Глава 10
Потрясения и надежды
«Я до сих пор не в состоянии говорить об этом».
Уэнди Элзассер, флористка с 1985 по 2007 год, о своей работе в Белом доме 11 сентября 2001 года
«Пирс, живо в офис. Босса застрелили», – выпалил испуганный сотрудник Секретной службы Нелсону Пирсу на проходной Белого дома. Это было во второй половине дня 22 ноября 1963 года, когда Пирс приехал заступать на свою смену.
Более пяти десятилетий спустя Пирс может вспомнить тот день поминутно. Прямо из проходной он ринулся в швейцарскую, где группа работников в ужасе собралась у телевизора.
В отличие от всех остальных жителей страны, времени скорбеть у Пирса не было. Ему надо было заниматься делом. Как и большинство работников персонала резиденции, в тот день он почти не выказывал эмоций. «Все были на автопилоте, – говорит хранитель Джим Кетчум. – Думаю, что большинство было нацелено продолжать работу».
В тот ужасный день именно дежурный швейцар Пирс принял звонок агента Секретной службы из даллаской больницы Парклэнд с официальным подтверждением факта смерти президента.
Пирс был вынужден действовать на неизведанной территории. Современная история не знала случаев убийства президента, и никогда прежде по телевидению раз за разом не прокручивали кадры, запечатлевшие насильственную смерть первого лица государства.
Это стало началом долгой и эмоционально тяжелой недели. Пирс прошел через проходную Белого дома в пятницу, а вышел из нее только вечером следующей среды. Работы было очень много. Все еще оставаясь в состоянии полного потрясения, он первым делом позвонил техникам и велел им приспустить государственный флаг на крыше Белого дома. Взяв себя в руки, он связался с центром управления Администрации общих служб, чтобы они передали указание приспустить флаги на американских посольствах и кораблях в море.
Спустя десять минут после вылета из Далласа личный секретарь миссис Кеннеди Мэри Галлахер позвонила Пирсу с борта президентского самолета и сказала, что Джекки хочет, чтобы похороны супруга максимально походили на похороны Линкольна. Пирс был не вполне уверен, что именно подразумевается, но сразу же взялся за работу. «Нас не учили ничему подобному. Все шло автоматом – мы делали то, что хотела первая леди», – говорит он. Пирс мгновенно связался с отделом смотрителей, а они, в свою очередь, занялись с библиотекой Конгресса выяснением вопроса, как лучше всего воспроизвести публичное прощание и похороны Линкольна.
Смотритель Джим Кетчум нашел старинную гравюру, изображающую Восточный зал в траурном убранстве по случаю похорон Линкольна. Уэст позвонил обойщику Белого дома Лоуренсу Арата, который предложил воссоздать эффект с использованием черного кембрика – тонкой материи, которую натягивают по низу стульев, чтобы скрыть их ножки. По чистой случайности Арата заказал новый стометровый рулон всего пару дней назад.
Арата с женой сразу же взялись за работу, развешивая ткань в точном соответствии с указаниями зятя президента Сарджента Шрайвера, который руководил подготовкой к похоронам по поручению Роберта Кеннеди. Арата завешивали черной тканью канделябры, окна и коридоры. С помощью убитых горем коллег они занимались этим с позднего вечера до раннего утра, когда тело президента доставили обратно в Белый дом.
«Многие считали, что это шелк, но это был обычный черный кембрик. Миссис Кеннеди хотела, чтобы все было предельно скромно, как на похоронах Линкольна. Никакой роскоши, – говорит Арата. – Я прикалывал кембрик к драпри и старался собирать его в складки, чтобы он выглядел особенным образом».
Убитый горем Престон Брюс направлял друзей и родственников, которые, все еще не в силах поверить в случившееся, прибывали, чтобы участвовать в подготовке к похоронам президента. По указанию первой леди он помог задрапировать черным первый этаж Белого дома. В Восточном зале Брюс и метрдотель Чарлз Фиклин установили на постаменте рядом с гробом президента высокие тонкие восковые свечи. С момента своего приезда в Белый дом в 2.22 пополудни 22 ноября и вплоть до въезда катафалка под Северный портик в пятом часу утра следующего дня у Брюса, по его словам, «была единственная мысль. Я должен дождаться миссис Кеннеди. Я хочу быть здесь, когда она вернется в Белый дом».
Главный швейцар Дж. Б. Уэст услышал новость дома по радио и тут же помчался на работу. В своих воспоминаниях он пишет о том, что делалось в последующие часы: он велел буфетчикам варить кофе, а горничным – подготовить все гостевые комнаты, «разные мелочные дела, но в то же время знак того, что наша работа должна продолжаться».
«Сначала нам сказали, что тело президента привезут в Белый дом ближе к десяти вечера. Ну а в десять нам позвонили и сказали, что не знают, когда это произойдет, и в итоге тело президента доставили в Белый дом примерно в 4.25 утра, – говорит Пирс со сквозящей в голосе грустью. – Мы провели на ногах всю ночь и весь следующий день».
Пирс помогал буфетчикам устраивать членов семьи Кеннеди в комнатах резиденции. В течение последующих четырех ночей он и другие швейцары ночевали на раскладушках в подвале. Это было место, где они обычно переодевались в смокинги перед государственными обедами, и там были туалет и душ, которыми они могли пользоваться по очереди.
Впервые увидев Джекки ранним утром 23 ноября, Пирс внутренне похолодел. «Когда миссис Кеннеди, Тед и Роберт направились из противоположного конца холла к лифту, я мучительно соображал, что сказать миссис Кеннеди. Наши взгляды встретились, когда она огибала угол, подходя к лифту, и между нами возникло взаимопонимание, подобного которому мне никогда не довелось испытать ни с одним человеком. Мне не нужно было ничего говорить», – вспоминал Пирс, прослезившись при упоминании ее костюма, заляпанного кровью супруга. Несчастной первой леди было всего тридцать четыре года. Возвращаясь к настроению, воцарившемуся среди персонала в тот роковой день, Пирс сказал: «Мы потеряли друга, очень близкого друга». Личный секретарь президентской четы Летиция Болдридж вспоминает, что Роберт Кеннеди поручил ей выбрать гроб. Она остановила свой выбор на не самом дорогом – ведь ему было суждено навеки остаться покрытым американским флагом.
«Сотни людей тихо бродили по этим коридорам, не говоря ни слова. Эти коридоры были такими веселыми, бурлящими энергией, шумными. Теперь же люди медленно брели, раскланивались друг с другом, а если и разговаривали, то шепотом, как будто опасаясь взрыва эмоций», – вспоминает она.
Тело президента Кеннеди вернули из Военно-морского госпиталя в Бетесде, где производили вскрытие, обратно в Белый дом. Через пятнадцать часов сотрудникам удалось договориться, чтобы гроб водрузили на тот же катафалк, который использовали на похоронах Линкольна почти сто лет назад. Представители всех четырех родов вооруженных сил подняли гроб по ступенькам Северного портика. Священник из церкви Св. Мартина произнес краткую молитву. Первая леди оставила тело мужа только после того, как задрапированный государственным флагом гроб установили в Восточном зале. В гроб она положила свое письмо мужу, пару золотых запонок – ее подарок ему, перстень-печатку президента из китового зуба и записки, которые Кэролайн и Джон-мл. написали своему убитому отцу.
Для миссис Кеннеди потеря усугублялась возродившейся душевной близостью супругов после смерти их недоношенного ребенка Патрика Бувье Кеннеди, случившейся 9 августа 1963 года, то есть менее чем за четыре месяца до убийства президента. Примерно за десять дней до преждевременного появления Патрика на свет Джекки поручила главной экономке Энн Линкольн купить в городе несколько плечиков для детской одежды. Линкольн не стала спешить выполнять просьбу, поскольку до родов оставалось еще несколько недель.
Мальчик, родившийся за пять с половиной недель до положенного срока, умер всего через два дня после появления на свет. «Комната была полностью готова, и в ту же секунду, как стало известно о смерти Патрика, мы ринулись наверх, убрали все оттуда и спрятали подальше», – вспоминает она. Они не хотели, чтобы хоть что-то напоминало президенту и первой леди об ужасной потере после их возвращения. Узнав о смерти Патрика, Дж. Б. Уэст немедленно поручил столярной мастерской избавиться от ковра, колыбельки и занавесок в бело-голубой детской. И вот теперь Джекки предстояло пережить еще одну тяжелейшую потерю.
В том году Билл Клайбер только начал работать электриком в Белом доме. Он помогал задрапировывать канделябры, и, когда вошла Джекки Кеннеди, чтобы посмотреть на тело супруга, он тихонько отошел в другую сторону зала, чтобы оставить ее в одиночестве.
«Мы умеем исчезать из виду», – говорит он. И это был тот самый момент, когда обслуживающий персонал особенно хорошо понимал потребность первой леди побыть одной.
Родные и друзья президента отдавали последние почести покойному на протяжении двадцати четырех часов. После непродолжительной субботней мессы Джекки подошла к главному швейцару Дж. Б. Уэсту и обняла его. «Бедный мистер Уэст», – прошептала она.
«Я не смог вымолвить ни слова, иначе просто не выдержал бы. Я просто стоял, поддерживая ее какое-то время», – рассказывал Уэст.
Понимая, что ей с детьми вскоре придется покинуть Белый дом, Джекки попросила отвести ее в Овальный кабинет, чтобы посмотреть на него в последний раз. К несчастью, его уже разбирали. Модели кораблей, книги и кресло-качалку президента уже вывезли. «Кажется, пора и нам», – прошептала Джекки, стараясь запечатлеть в памяти мельчайшие детали помещения.
Она прошла в находящийся неподалеку кабинет и присела на величественный стол красного дерева.
– Мои дети. Они ведь хорошие дети, да, мистер Уэст? – спросила она главного швейцара.
– Без всякого сомнения.
– Они не слишком избалованы?
– Совершенно нет.
– Мистер Уэст, давайте останемся друзьями на всю жизнь, – попросила первая леди, которой, очевидно, пришлось немало пережить всего лишь днем раньше.
Он был слишком взволнован, чтобы говорить. Он лишь кивнул в ответ. В следующий воскресный день после убийства накрытый государственным флагом гроб перевезли на конном катафалке (том же, который перевозил тела Линкольна, Рузвельта и Неизвестного солдата) в ротонду Капитолия, где он был выставлен на двадцать один час для торжественного прощания. Процессия настолько точно воспроизводила линкольновскую почти столетней давности, что в ней присутствовала даже вороная лошадь без всадника. Отдать последние почести президенту пришли двести пятьдесят тысяч человек. Государственные похороны состоялись в понедельник, 25 ноября.
«Мы стояли на Северном портике, и в полной тишине раздавалось лишь цоканье копыт лошадей. Это был очень печальный день», – вспоминает давний работник резиденции Уилсон Джерман.
Незадолго до похорон швейцар Рекс Скаутен вызывал к себе в офис Престона Брюса, где его ожидал Роберт Кеннеди, чтобы сообщить, что Джекки хочет, чтобы он участвовал в похоронной процессии к собору Св. Матфея. Затем машина отвезет его на кладбище для участия в погребении.
Заупокойная служба «прошла как во сне», вспоминает Брюс. Он помнит, как Джон-мл. отдал честь гробу отца, и вспоминает, что Джекки организовала торт, мороженое и свечи к ужину мальчика, которому в тот день исполнилось три года.
Праправнук рабов Брюс никогда не учился в колледже и был потрясен, оказавшись на похоронах президента на Арлингтонском кладбище рядом с генералом Шарлем де Голлем и эфиопским императором Хайле Селассие в полном парадном облачении. Они были в числе выдающихся деятелей из более чем ста стран, прибывших в Вашингтон разделить национальное горе. Джекки Кеннеди оказала Брюсу незабываемую честь, поместив его в число родных и ближайших друзей президента и поставив в один ряд с главами иностранных государств.
* * *
Джим Кетчум только что вышел из Овального кабинета, где все утро работал с командой специалистов Смитсоновского института. До президентских выборов 1964 года оставалось меньше года, и Кеннеди уже набрасывал план своей президентской библиотеки на случай, если проиграет их. Президент настаивал, чтобы в библиотеке имелась точная копия изысканного стола «Резолют», вырезанного из шпангоутов одноименного британского арктического исследовательского судна. Кеннеди был первым, кто установил его в Овальном кабинете, а всемирную известность стол получил благодаря фотографии, где Джон-мл. игриво выглядывает из-под стола, за которым работает его отец. В то утро Кетчум с коллегами из Смитсоновского института обследовал каждый квадратный дюйм легендарного предмета мебели.
Не успел он вернуться к работе в своем офисе, как услышал объявление полицейского в коридоре: «Нам только что сообщили из Далласа, что президентский кортеж обстрелян и, судя по всему, задет сам президент».
Кетчум и двое его коллег поехали на лифте на второй этаж и кинулись искать гостевую комнату с телевизором, чтобы посмотреть новости. Вскоре после этого с борта президентского самолета ему позвонила сама миссис Кеннеди и повторила указание своего секретаря швейцарам: ей нужны были книги, описывающие убранство Восточного зала во время похорон Линкольна.
Вечером того же дня на лужайку Белого дома стали один за другим садиться вертолеты. Вспоминая тот ужасный день, Кетчум сказал мне, что видел нечто подобное еще только раз в жизни – когда много лет спустя смотрел знаменитый фильм о вьетнамской войне «Апокалипсис сегодня»[48]. Вертолеты привозили с базы ВВС Эндрюс некоторых людей, прилетевших из Далласа, а также тех, кого вызвал к себе Джонсон, чтобы обсудить процесс перехода власти. Следующие несколько часов Кетчум занимался подготовкой Восточного зала. Он не уезжал к себе домой в Северную Виргинию до утра воскресенья. Он проспал несколько часов, а в 6.30 утра понедельника, то есть дня государственных похорон, его разбудил телефонный звонок. Это была миссис Кеннеди. «Очевидно, она почти совсем не спала», – говорит он. Она позвонила по поводу одной небольшой детали, показывая свое небезразличие к соблюдению внешних приличий даже перед лицом постигшей ее громадной утраты.
«Она собиралась принять большинство приехавших государственных деятелей в Красном зале, но хотела видеть нескольких самых важных из них, таких как генерал де Голль, в Желтом овальном кабинете, расположенном непосредственно над Голубым залом», – говорит он.
Джекки беспокоило, что в Желтом овальном кабинете они увидят картину француского художника-постимпрессиониста Поля Сезанна. «Мне бы очень хотелось, чтобы эти люди видели нечто более американское, – решительно заявила она Кетчуму. – Можете ли вы как можно скорее отправиться в Белый дом и снять Сезанна?» К 8.15 утра Сезанна заменили на недавно приобретенную серию больших литографий американских городов. «Они послужили идеальной заменой», – с гордостью говорит Кетчум.
Кетчум удивлялся, почему столь близкий к миссис Кеннеди главный швейцар Дж. Б. Уэст был не настолько эмоционален после убийства. Уэст объяснил убитому горем Кетчуму: «Я пришел в Белый дом в 1941 году, и мой президент [Рузвельт] умер в апреле 1945 года. Смерть первого президента, которому ты служишь в Белом доме, всегда воспринимается тяжелее, чем последующие».
Кетчум говорит, что понял смысл сказанного Уэстом лишь позже. От обслуживающего персонала всегда требуется определенный уровень самообладания. И если овдовевшая первая леди держится стоически, ее примеру обязаны следовать и все остальные. Если держаться способна жена убитого президента, то уж едва знакомый президенту смотритель Белого дома обязан делать то же.
Уэст был удивлен, что недолюбливавшая предвыборные поездки миссис Кеннеди захотела сопровождать мужа в Даллас. Но он вспоминает, насколько сблизилась пара после смерти Патрика в августе 1963 года. Позднее Джекки говорила Уэсту, что была рада быть вместе с мужем в последние мгновения его жизни: «Подумать только, я ведь была на грани того, чтобы не ехать! Ох, мистер Уэст, если бы я осталась здесь – ездила бы верхом в Уэксфорде [их дом в виргинском коневодческом районе] или была бы где-то еще… Слава богу, я поехала с ним!»
Миссис Кеннеди относилась к Уэсту с такой теплотой и была так признательна ему за поддержку в это тяжелое время, что, когда в 1983 году он скончался, она попросила Нэнси Рейган похоронить его на Арлингтонском национальном кладбище, невзирая на то, что оно предназначено для высших военных чинов и членов их семей. Рейганы согласились.
* * *
О смерти президента сообщила его детям их няня, Мод Шоу. До шестилетия Кэролайн оставалось пять дней, а до третьего дня рождения Джона-мл. – всего три. Про каждый с шумом садящийся на Южную лужайку вертолет Кэролайн спрашивала, не он ли привез ее папу из командировки. Шоу тщательно подбирала слова. Срывающимся голосом, практически не в состоянии сдержать свое собственное горе, она сказала: «Произошел несчастный случай, и в вашего папу попала пуля. Бог забрал его на небеса, потому что вылечить в больнице его не смогли».
Шоу сказала Кэролайн, что в раю она вновь встретит своего папу и братика Патрика, но пока они будут присматривать за ней, ее мамой и братом с небес. Кэролайн была уже достаточно взрослой, чтобы расплакаться.
Джон-мл. был еще так мал, что Шоу укладывала его спать, ничего не объясняя. Но он понял все очень быстро и сказал: «Моя бедная мамочка плачет. Она плачет, потому что папули больше нет».
* * *
Сперва Леди Берд Джонсон подумала, что кто-то пускает петарды. Это вполне соответствовало радостной атмосфере дня – дети махали ручками, в воздухе летали конфетти, а люди свешивались из окон офисных зданий, чтобы поприветствовать очаровательную президентскую чету.
22 ноября 1963 года Джонсоны ехали в президентском кортеже в двух машинах позади от открытого лимузина Кеннеди. События того дня навсегда изменили жизнь их семьи – точно так же, как и семьи Кеннеди.
Миссис Джонсон не верила, что в президента стреляли, до тех пор, пока кортеж не подъехал к госпиталю. Взглянув на президентский лимузин, она увидела «на заднем сиденье нечто розовое, отдаленно напоминающее россыпь цветов. Это была миссис Кеннеди, распростертая на теле умирающего президента».
Подойдя к первой леди, ожидавшей у операционной, Леди Берд изумилась тому, какой одинокой она выглядела. «Такие, как она, всегда кажутся тебе надежно защищенными своим окружением», – написала она в своем дневнике. Леди Берд обняла Джекки и прошептала: «Помоги нам Господь».
На обратном пути в Вашингтон, в самолете, в салоне которого стоял гроб с телом президента, Леди Берд снова подошла к ней. Джекки сказала ей то же, о чем позже говорила Уэсту: она рада, что в последние мгновения жизни мужа была вместе с ним. «А если бы меня там не было?» – вслух размышляла Джекки.
На предложение Леди Берд найти кого-то, кто поможет Джекки переодеться из запачканного кровью костюма «она ответила отказом – едва ли не со свирепостью в голосе, если подобное можно сказать о столь мягком и возвышенном человеке». Это было душераздирающе. «Безупречная, со вкусом одетая женщина в запятнанном кровью костюме» производила шокирующее впечатление.
«Пусть все видят, что эти мрази сделали с Джеком», – с вызовом сказала ей Джекки. (Ее темно-розовый костюм был точной копией модели дома Chanel, сшитой малоизвестным американским портным. Первая леди выбрала его, чтобы избежать критических нападок за чрезмерное пристрастие к дорогим иностранным маркам.)
Страна была охвачена горем и смятением. Шестнадцатилетняя Люси Бэйнс Джонсон ужасно боялась, что в новостях, которые она узнает не из первых рук, что-то недоговаривают и что ее родители тоже пострадали. Учитель объявил о случившемся во время урока испанского в вашингтонской Кафедральной школе, где училась Люси. «Никто не сказал ни единого слова о моих папе и маме», – вспоминает она. Учеников сразу же распустили, и она бродила по школьному двору в полном одиночестве и оцепенении. «И тут я вдруг вижу, что Секретная служба проявила редкостную сообразительность и прислала за мной человека, которого я хорошо знала, – одного из личных охранников отца. Я развернулась и побежала прочь от него, будто стараясь скрыться от неизбежности. Но убежать от агента Секретной службы я, конечно, не могла». Агент схватил ее со словами: «Извини, пожалуйста, Люси, мне так жаль». Она стучала кулачками по его груди и кричала «Нет!!!». Люси говорит, что он так и не сказал, что президент убит, – «видимо, эти слова просто никак не выговаривались». Она узнала, что с ее родителями все в порядке, только после того, как спросила: «А что с папой и мамой?»
Через девяносто девять минут после официального объявления о смерти президента Кеннеди вице-президента Линдона Бэйнса Джонсона привели к присяге на борту президентского самолета. Спустившись по трапу самолета на авиабазе Эндрюс уже в качестве президента, он сказал ожидавшим его репортерам: «Мы понесли неоценимую утрату. Для меня это личная трагедия. Я знаю, что весь мир разделяет скорбь, которую испытывают сейчас госпожа Кеннеди и члены ее семьи. Я сделаю все, что могу, все, что в моих силах. Я взываю к вашей и Божьей помощи».
Тень трагедии повисла над Джонсонами в первые несколько месяцев в Белом доме. Переходный период проходил трудно, поскольку некоторые лояльные Кеннеди члены администрации не доверяли новому президенту, считая его крикливым неотесанным хамом. (В ходе предвыборной кампании даже Джекки Кеннеди как-то отозвалась о Джонсоне как о «сенаторе-деревенщине».)
Несмотря на случившиеся в жизни Кэролайн Кеннеди необратимые перемены, ее мать хотела, чтобы устоявшийся порядок жизни дочери оставался неизменным как можно дольше. По просьбе миссис Кеннеди Леди Берд Джонсон разрешила девочке продолжать занятия с группой подружек в подготовительном классе, специально оборудованном в Солярии на третьем этаже, вплоть до конца первого семестра (середины января). Каждое утро маленькую Кэролайн привозили к Южному портику, а вечером забирали оттуда же домой. Лифт привозил Кэролайн с одноклассницами в настоящую классную комнату с доской и партами. Другие ученицы были детьми старых друзей президентской четы. Уроки балета иногда проходили на Южной лужайке. «Резвились словно птички в своих розовых трико, тюлевых пачках и балетках», – вспоминает Летиция Болдридж.
После смерти отца Кэролайн не перестала навещать свою бывшую комнату на втором этаже и не упускала случая попрыгать на батуте, вспоминал Дж. Б. Уэст. «За исключением нескольких особо сентиментальных слуг, внимания на нее не обращали. Новыми принцессами были Линда и Люси [дочери-подростки Джонсонов]».
Ежедневные встречи с Кэролайн служили Нелсону Пирсу источником утешения, а не скорби. «Мы были так рады, что она не оставила учебу и своих подружек. Конечно, она была еще совсем маленькой, так что за школьными занятиями о смерти отца как-то забывалось. Она была среди других ребятишек, и ей было хорошо», – сказал он мне. (По окончании семестра Люси и Линда сделали из Солярия «уголок тинейджера» с набитым колой холодильником, огромным телевизором и двумя стереопроигрывателями.)
После убийства меры безопасности в Белом доме были усилены. Буфетчик Линвуд Уэстрей вспоминает, что весь обслуживающий персонал подвергся новой проверке правоохранительных органов, включая внимательное изучение прошлого и опросы друзей и родных. «Двум парням не удалось пройти, хотя до этого их признали годными. И их сразу же убрали отсюда». Уэстрей говорит, что после убийства его телефон поставили на прослушку. «Они хотели убедиться, что люди занимаются именно тем, чем им положено заниматься».
Гибель Кеннеди изменила ход истории и произвела глубокое личное впечатление на обожавший его персонал резиденции. Некое ощущение простоты исчезло из залов государственной резиденции навсегда.
* * *
Почти сорок лет спустя Белый дом потрясли драматические события совершенно иного рода. Под безоблачным голубым небом летнего утра резиденция была охвачена бурной деятельностью. Семья Буш устраивала традиционный ежегодный пикник для членов Конгресса и их семей. Южную лужайку украсили сто девяносто фуршетных столов. Главный шеф-повар Уолтер Шайб вместе с Томом Перини, любимым поставщиком стола президентской семьи из техасского заведения Buffalo Gap, работали над созданием праздничного барбекю в техасском стиле на полторы тысячи гостей. Помимо прочего, предусматривались походные кухни и запеканка из зеленого чили с кукурузой.
Прогноз погоды на время пикника обещал тепло и безоблачное небо. Горничные наводили порядок в Королевской спальне второго этажа, где накануне ночевали Джордж Буш-ст. с супругой Барбарой. Экс-президенту и его жене предстоял утренний авиарейс, поэтому они уехали в 7 утра. Президент Джордж Буш-мл. был во Флориде, где посещал начальную школу в Саратоге.
Несмотря на царящую вокруг суматоху, утром 11 сентября 2001 года Лора Буш в уединении и полной тишине одевалась в семейной спальне на втором этаже и репетировала речь, с которой собиралась выступить перед сенатской комиссией по образованию. Предстоящий визит на Капитолийский холм с докладом о проведенной ранее этим летом по ее инициативе конференции по раннему развитию слегка нервировал ее.
Первая леди и обслуживающий персонал резиденции – горничные, буфетчики, флористы и повара – были, как обычно, погружены в свои повседневные дела. Но сам этот день был далеко не обычным. «Работай у меня телевизор, я бы наверняка обратила внимание на первое упоминание о том, что самолет врезался в Северную башню»[49], – говорит Лора Буш.
Чуть позже девяти утра Лора села в ожидавшую ее у Южного портика машину, чтобы отправиться в одно из зданий Сената, расположенное менее чем в двух милях от Белого дома. Начальник охраны первой леди проинформировал ее о том, что какой-то самолет протаранил одну из башен Всемирного торгового центра. Для стоявшего рядом главного швейцара Гэри Уолтерса это тоже стало новостью.
– Как это самолет может влететь в ВТЦ в такую ясную погоду? – вслух удивился он.
– Гэри, тебе стоит пойти в дом и посмотреть телевизор, – сказал ему агент.
Кортеж первой леди рванул по Пенсильвания-авеню к Капитолию, чтобы успеть к началу слушаний. Уолтерс направился обратно в здание и пошел прямо в помещение Секретной службы на первом этаже, где, как он знал, есть телевизор. Но в помещении перед телевизором собралась целая толпа, и он пошел к себе в швейцарскую. По дороге он встретил нескольких работников и, все еще не осознавая масштаба бедствия, выдал им краткие инструкции по организации пикника.
Его личный кабинет в швейцарской тоже оказался набит до отказа сгрудившимися перед телевизором людьми. Он вошел в него в тот момент, когда второй самолет врезался в Южную башню.
«Какого черта они опять крутят это по телевизору?» – спросил он в изумлении.
«Это второй самолет», – ответил кто-то.
Сообразив, что это не просто авиакатастрофы, Уолтерс позвонил личному секретарю Бушей Кэтрин Фентон. Они решили отменить пикник, а сам Уолтерс пошел обратно к Южному портику, где всего несколько минут назад виделся с Лорой Буш. Замешательства и неопределенности было в избытке, но он не мог терять ни секунды.
Так же как и после убийства президента Кеннеди, сотрудники резиденции всецело сосредоточились на своей работе. Уолтерс договаривался с Национальной парковой службой о том, кто вывезет столики и уберет походные кухни.
«Выйдя из Южного портика, я увидел сильный дым и пламя в районе Пентагона», – вспоминает Уолтерс. И тут до него дошло: следующим объектом атаки может стать Белый дом.
Когда Белый дом начали эвакуировать, Уолтерс знал, что он останется: «Что касается меня, то мои обязанности были именно там».
Его задачей было вести хозяйство дома любой ценой, даже сейчас, когда казалось, что он работает в центре гигантской мишени. Справиться с этим в одиночку он не мог. Он попросил военизированное подразделение Секретной службы разрешить вернуться главному шеф-повару Уолтеру Шайбу, которого уже успели эвакуировать. Он собрал еще несколько человек, в том числе главного электрика Билла Клайбера, и велел им остаться и помочь собрать фуршетные столики, невзирая на крики Секретной службы бросать все и спасаться бегством. «Я уяснил себе, что идет общая эвакуация, но нам нужно было кое-что сделать», – говорит Уолтерс.
Тем временем дочь Уолтерса, студентка Бостонского колледжа, с тревогой следила за новостями, переживая за отца после того, как кто-то по ошибке сказал, что самолет упал не на Пентагон, а на Белый дом. Сам же Уолтерс и его маленькая команда были слишком заняты расчисткой места для посадки президентского вертолета, чтобы звонить родным.
Жена Клайбера Беа смотрела телевизор дома вместе с родственниками. Она не знала, все ли будет в порядке с мужем. «Дикая нервотрепка. Просто сидеть и ждать», – вспоминает она. Он позвонил ей только в восемь вечера.
Подъезжая к Белому дому, а возможно, и к ожидающим его опасностям, Шайб кричал коллегам, выбегающим из здания, чтобы они покидали территорию как можно быстрее. Он наорал на вышедших из Западного и Восточного крыла сотрудников аппаратов президента и первой леди и велел им поторапливаться, припугнув сообщением полиции о направляющемся к Белому дому самолете.
«Всем моим сотрудницам из Восточного крыла – а это были в основном молодые дамы, ожидавшие от работы в Белом доме сплошного гламура, – было велено скинуть туфли на высоком каблуке и бежать со всех ног, – вспоминает Лора Буш. – Можете представить себе работку, на которой тебе ни с того ни с сего велят бросать все и спасаться?»
Уолтерс с коллегами убрали все сто девяносто столиков, перетаскав по многу сотен фунтов каждый. «Мои колени гудели просто как басовый барабан», – говорит Уолтерс. Слухи о других терактах продолжали поступать, но они не обращали на них внимания. «Есть задача, нужно ее выполнить», – говорит Клайбер.