Только‑только Никита Анатольевич распрямился после подземного лаза, как ему снова пришлось скрючиться, да еще гораздо больше, чем в трубе. Вдобавок при езде бочка покачивалась из стороны в сторону.
Абросимову казалось, что она вот‑вот накренится слишком сильно, упадет на бок, покатится, выбьет своей массой запертую на засов заднюю дверь минивэна и вывалится на дорогу, прямо под колеса какого‑нибудь груженого, едущего следом КАМАЗа. Он подозревал, что жену и дочь впихнули в такие же бочки и они испытывают нечто подобное.
Минивэн то ускорялся, то тормозил, дорожное покрытие становилось то хуже, то лучше. Наконец машина остановилась. Сидя в бочке, Никита Анатольевич услышал, как равнодушный голос потребовал документы. Другой голос, знакомый и гораздо более близкий, предупредил заложников:
– Не шуршать. Расслышат – нам терять нечего. Мочим их и того, кто хрюкнул.
Никита Анатольевич услышал, как открывается задняя дверь.
– Что здесь у вас за граждане?
– Наши рабочие. Доставляем на объект.
– Ничего не имею против рабочего класса. Только документики предъявляйте.
– На кого мы, начальник, больше похожи – на узбеков или на молдаван? – спросил один из бандитов голосом человека, которому не дали спокойно подремать в кузове.
– На китайцев, – беззлобно ответил голос снаружи. – Еще один паспорт. Какие вы все предусмотрительные, у всех паспорта при себе.
– А как же? Доказывай потом, что ты не верблюд.
– Сколько, значит, бочек?
– Четыре полных, одна пустая.
– Ядреная штука этот солидол. Всего четыре бочки, а воняет, как целый вагон.
– Закрывай дверь, начальник, кайф ломаешь.
Оценив шутку, голос хмыкнул. Засов снова закрылся, хлопнула дверца кабины, и минивэн тронулся дальше.
– Мог бы извиниться за беспокойство и счастливого пути пожелать.
– Бескультурные люди, как один мой знакомый про них говорил.
Часть четвертая
Глава тридцать первая
К счастью, Андрей Абросимов был не из тех, кто легко впадает в депрессию. Отпустив Сергея, он немедленно кинулся просматривать изъятые из сейфа документы в надежде, что один из них способен привести к желанной сумме – пусть даже сложным, обходным путем.
К десяти утра он закончил. Ему открылись некоторые детали деятельности компании, о которых он раньше не знал. Здесь было много «протоколов о намерениях», обнаружились и договора, составленные по всей форме.
Речь шла о привлечении инвестиций, в частности из соседних Китая и Японии, о согласовании оптовых цен. О совместном с европейцами противодействии дискриминации иностранных производителей на рынке стального проката США.
Ничего выходящего за рамки законов здесь не было. Документов, требующих особой секретности, насчитывалось немного. В таком стиле и работал Никита – почти все важные переговоры вел в одиночку, подписывал важные документы, никого не посвящая в детали. И только тогда, когда требовалось запускать работу на полную катушку, извлекал бумаги на свет и принимался гонять всех своих замов и начальников производства.
Конечно, Никите не понравится вторжение в его квартиру, вскрытие личного сейфа. Но должен ведь он понять, что сделано все было от безысходности, с единственной целью – найти побыстрее деньги на выкуп.
Хуже всего, если он узнает о временном изъятии документов. Может заподозрить в желании сунуть нос в «тайную дипломатию». Даже если ничего и не скажет, отношения между братьями будут испорчены до конца дней.
Раз уж нужные деньги не нашлись, лучше все вернуть на место, в том числе сумму, которая погоды не делает. Восстановить содержимое сейфа в прежнем виде – Крупенин с самого начала получил задание запомнить, как все там лежало.
– Съезди оцени ситуацию, – приказал Абросимов‑младший Сергею. – Если что‑то не так, отложим дело до ночи.
Крупенин кивнул, взгляд его ни на секунду не замутился.
«Что он там думает про себя? – размышлял Андрей Абросимов. – Что в отсутствие старшего брата младший постепенно прибирает к рукам все рычаги руководства, теперь вот и до секретных бумаг добрался? С каждым днем, с каждым часом парень становится все более неудобной фигурой. Такова судьба всех особо надежных и особо доверенных исполнителей. Если бы можно было стирать из их памяти лишнюю информацию, как с диска. Заставить Крупенина забыть о Вике, о сейфе…»
* * *
– Мне сейчас принесли документы. Там, оказывается, проходит на небольшой глубине старый газопровод. Вот почему они выбрали этот дом.
– Что еще за газопровод?
– Резервный, на случай атомной войны.
– Значит, засекреченный. Откуда нам было знать?
– Какой к чертовой матери засекреченный? При Сталине еще тянули! Всем вашим наблюдениям грош цена! Так можно еще год сидеть и пялиться на экран по очереди! А Плащ с компанией давно будут где‑нибудь на Канарах.
– Скиньте чертеж по факсу, я пошлю людей искать выход на поверхность.
– Если только не поздно. Найдете дыру, не затыкайте, поставьте под надзор. И еще: четко определитесь, что просматривается из дома, а что нет. Чтобы не рыскали сейчас у Плаща на виду твои люди с высунутыми языками.
В течение часа из городка в Москву ушла информация о двух дырах, уводящих вниз к неглубоко зарытой трубе. Первая была тщательно замаскирована, вторая – нет. Дыра в полу кафешки вызвала настоящий шок у хозяев заведения – мужа и жены. Неужели кто‑то рассчитывал так крупно поживиться здесь, что не поленился сделать подкоп?
Человек, посланный вдоль маршрута трубопровода, обнаружил забегаловку, и едва он сунулся внутрь, как весь перекосился. Предупредил супругов не болтать лишнего и в милицию не обращаться, если ничего у них не пропало.
– Здесь серьезные разборки, под ногами лучше не путаться.
– Мы‑то кому помешали? – удивился непонятливый муж.
– Никому. Так что дышите ровно и волны не поднимайте. Еще спасибо скажете за совет.
Стало ясно, что Плащ и Ко недавно ретировались. Разговор между двумя заинтересованными голосами повторился с яростным клокотанием и обилием непечатных слов. Соблюдая осторожность, в убежище вошли несколько вооруженных человек.
Здесь, во внутренних помещениях, никто не удосужился замести следы. Остались табуреты и продавленные кресла, обшарпанный видак и объемистая коробка с кассетами, выключенный из розетки чайник «Tefal».
Не осталось только окурков и посуды, по которым эксперты могли бы определить химический состав слюны. Предварительный беглый осмотр показал, что и отпечатков пальцев, по‑видимому, обнаружить не удастся – бандиты предусмотрительно не снимали перчаток. Впрочем, люди, попавшие внутрь, не собирались начинать расследование, отсутствие улик их не особо огорчило.
Обнаружилось помещение, где держали заложников. Здесь со спокойной душой оставили и миски с ложками, и немногочисленные окурки. В воздухе витали запахи женских духов, начищенных мужских ботинок. Теперь здесь было пусто, бандиты вместе с заложниками просочились из‑под колпака.
Внешнее наблюдение тем не менее решили не снимать – фасеточный «глаз» на всякий пожарный продолжал таращиться издали на пустое здание.
* * *
Для всех, кроме Плаща и Сыча, «объект номер два» был совершенно новым, непривычным местом. По сравнению с убежищем он имел свои плюсы и минусы. Однозначным плюсом мог считаться гараж, который отсутствовал по прежнему адресу. Зато подземного пути отступления «объект» не обеспечивал.
Мебели здесь не было никакой, видака с кассетами – тоже. Зато матрацев и байковых одеял без пододеяльников хватало на всех. Окна без стекол и рам были заколочены необрезными досками и пропускали солнечный свет через неровные щели. Наблюдать за окрестностями удобно. Если внутри не зажигать свет, тебя не заметят, зато увидишь многое.
При отсутствии стекол громкий крик из любой комнаты, даже из коридора, могли расслышать на улице. Ее отделяла от здания только полоса пыльных кустов, последний раз подстриженных давным‑давно, и забор, украшенный щитом. Он информировал о начатой стройке, точнее сказать, перестройке невзрачного трехэтажного дома некой фирмой со звучным названием. Красовалась черным по белому даже фамилия прораба.
С внутренней стороны забора стояло для вида несколько поддонов с кирпичами, валялась пара мешков с закаменелым цементом. Чтобы бомжам, бродягам и подросткам‑наркоманам неповадно было лазить в дом, в специальной будке за воротами дежурили попеременно два пенсионера – Петрович и Ефимыч – и сидели на цепи две немецкие овчарки.
С пенсионерами в редкие свои наезды общался исключительно Сыч, он же выдавал им зарплату. Плаща они видели только издалека и принимали за начальство.
– Рабочих привезли? – поинтересовался Петрович у Сыча. – Давно уже пора начинать.
– Стройматериалов еще не хватает.
– Неужто проблема? Сейчас деньги плати – и в зубах принесут, – прошамкал пенсионер.
– Да начальство наше хочет и рыбку съесть, и сильно не раскошелиться. Жаба душит деньги платить. Хочет получше и подешевле. Ты, короче, сиди на месте – в любой день могут в полном составе нагрянуть и шороху навести. Ефимычу тоже передай.
– И так работаем на совесть. Хоть среди ночи пускай проверяют – у меня бессонница, сижу «Русское радио» слушаю.
Тем временем в гараже из бочек выгружали заложников, одергивая и поправляя мешки на головах. Здесь, на «объекте номер два», им предстояло забыть о комфорте. Их не собирались держать в комнатах с окнами без стекол, откуда при желании легко докричаться до людей. Всех троих спустили в подвальное помещение, закинув туда три матраца и ввернув лампочку.
Хлопнула дверь. Голос из‑за двери разрешил снять мешки. Всех троих уже пробрал озноб – с момента постройки здания сюда никогда не проникали солнечные лучи, и бетон источал могильный холод.
Шаги удалились. В свете лампочки, еще более тусклой, чем на прежнем месте содержания, Никита Абросимов увидел жену и дочь. Они выглядели уставшими, одежда основательно испачкалась, пока они ползли через подземный ход. Абросимов даже не стал рассматривать себя: ясно было, что и его костюм в том же состоянии.
– Блин… Как в склепе, – пробормотала Даша.
Никита Анатольевич хотел было возмутиться ее руганью, но промолчал.
– Лучше бы вообще без лампочки, – у Ольги сорвался голос, как будто она перед этим много кричала. – Не видеть бы всего этого.
Картина открылась мрачная. Перемены к худшему оказались разительными. Сырой холод, казалось, втекал в вены, подменяя собой кровь. Стены из бетонных блоков заставляли с тоской вспомнить о дешевых обоях по прежнему адресу. Диван сюда явно не внесут, сидеть и лежать придется на этих жалких тюфяках.
– Может, здесь еще и крысы водятся? – слабым осипшим голосом спросила Ольга саму себя.
– Для полного комплекта не хватает, – дочь еще пыталась мрачно шутить.
«Когда тебе плохо, всегда нужно помнить, что все может резко измениться в худшую сторону», – подумал Никита Анатольевич.
В самом ли деле перемены столь существенны? В конце концов, они как были пленниками, так и остались. Их жизни, как и прежде, под угрозой – в этом смысле тоже ничего не изменилось. Антураж другой, интерьер. Вроде бы мелочи. Но, как оказывается, мелочи важны именно в беде. Как важно видеть рисунок на обоях, на обивке дивана! Умывальник и унитаз теперь представлялись предметами роскоши.
«Даже от этой точки отсчета можно падать еще ниже», – Никита Анатольевич даже не мог понять, какое чувство в нем вызывает эта мысль. Он вдруг вспомнил трагический конец последнего русского царя и царской семьи. И ему показалось, что он понял состояние Николая Второго, спущенного вместе с женой и детьми в подвал. Если бы сейчас сюда вошли вооруженные люди…
Нет, все еще не так плохо. Жить можно и здесь.
Вновь послышались шаги, в замке повернулся ключ. Рука бросила внутрь какое‑то тряпье и поставила на цементный пол пластиковое ведро с крышкой.
– Мои поздравления. Теперь у нас есть параша, – хмыкнула дочь и откинулась назад, прислонившись спиной к холодной стенке.
Ольга подошла к тряпью – это были куртки с капюшонами. Такие даже в «сэконд хэнде» не продают. Разве только бомжам и нищим раздают бесплатно. Ольга, не раздумывая, надела куртку, натянула капюшон и сразу спрятала ладони в рукава.
Никита Анатольевич поразился тому, как резко упали ее критерии допустимого. До захвата в заложники ей даже смотреть на это шмотье было бы противно.
– А ты? – спросил он у дочери. – Не хочешь надеть?
– Сейчас.
Нижняя его челюсть начала мелко дрожать, он прекратил говорить, чтобы это не обнаружилось. Надо утеплиться. Не хватало еще заболеть и валяться здесь в подвале в лихорадке. Подойдя ближе, он как следует разглядел вместительное ведро.
Как он будет отправлять свои естественные надобности при жене, при дочери? Конечно, он попросит их отвернуться, но от запаха никуда не денешься. Сколько ни закрывай крышку, через сутки все подвальное помещение провоняет насквозь.
Он попробовал представить себе, что творится на воле, как обстоят дела в компании. Курс акций наверняка прилично подсел, отложены договоры, уже готовые к подписанию. Партнеры понятия не имеют, что произойдет с компанией, если отсутствие Никиты Абросимова затянется надолго… или навсегда.
Андрей слабоват, чтобы взять на себя всю полноту ответственности. Максимум, что ему удастся, – предохранить дело от полного развала. Годится он или нет, в трудную минуту больше не на кого опереться, кроме как на родню. Лишь бы только сообразил, где искать деньги на выкуп, – не передавать же ему информацию через бандитов.
Глава тридцать вторая
Сведения о последних происшествиях заинтересовали Глеба. Особенно два трупа в трубе старого газопровода. Замаскированные землей байкер и его подруга быстро начали разлагаться от жары и были обнаружены по запаху.
Несмотря на отличное знание Москвы и Подмосковья, Слепой понятия не имел об этом газопроводе, уложенном под землей в начале пятидесятых. Это задело его профессиональное самолюбие, и Глеб обратился к генералу Потапчуку за старыми строительными чертежами.
Экономить в начале пятидесятых не любили, тем более на объектах государственного значения. Оценив диаметр трубы, Глеб вдруг подумал, что она могла бы послужить неплохим средством для эвакуации при облаве.
По нормам техники безопасности такую магистраль не прокладывают в непосредственной близости от строений. Но она ведь фактически не использовалась, из‑за сверхсекретности о ней со временем забыли. Благодаря строительному буму в Москве и Подмосковье какие‑то здания могли оказаться очень близко от линии трубопровода.
Вооружившись подробными картами, он стал чертить цветным маркером путь газопровода. На одной из бумажных «простыней» на протяжении нескольких квадратов координатной сетки труба основательно цепляла окраину разросшегося городишка.
Глеб изучал карты у себя в машине, расстелив их на коленях и на свободном сиденье. Мимо по трассе потоком проносились машины, цивилизация гудела, выбрасывая выхлопные газы. Рядом с асфальтом, дорожными знаками, указателями со стрелками и рекламными щитами кусты у дороги казались ненатуральными, чем‑то вроде мертвых искусственных новогодних елок.
Вдруг из кустов выскочил ошалелый заяц. Что заставило его позабыть об осторожности и броситься в сторону чужого, враждебного шума? Взглянув на Сиверова, заяц шевельнул ушами. Извинился за ошибку – не туда попал, – и через секунду его и след простыл.
Глеба всегда поражало, насколько люди в своем поведении похожи на животных – самых разных, от косолапого медведя до ядовитой змеи. Человек, наверное, потому и подчинил себе всю землю, что соединил в себе повадки и психологию самого разного зверья.
Направляясь в сторону отмеченных на карте Подмосковья квадратов, Сиверов размышлял о возможной связи между двумя трупами и похищением семьи олигарха. Перебирал в уме другие происшествия, близкие по месту и времени. Среди прочего – погоню на трассе, которая чуть было не привела к серьезной аварии на «развязке». Закончилась она снесенным павильоном, перевернутой машиной и перестрелкой. Дальше убийство мужа и жены – женщины в доме, мужчины в лесу, у обочины дороги, куда он вынужден был довезти преступника на своей «копейке». Наконец, смерть байкера и его подруги.
Напрашивалась мысль, что хозяин перевернутой на развязке тачки продолжил свое бегство от преследователей. Человеку понадобился транспорт, но он опасался слишком долго пользоваться одной и той же чужой машиной. Убил хозяина «копейки», но очень скоро бросил тачку, наверняка объявленную в розыск. Решил угнать мотоцикл, чтобы вообще не выезжать на трассу, проскочить по бездорожью.
Попав в городишко, Сиверов проехался по окраине с беглым предварительным осмотром. Наметанный глаз сразу выделил один из дюжины домов, заранее отмеченных на карте. Но Глеб никогда не спешил доверять первому впечатлению.
Второй раз прогнав машину перед домом, он рисковал засветиться. Глеб оставил ее на стоянке в центре, забрав из бардачка «предметы первой необходимости», в том числе и полевой бинокль. В самое ближайшее время он уже оборудовал себе наблюдательный пункт, откуда внимательно изучал здание. Отсутствие малейших признаков жизни внутри только укрепляло его подозрения. Никто не входил, не выходил…
Попробовать проникнуть внутрь через трубу? Снова бросив взгляд на карту, Сиверов мысленно прикинул, где бандитам было бы удобнее всего вылезать на поверхность.
Не слишком близко, чтобы оказаться по ту сторону кольца осады. Не слишком далеко, чтобы путешествие по трубе с черепашьей скоростью не затянулось сверх всякой меры. В укромном месте, где легко незаметно загрузиться в машину самим и затолкать в нее заложников.
Он выделил для себя несколько вероятных зон и решил отложить поиск до темноты. Иногда, уходя в схрон, бандиты оставляют по соседству одного из своих. Его задача – просматривать ближайшую зону, недоступную для наблюдения из укрытия. Сообщать банде о любой подозрительной активности.
Настала ночь. Из здания не просачивался наружу ни один лучик света. Глеб отправился на поиски, старательно избегая света редких фонарей и не менее редких отсветов из окон. Он был в темной рубашке и черных джинсах. Чтобы лицо и руки не белели в темноте, надел перчатки и черную трикотажную маску.
В течение часа предположения подтвердились: он отыскал лаз в узком замусоренном пространстве между двумя кирпичными оградами. Ради маскировки в землю над крышкой лаза были вдавлены смятая банка из‑под «спрайта» и пустая скомканная пачка дешевых сигарет. Мусор, как и везде вокруг, но даже последний бомж не позарится на такое.
«Анализатор», презентованный Федором Филипповичем, пока не подтверждал наличия поблизости «жучков» и скрытых камер. Но выключать его не стоило.
Заглянув в черную, пахнущую землей дыру, Глеб бесшумно проник в нее. Уже изнутри восстановил на прежнем месте крышку с плотным слоем земли сверху.
Двигаясь в темноте, Слепой втянул носом воздух, различил отголоски тонкого аромата. Похоже, лаз использовали не только в качестве аварийного выхода. Этим путем заводили Абросимовых в здание. Конечно, ветер здесь не гуляет, но времени прошло не день и не два. Сколько должны стоить такие стойкие духи?
Духи, конечно, Ольгины. Даша вряд ли станет тратиться на шикарный парфюм. А может, заложников вели здесь недавно? Привели или увели?
Анализатор по‑прежнему не показывал ничего подозрительного, но Слепой привык не полагаться всецело на технику. Как бы бесшумно он ни продвигался вперед, время от времени он замирал, даже задерживал дыхание и прислушивался.
Наконец добрался до второго отверстия, прорезанного в трубе автогеном. Еще один короткий лаз в земле – и вот он в подвальном помещении. Сюда Глеб входил уже с пистолетом в руке. Присел в углу на корточки и застыл, прислушиваясь в темноте.
Полное безмолвие. Неужели между подвалом и первым этажом такая отличная звукоизоляция? Держа пистолет возле уха с дулом, направленным вертикально вверх, Глеб ступил на лестницу. В полной темноте он различил под ногами какой‑то предмет, который едва не задел ботинком. Нагнулся, чтобы подобрать. Но голову при этом не опустил, продолжал смотреть вперед, готовый к нападению с верхней площадки.
Предмет оказался прозрачным футлярчиком для мобильного телефона. Похоже, одна из двух женщин – мать или дочь – бросила незаметно эту вещицу, не производящую при падении никакого шума. И сделала это намеренно, чтобы оставить след, чтобы сразу, еще в подвале, спасатели могли понять, что правильно определили место.
Но на каком основании владелица футлярчика надеялась, что он останется не замеченным самими бандитами? Достаточно один раз спуститься в подвал и обязательно разглядишь у себя под ногами эту штуку. Или здесь вообще нет лампочки? Тогда человек с нормальным зрением в самом деле ничего не различит под ногами.
Дверь на первый этаж была оставлена приоткрытой. Переступив через порог, Слепой в очередной раз застыл, как изваяние. Не было слышно ни храпа, ни сонного дыхания, ни тихо работающего телевизора, нигде не капала вода из неплотно закрытого крана.
Он решил не спешить и пройтись по всем трем этажам. В длинном коридоре второго, загнутом под прямым углом, горел свет. Все выходящие сюда двери были закрыты. Та же картина на третьем. Полная тишина, свет в коридоре, закрытые двери.
Проверку помещений Слепой решил начать сверху, с третьего этажа. Из бардачка машины он захватил с собой еще и набор отмычек. Но первая же дверь оказалась незапертой – заглянув в щель, Глеб не увидел в ней язычка замка.
Теперь требовалась предельная осторожность. Если бандиты где‑то в доме, они вряд ли сосредоточились в одном месте. Их не перебьешь одной обоймой, толкнув дверь ногой. Пусть глушитель выглядит громоздко, почти уродливо, зато он гасит звук до минимума. Главное – стрелять с такой точностью, чтобы смерть наступала мгновенно, чтобы жертва даже хрип не успела издать.
Слепой чуть тронул дверь, проверяя, не скрипят ли петли. Увидел вертикальную полосу оштукатуренной стены с двойной розеткой. Держа палец на спусковом крючке, резко распахнул дверь.
Внутри было пусто. Ни людей, ни вещей. Глеб не стал задерживаться.
Следующая дверь. Прислушаться, глянуть, заперта или нет. Взявшись за ручку, проверить, не скрипят ли петли. Распахнуть на всю ширь, но так, чтоб не стукнула…
Ничего, пустые картонные коробки.
Обернуться назад, приблизиться к противоположной двери. Повторить все действия.
Четвертая по счету дверь оказалась скрипучей. Глеб крепко сжал ручку и чуточку приподнял дверь на петлях, потом распахнул гораздо резче, чем предыдущие. Опять ничего, только позапрошлогодний выгоревший календарь на стене и несколько ящиков с мясными консервами.
Третий этаж оказался чистым, настало время спускаться на второй. Здесь одна из дверей оказалось запертой, и в дело пошла отмычка. За дверью обнаружились табуреты, побитый, весь в царапинах видак, коробка с кучей кассет и белый чайник «Tefal», наполненный водой до половины.
Сиверов уже начал подозревать, что в здании никого нет, что по неизвестной причине бандиты встревожились и сменили место дислокации. Но закончить работу он был обязан. Значит, не имел права ни на йоту ослабить бдительность, пренебречь хирургической точностью в движениях.
Здесь же, на втором этаже, он обнаружил место содержания заложников со следами запаха тех же духов. Два дивана, стулья, столик с пятнами на полированной поверхности. Ковер на полу тоже не первой свежести. Но пятен крови нет ни в комнате, ни в санузле.
Кровь в темноте Слепой всегда видел с особенной четкостью. Она словно приподнималась над поверхностью, пятна будто фосфоресцировали, хотя не имели даже ярко выраженного цвета – ни багрового, ни какого‑то другого. Было в жизни Глеба несколько случаев, когда крови в темноте оказалось слишком много – даже для него, привычного ко всему. Об этих случаях он очень неохотно вспоминал.
Возможно, кровь тщательно замыли. Но сама обстановка никак не указывала на недавнее насилие. Глеб тронул ногой ворох прошлогодних иллюстрированных журналов, брошенных на пол в углу. Пощупал пальцами единственное полотенце в санузле – оно было еще влажным. Белый обмылок тоже не успел засохнуть – это подтверждало, что не так давно здесь были люди.
«Слишком легко и просто я вышел на адрес, – констатировал Глеб. – Удача всегда компенсируется невезухой».
Дальнейшее уже нельзя было назвать невезением. Едва он вошел в следующую комнату, как отчетливые шаги послышались одновременно сверху и снизу. Незадолго перед тем, как нырнуть под землю, Глеб в последний раз бросил взгляд на плоскую крышу здания – там было пусто. С того момента, как он поднялся из подвала на первый этаж, никто не мог залезть на крышу ни по лестнице, ни по наружной стене – Глеб обязательно расслышал бы звук.
Оставалось предположить, что замаскированный лаз в узком пространстве между двумя кирпичными заборами находился под постоянным наблюдением – просто камера стояла достаточно далеко, и портативный прибор Глеба не смог ее засечь. Пока Слепой медленно продвигался по трубе старого газопровода, кто‑то оказался проворнее. Заняли позиции на крыше и на первом этаже, до поры до времени себя не обнаруживая.
– Вы кто, гражданин? – раздался голос сверху. – Как вы вообще сюда попали?
– И света не зажигаете, – подхватил голос с первого этажа. – Люди с добрыми намерениями так не делают.
– Вы хоть в курсе, что здесь до последнего момента держали заложников? – вновь вступил верхний голос.
«Вот, значит, как, – понял Глеб. – Вот какую они выбрали тактику: дать мне надежду, что все обойдется. Будто бы есть хорошие шансы прикинуться шлангом, запудрить мозги».
– Придется выйти к нам с поднятыми руками. Сначала обыщем, потом разберемся, кто вы и откуда.
– Если сможете нам все объяснить, – вел свою партию нижний голос, – нет проблем, мы готовы послушать.
Косят под оперативников, но не слишком удачно. Те бы сейчас орали, срывая голос: «На пол, ублюдок! Руки за голову, тварь! Выползай сюда на х..!» По‑другому они не умеют.
Эти вежливые разговоры только для отвода глаз. Там не менты, а совсем другие товарищи. Вряд ли расстреляют в упор, если выйдешь с поднятыми руками. Вначале просто вырубят, потом возьмутся потихоньку строгать на куски, чтобы разузнать всю подноготную. Только под конец выпустят из окровавленного тела душу через аккуратную дырку в голове.
– Что молчите, уважаемый?
– Нет проблем, сейчас все объясню. Я такой же сотрудник, как и вы. Могу предъявить удостоверение. Но только после того, как увижу ваше.
– Сотрудник чего?
– Я ведь сказал: гляну на ваши удостоверения, и дальше объяснимся.
– Хорошо, годится. Только оружие в любом случае придется положить на пол. Мы вам его вернем. Но пока, извините, не имеем права полагаться на одни слова.
– Я, вообще‑то, тоже, – чрезмерная уступчивость с его стороны могла навести на подозрения.
– Придется.
«Никаких удостоверений у них нет, даже фальшивок, – подумал Глеб. – Как, впрочем, и у меня».
– Только не надо давить. Я сам это умею.
Человек внизу интеллигентно усмехнулся:
– А как вы предлагаете? До утра разговоры разговаривать, выяснять, кто главнее? Выкидывайте оружие в коридор, подальше от двери, и не вздумайте демонстрировать свои профессиональные навыки. Иначе придется нам потом писать в отчете, что вы на окрики не отзывались и попытались бежать.
– Пистолета у вас должно быть два, – уточнил другой голос. – И не говорите, что взяли только один.
– Какие все грамотные, – проворчал Слепой.
– Иначе нельзя. Учтите, уважаемый, вы перед нами как на ладони.
Эти слова могли быть пустым блефом, но Глеб все же обернулся назад, к окну. В отличие от предыдущей комнаты с наглухо задраенным окном, здесь занавески были наполовину отдернуты, слабые отсветы снаружи проникали внутрь, ложились на стену.
Если его в самом деле видят, значит, видят снаружи, из какого‑то дома. Знать бы точно из какого, тогда можно было бы определить «мертвую» зону в небольшой комнатушке. Но все же не стоит раньше времени обострять ситуацию.
Распахнув настежь дверь в освещенный коридор, Слепой протолкнул туда по полу через порог оба пистолета с массивными глушителями. Пускай приходят забирать. Он держал в памяти все предыдущие шаги и точно представлял, кто где сейчас находится. Кроме него в здании всего четверо: двое снизу и двое сверху. Наверняка кто‑то остался снаружи, на подстраховке – на случай, если он, Сиверов, попробует выпрыгнуть из окна.
– Готово. Я свою часть выполнил.
Один из противников начал спуск по правой лестнице, другой поднимался по левой. Голоса зазвучали еще миролюбивей.
– Теперь закрой дверь в коридор. Отойди от нее на пять шагов и встань лицом к окну. Извини, но руки придется положить за голову. Для меня это тоже было бы непросто, но я бы смирился.
– Мы тебе принесем, если захочешь, официальные извинения.
– Да ладно уж, – тем же примирительным голосом ответил Глеб. – Одно дело делаем.
Он выполнил все предписания и даже перевыполнил. Отошел от порога дальше, чем требовалось, почти к самому окну. Если снаружи не выстрелили с самого начала, значит, и теперь не выстрелят.