На сколько неимоверно самоотверженным был риск Андрэ Марсо перед всем тем, через что ему пришлось пройти, чтобы добраться до станции в столь ограниченное время, на столько же фатальной и беспристрастной была надежда Бенедикт Лурье на то, что, он, получив сигнал бедствия, пройдёт весь этот путь и, достигнув конечной точки, спасёт её с остальными членами лаборатории. Такой взаимно выраженный эквивалент сил, наверное, является константой во вселенском скопище событий, но как бы там ни было, а наш герой, прошедший через весь тот ад, который только можно было себе представить, достиг, наконец, своего апогея маршрутных дистанций в пучине полярных ледников, снежных равнин и запутанных горных массивов.
Как только Андрэ подошёл вплотную к станции, преодолев зону её расположения, он сразу же почувствовал характерный запах горелых проводов. Гермошлем не имел каких-либо фильтров и спокойно пропускал внутрь внешний воздух за исключением воды. Немного отдышавшись от заключительной дистанции до основного комплекса Конкордии в том же интенсивном темпе, он огляделся и увидел в стороне, где располагались энергоблоки подстанции характерные следы от взрыва. Он сразу же направился в ту сторону, чтобы убедиться, в чём конкретно дело для того, чтобы в последствии иметь чёткие представления общей ситуации, и уже с учётом полученной информации о повреждениях продолжать свои дальнейшие действия, чтобы не совершить какой-нибудь ошибки и максимально сэкономить время. Подойдя ближе, он увидел разорванный в клочья корпус первого энергоблока. Чёрные обгоревшие куски искорёженных листов обшивки корпуса торчали в разные стороны и болтались от ветра. Андрэ подошёл ближе и заглянул внутрь корпуса. Из под железного люка, ведущего в нижний второй энергоблок с аккумуляторными стеллажами просачивался слабый белый дымок, похожий на пар с характерным запахом кислотного испарения. Андрэ не стал открывать его, чтобы на всякий случай не отравиться резко вырвавшимися наружу клубами испарений и едкого дыма от сгоревших корпусов батарей. Рядом стоял абсолютно не тронутый третий энергоблок, лишь одна его сторона была существенно покрыта копотью. Андрэ развернулся, чтобы направиться к станции и вдруг увидел неподалёку торчащую из снега большую красную рукоять какого-то инструмента. Он подошёл к ней и, обхватив ручку, выдернул большой штурмовой топор. Затем он оглянулся по сторонам, так как догадался, что, скорее всего, топор не мог быть просто так оставлен здесь, а с учётом произошедшего взрыва, рядом вполне мог находиться и его хозяин. Пройдя немного вперёд и приглядевшись, он обнаружил надутый ветром вытянутый бугор. Подойдя к нему ближе и нагнувшись, он стряхнул рукой верхний слой снега, сквозь который сразу проступила оранжевая ткань термокомбинезона. Андрэ встревожено начал очищать обнаруженный труп и через несколько минут ужаснулся, узнав в нём хорошо ему знакомого Эрика Шаброля, который был правой рукой Жерара Боссэ.
Отстранившись от тела, Андрэ резко встал и с ужасом побежал в сторону станции. Он достаточно хорошо знал расположения её корпусов и технических коммуникаций, так как был приписан к этой станции, как основной сотрудник, а все основные сотрудники проходили обязательное ознакомление со структурой объекта, включающего в себя зону повышенной опасности, которой и являлась та самая лаборатория. Андрэ сообразил, что люди, скорее всего, до сих пор находятся в аварийном изоляторе и время идёт на минуты. Обогнув станцию вокруг, он подбежал к одной, из коммуникаций, выпирающих из основной стены. Затем быстро стряхнул снег рукой с вентиляционной решётки, расположенной на высоте его пояса и начал усиленно бить в неё топором, срезая её полностью по контуру. Через две минуты вместо решётки была чёрная пустая квадратная дыра размером сорок на сорок сантиметров. Андрэ отключил защитное стекло гермошлема, прозрачный твёрдый купол которого медленно растаял жидкой плазмой, сползая в нижние полости шлема. Андрэ был очень сильно встревожен и напряжён, его сердце быстро и сильно колотило в грудь от физических нагрузок и волнения. Он просунул голову внутрь вентиляционной шахты и сразу же услышал хорошо доносящиеся снизу сильные стоны.
- Эй, кто-нибудь ответьте! Это Андрэ Марсо! – закричал он изо всех сил.
Снизу сразу послышались беспокойные громкие голоса. Двое мужчин, перекрикивая друг друга, радостно звали его:
- Андрэ! Андрэ! Андрэ! Слава Богу, это ты!
Затем один из голосов стих и только один начал громко выкрикивать отчётливые слова, описывающие ситуацию. Этот голос Андрэ тоже узнал сразу, он принадлежал Патрику Томази:
- Андрэ! Здесь нас шесть человек, включая Бенедикт! С ней всё в порядке, можешь не беспокоиться?! Жан сильно ранен, Жерар и Эрик погибли. Мы замерзаем, малый генератор заглох час назад, но у нас есть силы, чтобы продержаться возможно ещё минут тридцать! Поторопись! В лаборатории активировался режим «Тотальной дезинфекции», она вся наполнена ядом, надо включить питание любым способом! Если этого не сделать, то система не запустит нейтрализацию! Ты уже видел, что произошло с энергоблоками?!
В голосе Патрика чувствовался сильный надрыв от наступающего переохлаждения. Температура внизу была уже около минус тридцати градусов. Но в то же время было слышно, что он был рад, ведь надежда всё-таки оправдалась и их общая стратегия «бороться до конца» получила свой заветный выстраданный в страшных мучениях результат. Андрэ, внимательно напрягая слух, чтобы не пропустить чего-нибудь важного сквозь свист задуваемого ветра, выслушал всё, что было ему сказано, и тут же закричал в ответ:
- Первый и второй энергоблоки полностью уничтожены! Третий цел! Но выгорела вся проводка и аккумуляторы! Я не знаю, как запустить вспомогательный генератор!
- Внутри корпуса каждого блока, - вновь послышался крик снизу, - находится рычаг перевода сети питания на другую линию! Потяни его на себя до упора, а затем просто выполни все стандартные действия по включению генератора, у него своя автономная батарея! Ключи от замка в ящике у дежурного в холле станции! Поторопись, пожалуйста! Если вдруг возникнет какая-нибудь проблема, нам будет дорога каждая минута!
- У меня с собой пожарный топор! Я лучше взломаю дверь! Ждите!
И Андрэ быстро побежал к третьему блоку, изо всех сил сопротивляясь ветру и снегу, летящему в открытое лицо. По пути он снова активировал защитное стекло гермошлема, тяжёлое дыхание вновь наполнило его замкнутую внутреннюю полость своим хриплым звуком.
Добежав до корпусов подстанции, он быстро поднялся по небольшому железному трапу на полуразбитую взрывом площадку и, размахнувшись изо всех сил топором, нанёс им удар в область замочной петли. Низкая температура создавала хорошую сопротивляемость стали, но после четырёх таких ударов петли отлетели в сторону вместе с замком. Таким образом, Андрэ сэкономил кучу времени, так как бежать до главного входа на станцию с тяжёлым топором было достаточно затруднительно, бросать топор было нельзя, а на поиск нужных ключей ушло бы время, потому что в ящике у дежурного их было около сотни, да и к тому же замки всё равно промёрзли и могли не открыться сразу.
Зайдя внутрь и попав в абсолютную темноту, Андрэ сразу же активировал направленные фонари своего гермошлема с кибер-панели на рукаве, два белых луча пронзительно и резко осветили фронтальный обзор своими чёткими границами. Они скользнули по жёлтой поверхности огромного силового агрегата в центре внутреннего помещения, который сразу же обострял психику своим сложно-конструкционным рельефом навесного оборудования и технологических узлов, создавая впечатление какой-то фундаментальной и надёжной опоры, но в то же время вызывал лёгкую панику, связанную со сложностью включения и правильной эксплуатации такой здоровенной махины. Везде присутствовали какие-то рычаги, вентиля и затворы, рукояти которых были аккуратно выкрашены красной и синей глянцевой эмалью, как собственно и весь жёлтый блок основного агрегата. Андрэ хорошо знал устройство обычного двигателя внутреннего сгорания, но здесь ему пришлось столкнуться немного с другой системой, ведь танк с топливом был зарыт глубоко под землёй для исключения промерзания, о чём ему было хорошо известно, а вот как включалась его подача к двигателю, предстояло разобраться самостоятельно, так как явно должен был присутствовать насос с электрическим приводом, но вот нужно ли было открывать какие-либо вентиля, которых здесь было множество, он не знал. Он никогда бы и не подумал, что придётся в одиночку запускать здесь эту энергоустановку в таком экстренном режиме, испытывая острый дефицит времени. К счастью он быстро заметил лоток на стене, в котором хранился мануал по обслуживанию дизель-генератора. Быстро выхватив его, он начал искать в оглавлении пункт, связанный с подготовкой и включением в работу. Совершить какие-либо ошибки здесь и сейчас было абсолютно недопустимо, так как срочность запуска агрегата с первого раза была особенно важна. Андрэ постоянно контролировал текущее время, в запасе было ещё двадцать пять минут. Основным фактором в данный момент являлось время на разогрев предпусковых свечей дизельного двигателя и если на обычной машине оно не превышало тридцати секунд, то в случае с таким большим рабочим объёмом силового агрегата, оно, скорее всего, не могло быть меньше пяти минут. Найдя нужную страницу, он быстро выхватил из общего текста фразу «…перевести переключатель режимов работы энергоблока с автоматического в ручной…». Быстро ведя пальцем по строчкам и пропуская целые предложения и слова, он то и дело натыкался на нужные ему выражения: «…включить тумблер подготовки к запуску…», «…нажать кнопку включающую спираль прогрева топливной магистрали и свечей предпускового подогрева цилиндров…», «… прогрев происходит автоматически в течение пяти – десяти минут, в зависимости от внешней температуры…», «…открыть до упора вентиль топливоподачи, нажать кнопку включения топливоподкачивающего насоса…», «…открыть вентиль стравливания воздуха в системе до момента появления стабильной струи под напором, после чего закрыть вентиль…», «…нажать на кнопку прокрутки стартера…», «…после прогрева силового агрегата до рабочей температуры нажать кнопку включения гидравлической системы сцепления, как только давление в системе достигнет по манометру требуемой величины, перевести рычаг сцепления с турбиной в положение «включено»…», «…нажать на кнопку включения системы управления турбиной…», «…дождаться подъёма мощности после чего включить основной рубильник…»
Все описания были проиллюстрированы фотографиями и это было очень сподручно, но в целом фразы, касающиеся достижения рабочих давлений и температур вызывали внутреннее беспокойство, так как Андрэ даже приблизительно не мог рассчитать, сколько в совокупности уйдёт времени на все эти процедуры, а ведь впереди ещё предстояло включение управляющих систем всей станции при подаче питания, и неизвестно было, насколько успешно оно произойдёт после случившейся аварии, учитывая замыкания в цепях и отключения автоматов, которые она повлекла за собой.
Внимательно пробираясь в лучах головных фонарей по тёмному коридору вокруг дизельной машины и выискивая необходимые элементы управления, Андрэ стал выполнять первые шаги по подготовке к запуску. Все кнопки были сосредоточены и подписаны на одном щите, но параллельно он сразу же обращал внимание на нужные вентиля среди очень сложных коммуникаций электроприводов, которыми были снабжены запорные клапаны тех же рабочих систем, используемые в режиме автоматического управления со станции. После того, как система предпускового подогрева была запущена, Андрэ начал искать узел механического перевода силовой цепи с основной линии на вспомогательную. Этот большой и длинный рычаг красного цвета торчал прямо из пола в другой стороне помещения энергоблока за корпусом турбины с её торца. Он был опломбирован и имел на рукояти стопорный предохранитель похожий на тормозную ручку велосипеда. Андрэ быстро сорвал пломбу и потянул рычаг на себя. Система имела пружинные механизмы, компенсирующие усилия, поэтому рычаг перевёлся плавно с лёгкостью и характерным щелчком коммутации силовых контактов вспомогательной линии. Теперь оставалось дождаться прогрева топливных магистралей. Андрэ подобрался к вентилю стравливания воздуха и, глядя на часы в кибер-панели, начал с нетерпением ждать. Каждая минута для него в этот момент была как невероятно долгожданной, так и катастрофически опасной, ведь с истечением этого времени приближался не только фееричный момент запуска генератора, но и смерть людей, замерзающих сейчас где-то там внизу в камере аварийного изолятора.
Наконец, на щите управления красная лампочка режима предпускового прогрева погасла и рядом с ней сразу загорелась зелёная лампочка, разрешающая пуск, сопровождающаяся монотонным шумом зуммера. Андрэ запустил насос и открыл стравливающий вентиль. Через несколько секунд из маленького отверстия в штуцере в полукруглый металлический экран брызнул напор солярки, сразу же стёкший в ванночку, специально предусмотренную для этого. Система была полностью заполнена жидким топливом, поднятым с глубины танка. Андрэ нажал на кнопку пуска двигателя, послышался короткий нарастающий свист запуска стартера, массивный коленчатый вал с гротом и ощутимой под ногами вибрацией сделал несколько резких оборотов с короткими паузами, а затем подхваченный сдетонировавшей рабочей смесью в цилиндрах, динамично раскрутился до стабильно устойчивых оборотов. Андрэ испытал чувство неимоверного восторга, самая главная проблема казалась уже позади. Он вновь проверил время, из ранее имеющихся в запасе тридцати минут теперь оставалось всего лишь пять, и это было очень и очень плохо. Времени на рабочий прогрев агрегата совершенно не хватало. Андрэ запустил гидравлику механизма сцепления силовой установки с электротурбиной генератора. Запускать генератор раньше достижения положенного давления было нельзя, и он снова стал ждать. Через три минуты стрелка манометра достигла зелёной зоны, времени больше не оставалось, Андрэ перевёл рычаг сцепления в рабочий режим и нажал на кнопку включения турбины. Мощность двигателя в этот момент явно просела, но агрегат не заглох, а начал медленно, но верно разгонять ротор турбины, сопротивляющийся возникающему магнитному потоку. Стрелки амперметров и вольтметров по фазам резко подскочили до рабочих показаний. С каждой минутой внутри корпуса энергоблока чувствовалось нарастание мощности, энергии и тепла, что очень радовало и успокаивало Андрэ, который от переутомления еле держался на ногах, в предчувствии того, что сейчас уже можно будет наконец-то расслабиться, что всё получилось, а главное его любимая будет жить. Перед тем, как поднять главный рубильник подачи напряжения, он последний раз посмотрел на часы, до истечения запаса времени оставалась одна минута. Андрэ включил рубильник, обороты генератора снова просели, но тут же выровнялись и теперь уже оставались неизменными. Решив подождать на всякий случай ещё минуту, чтобы убедиться в стабильности работы всех систем, он стал осматривать помещение в поисках выключателя света, который ему некогда было искать в самом начале. К тому же Андрэ не знал, что является для него источником питания в отсутствии работы второго сгоревшего энергоблока: собственная аккумуляторная батарея дизельного двигателя или же вырабатываемое им уже в процессе работы напряжение.
Андрэ подошёл к двери и открыл её, ветер бил в другую сторону, поэтому в проёме выхода можно было спокойно стоять. Он упёрся расставленными выше плеч руками в боковые края дверного проёма и стоял так ещё минуту, чуть накренившись всем корпусом тела вперёд и наблюдая вдалеке включившуюся иллюминацию станции. Затем он вышел и направился вновь к тому же окну вентиляции, через которое недавно общался с Патриком, предусмотрительно подобрав на трапе огромный красный топор.
- Как у вас дела?! – крикнул он в тёмную брешь, дойдя до места.
В глубоком резонирующем пространстве вентиляционной шахты сразу прослушивался посторонний гул, включившегося вновь вентилятора обогрева.
- Ты спас нам жизнь, Андрэ! – послышался лаконичный ответ таким же усталым голосом.
- Можешь позвать Бенэ? – вновь повторился голос.
- Девочки не могут говорить, Андрэ. Тебе лучше подождать, - донёсся ответ снизу.
- Хорошо, тогда я пойду на станцию, - ответил он и медленно пошёл к главному входу.
Зайдя внутрь станции, он сразу же пошёл к пульту дежурного, чтобы проверить ситуацию с загрузкой систем жизнеобеспечения. Компьютер успешно включился и запустил режим тестирования корпусов и модулей станции. Лаборатория была в активной фазе, это означало, что после проверки всех систем и истории событий, главный компьютер должен был с учётом истекшего времени пересчитать длительность фазы режима «Тотальной дезинфекции» и самостоятельно принять решение на включение нейтрализации внутренней атмосферы. Теоретически до встречи со своей возлюбленной у Андрэ оставалось сорок пять минут. Чтобы ещё раз убедиться, что всё в порядке, он решил проверить включение тестирования на главном входе в лабораторию и спустился вниз в тот самый длинный прямой коридор, который заканчивался тяжёлой герметичной дверью. Подойдя к ней, он взглянул на электронную панель доступа, её небольшой монитор информировал о том, что процесс анализа состояния внутренней безопасности запущен, доступ запрещён, ситуация «Биохазард».
Андрэ посмотрел в небольшой круглый иллюминатор двери и вновь ужаснулся. Сквозь зеленовато-серый туман, с явно активной подвижностью дисперсионной взвеси, были видны очертания прислонившегося к стене в сидящей позе человека, немного склонившегося корпусом к полу в одну сторону. С чувством переутомлённой безысходности Андрэ осознал фатальную героическую смерть Жерара Боссэ, затем он выставил таймер на панели своего кибер-рукава, отошёл в сторону к той же стене, возле которой находился мёртвый Жерар, только со своей стороны, также опустился на пол, также сел и от неимоверной усталости просто заснул, уже ни о чём больше не думая.
ГЛАВА XV. HEU, JUNGER MANN!
(ХЭЙ, ЮНГЭ МАН!)
Спустя несколько часов, безнадёжно проведённых в ледяной ловушке коварного разлома, который необратимо и быстро поглотил сновигатор Хэлбокса, как тропическая анаконда и теперь только оставил его одного на десерт, он также печально сидел внутри ледяной раковины, которая стала ему здесь временным пристанищем, опустив голову вниз и вспоминая прекрасные моменты своей жизни, друзей, свою любимую Джесси и то, как он необъяснимо жестоко был наказан, лишившись всего этого в одночасье. Никогда ещё ему не было так плохо и одиноко, как здесь в совершенной отдалённости от всего живого среди абсолютно мёртвого холода, белого льда и снега и чёрной пустой воды. Он с тоской созерцал постепенно уходящее время последних часов своей жизни, которое тоже оставило его здесь без своего внимания, совершенно не пытаясь ускориться или замедлиться, а просто так шло, как обычно, не вызывая никаких внутренних психологических особенностей своего осознания. Хэлбокс не пытался чем-либо себя занять, единственная мысль, которая пробежала у него в голове за всё это время, относительно возможности какого-либо практического влияния на создавшуюся ситуацию, касалась того, что может быть лучше в условиях полной неотвратимости своей смерти провести последние часы перед ней, отправившись в плавь по разлому в сторону океана и, таким образом, потратив это время на некоторого рода прощальную экскурсию, созерцая в последние минуты своей жизни меняющееся разнообразие внутренней красоты местного антарктического ландшафта. Но, учитывая при этом факт того, что его тело уже не смогут найти, так как оно наверняка утонет в океане, и в этом случае даже хоронить его родным будет нечего, он полностью отказался и от этой идеи. Оставалось только сидеть и смотреть в слегка зеленоватую лужу воды перед собой, так как эта картина, минимально раздражающая внутреннее восприятие внешнего мира, оказалась более естественной для его психологического состояния в данный момент и действовала, как успокаивающая нервы и отгоняющая лишние мысли, своей гипнотической примитивной пустотой, вызывающей незыблемую отрешённость от всего вокруг.
Он почти что совсем уже ушёл в себя в тот момент, когда вдруг в его гермошлем со всей силы ударил какой-то предмет, сразу разлетевшийся на куски и по звуку очень напоминающий комок снега. Хэлбокс от испуга дёрнулся и, подскользнувшись, свалился в ту самую зеленоватую лужу, которую только что гипнотизировал на протяжении уже целого часа. Пытаясь как-нибудь вскарабкаться по абсолютно скользкой поверхности раковины, чтобы встать на ноги, он увидел на противоположной стороне две человеческие фигуры, но так как он постоянно соскальзывал вниз с любых положений, то никак не мог сконцентрировать зрение и понять, кто эти люди. Внезапно автономная радиостанция его гермошлема щёлкнула приёмом новой активной частоты с окончанием какого-то диалога на немецком языке вперемешку с сильным смехом, и один из ранее знакомых ему голосов громко и весело произнёс:
- Heu, Junger Mann, wie geht es dem kleinen Wasser?! (« Хэй, Юнгэ Ман, ви гейт эс дэм кляйнен васэ?!» «Эй, молодой человек, как там водичка?!»)
В этот момент Хэлбокс даже приблизительно не задумывался ни о каких своих прежних предубеждениях по отношению к двум немецким пилотам Гансу и Йозефу. Он просто с неимоверным облегчением выдохнул и чуть не заплакал от счастья, испытывая не знакомое ему ранее ощущение внезапного чудесного спасения из глубокой могилы в последний момент. Было видно, что один немец сразу начал размахивать кольцом альпинистской верёвки, чтобы выкинуть её вперёд ему навстречу.
- Переваливайся через край и плыви сюда! – сказал в рацию Йозеф на английском, - ты уже не встанешь в этой раковине на ноги, не мучайся.
Хэлбокс с силой оттолкнулся ногами от одного покатого ледяного края раковины и, упав на живот, по инерции вылетел из неё, а затем как рыба соскользнул вниз в океан. Не доплыв до противоположного края пятнадцать метров, он схватил руками верёвку, которая к тому же не тонула в воде, намотал её несколько раз на руку и ребята наверху начали интенсивно вытягивать его так, что через две минуты он оказался вместе с ними на том месте, откуда совершил свой неудачный прыжок. Ганс протянул ему флягу с бальзамом.
- Ты поедешь с Йозефом, у него больше места в отсеке для багажа, - строго сказал он, разворачиваясь и направляясь к своему сновигатору, - не будем больше терять здесь времени. Я надеюсь, что ты единственный, кто попал в такую заваруху.
Немцы были как всегда бодры и серьёзны. Они всё время излучали какую-то резкую приподнятую энергетику.
- Lass uns schneller gehen! («Ляс унс шнеля геин!» «Пойдём быстрее!»), - произнёс Йозеф, обращаясь к Хэлбоксу, и приглашая его рукой в кабину.
Около шести часов назад, когда они с Гансом выходили с Полярного плато на Восточную равнину, размеренно двигаясь в паре по направлению к станции «Восток» с боковой дистанцией в пятьдесят метров, на мониторах информационной панели появилось сообщение «ACHTUNG! Ungeplante Richtlinienänderung» («Ахтунг! Унгеплáнтэ Рихтлúньенэндэрýн», «Внимание! Незапланированное изменение политики») с кодовым именем отправителя «Schneewittchen» («Шнивúтщэн», «Белоснежка»). Оба пилота, не останавливаясь и не меняя курс без лишних реплик в эфире коснулись пальцем сообщения на сенсорной панели. Кодовое имя принадлежало никому иному, как Марте Баумгартен, которая имела право управлять пилотами на любом отрезке пути и в любое время, следуя в свою очередь определённым протоколам. Сообщение содержало новый свод маршрутных директив:
«Concordia SOS! Der Franzose und sechs Russen gingen ohne Erlaubnis dorthin. Vorherige Mission abbrechen! Neue Mission – die russische Gruppe zu verfolgen! ACHTUNG! Die Amerikaner werden den Satellilen ausschalten. Verwenden Sie den «Uhu-Modus»!»
(«Конкоодия С. У. С! Деа Францóзэ унд зэкс Рузэн гЭнэн ýнэ элЯубнэс дотЭн. ФохЭригэ Мисиóн абрЭхен! Нáи Мисиóн ди рýсишэ Грýпэ цу фафóльгн! Ахтунг! Ди Американа вЭдэн дин Затэлúэн аусшáйтн. ФовЭдэн Зи дин «Ухо-Мóдус»!» «Конкордия подаёт сигнал «SOS»! Француз и шестеро русских несанкционированно отправились туда. Отменить прежнюю миссию! Новая миссия – преследовать российскую группу! Предупреждение! Американцы собираются отключить спутник. Используйте режим «Филин»!»)
- Es sieht so aus, als würden sich die Pläne dramatisch ändern, Hans. («Эз зи цо áус, альц вЁдэн зих ди Плúнэ драмáтиш Эндан, Ханс», «Похоже планы кардинально меняются, Ганс»)
- Nur wenn diesmal niemand schneiden muss. («Нур вэн дúзмаль нúманд шнáйдэн мюс», «Главное, чтобы в этот раз резать никого не пришлось»)
- Ha! Ha! Ha! Sie wissen, wie man dia Stimmung halt! («Ха! Ха! Ха! Зи вЁсэн, ви манн ди штúмун хёльт!», «Ха! Ха! Ха! Ты умеешь поддержать настроение!»)
Оба пилота изменили масштаб спутниковой карты на мониторе штурман-локации, таким образом, чтобы в области отражения движущихся объектов в реальном времени появились маленькие разноцветные треугольнички, идущие со стороны станции «Восток» по направлению к Трансатлантическому хребту. После этого, дотронувшись до второй группы треугольничков на сенсорной панели, они выделили их, и верхнем ряду металлических плоских кнопок над экраном нажали сразу две подряд: первую с надписью «Ziel erfassen» («Зиль эфáсн», «Захватить цель») и вторую «Wegbeschreibungen abrufen» («Вúгбюшрáйбюнэн абрýфн», «Проложить маршрут»). К прочему, в том же ряду были такие кнопки, как «Halte Abctand» («Хальтэ абштант», «Держаться на расстоянии») и «Der Verfolgung ausweichen» («Диа Фафóйльхун аусвáйхн», «Уходить от преследования»). Последняя в свою очередь позволяла при уходе от погони более удачно координировать пилота по матрице ультразвуковой локации в максимальном радиусе среди всех известных моделей сновигаторов.
После выполненных действий на мониторе моментально высветилась курсовая кривая, а также указатели электронного компаса, которые предупреждали о том, насколько необходимо отклонить сновигатор в данный момент и в какую сторону.
Обе машины, грациозно скользя по белоснежной глади распростёртой антарктической пустыни на скорости в сто семьдесят узлов, красиво и динамично начали отклоняться в правую сторону от прежнего курса следования, ненамеренно соблюдая идеальную симметрию, добавляющую непревзойдённого великолепия в этот стремительный полярный ансамбль двух грозных напористых машин. Посреди застывшей атмосферы, в которой даже границы глубокого бирюзового неба кажутся покрытыми инеем, оставляя за собой длинный зеленовато-синий закрученный хвост от отработавших ионных масс, они размеренно и плавно изменяли общую стратегию преодоления полярных расстояний, что в данный момент можно было бы сравнить лишь с раскаченной маршевыми ритмами степенной гармонией композиции «Spieluhr»(«Музыкальная шкатулка») легендарной немецкой группы Rammstein.
Так, двигаясь по изменённым маршрутным траекториям, Ганс с Йозефом шли наперерез направлению движения российской группы с программно вычисленным запасом времени для того, чтобы пропустить их вперёд и зайти с тыла. По истечению приблизительно сорока минут они были оперативно проинформированы панелью бортового компьютера с голосовым дублированием штурманбота о том, что спутниковая связь была потеряна. Оба пилота переглянулись друг с другом, благо стабильно сохраняемая боковая дистанция в пятьдесят метров абсолютно позволяла им это сделать. Йозеф показательно перед Гансом даже скорчил сатирическую гримасу и пожал плечами, разводя руки в стороны, при этом свободно оторвавшись на некоторое время от штурвалов управления. После этого, не сбавляя общего темпа, оба пилота в своих кабинах совершенно автоматически переключили несколько тумблеров на панели контроля связи. На основном информационном мониторе появилась надпись «Kommunikatiosmodus ändern, Befehl eingeben» («Комуникациóнзмóдус эндáн, Бэфúль айнгúбн», «Изменить режим связи, Введите команду»). В автономной рации гермошлемов, которая сразу же была принята, как вспомогательная при отключении основного эфира радиосвязи, после стандартного шипящего щелчка включения двух каналов дублировано послышались обрывки голосовой команды «Uhu-Modus!» («Ухо-Модус!», «Режим «Филин»!»). В этот момент где-то совсем высоко в верхних слоях стратосферы включился и раскинул свои экраны солнечных батарей очередной мобильный спутник с абсолютно независимым собственным алгоритмом передачи сигналов связи в диапазоне своей позиции геостационарной орбиты. Вместо стандартного ответа системы о вновь принятых директивах, на экране в режиме программных тегов отобразились бесконечно пропускаемые пустые строчки, после чего в эфире на мгновение прозвучал неприятный звук заевшего компакт диска и все спутниковые сигналы вновь восстановились.
- Diese Amerikaner glauben nur, hier etwas kontrollieren zu können. («Дúза Американа глЯубэ нюр, хиэ этвáс контролúрэн цу кЁнэн», «Эти американцы только думают, что могут что-то здесь контролировать»)
- No-no-no! Vergiss nicht, Joseph! Sie sollten sich auch in solchen Momenten immer nur an Unterwerfung und Disziplin erinnern! («Но-но-но! Фергúс нихт, Йозэф! Зи зольтн зих аух ин зóльхэн МомЭнтэн úма ну ан ýнтавеафýн унд Дис.циплúн эинáн!», «Но-но-но! Не забывай, Йозеф! Ты должен помнить только о подчинении и дисциплине даже в такие моменты!»)
Они продолжили своё движение по Восточной равнине, совершая большой крюк и заходя российской группе с тыла с отставанием почти в час. При этом немцы не спешили, а так и шли на ста пятидесяти узлах, не превышая прежнего скоростного режима.
Область Трансатлантических гор они спокойно пересекли, двигаясь друг за другом с оптимальной курсовой стабильностью и даже комфортом, чему естественно благоприятствовала навигационная способность машин. На этом отрезке они также потеряли некоторое время, абсолютно не преследуя цели, кого-либо настигнуть и уж тем более обогнать. Миссия потихоньку перерастала в исключительный вояж, в котором Гансу с Йозефом выпала самая благотворная участь эдаких неявных аутсайдеров с существенной долей любопытства и даже подозрения, в свою очередь определённых уставом. Задача стояла достаточно простая – двигаться осторожно, не торопясь, контролируя ситуацию впереди, фиксируя и накапливая новую маршрутную информацию, а главное - при возникновении экстренной ситуации оперативно и неожиданно первыми придти на помощь. Таким образом, из достаточно иррациональной стратегии событий, происходящих со всеми участниками этой спасательной операции, немецким пилотам выпала та самая коронная роль проверяющих «Все ли правильно выполняют то, за что взялись?», так как по факту, не имея маршрутных карт в такой опасной зоне, абсолютно санкционировано, в правильном скоростном режиме с полной спутниковой поддержкой двигались только они, в принципе ничем не рискуя, и являясь поэтому абсолютным гарантом в плане подстраховки для всех остальных пилотов. Этому также логически способствовала и позиция завершающих общую структуру движения в выбранном направлении. Поэтому, когда российская группа приняла решение разделиться перед разломом, оба немца сразу же зафиксировали этот манёвр и выработали определённый алгоритм собственных действий.
- Was denkst du ist dort los, Hans? («Вас дЭнкс ду ис дорт люс, Ханс?», «Как ты думаешь, что у них там происходит, Ганс?»)
- Sie können nicht über den Riss springen. Aber was machen wir jetzt in diesem Fall? («Зи кЁнэн нихт убэ дин Рюс шпрúнэн. Абэ вас мáхэн вир ец ин дúзэм Фаль?», «Они не могут перепрыгнуть через разлом. Но что нам теперь делать в этом случае?»)
- Wir können uns auch trennen. ( «Вир кЁнэн унс áух трЭнэн», «Мы тоже можем разделиться»)
- Auf keinen Fall, Joseph! Wir werden unser eigenes kombiniertes Potenzial durch keinen russischen Piloten riskieren. Außerdem werden wir den Kurs nicht anpassen. Wir werden den Punkt erreichen, an dem sie sich zerstreut haben, und der Gruppe weiterhin in Richtung Festland folgen. («Ауф кáйнэн Фаль, Ёзэф! Ви вЭдэн ýнза áйнэс кобинúтэс Пýтинциáль дух кáйнэн рýсишэн Пилóтэн рэскúэн. Áусэдим вЭдэн ви дин нихт анпáсн. Ви вЭдэн дин Пунк тиарáйхин, ан дим зи зих цирштрóй хáбэн, унд ди Грýппэ вáйтэхúн ин Рúхтун ФЭстланд фóйгн», «Ни в коем случае, Йозеф! Мы не будем рисковать собственным объединённым потенциалом из-за какого-то одного русского пилота. Также мы не будем корректировать курс. Мы дойдём до той точки, где они разошлись и продолжим следование за группой в сторону материка»)
До разлома оставалось полтора часа следования, но буквально через двадцать минут в эфире между Гансом и Йозефом снова начался тревожный диалог.
- Diese russischen Manöver beginnen mich zu belasten! Wo ist er hingegangen, Hans? («Дúзэ рýсишэн МанЮва бегúнэн мих цу билáстэн! Ву ист э хúнгэгáнэн, Ханс? «Меня начинают напрягать эти русские манёвры! Куда он пропал, Ганс?»)
- Ja, Russen können Sie zum Nachdenken bringen. Es könnte eine Menge Optionen geben, Joseph. Zum Beispiel hat er gerade gebrochen, aber ich gebe zu, es wird sehr lustig sein, wenn er ins Meer fällt und ertrinkt. Welche Option gefällt Ihnen am besten? («Яа, Рýсэн Кён зи цум Нáхдэн ин брин. Эс КЁнтэ айн МЭнэ ОпциЁнэн гЭбэн, Йозэф. Цум бáйшпиэль хат э грáдэ гэборóхн, абэ их гЭбэ цу, эс вид зэ лЮхдзих зайн, ве э инц Меа фельт унд этрúнкт. Вельх опциЁн гефéльт úнэн айм бЭстэн?», «Да, русские могут заставить задуматься. Тут может быть масса вариантов, Йозеф. Например, он просто сломался, но признаюсь, будет очень весело, если он свалился в океан и утонул. Тебе самому какой вариант больше нравится?»)
- Ha-Ha-Ha! Hans, du machst wieder Witze! Ok, ich wähle es ist kaput! («Ха-Ха-Ха! Ханс, ду махтс вúда Вúтцэ! Окéй, их вель эс ист капýт!», «Ха-Ха-Ха! Ганс, ты опять шутишь! Хорошо, я выбираю, что он сломался!)
- Das ist toll! Dann werden wir beide auf die gleiche Weise dorthin gehen, wo er von unserem Satellitenradar verschwunden ist. Und noch etwas... Ich bin praktisch davon überzeugt, dass dies nichts anderes als unser frecher «Bergmonteur» Halbox ist. («Дас ис Толь! Дан вЭдэн вир бáйдэ áуф ди глЯйхе Вáйзэ дóтэн гéйн, во э фон ýнзэрэм затэлúтэнрадáр фэшвýтэн ист. Унд нох этвáс… Их бин прáктиш давóн уберцóйт, дас дис нихтс áндэрэс альц ýнса фрЭхе «Бéагмонтуа» Хэлбокс ист», «Вот и отлично! Тогда мы вдвоём следуем туда, где он пропал с нашего спутникового радара тем же путём. И вот ещё что… Я практически убеждён, что это никто иной, как наш дерзкий «горный слесарь» Хэлбокс»)
Дойдя до точки, на которой пилоты российской команды разошлись в противоположных направлениях, немцы медленно и спокойно начали движение в сторону океана, внимательно осматривая внутреннюю обсерваторию разлома, а также останавливаясь через каждые две мили и вдвоём изучая оба направления уже в бинокль для того, чтобы не пропустить ни одной мелочи, которая могла ускользнуть от их внимания внутри кабины сновигатора при движении. Ведь пилот мог не утонуть, а находиться под той стеной, над которой происходило их движение. Таким образом, услышав шум движущихся машин, ему необходимо было время, чтобы выплыть на середину разлома для того, чтобы быть видимым сверху.
- Da ist er, zwanzig Grad! («Да ист эа, цвандзих граад!», «Вот он, на двадцать градусов») И Йозэф указал пальцем по направлению их движения, стоя в открытой кабине с биноклем в левой руке. Оба немца некоторое время стояли и внимательно рассматривали происходящее на расстоянии почти одной мили с отключенными защитными экранами своих гермошлемов. Ветер периодически слегка взъерошивал их волосы, поднимая своими порывами клочья снега по сторонам и обдавая ими скулистые суровые лица, настороженные и напряжённые в изучении общей ситуации там вдалеке, ведь необходимо было понять, как именно пилот попал в разлом, чтобы случайно не повторить его ошибку. В этот момент в своих полярных термокомбинезонах оригинальной расцветки они чем-то напоминали двух волков, высматривающих с высоты свою потенци