Первый концерт после выхода из центра Бетти Форд состоялся в Рио де Жанейро. Не успел я сесть в самолет, а уже шатался. Пока летели в Рио, я выглушил бутылку “Курвуазье” и “вырубился” в проходе. Шарон пыталась меня сдвинуть с места, но я нажрался вусмерть. В конце концов, она так разозлилась, что начала колоть моё бездыханное тело взятой с подноса вилкой из нержавеющей стали. Это, бля, привело меня в чувство. Но, по крайней мере, я знал, что являюсь законченным хроническим алкоголиком. Не мог дальше прикидываться, что, мол, пью для настроения или, что все у кого водится бабло, конкретно “поддают”. Я был болен, и эта болезнь убивала меня. Я начал задумываться: “Даже животное не прикоснется к тому, от чего ему плохо, так почему же я снова и снова попадаю в это болото?”
Мое выступление было частью десятидневного фестиваля “Rock In Rio”, в котором принимали участие так же “Queen”, Rod Stewart, “AC/DC” и “Yes”. Билеты купили полтора миллиона человек. Город меня разочаровал. До этого мне казалось, что на каждом углу смогу увидеть “Девушку из Ипанемы”
(Ipanema – район в южной части Рио де Жанейро,“Girl from Ipanema”- название популярного хита 60-х), но не встретил ни одной. Повсюду как крысы носились только истощенные бедные дети. Попадались или сказочно богатые люди, или бездомные. И ничего, кроме пропасти между ними, кажется, не было.
Никогда не забуду, как вовремя этой поездки познакомился с Ронни Биггсом, участником “величайшего ограбления поезда”. В то время он жил в изгнании в Бразилии и вроде получал от этого кайф: Ронни утверждал, что трахнул в этой стране две с половиной тысячи девок. Но всё равно чувствовал себя, как в тюрьме, потому что тосковал по дому. Он пришел в отель в футболке с надписью: “Рио – отличное место для тех, кому нужно схорониться”, но, то и дело расспрашивал меня, как выглядит Англия, есть ли еще тот или иной магазин, продается ли то или иное пиво.
Мне было жаль этого парня. Никто в здравом уме не брал его на работу, и он затягивал к себе домой английских туристов, брал с них по пятьдесят фунтов с носа, просил купить себе пива и пакетик травки, а потом рассказывал им историю величайшего ограбления поезда. Это называлось “Приключение Ронни Биггса”. Думаю, так все же лучше, чем гнить в тюряге. Он был в порядке, этот Ронни, знаете ли. Не был злодеем, и все знали, что его и близко не было в поезде, когда напали на машиниста, но, несмотря на это, ему “влепили” тридцать лет. Сегодня можно изнасиловать ребенка или убить старушку и получить за это меньше тридцатки. Люди полагали, что, в конце концов, парню удалось “пропетлять”. Не думаю! Дядька был глубоко несчастлив. Я не удивился, когда, в конце концов, он вернулся в Англию, хоть и догадывался, что его “повяжут” прямо в Хитроу и отправят в тюрягу.
Но дом есть дом, хоть и за решеткой. В итоге его освободили, правда, только потому, что он был одной ногой в могиле. Ронни любил повторять, что его последней волей будет “войти в паб Маргейт, как подобает англичанину, и купить себе бокал пива”. Но, из того что я слышал, ему придется отложить это удовольствие до следующей жизни.
Летом, после выступления на фестивале “Rock In Rio”, я согласился сыграть на “Live Aid” вместе с “Black Sabbath”. Шарон снова была беременна, мы не хотели лететь самолетом в Филадельфию и решили поплыть в Нью-Йорк на корабле “Queen Elizabeth 2”, а дальше поехать на машине.
О чем пожалели уже через час пребывания на море. Мы тогда летали в Нью-Йорк на “Конкорде” и привыкли к тому, что перелёт длился три часа. Корабль херачил по морю пять дней, хотя казалось, что проходят миллиарды лет. Ну и чем можно было заняться на борту? Разве что, блевать от морской болезни. К концу первого дня я надеялся, что мы столкнемся с айсбергом, может хоть тогда что-то начнет происходить. А потом тоска стала еще зеленее. Я пошел умолять судового врача, чтобы он прописал мне сильнодействующее снотворное, так не хотелось просыпаться до конца путешествия. Проснулся я только через сорок восемь часов, как раз в то время корабль входил в порт. Шарон сильно злилась на меня– она была предоставлена сама себе все это время, пока я мертвецки спал – и только каким-то чудом не выбросила меня за борт.
- Помнишь меня, засранец? – это были её первые слова, когда я открыл глаза.
Скажу вам правду, меня сильно напрягал весь этот “Live Aid”. Сто лет не общался с Тони и ситуация была неловкая. К тому же, организаторы поставили нас между Билли Оушеном и сраным “Four Tops”… на десять утра. Не знаю, чем они думали. Наверное, на фестиваль требовалось больше чёрных групп и они могли подумать, что мы - чёрные. Как тогда, в Филадельфии, во время наших первых гастролей.
Начало не сулило ничего хорошего.
Перед концертом регистрируюсь у администратора гостиницы, и тут ко мне подходит какой-то типок и говорит:
- Эй, Оззи, с тобой можно сфотографироваться?
Я ему в ответ:
- Да. Конечно!
А этот парень:
- Мне очень жаль, но я должен это сделать - и вручает мне судебный иск.
От моего тестя. Блин, он решил затащить меня в суд перед началом благотворительного концерта!
Когда за кулисами все узнали об иске – не спрашивайте меня, в чем там дело, всем занялась Шарон - один из техников подходит ко мне и говорит:
- Странный какой-то человек, твой тесть.
- В смысле? – спрашиваю я.
- Сказал, что обложка пластинки “Born Again” напоминает ему внуков.
Для непосвященных объясню: “Born Again” – это третий альбом “Black Sabbath” после моего ухода, а на обложке изображен демонический выкидыш с когтями и клыками. Как можно нести такую чушь?!
С одной стороны, участие в “Live Aid” было фантастическим: благая цель это раз, а два - никто не сыграет старые “саббатовские” песни лучше, чем я, Тони, Гизер и Билл. С другой стороны, было и немного позора. Во-первых, у меня по-прежнему был избыточный вес, я едва помещался в кадре. За шесть лет после ухода из группы, я стал знаменитостью в Америке, в то время как “Black Sabbath” катились в противоположном направлении. Поэтому ко мне относились с особым пиететом, хотя я об этом не просил. Речь идет о мелочах, например, я получил куртку с логотипом фестиваля, а они – нет. Во всяком случае, мы все ощущали себя неловко. А я не пытался деликатно разрулить ситуацию, потому что мое “накокаиненное” эго рок-звезды вырвалось из-под контроля. В глубине души вертелись слова, готовые вырваться наружу: ”Вы выгнали меня, а теперь вы мне не нужны и идите в жопу!” Теперь, когда я оцениваю это спустя годы, задаю себе только один вопрос: а стоило ли быть тогда таким козлом?
Сам концерт прошел гладко. Мы разместились в отеле, встретились на пробе звука, пробежались по списку песен, вышли на сцену, отбарабанили своё и разбежались по домам.
Что касается иска Дона Ардена, то он, в общем-то, не должен был стать для нас какой-то неожиданностью. Фирма “Jet Records” болезненно перенесла наш уход. Сюда стоит добавить и прочие проблемы. Примерно тогда, Дэвид, брат Шарон, должен был предстать перед английским судом по обвинению в похищении, шантаже и избиении бухгалтера, некого Харшада Патела. Весьма неприятная история. Дэвида приговорили к двум годам тюряги в Вэндсворт, но он отсидел там только несколько месяцев, после чего был переведен на общий режим в тюрьму Форд.
Взяли за задницу и Дона, который по-прежнему жил в доме Говарда Хьюза на вершине каньона Бенедикта. В конце концов, Дон понял, что ему грозит экстрадиция, вернулся добровольно в Англию, чтобы предстать перед судом. Нанял самых лучших адвокатов Лондона. Ему удалось избежать наказания, и он был оправдан по всем статьям.
Через несколько месяцев после “Live Aid”, 8 ноября 1985 года, родился Джек. Я был пьян и мало что помню – часами просиживал в пабе напротив больницы – но помню, как Шарон захотела сделать малышу обрезание. Я не собирался ей перечить. Кстати, самое смешное то, что моя мама, будучи католичкой, в свое время сделала обрезание и мне. Никто из моих братьев не прошел через это, только я. Помню, спрашивал маму, что ей тогда пришло в голову, она ответила:
- Так было модно.
Я не верил собственным ушам. Накричал тогда на нее:
- Мне отрезали крайнюю плоть, потому что это было модно?!
Но я должен признать, мой член от этого стал чище. А так как Джек был наполовину евреем – принимая во внимание Дона Ардена, настоящее имя которого было Харри Леви – это казалось естественным.
Удивительно и то, что это был наш третий ребенок за три года. Мы этого не планировали, так получилось и всё тут. Всегда после окончания тура мы с Шарон “залегали на матрацы” – дело молодое – всё идет своим чередом, а через девять месяцев Шарон рожала очередного маленького Озборна.
Офигеть можно, я колесил по миру в роли Князя Тьмы с тремя детьми на плечах, что не совсем соответствовало моему имиджу. Несколько лет подряд почти все время в перерывах между концертами уходило на лихорадочные поиски “конверта для новорожденного” с нашитым жёлтым медвежонком по имени Ляля. Джек неистово капризничал, если не мог обнять или пососать свою Лялю. Но мы так часто переезжали, что Ляля постоянно где-то терялась. У меня самого начался бзик из-за этого долбаного медведя. Спускаюсь со сцены после исполнения “Diary of a Madman” и первым делом беспокоюсь:
- Где Ляля? Вы не видели Лялю? Не забудьте забрать Лялю!
Неоднократно мы посылали наш частный самолет через пол-Америки, чтобы забрать Лялю из отеля, где мы вчера ночевали. Тратили двадцать штук на топливо, чтобы спасти Лялю. Вы только не подумайте, что мы не пробовали купить Джеку взамен что-то другое. Малыша не проведешь – никаких замен и точка. Можно было найти одеяло с медвежонком, ну вылитый Ляля, однако Джек моментально его выбрасывал и заливался слезами, пока не получал назад настоящую Лялю. Время шло и Ляля подверглась хирургическому вмешательству, когда собака Шарон несколько раз пробовала сожрать одеяло, так что нашего мишку уже ни с чем нельзя было спутать.
Несмотря на то, что я частенько был пьян и меня подолгу не было дома, мне нравилось быть отцом. Это так классно, когда можно созерцать как малыши, которые появились на свет благодаря тебе, развиваются и подрастают. Шарон тоже нравилось быть мамой. Но хорошего понемногу.
После рождения Джека оназаявила мне:
- Оззи, в следующий раз после гастролей, держись от меня подальше. Мне кажется, я всю жизнь беременна и мне это надоело.
Поэтому, я пошел на вазэктомию. (Вазэктоми́я - хирургическая операция, при которой производится перевязка или удаление фрагмента семявыносящих протоков у мужчин. Эта операция приводит к стерильности (неспособности иметь потомство) при сохранении половых функций. У мужчины после вазэктомии сохраняется половое поведение: либидо, эрекция, эякуляция. Но поскольку семявыносящие протоки становятся непроходимы, то в эякуляте отсутствуют сперматозоиды. Яички сохраняют свои функции. Вазэктомию применяют в качестве радикального средства контрацепции. В медицине обычно рекомендуется мужчинам, обладающим детьми и решившим отказаться от деторождения в будущем.) Та ещё процедура, скажу я вам.
- Мистер Озборн, вы знаете, что это необратимо? – спросил доктор.
- Да.
- Вы точно этого хотите?
- Да.
- Вы абсолютно в этом уверены?
- Вне всякого сомнения, доктор.
- Ну что ж, прошу подписать заявление.
После операции мои яйца опухли до размера двух арбузов. И к тому же страшно болели.
- Доктор! – говорю. – Вы можете что-нибудь сделать, чтобы размер остался, а боль прошла.
В общем, не рекомендую, исходя из предписаний элективной хирургии. После этой перетяжки, когда ты кончаешь, вылетает какая-то роса. Это больше похоже на сухой кашель. Весьма странное дело, чувак.
И вдруг, девять месяцев спустя, Шарон вновь захотелось ребенка. Ну, я снова иду к врачу и прошу, чтобы он вернул всё взад.
- Твою дивизию! – отвечает мне доктор. – Я же объяснял, что это необратимо! Хотя попробовать можно всегда.
Не получилось. Как сказал врач, очень трудно было провести обратную процедуру. Может, если бы я тогда вернулся, чтобы пробить протоки, из этого могло что-то выйти? Кто его знает? Во всяком случае, мы перестали пробовать завести еще одного ребенка. Как бы то ни было, а у меня пятеро детей и это неслабо, и я всех их люблю.
Ничего лучшего, чем они, в моей жизни не было, однозначно.
После вазэктомии появилась другая проблема. Мне взбрело в голову, что я могу делать все что угодно – по крайней мере, так мне казалось, когда я был бухой. Но моя жена воспитывалась в рок-н-ролльной среде, и враньё чуяла за версту. Да и врун из меня - никудышний. А значит, она сразу “просекала”, что у меня на уме. Понятно дело, злилась на меня, но смотрела на это сквозь пальцы… На первых порах.
Нельзя сказать, что у меня были романы. Я просто хотел хоть на час стать Робертом Редфордом. Но я был слаб в этом амплуа. В большинстве случаев, когда я “кадрил” чиксу, той приходилось вызывать мне скорую или везти моё тело на такси в гостиницу, в то время как я вовсю блевал. Я начинал рандеву как Джеймс Бонд, а заканчивал на земле, как куча дерьма. Чувство вины, которое приходило потом, меня, на хер, добивало. Я ненавидел сам себя. Чувствовал себя полным гандоном. Вдобавок, я - ипохондрик, а значит, меня всегда одолевал страх подхватить какой-нибудь редкий смертельный вирус. Могу заразиться через телевизор, такой уж я есть. Могу принимать снотворное, увидеть по телеку рекламу этих таблеток, где голос за кадром говорит о возможных побочных эффектах “в виде рвоты, кровотечения и - в редких случаях – смертельный исход”, и всё – считайте, я одной ногой уже в морге. Дошло до того, что два раза в неделю, ко мне приходили врачи, так, на всякий случай, осмотреть мою “корягу”.
И вот появился СПИД.
Сначала, я ни о чем не переживал. Как и большинство людей, думал, что это касается геев. И неважно, сколько я выпил или вынюхал, мне никогда не тянуло кувыркаться в постели с чьей-то волосатой жопой.
Но быстро оказалось, что вовсе не надо быть геем, чтобы заболеть СПИДом. Однажды ночью, я трахнул телку в “Sunset Marquis Hotel” в Западном Голливуде. Сразу же понял, здесь что-то не так. Ну, я в два часа ночи звоню администратору и спрашиваю, а нет ли в гостинице дежурного врача. Был. Дорогие отели всегда держат собственных коновалов. Он поднялся ко мне в номер, осмотрел мой инструмент и говорит, мол, надо сделать тест.
- Какой ещё тест? - спрашиваю его.
- Тест на ВИЧ инфекцию – отвечает доктор.
”Ну, всё! - думаю. - Сливай воду”.
Несколько дней лез на стену от страха. Со мной невозможно было рядом находиться. В конце концов, проговорился обо всём Шарон. Можете себе представить, что тогда началось. Вспомните бомбу мощностью в сто мегатонн, которую русские взорвали где-то в Арктике. Именно так взорвалась Шарон, когда я ей сказал, что должен сделать тест на ВИЧ, потому что трахнул какую-то ”левую” тёлку из бара в гостинице. Это было нечто большее, чем ярость. Шарон “пилила” меня так, что я подумал, уж лучше умереть, чем пережить такую головомойку еще раз.
Во всяком случае, сделал этот тест, а через неделю, пошел за результатами вместе с Шарон.
Никогда не забуду, как врач вошел в тесный кабинет, уселся, вытащил папку и сказал:
- Ну что же, мистер Озборн, хорошая новость такова, у вас нет герпеса, гонореи и сифилиса.
Слышу эти слова и сразу догадываюсь, что есть поводы для страха.
- А плохая новость? – спрашиваю его.
- Что ж, это прозвучит брутально – говорит он, а меня парализует страх – но вы ВИЧ-инфицированный.
Я дословно падаю на колени, хватаюсь за голову и кричу:
- Что это, блядь, значит ВИЧ-инфицированный?! Это же, блядь, смертный приговор, ты, дебил!
Помните, тогда с ВИЧ никто не боролся. Если обнаруживали ВИЧ, это значит, ты болел СПИДом, а потом умирал. КОНЕЦ. А поскольку я был ВИЧ-инфицированным, вполне возможно, что и Шарон была ВИЧ- инфицированной. То есть, я убил мать своих детей.
Я боялся посмотреть ей в глаза, чувствовал себя более чем хреново. В тот момент она должна была меня ненавидеть, но ничего не сказала. Думаю, что Шарон была столь же шокирована, как и я.
Вдруг на столе у врача звонит телефон. Я продолжаю стоять на коленях и орать, но быстро заткнулся, сообразив, что звонят из лаборатории по поводу результатов моих анализов. Доктор мычит и вздыхает, а я слушаю. Наконец-то он кладет трубку и говорит:
- Маленькое уточнение, мистер Озборн! Ваш результат оказался не позитивным, а только в пределах допустимого отклонения. А это значит, нам нужно повторить тест. Извините за недоразумение.
Недоразумение?! Если бы я не был так подавлен, то съездил бы по морде этому подонку.
Но в этот момент я не был в состоянии что-либо сделать.
- Сколько это займет времени? – спрашиваю охрипшим голосом и стараюсь, чтобы меня не стошнило.
- Еще неделю.
- Я не выдержу неделю. Я серьезно, доктор! Что-нибудь с собой сделаю. Нельзя ли как-то ускорить?
- Это будет стоить дороже.
- Плевать на деньги.
- Окей! Результаты буду готовы завтра. Кроме того, предлагаю вам, миссис Озборн, также сделать тест.
Побледневшая Шарон только кивнула головой.
На следующий день мы пришли за результатами. Я думал, что откину копыта ночью, но Шарон не была настроена оказать мне сочувствие. Она была настроена на развод. Я, в натуре, подумал, что нашему браку - конец.
- Итак, мистер Озборн! – говорит врач. – По результатам второго теста с удовольствием информирую о том, что вы, скорее всего, не являетесь ВИЧ- инфицированным. Впрочем, мы должны сделать тест еще раз, чтобы окончательно убедиться.
Хватаюсь за голову, выпускаю воздух из легких и благодарю Бога так, как никогда раньше не благодарил. Слышу, как Шарон всхлипнула с облегчением и шмыгнула носом.
А врач продолжает:
- Всё это недоразумение связано с тем состоянием, в котором находится ваша иммунная система, а она, собственно говоря, не функционирует. Вообще. Сперва работники лаборатории не могли этого понять. Поэтому подвергли кровь более тщательному анализу и обнаружили определенные… хм… факторы вашего образа жизни, которые объясняют данную аномалию.
- Факторы образа жизни?
- Да. В вашей крови содержится практически смертельная доза алкоголя и кокаина, мистер Озборн, не говоря уже о прочих наркотических веществах. Лаборатория никогда не сталкивалась с подобными анализами.
- А значит, у меня действительно нет ВИЧ?
- Нет. Но ваше тело думает, что он есть.
- Какое облегчение…
- На самом деле у вас нет ВИЧ, но вы подвергаете свою жизнь серьезной опасности, если не измените своих привычек.
Я кивнул головой, но его уже не слушал. Думал, как обмыть эту новость. По секрету скажу: кое-что в своей жизни я таки поменял - никогда больше не изменял Шарон.
После этой нехорошей истории со СПИДом я прилетел обратно в Англию, готовиться к следующим гастролям. Через неделю, может две, мне в отчаянии звонит Шарон, которая по-прежнему жила в Калифорнии.
- Оззи, прилетай сюда первым же самолетом – выдавила она.
- Что? Зачем? – спрашиваю.
- Просто езжай в аэропорт, купи билет, перезвони в “Beverly Hills Hotel” и сообщи, каким рейсом прилетишь.
- С тобой все в порядке, Шарон?
- Нет. И еще одно, Оззи.
- Что?
- Ты … не должен быть… пьяным!
И положила трубку.
Пятнадцать часов спустя я прохожу паспортный контроль в аэропорту Лос-Анжелеса и вдруг вижу отблески, как мне показалось, десяти тысяч вспышек.
“Наверное, приехала какая-то монаршая особа” – подумал я. Как вдруг какой-то журналюга подсовывает мне под нос свою телекамеру и спрашивает:
- Что скажешь, Оззи?
- Э…Ну… курица была немного сыровата – говорю – а так, нормальный перелёт.
- Я имею в виду подростка. Того, который погиб. Как-то прокомментируешь это?
- Что???
- Его самоубийство. Что ты об этом думаешь?
- Понятия не имею о чем …
Я не успел сказать ничего больше, потому что в этот момент около десяти телохранителей отталкивают оператора, берут меня в кольцо, сопровождают до выхода и сажают в черный лимузин.
На заднем сиденье уже поджидает мой адвокат Говард Вайцман.
- Парня зовут, скорее, звали Джон Маккаллом – поясняет он и показывает мне “Лос-Анжелес Таймс”. – Девятнадцать лет, поклонник твоей музыки. Родители утверждают, что он употреблял алкоголь, слушал “Speak of the Devil” (Монолог Дьявола) и застрелился из принадлежащего его отцу пистолета калибра 5.56 мм. Его нашли с наушниками на голове. И они считают, что ты во всем виноват.
- Я?
- Отец утверждает, что его сын сделал то, к чему его призывал текст песни “Suicide Solution” (Самоубийственное решение).
- Но ведь “Speak of the Devil” – это концертный альбом с песнями “Black Sabbath”. Там даже нет “Suicide Solution”.
- Правильно.
- А он, вообще, читал текст песни?
- Мы знаем, что в песне говорится о риске, связанном со злоупотреблением алкоголя, но он придерживается другого мнения.
- Он думает, что я хочу, чтобы мои поклонники покончили с собой? А кто же, мать его так, будет тогда покупать мои пластинки?
- Это не всеё, Оззи. Поговаривают, что в свои песни ты вставляешь скрытые послания для подсознания, которые призывают молодых да впечатлительных “взять оружие”, ”покончить с этим сейчас же”, ”стрелять, стрелять, стрелять”, что-то в этом роде. Всё это найдешь в тексте иска. Я распоряжусь, чтобы тебе в отель прислали копию.
- Сколько они от меня хотят?
- Всё. Плюс компенсацию.
- Шутишь?
- К сожалению, нет. Мы, собственно, направляемся на пресс-конференцию. С твоего разрешения, говорить буду я.
Пресс-конференция была организована в теннисном клубе. Я был утомлен сменой часовых поясов, находился “под мухой” (не совладал с собой) и пребывал в шоке. А когда меня провели на маленький подиум перед камерами, мне стало еще хуже. Я успел привыкнуть к интервью с журналистами музыкальных изданий, но не к этой своре маститых медийных репортёров со всей страны. Как будто вернулся в класс к мистеру Джонсу. Репортёры так быстро засыпали меня острыми вопросами, что я охотно бы спрятался за какой-нибудь занавеской.
Один из них спрашивает:
- Мистер Озборн, это правда, что в песне “Paranoid” вы поёте: ”Говорю вам, кончайте с жизнью”?
Минуту прокручиваю в голове текст Гизера, потом отвечаю:
- Нет. Я пою: “Наслаждайтесь жизнью”. (Речь идет о последнем куплете “Paranoid”: “I tell you to enjoy your life I wish I could but it’s too late”, журналист намекает на то, что вместо слова enjoy – “наслаждаться”, в тексте присутствует end - “покончить”).
Но остальные репортеры уже выкрикивают следующие вопросы и никто меня не слышит.
- “НАСЛАЖДАЙТЕСЬ жизнью” – повторяю я. – “НАСЛАЖДАЙТЕСЬ жизнью”.
Никто не слушает.
- Оззи! – спрашивает следующий журналист – Адвокат мистера Маккаллома утверждает, что он был на вашем концерте, и ему показалось, что это Нюрнберг, когда толпа начала скандировать ваше имя. Как вы это прокомментируете?
Мне следовало бы ответить: “Нюрнберг? Сомневаюсь, что Гитлер пок а зывал в Нюрнберге знак мира и кричал: “Рок-н-ролл!”. Но я ничего не сказал. Не смог выдавить из себя ни слова. Это - как паралич.
Сыплются вопросы о “Suicide Solution”. Говард Вайцман, помню, пытается перекричать толпу:
- Эта песня носит автобиографический характер. В ней говорится о всем известной борьбе мистера Озборна с алкоголизмом, который он считает формой самоубийства, доказательством чего может послужить трагическая смерть его близкого друга Бона Скотта, вокалиста австралийской группы “AC/DC”.
- Оззи – кричат репортеры – а это правда, что…?
Наконец, пресс-конференция закончена, потрясённый, я возвращаюсь в отель. Падаю на кровать, включаю телевизор, а там Дон Арден как раз делится впечатлениями обо мне:
- Откровенно говоря, я очень сомневаюсь, чтобы мистер Озборн понимал смысл этого текста (если он вообще был), потому что его знания в области английского языка минимальны.
Наверное, он решил поддержать меня таким образом.
Пресс-конференция была ужасной и дала почувствовать, что меня ожидало в будущем. В Америке я стал врагом государства номер один. Однажды утром в Нью-Йорке, открываю газету, а там, на фотографии увидел себя, с нацеленным в голову пистолетом. Это был чистой воды фотомонтаж, потому что я не припоминаю, чтобы позировал для подобного снимка. Во всяком случае, меня они конкретно разозлили. И потом, где бы я ни был, мне начали угрожать расправой. Фараоны пользовались этим и пытались отменить мои концерты. Однажды в Техасе, местный шериф позвонил нашему концертному администратору и сказал:
- Кто-то украл из карьера динамит, и мы получили анонимное письмо с предупреждением, что взрывчатка будет использован для покушения на Оззи.
Больше всего я переживал за детей. Приказал нянькам, чтобы они ни в коем случае ни с кем не общались на улице. Шел 1986 год, всего лишь пять лет назад Джон Леннон подписал экземпляр “Double Fantasy” поклоннику, который его потом застрелил. А я хорошо знал, что самыми большими психами являются как раз фаны. Один из них повсюду таскался за мной с бивнем мамонта, возраст которого - пять миллионов лет. Другой прислал мне видеокассету, а там его дом; моё имя красовалось повсюду на каждой вещи, внутри и снаружи. Потом он прислал ещё одну кассету, где на видео девочка танцует в резиновых сапогах под песню «Fairies Wear Boots».
Этот тип был ненормальным. Он построил склеп, в котором мы должны были вместе с ним провести вечность. По правде сказать, у меня есть идеи, бля, поинтереснее насчет вечности. Дошло до того, что полиции приходилось “закрывать” его в обезьяннике всякий раз, когда я выступал с концертом вблизи его места жительства. А если я подписывал пластинки в ближайшем музыкальном магазине, мне советовали носить бронежилет, так, на всякий случай.
Через некоторое время всёэто безумие меня стало порядком бесить. Помню, как-то лечу со своим ассистентом Тони из Токио в Лос-Анжелес. Рейс задержали на шесть часов и перед посадкой пассажирам раздавали талоны на халявную выпивку. Понятное дело, все наклюкались, но одна американская чувиха не давала мне проходу. Сидела за мной, каждые две секунды стукала меня по затылку и говорила:
- А я вас знаю.
Тони без устали повторял:
- Успокойтесь, мадам, прошу нам не мешать.
Но она и слышать не хотела. В конце концов, встаёт, подходит ко мне и хочет сделать фотку. Я разрешаю ей. А она:
- Вспомнила! Вы - Оззи Борн!
Тут я не выдерживаю. Ору на нее:
- Иди на хер!
Приходит стюардесса и предупреждает, чтобы я не оскорблял других пассажиров.
- В таком случае, скажите ей, пусть она ко мне не приближается! – отвечаю.
Но эта баба никак не уймётся, лезет ко мне все время.
Думаю: “Ну, всё, так больше продолжаться не может”.
Я тогда носил с собой вещицу под названием “роковые пилюли”. Это, в общем, хлоралгидрат, расфасованный в маленькие желеобразные капсулы. Достаточно проколоть её оболочку и выдавить содержимое в чей-нибудь дринк. Если услышите, что кому-то “подсунули Микки”, это значит, что он получил “роковую пилюльку”. (Mickey – предположительно, от имени Майкла “Mickey” Финна, хозяина бара в Чикаго, который на рубеже XIX – XX веков, подсыпал в спиртное клиентам наркотики, а потом, в служебном помещении, их грабил. Отсюда выражение – “подать блюдо Микки Финна”, или, короче - “подать Микки”). Итак, я дождался, пока она встанет со своего места и пойдет отлить. Тогда оборачиваюсь и выдавливаю “роковую пилюлю” в её бокал с вином.
Когда телка вернулась, я говорю Тони:
- Смотри назад и говори, что происходит.
Он комментирует:
- Фекундочку, фичас пока нифего, но она немного наклоняется вперед. Как-то ее развезло. Вот сейчас, вот-вот…
Слышу толчок в спинку сиденья.
- Что случилось? – спрашиваю я.
- Лежит лицом в подносе. Крепко спит.
- Класс.
- Да. Жаль, не убрала фуп с поднофа. Бедняжка. Вся ифпачкается.
Но больше всего меня добивали эти уродцы Иисусовы. Когда в судах слушалось дело “Suicide Solution”, они таскались за мною повсюду. Пикетировали мои концерты, носили транспаранты с лозунгами типа: “Антихрист среди нас”. И постоянно скандировали: “Отвернись от сатаны! Повернись к Богу!”.
Один раз я изготовил свой собственный транспарант с лозунгом: “Доброго вам дня” и нарисовал смайлик. Присоединился к ним. Они даже не заметили меня. Когда выступление вот-вот должно было начаться, я опустил транспарант, сказал: “Пока, ребятушки!” и вернулся к себе в раздевалку.
Особенно мне запомнился эпизод с этими придурками в Тайлере, штат Техас. Угрозы расправиться со мной стали уже практически привычным делом и меня везде сопровождал телохранитель Чак, ветеран вьетнамской войны. После неё у Чака был такой бзик насчет узкоглазых, он не мог даже войти в китайский ресторан.
- Если увижу желтого, порежу его на ремни – предупреждал он.
Чак не смог сопровождать меня на концертах в Японии, для него это было бы слишком большим стрессом. Когда мы останавливались в отеле, ночами он ползал в кустах по-пластунски или качал пресс в коридоре. По-настоящему крутой парень.
Во всяком случае, мы отыграли концерт в Тайлере, пошли прогуляться и около семи утра вернулись в гостиницу. Ранее, я договорился о встрече с врачом в полдень в холле – побаливало горло – и пошел спать, вздремнул пару часов. А потом Чак постучал в дверь, и мы отправились на встречу с коновалом. Поскольку врача нигде не было видно, я сказал администраторше:
- Если вдруг объявится парень в белом халате, передайте ему, что я в кофе-баре.
Понятия не имел, что перед концертом местный проповедник-евангелист подготовил телерепортаж обо мне, в котором рассказывал, что я - дьявол, что сбиваю молодых американцев с пути истинного и что всех заберу с собой в пекло. Это значит, на меня охотилось полгорода, а я об этом ни сном, ни духом. Сижу себе в кофе-баре, Чак возле меня нервничает и что-то мычит про себя. Проходит полчаса. Доктора всё нет. Еще полчаса. По-прежнему не появился. В конце концов, ко мне подходит какой-то парень и говорит:
- Это ты, Оззи Озборн?
- Ну, я.
- Отвернись от сатаны! Повернись к Богу! Отвернись от сатаны! Повернись к Богу! Отвернись от сатаны! Повернись к Богу!
Передо мной стоит проповедник из телевизора. Оказалось, что в баре было полно его апостолов и, как только тот затянул свои безумные речевки, все к нему присоединились. Меня окружает человек сорок-пятьдесят этих извращенцев, у всех морды красные и каждый выплевывает из себя одни и те же слова.
И тут Чак разозлился не на шутку. Эта ситуация, должно быть, напомнила ему Вьетнам, потому что он просто озверел. Пятая степень бешенства. Тип за десять секунд “отоварил” человек пятнадцать этих ненормальных. Повсюду летают зубы, библии, очки.
Я не остался посмотреть, что будет дальше. Заехал проповеднику локтем по яйцам и свалил оттуда.
Забавно то, что я интересовался Библией и даже пару раз пробовал её читать. Но дошел только до фрагмента, когда Моисею исполнилось 720 лет. Подумал: что же эти люди тогда курили? Дело в том, что я не верю в парня по имени Бог, который восседает в белом костюме на пушистом облаке, так же как не верю в типа по имени Сатана, у которого есть рога и вилы. Но верю в то, что есть день и ночь, есть добро и зло, что-то черное, а что-то белое. Если Бог есть, то это - природа. Если есть дьявол, то это- природа. Точно также я думаю, когда люди меня спрашивают, а не являются ли песни, такие как “Hand of Doom” и “War Pigs”, антивоенными. Я считаю, что война заложена в природе человека. А я всегда был увлечён людской сущностью, особенно, ее темной стороной. Так было всегда. Несмотря на это, я не поклоняюсь дьволу, так же мой интерес к Гитлеру не делает из меня нациста. Будь я нацистом, разве взял бы я в жены женщину, которая была наполовину еврейкой?
Достаточно было, чтобы все эти извращенцы послушали мои песни, и не было бы вопросов. Но они хотели за мой счет стать популярными. Я не сильно переживал по этому поводу, потому что, всякий раз, когда они атаковали меня, по телеку показывали мою отвратительную физиономию, а с прилавков улетали очередные сто тысяч моих пластинок. Собственно, это я должен на Рождество посылать им открытки с наилучшими пожеланиями.
В конце концов, даже американская фемида выступила на моей стороне.
Иск по делу “Suicide Solution” подали в суд в январе 1986 года и он был отклонен уже в августе того же года. Во время слушаний, Говард Вайцман сказал судье, что если будет наложен запрет на распространение “Suicide Solution”, а меня признают виновным в том, что какой-то несчастный ребенок застрелился, они будут вынуждены наложить запрет на распространение Шекспира, потому что в драме “Ромео и Джульетта” речь идет так же о самоубийстве. И прибавил, что в Америке тексты песен находятся под защитой права на свободу слова. Судья с этим согласился, но в итоговой речи не выражался обо мне излишне благожелательно. Сказал, что, хоть я и являюсь человеком “крайне неприятным и отталкивающим, но на отбросы тоже распространяется действие Первой Поправки ”.
Я прочитал приговор раз пять, пока до меня дошло, что парень вынес решение в нашу пользу.
Маккалломы только в одном были правы: в “Suicide Solution” есть скрытые послания. Но не такое: “Get a gun, get a gun, shot, shoot, shoot”. На самом деле говорю: “Get the flaps out, get the flaps out, bodge, bodge, bodge” (Проветри цветок, проветри цветок, жарь, жарь, жарь). Такая глупая, немного вульгарная шуточка. Когда телка снимала трусы, мы говорили, что та проветривает цветок, то есть письку. А “жарить” - это другими словами ”трахать”. Выходит, я говорил: “Раздень телку и засади ей” и уж никак, бля, не “разнеси себе башку”.
Но средства массовой информации долго еще носились с этой историей. И делали нам бесплатную рекламу. Дошло до чего, если на обложке пластинки была наклейка “родительский контроль”, продажи возростали вдвое. А потом ты обязан был иметь эту наклейку, иначе альбом не попадал в хит-парады.
Некоторое время спустя, я старался воткнуть в свои песни как можно больше скрытых посланий. К примеру, пластинка “No Rest for the Wicked”, если вы пустите с конца “Bloodbath in Paradise”, вы четко услышите, как я говорю: “Твоя мать продает трубачей в Халле”. (Your mother sells whelks in Hull, трубач – съедобная разновидность морских улиток).
В то время, больше, чем Иисусовы уродцы, нам докучали мои бывшие приятели по группе, Боб Дэйзли и Ли Керслэйк, которые решили, пользуясь случаем, урвать кое-что для себя. Я чувствовал себя так, будто мне на лбу повесили мишень, только лишь потому, что мне удалось “накосить” немного бабла.
Они утверждали, что мы торчим им бабки за”Blizzard of Ozz” и “Diary of a Madman” и подали на нас в суд. Мы боролись, потому что ничего им не должны. Боб и Ли были музыкантами, которым платили за то, что они сыграли. У них была недельная ставка за участие в записи, другая - за концерты и еще одна за то, что они сидели дома. Я даже давал им на бензин, чтобы они могли приехать в студию. Да, помогли при написании нескольких песен на первых двух альбомах, но они получили за это авторские отчисления и получают их до сих пор. Что еще им было нужно? Понятное дело, я не великий знаток законов, но если я не ошибаюсь, они утверждали, что я не был сольным артистом, все были участниками группы. Но если я был только вокалистом, а они были на равных со мной, как объяснить тот факт, что они должны были пройти у меня прослушивания? А как объяснить то, что я говорил о “Blizzard of Ozz” за несколько лет до того, как их встретил? И где же, бля, хит я ры, которые они записали до и после сотрудничества со мной?
Люди спрашивают меня, почему мы не пошли на мировую. Так поступил Майкл Джексон, ну, и смотрите сами, к чему это привело. Если вы держите свои кровные в банке и предложите тому, кто подал на вас в суд: ”Хорошо, назови сумму, чтобы можно было это дело замять” – любой дурак попробует отщипнуть от вас кусочек. Нужно стоять на своём до последнего, потому что этот бизнес - грязное дело, особенно, когда люди думают, что вы спите на куче золота.
В конечном итоге, иск Боба и Ли был отклонен всеми судами в Америке. Больше всего меня раздражало то, что Боб и Ли никогда не сказали: “Оззи, мы должны сесть и поговорить”. Но нет, они только плевались ядом, бля, во все стороны. Впервые я узнал об этом, когда мне вручили иск. Они шептались у меня за спиной, обзванивали люд