Леди Берд заглянула в комнату своей дочери Люси, заваленную полупустыми сумками и коробками, затем полистала гостевую книгу с перечислением всех, кто побывал у них за эти годы. Поднявшись в Солярий, она изумилась тому, как изменился он без мебели. «Его характерные черты исчезли – теперь он выглядел пустым и холодным. А какой живой и веселой была эта комната – цитадель молодых!» На государственном этаже она ощутила легкий аммиачный запах – горничные, буфетчики и практически весь остальной персонал резиденции уже готовили ее к появлению Никсонов.
Во время инаугурационного парада персонал выполнял необычную задачу. Уходящий президент был большим любителем теленовостей и заполнил Белый дом телевизорами. По словам Брайанта, Линдон Джонсон восседал как король перед четырьмя телевизорами и смотрел на себя. «Так и сидел, иногда отпуская комментарии, переключая звук с одного телевизора на другой, а то и включая все вместе на полную громкость». Ричард Никсон, напротив, был известен своей нелюбовью к этому виду СМИ, и после его избрания персоналу было поручено убрать большую часть телевизоров. Их выносили, хотя работникам очень хотелось хоть краем глаза увидеть телетрансляцию инаугурационного парада.
Позднее тем же утром президент Джонсон и вновь избранный президент Никсон вместе отправились на Капитолийский холм, а Леди Берд поехала в одной машине с Пэт Никсон. Отъезжая, она увидела в зеркале заднего вида, как метрдотель Джон Фиклин и буфетчик Уилсон Джерман наблюдают за отъездом Джонсонов. Она послала им воздушный поцелуй. Осознание того, что в следующий раз она окажется в полюбившемся ей Белом доме лишь в качестве гостьи, сжало ей сердце.
Глава 2
Конфиденциальность
«Требования секретности, преданности – не столько личной преданности первому лицу, сколько преданной службы – и конфиденциальности распространяются на всех, вплоть до самых низов. Атмосфера в доме была бы непереносимой, если бы президенту пришлось видеть в каждом из слуг потенциального соглядатая; он должен воспринимать их верность как нечто само собой разумеющееся. О государственных и личных тайнах не кричат во всеуслышание, но в доме, где секретная информация обсуждается ежедневно, какая-то ее часть может достигать ушей даже самых мелких служащих».
Ирвин «Айк» Гувер, главный швейцар с 1913 по 1933 год, из статьи «Кто есть кто и почему в Белом доме», газета Saturday Evening Post, 10 февраля 1934 года
«Вопрос: Почему так мало ваших фотографий? Ответ: Потому что я знал, где были камеры».
Нелсон Пирс, швейцар с 1961 по 1987 год
«Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу» – подобным образом работники резиденции обычно реагируют на просьбу поделиться подробностями частной жизни президентской семьи. Если у них есть какая-то общая черта, то это умение молчать, особенно в случае, если человек продолжает работать. Единственным из нынешних работников резиденции, кто был готов рассказать о своем опыте, был Джеймс Джеффрис; ушедшие на покой сотрудники обычно предваряли свое согласие поделиться воспоминаниями несколькими категорическими отказами, а некоторые из них отчаянно пытались представить в выгодном свете неприятные или неоднозначные ситуации. На страницах этой книги представлено только то, что они сочли возможным обнародовать, и почти каждая история свидетельствует о тщательности и осторожности, с которыми эти люди делились пережитым. Тем не менее их воспоминания позволяют приоткрыть завесу тайны и получить новое, иногда шокирующее представление о личностях жильцов президентской резиденции.
Буфетчики, горничные и камердинеры стоят ближе к президентской семье, чем кто-либо еще. А упорное стремление сохранить доверие, которым их облекают первые лица, делает этих людей крайне закрытыми собеседниками. Они первые, кто видит членов президентской семьи утром, и последние, кто видит их поздним вечером. Эти работники резиденции, наряду с немногими другими (например, личными поварами), имеют возможность наблюдать президента и первую леди как мужа и жену, которые ссорятся, смеются, плачут и служат друг другу самыми надежными советчиками. Не приходится сомневаться, что все эти работники будут хранить до гробовой доски огромное количество секретов.
Один из показательных примеров значения персонала для сохранения конфиденциальности исходит не от работников, а от члена президентской семьи. Рон Рейган вспоминает, как навещал родителей в период дела «Иран-контрас», еще до того, как сотрудники администрации его отца признались в организации тайных продаж оружия Ирану и использовании полученных денег для нелегального финансирования никарагуанских повстанцев-контрас. Сын президента, которому тогда было под тридцать, был поражен откровенностью родителей в присутствии прислуги. В тот вечер они поужинали в Семейной столовой на втором этаже, после чего переместились в более неформальную Западную гостиную с огромным полукруглым окном от пола до потолка. Там младший Рейган стал пытать своего отца по поводу дела «Иран-контрас».
«В какой-то момент я несколько разгорячился, – говорит он, – и вдруг сообразил, что я отчитываю отца в присутствии человека, который стоит здесь с подносом пирожных. И я сразу же: «Господи, что я делаю!» – то есть делаю это публично». Но затем он с изумлением сообразил, что присутствие слуг «судя по всему, никак не заботило» его родителей. «Персонал не болтлив настолько, что никому и в голову не приходит волноваться по поводу того, что кто-то побежит рассказывать истории газетчикам». Подобная сдержанность совершенно необходима, рассуждает Рейган-мл. Если бы президенту приходилось беспокоиться о том, что персонал заговорит с прессой, то «жизнь там была бы почти невыносимой. У тебя должно быть укромное место, где ты не будешь объектом постоянного пристального внимания».
Для достижения такого уровня взаимного доверия может потребоваться время, и у каждой администрации есть свои особенности. Каждый работник понимает, когда президентская семья начинает доверять ему, говорит главный швейцар Гэри Уолтерс. Для самого Уолтерса любимый момент работы с новой администрацией наступает, когда президент называет его по имени.
«Персонал резиденции понимает, когда взаимный комфорт достигает точки, в которой все мы можем хором с облегчением выдохнуть – «у-ууфф!». Обычно это бывает с буфетчиками или швейцарами – ты входишь в комнату, где идет разговор, и с твоим появлением разговор не прерывается. Он продолжается. Вот тогда и происходит коллективный выдох – мы понимаем, что возможность доверия к нам доказана».
Однако в некоторых случаях президенту бывает нужна полная приватность. Как вспоминает буфетчик Херман Томпсон, даже благожелательный Джордж Буш-ст. мог иногда сказать работнику резиденции «большое спасибо», что означало «вы свободны, идите».
У каждого президента есть любимый буфетчик. У Джорджа Буша-мл. это был Джеймс Рэмси, или просто Рэмси, как любя называли его в резиденции. Он был непревзойденным профессионалом, но при этом любил обмениваться шуточками с президентом Джорджем Бушем-мл., и с течением времени их добрые отношения переросли в глубокую взаимную привязанность. Рэмси был в числе немногих работников резиденции, которых Буши брали на борт президентского самолета, отправляясь на свое техасское ранчо. Он ревностно хранил тайну личной жизни семьи, не разговаривал с журналистами и не давал президенту поводов усомниться в своей преданности. Он даже отказывался от приглашений выпить с коллегами, поскольку, по его словам, «от других бывают проблемы».
Джеймс Рэмси
Жизнерадостный и улыбчивый Рэмси восхищался семьями, которым на протяжении двух десятков лет служил в Белом доме. Молодой, обаятельный и общительный личный помощник президента Обамы Реджи Лав вспоминает заразительное чувство юмора Рэмси: «Он, бывало, говорил: «Мне семьдесят. Надеюсь, что, когда ты доживешь до моих лет, будешь выглядеть хотя бы вполовину так же хорошо, как я сейчас».
Рэмси носил короткие седые усики, которые сбрил только после выхода на пенсию в 2010 году. Всю свою одежду, включая нательное белье, он отдавал в химчистку и всегда следил за маникюром, поскольку люди обращают внимание на руки человека, который их обслуживает. Он совершенно не стыдится своего пристрастия к уходу за собой. «Я хочу выглядеть хорошо во всех отношениях: ногти подстрижены, волосы уложены. Я же был буфетчиком в Белом доме», – говорит он.
Рэмси, по его собственному признанию, большой женолюб. После развода у него было немало романов, и некоторых своих подруг он даже представлял президенту Джорджу Бушу-мл. на рождественских вечеринках для обслуживающего персонала. Иногда он рассказывал о своих романах дочерям Буша. «Дженна, Барбара… я их просто обожал. Мы с ними дружили… Если они спрашивали, я говорил: «У меня есть подружка. Не такой уж я старик, так ведь?»
Джордж Буш-мл., которого Рэмси ласково называет «молоденький Буш», постоянно поддразнивал Рэмси, который отвечал ему тем же. Он тепло вспоминает, как однажды, когда он подавал напитки во время детского бейсбола на Южной лужайке, вышедший посмотреть на игру президент пошутил: «Да, Рэмси, работы у тебя полно!» «Вот такие и были у нас отношения, – говорит он, – мы были на «ты», хотя было ясно, кто здесь главный».
Президент Джордж Буш-мл. обожал подшучивать над обслуживающим персоналом резиденции. Он мог украдкой перевернуть набок фото в рамочках или изобразить, что гоняет мухобойкой мух, когда появлялся кто-то из горничных или дворецких. «Президент был большим любителем разыграть кого-нибудь из дворецких или буфетчиков», – вспоминает глава аппарата Буша Энди Кард.
«Буш, – произносит Рэмси и делает паузу. – Никогда не забуду их семью. Даже в столетнем возрасте не забуду, если доживу».
Небольшая квартирка Рэмси, которую он называет логовом холостяка, увешана потрясающими фото, на которых он с президентами и другими историческими личностями, например с Нельсоном Манделой («Ох, детка, сколько же я их навидался!») и личными благодарностями президентов и их жен за помощь в организации официальных приемов. На одном из фото стоит автограф президента Обамы. «Вы замечательный друг, и вас будет не хватать», – написал он.
Рэмси так гордился работой в Белом доме, что его приятель Бадди Картер, тоже буфетчик, подшучивал над ним: «Рэмси? Да он же спит в обнимку со своим белодомовским пропуском».
Когда президентская семья в своих покоях на втором и третьем этажах, к ее услугам почти всегда есть буфетчик. Все жилые комнаты оборудованы звонками, и, когда нужен буфетчик, в буфетной второго этажа, где он обычно находится, раздается звонок. Но Рэмси почти не нуждался в этом: «Я всегда чувствовал, когда им что-то было нужно».
Всеобщую любовь к Рэмси понять нетрудно. Приятный южный акцент сохранился у него с детских лет, прошедших в городке Йэнсивилл в штате Северная Каролина. Его отчим-фермер (родного отца он не знал) выращивал табак, и большую часть своего детства Рэмси провел за плугом, вспахивая семейное табачное поле.
«Было тяжко. Я говорю отцу: «Закончу школу – уеду отсюда. Здесь не останусь». Он говорит: «А жить будешь на что?» А я ему: «Попытаю удачи». Так что, когда я отправился в Вашингтон, знакомых у меня здесь не было ни одного человека».
До Вашингтона он добрался в двадцатилетнем возрасте. Жить ему было негде, пока он не нашел сердобольного хозяина автозаправки, который разрешил ему спать в будке и мыться в туалете. В конце концов он нашел себе комнату на Род-Айленд-авеню за десять долларов в неделю. Там он подружился с человеком, работавшим в роскошном многоквартирном доме Kennedy Warren на северо-западе Вашингтона. Рэмси сказал приятелю, что он хороший работник, и тот устроил ему собеседование. Взяли его сразу же.
Вскоре после этого он познакомился на вечеринке с человеком, который работал в Белом доме. Рэмси спросил, может ли он помочь устроиться туда. Первое, о чем спросил его работник Белого дома, было: «Судимости, приводы имеются?» «Да нет у меня никаких судимостей», – ответил Рэмси. «Потому что, если имеются, даже не заморачивайся бумажки заполнять. Они не возьмут тебя, если ты хоть за что-нибудь привлекался». Супервайзер операционного отдела Тони Савой говорит, что был поражен, узнав, сколько людей с криминальным прошлым пытаются устроиться на работу в Белый дом. «Все приходят и пишут в анкете «не судим, не привлекался». А начинаешь их проверять, и из шкафов выпадают скелетики. Во время администрации Клинтона приходит парнишка и в последний момент сообщает, что он отсидел за изнасилование. А у нас тут тринадцатилетняя Челси! Его анкета тут же полетела в мусорное ведро».
Никаких пятен в биографии Рэмси не было, так что он заполнил анкету и стал ждать. «По дороге в Kennedy Warren я проезжал Белый дом – господи, наверное, года два или три это длилось – и думал: «Как, черт побери, было бы здорово там работать!» – улыбается он. Но в Белый дом его вызвали только через несколько лет. Познакомившись с Рэмси, тогдашние метрдотель и главный швейцар Юджин Аллен и Рекс Скаутен приняли его на работу в тот же день.
В качестве буфетчика Рэмси проработал в Белом доме тридцать лет. Он обслуживал шестерых президентов – Джимми Картера, Рональда Рейгана, Джорджа Буша, Билла Клинтона, Джорджа Буша-мл. и Барака Обаму. Он благодарен Юджину Аллену за совет не совать свой нос куда не следует и держать все услышанное в резиденции при себе. «Он говорил со мной как отец с сыном». (Фильм режиссера Ли Дэниелса «Дворецкий» снят по мотивам биографии Аллена.)
И спустя несколько десятилетий Рэмси неукоснительно следует указаниям Аллена, не сообщая внешнему миру ничего, что относится к частной жизни людей, которых он обслуживал. «Ты не в «Макдоналдсе» или любой другой забегаловке работаешь, ты работаешь здесь, в доме. Если во что-нибудь вляпаешься или скажешь что-то не то, с тобой все кончено», – говорил ему Аллен.
Этот обет молчания не распространялся на коллег. Главный швейцар Стивен Рошон вспоминает, что Рэмси был первым, кто приветствовал его в Белом доме и во всех подробностях рассказал, что происходит на втором и третьем этажах.
* * *
Уилсон Джерман – один из тех, кто всегда помнит об ответственности за сохранность тайн личных покоев президентской семьи. На момент нашей беседы этому обходительному человеку с тихим голосом было восемьдесят пять лет. В 1957 году он начал работать в Белом доме уборщиком, затем стал буфетчиком и с этой должности ушел на пенсию в 1993 году. В 2003 году он «заскучал по дому» и вернулся к работе в резиденцию в качестве привратника на полставки. Проработав на этой должности до 2010 года, Джерман, как и любой привратник, видел всех, кто входил и выходил из здания, но держал эту информацию при себе.
Джерман расценивает свою преданность и стремление сохранять в неприкосновенности частную жизнь президентской семьи как естественный ответ на оказанное доверие. «Гордишься тем, что можешь заходить прямо в спальню первой леди, когда она просит тебя что-нибудь принести».
Работавшая личным секретарем президента Обамы Кэти Джонсон говорит, что очень любила порасспрашивать буфетчиков. Когда она спросила одного из них о самых больших переменах в Белом доме за несколько десятилетий его службы, он назвал две вещи: в доме появилось больше женщин и все перестали выпивать в обед.
«Раньше здесь действительно серьезно выпивали среди дня, – сказал он. – Так много прислуги требовалось, в частности, для того, чтобы готовить и подавать мартини на дневных совещаниях, что в наши дни немыслимо, – говорит Джонсон. – Вы можете представить себе, чтобы кто-то попросил себе сухой мартини на правительственном совещании?»
Швейцару Белого дома Нелсону Пирсу, скончавшемуся в 2014 году в возрасте восьмидесяти девяти лет, часто доводилось приносить президенту секретные документы с грифом «Только лично» – то есть настолько важные, что знакомиться с ними имел право только непосредственно адресат. Мне посчастливилось беседовать с Пирсом незадолго до его кончины. Он рассказал, что однажды принес президенту Джонсону что-то на подпись, когда тот обедал в компании госсекретаря Дина Раска, министра обороны Роберта Макнамары и еще пяти-шести своих ближайших советников. Скорей всего, за столом говорили о Вьетнаме.
Пирс стоял рядом с президентом, с нетерпением ожидая, когда тот подпишет документ, и вдруг услышал нечто необычное. «Министр Макнамара заговорил с президентом на повышенных тонах, стал буквально орать на него. Что-то его взбесило. Но ни единого слова из того, что он говорил президенту или что тот ему отвечал, я повторить не смогу. Не имею об этом ни малейшего представления и готов поклясться на куче Библий, что не запомнил ни слова, потому что ты просто пропускаешь подобное мимо ушей. Не думаю, что из меня удалось бы что-то вытащить даже под гипнозом».
Глава аппарата президента Джорджа Буша-мл. Эндрю Кард говорит, что замечал, как во время совещаний в Овальном кабинете некоторые из его коллег по правительству начинали нервничать при появлении буфетчиков и других работников обслуживающего персонала.
«А они старались обслуживать как можно более ненавязчиво. Мне кажется, что другие люди испытывали гораздо больший дискомфорт из-за присутствия, скажем, буфетчика, чем президент или первая леди. Они просто не понимали, можно ли продолжать беседу!»
В то же время именно умение быть незаметными, которым так гордятся работники обслуживающего персонала, подчас унижает их человеческое достоинство. То, что президент рассчитывает на их способность пропускать разговоры мимо ушей, иногда заставляет работников резиденции захотеть провалиться сквозь землю.
«В твоем присутствии могли сказать что угодно. Это меня поражало, – говорит внешатный буфетчик Херман Томпсон, проработавший со времен Кеннеди и до окончания первого президентского срока Буша. – Иногда в Парадной столовой говорилось такое, что хотелось, чтобы они на шепот перешли. Как будто нас для них просто не существует».
Ставить в неудобное положение находящихся рядом работников случается и президенту с первой леди. Нелсон Пирс вспоминает, насколько ему было неловко, когда однажды вечером он заносил багаж в комнаты Рейганов. Прямо на его глазах Нэнси Рейган орала на своего супруга – самого могущественного человека в мире. «Она материла его за включенный телевизор. Он говорит: «Дорогая, я просто новости смотрю». А она только в дверь вошла и накинулась на него так – вы просто не представляете. Прямо в моем присутствии. Я стою и думаю: а без меня нельзя было объясниться? Он просто смотрел одиннадцатичасовые новости, а она считала, что в это время уже положено спать. Я был в легком шоке, так что поставил багаж и как можно быстрее ретировался».
Президент Джонсон часто раздевался в присутствии прислуги и был известен тем, что выкрикивал указания, сидя в туалете. Как-то раз журналист Фрэнк Кормье оказался свидетелем шокирующей сцены. В полете на борту президентского самолета главный стюард и камердинер Пол Глинн мыл президенту ноги, стоя перед ним на коленях. При этом сам Джонсон не обращал на Глинна ни малейшего внимания.
«Джонсон все время говорил и только менял местами ноги, когда Глинну нужно было перейти к другой», – писал Кормье. Он совершенно не удивился, когда впоследствии узнал, что Глинн подстригает Джонсону ногти на ногах.
Однако большую часть времени работа в ближайшем окружении самой могущественной семьи мира заставляет персонал гордиться собой. А молчать обо всем, что им становится известно, в собственных интересах работников. «Этим людям не удавалось бы работать там годами, если бы они болтали», – говорит Сьюзан Форд, которой на момент вступления ее отца в должность президента было лишь семнадцать.
Никогда не разглашал тайны и маляр Белого дома Клетус Кларк, обслуживавший президентов от Никсона до Джорджа Буша-мл. включительно. «Я прямо как тень. Я всегда занимался только своими делами. И знаю, что правильно, а что нет».
«Они обслуживают президента за президентом, они знают все об их семьях, и они всегда остаются скрытными, – сказала мне Лора Буш. – Они сохраняют конфиденциальность даже в неформальном общении с президентскими семьями. – Они не рассказывают ни о президентах, живших там прежде, ни об их семьях, и мы очень ценили это и, разумеется, рассчитывали на то же в отношении себя».
В президентских семьях с особым трепетом относятся к воспоминаниям об эпизодах повседневной жизни, которые принято ценить и в семьях обычных людей. Часто работников резиденции приглашают составить компанию членам президентской семьи в свободное от работы время. Лора Буш рассказывает, что президента, ее супруга, и буфетчика Рона Гая объединяла любовь к рыбалке. «Каждый раз, когда к нам на ранчо приезжали буфетчики – а это случалось, когда мы принимали там глав иностранных государств, – Джордж и Рон Гай использовали любой свободный момент, чтобы порыбачить. У меня есть шикарное фото крупным планом – Джордж, вице-президент Чейни и Рон Гай удят рыбу с нашего маленького катера».
«Мы узнавали всех, кто там работал, с самых различных сторон. Мы знали их прекрасно, – говорит миссис Буш. – Помню, что нам особенно полюбился один из привратников – Харольд Хэнкок. Чудесный, милый человек, умер, когда мы там жили. У меня есть замечательное фото, где он стоит в дверях, в которые входит президент с нашим псом Спотом… Они всегда прекрасно относились ко всем животным. Они вели себя так, будто в полном восторге от всякого зверья, даже если в действительности это было не так».
Люси Бэйнс Джонсон говорит, что ей особенно нравился Уилсон Джерман, которого она живо помнит даже сегодня, почти полвека спустя. «Его улыбка могла покорить даже дикого зверя», – говорит она, растягивая слова на южный манер.
В качестве примера предельной скрытности можно привести способ избегать вопросов, который придумал Джерман. Он просто никогда не говорил прямо, где работает. «Я говорил, мол, работаю на Пенсильвания-авеню, дом 1600, а 99 процентов народу понятия не имеет, где это. Они и спрашивали, типа, «а какой там склад? что это за дом?», а я в ответ: «Да в центре это». Он не хотел отвечать на лавину вопросов, которые неизбежно посыпались бы, скажи он, что работает в Белом доме.
Как и Рэмси, Джерман настолько опасался сказать что-то, что может стать поводом для увольнения, что не говорил о своей работе вообще. «Это вызвало бы чересчур много вопросов. Видеть не видел, слышать не слышал и знать ничего не знаешь», – говорит он.
Даже на фоне исторических событий Джерман сохранял полную сосредоточенность на своей работе и не выказывал ни малейшего интереса к любым сенсационным новостям. Ранним вечером 15 апреля 1986 года Джерман и шеф-повар Фрэнк Рута готовили Рейганам ужин, когда к ним вошел президент. Он частенько захаживал на кухню, но на этот раз появился явно не для того, чтобы посмотреть, как у них дела.
«Парни, хочу, чтобы вы знали: через пять минут мы начнем бомбить Ливию. И вы первые, кто об этом узнал», – заявил Рейган.
«Приятно слышать, господин президент, а во сколько вы изволите ужинать сегодня?» – ответил Джерман.
Рейган несколько оторопел и после секундного замешательства сказал: «Лучше спросите об этом мою жену».
Рута посмеивается, вспоминая изумленный вид Рейгана. Через мгновение появилась миссис Рейган и увела супруга с кухни. Она всегда настороженно относилась к его разговорам с обслуживающим персоналом, тем более на темы, составляющие государственную тайну.
На момент начала работы в Белом доме, где он готовил большую часть блюд для семейных трапез Рейганов, Фрэнку Руте было всего двадцать два года. Он сказал мне, что Нэнси Рейган оберегала своего супруга с беззаветной преданностью, но каких-либо оснований сомневаться в работниках резиденции у нее не было. Сам Рута не сплетничал никогда и тем более не просил горничных или буфетчиков поделиться с ним какими-то слухами. «Нужно соблюдать неприкосновенность их частной жизни. Ты находишься там не для того, чтобы быть глазами общества».
Зачастую работники невольно оказываются свидетелями глубоко личных моментов. Ежевечерне дежурный швейцар поднимается в личные покои президента, чтобы передать ему засекреченный информационный бюллетень, составленный в Западном крыле для подготовки к следующему рабочему дню, и погасить свет. Швейцар Крис Эмери вспоминает, что, занося информационный бюллетень, часто заставал Рейганов расположившимися вместе в гостиной после ужина. «Иногда они смотрели по телевизору сериал «Кто здесь босс?» – очень громко, поскольку он был немного туговат на ухо. А в восемь или девять вечера он мог сидеть там в своем красном халате и казенного образца очках в черной оправе и работать у заваленного ворохом бумаг столика на колесах. Миссис Рейган была рядом, и бессчетное количество раз я заставал их держащимися за руки. Видеть это не мог больше никто».
Маляр Клетус Кларк говорит, что прилагал все усилия, чтобы не беспокоить семью, даже если это затрудняло его работу: «Они действительно не хотят, чтобы мы слишком мельтешили перед их глазами. По возможности нужно избегать встреч с президентской семьей. Если они были в Западной гостиной, а нам надо было в Королевскую спальню на восточной стороне, мы обычно поднимались на третий, проходили через коридор и спускались по черной лестнице. Работать-то надо».
Преданность Кларка своей работе стала совершенно очевидной, когда ему поручили выполнить малярные работы в доме лучшего друга президента Никсона Чарлза «Бебе» Ребозо. Об этом быстро узнала пресса, которая поставила вопрос об уместности использования персонала Белого дома в личных целях.
«Я делал то, что мне велели. А вопросов я не задаю», – сказал Кларк.
Барбара Буш говорит, что персонал резиденции «наверняка сплетничает куда меньше, чем обычные люди». И ироничным тоном добавляет: «Разумеется, я должна подчеркнуть, что мы – безупречная семья».
Розалин Картер ценила сдержанность обслуживающего персонала. «Я полностью им доверяла. Все они были очень хороши. Не помню, чтобы мне приходилось что-то скрывать, но на моей памяти они никогда и не пытались прислушиваться к разговорам. Наверное, они чем-то занимались вокруг, когда мы беседовали, но я не обращала на это никакого внимания».
Работники терпеть не могут оказываться в центре внимания. У швейцара Нелсона Пирса – худощавого мужчины с мягкой улыбкой – очень мало фотографий, относящихся к периоду его работы в Белом доме. Все эти двадцать шесть лет (с 1961 по 1987 год) он настойчиво избегал фотографов. «Я был там не для того, чтобы фотографам позировать, – говорит Пирс. – Три раза я попал в телевизор: один раз, когда монтировал рождественские гирлянды на Северном портике – камеры не должны были работать в это время, но работали, оказывается. И еще дважды с зонтиком: один раз для президента, и еще один – для первой леди, когда они выходили из вертолета».
* * *
Секретность особенно важна в вопросе поставок продуктов к столу президентской семьи. Для объемных заказов Белый дом пользуется услугами предварительно проверенных поставщиков продовольствия, сотрудники которых проходят полный цикл согласований ФБР и Секретной службы. Продукты доставляются в Белый дом сотрудниками Секретной службы. Если президенту нравится что-то, что он попробовал во время своих поездок, и он хочет, чтобы это присылали в Белый дом, то доставку иногда организуют на домашние адреса работников обслуживающего персонала, чтобы никто не знал, что продукты предназначаются к президентскому столу.
Что же касается обычных блюд для президентской семьи, то в целях безопасности исходные продукты для них анонимно покупаются работниками резиденции. Дольше всех в современной истории работал в Белом доме управляющий кладовыми Уильям «Билл» Хэмилтон – он начинал еще при Эйзенхауэре и вышел на пенсию лишь в 2013 году. В его обязанности входила закупка продуктов для семейных трапез, а иногда и для больших приемов. Худенький и лысый Хэмилтон, удивительно молодо выглядящий для своих семидесяти семи, часто забегал в один из местных продуктовых магазинов, чтобы купить что-то, что понадобилось президентской семье – в диапазоне от туалетной бумаги до яблок. Он до сих пор не называет магазин, в который ходил: «Этого мне не разрешает Секретная служба!» Анонимность была ключевым фактором: никто не знал, что Хэмилтон покупает продукты для президентской семьи, а в качестве объекта отравления сам он был не интересен никому.
Офис Хэмилтона находился под Северным портиком прямо напротив кухни первого этажа Белого дома, и ему было удобно контактировать с главным шеф-поваром относительно продуктов, которые нужны для питания семьи. Обычно Хэмилтон отправлялся на рынок в машине Секретной службы, выглядевшей как обычный внедорожник, а не как импозантные черные джипы из колонны сопровождения президента. «Обычный на вид внедорожник, только со снятыми сиденьями и прочим, а так – внедорожник и внедорожник».
Поскольку прием почтовых посылок в комплексе построек Белого дома запрещен, все они проходят проверку Секретной службы в специальном здании на удаленной территории – в Мэриленде. Когда шеф-кондитера Ролана Менье спрашивали, как послать президенту какой-нибудь особенный деликатес, он отвечал, что это бессмысленное дело: «Послать-то вы можете, но до адресата не дойдет. Все уничтожат».
Когда президент питается вне Белого дома, то наблюдать за кухней и процессом готовки, а также пробовать приготовленное обычно поручают военнослужащему. Помощница Нэнси Рейган Джейн Эркенбек говорит, что ее гостиничный номер всегда был рядом с номером первой леди, в частности чтобы обеспечить безопасность и срочность заказа еды в номер. Эркенбек делала заказ сама, и, как она вспоминает, «еду всегда приносили мне, а не ей. А уж потом я относила ее к ней в номер».