Чуть позже в тот же день мы решили поехать на вечеринку, которая проходила в доме президента Аризонской чепты. Когда я выходил из мотеля, мельком увидел другого проспекта. Доминго указал на него пальцем и сказал, что это новый проспект чепты Восточного Л.А. по-имени АК (как АК-47).
В количестве более ста человек Монголы проехали по улицам Феникса, пока не попали в довольно богатый район. Мы припарковали мотоциклы на улице, в саду, на тротуарах перед домом президента. Потом всей толпой Монголы повалили на задний двор. Я же, даже не успев откинуть доковой упор и заглушить двигатель мотоцикла, услышал: “Проспект!” Я понял, что этот возглас исходит от Ред Дога, и через пару секунд он возник передо мной собственной персоной.
– Я что-то не наблюдаю, как твоя задница носится туда-сюда и выполняет работу! Ты понял меня?
Я спокойно ответил:
– Конечно, тебе что-нибудь нужно, Ред Дог?
– Ты, бля, знаешь, что мне нужно.
Я принес Ред Догу банку “Будвайзера” и продолжил выполнять свои обязанности проспекта, пока Доминго не велел мне сделать перерыв. Пока я прорывался к столику с закусками, мне открылась картина, которая приходит в мечтах любому агенту АТО. Группа Монголов сидела полукругом, разглядывая что-то в открытом чемодане и сумке. Присмотревшись, я понял, что содержимое представляет из себя автоматическое оружие и патроны. Среди всего прочего были компактные пистолеты-пулеметы MAC-10 Ingram. Я приблизился к компании и как можно более незаметно сел рядом, пытаясь подслушать, о чем идет разговор, но буквально через минуту опять услышал крик Ред Дога:
– Какого хрена расселся? Шевели жопой, проспект!
Я встал на ноги. От увиденного очередная мысль о том, что я здесь делаю, развеялась сама собой. Но как мне передать информацию Цикконе? Задержание группы Монголов с автоматическим оружием, включая MAC-10, будет нашей козырной картой в этом расследовании.
Ред Дог толкнул меня в плечо и сказал:
– Иди спроси у братьев снаружи, ни нужно ли им чего.
В тишине, немного потеряв дыхание, я вышел во двор. Я, по крайней мере, успокаивал себя тем, что Ред Дог вскоре предстанет перед судом.
Весь день я вертелся волчком. Но теперь, исполняя капризы членов мотоклуба, я уже думал о стопке отчетов, которые я представлю начальству. Эти ОИ (отчеты об инцидентах) не позволят боссам закрыть расследование.
В районе шести вечера вечеринка начала утихать. Монголы разъезжались колоннами по десять и двадцать мотоциклов. Мне очень хотелось смыться с первой колонной, но через несколько минут я обнаружил в своих руках инструмент для починки мотоцикла Рокки. У него погасла фара, а на улице уже смеркалось.
Все обрадовались, когда узнали, что у нас будет совместная поездка с Материнской чептой. Материнская чепта ведала гораздо более крутыми делами, чем чепта Сан-Фернандо, так что это были хорошие новости для расследования.
На горизонте собирался грозовой фронт. Дождь гулко выбивал дробь по шлемам. Но езда в проливной дождь, хотя и опасна, все же намного лучше, чем прислуживание Монголам на очередной вечеринке и получение тумаков от Ред Дога. Дюжина Монголов, включая парня по-имени Менсон-Майк, решили переждать грозу в Фениксе и выехали затемно.
Где-то между Фениксом и калифорнийской границей, в пустыне, сопровождаемый Монголами пикап с оружием слишком резко перестроился перед колонной мотоциклистов, окатил их струей из-под всех восемнадцати колес.
Менсон-Майк, на секунду потеряв управление, зацепился за фуру и попал под заднее колесо. Грузовик протащил его и его мотоцикл за собой по шоссе, и еще до того, как остановился, у Менсона-Майка оторвало ногу. Набитую оружием фуру вел Ковбой и АК.
После того, как прибыли парамедики, и срезанная с тела Майка окровавленная одежда была брошена на заднее сиденье, грузовик в сопровождении группы Монголов поехал в госпиталь. Позже, когда выяснилось, что Майк выживет, АК и Ковбой продолжили свой путь в Лос-Анджелес. Рано утром они прибыли в Западную Ковину, где остановились для сна. Не прошло и пары минут, как к ним подъехал патруль. Два аутло-байкера за рулем грузовика вызвали подозрение. При досмотре первое, что увидели копы, была окровавленная одежда Майка. Объяснения Монголов по поводу произошедшего трагического инцидента не возымели действия, и копы продолжили досмотр.
Для Монголов это был крайне неудачный день. Майк потерял ногу, копы накрыли АК и Ковбоя с полным грузовиком автоматического оружия.
К сожалению, при досмотре грузовика было допущено слишком много процессуальных нарушений. Монголы наняли нескольких грамотных адвокатов для Ковбоя и АК, и они почти развалили дело, упирая на то, что обыск был проведен незаконно. В это время Цикконе съездил в местное отделение полиции и со своей стороны сообщил, что в этом деле заинтересовано АТО. Все обвинения с Ковбоя и АК были сняты, а нам был дан зеленый свет для проработки случившейся ситуации и предъявления обвинений на федеральном уровне.
С нашей точки зрения основная опасность привлечения членов мотоклуба к ответственности заключалась в том, что моя личность, как агента, могла быть раскрыта.
Мне потребовалось несколько месяцев, чтобы найти возможность сблизиться с Ковбоем и АК. Я не имел возможности видеться с ними регулярно, а правдоподобную причину для встречи было придумать сложно. Мне надо было записать на диктофон их рассказ о той ночи.
Импровизационная часть работы агента под прикрытием заключается в определенной свободе действий в трудной ситуации. Конечно, ты обязан согласовывать все свои действия со своей командой, работающей над расследованием, но, если вдруг появилось предчувствие, что надо сделать так, а не иначе, все находится в твоей власти. Так что я просто ждал в течение нескольких месяцев следующей поездки Монголов в Палм Спрингс.
К тому моменту я уже заработал достаточную репутацию среди членов мотоклуба, чтобы не вызывать лишних подозрений и носить микрофон скрытого ношения постоянно. Я все еще осторожничал со звукозаписывающей аппаратурой, но в моем распоряжении были новейшие приборы конца 1990-х годов. В самом начале моей карьеры в АТО, агенты, работающие под прикрытием, вынуждены были носить под одеждой шумные, старые кассетные диктофоны фирмы “Награ”, а микрофоны крепились пластырем к предварительно подбритой груди агента, либо и вовсе запихивались в трусы. Такую аппаратуру я бы просто не смог использовать в этом расследовании, поскольку мы проводили слишком много времени с членами мотоклуба, ночевали вместе в кемпингах и отрывались на вечеринках.
Работая над делом Монголов, я мог использовать только компактный, незаметный диктофон на микрокассете, который я клал в карман жилета или в голенище мото-ботинка. Это маленькое устройство обеспечивало четкую запись окружающих событий и было удобно всем, кроме системы включения-выключения, поскольку эту процедуру было довольно сложно осуществить скрытно. Поэтому чуть позже я начал использовать обычный пейджер фирмы “Моторола”, который, мало того, осуществлял запись на цифровой носитель, еще и мог быть открыто использован по назначению. Кроме того, этот пейджер не было необходимости прятать, я просто носил его на ремне, а Монголы думали, что я таскаю его с собой, чтобы всегда быть в доступе по работе. Шесть часов звукозаписи ежедневно мне были обеспечены.
На этот раз мы устроили большую вечеринку в Палм Спрингс на открытом воздухе. Громко играла музыка, а пиво лилось рекой. Как можно более беспечно я подошел к Ковбою и другим Монголам из его чепты.
Какое-то время мы трепались ни о чем, но потом я, как бы невзначай, спросил Ковбоя, в каком месте, черт побери, копы облажались во время того обыска с оружием в Западной Ковине. Не стесняясь выражений, Ковбой выложил, что копы облажались благодаря тому, что не смогли найти места в своей машине, чтобы положить туда ящики с оружием. А подкрепление не вызвали, поскольку даже не смогли эти ящики открыть. Он добавил, что копы вели себя как конченные идиоты и даже не смогли найти ключи от ящиков при обыске, хотя те находились в заднем кармане его “Левайсов”. А к тому моменту, как копы привезли их в участок, Ковбой уже успел избавиться от ключей.
В течение всего рассказа мой диктофон находился в режиме записи, и я записал его слова все до одного. Несмотря на громкую музыку, на пленке четко записался весь рассказ Ковбоя, и эта запись была как раз тем, что хотели увидеть наши боссы в АТО. В совокупности с моими свидетельскими показаниями, материала было достаточно, чтобы отправить Ковбоя и АК в тюрьму, и надолго, по обвинению в нелегальной перевозке оружия.
Это помогло успокоить наших боссов. Доказательства такого рода их удовлетворили, и мы уже начали видеть свет в конце тоннеля – если он вообще есть, этот свет в конце тоннеля – ведь мы работали над одним из самых масштабных дел в отношении одного из опаснейших аутло-мотоклубов страны.
Даже по меркам аутло-мотоклубов, Монголы считались помешанными на оружии. Прежде, чем стать полноправным членом мотоклуба, ты должен был доказать, что у тебя есть хотя бы одна единица огнестрельного оружия и что ты умеешь как следует ею пользоваться. Программа испытаний претендента перед принятием в полноправные члены мотоклуба включала сдачу экзамена по стрельбе одному из оружейников мотоклуба.
Как-то утром мне позвонил Доминго, назначил встречу и сказал что я должен взять с собой ствол. Мы с Цикконе решили, что намечается экзамен по стрельбе где-то на севере от ЛА.
Я по-прежнему ездил на красном, местами с ржавчинкой, Мустанге с откидным верхом. Это была быстрая тачка с дюжиной пулевых отверстий в кузове, которые достались мне по наследству с прошлой операции, в которой машина принимала участие. Отметины были оставлены членами одной из бандитских группировок Южного Централа. Эти боевые шрамы только добавляли правдоподобности моему вымышленному лихому прошлому. Мустанг был оборудован системой прослушки салона, которая включалась рычагом под сиденьем. Это расследование я завершил с несколькими полками аудиозаписей, впоследствии использованных в суде, сделанных как раз в салоне этой машины.
Еще не было одиннадцати, когда я направил свой Мустанг к дому Цикконе. Чем дольше я думал о том, что может приготовить этот день, тем больше нервничал о возможном обнаружении подслушивающих устройств.
Это был сложный выбор между опасностью быть раскрытым и пойманным Монголами и возможностью получить неопровержимые доказательства их вины. Особенно сегодня, зная, что буду находиться среди большой группы Монголов, большинство из которых уже привлекались к ответственности, и все будут вооружены до зубов. Хотя Цикконе и АТО, конечно же, хотели, чтобы я поехал на встречу с микрофоном.
Немного огорошенный, я сидел в машине перед домом Цикконе:
– Билли, скажи что-нибудь.
– Мне надо заправиться. Встретимся на бензоколонке в конце улицы.
На коротком промежутке пути между домом Цикконе и заправкой я почувствовал, как будто что-то ударило меня в поддых. Я не знаю, что это было, интуиция копа, панический страх или ангел-хранитель, но у меня в голове прозвучало: “Не вздумай брать с собой микрофон, Билли!”
Я догадывался, что Цикконе и АТО сильно разочаруются. Черт, да я сам хотел записать на пленку весь сегодняшний день. Но еще сильнее я хотел остаться в живых. На заправке я вылез из машины, присел и вытащил диктофон из голенища мото-ботинка. Цикконе в этот момент как раз подъехал на своем Понтиаке.
– У меня дурное предчувствие по поводу этой штуки, чувак. Я не буду брать ее с собой.
Я ожидал услышать нотации, но, к моему облегчению, Цикконе лишь внимательно на меня посмотрел и кивнул.
– Соберись, – сказал он, – честно говоря, у меня тоже дурное предчувствие.
По плану, я должен был заехать за Доминго и вместе с ним отправиться в Визалию на моей машине, там встретиться с Ред Догом и остальными. Я протянул диктофон Цикконе так, как будто это была ручная граната, и поспешил к Доминго.
Цикконе все время держался неподалеку. Я наблюдал, как стрелка спидометра ползла через отметки в 85, 90 к ста милям в час, но Джон не отставал. Мы с Уикконе имели пунктик по поводу езды по трассе. И это не то, как вы себе представляете езду двух федералов. Это было больше похоже на гонки НАСКАР, чем на операцию АТО. И, хотя я молюсь за каждого несчастного гражданина, которому не повезло оказаться на нашем пути, это стоило даже потенциального риска получить штраф за превышение скорости. Езда с Цикконе по трассе со скоростью 110 миль в час прекрасно очищала голову от любых дурных мыслей.
Сворачивая к дому Доминго, я взглянул в зеркало заднего вида, чтобы узнать, последует ли за мной Цикконе. Но он не стал сворачивать. Я улыбнулся: наконец-то он усвоил, как надо вести наблюдение.
Теперь я чувствовал себя намного лучше, я не был отягощен чувством опасности, поскольку диктофона при мне не было. Со спокойной душой я заехал на задний двор Доминго. Хозяин вышел из дома и был очень рад меня видеть:
– Эй, Билли, что так долго, чувак?
– Я готов, президент, поехали.
В ту же секунду все мои светлые мысли развеялись. Ни с того, ни с сего Доминго сказал:
– Открой капот, Билли.
Будучи проспектом Монголов, я был хорошо выдрессирован не задавать лишних вопросов. Я напрягся. Машина была напичкана подслушивающими устройствами. Могло ли одно из них находиться под капотом и выдать меня? Я мысленно разбирал Мустанг по частям. По какой причине Доминго решил посмотреть, что под капотом? Возможно, он ищет свидетельства наличия посторонней аппаратуры. Но что могло произойти за одну ночь? Неужели они что-то на меня накопали? И могло ли это приглашение быть тщательно спланированной подставой?
– Где твоя пушка, Билли? – спросил Доминго.
На секунду я задумался, потом ответил:
– Под сиденьем.
– Дай ее мне.
Я впал в ступор. В первый раз тогда я вспомнил “Луковое поле”, где копам пришлось сдать свое оружие. Должен ли я отдавать свое Доминго? Может быть, сначала надо разрядить его? Почему, черт возьми, он хочет забрать мою пушку?
Я смотрел, как Доминго, склонившись над мотором, снимает крышку воздушного фильтра. С ухмылкой матерого бандита, он сказал мне:
– Неплохое место для пушек, а?
– Точно.
Я вытащил из-под сиденья свой короткий револьвер 38 калибра, протянул Доминго его, патроны и все остальное. Доминго вынул воздушный фильтр и положил на его место оба наших ствола. До этого я никогда не слышал о таком трюке и в тот момент подсчитывал, сколько спрятанных таким образом пистолетов я пропустил за двадцатипятилетнюю карьеру в правоохранительных органах.
Но потом Доминго просто бросил воздушный фильтр в багажник, что вернуло мою уверенность в то, что большинство преступников – непроходимые идиоты:
– Погнали, чувак.
Доминго не употреблял наркотики и, будучи единственным членом мотоклуба, кроме меня, не нюхавший ни спиды, ни кокс, уже через пять минут мирно посапывал, как ребенок. Он проспал все сорок минут пути от Горы до Визалии. Когда мы приехали, я толкнул его, и он начал показывать дорогу к какому-то дому в пригороде. Я был без понятия, куда мы едем, но, подъезжая к дому, узнал сидящих перед ним персонажей.
Уродливую рожу Ред Дога я мог почуять за милю. Рядом с ним сидел Люцифер и Си Джей, уже пожилой, темнокожий Монгол. Я припарковал машину и приготовился к очередной порции унижений со стороны Ред Дога.
Я подошел к нему, чтобы поздороваться традиционным Монгольским рукопожатием. Ред Дог протянул руку. Будучи проспектом, я ответил, как мне подобало:
– Приказывай.
Ред Дог ничего не сказал.
– Приказывай.
Ред Дог снова промолчал. Тогда я протянул ему руку. На этот раз Ред Дог ответил. Ответил ударом прямо в солнечное сплетение. В ушах зазвенело, я упал на землю, теряя воздух, изо всех сил делая вид, что мне не так больно, как было на самом деле. Рассмеявшись, Ред Дог развернулся и ушел. Я восстановил дыхание. Ты у меня еще поплачешься, братишка.
Я начал исполнять свои обычные обязанности проспекта: зажигать сигареты, разливать пиво. Я наблюдал, как, линейка за линейкой, со стола исчезают кокс и мет, и литрами заливается пиво.
Когда Ред Дог решил, что все уже достаточно напились и удолбались, он дал внезапную команду:
– Пойдем постреляем.
Затем он подошел ко мне, посмотрел в глаза и сказал:
– За мной, проспект.
Мы с Доминго сели в Мустанг и последовали за Ред Догом, сидевшего за рулем ржавого Шеви Монтекарло. Это была не машина, а настоящая помойка и очень подходила к его имиджу.
От Цикконе я узнал, что в Визалии есть только два официальных стрельбища, так что это должна была быть короткая поездка к одному из них. Промелькнула миля, две, три, пять – пока наконец не стало окончательно ясно, что мы не едем на официальное стрельбище.
Я вглядывался в зеркало заднего вида, чтобы понять, не потеряла ли меня моя группа поддержки. К моему облегчению, в зеркале я увидел машину спецагента Джона Карра, следовавшую за нами на удалении. Мы кружили по узким локальным дорогам калифорнийской глубинки, а я тем временем все больше терял представление о том, где мы находимся. В один прекрасный момент мы резко свернули на грунтовую дорогу.
Это была даже не дорога, а скорее тропинка. Я не знал, куда она нас выведет, но был уверен, что моя группа поддержки не догадается на нее свернуть. Сердце подпрыгнуло. Я остался один против шайки вооруженных, накачанных алкоголем и наркотиками бандитов. И дела мои шли все хуже и хуже.
Грунтовка вывела нас к апельсиновой роще где-то, может быть, через четверть мили от поворота. В дальнем конце плантации виднелся небольшой сарай и пустырь. Машины остановились, все вышли. Я заглушил мотор и с горечью признался себе, что скорее всего угодил в ловушку. Но что мне было делать? Я побрел по пустырю за остальными. Доминго не сказал ни слова по поводу того, чтобы достать наши пушки из-под капота Мустанга.
Я наблюдал почти сюрреалистическую картину, разворачивающуюся вокруг меня. Ред Дог был удолбан в хлам, сжимал в руках свой девятимиллиметровый Глок. Безумный Крейг, Си Джей, Доминго, Дьябло, Бобби Локо и Люфицер вставляли магазины в свои Глоки и Беретты, приближаясь и окружая меня.
– Ладно, Билли, – спросил Ред Дог, – и долго ты, блядь, учился в Академии?
Я был слишком ошарашен, чтобы открыть рот. Ред Дог покачал головой из стороны в сторону, разминая шею, и подошел ко мне еще ближе, издавая звериный рык:
– Я, блядь, тебя спрашиваю, Билли!
– М-м?
– Долго ты, блядь, учился в своей Академии? – он орал так, как будто я был глухой, или тупой, или и то, и другое вместе взятое.
– О чем ты, Ред Дог?
– Ты знаешь, о чем я, Билли! Кому ты рассказал, что мы едем сюда? Кто, блядь, знает, что ты здесь с Монголами? Кто, Билли?
– Я никому не говорил. Да ладно, Ред, почему ты ведешь себя так? Я никому не говорил, что поеду в Визалию.
Он вперил в меня взгляд своих голубых глаз.
– То есть, ты хочешь сказать, что если сейчас я тебе прострелю башку, никто об этом не узнает? Так, Билли?
– Да, Ред Дог, думаю, это так.
Он указал пальцем в другой конец пыльного и замусоренного пустыря и сказал:
– Ладно, Билли, иди и расставь мишени.
Я огляделся в поисках Цикконе или Карра, или остальных из группы поддержки, пытаясь понять, видят ли они, или, по крайней мере, слышат ли, что сейчас должно произойти. Если дело принимало дурной оборот, я всегда был уверен, что они придут на выручку. Во Вьетнаме у нас было соглашение: либо мы выбираемся все вместе, либо не выбирается никто из нас. Те же самые чувства я испытывал к моим братьям по АТО: Козу, Карру и Цикконе. Правоохранительные органы очень похожи на армию, и являются по-сути ее гражданской вариацией, наполненной честью, доблестью и самопожертвованием. Если мне придется пожертвовать своей жизнью, я знаю, что мои братья-агенты придут и покончат с моими убийцами. Хотя это не большое утешение.
Я бросил взгляд через плечо и увидел, что Монголы, вместо того, чтобы направить на меня стволы своих пистолетов, мирно беседуют, стоя, как и раньше, в ровном кругу. Стараясь не терять самоконтроль, я подобрал несколько пустых банок, пакет из-под молока и еще какой-то мусор и расставил это все по краю пустыря.
– Хорош, Билли, возвращайся!- крикнул Ред Дог.
Приблизившись к группе Монголов, я услышал смех. Я не мог разделить их чувства, так как знал, что ночь будет долгой.
Еще до того, как я подошел к Монголам, Ред Дог поднял пистолет и расстрелял весь боезапас. Я видел вспышки и слышал хлопки. Я ощутил, как пули свистят совсем рядом со мной. Все засмеялись. Все, кроме меня. Потом я услышал, как кто-то скомандовал:
– Огонь по своему усмотрению!
Восемь пьяных, закинувшихся наркотой Монголов открыли беспорядочную стрельбу в разные стороны, опустошая магазин за магазином.
Во Вьетнаме мы вряд ли удивили бы кого-либо точностью стрельбы, но у Монголов дела обстояли гораздо печальнее. Может, это алкоголь и метамфетамин сыграл свою роль, я не знаю, но в результате их стрельбы мне не пришлось возвращаться и ставить мишени на место.
Уже смеркалось, когда Ред Дог вновь обратил на меня внимание. Он протянул мне заряженный Глок:
– Вот, Билли, держи, посмотрим, что ты можешь.
За спиной я услышал перешептывания Монголов. Один из них сказал:
– Если он собьет все мишени, он коп.
Другой ответил:
– Если не собьет ни одной – точно коп.
После Вьетнама и стольких лет работы в органах, я стал отличным стрелком. За свою жизнь я провел сотни часов в тире, так что здесь я мог бы сбить все мишени без труда. Я встал в старую армейскую позицию и расстрелял пару магазинов, попав по нескольким пивным банкам и намеренно промахнувшись по остальным.
Как только патроны закончились, Люфицер сказал:
– Видите, говорил же я, что он коп.
Я рассмеялся.
– Почему, Люцифер? Просто потому, что вы, парни, не способны ни во что попасть?
Ред Дог молча перезарядил свой пистолет и повернулся к оставшимся мишеням. Он поднял свой Глок, и я увидел, что он слишком высоко перехватывает рукоять. Он выстрелил, затворную раму заклинило, раскроив ему руку между большим и указательным пальцами.
– Бля!
Мне не было его жалко. С криками, обливаясь кровью, он уронил пистолет. Стрельба была на сегодня окончена. По крайней мере, я так думал.
Я уже начинал расслабляться. Может быть сегодня мне все же не суждено быть убитым. Я уверил себя в том, что если Ред Дог получил травму, возможно придется наложить несколько швов, а поскольку было уже темно, мы рисковали остаться непонятно где.
Но жизнь опять ударила ключом. Ред Дог молча подошел ко мне и начал вытирать кровь о мои штаны. Я не был уверен, что это была очередная клубная традиция. Затем, к моему ужасу, Ред Дог схватил меня за ногу и притянул к себе, достал фонарик и начал обыскивать голенища моих сапогов в поисках звукозаписывающих устройств. Я застыл. Ред Дог проделал ту же операцию с другой ногой. Мои чувства находились на границе дикого страха и удивления. Потом, наконец успокоившись, Ред Дог поднялся на ноги и сказал, достаточно громко, чтобы остальные могли слышать:
– Если ты коп, я об этом узнаю.
Наступила ночь. Мы все еще торчали на краю пустыря у сарая. Где-то впереди я услышал голос Эдди:
– Блин, уже нихрена не видно!
Он сбегал в сарай и принес оттуда фонарь. На его лице была радостная улыбка ребенка, демонстрировавшего свою новую игрушку. Мы все стояли полукругом, и вдруг, как маньяк, Эдди выстрелил двенадцать раз в землю, в центр круга, в считанных дюймах от наших ног.
Я инстинктивно закрыл глаза и закрыл голову руками, чтобы спастись от разлетавшегося в разные стороны мусора.
Долбаный идиот! Я огляделся посмотреть, не задел ли он кого, но, несмотря на безумные действия Эдди, никто не пострадал.
– Эй, чувак, дай-ка мне посмотреть на эту штуку, – заорал Бобби Локо.
Подошли несколько Монголов с огромным, как дверной косяк, стволом. По крайней мере, в эту минуту все забыли обо мне. Но вскоре азарт от новой игрушки, автоматического дробовика 12 калибра, угас.
Ред Дог снова повернулся ко мне с вопросом:
– Эй, Билли, так где, ты говоришь, ты учился?
– В Северной Каролине, а что?
– Да потому, что я хочу увидеть твой дневник.
– Господи, Ред, это было больше двадцати лет назад, я сам не видел свой дневник сам не знаю сколько времени.
– Лучше бы нам обоим его увидеть.
И теперь, когда тьма уже окончательно спустилась на пустырь, Ред Дог решил натравить на меня одного из самых отпетых Монголов.
Си Джей был индейцем, настолько темнокожим, что татуировки на его руках были еле видны. Он мог быть принят обществом только в рамках байкерского преступного мира, хотя и на фоне байкеров он казался умственно отсталым. Я уже имел счастье наблюдать картину, когда пьяный и нанюхавшийся мета Си Джей исполнял любые команды Ред Дога, действуя, как будто был каким-то жутким роботом-психопатом. Как только Ред Дог спросил меня про мои школьные годы, Си Джей внезапно подошел ко мне, положил руку на мое плечо, от части для устрашения, частично для того, чтобы самому не упасть, затем, дыхнув на меня перегаром, глядя в глаза, проговорил:
– Билли, я люблю тебя, брат, но если окажется, что ты – коп, я тебя замочу.
Поднялась волна буйного смеха, как губка впитывая внимание, вытащил нож, схватил меня за шею и уставился на меня своими черными, как уголь, глазами:
– Если кто-то из моих братьев пострадает, тебе конец. Я накину тебе на шею кусок струны и отрежу твою сраную башку. Мне насрать на все. Если ты коп, найду тебя, где бы ты ни был.
– Да ладно, Си Джей, остынь, никакой я ни коп.
Си Джей не обращал внимания на многие вещи, но эта история с копом его явно заинтересовала.
– Если вздумаешь удрать, я выслежу тебя и замочу.
Вклинился Ред Дог:
– Билли, епта, если я дам команду, Си Джей грохнет тебя прямо здесь.
Я почувствовал, как Си Джей сжал мою шею еще сильнее. В его руке опять блеснул нож. Я чувствовал, как он приготовился исполнить приказ. Я понимал, что мне надо быстро что-то придумать, иначе этот дебил возьмет инициативу в свои руки и перережет мне горло. Он был туп, сильно пьян и до зуда хотел поиграться с ножом.
– Господи, Ред, скажи, чтобы он не убивал меня сейчас, – я попытался сказать это спокойно. Ред Дог и остальные знали, что еще секунда – и Си Джей перейдет к действию.
– Си Джей, не убивай его прямо сейчас, – сказал Ред Дог.
Я почувствовал, как Си Джей ослабил хватку и убрал нож.
Си Джей не отходил от меня ни на минуту в течение всей ночи. Он хотел быть уверен, что я живо себе представляю, как он будет меня убивать. Час за часом он ходил следом, клал руку мне на плечо и рассказывал, как сильно он меня любит и как сильно он хочет меня замочить, если я окажусь копом.
Нам еще предстояла трехчасовая поездка обратно в Лос-Анджелес, и, к счастью, Доминго решил, что нам уже пора убираться восвояси. Пока мы садились в Мустанг, Ред Дог повторил мне свое последнее требование:
– Короче, мы договорились. Ты не получишь нашивки, пока я не увижу твой дневник.
Как будто я хотел получить их прямо сейчас. Меня несколько раз чуть не убила шайка вооруженных маньяков, а потом я несколько часов выслушивал бредни невменяемого психопата, говорившего мне о том, как собирается охотиться за мной и убить меня. К черту нашивки! И к черту расследование!
Я даже не помню, попрощался ли я с кем-либо из Монголов. Помню только, как садился в машину с Доминго и ужасное, гнетущее чувство одиночества.
Глава 9.
Я поклялся, что не пойду больше ни на одну встречу с Ред Догом. Я был сыт по горло жизнью проспекта, прислуживанием Монголам, исполнением команд группы преступников, чей общий уровень IQ находился ниже значения среднегодовой температуры в Калифорнии.*
Я был настолько утомлен постоянной угрозе моей жизни, что был готов позвонить Цикконе и отказаться от дальнейшего участия в расследовании. Начальство АТО все еще хотело закрыть это дело, так почему не дать им такую возможность?
Прекращение расследования было моим исключительным правом. Любой агент под прикрытием может отказаться от дальнейшей работы, если считает, что его жизни и здоровью может быть причинен вред.
Но потом я немного остыл, ярость на Ред Дога поугасла, я почувствовал, что могу переосмыслить все произошедшее той ночью в Визалии. Это могла быть одна из очередных уловок Ред Дога, еще одна садистская попытка трахнуть мой мозг. Если бы он действительно знал что-нибудь, или имел вескую причину подозревать, что я – коп, он просто разрешил бы СиДжею убить меня там, без свидетелей, на глазах у остальных Монголов.
Через неделю после поездки в Визалию, я стоял перед большим зеркалом в гостиной и разглядывал в нем отражение Билли СенДжона. До получения нашивок осталось не так долго.
Держаться, но ради чего? Чтобы Ред Дог в итоге что-нибудь накопал на меня? Чтобы Монголы наконец смогли оставить меня где-нибудь в пустыне с пулей в башке? Наши боссы в АТО ясно дали понять, что им абсолютно наплевать и на Билли СенДжона, и на Билла Квина. Я мог легко вернуться к бумажной работе в офисе в Ван Найсе, раскрывая тупые дела и ловить мелких дилеров до самой пенсии.
Но я был горд тем, что считал себя не обычным агентом. Я гордился тем, что шел по стопам агентов АТО, положивших свои жизни на чашу весов, работая под прикрытием. Таких людей, как Стив Мартин, Даррин Козловски, Даррил Эдвардс и Блейк Ботелер. Можно было бесконечно продолжать этот список, но в моей голове возник и образ Цикконе, которому приходилось съедать по ложке дерьма в день в офисе АТО Лос-Анджелеса, а потом возвращаться на улицу и до утра прикрывать мою задницу. В моей голове пронеслась картина, воспоминание, как моего брата привезли из Вьетнама на носилках. Я представил 55 000 солдат, так и не вернувшихся домой после этой войны. Я всегда рассматривал работу как часть традиции моей семьи служить своей Родине, но, завязывая на шее бандану, я думал о том, что, если Ред Дог и СиДжей прикончат меня, смысл этой традиции теряется. Да, я сделаю их, Ред Дога и остальных Монголов.
Когда я подсел к Цикконе в его Понтиак после поездки в Визалию, Джон повернулся ко мне и сказал:
– Ты сможешь продолжать, Билли? Думаешь, стоит возвращаться туда?
– Да, думаю, что смогу. Если буду держаться подальше от Ред Дога, скоро смогу получить нашивки. Мы положили слишком много сил и времени на все это. Я думаю, через месяц или два уже получу свой верхний рокер.
К тому моменту я уже ездил с Монголами в течение шести месяцев.
Мы с Цикконе оба были ошеломлены, что сумели зайти так далеко, учитывая странное поведение и склонность членов мотобанды к насилию. Нам удалось решить все проблемы, грозившие закрытием расследования, иногда правильно принятым решениям, иногда – как в случае со стрельбой на апельсиновой плантации – благодаря удачному стечению обстоятельств.