Сновигатор Андрэ Марсо выехал на поверхность ледника спустя пять часов, после старта со станции «Восток». Он был единственным, кого не коснулись ограничения спутниковой связи и навигации, так как американская сторона посчитала абсолютно допустимыми его личные обоснования и отнеслась к этому очень лояльно. Андрэ даже не предполагал, что за ним последуют ещё пять российских пилотов, которым уже в свою очередь посадили на хвост двух немцев, только с другим отрывом и сделано это было в большей степени из-за вопросов немецкой предусмотрительности, чем из-за личных амбиций Марты Баумгартен.
В целом шельфовые ледники обычно никогда не рассматривались программой «Полярной Навигации» в качестве каких-то особых зон, к которым было бы необходимо присматриваться более конкретно, как к объектам повышенного интереса с точки зрения проводимых турниров. Во-первых, их места расположения были достаточно разбросаны по Антарктиде и удалены от основных маршрутных районов, а во-вторых, они действительно несли существенную долю опасности и неоправданного риска, так как ни одна из стран участниц не видела особого интереса в перспективе спасательных подъёмов своих машин из расщелин и это только в лучшем случае. В то же время через большую часть шельфовых ледников были проложены маршруты и у Программы на них имелись маршрутные карты. Но эти направления в основном использовались исключительно как транспортные, так как через них пролегало сообщение между некоторыми станциями и не более. В числе таких шельфовых ледников был ледник «Ларсена» на направлении станции «Беллинсгаузен», ледник «Роне», занимающий весомую объёмную долю Западной Антарктиды, ледник «Роне-Фильхнера» на западном направлении немецкой станции «Ноймайер» в Земле «Королевы Мод» и ледник «Эймери» между Землями «Кемпа», «Макроберто» и «Принцессы Елизаветы». И только ледник «Росса», который по своей площади практически не уступал шельфовому леднику «Ронне», ни разу за пять лет существования Программы «Полярной Навигации» не подвергался маршрутному исследованию, через него не проходила ни одна экспедиция высокоскоростных полярных челноков и у этого были совершенно естественные причины. Дело в том, что с восточной стороны от материка его полностью отделял достаточно широкий горный массив Трансатлантического хребта, что в совокупности со сложностью и опасностью прохождения ледниковых ландшафтов создавало дополнительное и совершенно излишнее неудобство, а также очень крайнюю степень рациональности в использовании такого маршрута. Огибая эту область через вершину Трансатлантического хребта по Равнине Бэрда к Восточной равнине, потери времени и расстояния были не так уже и важны по сравнению с тяжёлым переходом от сложного протяжённого рельефа ледника сразу в запутанную область гор. Практически расчётная разница составляла всего лишь несколько часов, и Андрэ Марсо это понимал перед тем, как выбрать данный маршрут. Но в его случае два часа были критическим временем, которое нельзя было упустить ни при какой возможности.
Итак, планомерно продвигаясь вглубь ледника по его поверхности, ничем особо не отличающейся от поверхностей других ледников, Андрэ Марсо сквозь не спадающее эмоциональное напряжение, совершенно не осознавал того, что он является первым человеком в истории полярной навигации, кто пилотирует здесь свой сновигатор, в одиночку прокладывая маршрут по центральному вектору пересечения. Наиболее опасным фактором с учётом погодных условий здесь была заснеженность средних по размеру расщелин. В лучшем случае снег свисал со всех краёв большой покатой шапкой, очень затрудняя визуальное определение реальной ширины и их сдвига относительно друг друга для необходимого расчета на преодоление в прыжке. В худшем - слой снега кое-где провисал внутрь и немного отличался по цвету из-за плотности и общей толщины слоя над щелью, но на большой скорости, которую так или иначе необходимо было поддерживать, не всегда удавалось вовремя заметить такие места, и приходилось совершать резкие манёвры в последний момент или попросту проходить их напрямую, что негативно сказывалось на подвеске, а также на нервной системе и уже без того утомлённом организме.
Общее расстояние из программного расчёта величины вектора пересечения ледника, проложенного Андрэ по карте, приблизительно равнялось четыреста пятьдесят миль. Среднечасовые показатели скорости на леднике были достаточно низкими и варьировались от ста пятидесяти до ста семидесяти миль. Меньше, чем за два часа следования он уже несколько раз столкнулся с довольно сложными разломами, которые приходилось проходить с подготовленного на форсаже разгона, возвращаясь для этого назад не менее, чем на пол мили. Были и другие негативные факторы… Так, например, пришлось объезжать чрезмерно высокий сдвиг ледникового пласта, чтобы выйти на нижний уровень, а затем долго корректировать уже в зависимости от новых препятствий возврат к прежнему направлению. Но самое суровое испытание ждало его как раз посередине проложенного курса. Через полтора часа непрекращающегося ледникового штурма перед глазами Андрэ, как фатальная катастрофа, перечёркивающая все события его жизни, на всю длину ледникового пласта от одного горизонта до другого распростёрся широчайший разлом, высотой не меньше пятнадцати метров и шириной около пятидесяти, о чём нельзя было судить наверняка. Но, подъехав к самому краю, он произвёл заложенный в программное обеспечение сновигаторов, ультразвуковой анализ линии горизонта на максимально низком уровне и его опасения подтвердились, - ни одна из моделей высокоскоростных челноков не была разработана для преодоления таких больших расстояний в прыжке. Посередине был холодный глубокий океан с тёмной рябью на поверхности, которая становилась светло-зелёной, приближаясь к белым обрывам бесконечно протяжённых ледяных стен. На этот раз, несмотря на внутренние механизмы человеческого существа, которые до этого момента не давали Андрэ покоя перед несущимися навстречу со скоростью сновигатора испытаниями, его головной мозг ненадолго впал в тяжёлый ступор. Придя в себя, он потянулся назад через плечо и вынул из багажного отсека за креслом пилота мощный цифровой бинокль. Затем он открыл кабину и встал во весь рост, разглядывая по обеим сторонам уходящие вдаль извилистые линии разлома. Включив определение дальности и соотнося риски горизонтальной градуировки с противоположными краями разлома вдалеке, он с ужасом осознал, что допустимых для прыжка расстояний нет ни в одном направлении. Андрэ быстро сел в кресло, опустив крышу кабины, и, сдав назад, вырулил вправо. Затем он проследовал в этом направлении около мили и повторил свои действия, снова оказавшись перед фактом отсутствия возможности для прыжка. Мысли опять начинали поднимать градус кипения, внутренние шестерни и уставшие механизмы его физиологии вновь разгонялись, вырабатывая необходимую мощность для эффективной работы. Андрэ было тяжело решать, в какую сторону нужно двигаться, чтобы найти необходимый участок. Сразу становилась понятной ужасающая потеря времени на развороты и возвраты. Он старался как можно быстрее определить принцип, по которому лучше вести поиски, но ничего не приходило в голову. Ни с какой особой информацией о геологических свойствах разломов в своей пилотной практике он не сталкивался. Говорить о том, что в каком-то конкретном направлении – или к материку, или к океану, разлом должен по естественным причинам сужаться, он не мог. А бесконечно ездить туда–сюда и постоянно возвращаться казалось той самой дерзкой ловушкой, из которой как раз и не было выхода. С каждой секундой предчувствие паники становилось всё сильнее и сильнее, а вслед за ней наступал опять тот самый шквал гнева, прорезающийся сквозь всё остальное внутри и подавляя даже принципы логики и самосохранения. Гнев нарастал неимоверно, Андрэ стиснул зубы и обострённым взглядом посмотрел на противоположный край разлома ещё раз. И в этот критический момент он почувствовал, что теперь навстречу ему уже несётся его собственная смерть, желая подвергнуть его окончательному испытанию. Это был фатальный момент всей его жизни, когда выбор для него всё ещё существовал, но по каким-то причинам смерть решила посмеяться над ним, показав, где его место во всей этой истории. В этот момент Андрэ вновь подумал о Бенедикт и понял, что потерять её в результате своего отступления было бы гораздо хуже, чем умереть самому в последней попытке прорваться к ней на помощь. Чтобы на сверх превышенной скорости вовремя сработать задним антикрылом вместе с приводом подвески, он воткнул в снег лопату из такелажного отсека на расстоянии десяти метров от края разлома. Теперь ещё одной задачей было попасть в неё на такой скорости. Затем он вернулся в машину и отогнал её на две мили назад. Основным ориентиром для правильного преодоления такой дистанции разгона была определена уже проложенная лыжня на поверхности снега. Перед началом старта Андрэ посмотрел на часы, с момента его прибытия сюда прошло двадцать минут. Это было ещё допустимое для потери время. Затем он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы сосредоточиться и собраться с духом, и, устремив свой упорный взгляд вперёд, подал левый рычаг управления тягой на максимальный разгон, постепенно прижимая правым штурвалом предельно активированную гидравлику подвески в результате задавливания машины на скорости вниз аэродинамикой заднего антикрыла и постепенно доводя форсаж до максимума. С прямолинейным разгоном этого типа сновигатора проблем не было, - «Supplanter» шёл, как самолёт по взлётной полосе с таким же, характерно набирающим динамичную интенсивность, свистом турбо-ионных двигателей. На спидометре уже зашкаливал допустимый предел возможной скорости и бортовая электроника включила предупреждающий режим, при котором на основном мониторе посередине начинали мигать большие красные цифры реальной скорости с характерным пульсирующим звуком предупреждающей сирены. Цифры постепенно подползали к отметке в двести двадцать узлов. Теперь самое главное было попасть в лопату и в момент удара резко рвануть на себя правый штурвал, чтобы аэродинамика заднего антикрыла выполнила максимальное положение на подъём, резко высвобождая мощную кинетическую энергию сжатой гидравлики в подвеске и выполняя тем самым эффект прыжка. Внутренние лопасти боковой аэродинамики в таком режиме вставали в горизонтальное положение, регулируя дифферент корпуса сновигатора во встречном воздушном потоке. Чем ближе к краю выполнялся такой манёвр, тем дальше уходила взлетающая вверх машина, и тем больше было расстояние, на которое можно было прыгнуть вперёд. За тысячные доли секунды перед тем, как Андрэ Марсо увидел красную рукоять лопаты, в его голове как молния пронеслась мысль о том, что в случае неудачи, на такой скорости с такой инерцией он войдёт в ледяную стену противоположного края, как артиллерийская ракета. В следующее мгновение произошёл еле заметный удар, Андрэ мгновенно дёрнул штурвал на себя. На тяжёлом вертикальном ускорении он сделал последний глубокий вдох, и в этот момент время для него как бы замедлилось. Дальше всё было уже не важно, машину можно было не контролировать, всем остальным теперь распоряжалась его судьба. Перед глазами вновь возникла Бенедикт в ярком тёплом солнечном свете, летящая вверх на длинных верёвочных качелях и весело смеющаяся от счастья таким лёгким жизнерадостным смехом. Её длинные светлые прямые волосы переливались золотом и блестели в лучах солнца. Вокруг повсюду была летняя зелень травы и листвы деревьев, перемешивающаяся с бирюзой глубокого чистого неба. Бенедикт была в лёгком белом платье, подчёркивающем её стройную изящную фигуру. Андрэ старался вспомнить, где бы это могло быть, и вместе с этими мыслями понемногу погружался в это наполненное радостью, солнцем и красотой смеющейся Бенэ видение, растворяясь в тёплом свете и забывая о суровых реалиях последних событий. Перегрузка настолько вдавливала инерцией его головной мозг в собственную массу, что он уже начал свыкаться со своим новым состоянием, принимая его за естественное, как вдруг произошёл сильный резкий удар, который моментально привёл его сознание в повышенную активность. Подвеска в этот момент испытала неимоверную нагрузку, о чём сразу же просигнализировали аварийные надписи и голосовые сообщения, смешанные с интенсивными звуковыми сигналами. В лобовое стекло с хлёстким грохотом ударил шквал поднятого от удара снега. Всё это вместе с непрекращающимся стремительным движением мгновенно отрезвило Андрэ таким радостным, наполненным ажиотажа, стимулом к продолжению борьбы и в данный момент его задачей было как можно скорее и аккуратней затормозить разъярённую машину. Он быстро выставил левый рычаг тяги в нейтраль, так как переводить сновигатор в реверс на такой скорости было чревато потерей или повреждением реверсных крыльев и, всё также прижимая машину к поверхности снега задним антикрылом, начал понемногу задавливать педалями гидравлику тормозных стопоров в полозьях. По корпусу завибрировало лёгкое шуршание выдвинутых в снег стопоров, машина начала замедляться, заметно теряя набранную инерцию. Ровное пустое пространство впереди позволяло выполнять этот манёвр, не напрягаясь без риска врезаться во что-нибудь по пути до полной остановки. Через двадцать секунд сновигатор медленно остановился, проминая последние метры упругого снега с характерным замирающим скрипом. Стеклянная крыша кабины с шипением открылась и устало поднялась вверх. Андрэ покинул салон и отправился к краю разлома. Преодолев пешком почти один километр, он подошёл к месту удара его сновигатора о поверхность и увидел, что следы лыж прерывает огромная выбоина на два метра от края разлома из которой откололась большая ледяная глыба и упала вниз. Место приземления на снегу было хорошо видно по характерному следу вокруг от воздушного удара. Рассчитав расстояние от края по длине лыж своего сновигатора, Андрэ с ужасом осознал, что приземлился на противоположную сторону в положении, когда задние их части выступали за край разлома на четыре метра, то есть до фатального исхода ему не хватило ещё нескольких метров, когда корма перевесила бы носовую часть и ушла по инерции в вертикальную ледяную стену. Андрэ быстро развернулся и побежал обратно к машине, - времени на лишние действия и раздумья совершенно не хватало. Быстро запустив силовые установки, он вновь двинулся вперёд, ведь оставшееся расстояние на леднике совершенно не давало поводов расслабляться. Теперь лишь была только одна надежда на то, что этот разлом был максимальным испытанием, пройдя которое, Андрэ попадал за грань преодоления всего этого сложного и опасного маршрута. Теперь он внутренне ощущал за собой ту главную причину, по которой он находился здесь и это чувство придавало ему невероятной уверенности в том, что всё остальное он победит при любых обстоятельствах. За гранью преодоления было тяжело и в то же время легко, и этот парадоксальный апофеоз пронизывал всю окружающую атмосферу, уверенно намекая на то, что всё это происходит по воле каких-то высших сил, которые наслаждаются этим насыщенным пиром страданий, выносливости и отваги!