстала перед всем миром голой. Полагаю, что противник чувствовал это не менее нас и пытался прикрыть этот обнажившийся позорный провал наглостью. Когда 65‑я армия вышла на позиции севернее Курска, немецко‑фашистские пропагандисты забросали нас листовками. «Сталинградские бандиты! – писалось в них. – Зачем вы прибыли под Курск! Не думайте, что здесь вам удастся сделать, как под Сталинградом. Здесь мы вам сделаем Сталинград!..» Однако я несколько забежал вперед. Читателю нужно хотя бы вкратце представить систему войск, в которой предстояло действовать новому Центральному фронту, а в его составе и нашей армии.
В феврале вражеская оборона была сокрушена от предгорий Кавказа до Воронежа. Еременко и Малиновский дрались за Ростов, а затем их войска, взаимодействуя с Юго‑Западным фронтом, должны были развивать наступление вдоль побережья Азовского моря на Донбасс. Соединения Воронежского фронта освободили Курск и Харьков. Линия вражеской обороны, протянувшаяся отсюда к Орлу, образовала подобие латинской буквы «S». Одна ее дуга обращена на запад – это Курский выступ, занятый воронежцами; другая дуга выгнулась на восток – здесь находился орловский плацдарм противника. Было заманчиво срезать этот плацдарм, ударив по основанию дуги, и уничтожить стоявшую под Орлом 2‑ю танковую армию немцев. В десятых числах февраля Ставка пыталась решить задачу силами Брянского и Западного фронтов, но безуспешно. Наступление затормозилось. Теперь в это дело включался Центральный фронт. Он должен был сосредоточить свои четыре армии[24]к 20 февраля на Курском выступе, между Брянским и Воронежским фронтами (рубеж Фатеж – Льгов), и совместно с правыми соседями ударом на Брянск окружить и уничтожить орловскую группировку врага. Спешная подготовка этого удара диктовалась не только выгодной конфигурацией линии фронта, но и обстановкой, сложившейся на юге, в районе Харькова. Немецко‑фашистское командование готовило там крупное контрнаступление, рассчитывая окружить глубоко вклинившиеся в их оборону соединения Воронежского и Юго‑Западного фронтов.
18 февраля 1943 года управление 65‑й армии прибыло в Елец. Мы еще не знали, какие у нас будут войска. С вокзала – к командующему фронтом. К. К. Рокоссовский встретил очень тепло, но был взволнован. До установленного Ставкой срока развертывания фронта оставалось два дня.
– Принимайте все меры, чтобы быстрее взять войска в свои руки, – сказал он, вручая боевой приказ.
Армии отводилась полоса наступления севернее Севска по рубежу Хальзево Студеник – Разветье – Михайловка. Справа должна была наступать 70‑я армия, слева – 2‑я танковая. В состав нашей армии включались шесть дивизий. Часть из них предстояло принять от Брянского фронта, они находились в боях. Другие были на подходе.
Штаб армии пробивался к Ливнам, а оттуда на Молотычи, севернее Курска. Февральские метели накуролесили на дорогах. Снег выше метра. Самые мощные грузовики не могли одолеть сугробы. Глебов, Борисов, Никитин, Горбин, Липис и другие офицеры, отправившиеся на автомашинах искать дивизии, завязли в снегах. Офицеры стали на лыжи. Они проходили по 30–40 километров в сутки. Шли измученные, порой голодные, некоторые обморозились, но задачу выполнили. Через двое суток штаб армии располагал всеми данными о войсках, как находившихся в бою, так и следовавших походным порядком из резерва фронта. Дивизии на передовой терпели большую нужду в боеприпасах и продовольствии. Метель, бушевавшая с начала месяца, остановила наземный транспорт. Выручала авиация. Даже самолеты связи По‑2 сбрасывали полкам грузы или доставляли снаряды с посадкой в районе огневых позиций артиллерии, забирая обратным рейсом раненых. Помню, мы с Липисом добрались на лыжах до позиции артиллерийского полка РВГК.
– Боеприпасов нет, – доложил командир. – Сейчас «кукурузник» прилетит. На том и живем. В день доставляет шесть – восемь снарядов. Бывает, что приходится выпускать их по противнику тут же, в присутствии летчика.
Павел Васильевич Швыдкой дневал и ночевал на прифронтовых дорогах. Он мобилизовал все, что мог, на расчистку снежных заносов.
Резервные соединения подходили по частям. На нравом фланге должна была уплотнить боевые порядки первого эшелона знаменитая 37‑я гвардейская дивизия. Это она в сентябре ушла с Дона на помощь чуйковцам и держала оборону в районе Тракторного завода. Мы были счастливы получить такое закаленное соединение, хотя ветеранов в ней осталось немного. 21 февраля на командный пункт армии прибыл начальник штаба дивизии майор Иван Кузьмич Брушко.
– Как дела?
– Радости мало, товарищ командующий. Снег задушил. Толкаем дивизию в разобранном виде. Один полк уже в Ливнах, прибыл эшелоном, другой марширует в пешем строю, а третий ждет погрузки на станции за 300 километров от фронта.
Правый фланг тревожил больше всего. К нему должна была выйти 70‑я армия. Но она выдвигалась медленно, а немцы начинали усиливать здесь активность. Их сдерживали лишь мелкие подразделения ослабленных в боях частей, принятых от Брянского фронта. Мы решили усилить правый фланг силами 69‑й стрелковой дивизии. Ее ждали со дня на день, а она все не появлялась. Утрою 22 февраля я позвонил начальнику штаба:
– Иван Семенович, есть сведения о шестьдесят девятой? Когда наконец ока прибудет?
– Командир дивизия полковник Кузовков только что явился в штаб, – ответил Глебов. – Сию минуту будет у вас.
Не успел положить трубку, как вошел стройный, среднего роста полковник. Досадуя на задержку, я представлял комдива медлительным, недостаточно энергичным. Но при первой же встрече увидел подвижного, волевого и очень организованного командира. Он сразу покорял простотой, откровенностью и ясностью мысли. Хотелось бы поближе познакомить читателей с этим офицером, потому что в 1943 году самой яркой страницей в жизни 65‑й армии было форсирование Днепра, а главным его героем стал у нас боевой коллектив 69‑й дивизии.
Полковник Иван Александрович Кузовков выглядел для своих сорока лет очень молодо. Лишь серебристые нити, поблескивавшие в зачесанных на пробор каштановых волосах, выдавали возраст. Крупные черты лица часто озарялись спокойной улыбкой, а в голубых главах при этом зажигались озорные искорки.
Мы сидели за небольшим, грубо отесанным столом. Кузовков докладывал о боевом и численном составе дивизии. Прибыла она из 50‑й армии Западного фронта.
– Пятнадцать дней были в резерве. Получили пополнение. Личный состав обстрелян. В резерве старались время не терять. Немного занимались.
– С вами все полки прибыли? – спросил я, беспокоясь, не марширует ли и это соединение к фронту в «разобранном виде».