Одежда императора Николая I 26 глава

Очень важно и то, что Николай I лично приобщал своих детей и внуков к семейно-рели­гиозным традициям. Внуков Николая I, включая будущего Александра III, крестил духов­ник императора Николая Павловича протопресвитер Музовский⁷⁵⁵. Подрастающие внуки исполняли все положенные религиозные обязанности: накануне воскресений, царских дней и больших праздников их водили ко всенощной, а в воскресные и праздничные дни они слу­шали обедню в Малой церкви Зимнего дворца в присутствии царя и родителей⁷⁵⁶.

Николай I и родители, цесаревич Александр и цесаревна Мария Александровна, своим отношением в церковным службам прививали детям серьезное отношение к религиозным обрядам. Мемуаристка с почтительным удивлением писала: «Лицо цесаревны выражало полную сосредоточенность. Ее сопровождали все дети, даже самый маленький, которому еще не было трех лет и который стоял молча и неподвижно, как и остальные, в продол­жение всей длинной службы. Я никогда не понимала, как удавалось внушить этим совсем маленьким детям чувство приличия, которого никогда нельзя было бы добиться от ребенка нашего круга; однако не приходилось прибегать ни к каким мерам принуждения, чтобы при­учить их к такому умению себя держать, оно воспринималось ими с воздухом, которым они дышали»⁷⁵⁷.

То - взгляд близкого, но стороннего наблюдателя. Детей, конечно, приучали к порядку. Император Николай Павлович внимательно следил за порядком в церкви, обращая внимание на мельчайшие детали, в том числе и на поведение своих внуков. Так, в 1852 г. Николай I, внимательно наблюдая за внуками на богослужении, высказал главному воспитателю вну­ков генералу Н.В. Зиновьеву, что «они стоят за обедней очень хорошо, но что плечи держат неправильно и каблуки не вместе»⁷⁵⁸. Эти «каблуки не вместе» по отношению к маленьким внукам⁷⁵⁹ действительно поражают, рисуя во всей полноте особенности характера Николая I.

Личная религиозность российских императоров, безусловно, имела и политическую составляющую. Постоянная демонстрация приверженности православным святыням Руси была важной и обязательной частью их публичного имиджа. Так, в семье Романовых вплоть до 1917 г. сохранялся обычай при визитах в Москву буквально первым делом посещать икону Иверской богоматери, а затем мощи московских святых. В октябре 1831 г. при посе­щении Москвы Николай I и цесаревич Александр Николаевич, которому тогда было 13 лет, немедленно по приезде отправились поклониться гробнице митрополита Алексия⁷⁶⁰. Спу­стя 20 лет, в сентябре 1851 г., когда в Москву приехала цесаревна Мария Александровна, она сама отвезла детей в Троице-Сергиеву лавру, где они отстояли обедню в Троицком соборе, а затем молились перед ракой Св. Сергия Радонежского. Мать и дети посетили Гефсиманский скит и отправились в Ростов на поклонение Св. Дмитрию Ростовскому⁷⁶¹. Летом 1855 г. еще не короновавшийся Александр II впервые посетил древнюю столицу в качестве императора. Один из дней весьма напряженного визита посвящался Троице-Сергиевой лавре, где Алек­сандр II и императрица Мария Александровна усердно молились у мощей Св. Сергия⁷⁶².

На детские души посещение московских религиозных святынь производило боль­шое впечатление, поскольку «было принято сейчас же по прибытии совершать поклонение мощам; один из постоянно там молящихся пяти монахов поднимал крышку гроба»⁷⁶³.

Тем не менее, дочь Николая I Ольга Николаевна оценивала характер религиозного вос­питания царских детей как достаточно формальный. Она объясняла это тем, что «нас окру­жали воспитатели-протестанты, которым едва были знакомы наш язык и наша церковь»⁷⁶⁴. Вместе с тем следует отметить, что воспитательный процесс в царской семье предусматри­вал существенную разницу в подготовке цесаревича и его сестер.

Дело в том, что, по сложившейся практике, дочери российских императоров рано или поздно становились супругами протестантов. Возможно, поэтому их приобщение к право­славной религии носило, пожалуй, формальный характер.

Николай I сделал очень много для изменения религиозной жизни Российского импе­раторского двора, однако надо признать, что ему так и не удалось переломить формального отношения к православным канонам в придворно-аристократической среде. Пышные бого­служения в дворцовых домовых храмах по большей части являлись только необходимой частью пышных дворцовых церемоний. В них не было самого главного - искренней веры. Фактически придворные религиозные службы носили характер светской церемонии.

Личный авторитет императора и его религиозность, безусловно, дисциплинировали присутствовавших в Большой церкви Зимнего дворца. Как упоминала А.Ф. Тютчева, «все стояли прямо и вытянувшись», «члены императорского дома... держали себя в церкви при- мерно»⁷⁶⁵. Отсутствие на церковной службе или опоздания сурово и немедленно пресека­лись Николаем Павловичем. Например, в апреле 1834 г. камер-юнкер А.С. Пушкин нарушил этикет, не явившись в придворную церковь «ни к вечерне в субботу, ни к обедне в вербное воскресенье». После этого он немедленно получил приказ явиться для объяснений. Сам поэт писал: «Однако ж я не поехал на головомытье, а написал изъяснение»⁷⁶⁶.

Но и при грозном императоре во время длинных служб великие князья периодиче­ски умудрялись выскакивать из церкви «перекурить» на церковную лестницу. Поэтому 28 апреля 1847 г. издается высочайший указ о категорическом запрете употребления «табаку в церквах во время отправления службы». После смерти императора Николая I весь строгий порядок очень скоро нарушается: «Каждый мог запаздывать, пропускать службу по жела­нию, не будучи обязан никому отдавать отчета»⁷⁶⁷.

Как и каждый православный, Николай Павлович периодически исповедовался своему духовнику Н.В. Музовскому (1772-1848). Его он «получил» от матери и старшего брата Александра I, память о котором Николай Павлович глубоко чтил. Однако, видимо, облик и личностные качества Музовского претили Николаю I. Об этом косвенно свидетельствуют его слова, произнесенные в 1848 г. после назначения Бажанова на место умершего Музов- ского. После первой исповеди у нового духовника Николай I сказал семейству, что он «пер­вый раз в жизни исповедовался». Сам Бажанов писал, что он не знает, что эти слова озна­чают, но предположил, что «государь не исповедовал своих грехов перед духовниками, и духовники не предлагали ему вопросов, а прочитывали только молитвы пред исповедью и после исповеди»⁷⁶⁸.

О личностных предпочтениях Николая I свидетельствует и то, что в 1841 г. именно В.Б. Бажанову, а не Музовскому поручается приобщить будущую императрицу Марию Алексан­дровну к таинствам православной церкви. Императрица Александра Федоровна, невольно сравнивая происходящее, отмечала, что «конфирмация моей невестки, цесаревны, совер­шалась совершенно при иных условиях: она нашла здесь прекрасного священника, кото­рый объяснил ей слово за словом все догматы и обряды нашей церкви..,»⁷⁶⁹. Тем не менее, в завещании, составленном Николаем Павловичем в 1844 г., «отдельным пунктом» выра­жена благодарность «отцу-духовнику» Музовскому «за его верную долговременную службу; душевно его почитав»⁷⁷⁰.

Мы можем предположить, что Музовский изначально не устраивал царя, но снять его с должности означало пойти против воли Александра I, чью память чтил Николай I. В резуль­тате только после смерти Музовского в 1848 г. В.Б. Бажанов стал духовником не только цеса­ревича Александра Николаевича, но и Николая I.

Современники неоднократно отмечали глубокую личную православную религиоз­ность Николая I. Так, графиня А.Д. Блудова писала, что «Николай Павлович - самый пра­вославный государь из царствующих над нами со времен Федора Алексеевича»⁷⁷¹. В этом контексте особенно весомо звучит фраза Николая I, которую он произнес в ходе своей пред­смертной беседы с В.Б. Бажановым о вере: «Я не богослов; верую по-мужицки»⁷⁷². И эта твердая мужицкая православность добавляет новый важный штрих к облику самодержца Николая I.

Отношение Александра II к религии не выходило за общепринятые рамки его круга. Он был, конечно, верующим человеком, выполнявшим все обязательные обряды православной церкви. Но его религиозность сродни религиозности Александра I: формальная вера, но без глубокого религиозного чувства. В отличие от отца, к нарушениям дисциплины во время церковных служб он относился совершенно спокойно. Александр II не любил Москву, не любил, когда ему напоминали, что он родился в Чудовом монастыре древней столицы. Он - «западник» и лучше чувствовал себя в каком-нибудь Эмсе и вообще в Пруссии.⁷⁷³

В семье Александра II подлинным носителем православной религиозности была, как это ни странно, императрица Мария Александровна. Бедная немецкая принцесса, ставшая цесаревной, а затем и императрицей, всем сердцем восприняла православные каноны. По свидетельству воспитательницы царских детей А.Ф. Тютчевой, «душа великой княгини была из тех, которые принадлежат монастырю»⁷⁷⁴.

В начале1850-х гг. внуки Николая I начали последовательно включаться в систему религиозного образования. Для старшего сына цесаревича Александра великого князя Нико­лая Александровича уроки Закона Божия начались со 2 ноября 1850 г. Эти уроки вел Бажа­нов, его утвердили в должности 20 января 1851 г., с оплатой в 285 руб. в год. Столько же он получал за преподавание всем остальным детям цесаревича. В начале 1851 г., когда вели­кому князю Николаю Александровичу шел восьмой год, Бажанов стал готовить мальчика к первой исповеди и Великом посту⁷⁷⁵. В 1853 г. Бажанов готовил к первой исповеди уже восьмилетнего великого князя Александра Александровича, будущего Александра III⁷⁷⁶.

Следует заметить, что кандидатура В.Б. Бажанова в качестве учителя Закона Божьего при детях Александра II не была бесспорной. Императрица Мария Александровна хотела сама подобрать законоучителя для своего старшего сына, даже пойдя против традиций. Поэтому в начале 1850-х гг. в качестве возможной кандидатуры законоучителя рассматри­вался духовник принцессы Вюртембергской Ольги Николаевны - протоиерей И.И. База­ров. Главной причиной такого решения стало то, что Бажанов занимал иные многочислен­ные должности и детям мог уделять только малую толику своего внимания. А императрице духовник требовался все время. Она писала Ольге Николаевне о Базарове: «.Мы примем его с распростертыми объятиями.

Но если в него запала хоть малейшая доля протестантизма, то мы не поймем друг друга. Я очень дорожу учебною частью (которой, увы, пренебрегает Бажанов)... я еще ничего не говорила Бажанову до получения ответа. Полагаю, что он сам поймет, что у него не хватает на это времени. не слишком ли он мягок? Но для детей мне прежде всего нужна сердеч- ность»⁷⁷⁷. Однако по ряду причин вариант с И.И. Базаровым не прошел, и преподавание осталось за Бажановым, его цари «глубоко уважали как своего многолетнего духовника, не пожелали оскорбить или просто даже огорчить»⁷⁷⁸.

Но Мария Александровна, не осуществив свой замысел для старшего сына, все-таки реализовала его для младших сыновей. Бажанова освободили от обучения, и в 1859 г. препо­давание Закона Божьего поручается протоиерею Рождественскому, служившему при церкви Мариинского дворца, с одновременным преподаванием Закона Божьего детям великой кня­гини Марии Николаевны. Н.В. Рождественского перевели в Малую церковь Зимнего дворца и причислили к ней сверх штата⁷⁷⁹. К такому назначению Н.В. Рождественского подтолк­нуло охлаждение его отношений с хозяйкой Мариинского дворца, великой княгиней Марией Николаевной. Это связано с тем, что священник отказался тайно совершить обряд венчания дочери Николая I и графа Строганова. Позже Н.В. Рождественский стал настоятелем Малой церкви Зимнего дворца, членом Священного Синода и духовником императрицы Марии Александровны. С 1866 г. Н.В. Рождественского назначили на должность учителя Закона Божьего и духовника великого князя Сергея Александровича, а когда подрос великий князь Павел Александрович, он стал и его духовником⁷⁸⁰.

Надо сказать, что царские дети искренне полюбили Н.В. Рождественского. Великий князь Сергей Александрович после наступления совершеннолетия просил мать, импера­трицу Марию Александровну, подарить Ивану Васильевичу красивый наперсный крест. Императрица сама выбирала камни для креста и заказывала его рисунок. В январе 1876 г. одна из фрейлин императрицы Марии Александровны, по просьбе Сергея Александровича, купила материю на рясу И.В. Рождественскому. Видимо, священник сумел установить со 356

своими духовными сыновьями ту тонкую душевную связь, которая и делает религию рели­гией. После исповеди в феврале 1876 г. Сергей Александрович записал в дневнике: «Иван В. так со мною хорошо говорил!»⁷⁸¹

Вместе с тем И.В. Рождественский мог быть и строгим к своим подопечным. Того же Сергея Александровича его духовник строго разбранил за то, что его подопечный пропустил всенощную во время масленицы (2 февраля 1877 г.).

Умер И.В. Рождественский в 1882 г. Удар с ним случился через несколько дней после кончины императора Александра II от горя и страшного потрясения, так как, когда умира­ющего государя привезли во дворец, именно Иван Васильевич Рождественский приобщал Святых Тайн умирающего императора⁷⁸².

Примечательно также и то, что когда в начале 1860-х гг. цесаревичу Николаю Алек­сандровичу начали преподавать «университетский курс», то в качестве «учебных пособий» использовали такие бесценные сокровища, как подлинники Остромирова Евангелия и лето­пись Нестора «Повесть временных лет»⁷⁸³. Профессор Московского университета Буслаев вспоминал: «Никогда не забуду, с каким наслаждением читал я ему об Остромировом Еван­гелие, об Изборнике Святославовом и о великолепных миниатюрах Сийского Евангелия по драгоценным рукописям, которые были доставлены нам для лекций из Петербургской Публичной библиотеки, из Московской синодальной и с далекого Севера, из Сийского мона­стыря»™.

Воспитатели детей императора Александра II оставили дневниковые записи, в которых упоминается об эпизодах повседневной религиозной жизни царских сыновей. Так, в марте 1862 г. великий князь Владимир Александрович (15 лет) «отвез Василию Борисовичу (Бажа­нову. - И. 3.) материю на рясу в подарок от императрицы»⁷⁸⁵. В апреле 1862 г., накануне пасхальных торжеств, дети рано утром пошли «на половину великого князя наследника на исповедь. Они вернулись назад в 10 минут девятого, что, мне кажется, слишком скоро для исповеди». После этого они отправились «к родителям, чтобы читать с императрицею книги духовного содержания»⁷⁸⁶. На следующий день мальчики, следуя традиции, красили яйца. И, наконец, в субботу 7 апреля 1862 г. воспитатель «В половине двенадцатого... разбудил великих князей, чтобы идти к заутрене. Разговлялись у государя около половины четвертого.

Вернувшись назад, сейчас же легли спать»⁷⁸⁷. Так для мальчиков прошла Пасха 1862 г.

Пасха, как и везде на Руси, - особый праздник. Конечно, подносились традиционные подарки в виде пасхальных яиц. Если кто-то из семьи отсутствовал в Зимнем дворце, то подарки им обязательно отправлялись по месту пребывания. Например, в Вербное воскре­сение 1865 г. Александр II отправил фельдъегеря в Ниццу к императрице Марии Алексан­дровне с пасхальными подарками. Сам же император в пасхальную ночь 1865 г., как обычно, работал. Сначала с тремя сыновьями и всеми членами дома Романовых он присутствовал на торжественной светлой заутрене в Большой церкви Зимнего дворца. После заутрени он, по традиции, христосовался с присутствующими знатными особами и с представителями гвардейских полков. Разговенный завтрак, как всегда, состоялся в Золотой гостиной Зимнего дворца. По признанию самого царя, он «вернулся в кабинет усталый после христосования с 416 лицами, отчего, по его выражению, у него закружилась голова»⁷⁸⁸.

Мемуаристы в один голос отмечают, что религиозная жизнь в Зимнем дворце при императоре Александре II концентрировалась вокруг его жены - императрицы Марии Александровны. Как писал хорошо знавший Марию Александровну граф С.Д. Шереметев: «Нужно признать, что она с полным сознанием и убеждением изучала все русское, и прежде всего православие. Ее переход в православие не был простой формальностью. У нее были такие руководители, как митрополит Филарет, такие друзья, как В.Д. Олсуфьев, когда она была еще цесаревною, такие поклонники, как Николай I»⁷⁸⁹. Пожалуй, после Екатерины II не было императрицы, столь глубоко изучившей «нашу веру, наш строй и нашу народность. Она оставила крупный след, отразившийся на ее детях и придавший им то, что так отсут­ствует в других членах семьи иных ее поколений....Отражение матери следует искать в детях императора Александра II. Она воспитала «русское», честное поколение»⁷⁹⁰.

Православная религиозность императрицы Марии Александровны не могла не повли­ять на формирование искренней религиозности ее детей. Александр III вспоминал: «Мама постоянно нами занималась, приготовляла к исповеди и говению; своим примером и глу­боко христианскою верою приучила нас любить и понимать христианскую веру, как она сама понимала. Благодаря Мама мы, все братья и Мари, сделались и остались истинными христианами и полюбили и веру, и Церковь»⁷⁹¹. После смерти матери цесаревич Александр Александрович писал младшему брату: «Если бы речь шла о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что я знаю, что она была святая»⁷⁹². Так старший сын оценил роль матери в формировании его искренней православной религиозности.

Следует также отметить, что «кружок» императрицы Марии Александровны был цен­тром придворных славянофилов. Большое влияние на императрицу во второй половине 1850- 1860-е гг. имели ее фрейлины А.Ф. Тютчева и А.Д. Блудова. По воспоминаниям мему­аристов, Антонину Блудову при дворе прозвали «жандармом православия»⁷⁹³.

В конце царствования Александра II наметили «кадровый резерв» на должность цар­ского духовника, так как духовник Бажанов достиг уже весьма преклонного возраста. В каче­стве преемника на должность духовника выбрали Ивана Леонтьевича Янышева. Он родился в 1826 г. в Калужской губернии в семье дьякона. Курс в Санкт-Петербургской духовной академии Янышев завершил с ученой степенью бакалавра физико-математических наук. В 1851 г. его определили священником в православную церковь в Висбадене. В 1856 г. Яны­шева перевели в Санкт-Петербургский университет профессором богословия и философии. В 1858 г. вновь направили в заграничную командировку, назначив священником в церкви русской миссии в Берлине. Затем - вновь в Висбаден, где он проработал с 1859 по 1864 г. Все это время Янышев достаточно активно занимался научной работой.

Придворная карьера И.Л. Янышева началась в 1864 г., когда его пригласили в Копенга­ген преподавать Закон Божий невесте российского цесаревича принцессе Дагмар. Это про­изошло, когда тяжело болевший Николай Александрович счел необходимым лично встре­титься с Янышевым, с которым «долго беседовал. о предстоящей задаче и остался вполне доволен отношением к столь важному делу ученого-богослова»⁷⁹⁴. После того как в 1866 г. Дагмар превратилась в цесаревну Марию Федоровну, услуги Янышева не забыли, и его назначили ректором Санкт-Петербургской духовной академии (1866-1883 гг.).

Именно Янышев в своих проповедях с церковной кафедры толковал великие реформы Александра II. Когда осенью 1866 г. в Россию прибыла невеста цесаревича Александра Александровича датская принцесса Дагмар, И.Л. Янышев готовил ее к церемонии миропо­мазания, а императрица Мария Александровна учила ее, как подходить к иконам и молиться. 12 октября 1866 г. в Большой церкви Зимнего дворца состоялась церемония миропомазания, и датская принцесса Дагмар получила новое имя - Мария Федоровна⁷⁹⁵. Обряд миропома­зания совершал митрополит Исидор в Большой церкви Зимнего дворца. Принцесса во время обряда была одета в простое белое платье со шлейфом, без украшений. Свидетельницей выступила сама императрица Мария Александровна⁷⁹⁶. В 1874 г. Янышев призвали к уча­стию в делах по старокатолическому вопросу в качестве официального представителя рус­ской церкви на боннской конференции. Именно он произнес проповедь 2 марта 1881 г. над гробом убитого террористами Александра II. Судя по воспоминаниям Богданович, эта речь произвела большое впечатление на присутствовавших: «Государь не скончался - он убит! Убит!» - закричал он на всю церковь. Эти слова были встречены глухими рыданиями»⁷⁹⁷.

Продолжателем православной традиции на российском императорском престоле стал Александр III. Частью его «сценария власти» стала подчеркнутая «народность», тесно свя­занная с его искренней православной религиозностью.

«Мужицкая» внешность царя органично сочеталась с его глубокой православной рели­гиозностью. Современники подчеркивали, что личная религиозность Александра III носила камерный характер, но искренность его религиозного чувства была совершенно очевидна для окружающих. Описывая события лета 1877 г., один из воспитателей царских детей, пооб­щавшись с будущим императором, отметил для себя, что цесаревич показался ему очень рассудительным, патриотичным, сведущим по русской истории и очень религиозным⁷⁹⁸.

Многолетний соратник Александра III граф С.Д. Шереметев вспоминал, что когда в начале 1870-х гг. цесаревич Александр Александрович предложил ему искупаться, то он увидел на груди великого князя множество образков и среди них крест⁷⁹⁹. Граф вслух выска­зал свое удивление, поскольку в аристократической среде подобное проявление религиозно­сти не было принято. Впоследствии С.Д. Шереметев объяснял увиденное русской натурой Александра III, для которого была совершенно чужда космополитичность его отца.

Проявлялось это и в большом, и в малом. Так, Александр III, в отличие от отца, любил Москву. Он часто говорил, что его давнее желание - пожить в Москве, провести в ней Страстную неделю, поговеть и встретить Пасху в Кремле⁸⁰⁰. Именно Александр III иници­ировал начало «императорской серии» ежегодных пасхальных яиц работы мастеров фирмы К. Фаберже. Именно Александр III положил начало традиции ежегодного пасхального хри­стосования не только со свитой, но и с прислугой и нижними чинами охраны. В его уборной в Аничковом дворце всегда горела в углу лампада перед иконами с подвешенными пасхаль­ными яйцами⁸⁰¹.

Александр III хорошо знал детали православной обрядности, он понимал символизм православной церкви. Поэтому его православие - исповедание русского человека. Он чув­ствовал и сознавал, что без него нельзя быть всецело русским человеком, что отречение от православия равносильно отречению от России, ее духа, ее истории, ее преданий, ее силы⁸⁰².

При Александре III Зимний дворец остался только парадной резиденцией, поскольку царь там не жил. Он продолжал жить в Аничковом дворце, куда поселился еще в 1866 г. после женитьбы. Примечательно, что в 1865-1866 гг., накануне свадьбы цесаревича, построили церковь Аничкова дворца. Постепенно она пополнялась древними иконами, собираемыми цесаревичем. Для звонницы заказали особые колокола, повторявшие знаменитые ростов­ские звоны. Даже священником в Аничковой церкви служил простой армейский полковой священник, судьба свела его с цесаревичем во время Русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Более того, в церковь Аничкова дворца имели право ходить все живущие во дворце: при­слуга, кучера, старики унтер-офицеры. По свидетельству современников, «в церкви Анич­кова дворца чувствовалась та теплота, которая совершенно отсутствовала в Малой церкви Зимнего дворца; стояли не чиновные люди, не свита, а разночинцы, и дорожили они этим правом... было что-то патриархальное в этом совместном молении, что-то резко отличавше­еся от обычных дворцовых порядков»⁸⁰³.

Тот же мемуарист, рассказывая о парадном выходе в Зимнем дворце 6 января 1891 г. по поводу очередной церемонии водосвятия на Неве, описывал церковную службу следующим образом: «Служба прекрасная, пение безукоризненное, церковь полна, фрейлины направо, царедворцы налево..Толпа равнодушных, дипломатический корпус со своими дамами в окнах Николаевской залы. Бинокли наставлены на Неву. Зрелище»⁸⁰⁴.

Так же любовно Александр III обустроил и церковь Гатчинского дворца, куда в конце марта 1881 г. переехал со всей семьей. Надо заметить, что дворцовая Гатчинская церковь в начале 1880-х гг. имела вид не то гостиной, не то проходной комнаты, чему способствовали лестницы с двух сторон и полное отсутствие икон, кроме самых необходимых, на иконо­стасе. Мало-помалу Александр III лично занялся украшением церкви. Все подносимые ему иконы он развешивал в церкви, причем некоторые собственноручно. Церковь украшалась пасхальными яйцами, в ней возобновили живопись. В церкви появилось «царское место». В результате через несколько лет церковь уже действительно походила на православный храм. В ней стало теплее, и протестантский оттенок совсем исчез. Граф С.Д. Шереметев подчер­кивал, что Александр III «любил щегольнуть знанием церковного устава, хотя иногда и оши­бался, но всегда дорожил церковным благолепием и был глубоко верующим (православным) человеком без всякой тени ханжества»⁸⁰⁵.

Столь пристальное внимание Александра III к своим домовым церквям вызывало уди­вление даже у священников. Граф С.Д. Шереметев приводит высказывание духовника царя Янышева по поводу того, что царь «вообще так любит иконы». В свою очередь, граф выра­зил недоумение по поводу «удивления» Янышева, его С.Д. Шереметев называл «двуличный Янус»⁸⁰⁶.

К некоторым придворным храмам Александр III относился неоднозначно. В Петер­гофе, в парке Александрия еще при императоре Николае I по проекту архитектора К.Ф. Шин- келя выстроили придворную капеллу Св. Александра Невского в модном тогда готическом стиле. Александр III знал эту церковь с детства. Однако, когда определились его архитек­турно-религиозные пристрастия, не скрывал, что церковь в Александрии ему не нравится, поскольку построена по образцу немецкой кирхи. Вместе с тем ему нравилась Ливадийская церковь⁸⁰⁷, выдержанная в строгих православных архитектурных традициях. Кроме того, ему были дороги воспоминания о матери, которая также любила и особенно заботилась об этой церкви⁸⁰⁸.

Траурный крест с изображением Александра III. 1899 г.

Примечательно, что при Александре III Императорский двор стал более строго следо­вать традициям православной обрядности. Во многом это связано с влиянием обер-проку­рора Священного Синода К.П. Победоносцева. Так, ему удалось добиться принятия решения о полном прекращении театральных представлений в Петербурге во время Великого поста. Запрет на светские развлечения соблюдался и в императорской семье. Даже у маленькой великой княжны Ольги на время Великого поста отменялись уроки танцев⁸⁰⁹.

Следует подчеркнуть, что Александру III удалось передать свое искреннее правосла­вие детям. Великая княгиня Ольга Александровна вспоминала, как в дворцовой церкви Гат­чинского дворца собиралась семья и свита на пасхальную заутреню. С одной стороны, все неукоснительно следовали правилам этикета: на голове - усыпанный жемчугами кокошник, вышитая вуаль до талии, сарафан из серебряной парчи и кремовая атласная юбка. С дру­гой стороны, несмотря на неизбежную придворную официальность, религиозное чувство сохранялось в полной мере: «Я не помню, чтобы мы чувствовали усталость, зато хорошо помню, с каким нетерпением мы ждали, затаив дыхание, первый торжествующий возглас «Христос Воскресе!»»⁸¹⁰.

В.Б. Бажанов, занявший должность духовника императорской семьи при Николае I в 1848 г., оставался на этом посту вплоть до своей смерти в 1883 г., уже при Александре III, то есть занимал ее 35 лет. На протяжении длительного времени он обучал Закону Божьему младших детей Николая I и всех детей Александра II. Не без его влияния сложились твердые морально-нравственные взгляды и у Александра III. Именно в религии Александр III искал нравственную опору, принимая подчас очень сложные, судьбоносные для России решения. Один из мемуаристов привел слова императора: «Когда что меня смущает и я чувствую, что человеческими силами не выйти из тяжелого состояния души, стоит вспомнить слова Евангелия «Да не смущается сердце Ваше, Веруйте в Бога и в Мя веруйте», и этого довольно, чтобы прийти в себя»⁸¹¹.

В период правления Александра III началась придворная карьера Ивана Леонтьевича Янышева. В 1883 г., после смерти духовника царской семьи В.Б. Бажанова, его назна­чили «духовником Их Императорских Величеств, заведующим придворным духовенством и протопресвитером соборов Большого в Зимнем дворце и московского Благовещенского». Однако ни мемуаристы, ни другие источники не упоминают о какой-то особой духовной близости между глубоко и искренне верующим царем и его духовником. Янышев при Дворе был только сановником в рясе, добросовестно выполнявшим все положенные обязанности.

Когда Александр III умирал в Ливадии в октябре 1894 г., рядом с ним находился его духовник Янышев. Но при этом к царю пригласили и знаменитого о. Иоанна Кронштадт­ского, он известен не только как блестящий проповедник, но и как целитель. 10 октября 1894 г. Александр III принял о. Иоанна Кронштадтского. По свидетельству современницы: «Войдя к нему, он сказал: «Великий Государь, чем болеешь ты?» Они вместе молились, Госу­дарь стал на колени. Отец Иоанн провел рукой по больным местам и не причинил боль. Госу­дарь был очень тронут»⁸¹². Видимо, царь цеплялся за соломинку, поскольку врачи его уже приговорили, и он надеялся только на священника-целителя. Умер Александр III 20 октября 1894 г.