Джой лежала, чувствуя, как пузырьки пены лопаются рядом с лицом, сбиваясь в мыльные острова вокруг рук. Она успокаивалась, приходя в себя. Закрыв глаза, соскользнула под воду, дотянувшись пальцами ноги до кранов. Повернула ногой кран с холодной водой, усилив прохладную струю. Мысли ее то и дело возвращались к сну, однако он лишился своей силы, образы уже не пробуждали в ней страха, не пробуждали вообще никаких чувств.
Уйдя с головой в успокаивающую теплую воду, Джой не заметила, как дверь ванной медленно приоткрылась. Кто‑то маленький на цыпочках подошел к краю ванны, опустил что‑то в воду, снял с сушилки полотенце Джой и беззвучно удалился. Если бы Джой не была под водой, она услышала бы, как кто‑то хихикает на лестничной площадке за дверью. Джой всплыла, чтобы глотнуть воздуха, и уперлась ногами в дно ванны.
Что‑то коснулось ее ступни. Что‑то маленькое и колючее. Она открыла глаза и выпрямилась так резко, что вода плеснула через край. Глаза защипало от мыльной пены. Она ничего не видела, а когда увидела, то тут же забилась в дальний конец ванны. Что‑то черное! Движется по дну! Огромный паук, какого ей никогда в жизни не доводилось видеть!
Она завизжала и выскочила из ванны, поскальзываясь на мокром полу. Не было ни занавески для душа, ни коврика, ни полотенца. Пол был залит водой. Джой, обнаженная, кинулась в спальню за халатом.
– Шерон! – испустила она придушенный крик. Оглянулась через плечо, уверенная, что паук уже бежит по полу на своих жутких волосатых лапах. Пауки – самое ужасное, что только может быть на свете! Самое! А этот еще и огромный, как… как краб! Она силилась натянуть халат на совершенно мокрое тело.
И вот тут она услышала негромкое хихиканье. Кто‑то стоял в коридоре. Она застыла посреди спальни в расстегнутом халате, тяжело дыша и старательно прислушиваясь к звукам из коридора. Запахнула халат, туго затянула пояс и на цыпочках подошла к двери. Взялась за старинную дверную ручку, осторожно повернула и резко распахнула дверь:
– Тимми!
Пятилетний сын Шерон ахнул, увидев Джой в дверном проеме. Его улыбка померкла, он развернулся, чтобы бежать, но наткнулся на мать, которая как раз поднималась.
– Джо? – Шерон встревоженно поглядела на Джой. – Тимми, что ты здесь делаешь? Тебе нужно в уборную? Так иди вниз.
Джой силилась сдержать гнев:
– У меня… в ванной… гость.
– Гораций! – пискнул Тимми.
– Гораций? – слабым голосом повторила Джой.
– Тимоти Говард! – Шерон поглядела на сына.
Вне себя от радости, Тимми пробежал через спальню в ванную. И тут же вернулся обратно, сжимая в руке чудовищно огромного волосатого паука. Джой попятилась, невольно задаваясь вопросом, действительно ли Шерон такая хорошая мать, как кажется. Разве нормальная мать позволит маленькому ребенку играть с ядовитой тварью?
Но Шерон засмеялась. Засмеялась! Что в этом смешного?
Тимми поднял паука и нацелил на Джой. Гадкие лапки задрожали в воздухе, и у Джой невольно напряглись все мышцы живота.
– Он же не настоящий! – выкрикнул мальчишка, улыбаясь до ушей. – Мам, а я здорово ее напугал.
– Я вижу, – ответила Шерон. – Разве так обращаются с гостями? – Она старалась говорить строгим голосом.
– Но смешно же получилось! – сказал Тимми.
– Ступай вниз и подожди меня в кухне.
Мальчишка на секунду замешкался, как будто пытаясь понять, серьезно ли говорит мать.
– Быстро! – рявкнула Шерон. – Ты вел себя отвратительно!
Тимми сунул трясущегося паука в карман, не особенно огорченный. А по лестнице уже поднимался Генри, глядя на них с недоумением и даже рассерженно. Видимо, они оторвали его от какого‑то дела.
– У вас тут все в порядке? Вы чего кричите?
– Да обычные розыгрыши, – спокойно ответила Шерон.
«Обычные розыгрыши?» – изумилась Джой про себя. Н‑да, если такие у них обычаи, то ей лучше как можно скорее уложить чемоданы и переехать в Стэнвей‑Хаус. Повидаться с Шерон, конечно, здорово, но без розыгрышей она уж точно обойдется. Будет восторгаться маленькими херувимчиками с безопасного расстояния.
Хуже всего то, что Джой прекрасно видела: вся суровость Шерон полностью напускная. Пусть они не виделись много лет, но Шерон всегда была ей как сестра, и сейчас ей не одурачить Джой. Шерон все случившееся кажется забавным. Они поглядели вслед Тимми, ушедшему вниз, за ним ушел и раздраженный отец.
– Ничего смешного! – сказала Джой.
Шерон старалась сдержать улыбку:
– Ты права. Я знаю. Извини.
– Ты его накажешь?
– Конечно. Хотя никто ведь не пострадал.
– Посади его под домашний арест!
– Как я могу посадить его под домашний арест? Он и так никуда не ходит.
– Тогда отбери эту игрушку! Он должен получить урок.
Лицо Шерон несколько помрачнело, и Джой поняла, о чем та думает: «У нее нет детей, а она смеет давать мне советы по воспитанию».
– Я знаю, что у меня нет детей, – начала Джой, защищаясь.
Она не завершила фразы, поскольку побоялась, что не сможет сдержаться, высказываясь на тему детей и хороших манер. Ей до чертиков надоели невоспитанные маленькие монстры, которые устраивают истерики в ресторанах, хнычут и выпрашивают что‑нибудь в очереди в кассу, сворачивают в бараний рог своих бесхребетных родителей, которые так боятся оскорбить тонкие чувства драгоценных крошек, сказав простое слово: «Нет!»
Пусть у Джой нет детей, пусть даже не будет вовсе, однако она сумела воспитать Дейзи, а разница тут небольшая, и все отмечают, как хорошо Дейзи себя ведет. Просто нужно чувствовать свою ответственность. Нет нужды быть злым, необходимо быть твердым. Они должны понять, кто тут главный.
– Я могла поскользнуться на мокром полу и сломать шею, – проговорила Джой с запинкой.
– Слава богу, этого не случилось! Возвращайся в ванну. Я принесу тебе кофе.
– Я не хочу кофе, – проворчала Джой. И по лицу Шерон прочла, о чем та думает: «Ну вот, одним обидчивым ребенком больше».
Шерон вздохнула.
– Слушай, – сказала она. – Помнишь, когда мы были в пятом классе, Дэйви Хикс все время подбегал к нам на школьном дворе и пытался сорвать с тебя шапку? Зеленую, с помпоном?
Джой помнила, как будто это было вчера: шапку связала ей тетя Эльза, зеленую шапку с красной полоской на макушке, а помпон болтался на шерстяной веревочке в фут длиной.
– Угу, это когда он не щипал меня за руку.
– Вот именно, – сказала Шерон.
– Именно что?
Шерон подняла на нее глаза.
– Ты хочешь сказать, что я понравилась Тимми? И он пытается обратить на себя мое внимание?
Шерон кивнула:
– Да, так, как умеет пятилетний ребенок.
– Что‑то верится с трудом.
– Можешь не верить, но это правда. Уж я‑то знаю своего маленького негодника. – Шерон подняла чью‑то туфлю, неизвестно как попавшую на второй этаж, и развернулась к лестнице, давая понять, что разговор окончен.
«Вот уж действительно негодник!» – подумала Джой.
– Я спущусь через минуту, – сказала она вслух.
Джой одевалась не спеша. Она знала, что Генри поручено отвезти детей в некое место, именуемое «Воскресный пони‑клуб», и решила, что дождется, пока они благополучно покинут дом. Она любит детей, честное слово. Но иногда они бывают такими… непредсказуемыми. И от них столько беспорядка. И шума! Она была рада тому, что они с Шерон проведут этот день вдвоем, осмотрят окрестные достопримечательности, поболтают и вообще будут делать все, что захотят, только вдвоем.
Дейзи радостно приветствовала Джой, когда та вошла в кухню, сразу кинулась облизывать ее, виляя хвостом. Но Шерон была права – Дейзи совершенно вымоталась. Не успела Джой налить кофе и намазать маслом кусок хлеба, как собака заснула на коврике у плиты, положив голову на лапы. Джой знала, что в тихой уютной кухне, в тепле, Дейзи благополучно проспит весь день.
Спустя час они с Шерон уже направлялись к выезду из города. Когда они наконец‑то покинули городок, где Шерон притормаживала, чтобы помахать буквально каждому встречному, началось настоящее веселье. Проселочные дороги были ровными и пустынными, вокруг было невероятно красиво, как и вообще все время с момента ее приезда. Легкие одиночные облачка недвижно застыли на небосклоне; невесомые и воздушные, они и не думали заслонять январское солнце. Пока внедорожник Шерон катил по проселку, Джой мечтательно глядела на поля, залитые солнечным светом, и на леса вдалеке. Аккуратные живые изгороди, ограничивавшие частные владения, постепенно отступили, они ехали теперь по долинам к пурпурным холмам на горизонте.
– Хочу кое‑что тебе показать, – сказала Шерон.
Дорога шла под аркой, образованной деревьями и папоротниками, и, когда они выехали на простор, Шерон указала на какую‑то точку на вершине далекого холма.
Там из земли вырастала великолепная готическая башня, сложенная из серого камня. Даже издалека Джой определила, что в ней не меньше четырех этажей. Три маленькие башенки украшали зубчатый парапет, из одной свисал, весело играя на ветру, цветастый флажок.
– Можно нам остановиться? – спросила Джой. – Туда пускают?
Шерон кивнула и свернула на дорогу к башне. Еще несколько минут, и они уже остановились у подножия холма. Джой не терпелось выскочить из машины.
– Потрясающе! – сказала она. – Сколько ей лет?
– Больше двухсот.
– И прочная, как скала! – Джой начала подниматься, радуясь, что надела кроссовки, засунув балетки в рюкзак. – Не перестаю изумляться, настолько хорошо строители прошлого чувствовали материал, понимали суть работы, значение возвышенных мест вроде этого. Они просто гениальны!
Шерон торопилась, пытаясь нагнать подругу.
– Генри привез меня сюда недели через две после моего приезда в Англию, – сказала она. – И вон там, – она остановилась, указывая на зубцы башни, – я поняла, что люблю его. И Англию.
Джой тоже остановилась.
– В таком случае беру свои слова обратно, – сказала она, надув губы. – Мне совсем не нравится эта башня.
Шерон обернулась к ней:
– Что?
– Если из‑за нее ты бросила меня ради Британских островов…
Шерон улыбнулась и двинулась к воротам наверху. Джой последовала за ней, и, пока они форсировали густую траву, поднялся такой сильный ветер, что Джой пришлось идти, нагнувшись вперед, чтобы ее не сдуло с холма. Порывы ураганного ветра налетели как будто из ниоткуда, и Джой снова восхитилась строителями башни, которые работали в таких погодных условиях.
Они добрались до ворот. Подталкиваемая со всех сторон ледяным ветром, Джой задрала голову, чтобы оценить высоту строения. Ее на мгновение охватила паника, потому что она ни с того ни с сего представила, что башня может рухнуть прямо на них.
– Она построена в тысяча семьсот семьдесят девятом году. – Шерон пришлось кричать, чтобы заглушить ревущий ветер. – Шестым герцогом Ковентри, Джорджем Уильямом.
Они стояли перед высокой арочной дверью, такой массивной и тяжелой, что даже вдвоем они с трудом приоткрыли ее. И так же трудно было ее закрыть, потому что яростный ветер теперь задувал внутрь. Но в итоге им все‑таки удалось захлопнуть за собой дверь, и эхо от удара загуляло по всем четырем этажам постройки. Джой казалось, что она попала в какой‑то фильм.
Она удивилась, поняв, что в башне нет людей. В Штатах такого не увидишь, подумала она, чтобы старинное здание было просто открыто для посещения публики, без входных билетов, без надутых от важности хранителей и без сувенирной лавки, где продаются кофейные кружки с надписями и брелки.
– И она всегда стоит вот так вот, открытая? – спросила Джой.
– Сейчас нам открыл ее один наш друг. А формально она закрыта до апреля. Герцог построил башню для женщины, которая затем стала его женой. – Шерон немного задыхалась, направляясь к лестнице. – Она жила в соседнем графстве, и он выстроил башню, чтобы зажигать сигнальные огни, – его возлюбленная могла их видеть, не выходя из дома. Таким способом он давал знать, что думает о ней.
Джой рассматривала древние камни, полированное дерево, готическое убранство. Шерон направилась к лестнице, которая вела на верх башни, и Джой пошла за ней.
– И пока она жила в другом графстве, – развила мысль Джой, – запертая в доме отца, и глядела на его сигнальные огни, он здесь отмечал скорый конец холостой жизни и развлекался с хорошенькими девушками со всей округи.
Шерон остановилась на лестнице и обернулась, с прищуром поглядев на Джой:
– А ты циник, Джо, ты знаешь об этом?
– Я живу в реальном мире.
Джой улыбнулась и пожала плечами. Шерон безнадежный романтик. Всегда была такой и всегда будет. Не было ни одной известной истории любви, которой не восторгалась бы Шерон, еще с тех пор, когда они в детстве играли, примеряя наряды. Уже тогда Шерон говорила, как однажды встретит своего прекрасного принца. И всегда с огромной серьезностью изображала в играх невесту. Они репетировали то, что, как она знала, рано или поздно случится, чего она непременно добьется. Джой тоже играла, но только ради развлечения.
И была права. Мужчинам нельзя доверять. На ум пришла мысль о ее последнем «прекрасном принце»: их такая романтическая поездка на Нантакет, долгие зимние вечера у камина в его домике в горах Адирондак, когда они читали, пили вино, занимались любовью на смятых одеялах, пока в камине трещали дрова. А потом… И если предательство, на которое оказался способен Алекс, обрушившееся на нее, словно гром среди ясного неба, не подтверждает самые худшие подозрения девушки относительно истинной природы противоположного пола, то что тогда?..
Они поднялись по лестнице и пересекли площадку. Шерон привела Джой в большую, обставленную красивой мебелью комнату.
– Это, – сказала она торжественно, – комната Морриса. – Шерон прошла к двери в дальнем конце. – Названа в честь Уильяма Морриса, поэта и художника. Он отдыхал здесь от городской суеты, здесь создал некоторые лучшие свои вещи. Ты должна увидеть его работы, Джо. Он из прерафаэлитов.
– Я знаю, кто такой Уильям Моррис, Шерон, – сказала Джой, стараясь не выдать своего раздражения.
– Знаешь?
– Я, вообще‑то, училась в школе дизайна. И открытки с его цветочными мотивами можно купить буквально в любом магазине канцтоваров, а обои с его орнаментами выпускают до сих пор.
– Верно, извини… – Шерон подошла к двери, выходящей на балкон. Она поманила Джой за собой. – Смотри, отсюда все графство как на ладони!
Джой пересекла комнату и остановилась в дверном проеме. Перед ней расстилались холмы и долины, зеленые поля и деревья с багровыми листьями, ручейки, разрезающие пейзаж, и городки, уютно устроившиеся между высокими холмами и казавшиеся сверху игрушечными. Все мысли об Алексе и утреннем происшествии ушли прочь. Здесь был просто рай.
– Красота, правда? – Шерон взяла Джой под руку и притянула ближе. – Генри сразу привел меня на этот балкон. Я тогда пробыла в Англии недели две и сильно скучала по Нью‑Йорку, скучала по тебе.
Из‑за ветра у Джой горели щеки и слезы наворачивались на глаза. Она прижалась к подруге, глядя на окрестные луга. Справа она увидела колыхавшиеся поля лаванды.
– Я тоже скучала по тебе, – сказала она, прекрасно понимая, что это слово не передает и половины тогдашних ее чувств. С тех пор как Джой исполнилось четыре года, когда они переехали из Квинса в квартиру на Ист‑Хаустон‑стрит, Шерон стала для Джой ее второй половиной. Джой познакомилась с Шерон в день переезда, и, если не считать двух недель, которые Джой проводила в летнем лагере, и двух недель, на которые Шерон уезжала с родителями и старшим братом Китом в Делавэр, на океан, они почти не расставались. Когда Джой в наследство досталась квартира, Шерон практически переехала к ней, готовила какие‑то сложные блюда, которые наполняли квартиру соблазнительными ароматами. И после того, как Шерон уехала в Лондон, в последний раз уже навсегда, Джой несколько недель в слезах бродила по опустевшей квартире, ничего не видя вокруг себя. Потеря Шерон была почти такой же болезненной, как потеря матери.
– Мы стояли на этом месте, – продолжала Шерон. – Генри рассказал мне историю влюбленного герцога, и я спросила: «А ты бы сделал так, Генри?»
– Ты с ума сошла! – усмехнулась Джой. – Мужчинам нельзя задавать такие вопросы! Они либо солгут, либо скажут в ответ что‑нибудь такое, чего тебе не хотелось бы услышать.
– Может, просто помолчишь и послушаешь?
Джой улыбнулась, снова подставляя лицо ветру.
– «Нет», – сказал он. Прямо так и сказал: «Нет, не сделал бы…»
– Я же говорила!
– «Потому что я не хочу быть так далеко от тебя. Никогда. Не уезжай в Нью‑Йорк. Останься. И будь моей женой».
В какой‑то миг ветер подхватил слова Шерон и понес вниз с балкона, словно слова Джульетты, обращенные к Ромео. Джой молча улыбнулась – такого рода истории она и ожидала от Шерон, которая сейчас развернулась к Джой и смотрела на нее с полным недоумением.
– Почти все, кому я рассказывала эту историю, плакали, – вдруг проговорила Шерон, качая головой. – Ты просто каменная!
Джой засмеялась, высвободила руку и подошла к парапету:
– Почти все, кому ты рассказывала эту историю, наверное, местные деревенские дурочки. И мужья не водили их на вершину башни, чтобы они расчувствовались и утвердительно ответили на важный вопрос! – Джой покачала головой, поражаясь наивности подруги.
Сначала Джой показалось, что Шерон тоже смеется, но когда она обернулась и посмотрела на нее, то поняла, что Шерон совершенно не до веселья.
– Ты считаешь, что Генри пытался подольститься? Рассказать восторженной девушке красивую легенду, чтобы подготовить ее к… – Шерон не смогла договорить.
– Нет! Я не говорила ничего подобного! Просто Генри, он же юрист, Шерон. Он знает, как правильно вести дело.
Шерон сердито поглядела на нее:
– Иногда, Джо, я тебя совершенно не понимаю. Ты сама себе злейший враг. – И она вдруг резко повернулась, чтобы уйти с балкона.
– Что ты имеешь в виду?
Шерон остановилась:
– Ты совершенно не доверяешь людям. Ты постоянно ищешь в поступках других скрытые мотивы, как будто не можешь представить, что человек иногда делает что‑то просто по доброте душевной, без всякой задней мысли. – Шерон снова повернулась к ней спиной и исчезла в темной башне.
– Шерон! – Джой пошла внутрь вслед за ней. – Я вовсе не критикую Генри! Я очень люблю Генри! – Ее вдруг осенила мрачная догадка. – А у вас с ним все хорошо?
Шерон замерла и поглядела Джой в глаза:
– Более чем. И речь сейчас вовсе не о Генри.
– Тогда о ком же?
– О тебе! – выпалила Шерон. – Я хочу, чтобы ты была счастлива.
– Думаешь, я сама не хочу быть счастлива?
– Я хочу, чтобы ты была… не одна. А ты упорно сопротивляешься.
Теперь глаза защипало от подступивших слез. Неужели ей придется объяснять это лучшей подруге? Неужели Шерон не понимает, через что она прошла за последние полгода?
– Он меня бросил, Шерон, – выдохнула она.
– Знаю! Я понимаю, чт о ты пережила. Однако если ты будешь отгораживаться от любого дружеского жеста и невинного знака внимания, то можешь ненароком отпугнуть и кого‑то важного.
– У меня уже был кто‑то важный, – упрямо проговорила Джой.
– Ничего подобного, – негромко возразила Шерон.
Глава девятая
Возвращались обратно в Стэнвей обе в мрачном настроении. Джой вовсе не хотела оскорбить Шерон или подвергнуть сомнению мотивы Генри. Но прежняя Шерон, Шерон, которую Джой знала и любила более двадцати лет, никогда не обиделась бы в ответ на беззлобное поддразнивание Джой. Да они постоянно поддразнивали друг друга! И это была одна из причин, почему они стали тогда так близки: обе прекрасно знали о недостатках и слабостях друг друга и все равно друг друга обожали.
Но Джой не разделяла восторгов Шерон по поводу романтической любви. Из своего личного опыта она знала, что на самом деле большинство мужчин не хотят видеть рядом с собой сильную, успешную женщину. Они могут проявлять к таким женщинам интерес, могут восхищаться их достижениями, они будут счастливы работать с ними, однако, когда речь заходит о романтических отношениях, им нужна красотка, которая будет льстить, ублажать и сногсшибательно выглядеть в бикини и коктейльном платье.
И Алекс живое тому доказательство. Джой привлекла его, как он всегда утверждал, потому что была умная и веселая, потому что не нуждалась в нем, потому что у нее была своя жизнь. И он всегда неловко добавлял – как будто спохватившись в последний момент, – что еще она показалась ему невероятно сексуальной.
Но в итоге своими поступками Алекс дал понять, что гораздо больше женщины умной и веселой, самодостаточной и в какой‑то степени сексуальной ему нравится женщина фантастически сексуальная, баснословно богатая, с потрясающими связями и, ко всему прочему, натуральная блондинка. Женщина, которая перепробовала множество профессий, причем одновременно: актриса, модель, интерьерный дизайнер, специалист по международным отношениям. Желательно, чтобы ничем этим она не занималась всерьез, потому что ей нет нужды работать, а в жизни полным‑полно занятий повеселее, например кайтинг или, может быть, открытие первого в Хэмптонсе кафе, где все приготовлено только из местных продуктов.
Джой была в состоянии по достоинству оценить жизнь подруги: Шерон откровенно счастлива, до сих пор влюблена в мужа, она отличная мать, прекрасная хозяйка, которая справляется и с готовкой, и с садом и даже участвует в деревенской жизни. Но почему же Шерон не может оказать Джой ту же услугу, проявить такое же уважение к жизни Джой в Нью‑Йорке? Почему Шерон утверждает, будто Джой не может быть по‑настоящему счастлива, если у нее до сих пор нет мужчины? Хуже того, Шерон считает, будто Джой сама виновата, потому что она циничная и черствая.
Но Джой действительно нравится ее жизнь. Она несовершенна, но все‑таки чертовски хороша. И Джой наверняка влюбится снова, но не ради того, чтобы просто влюбиться. Ведь большинству людей нужен спутник – подходящий спутник, – чтобы идти по жизни.
И Джой достаточно хорошо знала свою подругу, чтобы с уверенностью предсказать: когда все дети Шерон вырастут и покинут дом, она окинет взглядом свою опустевшую кухню и задумается, не зря ли растратила жизнь на семейные радости в Котсуолдсе. Шерон всегда хотела быть реставратором. Именно поэтому она и попала в Англию. И ей будет только‑только пятьдесят, когда младшие дети уедут учиться, и, возможно, она пожалеет, что все эти годы не поддерживала профессиональных навыков, полностью отдаваясь роли жены Генри и матери его детей.
Хотя, может быть, и не пожалеет. В любом случае выбор за ней. Не лучше и не хуже, не правильнее и не ошибочнее выбора, сделанного Джой. Ведь разве не за это боролись феминистки? Чтобы женщины получили свободу самим выбирать?
Шерон повернула на углу улицы и поехала вверх по склону холма, на котором располагался крошечный деловой квартал, а на самом верху уютно устроился дом с верандой. Джой отвлеклась от своих печальных размышлений.
– Нужны припасы для приготовления сладостей, – просто пояснила Шерон, заезжая на небольшую стоянку. Шерон каждую неделю продавала на фермерском рынке домашние конфеты. В летние месяцы торговлю устраивали на деревенской площади, но в январе продавцы устанавливали прилавки в большом амбаре на территории местной начальной школы.
Шерон вздохнула, в чем‑то сомневаясь. Джой поглядела сквозь стекло на дом, похожий на небольшую гостиницу. На пристройке к более старому зданию висела простая вывеска с красными буквами: «Таверна».
– В пабе? – удивилась Джой. – Неужели в пабе продается что‑то такое, из чего можно делать конфеты?
– Хозяева продают сливки от своих коров. У них ферма недалеко от города.
Шерон не спешила выходить из машины. Джой вдруг поняла, как, должно быть, сильно устала подруга – ведь вчера ей пришлось перемыть горы посуды и все прибрать, чтобы сегодня утром кухня сияла чистотой. Джой теперь сожалела, что не настояла на том, чтобы помочь. Она поглядела на домики, разбросанные по склону холма.
– А эти тростниковые крыши, – спросила она вдруг, глядя в окно, – они не текут в дождь?
Шерон засмеялась:
– Тростник вяжут вручную. Здесь есть настоящие умельцы. – Она указала на конек одной крыши. – Каждый мастер обозначает свою работу изображением какого‑нибудь животного. Видишь вон там петуха?
– Но зачем? – спросила Джой. – Ведь в наши дни столько строительных материалов. Нет, конечно, выглядят они очаровательно, однако…
– Сейчас уже не так, как раньше, – сказала Шерон. – Люди все реже оставляют на своих домах тростниковые крыши. Однако некоторые придерживаются традиций. Мне нравится. Они такие красивые.
– И пожароопасные, – сказала Джой.
Шерон пожала плечами:
– Хочешь зайти?
– Конечно.
От паба открывался вид на центр городка и окрестные земли.
– Летом здесь бесподобно, – заметила Шерон, обводя Джой вокруг старого дома по каменной веранде. – Когда стоишь здесь, наверху, кажется, будто тебе принадлежит весь мир.
Шерон толкнула тяжелую дверь, украшенную витражами. Они с Джой прошли по скрипучим темным половицам к стойке бара. В пабе пахло дровами и жареными орехами, и Джой почувствовала, как расслабляются мышцы. А она здорово замерзла, поняла Джой, тело закоченело от холода.
– Шерон! Дорогая моя!
Радушного вида хозяин, седой старик лет семидесяти, поднял голову, когда они вошли. Он слегка поклонился и отложил кухонное полотенце, которым перетирал стаканы. Какое у него чудесное лицо, подумала Джой. Он как будто явился из другой эпохи.
– Здравствуйте, юная леди, – проговорил он, приветливо глядя на Джой. Он поставил стакан, который держал в руке, на высокую стопку других. – Где ты ее взяла, Шерон?
– Это моя подруга Джой. Мы вместе росли.
– Джой? Разве такое имя годится для прекрасной женщины?
– На самом деле я Джозефина, – призналась Джой. – Но мне никогда не нравилось это имя.
– Что ж, придется вам с ним примириться, потому что я буду звать вас только так. Джозефина! – Он снова поклонился и протянул руку.
– Грэм Карр, – представила его Шерон, улыбаясь Джой. – Владелец лучшего паба в городе.
– Владелец единственного паба в городе, – уточнил хозяин, подмигивая им обеим. – А эта леди, – сказал Грэм, указывая на Шерон, – делает самые лучшие конфеты по эту сторону от Бата. И это истинная правда. То, что эта милая дама творит из сахара и двойных сливок, никто не способен повторить. Это чистая магия!
Грэм вышел в дверь за барной стойкой и тут же вернулся с большим алюминиевым бидоном, наполненным, как поняла Джой, густыми сливками лучшего качества.
– Свежайшие, утренний удой! А теперь, дамы, не хотите ли перекусить?
– Пожалуй, если подумать, хотим, – ответила Шерон, как будто только что приняла для себя решение. – Поэтому отнеси пока бидон обратно в холодильник.
Грэм кивнул, улыбнулся и снова скрылся за дверью.
Они придвинули к стойке стулья и сели. Джой взяла меню и просмотрела список блюд, прекрасно понимая, что не станет даже пробовать здешней сытной еды, особенно после вчерашних излишеств.
– Я буду только салат, – заявила Джой. – Я не особенно проголодалась.
Шерон поглядела на нее с сочувствием.
– Что такое? – спросила Джой.
Шерон вздохнула:
– Бери, что хочешь, но ты многое теряешь. У Грэма такие креветки! А его жена сама печет хлеб.
Джой попыталась подавить новую волну раздражения. В этом живописном старом Стэнвее есть хоть что‑то несовершенное? Просто чудо, что половина жителей Земли до сих пор не переехала жить в этот городок, если учесть, что все в нем и вокруг него лучшее на свете.
Грэм вернулся, готовый принять заказ.
– Я хочу садовый салат и заправку к нему отдельно.
– Хорошо, – сказал Грэм. – А горячее?
– Пожалуйста, только салат. Я сегодня поздно завтракала.
Грэм выразительно поглядел на высокие напольные часы у дальней стены:
– Уже почти три, Джозефина. Во сколько бы вы ни завтракали.
– Оставь ее, Грэм, – благодушно посоветовала Шерон. – Вот потому у нее такая талия, как была в школе, а я каждый месяц расставляю свои юбки. Ладно! Я буду креветки, жареную картошку и гороховое пюре. Спасибо!
– Отличный выбор! Уже несу. – И он ушел.
А это правда, подумала Джой. Шерон становится все объемистее. Наверное, человек ощущает себя совершенно свободным, когда его не волнует собственная внешность. И Джой вовсе не считала, что привлекательными могут быть только стройные женщины. Ей нравилось смотреть на женщин с роскошными, женственными формами. Однако сама она предпочитала ощущать себя подтянутой и поджарой. Она потратила уйму денег на свой гардероб и вовсе не хотела вырасти из него.
– Я знаю, – сказала Шерон, – ты думаешь, что я разжирела.
– Нет, ничего подобного, – солгала Джой. – Для меня ты осталась точно такой, какой была. Кроме того, ты родила четверых детей.
– Я на сорок фунтов тяжелее, чем в последний раз, когда мы виделись.
Джой думала, что на пятьдесят.
– Говорят, сбрасывать вес после родов особенно тяжело, – мягко проговорила Джой.
– Угу. К тому же я никогда его и не сбрасывала, поэтому после каждой беременности становилась все толще. Я с удовольствием похудела бы, просто…