Кого Бог дал? – Середышка?
Вот уж путники в берлоге,
И гостям хозяин рад.
На пеньке сидит Лисица,
На другом – названый брат.
Сам хозяин хромоногий
Суетится, их просит:
Внёс в берлогу тушу мяса,-
«Не угодно ль закусить?
Вот и выпивка пред вами:
Брага хмельная с медком!
Подходите-ка с дорожки!...
Чай, устали?.. Вы пешком?»
«Да,- ответил Волк,- насилу
Я добрался: шёл не так»…
«Цыц,- лисица перебила:
Не болтай уж ты, дурак!»
«Пропустите-ка с устатку,-
Миша просит,- по второй!
Будет много здоровее,
Что-то глаз теперь кривой».
Волк, Лисица и хозяин
Осушили в ендове,
И пошло у них веселье,
Зашумело в голове:
Волк в медовую кадушку
Начал бить, как в барабан,
Лиска песенку запела:
«Уж ты, Ванюшка, Иван!»
И хозяин расходился
(Всем настал весёлый час),
Клюшку сбросил и проворно
В три ноги пустился в пляс.
«Ну-ка, кумушка, другую:
«Как у наших у ворот!»
У меня ведь ныне праздник –
С боку на бок поворот».
«Хорошо! Спою другую,
Только, чур, меня не бить,
Не сердиться, не браниться
И по-прежнему любить!» 
«Что ты, Лисынька?! Зачем же?
Шутка шуткой и пройдёт».
И вот хмельная Лисица
Нову песенку поёт:
«Ай ду-ду, ай ду-ду!
Били Волка на пруду.
Ой дид-ладо, ой дид-ладо!
Так и надо, так и надо!
Ай люли, ай люли!
Хвост остался в проруби».
«Ха-ха-ха,- раздался хохот,
Чудно, прелесть! Ну-ка вновь!
Ай-да, кумушка-голубка!
Ай-да, серый рыболов!»
Звери шумно пировали,
Но как весело ни будь,
Ночь наступит, сон заклонит,
Всё ж захочешь прикорнуть.
Так и звери захотели
После пира отдыхать.
Волк с Медведем, как свалились.
Так и стали засыпать,
А Лисице Патрикевне
Было вовсе не до сна:
Хоть от хмельной браги кума
И была она красна,
Но её лукавый мучил:
Ей пришло тогда на ум,
Как обидно её ответил
Про медок любезный кум.
«Погоди!- она грозилась,
Я над кумом пошучу:
Я медок его заклятый
Вдвое-втрое ворочу!
У него ещё, наверно,
Кадка есть зарыта в снег;
Я ведь знаю, что у Силы
Он два раз имел успех».
С этой мыслию Лисица
Вдруг хвостом принялась бить:
Боть-боть-боть, и в то же время
Стала глухо говорить:
«Эй, Лисафья! Пробудись-ка!
Собирайся повивать!
Да, пожалуйста, проворней:
Больно неколи мне ждать!»
Кум лисицын пробудился,
Стук и говор услыхал;
Он подумал, что Лисицу
Звал какой-нибудь нахал,
С боку на бок повернулся,
Потянулся, позевнул
И ей в спину осторожно
Клюшкой липовой толкнул:
«Эй ты, кумушка, проснись-ка! 
На повой тебя кричат.
Полно спать-то! Охмелела
И не слышишь, что стучат».
Лиска хитрая плутовка,
Будто нехотя встаёт,
Выползает из берлоги,
По чутью к медку идёт.
Мёду скрытая кадушка
И не почата была;
Лиска лакомка, сластёна,
Кадку живо почала,
Нализалась мёду вдоволь,
Рыльце вытерла снежком
И, как должно повитушке,
Возвратилася тишком.
Звери встали и спросили:
«Что, кого, Лиса, Бог дал?»
Лиска им шутя сказала:
«Бог Початышка послал».
Наступивший день и вечер
Так же весело прошли;
А когда настала полночь,
И пропели петухи,
Гостья Мишина, Лисица,
Снова с хитростью такой
Постучала, покричала
И собралась на повой.
В эту ночку повитуха
Мёду съела фунта с три;
Так кадушку до средины
Опорожнив изнутри,
Лиска утром на рассвете,
Как невинное дитя,
Возвратилась спать в берлогу,
Отдуваясь и кряхтя.
Звери встали и спросили:
«Что, кого, Лиса, Бог дал?»
Лиска шутя им сказала
«Бог Середышка послал».
В третью ночь Лисица наша
Уже так была добра,
Что кадушку повалила
И уторы (вырезка в обручной посуде для вставки дна)
поскребла.
Съесть она всего не съела,
Да, признаться, не пошло,
И припрятала остатки
Где-то в старое дупло.
Как пришла, её спросили:
«Что сегодня Бог послал?»
И, вздохнув, Лиса сказала:
«Да Поскрёбышка уж дал».
Баснь 10.
На язык-то медок,
А на сердце ледок.
В пятый день на повороте
Миша мёду захотел.
Всё, что было принесёно,
Он с гостями уже съел,
И отправился в то место,
Где стоял запасный мёд;
Но, увы! он ужаснулся:
Вместо мёда в кадке лёд.
Как помешанный вбегает
Мишка к Волку и Лисе.
И, стуча клюкою грозно
Закричал: «Вы воры все!»
«Что такое? Что такое?»
Удивилась тут кума.
«Что ты, милый куманёчек,
Не лишился ли ума?»
Волк несчастный растерялся,
В уголок, прижавшись, сел
Перетрусился ужасно,
Пасть открыл и осовел
(одурел, встал в тупик).
«Тати (воры), воры, лиходеи!»
Продолжал кричать Медведь,
«Как не совестно, не стыдно?
Чтоб вам с мёду околеть!
Кто из вас настолько дерзок?
Или оба вы равны?-
Кто осмелился у друга
В эти праздничные дни
Съесть запасную кадушку
Мёду сладкого к весне,
Что была закрыта снегом,
При одной большой сосне?»
«Что ты, что ты? Куманёчек!
Образумься, не греши!
Неужели ты не знаешь
Доброй кумушки Лисы?
Сколько лет с тобой знакома,
Даже я тебе родня,
И меня ты тут припутал,
Пусть бы я была одна!
Вот что, милый куманёчек!
(Протяни ко мне ушки)
Есть у нас в берлоге третий,
С ним случаются грешки!»
Мишка кинулся на Волка,
Сам с азарта побледнел:
«Ты сразбойничал, бесхвостый?
Говори же, как ты смел?»
Волк со страху забожился:
«Вот убей меня гроза!
Чтоб сквозь землю провалиться!
Чтобы лопнули глаза!
Ничего-ничем не знаю.
Я Волк честный, а не вор;
Не клепи меня напрасно,
Не порочь на целый бор!»
Мишка Волка не дослушал
И опять пристал к куме,
А Лисица Патрикевна
Изворотлива в уме,
Говорит Медведю с лаской:
«Миша, выслушай меня,-
Если знать желаешь вора,
Кто мошенник, чья вина,
То ты сделай испытанье:
Прикажи нам в полдень лечь
К солнцу мордой и ногами.
Если только будет печь.
Вместе с нами для дозора
Также, кум, ложись и ты
И смотри на наши губы,
Как на книжные листы!
Кто из нас двоих виновен,
У того от солнца вдруг
Морда сделается сладкой
И медовою вокруг.
Мёд, как масло будет сякнуть
(капать, испаряться),
Из ноздрей, ушей и глаз,
И тогда узнаешь верно,
Вор окажется у нас».
Кум с кумою согласился:
И вот все они втроём,
Только солнышко явилось,
Повалились кверху ртом. 
Солнце было хоть не жарко,
Но Лиса шептала «грей!»
И тепло его невольно
Усыпило двух зверей:
То заснули сном глубоким
Волк и сам дозорный страж.
Да и как же караулить,
В голове когда кураж?
А Лисице то и нужно:
Как уснули, тихо шмыг,
Вихрем бросилась за мёдом,
Возвратилась в тот же миг
И сидит уже за делом:
Мажет куму нос и рот,
Губы, зубы, лапы, бёдра
И пузатенький живот.
Как намазала плутовка,
Повалилась тут же спать.
Меж тем Мишенька проснулся
И кричит: «Пора вставать!»
Голос Миши услыхавши.
Волк с Лисицей встал, и вот
Миша смотрит им на губы,
А они ему в живот,
И хохочут до упаду,
Так и колются до слёз.
Миша бедный растерялся
И промолвил: «Что за пёс?!
Что нашли во мне смешного?
Даже Волк повеселел».
«Как же Миша не смеяться?
Ведь, ты сам медок-то съел!» 
«Я? Да что вы? Одурели
Аль объелись белены?»
«Да, конечно! Это ясно,
Не ищи на нас вины!
Ты взгляни-ка хорошенько,
Если можешь, на свой рот,
Губы, зубы, лапы, бёдра
И пузатенький живот!»
Мишка глядь!... да так и ахнул:
«Как же это? Вот-те раз!»
«Ну, вот то-то же, голубчик!
А напрасно клеплешь нас!
Сам же съел в нетрезвом виде,
Да с похмелья позабыл».
Мишка вспыхнул, застыдился,
Рассмеялся и завыл:
«Вот так рюха! Не простите!
Грех попутал…. Виноват!
Помрачила брага память,
Я и сам себе не рад».
Гости Мишеньке простили
И простились до весны,
А Медведь, их проводивши,
Горько всплакнул у сосны
И отправился в берлогу
Грустный спячку продолжать,
Где никто уже до срока
Не мешал ему лежать.
Волк с Лисою тож расстался,
На бугор потом залез
Осмотрел оттуда местность
И убёг в соседний лес.
Наша хитрая Лисица
Так осталась жить одна,
Шутить не над кем ей стало,
И поэтому она ухитрилась как-то сделать
Изо льда просторный дом;
Перешла в него с сынками
И живёт покамест в нём.
Январская песня.
Баснь 11.
Ты коса ли моя, руса коса!
Руса коса, да девья красота!
Наступили уже святки,
Светит на небе январь.
То-то месяц развесёлый,
Не таков, что был ноябрь!-
Песни, пляска, целованье
Милых с милыми в уста,
Полуночное гаданье
У дорожного креста,
Всевозможные забавы –
И сам шут не разберёт;
Всюду слышен лязг заслонки,
Так что ушеньки дерёт;
Переряды, игры в «лычки»,
Воска ярого литьё,
Перегулки, угощенья –
Просто рай, а не житьё.
Вот настал и жданный вечер
Накануне января:
Тайно девушки гадают,
Ничего не говоря.
Маша, Вуколова дочка,
Дева – зависть женихов,
Раньше с роду не гадала,-
Не ловила петухов,
Ныне ж Машенька невеста:
Ей шестнадцать уже лет,
Любит молодца, тоскует –
И пошла гадать в подклет. 
Парень, Машин ненаглядный,
Малый чуть не трёх аршин,
Был – что ясносизый сокол,
Старший выборного сын,
Был он статен и разумен,
И дороден, и пригож;
Одевался чисто, модно,
На простого не похож.
У него – рубаха красна,
Шаровары – сизый плис,
Пояс шёлковый с кистями,
Сапоги сборами вниз,
На кудрях пухова шляпа
С репеёчками (бант) кругом,
С перехватом посредине
И с павлиньим жар-пером,
И серёжка в левом ухе,
И перчатки на руках –
Словом суженый был щёгол,
Не пропойца в кабаках.
Там, в подклете (хлев, кладовая),наша Маша,
В мыслях тягостных об нём,
Опрокинула квашенку
На головку кверху дном,
И от этого подклета
В полночь первого числа,
Растворив ворота настеж,
Тихо в улицу пошла.
О, счастливое гаданье!
О, проказница судьба!
Маша будто бы глядела:
Пролетела, как стрела.
И застукало у Маши
Сердце молотом в груди,
А в весёлую головку
Дума крепкая приди.
Маша верила гаданьям,
Маша верила в судьбу,
И поэтому невольно
Отложила всю гульбу.
Впрочем, верила не даром:
Сердце чуяло у ней,
Сто она к налою встанет
Через несколько лишь дней.
Только святки миновались,
Веру в брачную судьбу
Маша видит уж на деле:
Входит свахонька в избу.
Помолилась сваха Богу,
Дотронулась до чела,
Встала против самой матки
И с поклоном начала:
«Всем вам доброго здоровья!»
«Просим жаловать! Садись!»
«Как живёте, Вукол Силыч?»
«Ничего себе, кажись;
Потихоньку поживаем,
Да во здравье хлеб жуём!»
«Слава Богу! Что и баить! –
Вас семейка, не вдвоём»….
«Так-то так! Да, вишь работник,
Почитай что, я один –
Все другие дармоеды:
Не промыслят на алтын».
«Ну на семью, Вукол Силыч,
Ты напрасно не ропщи!
В час промолвить, за обедом
У тебя пирог да щи.
У тебя ж семья не прочна:
В ней есть птичка, ты смотри,
Отлетит за море скоро,
Не пройдёт недели три;
И пора б тебе об этом
Поразмыслить: ты отец.
Твоему товару ноне
Позавидовал купец.»
«Да на что же ты наводишь,
На хорошее аль дрянь?
У меня догадки плохи:
Говори по-русски, впрямь».
«Ну так слушай, Вукол Силыч,
Напрямки тебе скажу.
Выдь-ка, Маша, на минутку!
Ты – что порох на глазу».
Маша тотчас удалилась,
Сваха кряхнула; потом
Две минуты подождала
И сказала полуртом:
«Твой товар – лебёдка Маша,
А купец-то – Ермолай;
Изъяви своё согласье
И смотрины назначай!»…
После свадебной помолвки
И смотренья был сговор,
Запоручили красотку
Да и весь тут разговор.
Маша в ноги повалилась
Отцу с матерью, как сноп,
А они лишь проворчали:
«Пишет обыски уж поп».
И завыла Маша в голос
Причитания невест;
Так у них уж заведено,
Будто замужем кто съест:
«Кормилец мой батюшка!
Кинулся ты, батюшка,
На золото, серебро!
Кормилица-матушка!
Кинулась ты, матушка,
На платьице цветное!
Запоручили вы меня,
Горькую зеленёшеньку!
Ты коса ли моя, руса коса!
Руса коса да девья красота!
Мне немного тобой красоваться!
Одну ноченьку любоваться».
Так невеста расставалась
С милой девичьей красой –
Белокурой, длинной, пышной,
С алой лентою косой. 
Много, много посвятила
Маша песен её и слёз,
Расплетала косу на две,
И, тайком из этих кос,
Как замужние крестьянки,
Сделав два больших кольца,
Клала косы на головку
Вроде брачного венца;
И не весело, и грустно
Об одной косе-красе
Становилось вдруг у Маши
На простой её душе;
Маша мучилась, в тревоге
Не пила, не ела хлеб:
Всё мерещился ей свёкор
Со свекровью зол и слеп,
И золовки-колотовки,
И деверья-гордецы,
Из всего села лихие,
Удалые молодцы.
Свёкор будто не пускает
Машу кругом поиграть,
Мать-свекровушка бранится,
Заставляет уважать;
И сердечко Маши ныло,
Глазки искрились слезой,
И тогда она навеки
Не рассталась бы с косой.
То вдруг Маша прояснеет
И про «поезд на дворе»
Песней свадебной зальётся,
Будто птичка на заре.
В эти ясные минуты
Маше в девичьих мечтах
Жизнь замужняя казалась
В самых розовых цветах:
Будто муж ей позволяет
Веселиться и плясать,
Помогает на работах
Сеять просо, лён и жать;
Заступается в обидах,
Сам не трогает перстом
И одаривает в праздник
То серьгами, то кольцом.
Так живёт она в мечтаньях
С мужем миром и ладком
И от радости воркует,
Как голубка с голубком.
Но вот Машу обручили –
Всем мечтам её конец,
И назначили девичник –
Значит скоро под венец.
Баснь 12.
Животы что голуби,
Где хотят, тут и сидят.
Но далёко я забрался,
Не вернуться ли назад;
Позабыл немалый случай,
Так сказать о нём подряд.
После свадебной помолвки
Принялись подружки шить,
А хозяин животинку
Скликал в избу покормить,
Мучкой месево посыпал
И смотрел, как ел бычок.
Тут хозяюшка вздохнула
И сказала: «Мужичок!
Нужно нам теперь подумать,
Надо всё распределить:
Что на свадьбе парить, жарить,
Сто студить и что варить».
«Вишь взяла тебя забота,
(Вукол Силыч ей в ответ)
Аль добра у нас не стало?
Аль скотинки в доме нет?
Вот быка-то как заколем,
Станем жарить и варить;
А Барана-то зарежем,
Будем студень холодить;
На ушное идут в дело
Свинки-хрюшки потроха,
В коровайцы ты положишь
Гусака да Петуха».
«Это, Вукол Силыч, правда,
Тут забота не больша,
А напрасно ты вот продал
Лисий мех без барыша!
Вот теперь бы он годился,-
Воротник у Маши гол,
Только шкурка и осталась:
Всё до званья съела моль».
«Маше нашей на шубёнку,
Чтобы сладить воротник,
Я убью Кота-Мурлыку:
Стал он, кстати, озорник».
«Это было бы красиво,
Только кошачий-то мех,
Бают женщинам носить-то
Не показано, де грех».
«Ну чего тебе не скажут
Стары бабы, а ты верь!
Разве кошка-то проклята!
Всё такой же значит зверь».
«Ну, так ладно! А послушай,
Что мы будем подносить?
Нужно сусла (пивной навар без дрожжей и хмеля) хоть с корчажку,
Чать, старухам подсластить?»
«Вот-те выдумала новость!
Было б пиво да вино,
Так тогда – моё почтенье:
И сердито, и пьяно!»
После общего совета
Как устроить пир горой,
Вукол выгнал животину
И спокоен был душой.
А скотинка, Кот и птицы,
Речь, послушав мужика,
Испугались и решили,
Под командою Быка
Со двора родного дома
Убежать подальше в лес.
И понятно: кто захочет
Оставаться на зарез?
Вот когда совсем стемнело,
Солнце село между гор,
Бык, Баран, Свинья, Мурлыка,
Гусь и Кур, покинув двор,
Поглядели на окрестность,
К ним погони не видать,
Поклонились деревушке
Да и бросились бежать. 
Долго ль, мало ли бежали,
Я не знаю ничего,
Только Гусь устал порядком,
А Петух сильней того.
Бык, заметив, это тотчас
Взял к себе их на хребет
И побёг опять вприпрыжку,
Перепутываю след.
Пробежавши перелески,
Прибегли они все в бор.
Там расстались и забрались
Кто на горы, кто за дол.
Как обутрило, наш Вукол,
Увидав свою беду,
От досады без причины
Прожурил путём жену,
И от этого как будто
Горе выскочило в дверь:
Он такую сделал свадьбу,
Что все помнят и теперь.
Три ведра лишь вышло водки,
Пива пять иль шесть печей,
Пиво пили, пиво лили
И хлебали вместо щей;
Им поутру умывали
И ладони и лицо,
Им же облили всю избу
Почивальни и крыльцо.
Все плясали до упаду,
Песни пели день и ночь:
«Как от стаи лебединой
Отставала лебедь прочь». 
Словом, свадьба милой Маши
Развесёлая была,
И не даром: в околотке (часть селенья, улица)
Маша первою слыла.
Баснь 13.
Стужа да нужа -
Нет того хуже.
После свадебной пирушки
Поведу рассказ о том,
Как сбежавший Бык Волович
Для себя построил дом.
Бык, живя в бору зимою,
Горя много перенёс:
В этом главною причиной
Был не голод, а мороз.
Так к великому несчастью
Малошерстного быка
Наши русские морозы
Вдруг дошли до сорока.
Бык Волович не на шутку
Начал с холода дрожать,
А его в суставах кости
Даже часто и мозжать.
Вот и вздумал Бык построить
Тёплый домик из бревён,
Не великий и не малый:
С деревенскими ровён.
Но как исстари ведётся
Поговорочка у нас
Что без помощи и каша,
Не съедается подчас.
То решился Бык Волович
Звать Барана пособить
И побёг к нему с восторгом
Предприятье сообщить.
Бык Барану поклонился
И сказал ему потом:
«Однодворец закадышный,
Помоги мне строить дом!» 
Но Баран на просьбу дерзко
Отвечал Быку: «Ты глуп!
Аль не видишь, что мне жарко
У меня хорош тулуп.
Я в тулупе не озябну
И без дома проживу,
Несмотря на этот холод,
И об карде (загородь для скота)не тужу».
Бык Волович с неудачи
Приглашать побёг Свинью,
Что на их дворе овцами
Почиталась за панью.
«Свинка, пестрая щетинка!
Бью тебе я низко лбом
И просить тебя дерзаю:
Помоги мне строить дом!»
Свинка, выслушав прошенье,
Рылом рояся в снегу,
С паньей важностью сказала:
«Бык! Я строить не могу.
Да признаться, мне не надо:
Без того тону в жиру;
Вот под корень как зароюсь,
Так всю зиму проживу».
Бык Волович улыбнулся,
На Свинью взглянул скоска
И отправился тихонько
Звать на помощь Гусака:
«Гусь галаный, будь дружище,
Расплатись со мной добром!
Вспомни, как на мне ты ехал,
Пособи построить дом!»
Гусь галаный, по обычью
Под пуховое крыло
Подобрав одну из лапок,
Отвечал Быку: «Го-го!
Нет, почтенный Бык Волович!
Не проси моих услуг!
Или ты ослеп, не видишь:
У меня хороший пух,
Я при пухе не озябну
И без дому обойдусь,
А озябну, так нагреюсь,
Только рощею пройдусь».
Бык и тут не видя толку,
К Петуху направил путь;
В нём хоть сила не велика,
А помог бы чем-нибудь.
Мохноногий Пётр Петрович
Был от детства самохвал:
Как услышал бычью просьбу
Так крылами замахал
И к позору своей чести
Отвечал Быку: «Телец!
Извините, не желаю:
Я не зябну, я храбрец.
На сучок влечу сосновый,
Я зоряночку спою;
На другой вскочу дубовый,
Я другую пропою,
И таким манером, верно,
При движеньи на заре
Я, как муха, не замёрзну,
Ко-кудак, ко-ко-рэ-рэ!»
Не дослушал Бык ответа
И к Мурлыке побежал,
Но и Кот-Мурлыка тоже
Предложению не внял.
После общего отказа,
Как решительно ни в ком
Не нашёл себе подмоги,
Бык один взялся за дом:
Лбом поваливал он сосны,
На хвосте возил он мох,
Ноги срубы воздвигали,
И в работе Бык не дрог.
Так, не больше как в неделю,
Дом был сделан, и какой!
И с окошками, и с дверью,
И с крылечком и трубой.
Баснь 14.
Поживёшь на веку -
Поклонишься и Быку.
Бык живёт не наживётся
В трудовом своём дому;
Жить теперь ему спокойно
И тепленько, как в хлеву,
Несмотря на то, что холод
Свирепел при блеске звёзд
Так сильно, что птицы мёрзли
На лету своём из гнёзд.
Вот тогда-то остальные,
Больше всех Петух и Гусь,
И озябли, чуть не мёрзнут,
Да по делу, так и пусть.
Но ленивцы догадались:
Друг за другом через час
Все отправились проситься
Жить к Быку с бесстыжих глаз. 
Прежде всех других явился
С просьбой в дом к быку Баран,
Из терпенья бедный вышел:
Всю неделю шёл буран.
«Друг старинный, Бык Волович!
Ты прости мою вину!
Я озяб, дрожу и мёрзну,
Скоро ноги протяну;
Так пусти меня до лета
Жить с тобою в тёплый дом!
Будь настолько благороден:
Оплати за зло добром!»
«А, любезнейший приятель!
Что хорош ли твой тулуп?
Да не ты ли мне ответил,
Ну-ка, вспомни-ка: «Ты глуп!»
«Это правда, но послушай,
Я ведь шуткою сказал,
А грубить тебе серьёзно
И в уме-то не держал.
Если, Бык Волович, пустишь –
И останусь я живой,
То навеки обещаюсь
Быть в дому твоём слугой!
А не пустишь будет худо, -
Уж обиду я верну:
Весь твой дом тогда под гору
Распыряю по бревну.
И тогда, смотри, не кайся!
Не шучу я, это знай!
Что желаешь, то и делай,
Вот любое выбирай».
«Ну, да что с тобою делать?
Не хотел тебя простить,
Но когда ты угрожаешь,
То уж надобно простить».
Лишь успел промолвить это
Бык Барану и пустил,
Смотрит: Свинушка к нему же
Приближается без сил;
Дотащилась, поклонилась,
Чуть-чуть рыло подняла,
И, дрожа от страшной стужи,
Со слезами начала:
«Бык Волович благородный,
Будь спаситель и отец!
Я от стужи захворала:
Разломило мой крестец.
Позабудь мою надменность
И позволь с тобою жить!
Я твою такую милость
Обещаюсь заслужить».
«А! свиное благородье!
Захворала же небось!
По делам тебе и мука:
Не жила ещё ты врозь;
Вот на предки будешь умна
И не скажешь никому:
«Я-ста под корень зароюсь,
Не нуждаюся в дому».
«Ну, прости же, Бык Волович!
Это правда, я – свинья,
И пусти: в дому не тесно:
Не больша твоя семья. 
Если пустишь, Бык Волович,
Я отвечу за рабу:
Стану вкусно стряпать сено
И солому, и траву;
А не пустишь, будет плохо,
Не хочу тебе скрывать:
На задор под дом зароюсь, -
Будет ветер поддувать.
Ты поплатишься жестоко,
Помяни мои слова,
Знай, что для скотов свирепых
И сама я такова!»
«Ну, да что с тобою делать?
Успокойся, не хрючи!
Будь же в доме ты хозяйкой
И бери сейчас ключи!»
Вслед за пёстрою Свиньёю
В дом к Быку приходит Гусь.
Гусь, тот самый, что храбрился:
«Я без дому обойдусь».
Но теперь храбрец смирился,
Шею скорчил в три дуги
И Быка с слезами просит:
«Ради Бога помоги!»
«Г-м, надутое творенье!
(Бык Волович замычал)
А не ты ли мне на просьбу
Загогоча отвечал:
«Или ты ослеп, не видишь,
У меня хороший пух».
«Это правда, но пусти, Бык!
Или вылетит мой дух.
Если пустишь, Бык Волович,
То тебе я пригожусь:
Буду служкой на посылках,
Никогда не возгоржусь:
А не пустишь, так, наверно,
Ты застонешь, «ох-ох»:
Я с такой беды и горя
В доме выщиплю весь мох.
Будет холодно, не кайся,
Я тебя предупредил».
Бык тут несколько подумал
И его к себе пустил.
Вслед за Гусем невесёлый
Появляется Петух.
Подбородки его мёрзлы,
Гребень тоже весь распух,
Чуть до дома он доплёлся,
Не кудахчет, не поёт,
Говорить почти не может:
Знаки крыльями даёт.
Бык дал время отогреться
И сказал ему потом:
«Так и ты, певец злосчастный,
Хочешь, кажется, в мой дом?
А не ты ли мне ответил:
«Я не зябну, я – храбрец».
«Бык Волович! Что же делать?
Если я такой глупец.
Извини великодушно,
Не гони из дому вон!
Я за это твой усердно
Караулить буду дом;
Если выгонишь, то помни!
Я жестоко насолю:
Заберусь под крышу дома
И всю землю рассорю.
Будет холодно, не кайся!
Но придётся потужить».
Бык Волович рассмеялся
И ему позволил жить. 
Наконец к Быку явился
Кот-Мурлыка и сказал:
«Ну, морозец, Бык Волович!
Я и то уж задрожал.
Ты, я думаю, за леность
На меня ужасно зол.
Но, пожалуйста…я с просьбой:
Извини добрейший Вол!
Уж позволь и мне на печке
Приютиться в уголок!
Ты за это в благодарность
От меня увидишь прок:
Ни одна ни мышь, ни крыса
Не придёт небось сюда;
А подумай-ка, как много
С этой гадиной вреда!»
Бык Волович согласился:
От Кота он пользу знал.
Так пустил он всех, и после
Хоть бы даже попенял.
Так они теперь все вместе,
Все живут в одном дому,
Всем тепло им и привольно
И не скучно никому.
Для Быка и для Барана
Недалёко шли луга,
На которых ещё летом
Были смётаны стога;
И теперь наш Бык Волович
Да собрат его Баран
Теребили это сено
Каждодневно спозаран.
Свинка – пёстрая щетинка,
Гусь галаный и Петух
Также в корме не нуждались:
Сёла были там вокруг.
Эти трое каждой ночью
Отправлялись на гумно
И, что там ни находили:
Рожь ли, полбу ль – всё равно,
Ели сколько было нужно,
Не стесняясь, как своё,
И пред светом возвращались
Спать на общее жильё.
Кот так даже объедался:
Он ел галок и сорок,
Кои стаями летали
По лесинам у дорог.
Днём животные трудились:
Бык Волович что-то плёл,
Свинка избу отопляла,
Гусь крылами её мёл;
Кот с Бараном уходили
Припасать на топку дров
Или драть с деревьев лыки
Для плетенья пещеров.
Не сидел у них без дела
И любимец их – Петух:
Он своим приятным пеньем
Услаждал животным слух. 
Так-то жили они в лесе
И примерно, и умно,
И, сказал бы я, счастливо,
Если б только не одно.
Что же именно? Об этом
Я покамест отложу:
Так как сырная настала,
То о ней сперва скажу.
Февральская песня.
Баснь 15.
Масленица объедуха.
Деньгам прибируха.
Люд на Острове пирует:
Шумно сырная идёт,
Пряженцы, блины, оладьи
Дарья жарит и печёт.
У неё теперь родные:
Молодые зять и дочь,
И зятька она за дочку
Угощает день и ночь.
Усадила их рядочком
На скамейке, за столом;
Стол уставила стряпнёю
И обоим бьёт челом:
«Да поешьте же, родные,
По обычью старины!
Вот оладушки, вот масло,
Вот и гречные блины!»
«Мы уж, матушка, досыта…»
«Что вы, что вы? Это срам!»
«Больше некуда… по горло».
«Вот горяченьких подам».
И горячие поспели
Но уж гости не едят;
За блинами позевают.
На оладьи не гладят.
«Вы поешьте поплотнее:
Протрясётесь до села».
«Благодарствуем покорно!
Нам и до дому пора…»
«Извините, небессудьте!
Лишь укланялись, родны,
Ничего почти не съели,
Хоть бы гречные блины».
«А не хочется ли с блинков-то
Выпить чарочку пивца?»
Предлагает Вукол зятю
Из заветного ставца.
«После хлеба-соли можно».
«Так искушай-ка, зятёк!
Пиво на диво сварилось,
Да бочоночек подтёк».
«А ты, батюшка, что сам-то?»
«Кушай, кушай! Я потом.»
«Всех с прощеным воскресеньем,
С наступающим постом!»
«И тебя, зятёк! Во здравье!...
Э! да что ты не до дна?»
«Не годится, захмелею».
«Ну, плохая ты родня!
Захмелеешь, так поедем
Прокатиться и пройдёт».
«Да, пора бы нам до дому».
«Ну там сватушка пождёт».
И вот Вукол Силыч, живо
Подвязав лошадкам хвост,
В сани впрёг их и с гостями
Да девицами сам- шесть
Вдоль по улице широкой
С гиком ездит взад-вперёд.
Звонко песня раздаётся»
«Сизый селезень плывёт»,
Нежный бубен с колокольцем
Слух лелеют: дзинь…тень, тень!
Ездить весело, приятно…
Но вот кончился и день. 
Молодые собралися
Отъезжать к себе домой,
Только Маша вдруг затихла
И поникла головой.
Что же Машенька замолкла?
Иль, какая с ней напасть?
Да: свекровушка в говенье
Заставляет Машу прясть,
А у Маши нет ни гребня,
Ни куделюшки, ни льна,
Ослушаться же свекрови,
Как хотите, не вольна.
Дарье горе угадала
И вручила ей тотчас
Веретёнце, гребень, донце
С кудели весь запас.
От подарков молодушка
Успокоилась душой
И затем на Карьке с мужем
В ночь отправились домой.
Утром в чистый понедельник,
Всё замолкло, шум исчез,
Гости с праздника вернулись,
Так и мы вернёмся в лес.
Баснь 16.
Сниди да признайся,
Ни в чём не скрывайся!
В феврале морозы стихли,
Стало в лесе потеплей,
Дни немножечко подольше,
Да и солнце посветлей.
Вот, соскучившись в морозы
День-деньской сидеть с Быком,
Наш храбрец-Петух надумал
Влезть на дерево с сучком.
Он с сучка, любуясь ведром
При восходе на заре,
Размахал крылами воздух,
Задал тон себе: «до-ре»,
И так чудно, громогласно
Прокричал «коко- реку»,
Что унёсся отголосок
Вдоль по бору за реку.
На грехи то услыхала
Петушиный голосок
Патрикеевна, для которой
Куры – лакомый кусок;
Тотчас к певчему Лисица
Осторожно побегла;
Увидав его на дубе,
Притаилась и легла;
Но Петух, как будто чуял, -
Вниз к Лисице не слезал
И к досаде куроедки
Шибче прежнего орал.
Вот ждала, ждала Лисица,
Всё не сходит к ней горлан, -
На глаза к нему явилась
И пустилась на обман:
«Здравствуй, Петя! Я слыхала,
Ты боишься очень лис,
Но меня, дружок, не бойся!
Соскочи ко мне на низ! –
Я, Лисица уже стара:
Девяносто мне годов,
Без очков совсем не вижу,
И глуха, и без зубов.
Есть курятину и птичек
Зареклась и, как вдова,
Ныне странствую по лесу,
Проповедую слова,
Как жить должно по законам,
Как избавиться грехов;
Больше всех других на это
Наставляю петухов.
Вот ты, Петенька, не глупый,
Но порочен и грешён:
Словно турок иль татарин,
Водишь чуть не сорок жён.
Из-за них же ты нередко
Ходишь с братьями на бой,
Учиняешь кроволитье,
Поединки и разбой.
Я во всём тебя прощаю
(кто не грешен в цвете лет),
Но слети ко мне на землю
И прими благой совет». 
Но Петух Лисице с дуба,
Как про это услыхал,
Закудахтав недовольно,
В сильном гневе закричал:
«Ты Лисица-прехитрица!
Речь заводишь неспроста:
У тебя язык-то льстивый,
Заманишь к себе в куста
И свернёшь мне тотчас шею».
«Что ты, что ты, Петушок!
И затем Лиса запела
Умилительный стишок:
«Для тебя нарочно
Шла я долгосрочно
Из дальнего скита,
Голодна не сыта, -не пила, не ела,
Много нужд терпела.
Всё-то тебя, чадо,
Вразумить хотела
Сниди да признайся,
Ни в чём не скрывайся!»
Пеньем постницы-Лисицы
Наш растрогался Петух,
Вспомянул он грех великий,
Что нередко бил подруг,
И решился от Лисицы
Наставления принять,
Научиться жить воздержно,
Страсти дикие унять.
Начал Пётр Петрович прыгать
Ниже, ниже по сучкам
И, само собой понятно,
Приближаться к тем кустам,
У которых с нетерпеньем
Преисполненная зла
Куропатница-Лисица
Только этого ждала;
Вот минута роковая:
Пётр Петрович с дуба скок,
Вмиг Лисица подбежала,
Цап его и наутёк.
Завопил Петух Лисице:
«Ах, прекрасная Лиса!
От зубов твоих сегодня
Жду я смертного часа,
Но зачем меня напрасно,
Ни за что желаешь съесть?
Пусть бы я твою нарочно
Чем-нибудь обидел честь!»
«А! не помнишь, притворился!
Ну, так слушай же, злодей!
Кто в деревне караулил?
Кто тревожил всех людей?
Как хотела я на завтрак,
В прошлом годе по зиме,
Мохноногого курёнка
Из курятни взять себе?»
«Ах, премудрая Лисица!
Это сделал я со сна:
Я не знал, кто к нам забрался,
Думал, пёстрая чухна (свинья).
Не губи ж меня! Послушай,
Что тебе я передам:
Как-то, помнится, на святках
Я гуляю по задам
И от скуки то и дело
Громким голосом пою.
Вдруг услышал, кто-то сзади
Хвалит песенку мою.
Оглянулся я и вижу –
Это барин из степей,
Сам махает мне рукою
И зовёт к себе: «Петрей!»
Я приблизился и молвил:
«Что, мол, надобно меня?»
«Да, понравился твой голос»,
Говорит он мне с коня:
«Ты на Радунец, весною,
Приходи ко мне гостить:
Я хочу тебя, любезный,
Петь по нотам научить:
Как научишься ты ноте, -
Распознаешь «до» и «фа»,
Будет жизнь тебе привольна,
Будет полная лафа.
Ты в моём хору, наверно,
Будешь самый лучший бас,
И за то тебе в награду
Дам пшеницы весь запас.»
Я, конечно, согласился:
Хорошо, мол, очень рад,
И пошёл было к подругам,
Но он крикнул: «Стой-ка, брат!
И спросил меня: «Петрович,
Ты не знаешь ли Лисы
Бескорыстной, честной, верной,
Как аптечные весы?»
«Нет, мол, этакой не знаю»
«Ну, так, братец, поищи,
Мне, слышь, ключницу бы надо
За запасами блюсти.
Да смотри, когда отыщешь,
Слово в слово передай, -
Что быть в ключницах отлично –
Не житьё, а чистый рай:
Лишь гляди за всем припасом –
Сыром, маслом, творогом,
Дичью, мясом, потрохами,
Пивом, мёдом и вином.»
Как, Лисица, я жалею,
Что тебя тогда не знал!
Если б знал тебя пораньше –
Непременно бы сказал.
Отпусти меня, Лисица!
Я сегодня же пойду
В степи к барину, и прямо
Про тебя ему скажу».
У Лисицы с небылицы
Закружилась голова,
И настолько ей приятны
Были льстивые слова,
Что она зубами крепко
Не держала Петух