Это промедление спасло ему жизнь.
Вспыхнули лазерные лучи, и куча щебня впереди испарилась, только столб пепла и стальной крошки поднялся к небу. Шарроукина подбросило в воздух, он тяжело приземлился на штабель саперных лопат, но перекатился на ноги, вновь пустился в бег прежде, чем очередной короткий луч ударил в место, где он был только что, и запрыгнул в широкую траншею с проложенными по дну рельсами. По камню и земле били пули, и воздух прорезали скоростные очереди крупнокалиберных болтерных снарядов. Один из них скользнул по нагруднику и сбил его с ног. Он поднялся, продолжил бежать. Подняв взгляд наверх, он заметил огромные силуэты в легионерских доспехах; они двигались по обе стороны от него по грядам из сваленного камня и вырытой земли. Масс‑реактивные снаряды ударяли в землю под ногами, но маскирующие улучшения брони скрывали его от наводящих систем вражеских орудий.
Вот что бывает, когда полагаешься на машины, а не на собственные глаза.
В наплечник ударила пуля, он оступился, но продолжал петлять из стороны в сторону, а оглушающий рев «Лэнд рейдеров» все приближался. До него доносилось скрежетание гнущейся стали, и визг продирающихся через завалы гусениц, и натужный вой двигателей.
Широкая траншея привела его в круглый склад, заставленный рядами каменных блоков, влагоупорными вакуумными упаковками пермакрита, грудами стальных арматур и штабелями огромных – размером со стволы титанских орудий – труб.
– Найди укрытие, – раздался в шлеме голос Велунда. – Быстро.
Шарроукин подбежал к широким, диаметром в два его неполных роста, трубам, бросился внутрь и прижался к изогнутой стенке.
– Бабах, – сказал Велунд.
От мощнейшего взрыва мир содрогнулся, как от землетрясения. Вдоль трубы прошла ударная волна сжатого воздуха, придавив Шарроукина к стене. Загремело бухающее эхо вторичных взрывов, и он почувствовал, как перенастраиваются автосенсорные датчики доспеха в ответ на сотрясающие землю звуковые волны и ослепительные вспышки. Трубу сминало и корежило, словно на нее наступала боевая машина, и сквозь трещины в стали начал пробиваться свет.
Оправившись, Шарроукин побежал к дальнему концу трубы, одновременно проверяя, не повреждена ли винтовка. В конце тоннеля возник силуэт кого‑то массивного, закованного в броню и сверхчеловечески сложенного, но оружие Шарроукина уже было вскинуто, и единственная ядовитая игла устремилась в грудь цели. Воин повалился на пол, сдавленно вскрикнув, и Шарроукин перепрыгнул через тело, мельком обратив внимание на жутко обезображенное лицо и странное, длинноствольное оружие у него в руках.
Добравшись до конца тоннеля, Шарроукин прижался к покореженной стальной стенке и выглянул наружу, чтобы посмотреть, что происходит.
Дело было плохо.
Враг отреагировал гораздо быстрее, чем они предполагали. Железные Воины и Дети Императора постепенно окружали их, воздвигая неприступный барьер. Группы солдат в униформе цвета хаки прочесывали территорию с такой методичностью, что он удивился, пока не понял, что это были Селювкидские торакиты.
Повсюду виднелись широкие фигуры легионеров‑предателей, выкрикивающих приказы или подгоняющие подчиненных ударами. Шарроукин несколько мгновений прислушивался к ним, пытаясь понять, досталась ли ему сомнительная честь стать первым слугой Империума, который убил примарха‑предателя. Одни со скорбью рассказывали, что видели, как пуля убийцы насквозь пробила Фулгриму голову, а другие утверждали, что раненый примарх лично возглавил охоту на своего неудавшегося покусителя.
Узнать правду было невозможно, а у него не было времени стоять там и отделять факты от выдумок.
Враг еще не успел захлопнуть ловушку, у него была возможность скрыться. Но только если он начнет действовать немедленно.
Шарроукин вылез из трубы и последовал прочь от амфитеатра, перебегая там, где его могла укрыть темнота, прячась в тенях там, где его выискивали неумолимые лучи прожекторов. Каждый преодоленный метр был победой, но по мере того, как все больше и больше воинов наполняло строительные площадки, у него заканчивалось пространство и время для маневров.
– Велунд, ты тут? – прошептал он по воксу. – Мне бы помощь не помешала.
В динамиках шлема лишь жужжала статика. Что если Велунда поймали и убили сразу после того, как он подорвал бомбы? Железнорукий не обладал его скрытностью и никогда не отрабатывал техник, позволяющих избежать встречи с врагом, которые использовали в Гвардии Ворона. Велунд спас Шарроукину жизнь, когда втащил его, раненого, на десантный корабль на Исстване‑V, и при мысли, что этот долг может остаться неоплаченным, ему стало горько.
Шарроукин двинулся вперед, пробираясь через омуты застоявшейся, грязной от масел воды, под тяжелыми подъемниками, между блоками строительных материалов. Он пробежал по краю высокого равелина, внутренняя площадка которого была завалена мотками колючей проволоки, пильными козлами и прочими инструментами осаждающих, и тут до него донесся скрип пола под ногами. Осознав, что за ним кто‑то есть, он упал на землю, и пронесшаяся над ним волна пронзительного звука пробила метровую дыру в блочной пласкритовой стене. Он перекатился, навел на врага винтовку и выпустил в него весь боезапас, почти не тратя времени на прицеливание. Иглы пробили пластрон легионера, превратив грудь в кровавое месиво.
Предатель истерично засмеялся и вновь поднял оружие.
– Во второй раз это не пройдет, – сказал Шарроукин, выпуская из рук винтовку и вынимая из заплечных ножен парные гладии. Их черные лезвия были чернее ночи, не отражали света и скользили почти без трения. Шарроукин прыгнул, одним мечом разрубил звуковое оружие воина, а второе вонзил ему в шею.
Но и после этого он не умер.
Едва Шарроукин выдернул мечи, как воин распахнул рот на невозможную ширину. Ворон поначалу решил, что у противника не лицо монстра, а лишь уродливо модифицированный шлем, но теперь он понял, что ошибся. Чудовищные хирургические операции превратили воина в что‑то нечеловеческое, в пародию на плод эволюции, что развивался миллионы лет и победил в естественном отборе. Он закричал оглушающе громко, и хотя Шарроукин тут же заставил его умолкнуть выпадом меча, пробившего пластичный череп, было слишком поздно.
Враг знал, где он.
Шарроукин вложил мечи в ножны, подобрал винтовку и помчался к краю строительной территории. Выстрелы продолжали взметать песок под ногами, вопли воинов, превратившихся в чудовищ, продолжали его преследовать. Шарроукин взобрался на холм, нарушая важнейшее правило – не оказываться на открытом пространстве, – и поискал глазами путь наружу.
Его не было.
Он спустился обратно, когда в гряду ударили выстрелы, и сел прямо на землю; отряды смертных солдат и легионеров‑предателей сходились к нему. Показались четыре ярких «Лэнд рейдера», а за ними – с десяток «Носорогов» Железных Воинов. Предатели вышли из танков с мрачным спокойствием и направились к загнанной добыче.
Шарроукин вставил в винтовку последний магазин с иглами и вновь полез на холм. Огонь усилился, лазеры оставляли на доспехах черные отметины, и на визоре шлема яростно мигали предупреждения о полученном уроне. Он повернулся и вскинул винтовку. После каждого выстрела на землю падало по солдату.
А перед ним уже выкатывали на боевые позиции групповые орудия: четырехствольные лазерные пушки, мелкокалиберные гаубицы и туннелирующие минометы. Его окружала по меньшей мере тысяча врагов, полных решимости взять его живым и заставить заплатить за содеянное.
– Проклятье, и давать мне поблажки они не собираются, – сказал он.
За его спиной раздался хриплый рев машины – с таким звуком поглощают горячий воздух мощные реактивные двигатели. Вокруг него закружились клубы песка, и из‑за гряды поднялся замаскированный в нескольких спектрах десантный корабль, оставляя за собой дрожащие конденсационные следы. Он был покрашен в тускло‑серый, сложенные крылья щетинились пушками, а на усеченном носу крепились спаренные тяжелые болтеры. Ракетные установки на верхней части фюзеляжа с лязгом перевелись в боевое положение.
«Штормовой орел» накренился вниз, и Шарроукин увидел, что в кабине пилота сидит Сабик Велунд.
Шарроукин бросился на землю по кивку Велунда, и на холм обрушился град выстрелов, разрывая на куски все живое в урагане масс‑реактивных разрывных снарядов и бронебойных пуль. Предатели разбегались от «Штормового орла», но он поворачивался из стороны в сторону и превращал весь склон под Шарроукином в кипящее озеро раскаленного металла и изуродованной плоти. Это сопровождалось невообразимым шумом – бесконечным адским грохотом, состоящим из глухих взрывов, жужжания вращающихся магазинов и звона гильз, падавших на землю медным дождем.
Вражеские «Лэнд рейдеры» выдержали огненный шторм, но Велунд еще не закончил.
Четыре ракеты отделились от креплений и устремились к бронированным машинам. Три танка взорвались сразу же; на их месте расцвел огонь, испепеливший укрывшихся за ними солдат. Четвертый промчался несколько метров по кривой, словно раненое животное, похоронил несколько Детей Императора под полыхающим остовом и взорвался изнутри, разлетевшись на части.
После этого стало тихо, как в первые мгновения после ужасной катастрофы, – в мгновения перед тем, когда приходит ужасающее осознание происходящего. Шарроукин воспользовался этим моментом, чтобы взобраться по насыпи к «Штормовому орлу». Десантный корабль повис над землей на подушке из воздуха, нагретого до такой степени, что верх гряды превращался в стекло. Стволы его скорострельных пушек изрыгали жар и пускали дым. Штурмовой трап тяжело опустился на землю, и Шарроукин, не теряя времени попусту, запрыгнул на борт.
– Давай! – прокричал он, ударив ладонью по поднимающему трап пульту.
«Штормовой орел» развернулся вокруг своей оси, Велунд запустил двигатели, и Шарроукина бросило в стену фюзеляжа. Десантный корабль опустился и полетел низко над землей, прокладывая извилистый путь через осадные сооружения. Шарроукин, отчаянно цепляясь за фиксаторы и поручни на выступающих переборках, пробрался в кокпит.
Он упал в кресло второго пилота, смотря, как стремительно мелькают за армированным стеклом красные земли и каменистые горы.
– Молодец, успел, – сказал он.
– Мне не пришлось бы суетиться, если б ты не отстал, – отозвался Велунд.
Шарроукин пожал плечами, не желая спорить, а десантный корабль продолжал, дико лавируя, прокладывать себе путь мимо потоков зенитного огня. Руки Велунда метались над приборной панелью, разгоняя двигатели, оставляя позади обманные цели и выбирая менее предсказуемые маршруты. По части маневренности «Штормовой орел» превосходил все легионерские корабли, в которых Шарроукину доводилось летать, а его маскировка была так эффективна, что даже самые прекрасно скоординированные схемы ведения огня, применяемые Железными Воинами, не могли ему ничего сделать.
Покинув пределы долины, корабль сменил безумное лавирование на относительно ровный полет.
– Мы ушли от них? – спросил он.
– Их десантные корабли еще будут за нами плестись, но поймать прежде, чем мы вернемся на «Сизифей», не успеют.
– А как же их орбитальные установки?
Железнорукий насмешливо фыркнул.
– Ты уверен?
– Конечно, уверен, – сказал Велунд. – Это я разработал модель «Ночной ястреб», не забывай.
Шарроукин ухмыльнулся и постучал костяшками пальцев по краю армированного сиденья.
– Знаешь, Сабик, я думаю, Механикум все‑таки утвердят эту модификацию, – сказал он.
– Правда?
– Правда, – сказал Шарроукин. – Когда‑нибудь.
Глава 7
Я БЫЛ ТАМ
ВЕРХНИЕ ПУТИ
ПЛОТЬ В НАГРАДУ
Фулгрим падал медленно: так неохотно падает самое огромное дерево в лесу, корни которого подточила невидимая гниль. Пертурабо бросился к брату раньше, чем кто‑нибудь в амфитеатре понял, что происходит. Подложил ладонь под голову Фулгрима, когда она ударилась о каменные плиты сцены с пугающим треском. Мысленным приказом вызвал Железный Круг и крикнул зрителям, в ужасе сорвавшимся с мест, чтобы они не приближались.
– Брат! – позвал Пертурабо и быстро осмотрел верхние ярусы Талиакрона в поисках снайпера. Прокрутив в уме момент выстрела, он проанализировал траекторию пули и триангуляцией получил точку, из которой стреляли. Там никого не было, что, впрочем, и неудивительно: любой уважающий себя снайпер должен был давно уже скрыться.
Раздался грохот шагов, и Железный Круг сомкнулся, заключив своего хозяина в несокрушимое кольцо. Роботы приняли боевую стойку и подняли щиты, так что оба примарха оказались в тени, которую отбрасывала эта стальная стена. На правом виске Фулгрима виднелось аккуратное входное отверстие раны, но выходного отверстия не было. Снаряд, выпущенный из оружия неведомого убийцы, все еще оставался в черепе примарха.
– Фулгрим, скажи что‑нибудь.
– Брат… – Из‑за ручейков крови, стекавших по его лицу, глаза Фулгрима казались черными как оникс.
– Я здесь.
– Только представь, – прошептал он. – Теперь ты сможешь сказать, что был там…
– О чем ты?
– Ты был там, когда убили Фулгрима.
– Не смеши меня, – возмутился Пертурабо. – Это пустяки. Мы оба получали куда более серьезные ранения.
– Боюсь, что ты ошибаешься, брат, – ответил Фулгрим и схватил его за руку, словно собирался прощаться.
Кровь продолжала течь по лицу Фулгрима, и Пертурабо подумал, что всего этого просто не может быть. Даже организм легионера уже справился бы с кровотечением, а уж физиология примарха должна была остановить кровь практически мгновенно. Неужели Император зашел так далеко, что решился использовать ассасина с отравленным оружием? От мысли о столь подлом приеме ярость Пертурабо раскалилась до яркости сверхновой. Только трус будет искать другой способ расправиться с врагом, кроме честного поединка, а предположение о том, что его собственный генетический отец мог задействовать тайных убийц, пятнало все воспоминания о нем.
Роботы с грохотом зашевелились: их молоты с визгом накапливали энергию, искусственные мышцы гудели от нарастающего напряжения. Кто‑то приближался, и стражники готовились уничтожить его.
Фулгрим едва заметно пошевелился и произнес:
– Это Фабий. Он мой апотекарий…
– Пропустить, – скомандовал Пертурабо, и Железный Круг расступился, открывая проход для сгорбленной фигуры в доспехе Детей Императора.
Фабий с первого взгляда не понравился Пертурабо: у него были впалые щеки, косматые волосы, а глаза смотрели так пристально, словно апотекарий прикидывал, какого размера гроб подойдет примарху. Доспех сидел на нем кое‑как и больше напоминал панцирь погибшего существа, в котором теперь гнездился паразит, убивший его старого владельца. За плечами Фабия виднелось некое механическое приспособление, похожее на паука. Он склонился над своим раненым примархом, и Пертурабо уловил омерзительную смесь запахов, исходивших от апотекария: бальзамирующая жидкость, неизвестные ядовитые химикаты и вонь застарелой крови, которая напоминала о скотобойне и не поддавалась никаким дезинфицирующим веществам.
Без сомнения, этот воин уже был сверхчеловеком, но и на руках, и на голове под жидкими волосами у него виднелось столько хирургических шрамов, что Пертурабо показалось, будто апотекарий решил на этом не останавливаться. Может быть, гротескные создания в карнивалии Фулгрима – тоже его работа?
– Милорд! – воскликнул Фабий, осматривая рану, из которой текла ярко‑красная, насыщенная кислородом кровь. – Вот что, должно быть, Сыны Хоруса пережили на Давине. Хуже этого мне ничего испытывать не доводилось.
– Заткнись и лечи его, – приказал Пертурабо. Мелодраматичность казалась ему неуместной, сравнение с магистром войны – раздражало.
– Фабий, – сказал Фулгрим. – Я чувствую его у себя в голове.
– Что это было за оружие? – спросил апотекарий у Пертурабо.
– Не знаю, но для болт‑снаряда входное отверстие слишком маленькое, а для лазерного оружия – слишком большое повреждение тканей. Рискну предположить, что стреляли сплошным снарядом из какой‑то винтовки.
Кивнув, Фабий обернулся к Фулгриму, и пришедший в движение нартециум скрыл, что именно он делает. Пертурабо собирался уже покинуть защитный Железный Круг и пойти выяснить, что происходит снаружи Талиакрона, но он не доверял апотекарию и не хотел оставлять брата с ним наедине. Что‑то в этом человеке подсказывало, что в его обществе опасность вскоре будет грозить любому: чужая плоть казалась ему привлекательным холстом, на котором хирург может писать бросающие вызов природе картины.
По другую сторону сомкнутых щитов бурлила разъяренная и испуганная толпа зрителей. Их страх нарастал: они видели, как упал Фениксиец, и с каждой секундой домыслы о его судьбе, порожденные неведением, становились все более фантастическими. В последний раз окинув Фабия подозрительным взглядом, Пертурабо вышел из‑под защиты телохранителей.
Оказалось, что кузнецы войны из Трезубца уже ждут его. Они кружили по периметру, установленному механическими стражами, словно быки‑гроксы, оберегающие телящуюся самку. Рядом стояли и Дети Императора – так коршуны следят за стадом, когда от него отобьется самый слабый. Воины Фулгрима держались с предельным напряжением: им не терпелось узнать, что с их примархом, но они не хотели вызвать гнев Железных Воинов и стражей Пертурабо.
Вперед выступил воин в богато украшенном доспехе катафракта, увешанном гирляндами костей и с кусками кожи, натянутыми на пластины брони. Лицо воина изуродовали страшные ожоги, которые до конца так и не зажили – в том числе из‑за неправильного лечения. Мутные белесые глаза с неестественно яркими розовыми сосудами сочились вязкой жидкостью, и эти «слезы» стекали по неровностям шрамов.
– Кто ты? – спросил Пертурабо.
– Юлий Кесорон, первый капитан. Фениксиец…?
– Он жив. Примарха не может убить какой‑то жалкий бандит с ружьем, который толком не умеет стрелять.
– Позвольте нам его увидеть, – попросил Кесорон и уже двинулся к своему примарху, когда Пертурабо положил руку ему на грудь:
– Не вынуждай меня применять силу.
– Но он наш примарх, – запротестовал воин.
– А еще он мой брат, – отрезал Пертурабо.
Белесые глаза Кесорона быстро осмотрели самые верхние ярусы Талиакрона, но невозможно было понять, о чем воин думает.
– Вот она, хваленая предусмотрительность Железных Воинов, – сказал он наконец, и Пертурабо захотелось разбить ему голову Сокрушителем наковален за такое высокомерие. – Этого не должно было случиться.
– Не должно было, – согласился Пертурабо, сдерживая гнев. – И не случилось бы, не возжелай Фулгрим театрального представления. В этом случае даже воины Валдора не смогли бы защитить его.
Кесорон уже собрался возразить, но Пертурабо не дал ему сказать:
– Пока ты ничем не можешь помочь своему примарху. Займись лучше тем, кто совершил покушение: выследи его и убей.
– Охота уже началась, – ответил Кесорон. – У одиночки, решившегося на такую гнусность, нет никаких шансов. Он не уйдет и на полкилометра от здания, как его схватят.
– А если нет?
– Даже если каким‑то чудом он скроется от поисковых отрядов, с планеты он выбраться не сможет и никак не обойдет корабли на орбите.
Пертурабо обдумал это предположение и обнаружил в нем слабые места.
– Я бы согласился, если бы у вашего флота было хоть какое‑то подобие боевого построения.
В ответ на это Кесорон ощетинился и сжал кулаки, что не ускользнуло от внимания Пертурабо.
– Хочешь умереть, человечек? Или, присягнув Хорусу, легион моего брата разом и одичал, и поглупел?
– Хорусу мы не присягали, – рявкнул Кесорон.
Пертурабо был потрясен, но не стал задавать дальнейших вопросов, вместо этого отметив про себя возможные последствия этого признания.
– Тогда учти вот что, Юлий Кесорон, первый капитан. Это моя планета и мой театр, ты же – просто досадная помеха. Еще раз подвернешься под руку, и я действительно тебя убью.
Кесорон отошел назад с виноватым видом, хотя при этом казалось, что угроза смерти вызвала в нем приятное возбуждение.
Не обращая больше на него внимание, Пертурабо вновь оглядел верхние ряды амфитеатра и остановился взглядом на том месте, откуда стрелял ассасин. Хорошая позиция, все основные входы и выходы легко просматриваются. Много тени, обеспечивающей маскировку, и удобный путь отхода в глубине здания. Для снайпера, кем бы он ни был, лучше места не найти.
Внезапно Пертурабо понял, что ненавидит Талиакрон. Теперь величие театра посрамлено, и своей изначальной цели он не послужит. Очередное творение Пертурабо, задуманное как произведение искусства, было изуродовано теми, кого он когда‑то любил.
Неужели все, что он создает ради красоты, обречено, едва родившись?
Пертурабо обернулся навстречу «Лэнд рейдеру», который въехал в Талиакрон через главные врата. Пурпурно‑золотая машина Детей Императора заняла всю сцену, расколов треками каменные плиты. На орудиях, украшенных филигранью и резным орнаментом, виднелись яркие пятна крови и прочих выделений человеческого организма. С мясницких крюков, установленных на верхних щитках гусениц, свисали железные цепи, а на них – гирлянда шлемов астартес. Железные Руки, Саламандры и Гвардия Ворона, но Пертурабо также заметил шлем, когда‑то принадлежавший Пожирателю Миров, и дыхательную маску кого‑то из Гвардии Смерти. Даже если в коллекции Фулгрима и был шлем Железного Воина, ему хватило благоразумия не хвастаться таким трофеем.
Роботы Железного Круга выпрямились и разомкнули щиты, возвращая их в походное положение у себя на боках. Фулгрим, окруженный боевыми машинами, предстал триумфатором, победившим смерть. Он готовился к мученической кончине, но вместо этого был возрожден, хотя на лице его все еще оставались следы крови.
– Брат, – заговорил он и шагнул к Пертурабо с распростертыми объятиями. – Это чудо.
– Ты выжил, – Пертурабо покачал головой.
Фулгрим поднял руку, в которой был зажат длинный осколок. Острие тонкого куска стали, запятнанного красным, расплющилось и согнулось.
– Едва, – уточнил Фулгрим. – Фабию стоило огромных трудов извлечь этот осколок. Он вошел под таким тупым углом, что не проник внутрь, а прошел под теменной костью и остановился на противоположной стороне.
Фулгрим откинул белые волосы, чтобы показать свежий надрез на другом виске, который Фабию пришлось сделать для извлечения осколка. Ярко‑красная линия повторяла траекторию снаряда, плавными изгибами соединяя обе раны с гармоничной соразмерностью.
– Какое везение, что у тебя крепкий череп, – сказал Пертурабо.
– Точно подмечено, брат, – со смехом ответил Фулгрим.
Когда они оказались в подземном уединении Железной пещеры, Пертурабо наполнил вином, густо приправленным специями, две кружки и протянул одну Фулгриму. Тот разыграл целую пантомиму, наслаждаясь ароматом и букетом вина, словно актер на сцене. Хаос, в который погрузился Талиакрон, остался позади: сюда их доставил конвой «Лэнд рейдеров», а фанатики Фулгрима, ликующе крича, отправились оповестить всех о чудесном спасении примарха.
– Ты рассказал впечатляющую историю, – признал Пертурабо, осушил свою кружку и наполнил ее снова. – И что в ней было правдой?
Широко улыбаясь, Фулгрим пожал плечами.
– Кто знает? Все – или ничего. Неважно, что в ней факт, а что – домыслы сказителей, накопившиеся за века.
– Еще как важно, если ты хочешь заручиться поддержкой моего легиона.
– Ты не так меня понял, брат, – ответил Фулгрим, бессознательно почесывая симметричные шрамы на висках. – Боги, войны, древние темницы… это все фантастическая мишура. Пожалуй, я… приукрасил некоторые детали легенды для большего эффекта, потому что эльдарская бардовская традиция настолько пресная, что ее невозможно воспринимать, не оживив предварительно приличной дозой штюрмерства.
– Так о чем же эта легенда на самом деле? – спросил Пертурабо, двигаясь вокруг стола, заваленного сотнями архитектурных чертежей. Он уже решил, что уничтожит их все, едва Фулгрим уйдет. – Есть в ней хоть крупица истины?
– Есть, – сказал Фулгрим и подозвал к себе Каручи Вору.
Пертурабо, остановившись, пронзил эльдар холодным взглядом:
– Ну же, Вора. Скажи, что здесь правда, но избавь меня от гипербол, которые любит мой брат.
– Правда в том, что это оружие действительно существует.
– Ты строишь очень смелые выводы на основе мифа.
Фулгрим положил руку на плечо Пертурабо.
– Не имеет значения, было ли создание, называемое Ангел Экстерминатус, реальностью или нет. Скорее всего, его просто выдумали, чтобы скрыть более страшный факт – само существование этого оружия.
– Зачем эльдар специально выдумывать что‑то подобное?
– Потому что это удобно – считать, что столь жуткие вещи сотворило ужасное демоническое божество, – ответил Фулгрим. – Им проще было поверить в монстра, чем признать, что якобы высокоразвитая раса эльдар оказалась способна изобрести такое орудие разрушения.
– Я все равно не понимаю, на основе чего ты утверждаешь, что это оружие реально, – сказал Пертурабо.
– Потому что Каручи Вора его видел.
Пертурабо развернулся и посмотрел в янтарные глаза эльдар.
– Ты действительно его видел?
– Да, – подтвердил Вора, коротко кивнув. – Я побывал в призрачных залах древней цитадели в самом сердце того, что вы называете звездным вихрем. В месте, которое зовется Амон ни‑шак Каэлис.
– «Город вечной ночи», – перевел Пертурабо. – Какое душевное название.
Не обращая внимания на его сарказм, Вора продолжил:
– Я видел огромные склепы, видел защиту, установленную вокруг этого оружия. Цитадель так хорошо укреплена, что проникнуть в нее и захватить ее сокровища сможет только величайший мастер осады.
Проигнорировав столь откровенную лесть, Пертурабо обернулся к Фулгриму:
– Теперь понятно, зачем тебе нужен мой легион. Ты хочешь, чтобы мои воины взяли эльдарскую цитадель.
– Верно, – согласился Фулгрим. – Но есть и другие причины, которые привели меня к тебе. Это твоя судьба, брат. Так было предначертано с твоего рождения, иначе почему тебя всегда преследовали видения звездного вихря?
– Как ты узнал? – раздраженно спросил Пертурабо с внезапной подозрительностью. – Я говорил об этом только с Феррусом Манусом, и он посмеялся надо мной.
– Не забывай, брат, что Ферруса убил я, – прошептал Фулгрим и многозначительно улыбнулся, словно они с Пертурабо были участниками одного заговора. – Ничто так не сближает, как убийство. Император сделал так, что нас, примархов, связали узы – и крови, и кое‑чего еще. Со смертью Ферруса ко мне перешли его мысли и мечты, кстати, весьма скучные и пресные. Я также узнал некоторые его воспоминания.
Фулгрим похлопал по навершию эфеса своего меча:
– Обезглавив его, я, по правде говоря, оказал ему услугу. Этот дурак был таким ограниченным и совершенно не хотел замечать то разнообразие ощущений, которыми богата жизнь. Он впустую растратил свои дни, так и не поняв, каким даром был наделен.
– Подозреваю, что Феррус считал иначе.
– Может быть, – засмеялся Фулгрим. – Но все это в прошлом, а я хочу двигаться дальше. Для меня важно только будущее, и оно у нас общее. Ты должен помочь мне добыть это оружие для магистра войны, потому что таково твое предначертание. Воспользуйся этим шансом напомнить Хорусу, в чем сила Четвертого легиона, и тогда о Фолле забудут. Пришло время добиться славы, которая так долго от тебя ускользала!
– Ты не учитываешь того, что оружие все еще находится в центре варп‑шторма.
– Каручи Вора станет нашим проводником.
– Как ты пробрался сквозь шторм? – Пертурабо требовательно посмотрел на Вору. – Ты же не навигатор.
Эльдар кивнул:
– Я прошел Верхними путями, милорд.
– Верхними путями?
– Тайный безопасный маршрут, который ведет в самое сердце звездного вихря и о котором знают только некоторые из моего народа. Это один из наших самых ценных секретов, и я готов открыть его вам, милорды.
Пертурабо не слишком верил таким словам, но его заинтриговала возможность заполучить это оружие, казалось бы, только и ждущее, когда у него появится новый владелец. Осадные орудия, которые Лев передал ему на Диамате, были мощными, но мощь эта ограничивалась масштабами смертных. С их помощью можно было сокрушать стены и уничтожать города, но что они по сравнению с оружием, которое способно погубить целую галактическую империю…
– Фулгрим, я не особо верю тому, что ты мне рассказал, но если в легенде есть хоть намек на правду, мы должны это выяснить.
– Император явно считает, что есть, – ответил Фулгрим, вновь прикасаясь к шраму у себя на голове. – Он посылает ассасина, чтобы помешать нам объединиться. Попади снаряд на долю градуса выше – и я бы последовал за Феррусом. Действовать нужно без промедления, иначе враги нас опередят.
У Пертурабо появилось отвратительно чувство, что аргументы Фулгрима не оставляют ему выбора, но так его легион хотя бы сможет совершить что‑то полезное, пока не поступят новые приказы от магистра войны.
– Хорошо, – ответил он. – Если это оружие реально, оно должно стать нашим. Оно может остановить войну самим фактом своего существования.