Серафина внимательно оглядывалась. По большей части её лицо было скрыто вуалью, всё же я мог предугадать, что она чувствует. Семьсот лет назад этот дворец - или другой на этом же месте - был её домом, резиденцией последнего имперского губернатора, чьей дочерью она была. Что осталось с того времени, а что изменилось? Только она это знала, и мне было интересно, что это за чувство, снова увидеть это место.
Хахмед подождал, пока между паланкинами не образовалось некоторое расстояние, затем повернулся ко мне и поклонился так низко, что его лоб почти коснулся ухоженной гравийной дорожки, на которой мы стояли.
- Хавальд бей, - серьёзно сказал он и даже выглядел немного смущённым. - Мне стыдно перед вами. Из-за гордости я не понял того, что сразу же увидела в вас моя госпожа. Я считал вас непочтительным, но именно я был тем, кому не хватало почтения. Простите меня, саик.
Это признание было самым неожиданным из всего, что он мог сказать; я был более, чем удивлён. Увидев выражение моего лица, Серафина развеселилась.
- Хахмед, Хранитель Протокола..., - начал я и запнулся, подбирая слова. Где был Армин, когда я так в нём нуждался? – Тот день был неудачным, тогда я просто очень устал. Вам не в чем себя винить, по правде говоря, это мне не хватало почтения.
- О Хранитель Протокола и Дверей, что вы пытаетесь сказать моему господину? - выручила меня Серафина, и я заметил, как Хахмед удивлённо посмотрел на неё.
На моей родине мы говорили на том же языке, но он изменился с тех пор, как оборвался контакт со старой империей. Кроме того, во многих областях были ещё другие языки и местные диалекты. Мы использовали литературный язык старой империи. Но для ушей Хахмеда наш говор, скорее всего, содержал зверский диалект, да и мне самому приходилось напрягаться, чтобы понять сказанное.
|
|
Диалект Серафины, как правило, не особо отличался от диалекта моей родины, тоже самое касалось Линдры. Армин побывал во многих местах, но когда присутствовала Файлид, он говорил иначе, чем когда сопровождал нас. У меня было достаточно времени, чтобы выучить литературный язык, всё же всегда будет слышно, что я родом из Келара. Но прямо сейчас Серафина заговорила как Файлид, с ясной дикцией, которой обладали некоторые священники и с мягким произношением человека, родившегося в этом городе. Городе, в котором в любой день и в любом месте можно было услышать десятки языков.
Одним этим предложением она зарекомендовала себя, как члена верхнего эшелона власти, хотя на ней была одета тёмная одежда телохранителей. Кем-то, кто был намного значительнее, чем казалось на первый взгляд. Хахмед сразу это понял.
Он перевёл свой удивлённый взгляд на неё, а затем слегка поклонился.
- Мне трудно говорить о таких вещах, - медленно произнёс он. - Я служу эссэре Фале с самого детства, она свет, который направляет мою жизнь. Я страдаю, когда страдает она, а её счастье - моё. Эмир был моим господином. Если бы судьбы были другими, я мог бы называть его другом и братом. Где бы не находился саик Хавальд, он изменяет участь людей. Он присутствовал, когда священники Сольтара сотворили чудо, позволившее эмире оправиться от тяжёлых ран. Он присутствовал, когда боги коснулись бедной кормилицы Фарайзы и сорвали гнусный план мерзкого некроманта, - он заколебался. - Дело в том, что я хочу поблагодарить его от всего сердца за то, что он был там, чтобы изменить нашу судьбу... но просто не могу выразить это словами.
|
|
- Думаю, вы хорошо это сказали.
Серафина улыбнулась под вуалью.
Хахмед оторопел, затем медленно опустился на колени.
- Вы та, кто когда-то была Дочерью Воды и теперь вернулась? - благоговейно спросил он.
Я оглянулся по сторонам, в поле зрения находилось с полдюжины солдат дворцовой стражи, но они все делали вид, будто в том, что Хранитель Протокола стоял на коленях перед телохранителем, нет ничего необычного.
- Вы спасли всех нас от темноты, как и было предсказано!
Я с трудом сдержал стон. Я ненавидел пророчества.
- Подниметесь Хахмед, - промолвила Серафина, слегка касаясь щеки старого мужчины.
Он встал, но всё ещё выглядел потрясённым. На этот раз он обратился за помощью ко мне.
- Видите ли, Хавальд бей, я заботился о Хелис и Фарайзе и видел простую радость в её сердце, когда она была занята ребёнком. Моё сердце обливалось кровью, когда я замечал, как много в ней ещё доброты, даже после того, как чудовище украло её душу, - он засопел и вытер слезу.
Тот факт, что люди здесь так открыто выражали свои чувства, ещё был для меня непривычен.
- Я слышал, что Дочь Воды вернулась... в её лице... а мы здесь боготворим Дочь Воды, - произнёс он почти извиняющимся тоном и снова повернулся к Серафине. - Я был добр к Хелис, мы все были добры к ней.
Она улыбнулась.
- Я знаю, Хранитель Протокола. Её воспоминания являются для меня неожиданным подарком, - тихо добавила она. И глядя на меня, продолжила. - Так что я знаю, насколько вы преданы семье. Мой господин Хавальд тоже это знает. И так всегда, он всегда знает больше, чем признаёт.
|
|
Почувствовав себя неловко, я откашлялся.
- Послушайте Хахмед. Всё так, как и должно быть. И я рад, что эссэра Фала и эмира нашли в вас верного друга, - я позволил себе слегка улыбнуться. - Кроме того, я обещаю, что буду больше следить за протоколом, когда меня в следующий раз официально пригласят сюда.
Он с благодарностью посмотрел на нас и снова сосредоточился на деле, хотя продолжал бросать на Серафину застенчивые взгляды.
- Мы направляемся в старую часть дворца. Туда редко впускают того, кто не член семьи. Пожалуйста, следуйте за мной.
Он пошёл вперёд, и мы последовали за ним, затем я наклонился к Серафине.
- Я не твой господин, - заметил я.
Она улыбнулась.
- Я знаю.
Лунный дворец занимал большую территорию и обладал высокими многоступенчатыми стенами, крепкими воротами и башнями - дворец и крепость одновременно. По тропинке Хахмед направился к небольшой, но очень прочной, усиленной металлическими лентами, двери, недалеко от гавани. Она находилась в углу одной из самых больших сторожевых башен, через регулярные интервалы обрамляющих стены дворца.
Между стеной и башней располагался сад с небольшим искусственным водоёмом, который должен был где-то подпитываться водой, в противном случае он бы уже давно высох. В нём плавала медлительная, странная рыба, а под небольшими финиковыми кустами располагалась скамья, на которой сидел курящий трубку и наблюдающий за нами старик. Необычно было то, что именно в этом углу оборонительная стена заросла плющом. За ним скрывалась дверь, а из-за деревьев и кустов маленького сада с этого ракурса её было не видно.
Хранитель Протокола заметил мой взгляд и улыбнулся, когда отстёгивал богато украшенный ключ с серебряной цепочки на шеи.
- Старый эмир, отец моей госпожи, посадил этот сад и установил дверь, - сообщил он нам с озорной улыбкой. - Ему надоело наказывать свою стражу, потому что молодая эссэра Фала постоянно перелезала через крепостные валы.
- Он действительно их наказывал? - с любопытством спросила Серафина, когда я наклонился, чтобы пройти через низкую дверь. Стена была толстой, и это скорее был проход или короткий туннель, больше, чем на голову ниже меня. Дальнейший путь нам преградила опускная решётка. Когда Хахмед закрыл за нами дверь, меня охватило подозрение. И, должен признать, что почувствовал облегчение, когда опускная решётка, слегка звякнув, поднялась вверх.
- Только формально, - ответил Хахмед. - Ведь охранникам не разрешается прикасаться к семье, так что же им оставалось делать? Только и информировать эмира, что его дочь снова отбилась от рук.
- Я правильно понимаю, что эссэра Фала сама носила корону? - спросила Серафина, когда мы с другой стороны стены вышли в сад. Я был рад, что снова могу выпрямиться. Здесь Хранитель Протокола остановился, чтобы запереть тяжёлую железную дверь, задвинув два тяжёлых засова и тем же ключом зафиксировав их в этом положении. Это была достойная внимания конструкция, потому что теперь тяжёлые засовы нельзя было сдвинуть с места даже с этой стороны. Он снова тщательно прикрепил ключ к цепочке на шеи, продолжив разговор.
- Нет. Она нашла себе молодого принца, который любил её. Он был родом из боковой ветви племени Дерева и готов присоединится к племени Льва. Он не хотел ничего иного, как быть эссэре Фале хорошим мужем. И ему это удалось, потому что этот союз был счастливым, а моя госпожа всё ещё скорбит по нему. Хотя он и носил корону, но все знали, кто действительно управлял судьбами людей. Эмир, пусть боги милостиво примут его душу, многое унаследовал от отца: честь и терпение. А от лисицы, как когда-то называли мою госпожу - дальновидность, принимать мудрые советы и хитрость. Вы ещё не так хорошо знаете историю нашей страны и этого города, но позвольте сказать, что прошли столетия с тех пор, как такой мудрый человек, как мой господин, эмир, правил городом, - он посмотрел на меня. - Если бы вы знали город таким, каким он был во времена моей юности, то смогли бы представить, чего достигло племя Льва всего за несколько поколений, - его лицо потемнело. – Увидеть, как его убила эта тварь... Та ночь была одновременно самым тёмным и самым светлым часом Золотого города... Если бы Глаз Газалабада не засиял так ярко для эмиры, если бы боги не совершили такое явное предзнаменование, вполне возможно, что Золотой город находился бы сегодня в страхе, волнении и панике. Неуправляемый, кроме как силой оружия, - он отвёл взгляд. - Это случилось бы не в первый раз.
Затем он тихо продолжил:
- Сюда пожалуйста, эссэри.
Когда мы пролезли через кусты розы и ступили на ещё одну широкую, мощёную дорожу, которая недалеко от конюшен вела к самим зданиям дворца, я увидел задумчивый взгляд Серафины.
- Прошу, подождите немного, - попросила она и остановилась.
Мы с Хахмедом удивлённо посмотрела на неё, потом, увидев, как она переводит дух и оглядывается по сторонам, поняли. Я заметил слёзы на её глазах.
- Это старый дворец, дворец моего отца, - тихо промолвила она. - Здесь я выросла, это место было моим домом. Вон там стояли большие конюшни, в моё время там даже находились песочные карьеры для гордых грифонов. Там я познакомилась с Джербилом, он пытался убедить одного из наездников грифонов в следующий полёт взять его с собой. Мы были детьми, и всё это произошло ужасно давно, - она застенчиво улыбнулась. - Я знаю, сколько прошло время, но здесь всё выглядит так, будто это случилось только вчера. Возможно, розы другие... но эту часть сада перепланировала моя мать... а теперь его, скорее всего, называют старым садом, - она вздохнула и закрыла глаза. - Простите, это очень странное чувство, - заметила она, снова открывая глаза.
- Сильно отличается от того времени? – с благоговением тихо спросил Хахмед. - Я имею ввиду здешнюю жизнь. То был золотой век, о котором говорят легенды?
Серафина сдержанно улыбнулась.
- Нет, Хахмед. Просто всё было иначе. Люди остаются такими же... Вот только я скучаю по тем, кого знала и любила.
Я не знал, что сказать, но Хахмед нашёл подходящие слова.
- Это тоже никогда не изменится, - сказал он и подождав мгновение, пошёл дальше. Мы молча последовали за ним, идя вдоль гравийной дорожки, пока не вышли на маленькую площадь с фонтаном.
Там Хахмед жестом подозвал патрулирующего охранника и что-то прошептал ему на ухо, после чего тот, прижав кулак к груди, низко поклонился и бросив на нас короткий любопытный взгляд, убежал.
Хахмед посмотрел на меня.
- Он уведомит эссэру Фалу, - коротко заметил он и пошёл дальше.
Он вдруг неожиданно снова стал Хахмедом, Хранителем Протокола, маленьким тощим мужчиной с жидкой бородёнкой, которого распирала гордость. Человеком, придающим себе очень уж большое значение.
Но на короткое время он показал нам другого, не скрывая своей души, когда говорил о госпоже. Этот маленький мужчина любил эссэру Фалу, и если потребуется, умрёт за неё. Я задумчиво следовал за ним, пока он шёл впереди нас по мощёной дорожке. То, кем человек казался и кем был на самом деле - всегда отличалось. Я следовал за ним с новым уважением, которое не имело ничего общего с его высокой должностью. Может к старости я во многих отношениях ослеп.
Я догнал Серафину.
- Скажи, насколько важна должность Хранителя Протокола? Она тебе знакома? - тихо спросил я.
Она посмотрела на меня загадочным взглядом.
- Насколько важен тот, кто решает, кто получит дегустатора, а кто нет и какого дегустатора? - спросила она в ответ. - Протокол - это инструмент. Если он захочет отказать кому-то в доступе, то вспомнит протокол, который, к его великому сожалению, не позволяет предоставить этому человеку аудиенцию. И в зависимости от того, что это за протокол, охранники будут обращаться с гостем более или менее заботливо, - теперь ей, казалось, стало весело. - Так было в моё время, когда этот дворец имел всего четверть сегодняшнего размера. Думаю, на протяжение столетий произошло много дополнений и улучшений, безусловно, в том числе и в области протокола. Но одно, без сомнения, осталось прежним. Он решает, кому позволить встретиться с эмирой, а кому нет. Это отвечает на твой вопрос, сержант... Хавальд?
Да, отвечает. Я вспомнил свою первую встречу с Хранителем Протокола, когда он приставил ко мне восемь солдат, в качестве почётного караула, потому что я не хотел оставить меч. Сама эссэра Фала вмешалась в нужное время, но без её вмешательства...
Интересно, куда бы меня проводили охранники?
Трава слева и справа от дороги была зелёной и сочной, несмотря на палящую жару. А неподалёку охранник в отполированных чешуйчатых доспехах отогнал в сторону свободно бродящего фазана.
Здание, куда направлялся Хахмед, было побелено в бледный пастельный тон и украшено мозаикой из пальм. Слева журчал фонтан, возле которого роскошно одетая молодая женщина, держась на приличном расстоянии, обменивалась словами с солдатом из дворцовой стражи. Под голубым, безоблачным небом сады дворца казались райский оазисом спокойствия, но и за этими стенами пастельных тонов таились опасности. Опасности другого рода, которые я был не способен различать. Казалось, Серафина угадала мои мысли и тихо рассмеялась.
- Не переживай, Хавальд. До сих пор ты хорошо справлялся и знал, как вести себя с ним. Сегодня ты обрёл друга.
Я не стал больше ничего говорить, когда Хахмед открыл дверь в постройку и повёл нас вдоль длинного прохладного коридора. Если всё так, как она говорит, то это скорее не моя заслуга, а её.
Стены здесь были на удивление толстыми, а свет падал только через люки в потолке, который тоже оказался более массивным, чем я ожидал. Здесь было прохладно, почти холодно, но это была не единственная причина почему я прозяб: этот коридор заканчивался дверью из камня, на которой был символ песочных часов - символ Сольтара. Я чувствовал, что это не святилище, но определённо место, посвящённое смерти.
Хахмед остановился перед каменной дверью и повернулся к нам.
- Лишь немногие знают это место, а ещё меньше могут войти. Моя госпожа велела проводить вас сюда, но позволила мне не входить, - он заметил мой взгляд и слегка качнул головой. - Опасности нет... Дело в том, что я хочу сохранить в памяти моего господина, эмира - пусть его душа найдёт в глазах богов милость и расположение - каким он был при жизни. Моя госпожа намного сильнее меня, она будет вас ждать, - он слегка прикоснулся к двери. - Не хочу так скоро ещё ближе подходить к царству Сольтара, - тихо сказал он и низко поклонившись, резко повернулся и быстро побежал по длинному коридору в обратном направлении.
- Теперь мне тоже не хочется знать, что именно скрывается за этой дверью, - заметила Серафина с приподнятой бровью, когда смотрела вслед маленького мужчины. - Я припоминаю сразу несколько протоколов, которые он только что нарушил.
Теперь я тоже положил руку на дверь, чувствуя холод в камне, который едва согласовывался с жарой, обычно палящей в Газалабаде.
Хотя я едва к ней прикоснулся, дверь тихо распахнулась, открывая вид на длинный зал, полы стены и потолок которого были выложены белой плиткой. Большие отполированные зеркала, которые фокусировали и распределяли свет, падающий через глубокую шахту в потолке, погружали комнату в яркий свет; только передняя стена, на которую мы смотрели, была выложена чёрной плиткой. Там, в искусной мозаики, был изображён Сольтар, который одной рукой взвешивал на ладони перо, а другой измученный труп.
Непостижимые и полные звёзд глаза бога были почти скрыты под тёмным капюшоном. Перед передней стеной стоял небольшой алтарь, на нём лежали свежие подношения. Шесть больших белых мраморных столов были расставлены по всей комнате, и каждый из этих столов имел желобки для крови, которые вели к серебряной ванне. Пахло кровью и мылом.
Два стола были заняты. Под белыми, частично испачканными кровью простынями, были видны контуры человеческих тел. Углубившись в разговор в этом странном переднем дворе в царство Сольтара, нас ждали три человека. Там стояла, одетая во всё чёрное, эссэра Фала. Её неприкрытое вуалью лицо сильно состарилось. Рядом с ней стоял уже знакомый мне пожилой мужчина с белоснежными волосами: Перин да Халат, учёный из далёких земель, личный врач Файлид и, вероятно, других членов семьи эмиры.
А также ещё один мужчина. В первый момент из-за его маленькой и полноватой фигуры и открытого любопытного выражения лица я подумал, что ему здесь не место, но на нём явно была одета мантия священника Сольтара.
Холод был не только физический, здесь определённо чувствовалась рука Сольтара и давила на души живых.
Когда они нас заметили, эссэра Фала склонила голову, врач слегка поклонился, но, к моему удивлению, ниже всех склонился служитель Сольтара.
Рядом я услышал, как Серафина издала звук, похожий на тихий стон.
- Добро пожаловать, Хавальд бей, - взял сначала слово священник смерти. Он открыто и с любопытством разглядывал нас с Серафиной. - Не бойтесь, потому что я отвечаю за то, чтобы сдерживать границы смерти, и чтобы вновь безопасно вывести вас в свет жизни. Уважайте жизнь, проявляйте почтение и благоговение перед теми, кто лежит здесь. Помните, что в конце каждый из нас предстанет перед ним, и каждую душу он проводит в царство, которым повиливает, а затем в новую жизнь, которая ждёт нас, когда мы пройдём через его священные залы.
- Слава богам, - прошептала стоящая рядом со мной Серафина.
- Слава богам, - повторил я, глядя на неё. Её глаза округлились, и я подумал, действительно ли это была хорошая идея, взять её с собой. Я также подумал, а хорошая ли это была идея, самому прийти сюда.
Я сделал широкий шаг и вошёл в комнату, Серафина последовала за мной, и каменная дверь беззвучно за нами закрылась, после чего показалось, что холод ещё усилился.
Священник подошёл к нам.
- Прошу, оставайтесь стоять так, - тихо произнёс он. - Я должен выполнить ритуал, чтобы вы могли безопасно встретиться со смертью. Ведь как только душа надёжно оказывается в залах Сольтара, смерть полностью овладевает плотской оболочкой, и даже в таких священных местах как это, смерть хватает невидимыми пальцами всё живое, - он протянул каждому из нас серебряную цепочку с чёрной жемчужиной, на которой сиял символ Сольтара. - Оденьте эту цепочку, тогда с вами ничего не случится.
Мы молча сделали, как он сказал.
Он скрестил руки на груди и закрыл глаза.
- Господин, защити от невидимой смерти тех, кто посетил твоё царство, прогони болезнь и несправедливость, удерживай яды гниения, защищай живые души в твоём царстве и благополучно верни нас обратно к свету жизни.
Он глубоко вздохнул и открыл глаза. Одно мгновение они казались чёрными, как сама ночь. Затем его губы растянулись в тонкую улыбку.
- Я обещал, поэтому с вами ничего не случится. Если вы знали тех, кто там лежат, то не горюйте по их телам. Их души свободны и находятся в безопасности, они в руках моего бога. Больше ничто не сможет их коснуться и навредить им. Никакая болезнь не в силах парализовать их, а любой недуг исчез, как будто его и не было. Если они найдут в его глазах милость, то, возможно, в этот момент свет увидит новая жизнь. Раздастся первый крик, и тот, кто когда-то был вашим любимым другом, отцом, братом, женой, сыном или дочерью, увидит свет жизни в новом уборе. Возможно, вы встретитесь с ними ещё раз и узнаете их.
Поклонившись в последний раз, он отступил, медленно прошёл к небольшому алтарю, чтобы встать там на колени.
Эссэра Фала нарушила тишину своим мягким голосом.
- Простите, Хавальд, что я попросила вас прийти сюда, но, похоже, мне нужна ваша помощь.
Я кивнул, сначала никак не мог обрести голос. Слишком явно чувствовался холод серебряной цепочки, лежащей на груди. Редко где ещё я ощущал могущество моего бога так сильно, как здесь. Он присутствовал при каждом вдохе и выдохе, словно ледяное лезвие впивалось в лёгкие. Даже моё дыхание стало здесь холодным паром.
- Если я как-то могу помочь, то помогу, - тихо промолвил я. Говорить громко здесь казалось неуместным.
- Вы освободили мою внучку Марину из рук работорговцев, верно? - спросила она, и, казалось, каждое её слово имело особый вес.
- Именно так, эссэра.
- Вы видели её голой?
Я колебался, пытаясь прочесть в её глазах, куда она клонит. В таких делах правда всегда была хорошим советником.
- Да, недолго. Я сразу же предложил ей одежду и еду.
- Вы бы узнали ее тело?
Я сглотнул. Я ещё был не настолько стар, чтобы игнорировать женские прелести.
- Возможно.
Она подала сигнал врачу, и тот подошёл к одной из лежанок и стянул простынь. К счастью, была вторая, которая покрывала мёртвую от груди до головы. Файлид отрубила голову своей сестре Ледяным Защитником, увидеть такую рану было бы для меня не впервой, но если возможно, я бы не хотел смотреть на это зрелище.
Я изучил тело. Оно принадлежало молодой женщине, всё ещё красавицы, даже после смерти, со стройными ногами и красивой грудью. Но смерти не хватает души, поэтому я быстро отвернулся. Мне казалось совершенно неприличным продолжать глазеть на эту наготу.
Учёный снова молча накинул простыню на мёртвое тело.
- Ну? - спросила эссэра Фала. - Вы узнаёте в ней мою внучку?
Я покачал головой.
- Это не она.
- Вы уверены? - спросила она со странным напряжением в голосе.
- Уверен. Ваша внучка была здесь, - я неуклюже показал на грудь, - не так... одарена.
На удивление, эссэра Фала улыбнулась.
- Боги одаривают женщин нашей семьи другими благами, - сказала она, и, благодаря своей улыбке, на мгновение показалась молодой.
- Марина была всего на четыре года старше моего другого цветка, Файлид, - она указала на лежанку. - Как думаете, сколько лет этой женщине, Хавальд?
Я прочистил горло.
- По-моему, она тоже ещё молода, но старше Марины. Ей добрых два десятка и шесть, возможно даже больше, - тихо ответил я.
Они с врачом переглянулись, а за спиной я услышал, как Серафина втянула в себя воздух. Эссэра Фала посмотрела на неё.
- Серафина, верно? Или... Хелис?
Услышав эти слова, священник перед алтарём насторожился и с любопытством посмотрел на Серафину.
Серафина склонилась перед эссэрой.
- А как видите её вы? - спросила эссэра мою сопровождающую.
- Она молодая и красивая, - раздался твёрдый ответ Серафины, - гораздо моложе, чем оценил Хавальд.
- Хм, - хмыкнула эссэра Фала с задумчивым взглядом в сторону священника Сольтара, который снова поднялся с колен и теперь подошёл к нам. Он разглядывал меня. - Вы не могли бы снять свой меч, сэр Хавальд? - попросила эссэра, и я отстегнул Искоренителя Душ от портупеи и молча протянул священнику. Тот одно мгновение колебался, затем благоговейно принял его. Я почувствовал протест Искоренителя Душ - его взяли не те руки - но он был посвящён Сольтару, поэтому у него не было причин жаловаться.
Не говоря ни слова, учёный снова поднял простынь. Я покачал головой, потому что всё ещё видел ту же женщину. Видимо, дело не в клинке, я подозревал, что виновником является скорее кое-что другое: например, кольцо, тяжело обхватывающее мой палец.
- Могу я спросить, в чём дело? - тихо спросил я, протягивая руку к священнику.
Искоренитель Душ почти с облегчением прилетел ко мне, и я снова подвесил его к поясу.
- Это, - медленно сказала эссэра Фала, с отвращением указывая на лежащее передо мной тело, - тело женщины, которая убила моего сына и была справедливо наказана рукой моей внучки. Следовательно, это должен быть труп Марины, моей старшей внучки и матери Фарайзы, наследницы Дерева, которую вы сами спасли из могилы в пустыне.
Я недоверчиво посмотрел на нее. Её личный врач прочистил горло.
- Я не вижу того, что видите вы, Хавальд бей, - в первый раз заговорил он. - Но я врач, и не все мои чувства обмануты этим колдовством. Ваше глаза подтверждают то, что я чувствую своими руками. И ещё кое-что... Я имел честь служить эссэре Фале в качестве личного врача много лет. И это мои руки извлекли на свет сначала Марину, а затем и Файлид. Я также был тем, кто вытирал слёзы эссэры Марины, когда она сломала левую ногу. Именно я был тем, кто видел её мужество, когда мне пришлось выполнить долгую и болезненную операцию, шрамы от которой должны были остаться до самой смерти. Посмотрите сюда, эссэри и скажите, видите ли вы такие шрамы на этой лодыжке, - он многозначительно посмотрел на меня. - Хоть я и вижу шрамы, но не чувствую их под своими пальцами.
Я содрогнулся. То, о чём он говорил, было магией, о которой я даже не хотел думать.
Я кивнул, и он снова поднял простынь. Достаточно было быстрого взгляда, и я покачал головой. Там не было никаких шрамов.
- Это не Марина, - заметил я.
Не спрашивая, я подошёл к изголовью лежанки и поднял простынь. Кто-то, вероятно врач, грубыми стежками пришил голову к шее, всё же зрелище было не из приятных. Лицо было мне совершенно незнакомо. Если бы мне показали только голову, я бы сразу мог им сказать.
Мне пришлось заставить себя провести кончиками пальцев по влажной коже этого мёртвого лица. То, что я чувствовал пальцами и то, что видел, совпадало.
- Это точно не она.
Я опустил простынь и почувствовал облегчение, когда да Халат протянул мне серебряную чашу с мыльной водой и маленькое чистое полотенце. Я вымыл руки.
- Тогда у нас есть подтверждение, - произнесла эссэра Фала, когда я с благодарным кивком вернул полотенце врачу. - Вопрос в том, освободили ли вы настоящую Марину из лагеря работорговцев или эту? - она посмотрела мне в глаза. - Я слышала от сына, что случилось. Никогда не стоит недооценивать своего противника, так же, как и переоценивать. Какой дьявольской дальновидностью должен обладать наш противник, если смог спланировать такие уловки... Вы помните, видели ли у Марины, которую освободили из лагеря работорговцев, шрамы на левой лодыжке?
Я попытался вспомнить, но затем покачал головой. Я вопросительно посмотрел на Серафину.
- Может ты что помнишь?
Она мимолётно улыбнулась.
- Не особо много. Я лишь смутно помню ужасную фурию, которая вырвала у меня из рук ребёнка, - ответила она. - Знаете, я была не в своём уме? - объяснила она эссэре Фале, смущённо улыбнувшись.
- Я рада, что сегодня вы в своём, - ответила эссэра. Она снова повернулась ко мне.
- Может вы сможете конфиденциально спросить это у других своих товарищей.
- В этом нет необходимости, - сознавая свою вину, ответил я. - Я сам не понимаю, как мог быть таким неосторожным! Видите ли, когда Марина вырвала у Хелис свою дочь, та тут же перестала плакать, - сказал я с улыбкой в сторону эссэры Фалы. - У вашей правнучки очень хорошие лёгкие, и она тренировала их при каждой возможности, пока мы не нашил вашу внучку. Стоило Марине взять Фарайзу на руки, та тут же замолчала, а немного погодя счастливо смеялась, потому что в первую очередь ваша внучка накормила её грудью, - я посмотрел на мёртвую под простынёй. - Так что сразу понятно, что это не эта женщина. Никакое колдовство на земном диске не может имитировать кормящую мать.
- И в чём же была ваша невнимательность, если она вас не обманула? - спросила эссэра Фала со странным блеском в глазах.
- На одну ночь мы отвезли Марину в безопасное место, потому что не хотели подвергать её опасности. Когда мы забирали её оттуда, Марина взяла Фарайзу из рук Хелис, но Фарайза тут же заплакала. Она сопротивлялась и пиналась, после чего Марина без комментариев вернула её Хелис.
- Я помню, как Хелис обрадовалась, что Фарайзе не понравилась плохая мама, - Серафина, нахмурившись, смотрела в пустоту.
- Плохая, потому что в самом вначале она вырвала ребёнка у Хелис? - тихо переспросил я, но Серафина покачала головой.
- Нет, когда Хелис поняла, что это мама, то всё встало на свои места. Она была не в состояние думать, только чувствовать, и это казалось правильным: мать хочет своего ребёнка, - она извиняющемся взглядом посмотрела на эссэру Фалу. - Она... я... просто так было. Мысли и чувства, которые я сегодня помню - размыты, и я не могу выразить их словами. Хелис... или я… не могла в то время выразить их словами, - глаза Серафины расширились. - В ту ночь пришли два мужчины и плохая мама и забрали с собой настоящую, а плохая осталась... Когда Фарайза плакала, злая мама била её... вот почему она была злая, - она немного печально улыбнулась. - Возможно, Армин обрадуется, когда услышит, что в ней ещё многое сохранилось от Хелис. Она почувствовала разницу между добром и злом, и для неё было достаточно важно подойти и самой отобрать Фарайзу у злой мамы.
Простые, странно звучащие слова из уст Серафины, но слишком сложные для той, что Ордун оставил от сестры Армина. И всё же... Теперь передо мной стояла Серафиана. Её опыт, её жизнь, её характер отразились на лице Хелис. Но я ещё помнил ту Хелис, которая всегда была рядом с Фарайзой, улыбалась ей. Она казалась счастливой, когда могла держать ребёнка на руках и забыв текст, напевать мелодии без слов, гладить и ласкать её по головке. Как бы мне хотелось познакомиться с ней.
- Думаю, - произнёс я вслух, - что душа - это больше, чем могут себе представить даже сами некроманты.
- Но никто, кто когда-либо становился их жертвой, смог вернуть свою душу, - заметил священник Сольтара и подошёл к Серафине, которая невольно отпрянула. - Вы Хелис, сестра Армина, у которой Ордун, некромант, на постоялом дворе Фарда отнял душу, верно? - мягко спросил он.
- Да, - ответила Серафина, но её глаза были широко распахнуты и моля о помощи, она смотрела на меня.
- Служитель Сольтара, я..., - начал я.
- Вам не стоит вмешиваться, сэр Хавальд, - мягко прервал меня священник, не отводя взгляд от Серафины. - Я лишь пытаюсь разгадать стоящее передо мной чудо.
- Есть объяснение..., - снова начал я, потому что чувствовал страх Серафины. Да я и сам боялся, что священник увидит в перерождении Серафины богохульство, и если это случится, последствия будут невообразимыми.
- Не двигайтесь, дитя моё, доверьтесь мне и Сольатру, - тихо сказал священник, нежно положив руки на виски Серафины. Её глаза сначала расширились, затем закрылись. Она неподвижно стояла между его рук.
Я не особо доверял милости Сольтара и проклинал себя за идею взять Серафину в качестве сопровождающей.
- Священник..., - снова начал я, но в этот момент он опустил руки и сделал шаг назад. Серафина открыла глаза и с облегчением посмотрела сначала на него, затем на меня. Она была ещё здесь. На мгновение у меня возникла сумасшедшая мысль, что священник мог бы отделить её душу от тела и послать в царство Сольтара...
Священник глубоко вздохнул, в то время как Серафина неуверенно смотрела на нас. Эссэра Фала и учёный да Халат внимательно наблюдали - личный врач скорее с любопытством, эссэра с блеском в глазах, который мне не особо нравился.
- Это действительно чудо, - он отошёл от Серафины, чтобы окинуть взглядом всех нас. - В это молодое тело вернулась старая душа. Я говорю вернулась, потому что эта та же душа, которую Ордун вырвал из тела. Это отпечатано в каждом волокне её сути, этой душе суждено сиять в этой оболочке, - священник говорил так тихо, что мы едва его слышали даже в этой тихой комнате. По его щекам текли слёзы, и он выглядел таким взволнованным, как будто увидел сам лик бога.
- Я не понимаю, - залепетала Серафина. И она была не единственная.
- Мой бог оказал мне огромную милость, чтобы я смог увидеть величину его деяний, - прошептал священник. – Вы проделали длинное путешествие, Хелис, - мягко продолжил он. - Ордун отнял у вас душу и поработил её, Хавальд освободил душу из плена Ордуна, и она вернулась к моему богу. И Сольтар, чья милость бесконечна, чем мы, люди, можем себе даже представить, позволил войти ей в тело, которое было рождено с вашей душой...
- Это невозможно, - выдохнула Серафина.
- Из-за того, что это рождение было так давно? Из-за того, что прошли поколения с тех пор, как вы увидели свет жизни? Поэтому считаете, что это невозможно? Дитя, что для бога значит время, как не одно мгновение? Не бойтесь Сольтара и его служителей. Никто не посмеет коснуться того, что устроил сам бог, - чем дольше он говорил, тем сильнее слёзы заглушили его голос, и священник медленно опустился на колени. - Это всё правда! - рыдал он, в то время как слёзы текли всё быстрее, а на его лице отразилась эйфория. - Слышите? Всё это правда, все писания, слова нашего бога - это правда, слышите? Душа, которая находит убежище в царстве Сольтара - вечна, и если это чистая душа, то она действительно возвращается!
Эссэра Фала подошла к священнику, ласково положив ему руку на голову.
- Вы в этом сомневались? - спросила она нежным голосом.
Всхлипывая, священник кивнул.
- Я уже так долго охраняю эту комнату, - продолжил он, захлёбываясь слезами. - Я видел так много страданий, причинённых людям, такую боль... И я надеялся, молился и верил, Сольтар. Господин, прости меня, я верил так твёрдо и глубоко, как только мог. Я всегда был тебе верен, господин и никогда не хотел сомневаться. Я верил так твёрдо... но этого было недостаточно, потому что я всё ещё сомневался...
- Значит вы просили дать вам предзнаменование? - нежно продолжила эссэра Фала.
Священник снова кивнул.
- Вы не одни просили о нём. Но ваш господин оказал вам милость, послав ясное предзнаменование. Другие трактовать сложнее, - эссэра посмотрела на Серафину, которая побледнела, когда поняла значение слов священника.
- Если это был план Сольтара, - промолвила она, сжав руки в кулаки, - тогда я проклинаю его. Потому что тогда мы не что иное, как игрушки в руках богов, и ничто, что мы создаём или совершаем, имеет значение. Ни одно решение не имеет смысла! Тогда это существование проклято больше, чем всё, что когда-либо могло быть! - она посмотрела на мозаику с изображением Сольтара, её глаза горели. - Ты слышишь! - крикнула она. - Я проклинаю тебя, потому что ты отнял у меня любовь, честь, волю, жизнь, всё, что я любила, за что страдала, за что умоляла и сражалась! Как бог может быть таким жестоким?
Не только я испугался и был ошеломлён, внезапно увидев её такой злой, хотя уже сам часто думал так же, как она... Но до сих пор не было доказательств...
- Нет! - воскликнул священник, вскакивая на ноги. - Нет, всё совсем не так! Он так устроил, да, но не приуготовлял! Он не заставлял вас и не приводил сюда, словно пешку. Нет, всё наоборот, разве вы не понимаете? Хелис, как я почувствовал, была безгрешной и невинной, даже в глазах других богов. Подобно, как и ваша жизнь обрела милость в глазах богов! Если бы вы поступили иначе, сделали лишь один неверный шаг на любой развилке вашего пути, то он не привёл бы вас сюда. Это ваша награда, понимаете, вы нашли милость, потому что сделали то, что сделали! Боги не определяют судьбу людей, только мы сами! Но они её предвидят. И иногда... иногда они оказывают нам милость уразуметь! - он с трудом встал, почти покачиваясь, и снова подошёл к Хилис/Серафине и настоятельно посмотрел на неё своими влажными глазами. - Не верьте в это. Мой бог лишь дал вам возможность вернуться к себе самой... А воспользоваться этой возможностью или нет, тоже зависело от вас. У вас есть свобода воли... Прошу поверьте мне, потому что я знаю! Жизнь - это не наказание, а дар, а свобода воли должна быть у людей, чтобы мы могли расти в жизни, в этой и в следующих!
- Серафина, - позвал я, обхватив её за плечи. Она посмотрела на меня влажными от слёз глазами.