В полицейском отчете о совершении преступления были указаны свидетели. Монголы были гораздо более организованной структурой, чем казалось со стороны. Я уже знал, что мотоклуб имеет своих адвокатов и детективов, представителей в местном отделении полиции и Дорожной полиции штата Калифорния, получая от них любую конфиденциальную информацию. Доминго внес залог и вернулся на улицы Сан-Фернандо. Прошло совсем немного времени, прежде чем копия полицейского отчета оказалась в его руках. Около девяти вечера того же дня на горизонте появились Кид и Конан из чепты РивКо*
Конан вышел из тюрьмы всего несколькими месяцами ранее, но уже усиленно работал над тем, чтобы вернуться обратно за торговлю наркотиками. За решеткой он не терял времени даром, и это было заметно. Он находился в устрашающей физической форме и имел не менее устрашающий взгляд.
Кид, старик Каррены, был для меня большой головной болью. Я боялся проводить время в его компании, поскольку он постоянно пытался втянуть меня в употребление наркотиков.
Но этим вечером, похоже, все были счастливы ограничиться пивом. Около десяти, Кид, Каррена и Конан решили смотаться в “Закат” для того, чтобы пропустить еще по бокалу.
Мы подъехали к “Закату” и припарковались. На стоянке было несколько машин и ни одного мотоцикла. Я рассчитывал на спокойную ночь, но, как только мы сели у стойки, Каррена засекла Рея Гана в другом конце зала. Кид, будучи Президентом чепты, имел больший вес, чем я, и тут же взял ситуацию под свой контроль. Он начал строить планы о том, как мы будем расправляться с Реем Ганом. Его варианты сводились к убийству или избиению до полусмерти.
Я сказал Киду, что нам надо позвонить Доминго. Конан настаивал на том, чтобы немедленно выбить из Рея дерьмо. К тому моменту Рей Ган, стоявший у противоположной стены со своей подругой, начал осознавать, что нарвался на неприятности. Он попытался уйти, но Конан оказался у двери раньше и заблокировал выход. Девушка Рея Гана быстро смылась в уборную. Кид послал Каррену на ее поимку, чтобы быть уверенным, что она не вызовет полицию по мобильному. Кид, Конан и я приближались к Рею Гану.
Я продолжал твердить, что нам надо сделать звонок Доминго, но Конан заорал, что против. Рей Ган был загнан в угол и трясся. Конан сказал, что убьет его. Рей Ган принялся молить о пощаде. Кид схватил Конана за руку и сказал, что в баре слишком много свидетелей, и что мы сначала должны вытащить Рея Гана на улицу, и только потом убить. Рей умолял отпустить его.
Никто из присутствующих не пытался нам помешать. Бар погрузился в мертвую тишину. Рей Ган продолжал молить и клясться, что никогда не будет давать показаний против Доминго. Я постарался урезонить Кида и Конана еще раз сказав, что мы должны позвонить Доминго и узнать его мнение. Но ни один из моих доводов не был услышан. Они хотели прикончить Рея Гана прямо у барной стойки.
В конце концов я сказал Киду, что убийство Рея Гана только утяжелит последствия для Доминго. В глазах копов он будет главным подозреваемым, поскольку только он имеет прямой и неоспоримый повод для его убийства, и, если мы планируем все же прикончить Рея Гана, лучше бы у Доминго было железное алиби.
– Эй, нам правда надо поставить в известность Доминго, – повторял я снова и снова.
Наконец Кид сбавил обороты. Он подошел к телефону-автомату и позвонил Доминго. Конан все еще настаивал на немедленном выбивании дерьма из Рея Гана. Рей трясся и уже был весь в слезах, когда Кид вернулся с инструкцией Доминго.
– Он сказал придержать его здесь. Он едет сюда.
Пока мы зажимали Рея Гана в углу, я взвешивал возможные варианты своих действий. Если Доминго распорядиться убить его, дело решится в тот же вечер, прямо перед “Закатом”. Я не мог позволить Монголам прикончить свидетеля, я должен был их как-то остановить. Я постараюсь урезонить Доминго, сказав ему, что посетители бара видели, как мы зажали Рея, и что нас всех посадят, если мы убьем его. Если Доминго не примет рационального решения, мне придется встать на защиту Рея Гана, хотя у меня не было с собой ни револьвера, ни ножа, ни другого оружия – только кулаки и умение убеждать. Если до этого дойдет, я представлюсь агентом АТО, позвоню из бара в “911” и буду надеяться, что копы прибудут быстрее, чем произойдет двойное убийство, Рея Гана и меня.
Конан стоял перед Реем Ганом, повторяя, насколько опрометчиво тот поступил, пытаясь играть с Монголами. Рей Ган трясся крупной дрожью и всхлипывал. Сейчас я уже боялся, что Конан потеряет контроль над собой и просто зарежет его еще до того, как появится Доминго. Рей Ган предпринял жалкую попытку сбежать, попытавшись протиснуться между плечом Конана и стеной бара, но Конан с силой вмял его обратно в угол.
– Еще одна такая попытка, и я тебя кончу, – сказал ему Конан.
Нконец я увидел в дверном проеме силуэт крепко сбитой фигуры Доминго. Глаза его горели злобой, но я ожидал, какое решение он все-таки примет. Доминго был на порядок ниже Рея Гана, он приблизился, уставился на него снизу вверх и зарычал, клацая зубами и брызгая слюной:
– Тебе охуенно повезет, если я тебя не прикончу!
– Пожалуйста, Доминго…
Рей Ган продолжал молить о пощаде и клясться, что никогда не даст показаний против Монголов. Он обещал уехать из города и сделать все, что велит ему Доминго. Доминго захотел узнать, почему Рей вообще ответил на вопросы полиции. Ответ его не удовлетворил.
– Твое имя теперь в базе данных полиции, придурок!
Рей Ган сжался, извиняясь и повторяя, что не скажет копам больше ни слова.
– Дай мне уйти, Доминго, я клянусь, я не скажу ни слова. Богом клянусь.
– Хорошо, – в конце концов ответил Доминго, – я хочу, чтобы ты уехал из города, и если я еще когда-нибудь что-то о тебе услышу, ты – труп!
Доминго приказал Рею убираться. Рей пулей выбежал в дверь, даже не позвав свою подругу.
Потерпевший был настолько сильно избит, что даже не смог опознать Доминго, и, без показаний Рея Гана, расследование не смогло продвинуться дальше. Чтобы предъявить обвинения Рокки, копам не нужен был Рей Ган, достаточно было и показаний жертвы. Когда Рокки был экстрадирован из Колорадо, он оказался по горло в обвинениях и возбужденных в его отношении уголовных делах. Штат Калифорния обвинял его в совершении вооруженного нападения, нанесении тяжких телесных повреждений, грабеж и угон автомобиля. АТО могло привлечь Рокки по нескольким федеральным статьям, включая торговлю наркотиками и вооруженные нападения, но мы попросили суд попридержать обвинение ради того, чтобы продолжить наше расследование и закончить работу по обезвреживанию Монголов.
Я не думал о том, придется ли мне давать показания против Рокки, но, если бы пришлось, я не явился бы в суд ни по одному из его обвинений.
Я так никогда больше и не увиделся с Рокки. Когда Цикконе сообщил мне, что Рокки получил десять лет тюрьмы лишь по одному из федеральных обвинений, я даже не обрадовался. Рокки всегда поддерживал меня и делал все возможное, чтобы оградить от нападок Ред Дога. Я знал, что он заслуживает того, чтобы получить срок за каждое из своих деяний, но я также не мог забыть все, что он для меня сделал. На самом деле, несколькими месяцами спустя, во время слушаний по федеральным обвинениям, адвокат Рокки попытался выдать за смягчающее обстоятельство тот факт, что он спас федерального агента. Я подтвердил, что Рокки действительно несколько раз спасал мою жизнь.
Рокки не был типичным бандитом до того, как вступил в аутло-мотоклуб. Он имел постоянную работу садовника в Лос-Анджелесе и проработал на ней в течение тринадцати лет. Он мог в любой момент покинуть ряды мотоклуба и вернуться к нормальной жизни. Но он пал перед миражом, навеянным криминальной романтикой однопроцентников, и это стоило ему свободы.
Было уже около одиннадцати, когда я подъехал к мастерской Эвела. Слезая с мотоцикла, я столкнулся с ДжиЭр, проспектом, который помогал мне затаскивать мой Софтейл Спрингер в квартиру по лестнице.
– Билли, ты слышал о том, что произошло этой ночью? – ДжиЭр провел рукой поперек горла.
– Что это, черт возьми, значит?
– Вчера “У Нино” мы порезали какого-то чувака.
“У Нино” было популярным местом в коммерческом районе, недалеко от клабхауса Материнской чепты. Я бывал там несколько раз во время встреч с Лено Луной. Эвел вышел из задней комнаты, оторвавшись от работы над очередным краденным мотоциклом.
– Да, Билли, прикинь, Панхэд порезал какого-то чувака моим ножом, а потом потерял его. Кто-то должен мне четыреста гребанных баксов.
Все это не звучало как обычная рутинная драка в баре, поэтому я отошел в сторону и включил свой пейджер в режиме звукозаписи, кивая, поддакивая и уточняя детали, которые могли потребоваться для выдвижения обвинений.
Выходя из мастерской, я позвонил Цикконе и рассказал ему, что получил информацию о преднамеренном убийстве в баре “У Нино”. Я сказал ему, что на этот раз Монголы не просто избили человека, но и зарезали его насмерть. Цикконе ответил, что ознакомится с обстоятельствами этого преступления в местном отделении полиции. Еще через час он сам перезвонил мне:
– Да, Билли, – с энтузиазмом в голосе говорил Цикконе, – достань как можно больше информации об этом убийстве. Они действительно зарезали парня насмерть.
К осени 1999 года мы располагали длинным списком федеральных обвинений в отношении Монголов: торговля наркотиками, нелегальная транспортировка оружия, кражи мотоциклов и вооруженные нападения. Но до сих пор у нас не было никаких доказательств для выдвижения обвинений в убийстве. Это огорчало не только нас с Цикконе, но и офис АТО в Л.А., поскольку мы точно знали о том, что на совести Монголов находятся десятки нераскрытых убийств. Все упиралось в старейшую дилемму любых правоохранительных органов: не важно, о чем ты догадываешься, важно то, что ты можешь доказать.
Сейчас я по крупицам собирал информацию, пытаясь восстановить события той ночи. Все началось почти также, как и в эпизоде с Рокки и Доминго, чуть не убившими парня у входа в “Местечко”: стандартная ссора из-за женщины с участием ревнивого мужа, не побоявшегося встать на пути у Монголов.
Материнская чепта проводила собрания Церкви в доме Лено Луны, в Коммерческом районе. Сразу после Церкви все направились в ближайший бар “У Нино”. Около девяти вечера молодая женщина по имени Сандра Харрера со своей подругой решила зайти в “У Нино”, чтобы немного выпить. Несмотря на то, что Сандра уже видела Монголов несколько раз, она никого из них не знала по-имени и не сталкивалась с ними в момент проявления агрессии и жестокости.
Что ни говори, а есть что-то в образе татуированного аутло-байкера, плохого парня, что притягивает внимание женщин, даже таких серьезных и законопослушных как Сандра.
Несколько Монголов подъехало на стоянку, заглушили свои мотоциклы, зашли в бар и заказали пива. Громкая музыка и присутствие двух симпатичных дам призывали остаться и пофлиртовать. А для Монгола никогда не было разницы, свободна понравившаяся ему девушка или пришла со своим парнем.
Панхэд никогда не уважал людей, и не требовалось приложить много труда, чтобы разговор с ним перетек в драку. Ему было около тридцати пяти, он был весь покрыт клубными татуировками и выглядел как настоящий бандит восточного Л.А. Он никогда не снимал свою черную бандану, надвинутую на глаза так низко, что при разговоре с собеседником ему приходилось, как петуху, закидывать голову назад.
Панхэд приметил Сандру и ее подругу, подсел к ним за столик и угостил пивом. Когда они согласились выпить, Пират, Койот и Ковбой присоединились к ним, в то время как Маленький Дейв наблюдал за происходящим от стойки.
Монголы почуяли возможность устроить оргию. Они угостили наивных молодых девушек пивом, те, в свою очередь, наслаждались оказываемым им вниманием. В этот момент появился муж Сандры, Даниэль.
Даниэль Харрера был типичным представителем рабочего класса сорока двух лет от роду; у них с Сандрой была уютная квартира в Коммерческом районе, где они жили со своими двумя детьми. Харрера иногда останавливался “У Нино”, чтобы пропустить пару бокалов пива после работы. Он был крупным мужчиной, но никогда не лез на рожон.
Но в эту ночь Даниэль зашел не ради пива и не для того, чтобы затеять драку. В эту ночь он просто искал свою жену. Однако к тому моменту, как он нашел ее, Монголы уже решили, что Сандра принадлежит им.
Даниэль был наслышан о Монголах, и приблизился к столику с опаской. Спокойным голосом он попросил Сандру, чтобы она пошла домой. Его спокойная манера речи подействовала на Монголов, как наглое оскорбление. Он пытался помешать их охоте. Все умолкли в ожидании ответа Сандры. Она ответила, что хотела бы выпить еще бокал пива с ее новыми друзьями. Монголы были готовы поддержать ее игру:
– Не похоже, чтобы дама хотела уйти с тобой, – сказал Панхэд.
Даниэль понимал, что нельзя просто так сказать Монголу, что это не его дело. Он проигнорировал Панхэда и снова обратился к Сандре:
– У тебя дома двое детей ждут ужин, а нам надо убираться отсюда.
На этот раз Монголы напрямую ответили Даниэлю, что это ему надо бы убраться. Он уже испытывал их терпение, но все равно стоял на своем. Тогда Панхэд встал из-за стола, подняв с собой ДжиЭра, уже сжимая охотничий нож Эвела.
Даниэль Харрера понял, что шансов больше нет. Уже никто не в силах был остановить Монголов. Тогда он сконцентрировал свою ярость на своей жене:
– Тогда иди нахуй, сука!, – крикнул он ей в лицо, – И нахуй Монголов!
Даниэль повернулся и направился к двери. Град ударов посыпался на него со всех сторон, но он упорно шел к выходу. Борясь с Монголами и выдерживая удары, он добрался до двери и вышел из бара. Монголы последовали за ним, повалили его на землю и понали ногами до тех пор, пока его лицо не залило кровью. Однако, после долгих истязаний, Даниэль все-таки смог вырваться.
Он старался бежать как можно быстрее, но Монголы настигли его и продолжили избиение. Удары сыпались один за другим, пока Даниэль почти не потерял сознание. Потом Панхэд вонзил в его спину нож. Лезвие прошло между ребер, легкие начали наполняться кровью. Даниэль повалился на асфальт.
В течение нескольких недель после убийства Харреры я тщательно записывал все разговоры Монголов. Я собрал около дюжины доказательств, достаточных для того, чтобы отправить Панхэда и еще нескольких Монголов за решетку. Я старательно прикидывался дурнем и делал вид, что содеянное впечатляло меня, как настоящего аутло. Я сказал Панхэду, что уважаю его нашивку с черепом и костями, которую он заработал в той драке. Пенхэд ответил, что сделал то, что должен был. В другой раз, когда я спросил Панхэда об этом убийстве, он не говорил открыто, но и не отрицал факта случившегося.
В конце концов мой интерес к этому убийству был замечен членами Материнской чепты, включая Национального Оружейника. Он прижал меня к стене и задал вопрос, почему я так интересуюсь убийством. Потом он выдвинул мне ультиматум:
– Билли, держи рот на замке по поводу Панхэда и того чувака из “Нино”. Ты понял?
К тому времени я собрал даже больше, чем достаточно доказательств. Теперь мы могли с чувством выполненного долга закрыть расследование, предъявив Монголам обвинение в убийстве Даниэля Харреры.
Глава 14.
К зиме 2000 года, разменяв уже два года с Монголами, я понял, что провожу больше времени в “Тони Хофбрау” в восточном Л.А., хотя это и может показаться странным, с учетом того, насколько ужасное впечатление у меня осталось после первого посещения этого бара.
Но сейчас “Тони Хофбрау” был для меня чем-то вроде оазиса посреди монгольской пустыни. Атмосфера внутри чепты Сан-Фернандо становилась все более накаленной и агрессивной. Драки, поножовщина и наркомания приобрели в “Местечке” повальный характер. Большинство членов чепты Сан-Фернандо были молодыми людьми в возрасте около тридцати лет, имевшими достаточное здоровье для постоянного употребления метамфетамина и кокаина и достаточно выносливости, чтобы тусоваться ночи напролет.
Но братья, собиравшиеся в “Тони Хофбрау”, были более спокойными и уравновешенными, чем большинство Монголов. У многих уже была седина на висках, это были мужики моего возраста, некоторые из которых также прошли Вьетнам. Братья из Л.А. даже слушали другую музыку: соул Мавина Гэя и классический рок пятидесятых. Что выгодно отличалось от того хэви-металлического дерьма, постоянно лившегося из музыкального автомата в “Местечке”, заставлявшего меня чувствовать себя как будто меня бьют молотком по голове. И, в отличие от от Монголов чепты Сан-Фернандо, со старшими братьями не приходилось оставаться на всю ночь.
Я открутил газ по бульвару и, подъезжая к “Тони Хофбрау”, заметил около полудюжины Монголов из чепты Л.А., стоявших снаружи и наблюдавших за моим Харлеем. Я заглушил мотор, снял шлем и улыбнулся им.
– Хэйя, Билли!
– Это черно-белый мир, брат!
Заходя в двери “Тони Хофбрау” я почувствовал себя настоящим Монголом – никак не агентом АТО. У тому времени я чувствовал к себе больше симпатии в среде однопроцентников, чем среди работников правоохранительных органов. Я хотел быть в “Тони Хофбрау” этой теплой ночью, хотел выпить пива с моими братьями из чепты Л.А., и у меня даже не возникало мыслей по поводу выдвижения им каких-либо обвинений. Я сел за барную стойку, заказал свой обычный сандвич с беконом и бутылку “Бада”.
Я был особенно рад увидеться с Бронсоном, которого так прозвали за сходство с Чарльзом Бронсоном и облик матерого бандита. Он был одним из старших Монголов, владевшим небольшой малярной мастерской в Лос-Анджелесе со своим отцом. Я никогда не видел, чтобы Бронсон лез в драку или употреблял наркотики, но, как и большинство из нас, он любил выпить пива.
Я взял еще пару банок и начал обсуждать с Бронсоном стоимость перекраски моего Софтейл Спрингера. Мы уже почти закончили, когда в бар ввалилась очередная партия Монголов, среди которых был Майк Мунц, Президент чепты Сан Диего. Мы поприветствовали друг друга Монгольским рукопожатием и обнялись. Мунц был одним из самых опасных представителей Нации Монголов, и Департамент полиции Сан Диего месяцами подталкивал меня, чтобы я поближе к нему подобрался.
В Южной Калифорнии множество копов работали над расследованиями преступлений, совершенных членами аутло-мотоклубов. В узком кругу они известны как борцы с байкерами. Билли Гуинн из Департамента полиции Сан Диего был одним из экспертов по аутло-мотоклубам, и он изо всех сил пытался достать Мунца. Копы разыскивали Мунца по нескольким обвинениям в убийстве членов мотоклуба Hell’s Angels, но не могли найти свидетеля, который согласился бы дать показания. Мунц выглядел устрашающе, особенно в моменты ярости – просто несколько фактов – с его помощью Монголы начали заниматься рекетом нескольких баров и стриптиз-клубов в Сан Диего. Другие члены чепты Сан Диего также находились под подозрением в хранении целого арсенала мощного оружия.
Так вышло, что Билли Гуинн был старым другом Цикконе, и они попросили меня сдвинуть наше расследование в сторону чепты Сан Диего, чтобы я втерся в доверие к Мунцу и достал доказательства нераскрытых убийств, вымогательств, торговли оружием и наркотиками, на которых они могли построить отдельное обвинение.
Работа с чептой Сан Диего была рисковым мероприятием. Даже самые хардкорные Монголы побаивались Майка Мунца. Ростом шесть футов два дюйма, он весил около 250 фунтов, был крепко сбит, с дерзким взглядом. Монголы иногда обсуждали в узком кругу, как Мунц провел время за решеткой. Как только он появился в камере, сразу же установил свои правила и ставил на место каждого, кто осмеливался ему перечить.
В дополнение к этому, Мунц страдал раздвоением личности и принимал литий, чтобы сохранять адекватное поведение. Когда я в первый раз встретил его на вечеринке в отеле, он сам признался, что без лекарств теряет контроль над собой.
После нескольких случайных встреч, я начал регулярно общаться с ним в стриптиз-клубе “Платина” недалеко от аэропорта Сан Диего. Билли Гуинн поведал мне, что клуб “Платина” крышевался Монголами, а менеджер заведения был настолько напуган, что не позвонил в полицию даже когда один из проспектов по-имени Рик Слейтон отправил его в нокаут прямо на глазах у десятков свидетелей в его собственном ночном клубе.
В четверг, около половины седьмого вечера, я подъехал к “Платине” и увидел у входа припаркованного борова Мунца. Больше на стоянке мотоциклов не было. Я накинул Цвета и вошел. Вышибала было подошел ко мне, чтобы взять плату за вход, но заметил Цвета и сделал шаг назад:
– Добро пожаловать. Майк у барной стойки.
“Платина” была гораздо более престижным местом, чем большинство излюбленных баров Монголов. Он был больше, чище и с более солидной клиентурой. Мунц махнул мне рукой, жестом приглашая присоединиться к нему. Он приобнял меня, представив двум стриптизершам, сидевшим по обе стороны.
В “Платине” не подавали еду, но он попросил принести девушек принести что-нибудь поесть, потом заказал мне пива, и я достал кошелек, чтобы расплатиться. Он сказал, чтобы я убрал деньги.
– Мы не плати здесь ни за что.
Он позвал менеджера.
– Это Билли, мой брат из Л.А.
– Добро пожаловать в “Платину”.
– У вас тут классно.
– Может вас, парни, угостить пивом.
Могу сказать, что парень был запуган до смерти, но не мог ничего сделать против Мунца и головорезов из чепты Сан Диего.
В клуб вошел Рик Слейтон со своей подругой. Угрожающе выглядевший парень с бритой наголо головой, татуировками и репутацией любителя драк и мотоциклов. Когда-то он даже принимал участие в боях без правил.
Следующим прибыл Джимми, Монгол, совершивший убийство еще до того, как я начал внедряться в мотоклуб под прикрытием, но признанный невменяемым и освобожденный от наказания.
Мы сидели в баре и выпивали, пока Мунц не сделал предложение сгонять в Тихуану, в Мексику, этой ночью.
Я не был против небольшой поездки, но выезд за границу создавал много лишних вопросов. Для федерального агента США самовольное пересечение границы с Мексикой означало конец карьеры. Мексиканское правительство придет от этого в бешенство, поскольку операции с пересечением государственной границы требовали согласования обоих государств. К тому же я владел информацией о том, что по крайней мере трое из Монголов мексиканской чепты были копами, и один из них – федеральным агентом.
Я принял решение. Поездка в Мексику для меня не должна была состояться. Но проблема была в том, что Мунц не терпел отказов. Как Президент чепты, он был рангом выше меня, и противостояние ему было не легким делом.
– Давай, Билли. Я там знаю один бордель с лучшими в Мексике шлюхами. Всего за двадцатку баксов сможешь зависать с любой из них до утра.
– Поехали, – добавил Джимми и уже поднялся из-за стола. Мне надо было быстро что-нибудь придумать.
– Послушайте, – сказал я, – мне только сегодня закинули тридцать тонн за оборудование, которое я должен доставить в Ван Найс к семи утра. И у меня не получится взять весь этот хлам с собой в Мексику.
– Ты можешь забросить все ко мне, – ответил Джимми.
– Благодарю за предложение, Джимми, но я приехал сюда сегодня только для того, чтобы пересечься с вами, ребята. Я хотел бы поехать с вами в Мексику и отвиснуть там хорошенько, но правда не могу. Я не могу рисковать своей работой. В следующий раз, когда мы увидимся, я точно буду готов к поездке в Тихуану, окей?
Мунц уставился на меня, внезапно заинтригованный моей работой. Он спросил, чем я зарабатываю на жизнь. Я ответил, что моя компания перепродает высокотехнологичное оборудование для авиации. Он спросил, не мог бы я устроить его к себе. Я ответил, что обязательно поговорю со своим начальством, хотя уже по его тону было понятно, что он просто не хочет так просто меня отпускать.
– Без проблем, Билли, – в конце концов сказал он, – поедем в Мексику в следующий раз.
Перед тем, как покинуть “Платину”, я вовлек Мунца в разговор об оружии, которое имелось на продажу у чепты Сан Фернандо. Я надеялся, что этот разговор плавно перетечет к обсуждению оружия чепты Сан Диего. Вскоре я узнал, что все стволы чепты хранятся в доме Джимми. Я сдерживал улыбку, представляя, что все оружие было передано на хранение убийце-психопату.
После встречи в “Платине” я провел совещание с Цикконе и Гуинном. Я рассказал им о поступившей информации об оружии чепты Сан Диего и месте его нахождения, чтобы Цикконе и Гуинн успели оформить ордер на обыск. Также я рассказал о невозможности получения доказательств убийства Майклом Мунцем двух членов мотоклуба Hell’s Angels. Мой инстинкт копа кричал о том, что над добычей этой информации не следует работать. Майк Мунц был слишком непредсказуем и опасен, чтобы испытывать с ним судьбу.
Я принял ответственное решение: поездка в Лафлин на ежегодный “Лафлин Ривер Ран” в апреле 2000 года должна была стать последним событием, на которое я поеду с Монголами в рамках нашего расследования. Я уже тусовался с аутло-байкерами в течение двух лет и двух месяцев и продвинул расследование на такой уровень, о котором мы не могли даже и мечтать. Я получил Цвета и должность секретаря-казначея мотоклуба, а в феврале этого года был избран на должность Вице-президента чепты Сан Фернандо. Но при этом я забросил себя и свою жизнь окончательно. К тому же мой организм уже не выдерживал постоянной езды на Харлее и тусовок с Монголами ночи напролет. Мои волосы начали выпадать, я чувствовал постоянное недомогание.
Моя личная жизнь превратилась в кошмар. Я потерял контакт со своими сыновьями. Моя девушка меня бросила. Я был изолирован от своих коллег в АТО, хотя знал, что наше начальство относится к моим успехам с прохладцей.
По мере продвижения расследования я начал чувствовать себя игроком, который ставит на следующий кон каждый раз все свои фишки. Я мог облажаться в любой момент. Я боялся, что могу выдать себя из-за какой-нибудь глупости, а раскрытие моей настоящей личности почти наверняка будет стоить мне жизни.
Ближе к поездке в Лафлин Ангелы распространили информацию о том, что мотоклуб Mongols скоро будет обезврежен внедрившимся в него под прикрытием копом. Я впал в депрессию, хотя Цикконе не связывал распущенный слух с моей персоной. Но я все равно впал в паранойю, стараясь держаться подальше от Ред Дога и Кида. Эти новости отнюдь не улучшали мой сон. В течение нескольких месяцев к ряду я вынужден был поддакивать Монголам, обсуждавшим на заседаниях Церкви, как они прикончат копа сразу же после того, как раскроют его.
В поисках вариантов сделать поездку в Лафлин как можно более безопасной и чтобы не иметь проблем в дороге из-за постоянных поломок пародий на мотоциклы членов чепты Сан Фернандо, я напросился поехать с Монголами Материнской чепты. Материнская чепта выезжала в более удобное время, и я был точно уверен, что их байки не будут ломаться каждые 20 миль пути.
Но чем больше я думал о поездке, тем меньше хотел принимать в ней участие. Я позвонил Цикконе и сказал, что не готов ехать с Монголами один, вне зависимости от чепты. Цикконе к тому времени был выжат, как лимон, но не удивился необходимости снова собирать группу поддержки.
Мы разработали план, облегчавший нам жизнь. Мы решили загрузить байк в арендованный фургон “Ю-Хаул” и доехать на нем до Нидлза, маленького городка в Калифорнии, находящегося всего в пятидесяти милях от Лафлина. Там мы выгрузим Софтейл Спрингер, и я пересеку на нем границу штата Невада. Потом я состряпаю для Монголов какую-нибудь историю о неотложных проблемах с работой – и никаких проблем. Я уже был членом мотоклуба настолько долго, что они приняли бы любую легенду.
За день до поездки я съездил в местное отделение “Ю-Хаул” и арендовал фургон на имя Билли Сен Джона, затем подогнал его к дому и загрузил в него Харлей. Я заметил, что вместо регистрационного знака на фургон был наклеен лист обычной бумаги с номером штата Флорида. Идея о том, что это могло обернуться большими проблемами, даже не пришла мне на ум.
К моему удивлению, на следующий день Цикконе показался ровно в десять, как мы и договаривались. Это было на него не похоже. Единственное, чем он походил на членов чепты Сан Фернандо, так это тотальным отсутствием пунктуальности. Но на этот раз я был рад видеть перед собой его, а не кучку Монголов.
Мы доехали до Нидлза без проблем. Я откинулся на пассажирском сиденье, чтобы Монголы не могли засечь меня по пути. В Нидлзе мы нашли пустырь, где смогли без лишних свидетелей выгрузить мотоцикл. Я накинул Цвета и завел мотор. Цикконе должен был сопровождать меня прямо до отеля “Риверсайд”.
Но буквально в пяти милях от Лафлина все начало катиться к чертям. Сначала я почувствовал как мой мотоцикл начал замедляться. Я откручивал газ, но он все равно не хотел ехать. Затем я почувствовал запах гари, обернулся и увидел, что задний тормоз заклинило в зажатом состоянии. Цикконе остановил фургон следом за мной, я попросил его не уезжать до тех пор, пока тормозной суппорт не остынет, и я не смогу его разжать.
В этот момент мимо проезжал патрульный автомобиль муниципального округа Лафлина. Коп остановился и спросил, нужна ли мне какая-либо помощь. Я объяснил ему, что у меня заклинило задний тормозной суппорт и что мне нужны плоскогубцы, чтобы его разжать. Коп уставился сначала на меня, потом на Цикконе, затем на фургон “Ю-Хаул”. Вот дерьмо. Я понял, что сейчас начнется!
– Кто этот парень с фургоном?
– Не знаю, никогда его раньше не видел. Он увидел меня на обочине и остановился, чтобы помочь.
Копа ответ не удовлетворил. Я старался перевести разговор к своей поломке.
– У вас не найдется плоскогубцев, офицер?
Но эта тактика не сработала.
– Да, есть, но сначала я хотел бы осмотреть фургон.
Он припарковался и вышел. Я жестами показывал Цикконе, сидевшему в фургоне: “Не говори ничего!”. Цикконе кивнул. Коп подошел к мотоциклу.
– Документы с собой?
Я знал процедуру вдоль и поперек и предъявил водительское удостоверение.
– Это ваш мотоцикл?
– Да, мой.
– Откуда едете?
– Л.А.
Обычные вопросы копа, обычные ответы Монгола.
Затем коп еще раз спросил, кем мне является Цикконе.
– Не имею понятия. Остановился, чтобы мне помочь.
Коп подошел к Цикконе.
– Водительское удостоверение.
Цикконе предъявил документы и сказал, что едет из Лос-Анджелеса. Указывая на меня пальцем, коп спросил, не знает ли меня Цикконе.
– Не-а, я просто помочь остановился.
Со своим гладко выбритым подбородком, аккуратной прической, в сланцах и бермудах, Цикконе не выглядел человеком, способным рискнуть своей шеей, остановившись помочь хардкорному аутло-байкеру на обочине дороги. Если бы я находился на месте копа, я бы ему не поверил.
Коп посмотрел на листок бумаги, наклеенный на фургон вместо номера. Это был конец игры. Он взял рацию и вызвал подкрепление.
– Куда направляетесь? – спросил меня офицер.
– Лафлин.
Он перевел взгляд на Цикконе.
– Куда направляетесь?
– Лафлин.
– Что в фургоне?
– Ничего.
Мы сидели посреди пустыни прямо на подъезде к Лафлину, где уже собралось более трех тысяч байкеров всех типов и мировоззрений. Я выгляжу как однопроцентник и нахожусь в компании Мистера Чистые Джинсы, который сидит за баранкой крайне подозрительного фургона “Ю-Хаул” и пытается продать копу дохлого кота в мешке, который, к тому же, еще и воняет на пару миль вокруг.
У Цикконе с собой были документы сотрудника АТО, но мы не имели понятия, поверят ли им эти копы из Лафлина. Монголы проводили достаточно времени в Лафлине и Вегасе, так что я не удивился бы, если бы узнал, что они имеют информаторов в местной полиции с доступом к конфиденциальной информации.
Коп снова переключил свое внимание на меня:
– Что в фургоне?
– Да откуда я знаю? Я сказал вам, я никогда раньше не видел этого парня!
Я старался говорить, как тупой панк, но коп выглядел так, как будто слышал эту песню уже сотни раз. С включенной мигалкой подъехало подкрепление. Коп велел нам встать лицом к кузову фургона с руками за головой и широко расставленными ногами. Они начали проводить обыск.
Затем оба копа подошли к Цикконе.
– Сэр, где вы арендовали фургон?
– В Л.А.
– Предъявите документы на аренду.
Это была команда – не вопрос. Я увидел, как они подошли к кабине фургона и начали искать документы. В ту минуту, когда я сказал, что не знаю Цикконе, я поставил не на ту лошадь. Возможно в ту минуту я был слишком возбужден, чтобы мыслить логически, но я мог просто сказать, что Цикконе был моим сводным братом и помогал мне с переездом. Но то, что произошло, является нормой для работы под прикрытием. Ты продумываешь каждый свой шаг на неделю вперед, и при этом все равно можешь облажаться на ровном месте.
Коп вернулся с документами на аренду. Он развернул их, проглядел буквально за пять секунд и обнаружил, что все, что он услышал от нас, было абсолютной чушью. Он поднял глаза от бумаг и внимательно на меня посмотрел.
– Так значит вы никогда не виделись до этого, хех?
Я был выбит из равновесия. Я ответил, как настоящий Монгол.
– Без комментариев.
Копы решили, что надо вызвать еще подкрепление. Один из них взял в руки рацию, в то время как другой начал осматривать фургон.
Для ареста Билли СенДжона: фургон не был украден, а тот факт, что мы наврали копу, еще не является поводом для ареста. Я подумал, что они помуштруют нас какое-то время, а потом отпустят. Стандартная полицейская процедура. Внезапно один из копов схватил Цикконе за воротник и грубо бросил на капот фургона, в одну секунду защелкнув на его запястьях наручники.
– Ого! Да ты попал, приятель, – пробубнил я себе под нос.
Через секунду после моего короткого комментария наручники защелкнулись уже на моих запястьях. Еще через секунду краем глаза я увидел Джона Карра и Даррина Козловски, проезжавших мимо по сороковому шоссе. И еще через несколько секунд мы услышали громовые раскаты проносящихся мимо Харлеев Монголов. Наше положение стремительно менялось от плохого к полному провалу. Я пытался предугадать все возможные варианты развития событий, но сцены с арестом посреди пустыни среди них не было.
Один из копов вылез из кабины фургона с пистолетом Цикконе в руке.
– Вы знали о том, что у него есть оружие? – спросил меня коп.
– Нет конечно!
Как будто он собирался мне поверить.
Теперь копы действовали прямо по учебнику., без проволочек и ошибок. Когда прибыло подкрепление, они вскрыли фургон, не найдя внутри ничего, кроме тросов для крепления моего мотоцикла. Я увидел, как Цикконе подал знак сержанту о том, что он хочет поговорить с ним с глазу на глаз. Через несколько минут они с сержантом подошли ко мне. С Цикконе уже сняли наручники, а сержант сделал нечто похожее на публичное заявление, громко объявив, что у них не было доказательств того, что на оружие не было разрешения, и добавил, что, поскольку они не могут предъявить нам с Цикконе никаких обвинений, нас следует отпустить.
После того, как наши подписи появились на составленном протоколе о происшествии (стандартная процедура при остановке хорошо известных бандитов, а мои Цвета как раз и делали из меня настоящего гангстера), остановивший нас коп выдал мне плоскогубцы, и я наконец смог починить тормоза своего Харлея.
Дальнейший путь до Лафлина я проделал в одиночку. Я опасался, что Монголы могли видеть нас, что могло вызвать лишние вопросы. Мне надо было торопиться в Лафлин, показаться в отеле и превратиться в Монгола Билли. Через несколько часов у меня появвилась возможность созвониться с Цикконе и узнать, что в действительности произошло там, в пустыне, около фургона. Оказалось, что Цикконе показал копам свое удостоверение и рассказал, что является агентом под прикрытием, сопровождавшим полноправного члена мотоклуба в качестве претендента в проспекты, и что ему было поручено догнать фургон до Лафлина. Они проверили аккредитацию Цикконе и отпустили нас.
Это чудо, что копы купились на вранье Цикконе, который выглядел в их глазах полным идиотом.
– Если ты работаешь под прикрытием, какого хрена у тебя в кармане делает аккредитация агента АТО? – спросил один из копов. Цикконе объяснил, что в его задачу входило лишь доставить фургон в Лафлин, но не проводить время с Монголами.
Эти копы просто не хотели рисковать, срывая федеральное расследование, вне зависимости от степени тупизны агента, его проводящего.
В конце концов, я въехал в Лафлин и вс