— Только отцы этих женщин. И они, конечно же, дали обет молчания. Сразу после твоей коронации Синклит собирался представить «магов резерва» и «помощниц» друг другу. Это был бы замечательный день, в особенности для твоей матери. Но тут произошло вторжение армии Шабаша. Твоя мать так и не дожила до осуществления своей мечты...
— Ты не думаешь, что «помощниц» ждет та же судьба, что и «магов резерва»? — спросил Феган.
— Вполне возможно, хотя лично мне это представляется маловероятным. Обучение «магов резерва» длилось гораздо дольше, чем «помощниц», — объяснил свою точку зрения Виг. — Самым старшим чуть больше тридцати лет. Следовательно, они несравненно менее опытны и, соответственно, менее могущественны, чем «маги резерва». К тому же, их гораздо меньше. И все же нет никакой уверенности, что все «помощницы» в безопасности. Наш враг, возможно, разыскивает их... или собирается заняться этим позднее.
Увечный маг почувствовал, что его собрат довольно болезненно воспринимает эту тему, и заговорил о другом.
— Друг мой, у нас имеется целый ряд оставшихся без ответа вопросов, — мрачным тоном заявил он.
— Верно. К примеру, зачем Рагнар и Скрундж похитили девочек? — согласился Виг. — Или что это за странное лазурное свечение, которое мы с Тристаном наблюдали в Пещере? То, что произошло в Замке, разумеется, ужасно, но есть, как ты сказал, и другие, более насущные проблемы. Необходимо сосредоточить все усилия на исцелении принца и решении загадки угасания силы Парагона. — Старик ощупью нашел руки Марты и взял их в свои. — Мой дорогой друг, я от всей души сочувствую твоему горю, и все же ситуация не оставляет нам выбора. Я хочу попросить тебя кое о чем — как ради себя самого, так и в интересах всего королевства. В том случае, конечно, если ты согласишься и дальше служить нашему делу.
Пожилая женщина истово кивнула.
— Я сделаю все, что тебе будет угодно, Верховный маг, — прошептала она.
— Во-первых, я хотел бы, чтобы ты помогла моей дочери, — сказал Виг. — Прожив свою жизнь фактически взаперти, она незнакома с реальностью, не знает ни истории, ни обычаев Евтракии. Будь любезна, расскажи ей все, что сможешь. Селеста может оказать нам весьма существенную помощь, ведь по «одаренности» ее кровь уступает качеством лишь крови Избранных. Думаю, в сложившейся ситуации лучше тебя ей не поможет никто.
Марта перевела взгляд на рыжеволосую красавицу.
— Сочту за честь, — ответила она. — А что во-вторых?
— Есть еще одно юное создание, которому может понадобиться твоя забота, — с улыбкой продолжал слепой маг. — Это дочь Шайлихи, нареченная в честь покойной королевы. Пожалуйста, прими малышку на свое попечение в случае, если принцессе придется покинуть Редут.
— Конечно, — ответила женщина.
Тристан одобрительно слушал Вига, но мысли его уже приняли другое направление. Пазалон. «На равнине Фарплейн стоят лагерем Птицы Рагнара. Чтобы одолеть их, я должен иметь в своем распоряжении Фаворитов».
Тягостные воспоминания нахлынули на принца. Призвать на помощь крылатых воинов — тогда он называл их не иначе как «убийцы»! — которые жестоко расправились с его родными! Хватит ли у него мужества на это?
— Друг мой, пора заканчивать разговоры, — заметил Феган, — и переходить к действиям. Нужно немедленно наложить перекрывающие «чары времени» на Селесту, а то Рагнар может опередить нас, — улыбнулся он. — Учитывая обстоятельства, честь эту, вероятно, следует предоставить тебе.
— Ты очень любезен, — откликнулся его собрат. Увечный маг посмотрел на гнома.
— Шеннон, дружище, покажи Марте помещения Редута, которые мы занимаем.
— Конечно, господин.
Гном открыл дверь и со всей галантностью, на какую был способен, предложил наставнице следовать за ним.
— Ну, приступай, Виг, — воскликнул Феган.
— Селеста, встань на колени передо мной, положи свои руки на мои, закрой глаза и склони голову, — велел Верховный маг.
Когда женщина выполнила его просьбу, он начал произносить заклинание:
Отныне тебя время будет обтекать, И действию его ты больше неподвластна. Недуг тебе не сможет угрожать. Всегда юна ты будешь и прекрасна.
Вокруг Селесты возникло лазурное мерцание. Оно постепенно разгоралось все ярче и ярче, а затем резко погасло.
— Поднимись, дочь моя, — произнес Виг. — Теперь тебя защищают наложенные мной «чары времени». Только не забывай, если почувствуешь что-то необычное — трепет, жар, — без промедления сообщи об этом. Подобное будет означать, что Рагнар отменил свое заклинание, и нам очень важно знать об этом.
— Хорошо, отец, — чуть охрипшим от волнения голосом отозвалась Селеста.
— Шайлиха, положи, будь любезна, малышку на стол, — сказал Феган.
Принцесса выполнила его просьбу; Моргану, казалось, ее действия ничуть не огорчили.
Увечный маг безмолвно велел открыться одному из ящичков, оттуда выпорхнул еще один чистый лист пергамента и опустился рядом с рукой девочки. На крошечном пальчике появился маленький надрез, из него вытекла капля крови. Моргана тут же залилась плачем, мать подхватила ее на руки и принялась покачивать. Постепенно малышка успокоилась.
Феган окропил кровь Морганы водой из Пещеры. На пергаменте начало возникать кровное имя девочки.
Всматриваясь в возникающий узор, Шайлиха испуганно прикрыла рукой рот. В кровном имени Морганы отсутствовала отцовская часть.
— С малышкой что-то происходит? — прижимая дочку к груди, испуганно спросила она. — Почему ее узор так отличается от других?
— Ничего страшного, принцесса, — успокаивающим тоном ответил Феган. — Твой муж, Фредерик, был человеком обычной крови, не так ли? Ну, так откуда же здесь взяться отцовской части? Так выглядят кровные имена всех, у кого один из родителей имеет обычную кровь.
— Ах, вот в чем дело, — с облегчением вздохнула Шайлиха.
— Однако приглядись к изображению, — продолжал увечный маг. — Что еще ты видишь?
Принцесса всмотрелась более внимательно и заметила в узоре такие же ответвления, как и на своем кровном имени.
— Нет! — воскликнула она. — Неужели наложенные на меня «отсроченные заклинания» передались и Моргане?
— Признаться, я ожидал этого, просто хотел убедиться собственными глазами, — улыбнулся Феган. — Теперь возникает вопрос: какой дар проявится у Морганы? Тот же, что и у тебя, или иной?
— В таком случае, — заметил Виг, — имеет смысл проверить кровь Избранного.
Увечный маг кивнул.
— Тристан, будь любезен... Принц послушно протянул руку.
По общему очертанию, как и ожидалось, узор кровного имени принца совпадал с именем Шайлихи, однако ответвлений в нем было гораздо больше.
Феган первым нарушил затянувшееся молчание.
— Как думаешь, Тристан, почему у тебя такой узор? — спросил он. — Есть у тебя на этот счет какие-нибудь идеи?
— Нет. Разве что сказывается воздействие яда в моей крови, — ответил принц.
— Это не причина, — возразил увечный маг. — Мы с Вигом видели имена тех, кто был отравлен мозговой жидкостью охотников за кровью, но ничего подобного в них не наблюдалось. Судя по виду, здесь целый набор «отсроченных заклинаний». Давайте отталкиваться от того, что нам известно. Что касается Шайлихи, мы пришли к выводу, что «отсроченные заклинания» в ее крови — результат действий Фейли. И, как мне кажется, такое предположение можно принять за основу. Принцесса провела с волшебницами достаточно времени, чтобы первая госпожа Шабаша успела выполнить задуманное. Другое дело — вы с Вигом. Ваше общение с волшебницами было непродолжительным. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Тристан, я полагаю, кто-то из волшебниц прикасался к тебе?
— Прикасался, конечно... Сакку во время нашего соития, — медленно заговорил, с трудом сглотнув, принц. — Она уверяла меня, что я получу величайшее удовольствие, на деле же все обернулось чудовищной болью. Эта боль пронзила тело от головы до пяток, и я едва не потерял сознание. Затем вокруг Сакку возникло мерцание. Тут же она заявила, что понесла от меня, и роды будут через три дня, однако на деле все произошло даже быстрее.
— Насколько мне помнится, Фейли собиралась использовать твое семя для создания сверхсуществ, которые должны были практиковать Каприз и стать правительницами мира?
— Да, это так.
Феган откинулся в кресле, задумчиво поглаживая кота.
— Скорее всего, тогда-то в твою кровь и были внедрены все эти «отсроченные заклинания», — словно размышляя вслух, задумчиво заговорил он. — Пока я знакомился с трактатом Эглофа, мне не давала покоя одна мысль. Неужели, думал я, можно внедрить «отсроченные заклинания» в кровь человека так, чтобы он сам не знал об этом? Такое мощное заклинание непременно должно вызвать немедленную, причем весьма бурную реакцию. В твоем случае, Тристан, это была испытанная тобой боль, хотя у различных людей реакции, скорее всего, проявляются по-разному. — Увечный маг помолчал, обводя взглядом собравшихся. — За время вашего пребывания в Цитадели произошло гораздо больше, чем вам это казалось.
Принц ошеломленно посмотрел на сестру, та сделала попытку храбро улыбнуться ему в ответ. «Шайлиха была там, когда Сакку насиловала меня, — в ужасе подумал он, и его щеки залила краска стыда. — Слава Вечности, она ничего не помнит... »
Тристан понурил голову, припомнив слова, произнесенные Сакку перед тем, как она бросилась с крыши Цитадели. «И ты, и маги еще очень многого не знаете».
— Но зачем? — спросил он. — Они добились от меня всего, чего хотели. Зачем еще и это?
— На вас на всех — на тебя, на Селесту и на Шайлиху — «отсроченные заклинания» наложили, в общем-то, по одной причине, — отозвался Феган. — И все же твой случай особый. Чем больше «отсроченных заклинаний» было внедрено в твою кровь, тем легче Фейли было бы впоследствии обучать свои сверхсущества, поскольку все твои «отсроченные заклинания» передались бы им по наследству. Однако не исключено, что «подарок» волшебниц может обернуться для тебя благословением.
Ярость снова вскипела в жилах принца. Он поднял голову и посмотрел на увечного мага с таким выражением, словно тот внезапно сошел с ума.
— Как может гнусность стать благословением? — прохрипел он.
— А вот как. Ты приобрел дар или, точнее говоря, несколько даров. Сейчас они дремлют в твоей крови, и требуется обучение, чтобы они ожили, — ответил Феган. — Как это произошло со способностью Шайлихи мысленно общаться с бабочками. И если, как и у нее, твои дары способно пробудить к жизни какое-то определенное событие, они могут проявиться в любой момент. Уверяю тебя, это наверняка совершенно удивительные дары.
— Или, напротив, невероятно мерзкие, — пробормотал Тристан сквозь стиснутые губы.
Внезапно принц почувствовал дурноту. Стены и потолок архива, казалось, стремительно надвигаются на него. Тристан задрожал — поначалу еле заметно, потом все сильнее. Через несколько мгновений все его тело уже было охвачено конвульсиями, глаза закатились, на губах появилась пена.
Крик Шайлихи донесся до принца откуда-то издалека.
Ужасные, мучительные конвульсии сбросили Тристана из кресла на холодный мраморный пол, и это было последнее, что он запомнил, прежде чем его сознание накрыла тьма.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Ветер яростно трепал волосы Скрунджа, мчащегося верхом на Птице сквозь золотистое сияние предзакатного неба. С того самого момента, как Рагнар поведал ему о плане Николаса, наемный убийца страстно желал наступления этого момента. «Нападение следует произвести поздним вечером, — напутствовал его охотник за кровью. — Это увеличит смятение и ужас в Лендиуме».
Глядя на землю с головокружительной высоты, Скрундж все еще поражался тому, как быстро и без устали могут летать Птицы второго поколения. Он бросил взгляд назад, и его губы растянулись в довольной улыбке: его Птица возглавляла огромный клин себе подобных.
Цели нападения все еще не было видно, и Скрундж позволил себе предаться воспоминаниям о том, как провел последние часы перед вылетом в лагере, который Птицы разбили на равнине Фарплейн, а точнее, на Треугольном поле.
Рагнар занимал самый большой, богато украшенный шатер, установленный на возвышении, откуда открывался вид на весь лагерь. Убранство шатра доставили сюда из подземных апартаментов Рагнара. Опираясь на локоть, на резной, обитой красным бархатом софе возлежала томная синеокая брюнетка. Ее одежда состояла из небольшой полоски тончайшего евтракийского шелка, оставлявшего малый простор воображению. При виде вошедшего Скрунджа она изобразила на лице подобие приветливой улыбки. Сам охотник за кровью восседал на кресле с высокой спинкой, держа в руке бокал, наполненный столь желанной ему желтой жидкостью. Кивком он пригласил Скрунджа подойти поближе.
— Удачно ли прошла операция с девочками? — спросил Рагнар, несмотря на то, что заранее знал ответ.
— Вполне, мой господин.
— Ты готов выполнить следующее задание?
— Готов, мой господин. — Глаза Скрунджа вспыхнули зловещим огнем.
— Прекрасно. Ты, надеюсь, достаточно хорошо понял желание господина Николаса: город должен быть разрушен до основания, большая часть его жителей уничтожена. Как ты это сделаешь, решай сам. Вполне рассчитываю на твою фантазию. Помни одно: Николаса эта операция, прежде всего, интересует в качестве акта устрашения. После того как Лендиум будет подготовлен к приходу других слуг нашего господина, ты его покинешь.
Охотник за кровью взял со стола гроздь винограда и подошел к лежащей на софе брюнетке. Она тут же с готовностью прирученного животного принялась губами обрывать виноград. Рагнар улыбнулся.
— Ей далеко до Селесты, но и в этой распутнице есть своя прелесть, — заметил он. — Не хочешь ли поразвлечься перед делом?
Скрундж посмотрел на пышнотелую красавицу и отрицательно покачал головой.
— Не сейчас, мой господин. По правде говоря, мысль о предстоящей операции действует на меня гораздо более возбуждающе. Однако, может быть, после того, как вернусь...
— Конечно, конечно, — откликнулся охотник за кровью. — Иди и выполняй, что тебе приказано. Да смотри не разочаруй нас...
Щуря глаза от ветра, Скрундж уже мог различить впереди огни обреченного города. «Лендиум, — подумал он. — Один из самых древних и красивейших городов Евтракии. Прекрасное начало для нашего господина!»
Оглянувшись, он крикнул, обращаясь к Птицам:
— Вы знаете, что делать! После того как закончите, несколько сотен уцелевших сгоните на центральную площадь.
Птицы перестроились для атаки, разделившись на группы, каждой из которых была отведена определенная роль. Первыми на Лендиум понеслись те, которые должны были поджечь дома на окраинах и тем самым образовать огненное кольцо, которое не позволит жителем покинуть город. Как только по всему периметру заполыхали пожары и горожане в панике стали покидать свои дома, вторая волна атакующих устремилась вдоль улиц, не щадя ни малых ни старых. В свете пожарищ, используя свои ужасные клювы, когти, а также мечи, сотни Птиц уничтожали обезумевших от страха горожан, которые метались по улицам, пытаясь спастись от неминуемой смерти. Скрундж кружил над городом, наблюдая за тем, как Птицы делают свое дело. Он злобно улыбался, от души наслаждаясь моментом. Потом, не выдержав, сам опустился на одну из улиц и, двигаясь в сторону центра, принялся выискивать прятавшихся среди развалин домов и с наслаждением рубить их на куски, делая это медленно и в такой последовательности, чтобы жертва до последнего взмаха меча продолжала испытывать боль и ужас. Находя очередного беглеца или беглянку, Скрундж пытался следить за количеством отрубленных им частей человеческого тела, пока в несчастных еще теплилась искра жизни.
Добравшись до центральной площади, залитый по самые глаза кровью, донельзя довольный убийца обтер свой меч о подвернувшийся на его пути кусок бывшего занавеса и, чувствуя приятную усталость, окинул взглядом ласкающую его взор картину.
На вымощенной булыжником площади толпились несколько сотен донельзя перепуганных, полураздетых жителей Лендиума. Их окружали Птицы; острыми клювами и уколами мечей они заставляли пленников как можно плотнее прижиматься друг к другу.
— Найдите тех, кому удалось спрятаться! — велел Скрундж.
Исполняя приказ, Птицы, не занятые охраной пленников, взлетели и отправились на поиски уцелевших горожан. Среди крови и трупов стенания собранных на площади жителей Лендиума звучали для Скрунджа лучше всякой музыки.
Возвращавшиеся с трепыхающейся в когтистых лапах добычей Птицы бросали ее в толпу пленников, безнадежно встречающих последний в своей жизни рассвет. Чем светлее становилось небо, тем все более явственным становился отдаленный шум, в котором преобладали скрежещущие звуки. Не только пленники, но и Птицы пытались определить его источник. Однако, казалось, он шел отовсюду, медленно нарастая. Вслушиваясь в него, Скрундж осклабился и, взобравшись на свою Птицу, скомандовал остальным:
— Все в воздух! Посмотрим, что еще способен создать наш господин.
Птицы, послушно захлопав огромными крыльями, выполнили приказ. Сверху было хорошо видно, как новые создания Николаса, более всего походившие на жуков, величиной с человеческую ладонь, черной лавой накрыли то, что еще несколько часов назад было Лендиумом, и подступали к центральной площади.
Наемный убийца, завороженно глядя вниз, приказал своей Птице облететь площадь как можно ниже, дабы насладиться открывшимся ему невероятным зрелищем. Жуки карабкались по ногам пленников, покрывая их тела шевелящимся черным панцирем и вгрызаясь в человеческую плоть.
В еще теплые изъеденные полости умирающих пленников самки жуков откладывали тысячи покрытых осклизлой массой яиц. После того как их жуткая работа была завершена, часть жуков замкнула площадь в кольцо, охраняя яйца и дожидаясь, пока из них вылупятся новые твари.
Скрундж бросил на разрушенный город последний, полный удовлетворения взгляд и, развернувшись спиной к восходящему солнцу, направил стаю крылатых монстров в сторону равнины Фарплейн.
Колокольня оказалась одним из немногих не до конца уничтоженных огнем зданий Лендиума. После того как Птицы выстроились клином и начали набирать высоту, из-под закопченного дымом пожарища колокола выбралась Причуда. На мгновение бабочка наклонила голову, подавленная невыносимой тяжестью увиденного, а затем взмахнула полупрозрачными крыльями и устремилась на запад вслед за Птицами.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Закрыв глаза и раскинув руки, обнаженный Николас парил под сводом огромного зала, со всех сторон окруженного мерцанием ослепительной лазурной жилы, змеящейся вдоль каменных стен. Совершенное по форме, мускулистое тело блестело в свете плещущейся вокруг него энергии. Юношу переполняла гордость от сознания того, какими невероятными знаниями и могуществом он располагает.
Сегодня небесные родители вновь явились ему, и их голоса звучали явственнее, чем когда-либо. «Николас, это мы, — услышал он. — Те, кто продолжает вести свою бесконечную борьбу с Древними Провидцами, твои небесные родители, истинные адепты Каприза. Знай — тебе предстоит совершить еще очень многое, прежде чем мы вернемся в мир, где обитают живые. И только ты, наш посланник на земле, способен сделать это возможным».
Продолжая медленно поворачиваться в лазурном свете, Николас припомнил те мгновения, когда его сознание только-только пробудилось. Мгновения, когда таинственным образом опустившиеся сверху лазурные руки извлекли его из убогой могилы, и он возродился к новой жизни. Эти руки нежно баюкали его, поднимая все выше и выше, и наконец он предстал перед теми, кто владел подлинным знанием. Загнанные в ловушку небес, вынужденные вести борьбу с приверженцами Закона, его истинные родители не могли самостоятельно опуститься на землю и свершить то, что теперь было поручено сделать ему.
Перед тем как расстаться с ним, они внедрили в его великолепную «одаренную» кровь необходимые «отсроченные заклинания». Однако чтобы пробудить к жизни чудесные дары, требовалось неслыханное могущество, и потому сначала следовало впитать в себя силу Камня.
Лазурная жила на стенах пульсировала все сильнее, разгоралась все ярче, вращение Николаса становилось еще более стремительным. По-прежнему не открывая глаз, юноша отдал мысленный приказ, и тут же на внутренних сторонах его запястий возникли глубокие надрезы. Из них, создавая на стенах и полу странный концентрический узор, брызнула унаследованная от Избранного, непревзойденная лазурная кровь.
«Теперь ты будешь накапливать силу, впитывая ее непосредственно в кровь, — поведали ему голоса с небес. — Но не торопись, забирай понемногу, чтобы твоя кровь успела приспособиться к ней. Если вытянуть силу из Камня слишком быстро, это может привести к смерти. И помни — становясь адептом обеих сторон магии, ты не имеешь права использовать их во взаимодействии. Подобное дозволено лишь нам».
Николас продолжал высасывать энергию из Парагона. Она принимала форму жидкости, образуя на полу маленькие ручейки. Извиваясь, точно живые, они, казалось, страстно желали воссоединиться с разбрызганной вокруг кровью. Когда это случилось, образовавшийся поток воспарил в воздух, и из лазурной жилы ударили молнии, нацеленные на запястья Николаса. Он закричал от нестерпимой боли и, потеряв сознание, рухнул на пол.
Медленно приходя в себя, юноша встал. Его грудь тяжело вздымалась, все тело налилось невероятной магической силой. Воздев руки, он увидел, что надрезы исчезли, а между ладонями плещутся волны вновь обретенной энергии.
«Ты должен стать сосудом, в который хлынут обе стороны магии, — говорили Николасу его небесные родители. — Сбереги их до нашего возвращения. Помни, Избранный — посланник Древних Провидцев, а ты — наш. И сам Избранный сохранил тебя для нас, когда извлек из утробы твоей матери. Близится время, когда он поймет, какую совершил ошибку. Однако следует подождать, прежде чем объявить о себе. Мы понимаем, стремление открыться врагам — немалое искушение для тебя, так же как и желание воссоединить обе стороны магии. Ты можешь не устоять перед этим призывом, как не устояла, несмотря на весь свой опыт, первая госпожа Шабаша. Но помни — это уничтожит все, чего мы с таким трудом добились. Совсем скоро ты займешь свое истинное место и станешь властелином мира».
Николас улыбнулся. Как верно все, что они ему говорят!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
Прижимая к себе малышку, Шайлиха вместе с Вигом и Феганом ожидала рассвета на балконе некогда роскошной спальни королевы Морганы в королевском дворце. Когда принцесса оказалась в таких знакомых, но сейчас безжалостно разграбленных покоях матери, на нее нахлынули воспоминания. Казалось, совсем недавно она, Тристан и королева сидели здесь за чаепитием — в тот день, когда мать подарила принцу золотой медальон. У стены стоял разломанный ткацкий станок королевы, за которым ей так нравилось работать, но незаконченный гобелен, который королева Моргана хотела подарить мужу, был украден, как и все предметы обстановки. Пол разоренной комнаты был усеян мусором, осколками стекол и посуды.
В первые мгновения, оказавшись здесь, Шайлиха едва не разрыдалась, но потом взяла себя в руки, полная решимости сделать все необходимое, чтобы помочь брату.
Состояние Тристана ужасно беспокоило ее. Только когда с ним случился припадок, принцесса поняла всю тяжесть его состояния. Шайлиха провела у постели так и не пришедшего в сознание брата всю ночь, однако с приближением рассвета все же решила, что должна быть вместе с магами, и оставила его на попечение Марты и Селесты.
Солнце только-только взошло над горизонтом, обещая прохладный, но ясный день. Открывающаяся с балкона картина, по контрасту с разоренными покоями королевы, выглядела почти идиллически.
Едва солнечные лучи осветили балкон, Феган сказал:
— Сейчас в Пазалоне полдень. Пора.
Затем он закрыл глаза и произнес заклинание, открывающее портал. Появился сверкающий водоворот, удерживать который, судя по выражению лица увечного мага, было весьма непросто.
— Он выдержит? — прошептала принцесса, обращаясь к Вигу.
— Выдержит, надеюсь... Только ни в коем случае не заговаривай с ним, — ответил слепой маг.
Медленно ползли минуты.
Потом в самом центре вихря что-то промелькнуло. Из сверкающей дымки появился Гелдон. Следом за ним показался Джошуа. В руке он держал окруженную лазурным мерцанием человеческую ступню. Увидев ее, Шайлиха испуганно прикрыла рукой рот.
Последним на балконе появился человек гигантского роста, опирающийся на костыль. Принцесса оцепенела, изумленно глядя на него: за спиной этого человека были крылья!
Едва открыв глаза, Феган мгновенно воздвиг вокруг крылатого воина лазурную магическую клетку.
— Это ни к чему, — заявил Джошуа. — Он наш союзник.
— Что происходит? — раздражаясь из-за невозможности видеть то, что происходит вокруг, закричал Виг. — Кто здесь?
— Гелдон, Джошуа и, судя по тому, что я слышал, один из тех, кого Тристан называл Фаворитами, — отозвался увечный маг. Он явно не торопился убирать клетку.
Шайлиха внимательно оглядела воина, правая нога которого была отсечена на уровне щиколотки. Несмотря на грозный вид, он вызвал у принцессы сочувствие. Смирившись, видимо, со своей судьбой, какова бы она ни была, крылатый воин молча стоял внутри сверкающей клетки.
— Ты уверен? — спросил Феган Джошуа. В общем-то, одного-единственного, к тому же покалеченного воина вряд ли стоило опасаться, но он хотел услышать подтверждение из уст «мага резерва». — Вот уж кого мы никак не ожидали увидеть, так это одноногого Фаворита. Надо думать, вы с Гелдоном разъясните нам, что к чему.
Джошуа открыл было рот, но тут взгляд его упал на лицо Вига.
— Что случилось? — взволнованно спросил он. — Верховный маг...
— Да, — резко прервал его Феган, сердито сверкая глазами. — Верховный маг ослеп. Это долгая история. Объясни сначала, зачем вы взяли с собой этого воина?
— Он был ранен, — извиняющимся тоном начал Джошуа. — Его мужественное поведение во время охоты на водяную крысу достойно всяческих похвал. Приживить ему ступню — не в моих силах, но я подумал, что более опытный маг...
— Водяную крысу? — Феган широко распахнул глаза. — Ты хочешь сказать, что в Пазалоне обитают водяные крысы?
— Да, — ответил Гелдон, удивляясь такой реакции и одновременно стремясь успокоить увечного мага, обрушившего недовольство на своего собрата. — В стране появилось множество водоемов, которых не было раньше, и в них водятся такие вот твари, охотящиеся на людей. Фавориты прикладывают все силы, уничтожая их, хотя это очень нелегко.
Шайлиха бросила удивленный взгляд на Фегана.
— Никогда не слышала о водяных крысах, — заметила она. — А откуда тебе, собственно, известно о них? Ты ведь никогда не бывал в Пазалоне.
— Когда-то они водились и здесь, — отозвался маг. — Еще одно орудие Шабаша. Может быть, волшебницы задействовали заклинание, чтобы крысы появились, когда их самих не станет.
Принцесса посмотрела на Фаворита и вдруг увидела, что, глядя куда-то за ее плечо, он с трудом опустился на одно колено и склонил голову.
— Я живу, чтобы служить, — почтительно произнес крылатый воин.
Обернувшись, она увидела Тристана.
Принц стоял в дверном проеме с обнаженным дрегганом в руке, устремив свирепый взгляд на воина в клетке. Грудь Тристана под потертым кожаным жилетом часто вздымалась и опускалась. Он был бледен как мел, в темно-синих глазах полыхала ярость, а обнаженное правое плечо принца покрывал похожий на паутину узор из набухших темных вен.
Сделав несколько шагов к магической клетке, Тристан спросил, указывая концом дреггана на крылатого воина:
— Что он здесь делает?
— Этот воин лишился ступни, — осторожно подбирая слова, ответил Джошуа. — Все, что я смог сделать, — это сохранить обрубок в том состоянии, в каком он был на момент ранения. Мы взяли его с собой, чтобы исцелить. Нам казалось правильным...
Принц, казалось, его не слушал; он продолжал разглядывать крылатого воина. В его воспаленном мозгу проносились страшные картины злодеяний, учиненных Фаворитами.
Сделав еще шаг вперед, он бросил Фегану:
— Убери клетку!
И застыл с вызывающим видом, ожидая, пока будет выполнен его приказ.
Увечный маг внимательно посмотрел в глаза Избранному. Он тоже заметил узор на его плече, но, в отличие от Шайлихи, знал, что это означает. И едва ли не впервые в своей жизни, Феган заколебался.
— Что ты собираешься делать? — спросил он, стараясь не показать своего смятения.
Конечно, увечный маг не питал никакой симпатии к Фаворитам, однако надеялся, что этот воин сможет сообщить им бесценные сведения, ускользнувшие от внимания Джошуа и Гелдона. Учитывая, как велики ставки, нельзя было позволять принцу убить Фаворита — а в том, что Тристан намеревался совершить именно это, сомнений не было.
«Однако даже я не в силах остановить его, — подумал Феган. — Что ж, придется позволить ему действовать по своему усмотрению. Хотя бы ради того, чтобы определить, в каком состоянии его разум».
— Убери клетку! — повторил принц, сверля его яростным взглядом. — Может, мою коронацию и нельзя считать свершившейся, но на данный момент я единственный полновластный правитель Евтракии. И как маг ты обязан повиноваться мне.
Клетка начала таять. Тристан медленно приблизился к преклонившему колени Фавориту и приставил дрегган к его опущенной голове.