Перевод книги “Одинок и подавлен”.
Глава 1.
Сентябрь 1998 года, Визалия, где-то рядом с Калифорнией.
- Ладно, блядь, Билли, и давно ты закончил Академию?!
Рэд Дог смотрел на меня в упор, его красное, обветренное лицо находилось в трех дюймах от моего. Я почувствовал запах его дыхания: смесь Будвайзера и бессонницы. Его слова жгли сильнее послеполуденного калифорнийского солнца. Наклонив голову, он придвинулся еще ближе.
– Я тебя, блядь, спрашиваю, Билли!
Сжимая в правой руке девятимиллиметровый полуавтоматический Глок, передо мной стоял оружейник мотоклуба Mongols MC, шести футов ростом, с длинными засаленными волосами и раскидистыми рыжими усами, мускулистыми бицепсами, покрытыми россыпью тюремных татуировок. Из-за его спины слышались звуки щелкавших затворов, еще шесть монголов – Эвел, Сиджей, Доминго, Дьябло, Бобби Локо и Люцифер – все в разной степени пьяные и удолбанные метамфетамином – заряжали свои Глоки и Беретты. Все они имели по дополнительной нашивке в виде черепа и перекрещенных костей, недвусмысленно дававшей понять, что ее обладатель совершил убийство ради клуба.
Здесь, на заброшенном пустыре, посреди апельсиновых плантаций, в 180 милях к северу от Лос-Анжелеса, очередной солнечный калифорнийский денек превратился для меня в самый страшный ночной кошмар.
К этому моменту я уже несколько месяцев работал на АТО под прикрытием, выполняя задачу по внедрению в мотобанду Mongols MC. В тот момент я был их «проспектом», то есть находился на испытательном сроке. На своем кожаном жилете я носил лишь нижний рокер с надписью «Калифорния», верхний рокер с наименованием мотоклуба и центральную нашивку с черно-белым логотипом Mongols MC носить мне не было дозволено.
Пока ты проспект, ты раб, собственность клуба. Ты должен выполнять все поручения, которые дают тебе полноправные члены клуба, от перевозки оружия и наркотиков, до подтирания их задниц, если они того захотят. Некоторые члены клуба ограничиваются простыми приказами, типа «Проспект, пива принеси!», или «Прикури сигарету!», или «Вымой мой байк!». Но остальные, и в особенности Рэд Дог, получают удовольствие, превращая жизнь проспекта в сущий ад.
Внедрение в ряды Монголов – очень опасная игра. По информации АТО, Mongols MC были самой жестокой мотобандой в Америке, сплоченным коллективом непредсказуемых, неуправляемых и неуловимых ублюдков. Эта банда, насчитывающая на тот момент около 350 полноправных членов, была обломком мотоклуба Hell’s Angels MC, их главных соперников, но с момента образования клуба в начале 70-х Монголы заслужили гораздо более печальную славу.
Наиболее громкие преступления Монголов были совершены в конце семидесятых-начале восьмидесятых в отношении Ангелов, с которыми они развязали кровопролитную семнадцатилетнюю войну, из которой в итоге вышли победителями.
Клуб состоял из латиносов, и вскоре, пронзаемые менталитетом преступных группировок Южного Лос-Анжелеса, Монголы вынесли насилие за пределы байкерских кругов и начали терроризировать простое население Южной Калифорнии. Монголы часто появлялись в популярных барах и клубах, и вначале, когда люди еще не были знакомы с репутацией банды, это приводило к дракам и жестоким перестрелкам. В конце 1997 года Монголы затеяли драку в клубе в Сан Гэбриэл Велли, неподалеку от Лос-Анжелеса. Драка переросла в перестрелку, один из посетителей клуба был убит. В том же 1997-м произошло еще два инцидента с поножовщиной, в результате которых были убиты еще два человека, оба раза при свидетелях.
Молва о жестокостях внутри мотоклуба распространилась далеко за пределы Лос-Анжелеса. Банда имела плохую репутацию за регулярные побои своих проспектов, и вплоть до конца девяностых количество действующих членов только уменьшалось – никто не хотел становиться одним из Монголов, если это угрожало его здоровью.
В 1998 году клуб изменил политику: запретили бить проспектов. Этой политики придерживались практически все члены мотоклуба, за исключением Рэд Дога. Несмотря на то, что оружейник мотоклуба должен свято соблюдать все клубные правила и положения устава – да, у Монголов был устав на семьдесят страниц – Рэд Дог был непредсказуем, ему было насрать на всех, и с таким девизом он вел свой Харлей по жизни.
Месяцами я терпел ежедневные побои. Рэд Дог со всей силы втыкал свой огромный кулак мне в солнечное сплетение, ударом сапога отбивал мне кишки, заставляя согнуться в три погибели, держась за живот и пытаясь поймать грудью воздух. Но я был всего лишь проспектом, поэтому стискивал зубы и терпел.
В то утро все собрались в доме Сиджея и устроили попойку, а я выполнял свои обязанности проспекта, таскал пиво Нашивкам (полноправным членам клуба), прикуривал сигареты, смотрел, как они, дорожка за дорожкой, нюхают кокаин. Через какое-то время Рэд Дог решил, что все уже достигли необходимой кондиции и выдал внезапную идею: «Поехали постреляем!»
Умение стрелять было одним из обязательных условий для принятия в члены клуба. Прежде чем проспект получит нашивки, он должен доказать, что имеет оружие и умеет им пользоваться.
Когда я садился за руль своего видавшего виды красного Мустанга, подумал, что могут начаться неприятности, и запросил поддержку АТО. Как только мы выехали из города, агенты АТО сформировали скрытый конвой, на удалении следуя за колонной Монголов. Периодически поглядывая в зеркало заднего вида я убеждался, конвой едет за нами, но, по мере того, как мы все дальше и дальше углублялись в виноградники и апельсиновые плантации, а потом и вовсе свернули на грунтовку, конвой отстал, и постепенно я понял, что остался без поддержки. И еще я понял, что мы едем не просто пострелять. Теперь, случить какое-нибудь дерьмо, АТО больше не смогли бы мне помочь. Я остался один.
Один из Монголов за моей спиной медленно заряжал полуавтоматический дробовик 12 калибра, похожий на автомат Томспона времен Сухого закона. Прекрасное оружие для нападения, такие дробовики использовались в основном гангстерами и контрабандистами. Я прекрасно понимал, что из такого дробовика не стреляют по бутылкам. Как и автомат Томпсона, это оружие являлось машиной смерти, специально созданной для убийства людей.
Внезапно в моем поле зрения появился Рэд Дог, и, подозревая, что я коп под прикрытием, проорал мне в лицо: «Что, блядь, давно закончил Академию?!»
– Не понимаю, о чем ты, Рэд!
– Ты знаешь, о чем я, Билли, ты знаешь! Кому ты, сука, нас сдал?! Кому ты сказал, что мы поедем сюда?! Кому ты, блядь, сказал, что будешь здесь с Монголами?!
– Да никому я не говорил! Да ладно, Рэд, что ты несешь!..
В образовавшейся секунд на пятнадцать тишине он пристально смотрел мне в глаза, затем медленно, отчетливо выговаривая слова, произнес:
– То есть, ты говоришь, что если я тепе сейчас пущу пулю в затылок, никто об этом не узнает? Да, Билли?
– Да, думаю, да…
Наконец он отвернулся, оглядел пыльный и замусоренный пустырь и приказал мне найти несколько банок, чтобы можно было по ним пострелять. Мне сразу вспомнился бестселлер Джозефа Уэмбо «Луковое поле» и поставленный по его мотивам третьесортный боевик, где двух офицеров полиции похищают бандиты, вывозят их на луковое поле в Бейкерсфилде и убивают. Сцена зверского убийства так и стояла перед глазами.
Когда я повернулся спиной к Рэд Догу и остальным вооруженным Монголам, ко мне пришло холодное понимание того, что моя жизнь может прерваться прямо сейчас, в солнечный калифорнийский денек посреди загаженного пустыря под Визалией. Я прошел Вьетнам, отслужил двадцать пять лет в правоохранительной системе, и умру сейчас от пули Монгола.
Я закрыл глаза и пошел, ожидая, что пули вот-вот начнут впиваться мне в спину. Я даже не смог бы отстреливаться, Рэд Дог и Доминго все так подстроили, что из всех у одного меня не было при себе оружия. Уравнение было простым донельзя: если они меня вычислили, сейчас я умру.
Спотыкаясь, я шел по пустырю, еле волоча ноги, обутые в тяжелые мотоботинки, представляя своих сыновей, со скорбью глядящих на мой шлем, и заплаканную жену. Вдруг я услышал звон и почувствовал, как о ботинок ударилась пустая банка. Это привело меня в себя. Коленки тряслись, я нагнулся и подобрал банку. Я обернулся, чтобы посмотреть на Монголов, и увидел, что, вместо того, чтобы направить на меня стволы своих пистолетов, они стояли в узком кругу и активно что-то обсуждали.
Нет, они точно не собираются в меня стрелять. По крайней мере, не сейчас…
Глава 2.
- Квин! Первая линия!
Ясным февральским утром 1998 года я сидел в своем кабинете и готовил отчеты. И тут поступил звонок, изменивший всю мою жизнь. В трубке я услышал голос Специального Агента АТО Джона Цикконе, он звонил из Второй Группы АТО Лос-Анджелеса.
- Здорово, Билли! Хочешь прокатиться с Монголами?
Цикконе был хорошо известен своим своеобразным юмором и страстью давать подчиненным совершенно идиотские псевдонимы, и тем не менее, на этот раз мне показалось, что он говорит серьезно.
– Ты о чем, Джонни?
Цикконе знал, что я когда-то катался с Ангелами в течение нескольких недель, собирая информацию для одного из его агентов, когда в разработке АТО было дело мотоклуба Hell’s Angels MC. Также Цикконе знал, что на Монголах лежит ответственность за совершение нескольких громких преступлений последних лет.
– Билли, выбей у себя из башки всю эту твою красно-белую хрень и обрати внимание на Монголов!
“Красно-Белыми” в народе называли членов мотоклуба Hell’s Angels MC за красно-белые цвета их нашивок. Монголов называли “Черно-Белыми”.
Цикконе работал в АТО уже девять лет, и он не был похож на типичного агента. Легкие дела, называемые среди агентов “один человек, одна пушка”, давно уже не были ему интересны. Ростом пять футов, семь дюймов, жилистый, он был всегда гладко выбрит, и никогда не выделялся из толпы. Несмотря на небольшой рост, он прекрасно бегал марафоны и держал себя в превосходной физической форме.
Цикконе и я работали вместе с 1992 по 1998 год в Группе быстрого реагирования АТО, являющемся аналогом SWAT на федеральном уровне. Годы спустя я понял, насколько талантливым он был ищейкой. Я имею в виду не навыки, полученные нами в Академии АТО в Джорджии. У Цикконе был природный дар: умение жонглировать яйцами, соединенное с талантом управления подчиненными. Цикконе был, как барракуда, которая рискует жизнью, прячась в тени Большой Белой акулы, но никогда при этом не остается без добычи.
– Что у тебя на Монголов, Джонни?
В течение предыдущих нескольких месяцев Цикконе получил целую кипу отчетов о преступной деятельности членов мотоклуба Mongols MC. Те из нас, кто уже работал под прикрытием на АТО в байкерской среде, предупреждали о том, что Монголы активизируются, постепенно распространяя жестокость и беззаконие на простых граждан.
Образовалась “Нация Монголов”, как они сами себя называли. Клуб расширил влияние на Востоке США и в Мексике, чепты клуба в Оклахоме, Аризоне, Колорадо и Джорджии стремительно расширялись.
Цикконе сказал, что у него есть информатор, который имел знакомства среди членов Mongols MC, одна девушка, которая могла бы представить нового человека членам банды. И, если я заинтересован, он мог бы уже начать улаживать формальности.
Из окна своей душной конторы я наблюдал, как от басов латинского репа, льющегося из открытых окон, в такт музыке покачивается блестящая Шеви Импала, один из латиносов, тусующихся рядом, жжет асфальт на своем Харлее… Я подумал и сказал: “Ладно, я в деле!”.
На тот момент ни Цикконе, ни я, не понимали в полной мере, на какие лишения мне придется пойти ради расследования в следующие двадцать восемь месяцев. Никто даже не мог подумать, что этот рабочий звонок по телефону выльется в крупнейшую операцию под прикрытием в истории АТО.
В марте 1998 года я поехал в Окленд за мотоциклом. Мы поехали вместе со специальным агентом Стивом Мартином, руководителем нашей группы. Я с радостью встретил Мартина – мы познакомились с ним еще во время обучения в Академии АТО.
Мартин уже имел значительный опыт работы под прикрытием, он внедрялся в чепту аутло-мотоклуба Warlocks MC во Флориде, и по итогам расследования отправил за решетку многих членов этого клуба за торговлю наркотиками, оружием и взрывчаткой. И он действительно любил свой мотоцикл. Когда расследование закончилось, он забрал байк с собой в Окленд в качестве трофея. И, конечно же, я надеялся, что этот мотоцикл принесет мне удачу.
Это был мотоцикл настоящего байкера! Черный Harley-Davidson FLHTC с кожаными кофрами, настроенным на низы двигателем и короткими прямотоками, благодаря которым звук мотора был слышен в радиусе мили вокруг. А копам – в радиусе двух миль. Я был счастлив, что мне предстояло ездить на таком мотоцикле.
После того, как Цикконе разобрался с бумагами, он позвонил мне и сказал, что разговаривал со своим информатором, и она назначила встречу на автостоянке у кегельбана “У Розы” в Пасадене в районе девяти вечера. Это был вечер четверга, и мы знали, что небольшая группа Монголов соберется в баре “Местечко”. Помню, меня очень удивило, что Монголы выбрали бар с таким названием в качестве места для водопоя. Почему-то это напомнило мне детские кроссовки, на мысках которых написано “левый” и “правый”.
Я ответил Цикконе, что буду там в назначенное время.
Странно, но на тот момент у меня не было никакого плана действий. Я воспринимал это все, как дурачество: никаких контрольных закупок, ни скрытой звукозаписи, только знакомство с байкерами. Простая интеллектуальная задача.
На той стадии еще фактически не начавшегося расследования мы с Цикконе работали в разных подразделениях АТО и подчинялись разным руководителям. Вся цепочка руководства выглядела следующим образом: в подчинении руководителя группы находится десять специальных агентов. Руководитель группы подчиняется ответственному агенту, которых в Лос-Анджелесе, к примеру, было всего лишь двое. Рангом выше идет специальный ответственный агент, отвечающий за всю Южную Калифорнию от границы с Мексикой до Пасо Робле. Сотрудники рангом выше специального агента АТО редко выезжают из офиса для координации действий своих подчиненных.
Я проинформировал начальство, что этой ночью выхожу на задание и выехал из Ван Найса. Шеф выдал мне вдогонку: “Утром быть на работе и не забудь назначение!”. “Назначение” – это такая хитрость боссов АТО, позволяющая перекладывать секретарскую работу на плечи полевых агентов. Интересно даже, зачем Дядя Сэм потратил на мое обучение столько денег налогоплательщиков, если мне приходится отвечать на телефонные звонки и сортировать почту.
В районе полдевятого вечера я уже запрыгнул на свой Харлей и направился к кегельбану “У Розы”, где меня уже ждал Цикконе на своем Понтиаке Гранд Ам. Джон любил эту машину, но водил ее так, как будто был готов сдать ее в металлолом на следующий же день. Я абсолютно не религиозный человек, но каждый раз, когда я сидел в машине рядом с Цикконе, я молился за себя и за тех людей, которые случайно попадались ему на дороге.
Кегельбан “У Розы” – это спорт-бар, специализирующийся на трансляциях различных спортивных событий, место встречи тысячных толп народу, собирающихся во время трансляций футбольных матчей между командами колледжей. Он расположен между аллеями Сан Фернандо и Сен Гэбриэл. В основном, это жилые районы, и даже в промежутках между спортивными сезонами место было достаточно людным. Но в эту ночь на стоянке не было ни души.
Сидя в Понтиаке Цикконе, мы обдумывали детали операции и ждали нашего информатора. Цикконе о ней практически ничего не рассказывал. Я знал, что она уже сотрудничала раньше с полицией Лос-Анджелеса, могла представить меня членам мотоклуба Mongols MC, и хотела это сделать, чтобы им насолить за то, что они сделали с ее парнем. Не то чтобы байкеры лишили его всего, что он имел, или избили его до полусмерти, или еще что-то подобное. Нет. Она обозлилась на Монголов за то, что они превратили ее друга из примерного семьянина в очередного, по ее словам, ублюдочного байкера. Тот факт, что трансформация произошла, скорее всего, по его собственному желанию, просто не укладывался у нее в голове. А вообще-то мне было наплевать, что и зачем она делает, я просто использовал ее, хотя и с ее согласия, для достижения своих целей.
Есть такая поговорка про информаторов в полицейских кругах, и звучит она так: “Никогда не знаешь, кто нассыт тебе в ботинки”.
Я прекрасно понимал рискованность мероприятия, но до конца я понял, на какой риск иду, только когда увидел воочию Сью (вымышленное имя).
Через какое-то время на автостоянку с дороги свернул, грязный и ржавый, покрытый вмятинами пикап и подъехал к Понтиаку, в котором сидели мы с Цикконе. Мой романтический ум представлял нашего информатора, как симпатичную маленькую девчонку, подружку байкера, которая отвернулась от него просто по воле случая. Но то, что сидело в пикапе, было двухсотфунтовым чудовищем с выжженными перекисью спутанными волосами, которое к тому же не затыкалось ни на минуту.
На полицейском жаргоне “рогаткой” называют наркоманов, сидящих на метамфетамине. Любой, кто, так или иначе, сталкивался с таким наркотиком, как метамфетамин, подтвердит, что он имеет очень сильное влияние на физиологию, и может в кратчайшее время превратить молодую привлекательную девушку в Медузу. Сью, похоже, изначально не была королевой красоты, так что у нее даже не было форы, и скатилась она довольно низко. Пока Сью несла какой-то бессвязный бред, я посмотрел на Цикконе, взглядом давая понять, насколько я ценю его профессионализм в выборе информатора.
В итоге мы договорились разделиться и встретиться снова около забегаловки “Ин-Н-Аут” на бульваре Футхил в Туюнге. Потом Сью сядет вторым номером, и мы поедем в “Местечко” вдвоем на мотоцикле. Договорились и разъехались.
Туюнга – это спальный район на окраине Лос-Анджелеса, в северо-западной части Сан Фернандо. Туюнга граничит с Глендейлом и Пасаденой и располагается в горах. Здесь много бедняков и реднеков, и это место как нельзя лучше подходит для тусовок байкеров. Копы называют Туюнгу “Скалой”, так же, как и Алькатрас, и именно здесь я и начал свою одиссею.
Вслед за Цикконе и Сью я свернул на автостоянку около “Ин-Н-Аут”. Сью парковалась и закрывала машину, Цикконе сидел в Понтиаке, а я сел на свой громко булькающий холостыми оборотами байк и кивнул Джону. Сью подошла к мотоциклу и, как персонаж из старого вестерна, попыталась запрыгнуть на него, надавив всем своим огромным весом на подножку, как на стремя. Харли в целом является большим и тяжелым мотоциклом, а FLHTC – это вообще настоящий хэви-метал! У меня просто не было шансов удержать байк, с одной стороны которого свисает огромная жирная задница. Я впился в землю обеими ногами, но это не спасло меня от унизительного падения. Через секунду я, мой информатор и любимый мотоцикл Стива Мартина лежали на асфальте посреди автостоянки. Операция началась не самым лучшим образом.
Лежа на асфальте, я посмотрел на Цикконе. Эмоции на его лице не поддавались описанию, я думаю, он одновременно хотел смеяться, хлопать в ладоши и молиться богам АТО, чтобы это не было дурным предзнаменованием.
Подняв с асфальта сначала мотоцикл, а потом и свое самомнение, я приготовился ко второму раунду. Стараясь не обидеть ее чувства, фактически разговаривая с ней, как с шестилетним ребенком, я объяснил Сью, что мне тяжело держать мотоцикл, утяжеленный дустами фунтами живого веса, и она должна попытаться сесть на мотоцикл более плавно. Она обиженно на меня посмотрела и аккуратно села на байк.
“Местечко” был одним из многих байкерских баров Туюнги, славившимся возникавшими время от времени драками и перестрелками, и я бы никогда не сунулся в это заведение при других обстоятельствах. Во всяком случае, без оружия, ордера или пары телохранителей.
На тротуаре перед входом уже стояло шесть или семь мотоциклов. Чем ближе мы приближались ко входу, тем отчетливее слышался звук тяжелых гитарных аккордов, доносящийся из-за двери. Вышибала мирно стоял у двери рядом с таксофоном и, когда я развернулся перед входом, чтобы припарковать байк, даже не обратил на меня внимания. И это было хорошо. Хотя я и взял с собой пистолет, все еще чувствовал себя не в своей тарелке, тем более, что вскоре мне предстояло познакомиться с печально известными Mongols MC, и от понимания этого у меня сосало под ложечкой.
Я остановился прямо у двери бара, чтобы Сью смогла слезть, а сам тем временем изо всех сил вцепился в мотоцикл, дабы печальный инцидент, произошедший на парковке “Ин-Н-Аут”, больше не повторился. Оставить мотоцикл прямо у входа казалось мне отличной идеей, поскольку я думал, что произведу этим должное впечатление. На этот раз Сью слезла с мотоцикла, не опрокинув нас с ним на асфальт. Я заглушил байк, снял шлем и повесил его на зеркало заднего вида, уловив в нем отражение Понтиака Циконе, стоявшего на другой стороне дороги. Игра началась.
К моему удивлению, “Местечко” находилось в историческом здании, служившем в шестидесятых годах прошлого века одним из офисов компании “Пони Экспресс”. На втором этаже было несколько однокомнатных номеров с общим туалетом на этаже, внутри бара было тесно.
Каррена, владелица “Местечка” умудрилась впихнуть в это тесное помещение два бильярдных стола и отгородить место для игры в дартс. В целом это была настоящая дыра, с грязными уборными, залитым пивом и мочой деревянным полом, не видевшим ремонта, наверное, со времен “Пони Экспресс”. И, конечно же, там был старый музыкальный автомат, набитый пластинками Мэрлина Мэнсона, Металлики и Сантаны.
Стены в баре были покрашены в черно-белые цвета, цвета Монголов, что говорило о принадлежности этого места клубу. Каррена была настоящей махровой “старухой”, девчонкой байкера по кличке Кид, в тот момент мотавшего срок в тюрьме штата. На крестце у нее была татуировка с надписью “Собственность Кида”, и, по иронии судьбы, отец Каррены всю жизнь проработал в полиции.
Помещение было слабо освещено, но через плотную стену сигаретного дыма я увидел двух Монголов, которые стояли в конце барной стойки с пивом в руках.
Сью чуть не сдала нас, когда, увидев этих парней, подпрыгнула и указала на них пальцем.
– Господи ты боже мой, да что ж ты делаешь! – зашипел я на нее, – А ну сядь и не привлекай внимание!
Сью была не просто наркоманкой, она была безмозглой наркоманкой! К счастью, никто не заметил ее жест, и я начал пробираться к барной стойке, волоча ее за собой за руку. Теперь я не хотел ее отпускать ни на минуту, поскольку понял, насколько это может быть опасно для нас обоих.
Бармен, по виду напоминавший стареющего отставного солдата, жителя Туюнги, подошел к нам, и, пытаясь перекричать грохот гитарных аккордов, льющихся из музыкального автомата, я гаркнул: “Два Бада!”. Я планировал переждать время, тихонько посасывая пиво у барной стойки и посмотреть, как будут развиваться события. Но вот у Сью в голове был явно совсем другой план. Меньше, чем за полминуты осушив свою бутылку, она потребовала еще. Я уже начал чувствовать запах неприятностей, но все же выдал ей десять баксов, чтобы она хоть на какое-то время чем-то себя заняла, а потом наблюдал, как она глушит, бутылка за бутылкой, пиво, приобретенное на деньги добропорядочных налогоплательщиков.
Сью двигалась вдоль барной стойки, разговаривая с кем-то и чокаясь бутылкой пива с незнакомыми мне людьми, пока, наконец, не добралась до двух Монголов, стоявших около музыкального автомата. И вот он, момент истины. Они обнялись, сначала с одним из них, потом с другим, потом Сью обернулась ко мне и помахала в знак того, что я могу подойти.
– Билли, – сказала она, когда я приблизился, – это Рокки.
Он машинально нахмурился и приподнял бутылку пива в знак приветствия. Я повторил жест.
– Рад тя видеть, Рок.
Рокки был больше похож на Американского индейца, чем на Латиноса, с длинными, почти до пояса, черными, как смоль, прямыми волосами, которые он заплетал в косу, как это делали индейские воины. Он был одет во все черное, с пояса свисала цепь и ножны с огромным охотничьим ножом. Он был еще молод, около тридцати с небольшим лет, и был принят в банду только год назад. Рокки еще не выглядел, как матерый байкер, но явно активно работал над своим внешним видом.
Сью кивнула в сторону второго Монгола: “Это Тухлый”.
Мы чокнулись с ним пивом.
– Приятного, Тухлый! – сказал я.
Кличка ему шла: длинные спутанные волосы спадали на плечи, из-за грязи и сала верхний рокер на его спине приобрел грязно-серый оттенок. Тухлый имел целую россыпь татуировок по всему телу, начиная с автомата Узи на шее, заканчивая огромным лого Монголов на пивном пузе, которое показывалась на глаза, когда задиралась майка. На руках от татуировок просто не осталось живого места. Его хриплый голос был достаточно громок, чтобы без труда перекрикивать жесткие риффы Сантаны, доносящиеся из музыкального автомата, около которого мы стояли.
На нем были черные джинсы, на поясе висел охотничий нож и толстенная цепь. Потом я понял, что эти цепи и ножи – неотъемлемая часть стандартной экипировки Монголов. Черные ботинки Тухлого имели металлические шипы на мысах, единственным предназначением которых было разрывать плоть противника в драке. Он был идеально экипирован для рукопашного боя, и это произвело на меня сильное впечатление.
Сью явно говорила быстрее, чем думала. Я понимал, что она всего лишь хочет помочь, но ее сбивчивая пьяная речь только увеличивала пропасть между мной и Монголами. Она снова и снова заводила разговор о том, как давно мы с ней друг друга знаем, и что мы с ней встречаемся. Это тревожило меня не только потому, что Сью была совсем не тем человеком, с которым я бы стал встречаться, но и потому, что, при желании, нас легко можно было поймать на вранье. Я понял, что пора сваливать, тем более, что Сью уже выполнила свою миссию на данном этапе. Я повернулся к ней и сказал: “Послушай, Сью, нам пора. Еще в пару мест нужно заскочить сегодня”, – но она только откинула голову назад и рассмеялась. Ни за что. Она была дома, в своей нише, она приехала сюда, чтобы протусоваться с Монголами всю ночь и ничто не могло заставить ее уйти.
Где-то минут через десять я направился к выходу с жестокими мыслями насильно вытащить Сью из бара за волосы, но постепенно я остыл и вернулся к реальности.
Никакой беготни, погонь, разборок. Так закончилась первая ночь нашего расследования.
Глава 3.
Для непосвященного зрителя мотобанда может представляться кадрами из фильма “Беспечный Ездок”, как некий возврат к духу 60-х; у других возникнут ассоциации с печально известной историей, связанной с убийством во время концерта группы “The Rolling Stones” в 1969 году, когда член мотоклуба “Ангелы Ада” зарезал одного из фанатов группы, пока Мик Джаггер отплясывал на сцене, напевая “Under My Thumb”.
Но современная мотобанда – это не просто жестокая пьяная шайка “диких сынов Америки”, не одна из версий Банды Джеймса на железных конях. Сегодня любая организация байкеров представляет из себя сложную, разветвленную структуру, – практически новое лицо на сцене организованной преступности. С писанными конституциями, порядками, ежемесячными сборами и целой иерархией офицеров, мотобанды так же организованны и опасны, как и, ставшие уже традиционными, семьи Коза-Ностры. Членство фактически такое же, как и в мафии, при этом мотоклубы распространяют свое влияние по всей планете, открывая свои отделения в таких отделенных уголках, как Швеция и Новая Зеландия. Эти отделения формируют закрытое, недосягаемое сообщество, похожее на итальяно-американскую мафию. Но главное отличие мотобанды от мафии, с позиции правоохранительных органов, заключается в открытой демонстрации насилия. Там, где мафия действует скрытно, выдавая незаконную деятельность за законную, аутло-мотоклубы гордо вывешивают свои “Цвета”, назвавшись Ангелами Ада, Бандитами, Язычниками или Монголами.
Для любого байкера Цвета (куртка или кожаный жилет с нашивками, повествующими о противозаконных деяниях и сексуальных похождениях владельца) – святыня, то, чем он больше всего дорожит. Цвета стоят того, чтобы за них драться и того, чтобы за них умереть.
Байкер носит свои Цвета, как неоновую вывеску, которая говорит миру о том, кто он такой. И вы не ошибаетесь, если думаете, что байкеры сами хотят, чтобы вы знали, кто они. Они желают, чтобы вы в страхе трепетали при виде колонны из ста и более оглушительно ревущих Харлеев.
Байкеры питаются тем страхом, в котором держат общественность, ведь именно страх позволяет им контролировать обширную многомиллионную экономику, построенную на нелегальном обороте наркотиков, оружия и проституции на всей территории США, Канады и Европы.
К концу 90-х, когда я начал под прикрытием вращаться в байкерских кругах Северной Калифорнии, мир байкеров являлся полем битвы, беспрецедентным международным конфликтом между Hell’s Angels MC, являющимся и поныне крупнейшим мировым мотоклубом, и другими мотоклубами: Bandidos MC, Outlaws MC, Pagans MC и Mongols MC. На огромной территории между Лонг-Айлендом, Лос-Анджелесом и Монреалем газеты пестрели заголовками о поножовщинах, стрельбе и взрывах. Массовое насилие повлекло множество жертв. Иногда насилие являлось следствием чисто мужского шовинизма, но но зачастую возникали войны за подконтрольную территорию для продажи наркотиков.
Трудно сопоставить официальные данные с тем, что творится в подпольном мире, но недавнее расследование в отношении канадских Ангелов дает некоторую информацию. В марте 2001 года правоохранительные органы Канады в ходе операции “Спрингтайм” изъяли сумму в 5,6 миллионов долларов из клубного сейфа в Квебеке. Денежные средства были предназначены для покупки партии наркотиков. Только Ангелы контролировали незаконный оборот наркотиков на сумму в один миллиард долларов, каждый месяц перевозя через границу сотни килограммов кокаина и гашиша, импортировавшегося из Пакистана, Южной Африки, Голландии, Швейцарии, Бельгии и Ямайки. И это была лишь одна операция правоохранительных органов, сфокусированная на канадском отделении Hell’s Angels MC. Сейчас Ангелы имеют чепты в 27 странах и по своей численности разделяют первое место с Bandidos MC.
Во многих случаях мотобанды начинают напоминать международные террористические организации. В Германии член Bandidos MC произвел выстрел из РПГ по клабхаузу Ангелов. В Монреале лидер квебекских Ангелов, Моурис “Мясник” был осужден за убийство двух конвоиров, в результате чего квебекское правительство приняло решение построить специальные решетки для обеспечения безопасности конвоиров и судей.
Аутло-мотоклубы начали свою активность сразу после Второй Мировой войны, когда возвращавшиеся с войны ветераны начинали садиться на мотоциклы в поисках товарищеского духа и приключений, испытывая сложности при интеграции в мирной жизни. Они объединились в клубы и выехали на дороги на своих Харлеях и Индианах. Они жестко ездили, жестко пили, жестко дрались.
Термин “однопроцентник” был придуман после массовых беспорядков в Холистере в 1947 году. “Холистерский бунт”, описанный в кинофильме “Дикарь”, повлек за собой первую в стране антибайкерскую истерию. Сразу же после беспорядков Американская Ассоциация Мотоциклистов объявила, что 99 % мотоциклистов – законопослушные энтузиасты своего дела, которых опорочила небольшая группа байкеров. Байкеры тут же подхватили эту новую характеристику угрозы для общества, и теперь многие носят на своих жилетках нашивку с надписью “1%-er” (“однопроцентник”).
Среди обычных людей самой известной мотобандой является Hell’s Angels MC, но в кругах самих однопроцентников никого так не боятся, как Монголов. Многим из нас, агентам АТО, Монголы казались возвратом к духу анархии, характерному для эпохи возникновения аутло-мотоклубов. Их клич “Уважай некоторых, не бойся никого”, и они живут под этим девизом. Семнадцать лет шла война между Монголами и Ангелами за право носить нижний рокер с надписью “Калифорния” на своих Цветах.
Когда Монголы только появились на байкерской сцене в середине 1970-х, Ангелы выдвинули им ультиматум: “Снимете нашивки с надписью “Калифорния” или умрете”. Ангелы никогда не позволяли другим клубам носить нижний рокер на той территории, где имели свои чепты. Многие подумали, что Ангелы быстро справятся с немногочисленными Монголами, но после семнадцати лет войны, взрывов, перестрелок, двух дюжин погибших с каждой из сторон, Ангелы сдались. Они признали право Монголов носить нашивку с надписью “Калифорния” на своих жилетах. А Монголы признали право Ангелов находиться на принадлежавшей им территории.*