Иисус обращается к нашим самым глубинным сомнениям о своем бытии.
Взгляните на птиц в небе. Посмотрите на полевые лилии. Разве вы не гораздо дороже вашему истинному Отцу, чем они (см.: Мф. 6:26, 28)? Гм-м-м. Даже не знаю, что вам ответить. Я имею в виду, что есть, конечно, «правильный» ответ. И еще есть эта боль в наших сердцах, боль из-за отвернувшегося от нас отца, и еще то, из чего состоит наша жизнь. «Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся?» (Мф. 18:12). Еще один вопрос, нацеленный на скрытый в наших сердцах страх, еще один вопрос, снова требующий ответа. Так как же? Пойдет? «...И если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся. Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих» (ст. 13-14).
Как бы ни обстояло дело с вашей способностью поверить в это в данный момент, вы по крайней мере в состоянии понять, к чему ведет Свою речь Иисус. У вас есть благой Отец. Он лучше, чем вы о Нем думали. Он по-настоящему заботится о вас. Он добрый и великодушный. Он желает вам блага. Это — не что иное, как самое главное в учении Иисуса, хотя я должен признать, что это не вызывало у меня настоящего отклика, пока я не начал глубоко обдумывать потребность мужчины в инициации и напрямую не столкнулся с вопросом, кто будет совершать эту инициацию. В большинстве своем наши отцы умерли, или сбежали, или сами не прошли мужской инициации. Мало, очень мало мужчин, чьи отцы действительно совершили их инициацию. Всем бы такое счастье! Кое у кого, правда, были наставники, но их тоже трудно найти. Особенно таких, которые понимают необходимость инициации. Поэтому меня все еще донимают сомнения: «Где найти настоящих отцов, которые совершили бы нашу инициацию?» А потом — раз! — и забрезжил свет. Может быть, к этому и вел нас Иисус? Так происходит любое подлинное открытие: мы ощущаем настоятельную потребность, а потом тот ответ на нее, который, собственно, уже какое-то время был у нас перед глазами, вдруг выходит на первый план, обретает смысл.
Мы ощущаем потребность в настоящем отце, который совершил бы нашу инициацию, и эта потребность настолько глубока, насколько это вообще возможно. В достаточно зрелые годы Генри Ноуэн понял, что она — «глубочайшее стремление» его сердца. Том Вулф назвал ее «глубочайшими в жизни поисками»:
Глубочайшие в жизни поиски, то есть вещь, как мне кажется, тем или иным образом главнейшая для всего живого, — это поиски мужчиной отца, не просто отца по плоти, не просто утраченного отца своего детства, но отца, который был бы воплощением силы и мудрости, не имеющим отношения к его нуждам и превосходящим его жажду; поиски того, с кем его объединяла бы вера и сила.
«История одного романа»
Но у нас есть отцы
Как я писал в «Необузданном сердце», мальчик получает возможность своей самоидентификации, свою мужественность, ответы на глубочайшие свои вопросы о себе самом от отца. И это обоюдоострый меч. Этот процесс, которому Бог предназначил быть благотворным, действенным и прекрасным, для многих мужчин оборачивается едва ли не смертельным ударом. Их жизни выносится приговор, ведь глубочайшая рана, с которой живет мужчина, — это рана, полученная им от отца. Из-за агрессии отца, или его отчуждения, или его пассивности, или его отсутствия большинство мужчин не получили от своих отцов любви и подтверждения своей мужественности, в которых так нуждались в детстве. Получили они нечто другое — рану. Коль скоро во власти вашего отца было подтвердить вашу мужественность, то в его власти было и опровергнуть ее. И такова история очень многих читающих эту книгу мужчин. Либо отец не дал вам подтверждения, не дал глубокого ощущения вашей мужественности и просто оставил вас наедине с молчанием, либо опроверг вашу мужественность. В обоих случаях это рана, которая становится для мужчины роковой.
Так позвольте мне вас спросить: в вас есть то, что нужно? Прислушайтесь к собственному ответу. Кто вам это сказал? По моему предположению, это был ваш отец.
Кроме раны есть и другое наследие, которое мы получили от своих отцов, — это наши с ними нерасторжимые узы, наша глубинная связь с тем, что они собой представляли как мужчины. Есть вещи, которые делал мой отец и которые заставляют меня содрогаться, когда я вижу, что делаю их сам. Он был вспыльчивым, и я тоже такой. Его ярость меня ранила, и я в свою очередь способен ранить своих сыновей. Я это ненавижу. У моего отца было специфическое ощущение своей привилегированности, и он обижался на весь мир, если ему не удавалось настоять на своем. Я тоже на такое способен, и это меня огорчает. Тут как тут враг рода человеческого со словами: «Видишь, ты ничем не отличаешься от него. Ты сын своего отца». Это все равно что перерезать мне жилы. Что тут возразишь? Он — мой отец.
Если вы вспомните один из ранних фильмов эпопеи «Звездные войны» — «Империя наносит ответный удар», то там Люк Скайуокер отправляется на планету Дагоба, чтобы найти Йоду, последнего учителя-джедая, и стать его учеником. Классическая картина мужской инициации — Люк был Ковбоем (или Рейнджером) в песках Татуина рядом с Оби-Ваном Кеноби, но теперь для него пришла пора осваивать стадию Воина — ему нужна серьезная подготовка. Видя успехи Люка в обучении, Йода дает ему все более трудные и значительные задания, переходя с физического уровня на уровень эмоциональный и духовный. Однажды в глухих джунглях Йода указывает Люку на уходящую глубоко под землю пещеру. Люк должен один спуститься в темное подземелье и встретиться там со своими самыми глубокими подсознательными страхами. В подземелье он видит фантом Дарта Вейдера, сражается с этой призрачной фигурой и наконец обезглавливает ее, но тут узнает в ней себя. Это глубочайший страх Люка — каким-то образом уподобиться Дарту Вейдеру.
Вскоре после этого Люк действительно вступает с ним в бой, и в разгар схватки Дарт Вейдер говорит ему: «Я твой отец». Это кошмар Люка. Почему? Спросите об этом любого мужчину. Потому что мы, глядя на своих отцов, испытываем некий глубинный страх, что они — то же самое, что и мы, и то же самое, чем мы станем. Это наша участь. Мы можем никогда не выражать этот примитивный страх словами, но взгляните на дело так: сколько мужчин тратят годы своей жизни на то, чтобы не быть похожими на своих отцов? Или стараясь от них скрыться, защитить себя? Почему это так? Сколько рассерженных матерей — интуитивно зная, куда ударить побольнее, — говорят своим сыновьям: «Ты такой же, как твой отец»? И почему это такой разящий удар?
Некоторым мужчинам посчастливилось с отцами, и они хотят быть похожими на них. Не так давно я разговаривал с одним знакомым об отцах и сыновьях, и он начал рассказывать мне о своем отце, замечательном человеке, который, хотя и получил только среднее образование, в дальнейшем стал преуспевающим строительным подрядчиком, прекрасным мужем и отцом и вообще незаурядной личностью. Иногда люди чрезмерно упрощают правду о своих отцах, чтобы сохранить их образ, далекий от реальности, но я видел, что этот человек совершенно искренен со мной. Свой рассказ он закончил словами: «Вот бы мне хоть в чем-то быть таким человеком, как он». Я был ошеломлен, и внутри меня что-то застонало. Восхищение этого человека своим отцом, его давно сложившееся убеждение «хочу быть похожим на своего отца», увы, лежат вне моего личного сыновнего опыта.
Вам нравится, каким мужчиной является или был ваш отец? Вы хотите быть похожим на него? Или, ближе к нашей теме, мог бы он руководить вами на пути возмужания, совершать вашу инициацию? Выберите точку на шкале от «я хочу быть похожим на него» и «он научил меня этому» к «человек хороший, но не таким мужчиной я хотел бы быть», к «он по преимуществу просто отсутствовал, и я не хочу о нем даже думать», к «злой человек; избави меня, Боже, от его наследия».
Тремя последними формулировками большинство мужчин выносит приговор своим отцам. Но мы чувствуем, что сами тоже приговорены тем, что получили от них в качестве ответа на свой самый важный вопрос («Есть во мне то, что нужно?»). Мы чувствуем, что приговорены, из-за того факта, что нет никого, кто руководил бы нами для удовлетворения нашей потребности в инициации. И мы чувствуем, что приговорены, из-за некой связи с нашими отцами — с их неудачами, с их грехами, с тем, что они собой представляли как мужчины. Это ощущается как сданные вам карты, которыми надо играть. Вы бы хотели, приложив усилие, продвинуться чуть дальше, чем он, но вы всегда остаетесь его сыном и вам не под силу сделать этот шаг. В конце концов, существуют пословицы, такие как «яблоко от яблони недалеко падает». Если семейное древо для нас — источник гордости, то мы можем жить с уверенностью в себе. Но если нет, то нам еще предстоит поверить в то, что мы в состоянии выйти из его тени.
Теперь с учетом всего сказанного послушаем слова Бога.
Радикальная перемена
Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: «Авва, Отче!»
Рим. 8:15
А как вы — сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: «Авва, Отче!» Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа.
Гол. 4:6-7
Большинство мужчин, с которыми за долгие годы работы я проводил психологические консультации, понимали, что христианство — это предложенное нам прощение, ставшее возможным благодаря жертве Иисуса на кресте. На Бога они смотрели так, как в начале пути на своего отца смотрел Бальян. Но они, похоже, не понимали, что есть нечто большее, что возможность прощения предоставлена каждому из нас, для того чтобы мы могли вернуться домой, к Отцу. Прощение — не цель. Цель — возвращение домой, к Отцу, поэтому человек, который называет себя христианином, ходит в церковь и после смерти надеется попасть на небеса, не получил львиной доли того, что хотел через смерть Христа ему дать Бог. Он обнаруживает, что живет в одиночестве, что остановился в пути, и удивляется, почему не может стать таким человеком, каким стремится стать.
Он отказался от усыновления.
Рассмотрим более внимательно историю блудного сына, одну из многих историй, рассказанных Иисусом, чтобы донести до своих сердец истину о том, в каких отношениях мы состоим с Отцом. Да, блудный сын сбежал в Лас-Вегас с семейными ценностями, которые и спустил на дешевых шлюх и игру в покер по-крупному. Да, все мы в большей или меньшей степени делаем то же самое... чаще в большей, чем в меньшей. Но суть истории не в том. Да и сама история не совсем о блудном сыне. Она — о сердце его отца. «И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его» (Лк. 15:20). Вот какой у вас Отец. Вот что Он по отношению к вам чувствует. Вот в чем цель пришествия Христа.
...Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление. А как вы — сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: «Авва, Отче!» Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа.
Гол. 4:4-7
Как поясняет Джордж Макдональд, «слово, употребленное здесь Павлом, подразумевает не то, что Бог усыновляет детей, которые не являются Его детьми, а скорее то, что Он второй раз становится Своим детям Отцом, что они рождаются второй раз — на этот раз свыше. То, что Он становится им Отцом, то, что они рождаются свыше, безмерная благодать» («Непрочитанные проповеди»).
Опираясь по меньшей мере на объективную истину, мы приходим к этой существеннейшей перемене на свете, к перемене, составляющей средоточие христианства. Как это проявится в нашей жизни, станет ясно потом, но уже сейчас есть такие вещи, которые вы должны знать. Вы — действительно сын доброго, сильного и участливого Отца, достаточно мудрого, чтобы руководить вами на вашем пути, достаточно заботливого, чтобы обеспечить вас всем необходимым. Первый раз Он проявил заботу о вас еще до вашего рождения, когда освободил вас через жизнь, смерть и воскресение вашего старшего Брата — Иисуса из Назарета. Затем Он призвал вас — а может быть, призывает и сейчас — уверовать в Иисуса Христа. Когда человек отдает свою жизнь Иисусу, когда, подобно блудному сыну, возвращается домой, чтобы примириться с Отцом, происходит много замечательных вещей. Но их предваряет ваша готовность быть усыновленным.
Бальяну предстояло усвоить много уроков, многое наверстать из упущенного в годы безотцовщины. Для него открывались своего рода ускоренные курсы на пути Ковбоя и Воина, а вскоре — и Любящего, чтобы он смог стать Царем. Но прежде он должен был пойти на риск и принять тот факт, что его отец пришел за ним.
Новая семья — новые родственные связи
Подойдем теперь к истине, которая одновременно предстает трудной и опасной, но также чудесной и освобождающей. Поскольку мы возвращаемся в родной дом, к нашему истинному Отцу, все остальные наши отношения радикально меняются. Навсегда. В том числе — нет, в особенности — родственные и семейные связи.
Но ведь это очень важно! Чтобы прийти к свободе и исцелению, к той близости с Богом, которая возможна для Божьих сыновей, чтобы полностью приготовиться к своему усыновлению и пойти по пути возмужания, мы должны осознать, что подразумевает такая перемена нашей жизни в отношении наших связей с земными отцами и другими родственниками.
Если бы вам довелось пожить в рамках культуры, в которой «семья — это всё», или пообщаться с принадлежащими к ней людьми, у вас сложилось бы некоторое представление о том, что означало расти в израильской семье в первые десятилетия новой эры. Задумайтесь о таком устройстве семьи, при котором предопределено, что по воскресеньям вы обедаете у родителей, и никогда даже не возникает вопроса, куда вы поедете отдыхать. Ваша жизнь целиком подчинена семье — ее потребностям, надеждам, притязаниям. В такой системе много замкнутости и ревности, именно поэтому некоторые факты всегда «остаются внутрисемейным делом» и тщательно скрываются от чужих глаз. Юмористический аспект этого можно увидеть, понаблюдав за жизнью семьи в фильме «Моя большая греческая свадьба». Темную сторону поможет вспомнить «Крестный отец». Именно поэтому сыновья зачастую продолжают семейное дело, даже если мечтали о чем-то совсем другом, и поэтому разлучаются влюбленные, которые просто обязаны были соединиться: «Нет, она не нашего круга». И поэтому правда об эмоциональном, физическом, сексуальном насилии в семье обычно не выходит наружу. Кровь гуще воды, как гласит старая пословица.
Но Иисус относился к этому по-другому. Хотя Он вырос в условиях одной из самых сосредоточенных на семье мировых культур, послушаем Его опровержение главенства семейных связей:
Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить
человека с отцом его,
и дочь с матерью ее,
и невестку со свекровью ее.
И враги человеку — домашние его.
Мф. 10:34-36
Ого! Очень сильные слова. Разделить сына с отцом? Дочь с матерью? Не испытываете ли вы, слыша об этом, некоторых затруднений? Мне как-то не по себе даже сейчас, когда я просто привожу эту библейскую цитату. И почему? Почему нас так коробит эта резкость, эта категоричность слов Иисуса? Потому что речь идет о семье. Если бы Он просто сказал, что восстановит «мужчину против мужчины, женщину против женщины», мы бы сумели это как-то переварить. Но Иисус целит точно в запутанное средоточие человеческих отношений, а потому прямо указывает на то, что речь идет о семье. Наше замешательство от этих Его слов лишь подчеркивает мою мысль о ложности чувства безграничной ответственности по отношению к членам своей семьи, о неправомерности излишней лояльности внутри нее, на которые, как считалось тысячелетиями, с полным правом притязает семья. Да, таковы слова Иисуса, Который пришел показать нам узкий путь к жизни. Мы не в состоянии оценить благости этих слов, пока не вспомним о том, как семья может связывать и даже калечить человека, как ответственность болезненно оборачивается виной и насколько фальшивой иногда бывает внутрисемейная лояльность.
Но разве не сказано нам: «Почитай отца твоего и мать твою...»? Сказано. Много раз как в Ветхом, так и в Новом Завете, включая заповеди Самого Иисуса. Но что это означает? Как Иисус понимает эту заповедь? Давайте обратимся к одному рассказу о Его семье:
Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою.
Мф. 12:46-47
Его родственники пришли с Ним поговорить. Мы не знаем, о чем, но они явно считали тему достаточно важной, чтобы прервать проповедь, распустить собравшихся и провести «семейное совещание». Они передали через кого-то из слушателей, что хотят поговорить с Иисусом. Его семья настаивала на своих семейных правах. Его родственники в тот момент стояли, чтобы усилить напряженность, вне дома. Ждали на улице. Как всякая нормальная еврейская семья, они считали, что Иисус ради них сразу же все отменит. И слушатели, сами евреи, с полным пониманием ожидали того, что Иисус, как хороший еврей, все бросит и пойдет к семье. Ничего подобного. Он к ней не пошел.
Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников. Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь.
Мф. 12:48-50
Мы знаем, что Иисус — воплощенная любовь, но что вдруг мы слышим? Такого никто из нас не ожидал. «Моя истинная семья — те, кто в Божьей семье». Это уж чересчур. Как-то очень уж необычно. Семейные связи для этих людей — самые бесспорные на свете связи. Именно так. Иисус стремится перестроить наше понимание своих семейных связей. Он так жестко ставит вопрос, потому что это очень важно, потому что цель человеческого существования — наше возвращение домой к Небесному Отцу. Потому что это действительно происходит. Это истина.
Да, я знаю, знаю. Люди склонны пользоваться этим учением для оправдания себя в делах, которые выглядят совсем не по-христиански. Это опасное учение — для всех учений, несущих истинную свободу, существует опасность злоупотребления ими, — но это, судя по всему, не тревожит Иисуса, Который снова и снова подводит нас к той же истине: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня...» (Мф. 10:37).
Понимаете, наши глубочайшие убеждения относительно самих себя, относительно жизни и Бога переданы нам нашими семьями, когда мы были еще совсем юными. Когда в семье дела идут плохо, мы, дети, не имеем возможности во всем разобраться. Мы, однако, предполагаем, что в этом есть какая-то наша вина. Что мы могли бы это предотвратить. Что мы могли бы больше постараться. С нами что-то не так. И это ощущение переносится нами во взрослую жизнь. Мы думаем, что обязаны спасать членов нашей семьи. Что каким-то образом, при достаточной преданности совершая достаточно много добрых дел, можем искупить семейные грехи. Это ложное чувство вины, с которым я жил годами, по сути, даже его не осознавая. А Иисус хочет нас от него освободить, вернуть домой к нашему истинному Отцу.
Не оставлю вас сиротами; приду к вам.
Ин. 14:18
...Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим.
Ин. 14:23
Кстати, я нисколько не преуменьшаю роли земных отцов. Быть отцом — дело благородное и ужасно трудное. «Рискованное завоевание», как пишет Габриель Марсель, «осуществляемое шаг за шагом в труднопроходимых землях, где полно засад» (читающие это отцы только что сказали: «Воистину!»). Если наши земные отцы оступались на этом пути, вполне может быть, что земли, по которым им довелось идти, оказывались еще более труднопроходимыми, чем мы думаем. Чем дольше мы живем, тем чаще, как я считаю, с сочувствием смотрим на ошибки наших отцов и тем лучше, как я надеюсь, различаем все то доброе, что они сумели сделать для нас.
Хороший отец должен раскрывать сыну истину о Боге Отце и учить его ходить Божьими путями, ведь рано или поздно придет день, когда у сына уже не будет рядом его земного отца (если тот когда-то и был рядом), но останутся отношения с Богом. Итак, наша жизнь обретает смысл в нашем единении с Небесным Отцом. Это главное в учении Иисуса. Далее, если наш земной отец был хорошим человеком, переход происходит довольно гладко. Если же не был, он кажется нам трудным, ведь мы переносим на Бога то, что испытали с нашими земными отцами. Это случается со многими мужчинами, даже с большинством мужчин, так что здесь не должно остаться неясностей. Большинство мужчин, которых я знаю, с которыми имел честь работать, были лишены наставничества своих отцов, и что им теперь делать?
Радикальные изменения происходят в жизни тех из нас, кто приходит к вере в Христа. Нас принимает наш Отец, Который на небесах. Он берет нас в
Свою семью. Мы — Его сыновья. Настоящие сыновья. Мы приняли Его Духа в свои сердца (см.: Рим. 8:15). У нас есть новое наследие, ибо мы должны быть подобными Ему (см.: Рим. 8:29). Отныне мы свободны в своей любви к нашим земным семьям, ибо нам больше не нужно жить с ложным чувством вины, с ложным наследием. Наше представление о себе как мужчинах может быть исцелено. Наше представление об открывающейся для нас жизни может быть обновлено. Отныне мы идем вместе с Отцом, Который заботится о нас, понимает нас, способен нас поддержать. Теперь может начаться наша инициация.
Отец совершает инициацию Своих сыновей
«Я никогда его там не найду». Я вернулся домой после того, как целый день в одиночестве рыбачил на одной из моих любимых речек. Но я был чем-то взволнован, раздражен, бегал по гостиной, даже не могу сказать, почему. Дело было не в том, что я не поймал ни единой рыбешки. Меня глодало что-то другое. Стейси спросила:
— Дорогой, что случилось?
— Не знаю, — ответил я, рухнув в кресло. Долгая минута тишины, а потом эта фраза: — Я никогда его там не найду.
«Он» — это мой отец. Мое признание стало неожиданностью для меня самого. Я и представления не имел о том, что ищу своего отца — все эти годы, на реках и озерах, с удочкой в руке. Ибо с рыбной ловлей было связано единственное время в моей жизни, когда у меня действительно был отец. Но ведь эти дни лет тридцать как канули в Лету и уже никогда не вернутся. Что же со мной происходит?
Я больше не хочу жить без отца.
Понимаете, мы по-прежнему нуждаемся в отеческой заботе. Все мы. И даже в большей степени, чем мы думаем. Многое в нас все еще пребывает в сиротском состоянии, многое нуждается в инициации. Это так же верно для семидесятилетнего старика, как и для шестнадцатилетнего юноши. Мы — «незавершенные» мужчины. И поистине Отец уже очень давно заботится о нас как Своих сыновьях, по крайней мере, стремится к этому. Я предлагаю вам по-новому посмотреть на свою жизнь в качестве мужчины. Увидеть ее как процесс мужской инициации, инициации, которую совершает ваш истинный Отец. Вас, как Вальяна, Он зовет в путь.
«Для меня это звучит так, будто вы говорите по-французски», — так ответил мне мой друг Сэм. Я его понимаю. Возможно, все это видится вам как бы на удалении многих световых лет от вашего жизненного опыта. Но, в сущности, это должно дать вам надежду, ведь то, что нам нужно, превосходит то, что мы уже пережили. Нам нужно, чтобы у нас был отец. Нам нужна инициация. Чтобы прийти к этому, мы должны принять в свое сердце три данные нам в Писании истины. Во-первых, через труд Христа нам открыт путь домой, к нашему истинному Отцу. Мы получили Духа усыновления и, соответственно, все права сыновей. Во-вторых, мы свободны от всех ограничений со стороны наших земных семей, свободны следовать за Богом, свободны стать теми мужчинами, быть которыми мы рождены, превзойдя наше семейное наследие. В-третьих, вспомните основной посыл этой книги: наш истинный Отец воспитывает нас как Своих истинных сыновей.
...Сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает.
Евр. 12:5-6
Мы — «незавершенные» мужчины. Послание к Евреям гласит, что Бог завершает в нас Свой труд. И снова Джордж Макдональд объясняет, что нам готовит наш Отец:
Он делится с нами частью Своего существа и Своей природы — мы будем сильными там, где Он считает нужной силу, ласковыми и милосердными, как Он ласков и милосерд, яростными, как Он, когда Он в ярости. Даже в мелочах Он даст нам способность делать все, что мог делать на земле Его Сын Иисус, жизнь Которого была жизнью человека совершенного, дела Которого были делами совершенной человечности... Когда мы начинаем думать вместе с Ним, когда разум сына становится таким же, как разум Отца, когда дела сына становятся такими же, как дела Отца, тогда это сын своего Отца, тогда мы — сыны Бога.
Каждый мужчина когда-то был ребенком. Идея состоит в духовном взрослении: только когда ребенок становится мужчиной, он по-настоящему и полностью становится сыном.
«Непрочитанные проповеди»
Наш Отец пришел за нами, и начала совершаться наша инициация. Теперь нам более ясна ее суть и мы ближе к Богу. Перед нами открылись горизонты. Разумеется, это рискованное дело — такая перестройка нашего взгляда на жизнь как процесс мужской инициации, такое обращение к Богу как к нашему Отцу. Но немного найдется других истин, которые давали бы мужчине столько надежд, сколько эта.
Отец, пусть так. Пусть так. Не знаю, насколько я в это верю, но мне ясно одно — мне нужен отец. У меня еще столько проблем, решение которых требует отеческих наставлений. И я не хочу больше жить без отца. Так приди же ко мне и помоги мне преобразиться. Устами Иисуса призови меня домой, чтобы я стал Твоим сыном. Я это принимаю. В ответ я отдаю Тебе свою жизнь, чтобы стать Твоим истинным сыном. Будь мне Отцом. Будь мне Отцом.
МАЛЬЧИШЕСКОЕ ДЕТСТВО
Храни меня как зеницу ока...
Пс. 16:8
Когда я был мальчишкой, мой отец работал коммивояжером, продавал канцтовары, а потом товары для садоводов. В нашей семье росли еще две мои старшие сестры, я же был единственным сыном, и с приходом лета отец брал меня с собой в поездки по западным штатам — по Орегону, Айдахо, Колорадо, Вайомингу и Монтане. Для меня наступало время великих приключений. Вдвоем с отцом. Я был у него штурманом, изучал дорожные карты, которые в те времена можно было бесплатно получить на любой бензозаправке (тогда на заправках также проверяли уровень масла — много кто об этом помнит?). Мой отец любил ловить рыбу и с приближением выходных планировал маршрут так, чтобы мы оказались поближе к озеру или реке. На выходные мы разбивали лагерь и рыбачили от души, в полное свое удовольствие, то есть от рассвета до заката. На обед отец готовил сандвичи с омлетом, а иногда — с консервированным колбасным фаршем, который я обожал. Спали мы в палатке. А если нам не удавалось ничего поймать, отец отвозил меня на рыбную ферму «Happy Jack», чтобы я там выловил хоть сколько-то рыбок (только спустя несколько десятилетий, уже сам став отцом, я узнал, что на самом деле нужно было платить за все, что вы там поймали).
Для мальчишки лето тянется целую вечность. Как эхо нескончаемых дней эдемских чудес. Мне казалось, что мы, я и мой отец, странствуем многие месяцы, ночуя в «Roadway» и «Holiday Inn», а еще лучше – в небольших мотелях, таких как «Moe's Alpine Chalet», где мог прямо под окнами течь ручей. Никаких тебе домашних заданий. Никаких забот. Питались мы в «A&W» (нам обоим нравился шипучий рутбир[7]). Мы тогда увлекались минералогией и потому заглядывали в каждый уголок на плато, чтобы поискать искристые обсидианы или жеоду. После долгого путешествия мы с отцом сворачивали в сторону дома и двигались по восточным землям Орегона, где у его отца было ранчо и где меня оставляли до конца лета.
Во времена моего мальчишества это ранчо было местом нескончаемых приключений. Позже оно станет главным местом воспитания Ковбоя. У моего деда были лошади, и скот, и конюшни, и тракторы, и выгон с огромным лугом, тянувшимся, казалось, за горизонт. К одному из пастбищ примыкал водоем — небольшой пруд, наполовину заросший рогозом, для мальчишки — место таинственное и чарующее. Там водились огромные лягушки-быки, а иногда появлялась крупная голубоватая цапля, неподвижно застывающая, словно фонарный столб, в ожидании зазевавшегося сома. Рыб в этом пруду, должно быть, плавали целые сотни — собственно, даже слишком много, потому что они не вырастали длиннее семи-восьми дюймов, но их размер для меня мало что значил. Мне нужно было само это изобилие. Накопав близ дома в мягкой влажной земле по бокам ирригационной канавы дождевых червей, я в старой жестянке из-под кофе «Борете» нес их на пруд, где ловил рыбу на поплавковую удочку. Мне так нравилось смотреть на эти старые красно-белые поплавки, почти неподвижно замирающие на поверхности воды, и ждать, когда они — дерг! дерг! — скроются в глубине, сообщая мне, что моя добыча уже на крючке.