- Я лишь хочу знать, как так получилось, что ты узнал мои татуировки.
- Друг из твоей страны рассказал мне о товарище с похожими татуировками. Это магические знаки. Он сказал, что они дают волчьему брату способность превращаться в волка, - я улыбнулся. - Но также упомянул, что это всего лишь сказки, чтобы произвести впечатление на женщин.
Агнус откинул голову назад и громко рассмеялся.
- А у твоего друга имя-то есть? - спросил он.
- Да.
Он одно мгновение испытующе смотрел на меня, затем молча кивнул. Указав кивком головы на дворец племени Башни, он спросил:
- А чего ты хочешь от них?
Вот тебе и способность незаметно наблюдать. Ну да ладно, я уже и раньше знал, какой из меня никудышный шпион.
Он открыто посмотрел мне в глаза, и следуя интуиции, я решил довериться ему. В меру. Я вытащил кожаную папку и положил рисунок главаря грабителей на стол между нами. Он изучил его.
- Он убийца и тот, кто похищает женщин.
Ангус поднял взгляд от рисунка.
- Наверное, не для того чтобы жениться?
Я покачал головой.
Он указал на дворец.
- И ты думаешь он там?
- Может быть. Я не знаю.
- Я ещё никогда его не видел. Маленький, живучий и озлобленный, не похоже, чтобы он много смеялся. Здесь таких много, но именно этого я не видел.
Я показал ему другие рисунки, и он каждый раз качал головой, только увидев последнего мужчину, оторопел.
- Этот шрам, - заметил он, указывая на линию на подбородке мужчины. - Он от меча, но выглядит так, будто дикая кошка укусила его за подбородок. Сам я его не видел, но слышал от одного из моих посетителей, что мужчина, которого укусили за подбородок, устроил проблемы, и ему пришлось вмешаться.
- Устроил проблемы?
Ангус кивнул.
- Вон там, если идти вдоль улицы, есть ещё один дворец поменьше, - она засмеялся. - Если его можно так назвать. Он известен как дом Умеренности. Рорк работает там в качестве Хранителя Спокойствия, - он взглянул на солнце. - Ещё рано, но, возможно, тебе повезёт, и ты найдёшь его там. Он часто сторожит ворота. Может он сможет тебе помочь. Скажи ему, что тебя послал я.
- Спасибо, - поблагодарил я. И только чтобы убедиться, я показал ему также рисунок Марины, но Ангус ещё никогда не видел её прежде. Я аккуратно сложил рисунки в папку и убрал.
- Почему ты мне помогаешь?
Ангус бросил два медяка на стол рядом со своей пустой чашкой, встал, подобрал свой топор и ловким движением подвесил за спину. Он собрался уходить, но остановился.
- У меня нет причин, чтобы не делать этого.
Если бы не его заплетённая светлая борода и чуть ли не пронзительные голубые глаза, я принял бы Рорка за жителя Бессарина. По крайней мере, он так одевался. Он был не особо высок, но зато широк в плечах под своим бурнусом, а его взгляд был пронизывающим. Он не обрадовался, когда кто-то постучал в ворота.
- У нас ещё закрыто, эссэри, - прорычал он. - Возвращайтесь позже.
- Меня прислал Ангус.
- Агнус? - он нагло смерил меня взглядом. - В самом деле?
- В самом деле, - ответил я, показывая ему золото. - Это будет твоим, если сможешь помочь мне. А если не сможешь, всё же получишь серебренную монету.
- Золото и серебро - мои старые друзья, - усмехнулся он. - Тогда входите и скажите, что я должен сделать.
Он позволил мне войти и по аккуратной дорожке провёл через небольшой сад к главному зданию, где мы сначала вошли в вестибюль, а потом в небольшую комнатку рядом со входом. Сам вестибюль поразил меня. Вся мебель была дорогой, золотые люстры свисали на серебряных цепях с высокого потолка. Повсюду стояли низкие, мягкие кресла и кушетки. Стены, пол и потолок демонстрировали разные, порой невероятные сцены, на которых чаще всего были изображены полураздетые женщины и мужчины. Хотя вон там я также увидел два орка и эльфа, занимающихся чем-то, о чём лучше подробно не рассказывать.
- Разве это возможно? - ошеломлённо спросил я, внимательнее приглядевшись к одной из пикантных сцен.
Он взгляну на мозаику и засмеялся.
- А кто его знает, но думаю, я бы пожалел свою спину.
Он пошёл вперёд, и я последовал за ним в комнату, качая головой. Это помещение было гораздо скромнее, видимо, оно было его, потому что здесь стояли только не заправленная кровать, шкаф, сервант с тазиком, стул и небольшой столик. Он закрыл за нами дверь.
- Я не стану никого убивать, - промолвил он. - Но если мы говорим о взбучке, то я ваш человек.
- Дело не в этом, - сказал я, показывая рисунок мужчины с укушенным подбородком. - Ты его знаешь?
Он лишь быстро взглянул на рисунок.
- Да. Без сомнения. Он угрожал Рэке, поэтому я вышвырнул его вон, - он с сомнением окинул взглядом меня и мою одежду. - Какое отношение такой благородный господин как вы, имеет к этому подонку?
- А он подонок?
- По крайней мере он не тот, кого я захотел бы назвать другом, - сухо заметил он. - Надеюсь, что он рано или поздно искупается в Газаре и накормит речных драконов.
- Расскажи мне, что случилось, - попросил я, кладя золотой на сервант рядом с не заправленной кроватью.
- Рэка - красивая женщина с определёнными... навыками, - сообщил он. - Особенно её хотят видеть в благородных кругах, потому что она знает, как себя вести. Она одна из немногих, кто работает за пределами этого дома, а три дня назад она была гостьей на небольшой вечеринке во дворце племени Башни. Когда она вернулась, она выглядела испуганной. Она не захотела рассказывать, почему, но так как её не подвергали там насилию, я оставил всё как есть. Ещё в туже ночь появился этот парень под предлогом, что хочет навестить её. Он пригрозил ей страшной расправой, если она когда-нибудь расскажет кому-нибудь о том, что случилась той ночью, - он замолчал. - Этот парень был здесь впервые, поэтому я был на стороже. Когда Рэка не подала никакого знака, я вошёл и выбросил его в окно. Он даже попытался проткнуть меня кинжалом, - он с негодованием посмотрел на меня. - Когда происходит нечто подобное, я злюсь.
- Рэка рассказывала о том, что видела? - спросил я, и он покачал головой.
- Здесь есть одно правило, - объяснил он. - Ты можешь спросить, но если не получаешь ответа, то должен принять это.
К перовому золотому я положил второй.
- Думаешь, Рэку можно будет убедить рассказать эту историю?
Он посмотрел на золото.
- Чувствую, что вы на верном пути.
Когда я вышел из дома Умеренности, я призадумался. Я отдал семь золотых монет - почти всё, что у меня было с собой - но история Рэки была в некотором смысле информативной, хотя я ещё не совсем понял, как она вписывается в общую картину. Мне было любопытно, что на это скажут Лиандра и Армин.
Но так погружаться в мысли порой опасно. Может это был Искоренитель Душ, предупредивший меня в последний момент. Во всяком случае, он был у меня в руке, когда на меня упала сеть. Искоренитель Душ был настолько острым, что без труда разорвал тяжёлую сеть, всё же она мне мешала.
На меня решительно набросилось около дюжины человек с обмотанными кожей дубинками. На них не было цветов племени, но такие конические шлемы я уже видел сегодня: их носили стражники дворца племени Башни, со стен которого и была сброшена сеть. Врагов было много, но у меня в руке был Искоренитель Душ, а они были вооружены лишь дубинками. Я помню, что не один из них не закричал, когда мой меч свирепствовал между ними.
Они умерли молча, и даже когда умирали, их руки ожесточённо цеплялись за мои одежды. Они точно знали, что делали, нападая одновременно, и хотя Искоренитель Душ раньше времени послал шестерых из них в могилу, седьмому удалось зайти мне за спину.
Первый удар заставил меня лишь пошатнуться; я увидел удивлённое лицо мужчины, когда бледное лезвие Искоренителя Душ перерезало ему горло. Следующий тяжёлый удар был в плечо, из-за чего я чуть не выронил клинок, когда резко повернулся. Всё же мой меч отрубил руку вместе с дубинкой её владельца, затем последовал последний удар, поразивший меня в висок, и перед моими глазами всё потемнело.
В плохой компании
Когда я пришёл в себя, я оказался в положении, с которым впервые столкнулся на постоялом дворе Фарда: в оковах, голый и тяжёлыми цепями прикованный к стене. Я не очень хорошо разбирался в камерах, но похоже, гнилая солома была обычным явлением. Кроме того, я даже не сидел, я свисал в цепях со стены и как раз ещё мог поддерживать свой вес кончиками пальцев ног.
И я сразу заметил несколько вещей. Это была не частная темница, а большое сооружение. Вдоль коридора располагалось около дюжины камер, отделённые друг от друга тяжёлыми, окованными железом деревянными решётками. Я находился один в камере, а справа и слева было по шесть человек, которые выглядели так, как обычно представляешь себе заключённых. Большинство из них были крепкими и упитанными, только в правой камере темнокожий мужчина тоже был прикован цепями к стене, другие же могли свободно двигаться. В этих других камерах стояли столы и скамейки, и даже лежанки - роскошь, которую я вряд ли ожидал в темнице.
Причина моего пробуждения стояла передо мной: высокий, крепкий мужчина. На его лице был шрам, появившийся в результате драки, которая стоила ему уха и части челюсти. Его широкая ухмылка не стала от этого более приятной. Он держал в руке деревянное ведро, чьё вонючее содержимое пробудило меня из моего невольного забытья. Мужчина был одет в лён и тяжёлую кожу, носил кожаные рукавицы с металлическими шипами, прочные сапоги, вокруг талии был обмотан длинный кнут, а с пояса свисало большое кольцо с ключами.
Тюремный надзиратель. Счастливый человек, нашедший такую работу, которая была ему по душе.
У него было широкое лицо с плоским, кривым носом, а глаза маленькие и глубоко посаженные. Почему-то этот парень напомнил мне дикую свинью. Блеск в его глазах свидетельствовал о том, как сильно ему нравится его работа. Последним доказательством послужила свежая кровь на его рукавицах.
У меня был ещё один гость, стоящий позади надзирателя. Он был на голову ниже меня и скорее худой. У него были резкие черты лица и тёмные глаза. В правом ухе он носил серёжку в виде змеи, которая кусала себя за хвост. Он был одет в тёмное, но ткань его плаща была хорошего качества, а с его талии свисал распространённый здесь ятаган.
Он окинул меня задумчивым взглядом. Я достаточно часто разглядывал его лицо, потому что до недавнего времени у меня был его портрет, составленный по описанию Зокоры. Он был главарём банды, напавшей на караван Марины, направлявшийся в Газалабад.
Очевидно, я нашёл того, кого искал. Я предпочёл смотреть на это так, другая мысль не особо мне понравилась.
Я вытер плечом вонючую мочу с лица, поспешно выплюнул то, что попало в рот и решил при первой возможности продемонстрировать надзирателю, что я думаю о таком обращении со мной.
Однако прежде нужно справиться с некоторыми неприятностями, например, с гудящей головой и тошнотой, которая вызывала рвотный позыв. Последний удар был сильным. Хоть я и не мог дотянуться до виска, но чувствовал пульсацию, к тому же у меня ещё шла кровь, потому что плечо было красным от моего собственного жизненного сока. Видимо, нужно быть благодарным богам за твёрдый череп.
- Вы глупец, если так открыто разнюхивали, - сказал мой худой гость, взвешивая в руке кожаную папку, которая была мне отлично знакома. - Но и в половину не такой тупица, за которого я вас принял. И это твоя удача, - он слегка улыбнулся. - Кто-то, кто так хорошо может постоять за свою шкуру, заслуживает проявить себя на арене, - он иронично сделал лёгкий поклон.
- Две золотые монеты и четыре серебреные, а также драгоценные камни в вашем кошельке позволят мне жить комфортно, - он наклонился вперёд. - Кто вы такой, что носите с собой такое состояние? Откуда эти рисунки в папке, и что вы хотите от меня?
- Камни прокляты, так что не ожидайте комфортной жизни. Я искал вас, потому что вы нападаете на караваны по поручению племени Башни и потому что пришло время выставить вас на всеобщее обозрение у Врат Покаяния.
- Значит агент эмиры. Однако не особо искусный. Хочешь сказать мне больше?
- Только то, что вы не сможете от меня сбежать.
Я уже проклял себя за эти слова, ещё прежде, чем они сорвались с моих уст. Дело не в том, что я не знал, в какой находился ситуации, и если быть честным, сомневался, что смогу пережить её. Но в таких случаях - именно когда от страха сжимался желудок, и я почти чувствовал тошноту - я был меньше всего склонен показывать это. Но в некоторых обстоятельствах было просто глупо бросать вызов. Однако стоящего напротив человека это лишь позабавило.
Знак, который он подал надзирателю, был неуловим, однако действия надзирателя тем более явными. Он широко улыбнулся, ударил кулаком в ладонь, занял передо мной позицию и сделал то, что ему больше всего нравилось.
На этот раз это была вода. Грязная, но всё-таки вода. Два моих зуба шатались, левый глаз распух. Если бы я мог, то хныкая, извивался бы на полу, тяжёлые сапоги головореза также нашли свой путь между моих ног.
Поэтому я просто издавал странные звуки. Да, надзиратель избил меня основательно, металлические шипы на его рукавицах блестели от свежей крови, и осталось не так много мест, которые он пропустил. Этот мужик действительно хорошо понимал своё ремесло. Я едва мог двигаться или собраться с мыслями. Такой вид боли - тупой и в прямом смысле слова сокрушительный, был мне до сих пор не знаком. А если всё же знаком, то не в такой внушительной полноте. Это был эффективный урок, и если бы мой гость был ещё тут, я был бы готов ответить на большинство его вопросов.
Но его не было. Видимо, не так уж ему было интересно получить от меня ответы. Однако надзиратель всё ещё был тут, снова держа в руке пустое деревянное ведро.
- Послушай парень, - хрипло сказал он. - Запомни одно: тебе повезло. Ты крепкий и здоровый, а твои кости всё ещё такие, какими их создали боги. Если ты не будешь доставлять мне неприятности, то это был наш последний разговор такого рода. Ты выйдешь на арену и есть ровно два способа покинуть её: либо мёртвым, либо с триумфальной победой. Ты должен пережить тридцать боёв, тогда будешь свободен, - он широко улыбнулся и сплюнул через отверстие в зубах мне в ноги. Не то, чтобы это имело значение: я всё равно стоял в своём собственном дерьме. - В прошлом году одному удалось. Семь лет назад тоже, - он с любопытством окинул меня взором. - Должно быть ты произвёл впечатление на саика Сарака. В основном он приводит мне людей для другой стороны.
- Што..., - попытался я спросить, но потом сдался. Мои губы были слишком распухшими, и я никак не мог собраться с мыслями. Но он и так меня понял.
- Эта сторона для бойцов. Это значит, что ты получишь оружие, когда выйдешь на арену. Другая сторона... не получает. Если ты агент эмиры и поэтому надеешься, что сможешь выбраться отсюда другим способом, забудь об этом. Даже не надейся, потому что никто не знает, где ты. Никто не будет тебя искать.
Он вытащил из сумки многогранный ключ, подошёл ко мне и открыл им своего рода замок на манжетах, которые удерживали меня в цепях. Любая попытка остаться стоять была обречена на провал. Я больше не мог держаться на ногах, и обессилено упал перед ним на пол.
- У тебя есть четыре дня, чтобы набраться сил, - сообщил он. - Тогда увидим, на что ты горазд.
Больше не сказав ни слова, он повернулся и вышел. Я услышал, как он задвинул тяжёлый засов и щелчок, когда запер камеру.
Я был ещё жив, это самое главное. Четыре дня. Я не собирался оставаться так долго. Это было моей последний мыслью. А ещё, что теперь у меня было имя приютившего меня хозяина. Саик Сарак. Словно волна, боль нахлынула на меня. Я не стал сопротивляться и погрузился во мрак.
- Скажите, сэр Родерик, вы уже когда-нибудь были в безвыходном положении? - спросила меня королева Элеонора под яблоней.
Она выросла, стала женщиной примерно возраста Касале, стройная, с красивым лицом и с умными, смотрящими глубоко в душу глазами, которые были такими с тех пор, как она была ребёнком. Я знал, что это сон, уже больше сорока лет она была прикована к постели. И я был точно уверен, что сейчас я не в садах королевского города. Но я не желал находится там, где был сейчас. Это место нравилось мне больше.
Это был сон, но я был рад увидеть, как она стоит. После её падения со стены я сердился на богов, что они сделали такое именно с ней.
Она протянула руку к ветвям дерева над головой и сорвала два яблока, одно из которых бросила мне. Я поймал его и откусил, сон или нет, мне нравились яблоки.
- Да, - ответил я.
Сад мне сильно понравился, чтобы думать о том, в каком я находился положении.
- И что вы тогда делаете?
Я пожал плечами.
- Дело не в том, что я делаю, Выше Высочество, - ответил я. - А скорее в том, какой у меня характер. Я упрямый.
- Вы никогда не сдаётесь?
Я избегал её взгляда и рассматривал сад. Он со всех сторон был окружён высокими стенами и едва достаточно большим, чтобы его можно было называть садом. Небольшой пруд, немного травы, скамейка и эта яблоня. Войти в него можно было лишь через одну тяжёлую, окованную железом дверь. Место, где принцесса могла играть и была в безопасности. Это был не особо большой или красивый сад, но всё же сад.
- Нет, Ваше Высочество. Я часто сдавался. Всякий раз, когда больше не видел смысла в том, что делаю, - я снова повернулся к ней. - Другое дело, когда проявлять стойкость имеет смысл. А иногда нужно претерпевать, чтобы дать судьбе шанс. И тогда часто появляются такие шансы или случаи, которые можно использовать.
Она элегантно опустилась на скамейку и посмотрела вверх, в безоблачное, голубое, фантастически-красивое небо.
- Вы верите в случайности? Или это всё рок?
- Думаю, это одно и тоже. Случайность или рок - это наша жизнь. Нет разницы, предопределена она или следствие наших решений. Мы в любом случае живём жизнью, которая является результатом наших решений, - я подошёл к ней и опустившись на колено, поднял взгляд. - Вы уже всегда принимали верные решения, Ваше Высочество.
- Я устала Родерик. Так ужасно устала, - она положила руку мне на голову. - Если я буду претерпевать, то всё равно не смогу выиграть. Меня ждёт бесславный конец. Если я уйду сейчас, то смогу его избежать.
- Вы даёте людям надежду. Как и это дерево. Оно обещает, что всегда будет лето и сладкие фрукты. Люди любят и уважают вас, Ваше Высочество, и вы даёте им надежду. Даже если пусть, по которому вам приходится идти – не лёгкий.
- Должно быть, вы имеете в виду, что меня понесут к плахе, - сказала она, улыбаясь. - Если бы я могла ходить, то шла бы с высоко поднятой головой, - она поправила своё платье. - Можете себе представить, что меня это беспокоит больше всего? Что я буду выглядеть жалко, если они понесут меня к месту казни?
- Вы никогда не будете жалкой, Ваше Высочество. Потому что любой в королевстве знает, какое тяжёлое бремя вы несёте.
- Вы чувствовали себя так же, когда я отправила вас на перевал? Так безнадёжно?
Сон или нет, я посмотрел прямо в эти сияющие глаза.
- Я пошёл, потому что это был верный путь. Потому что я вас любил. Потому что никогда не терял надежду.
Последнее предложение было ложью. Можно ли во сне лгать? Я солгал, она улыбнулась и сад исчез.
Я выплюнул гнилое сено и тихо выругался, когда попытался сесть. Это всего лишь сон, ничего более, но он тяготил мою душу. У меня редко бывали такие сны.
Если бы её не столкнули со стены, была бы она сегодня такой, как в моём сне? Мне всё ещё казалось это одним из величайших преступлений, о которых я когда-либо слышал: обречь на такую судьбу девочку. Роза Иллиана находилась в ещё гораздо более ужасной темницы, чем я. Каждая моя косточка, каждая мышца причиняли боль, но я, по крайней мере, ещё их чувствовал.
Я заставил себя встать на колени, затем на корточки. Всё благодаря лишь чистому упрямству. Кроме того, солома воняла. Должно быть сейчас была ночь, масляные лампы едва освещали проход перед камерами, но света было достаточно, чтобы увидеть большую миску с холодным мясным бульоном и большим куском хлеба, а рядом кувшин с водой. И то и другое стояло в проходе перед моей камерой; через отверстия в деревянной решётке я мог до них дотянуться. Кувшин и миска были привязаны цепями, я мог протянуть их через отверстия, но не более того.
Три крысы пробовали мою трапезу и при этом с любопытством, но без страха глядели на меня. Ещё две находились в моей камере и наблюдали за мной. Я не смог сдержать улыбку, потому что они выглядели упитанными и почти дружелюбными, совсем не такими, как я представлял себе крыс в темнице.
По крайней мере, они не погрызли меня.
Хотя и холодная, еда была питательной и обильной. Её нельзя было назвать хорошей, мясо было жёстким, и когда я жевал его, у меня заболели зубы.
Я использовал часть воды, чтобы кое-как помыться. То, что капало на пол, было красным от крови.
- Ты пришёл в себя раньше, чем я думал, - произнёс голос из соседней камеры. Это был высокий широкоплечий мужчина с тёмной кожей, какую можно было иногда встретить в Газалабаде. Его глаза и зубы сияли в полутьме. На нём были одеты лишь короткие кожаные штаны. Зато он был обладателем мускулистого тела и имел много шрамов.
Он стоял у решётки, просунув руки в отверстия и опираясь на них, смотрел на меня своими тёмными глазами. Однако его сокамерники ни о чём не заботились, они спали или тихо переговаривались. Я заметил его уже раньше. Он, как и я, висел в цепях на стене. Должно быть надзиратель между тем освободил его.
В полумраке я разглядел разбитую щёку и слегка опухший глаз, значит он тоже немного поболтал с нашим надзирателем. Мой глаз больше уже не был таким опухшим, я снова мог видеть. Интересно, сколько с тех пор прошло время?
Казалось, он прочитал мои мысли.
- Ты пролежал недолго. Отрезок свечи или около того. Сейчас ранний вечер, - он слегка поклонился. - Меня зовут Ибра, я из племени Пальмы.
- А меня Хавальд.
- У тебя нет племени, к которому ты принадлежишь?
Я вспомнил сон.
- Я принадлежу Розе, - ответил я. Я говорил невнятно, потому что мои губы всё ещё были распухшими, но, похоже, он меня понимал. Он сам говорил на гортанном диалекте, к которому я ещё должен был привыкнуть. - Что нужно сделать, чтобы получить кровать? - спросил я.
Он рассмеялся.
- Пережить три состязания.
Это тоже способ кого-то поощрить. Я попытался встать, с некоторым усилием и двумя попытками мне удалось, хотя все мышцы будто жгло огнём.
- Наш дружок сообщил, что после тридцати состязаний ты свободен.
- Ты спрашиваешь, правда ли это? Это правда. Но тебе не стоит надеяться. Потому что для этого нужно сначала пережить эти тридцать боёв без ущерба для себя. Любая серьёзная рана разрушит твою мечту. Любая маленькая - замедлит тебя, - он тихо рассмеялся. - Ты уже мёртв, как и все мы. Случится ли это посредством топора палача, веревки или кровавого песка, какая разница? После приговора, который ввергнул тебя в это неприятное положение, ты проживаешь подаренное время. Наслаждайся им, пока оно не закончится, - он наклонился и сунув руку в ящик, который стоял на полу рядом с его кроватью, бросил мне что-то через решётку. Это были рваные короткие штаны из кожи, не сильно отличающиеся от тех, что носил он сам, только с дыркой с боку. Удар должно быть размозжил тазобедренный сустав. Предыдущий владелец больше в них не нуждался.
- Спасибо, - сказал я. Они даже были терпимо чистыми.
Ибра больше ничего не сказал, и я был благодарен. Я нашёл угол, в котором не так сильно воняло, прислонился к стене и закрыл глаза. Армин рассказывал мне об арене, она находилась на севере города, с другой стороны Газара, где я пока ещё не бывал. Однажды я уже почти очутился здесь, потому что нас обоих, Армина и меня, определили для другой стороны.
Тогда это был Фард, желающий заработать на нас ещё парочку медных монет, теперь этот саик Сарак. По мнению Армина, арена была позорным пятном для Газалабада, но также последней надеждой для тех, кто был приговорён к смертной казни. Все племена королевства могли отправить своих преступников на арену, как я узнал с тех пор, как познакомился с Фардом. Однако, когда людей продавали на арену, задавалось не слишком много вопросов.
Арена использовалась не только для кровавых спектаклей, которые проходили каждые четыре недели, но и для других мероприятий, таких как фестивали и шоу, иногда там выступал цирк.
На трибунах там якобы помещалось двадцать тысяч человек, для меня невообразимое число, тем не менее туда ходила лишь малая часть людей Газалабада.
Какая привлекательность в том, чтобы наблюдать, как люди убивают друг друга?
Одно противоборство в месяц. Тридцать боёв. Я даже не надеялся. Хоть я и стал снова молодым, а моё физическое состояние улучшилось с тех пор, как я присоединился к миссии Лиандры, но без Искоренителя Душ, без доспехов, без оружия, техникой которого я владел...
Мне понадобится удача богов, чтобы пережить это, а после я буду бесполезен для моих друзей и товарищей. Но прежде всего, я больше никогда не увижу Лиандру.
Лиандра. Эта мысль причиняла боли больше, чем мои утомлённые кости.
Вот как быстро можно упасть. Совсем недавно ещё господин, который не задумываясь, отдал проститутке золото за её историю, теперь приговорённый к смертной казни заключённый.
- Ибра, - промолвил я. - Надзиратель дал мне четыре дня. Потом мне придётся сражаться?
Мой сосед по камере между тем лёг на свою кровать и теперь поднял голову, чтобы лучше видеть меня через деревянную решётку.
- Нет, - отозвался он. - Бой будет не на арене. Он захочет выяснить, каким оружием ты владеешь и насколько силён и быстр. Если ты недостаточно хорош, то тебе переведут к другим. С каким оружием ты хорошо управляешься?
- Говорят, что я сносно владею мечом.
Ибра рассмеялся.
- Меч ты долго не получишь. Копьё с загнутым тупым концом - это более вероятно.
Я поблагодарил его. Это означало, что у меня было больше четырёх дней, чтобы найти способ выйти отсюда. Если я вообще собирался так долго ждать. В моей камере было не особенно светло, всё же я хорошо видел аккуратно соединённые друг с другом деревянные доски решётки. В углах решётка была укреплена, а везде на дереве виднелись следы, где отчаявшиеся заключённые, уже пытались справиться с твёрдым материалом.
Дерево, это не сталь, но его было достаточно, чтобы удерживать нас внутри. Из этой камеры был лишь один способ выбраться, и он вёл через дверь. Я с трудом встал и подошёл к передней решётке. С этого места я смог хорошо обозреть коридор вдоль камер. С обоих сторон он заканчивался тяжёлыми дверями, встроенными в прочные каменные стены.
Я подошёл к Ибре и встал на колени рядом с решёткой, так что мой голос мог слышать только он.
- Что случится, если я убью надзирателя и попытаюсь сбежать с его ключом? Другие будут готовы помочь мне?
Он поднял голову и широко улыбнулся.
- Забудь об этом. Ты его не победишь, а если всё-таки сможешь, тебя поймают и тогда мало тебе не покажется. К свободе долгий путь, со множеством закрытых и запертых, хорошо охраняемых дверей. Никто тебе не поможет, даже я, цена слишком велика. Но мы также не собираемся тебе мешать. Тебя будут сопровождать наши добрые пожелания, но не более, - он окинул меня взглядом. - Ты действительно думаешь, что сможешь победить надзирателя? Посмотри на себя, ты едва держишься на ногах!
Верно. Надзиратель тоже это знал. Кто будет ожидать неприятностей от того, кого он только что избил до полусмерти?
- Как мне заставить его войти в мою камеру?
- Начни ссору, - прошептал он. - Лучше всего кого-нибудь убей. Тогда он обязательно захочет навестить тебя, - он немного подумал. - Может, тебе повезёт. Потому что ты один в камере. Надзиратель осторожен, и когда идёт к нам, с ним всегда четыре или пять человек, - он криво ухмыльнулся. - Были и другие, которые думали, что смогут с ним справиться и убежать. Но в твоём случае, учитывая насколько ты избит и один в камере? Возможно, он придёт один.
Я задумчиво посмотрел на него.
- Если я скажу, что смогу убежать, ты попытаешь своё счастье со мной?
- Ты так в себе уверен? Я желаю тебе удачи, друг. Но я с тобой не пойду. Да и для чего? Даже если мы сможем сбежать из арены, охранники когда-нибудь позже поймают меня, и тогда я украшу Ворота Покаяния. Они кастрируют меня, прежде чем запрут в клетке, в которой я буду истекать кровью. Лучше уж я попытаю своё счастье здесь. Я пережил четырнадцать боёв.
- Кастрируют? Почему?
Он ухмыльнулся.
- Я инструмент богов. Когда мне в руки попадает женщина, меня направляет рука Безымянного. Чем больше она страдает, тем больше радости мне это доставляет, и когда свет её жизни потухает в моих руках, тогда я живу!
Никогда бы не подумал, что на моём избитом лице можно прочесть эмоции, но он заметил мои мысли.
- Что, тебе это не нравится? Ты думал, что я здесь без причины? Нет, - он посмотрел на свои руки. - Я долгое время развлекался, пока одна из них не сбежала от меня.
- И ты не чувствуешь никакого раскаяния? - спросил я, поражённый против воли.
Он рассмеялся и покачал головой.
- Для чего? Иногда я встречаюсь на арене с женщиной. Старая она или молодая, страшная или красивая, мне всё равно. Я был приговорён к смерти, но здесь, на арене, толпа орёт, когда я следую своей судьбе, - он улыбнулся, его зубы - светящаяся белизной полоса в полутьме. - Ну как, друг, ты всё ещё хочешь, чтобы я составил тебе компанию?