По этой же причине германская адвокатура не оказывает или оказывает очень мало влияния на развитие науки права. "У нашего адвоката", говорит Лоренц фон Штейн: "нет того, что французскому и английскому адвокатам придает такую силу и гордость, именно сознания, что он не только поверенный по юридическим и деловым вопросам частного лица, но вместе с тем и носитель правового развития своей нации... Наше сословие адвокатов - местное, у него нет сознания своего положения; оно исполняет обязанности истцов и ответчиков, опекунов и дельцов, но не имеет никакой инициативы в юридической жизни Германии. Оно совершенно затерто на задний план теоретической литературой, против которой оно бессильно и словом, и делом, и чувствуя, что это так, оно готово из профессии унизиться до ремесла" *(863).
Относительная свобода адвокатуры, благодаря которой доступ к профессии открылся всем удовлетворяющим законным условиям, привела к переполнению сословия, а вследствие этого к пролетариату и деморализации. Свобода адвокатуры обратились, по словам Пришля, в "неограниченное право голодать". Сторонники ее предсказывали, что она сама в состоянии урегулировать отношение между спросом и предложением. Но на самом деле этого не произошло. Мало того, что адвокатура и магистратура переполнились вследствие наплыва молодежи на юридические факультеты *(864), но даже и на распределение адвокатов свобода профессии не оказала ожидаемого влияния: в то время, как в больших центрах конкуренция доведена до крайности, в малых адвокаты отсутствуют, и обязанности их исполняются уличными ходатаями *(865).
Чтобы привлечь адвокатов в провинцию, прусское правительство дозволило им в случае, если они поселятся там, исполнять обязанности нотариусов *(866).
Хотя адвокатская такса высока и даже слишком высока, тем не менее, громадная конкуренция низвела заработок адвокатов до самых незначительных размеров. Адвокаты принуждены для добывания средств к жизни браться за всякого рода посторонние занятия, начиная от управления конкурсными делами и кончая открытием кабаков *(867).
Но не останавливаясь на этом, они нередко решаются даже на преступления. В среде немецких адвокатов, как показывает уголовная статистика, с каждым годом увеличивается число так называемых имущественных преступлений, именно присвоений вверенных клиентами денег, краж, подделок духовных завещаний и т. п. *(868) Один адвокат, обвинявшийся в растрате денег клиента, прямо заявил на суде, что он был вынужден к этому "бедственным положением, которое обусловливается общим состоянием адвокатуры, именно переполнением ее вследствие неограниченной свободы доступа" *(869). "В сословии немецких адвокатов", говорит Штоммель "находятся такие элементы, которые даже в гражданском процессе, где это менее всего извинительно, затемняют, раздувают и запутывают юридические вопросы посредством массы неосновательных утверждений, а также прямого и косвенного шантажа. Эти лица известны во всех судах. И, к сожалению, они по большей части очень дельные юристы и имеют большую практику" *(870).
Сословная организация, которую считали самой важной гарантией процветания адвокатуры, далеко не оправдала возлагавшихся на нее ожиданий. Прежде всего, она не была проведена с полной последовательностью, так как закон 1878 года, предоставив сословию дисциплинарную власть над членами его, допустил в широких размерах вмешательство прокуратуры и дозволил апелляцию на приговоры "суда чести" в верховный дисциплинарный суд, который состоит больше, чем на половину, из коронных судей. Таким образом, адвокаты в значительной мере лишены возможности следить за поддержанием своей сословной части. "Пусть адвокат", справедливо замечает Герсдорф: "по понятиям своих сотоварищей, провинился очень грубо,- сословие все-таки бессильно, если прокурор не желает поддерживать обвинения,- и, после того как суд первой инстанции, состоящий из членов сословия, оправдает или обвинит подсудимого, опять-таки зависть от прокурора, перенести ли дело в дисциплинарный суд второй инстанции или нет" *(871). Что же касается суда второй инстанции, то вследствие преобладания в нем элемента коренных судей, приговоры сословного суда и воззрения его на честь сословия находятся в зависимости от лиц, не принадлежащих к адвокатуре и незаинтересованных в поддержании ее достоинства *(872).
Но если бы даже сословное самоуправления не было подвергнуто этому ограничению, все равно оно было бы не в силах устранить неизбежного зла деморализации. Старые немецкие писатели (Мезер, Гуго, Рамдор, Рамер), видели в сословной организации главную причину процветания адвокатуры во Франции, но уже Ганс справедливо указал, что сословные учреждения были не столько причиной, сколько следствием этого процветания, и что "эти учреждения развились сами собой гораздо раньше, чем явилась мысль подтвердить их со стороны государства" *(873). "Нашему времени", говорит по этому поводу Пришль: "было суждено представить комментарии к словам Ганса", и добавляет, "хотя камеры с их дисциплинарной властью поставили преграду тяжким нарушениям, тем не менее, их действие было чисто отрицательным; положительное же, облагораживающее сословие никогда не может выйти из камер. В этом давно уже согласны все, и оттого никто не возлагает на деятельность камер даже десятой части тех надежд, с которыми некогда Юстус Мезер желал их введения" *(874).
Отсутствие связи между адвокатурой и магистратурой, связи, принесший во Франции и в Англии богатые плоды, вредно отражается на сословии адвокатов. "Немецкая адвокатура", говорит Фрейденштейн: "все еще находится в периоде выздоровления от многовековой приниженности. Судья, который прежде держал над адвокатами бич дисциплинарных наказаний и зачастую произвольно уменьшал его гонорар, размер которого сам определял, до сих пор еще не может привыкнуть к тому, чтобы признавать в адвокате равноправного коллегу, и оттого между сословиями адвокатов и судей царит опасный антагонизм, для смягчения и устранения которого требуется еще много лет" *(875). "В высшей степени неправильно вредно и негодно", замечает другой автор: "принципиальное недопущение такого высокообразованного сословия, каким является германская адвокатура, к судебным должностям, обособление последних и направление адвокатуры исключительно на денежный заработок" *(876). Такое же мнение высказывает Пришль *(877).
Что касается, наконец, таксировки гонорара, то она вызывает двоякого рода возражения. Одни направлены против самого принципа и указывают вообще на невозможность установить для адвокатского труда однообразную таксу *(878). В самом деле, разве справедливо назначать за каждую без исключения уголовную защиту в суде присяжных по 40 талеров, не обращая внимания ни на род дела, ни на количество труда, потраченного адвокатами, ни на имущественное положение клиента? Или разве справедливо соразмерять вознаграждение адвоката в гражданских делах с ценой иска, в большинстве случаев не имеющей никакого отношения к сложности и трудности дела?
Другие возражения касаются специальной особенности германской таксы, именно ее дороговизны, которая в связи с высоким тарифом судебных издержек является для граждан немалым тормозом при защите их права на суде. "Нередко случается", говорит Фрейденштейн: "что издержки производства превышают в несколько раз объект тяжбы". Для примера он приводит одно дело, разбиравшееся в сентябре 1883 г. Цена иска равнялась 21 марке, а издержки производства в двух инстанциях составили 831/2 марки *(879). Притом, получая гонорар за отдельные действия в процессе, адвокаты всячески стараются увеличить число этих действий и вводят тяжущихся в совершенно излишние расходы *(880).
Помимо этого, германский устав дозволяет определение количества гонорара письменным соглашениям (_ 93), и опыт свидетельствует, что адвокаты никогда не берут меньше, чем бы следовало по таксе, а, напротив, стараются выговорить себе еще больше. Адвокаты одного прусского апелляционного суда, по словам Фрейденштейна, даже подвергали дисциплинарному наказанию тех из своих коллег, которые осмеливались брать гонорар в меньшем против установленного таксой размере *(881). В Берлине, как свидетельствует тамошний адвокат. Штейн, едва ли найдется хоть один адвокат, который принял бы ведение дела, не выговорив себе большого вознаграждения, чем следует по таксе *(882). Результатом такого положения вопроса о гонораре является то, что люди бедного и среднего класса бывают крайне стеснены при защите своих прав. Благодаря обязательному участию адвокатов в процессе, они лишены возможности вести свои дела лично. В то же время наем хорошего адвоката стоит дорого и зачастую оказывается им не по силам. Вследствие этого, права бедных лиц пользуются худшею охраной, чем права богатых *(883), и многие предпочитают отказываться от своих хотя бы и вполне справедливых требований, лишь бы не входить в судебные издержки *(884).
_ 6. Общий взгляд в германскую адвокатуру
Германская адвокатура, как мы видели, не обладает такой блестящей историей, как французская или английская. Совершенно напротив, Германские адвокаты никогда не играли сколько-нибудь значительной роли в политической жизни своего отечества, не выставили ни одного европейски-знаменитого оратора и не пользовались особым уважением со стороны общественного мнения. Они сами с прискорбием сознаются в этом. "Читая", говорит Кольм: "о высоком положении французских, английских и североамериканских адвокатов, которые непосредственно из своих бюро переходят из места президентов, высших судей и канцлеров, мы должны протирать себе глаза и думать о королеве Маб, которая подшучивает над спящими" *(885). "Едва ли есть какое-нибудь сословие", замечает Гекер: "относительно которого можно было бы с большим правом сказать, что оно не обладает никаким прошлым, кроме сословия германских адвокатов" *(886). "В то время, как в других государствах", свидетельствует новейший автор Орлов: "судебное красноречие развивалось наряду с парламентским, в Германии и Австрии оно оставалось совершенно неизвестным" *(887).
"Когда умер Эрскин", пишет Пришль: "вся Шотландия плакала над гробом своего величайшего адвоката, и его смерть считалась общественным бедствием. То же самое сообщают нам о том случае, когда Ирландия утратила своего первого адвоката в лице Куррена. Неувядающего слава покрывает имена Борка, Фокса, Шеридана, лорда Брума, удивление и признательную оценку нашли у современников и потомков мужественные защитники Людовика XVI: Малесерб, де-Сез, Троншэ, а в наше время Беррье и другие...
Не отыщется ли в немецкой земле хоть один, чье имя можно было бы поставить наряду с названными всемирнознаменитыми именами? Пред нами постыдный факт: народ, который создал столько великого во всех областях человеческого духа, который более других имеет право гордиться, что во все эпохи преследовал идеальные цели человечества и посредством своих величайших людей, каковы Лютер, Гете, Шиллер, Кант, Рихард Вагнер, приближал к этим целям все человечество, не обладал и не обладает до сих пор ни одним великим адвокатом! Поэты и художники, воины и государственные мужи, ученые, исследующие все тайны неба и земли, врачи, купцы, инженеры и ремесленники... всюду мы встречаем статуи, поставленные в честь их, по адвокатам не воздвигнуто в германской земле ни одного памятника" *(888).
Далее, помимо того, что германская адвокатура не создала ничего выдающегося, она стояла очень низко во мнении общества и правительства. Мы уже указывали, что в средние века ее приравнивали к самым низким ремеслам, и что в новое время не произошло коронной перемены в этом отношении.
Какими же причинами обусловливалось столь жалкое положение адвокатуры в течение целых столетий. Прежде всего, весьма неблагоприятное влияние на развитие ее оказывали политические и социальные условия. Германия была раздроблена вплоть до последнего времени на целую массу мелких государств, нередко враждовавших между собой. Сознание национального единства совершенно отсутствовало. Общего законодательства не было. Адвокаты каждого отдельного государства были чужды друг другу; они не могли сплотиться между собой и образовать прочную ассоциацию, которая служила бы залогом их независимости и процветания. К этому присоединялось еще широкое развитие в Германии феодализма. В течении целых веков дворянство, духовенство и бюрократия старались сделать отправление правосудия своею частной собственностью, и неуспевшая окрепнуть государственная власть не смела оказать им соответствующего противодействия *(889). Благодаря этому, адвокатура была не в силах выбиться на самостоятельную дорогу. Какова могла быть ее деятельность в то время, когда правосудие являлось не более, как милостью и капризом могучих феодалов?
Далее, не мало вреда приносила реценция римского права, имевшего очень мало общего с правосознанием германского народа и недоступного для необразованных граждан. Адвокаты, являясь в глазах народа жрецами неведомого и чуждого ему культа, не могли внушить доверия к себе, даже при самом добросовестном отношении к делу *(890).
Еще пагубнее было введение тайного инквизиционного, письменного процесса в гражданских и уголовных делах. "Как, - говорит Гекер, - мог адвокат избегнуть униженности, как мог правозаступник достигнуть личного уважения, если право и отправление правосудия были для народа загадкой сфинкса, где при закрытых дверях велась большая и малая война права и справедливости, против личной свободы и чести, а погрешности судей нередко взваливались на адвоката *(891)?"
В то же время внутренняя организация сословия была не такова, чтобы члены его могли успешно бороться с неблагоприятными внешними условиями. Вначале адвокатура считалась абсолютно свободной профессией, т. е. другими словами не имела никакой внутренней организации. Затем, законодательная деятельность стала мало-помалу упорядочивать ее, руководствуясь принципами юстинианова права. Сословие адвокатов было ограничено комплектом, локализовано, поставлено в полную дисциплинарную зависимость от суда, в некоторых местах обеспечено жалованьем и постепенно слито с сословием поверенных. Таким образом, те благотворные начала, которые доставили французской и английской адвокатуре процветание, именно строгое отделение правозаступничества от судебного представительства, относительная свобода и безвозмездность профессии, а также тесная связь с магистратурой совершенно отсутствовали в германской организации и были заменены как раз противоположными.
Сопоставляя все сказанное, нельзя не согласиться с Гансом, что "в Германии с давних пор было сделано все, чтобы унизить сословие адвокатов, заключить его в оковы, с одной стороны, дисциплины, а с другой, знаков милости, и лишить его того уважения и той чести, которая составляет жизненный элемент его надлежащего положения в государстве" *(892).
В XIX веке произошел ряд благодетельных перемен в государственной жизни Германии, начиная от объединения всей страны и реформы судопроизводства, сделавшегося устным, публичным и состязательным и кончая введением сословной организации в адвокатуру. Но хотя внутреннее состояние сословия адвокатов и улучшилось сравнительно с прежним, тем не менее до процветания ему еще очень далеко вследствие того, что многие из неблагоприятных условий, как было показано в предыдущем параграфе продолжают существовать и по настоящее время.
IV. Австрия
_ 1. Дореформенная адвокатура
История австрийской адвокатуры в средние века и в новое время была уже изложена нами в связи с историей общегерманской адвокатуры. Теперь остается рассмотреть подробнее состояние ее в XIX веке.
В 1781 году правительство объявило адвокатуру свободной профессией в том смысле, что каждый окончивший университет и представивший удостоверение от адвоката в своей честности, способности и опытности, имел право, по выдержании государственного экзамена, заниматься адвокатурой *(893). Но свобода профессии привела на практике к переполнению ее, и правительство должно было принять меры к прекращению дальнейшего наплыва адвокатов. С этой целью указ 1802 года предписал не производить адвокатских экзаменов до дальнейшего распоряжения. Само собой понятно, что это была не реформа, а просто пальятивная мера. Вскоре на практике образовался обычай испрашивать у императора позволения держать экзамен. Если такое позволение давалось, кандидат подвергался экзамену и, выдержав его, допускался к адвокатуре. Между тем, мало-помалу был установлен комплект адвокатов в отдельных областях и городах.
В 1826 г., министерство юстиции получило право замещать вакантные адвокатские места кандидатами, выдержавшими государственный экзамен *(894).
Изданный в 1849 г. временный адвокатский устав и многочисленные мелкие указы определили с разных сторон организацию и имели силу до 1868 года, когда появился новый устав, произведший коренную реформу профессии. Дореформенная австрийская адвокатура была во многих отношениях очень схожа с адвокатурой других германских государств того времени.
Для допущения к адвокатуре требовались следующие условия: 1) австрийское подданство, 2) совершеннолетие, 3) незапятнанное поведение, 4) степень доктора прав или выдержания трех государственных экзаменов, 5) трехлетний стаж, в том числе, один год адвокатской практики и 6) государственный практический экзамен в комиссии при апелляционном суде *(895).
Допущение зависело от министра юстиции, который не был связан существовавшими постановлениями о комплекте, но должен был прежде чем увеличить или уменьшить число адвокатов данной местности, спрашивать на этот счет мнения надлежащего апелляционного суда и адвокатской камеры *(896).
Дисциплинарная власть принадлежала апелляционным судам. Только по их инициативе могло быть возбуждаемо дисциплинарное преследование. Они могли налагать следующие наказания: выговор, штраф, временное запрещение практики и исключение из числа адвокатов, но в двух последних случаях должны были предварительно испрашивать мнение адвокатской камеры и представлять его вместе со своим решением верховному суду (der oberste Gerichtshof) *(897).
До 1861 г. при каждом апелляционном суде существовала адвокатская камера, т. е. коллегия адвокатов. Камера ежегодно избирала председателя и совет, распоряжалась своим имуществом, следила за поддержанием чести и достоинства сословия и имела право представлять проекты законов. Совет, состоявший из председателя и четырех членов, имел надзор за кандидатами в адвокатуру и назначал бесплатных защитников для бедных тяжущихся *(898).
Но в 1861 году все адвокатские камеры были соединены в одну "нижне-австрийскую камеру" *(899), (Niederosterreichische Advocatenkammer), организация которой была определена особым статутом. Права и обязанности камеры остались теми же, что и были раньше, с той только, разницей, что территориальная сфера ее деятельности сделалась гораздо шире *(900). Совет и председатель по прежнему избирались ею на один год, но число членов совета было увеличено с 4 до 16 *(901). К обязанностям совета, помимо надзора за кандидатами и назначения адвокатов на бесплатные защиты, присоединялись: попечение об имущественных делах камеры, " Ib., _ 8." разрешение споров между адвокатами и клиентами и наблюдение за поддержанием чести и достоинства сословия *(902). Осуществляя последнюю обязанность, совет мог производить дисциплинарное расследование и налагать на виновного наказание: выговор. На постановление совета допускалась апелляция в камеру *(903). Как видно из этого, дисциплинарные полномочия самого сословия были весьма ограничены: в то время, как апелляционный суд мог приговаривать адвоката к запрещению практики и даже к исключению из сословия, совет не имел права идти дальше выговора. Деятельность председателя камеры заключалась в руководстве заседаниями камеры и совета, а также в назначении от имени совета адвокатов на бесплатные защиты *(904).
Адвокаты являлись не только защитниками сторон, но и представляли их. Они не имели права заключать предварительных условий о гонораре под страхом исключения *(905), но должны были письменно или устно объявить суду размер требуемого гонорара *(906). Если они не исполняли этого, то лишались права на какое-бы то ни было вознаграждение, а клиент мог требовать возвращения уплоченной им вперед суммы *(907). Суд производил поправку представленного счета и определял окончательный размер гонорара, принимая во внимание количество труда, потраченного адвокатом, его старательность и искусство в составлении бумаг, тщательность и аккуратность в ведении дела, соблюдение законных предписаний, а также имущественную состоятельность клиента *(908).
Итак, организация австрийской адвокатуры до 1868 г. основывалась на следующих принципах: 1) ограничение дала адвокатов определенным комплектом; 2) зависимость адвокатов от министерства юстиции по вопросу о допущении к профессии и от апелляционных судов в дисциплинарном отношении; 3) крайне ограниченная сфера деятельности сословных учреждений и 4) определение гонорара судом помимо таксы. Неудовлетворительность такой организации стала чувствоваться очень скоро. Еще в 1848 г. была подана кандидатом в адвокатуру Бергером (впоследствии министром) петиция за подписью почти ста докторов права. В петиции предлагалось уничтожить ограничение числа адвокатов комплектами, предоставить право каждому лицу, имеющему докторский диплом и отбывшему трехлетний стаж, заниматься адвокатурой. Министр юстиции Соммаруга благосклонно принял петицию и передал ее на заключение верховного суда, которой должен был предварительно выслушать мнение апелляционных судов и адвокатских коллегий. Резолюция верховного суда гласила, между прочим, следующее: "что касается существенного вопроса о том, должно ли быть удержано и на будущее время ограничение адвокатов определенным числом, то только адвокатская коллегия и апелляционный суд Тироля, опасаясь, что свобода адвокатуры вызовет переполнение сословия, предложили удержать ограничение. Все остальные адвокатские коллеги и апелляционные суды выказываются за то, чтобы каждому удовлетворяющему установленным условиям было предоставлено право заниматься адвокатурой... По их мнению, ограничение адвокатов для каждой местности определенным числом, которого нельзя никогда определить с уверенностью, что оно будет соответствовать потребности и на продолжительный период времени, приносить, во всяком случае, тот вред, что, с одной стороны, дает назначенным адвокатом монополию, которая увеличивает издержки на юридическое представительство, а с другой стороны, создает массу уличных адвокатов, в руки которых попадают дела, и которые для публики пагубнее, чем переполнение адвокатского сословия. определение неизменного числа имеет еще и ту вредную сторону, что уничтожает в значительной мере конкуренцию между адвокатами с целью завоевать доверие публики, и что в какой-нибудь местности, где, как легко может случиться, сойдет много неспособных или незаслуживающих доверия адвокатов, публика принуждена будет в течение целого ряда лет передавать свои дела в плохие руки вместо того, чтобы иметь возможность доверять их по своему выбору тем, которых она считает самыми способными и достойными. К тому же в настоящее время, когда предстоит полное преобразование судопроизводства и судоустройства, было бы совершенно невозможно определить хотя бы с некоторой вероятностью потребность отдельных кругов и местностей в адвокатах. На этом основании суд думает, что предложением предоставить занятие адвокатурой каждому, кто удовлетворяет требуемым условиям, должно быть принято. Что касается ближайших условий, при которых должно это произойти, то кажется, что не может быть возбуждено никаких сомнений относительно того, чтобы свидетельство каждого апелляционного суда, выданное адвокату, имело силу для всей монархии, так как законы в отдельных провинциях не различаются существенно друг от друга. Тем не менее, необходимо, чтобы каждый адвокат не только указал апелляционному суду место, где он намеревается жительствовать и не смел переменять его без ведома, но и чтобы, по общему правилу, каждый адвокат, живущий в провинции, имел право вести дела только в этой провинции, так как в противном случае надзор за адвокатами был бы чрезвычайно затруднен, и та как, к тому же, ведение дел в других провинциях по большей части соединено для тяжущихся с издержками и проволочками. Что касается будущего положения адвокатов, то многие из присланных проектов предлагают организовать дисциплинарные советы из самых адвокатов подобно тому, как они организованы во Франции и в некоторых других государствах. Однако эти проекты расходятся между собой относительно власти, которую надо предоставить дисциплинарным советам, и относительно изменений, которые произойдут в отношениях адвокатов к судам. Некоторые апелляционные суды, в особенности богемские и еще более галицийский, хотят сделать адвокатов независимыми от судов, отнимая от последних право полагать даже малейшие выговоры, между тем, как другие хотят более или менее удержать дисциплинарную власть судов над адвокатами. По мнению верховного суда, учреждение из среды самих адвокатов таких коллегий, которые имеют целью поддерживать честь и достоинство сословия, блюсти дисциплину над членами их, рассматривать и разрешать жалобы, наблюдать за поведением кандидатов в адвокатуру и обсуждать общие вопросы всего сословия, не только полезно, но и кажется, если адвокатура будет сделана свободной и неограниченной комплектом профессией, безусловно необходимым, так как при таких обстоятельствах контроль, который суды могут отправлять лишь постольку, поскольку к этому дают повод заседания, будет недостаточным. Такие дисциплинарные советы могут быть образованы не только при апелляционных судах, но и при таких коллегиальных судах первой инстанции, где находятся значительное количество адвокатов. Что же касается объема их власти и отношения к судам, то при этом следует принять во внимание следующие соображения: 1) за первыми инстанциями должно быть необходимо оставлено право при неприличном поведении или других нарушениях, в которых провинятся адвокаты в заседаниях суда или судебных бумагах, не только прибегать к необходимым для поддержания порядка распоряжениям, как то: лишению права говорить, возвращению бумаги, содержащей оскорбительные выражения, но и налагать небольшие наказания именно: предостережения, выговоры и денежные штрафы, и просить непосредственно или через прокурора апелляционного суда о временном воспрещении адвокату практики или исключении из списка. В противном случае, суды не имели бы должной власти для руководства судебными заседаниями. Апелляционные суды должны в тех случаях, когда низшие суды непосредственно или через посредство прокурора просят о временном запрещении практики или исключении адвоката, разрешать жалобы на постановленные в первой инстанции решения без предварительного вмешательства дисциплинарного совета, так как дисциплинарный совет, если только необходимо единство в отправлении правосудия, должен стоять ниже апелляционного суда, а не в ряду с ним, 2) напротив того, не подлежит, по-видимому, сомнению, что дисциплинарному совету подсудны все дисциплинарные нарушения, которые совершены не во время судебных заседаний, но на которые или принесены жалобы сторонами непосредственно дисциплинарному совету, или указано ему министерством и судами. Права дисциплинарного совета могли бы быть равным образом распространены на наложение предостережений, выговоров, штрафов и на право просить апелляционный суд о запрещении практики или исключений. Но при этом должно быть установлено, чтобы на каждое решение дисциплинарного совета все равно, будет ли оно благоприятно или неблагоприятно, прокуратура могла принести жалобу апелляционному суду" *(909).
Как видно из этого отрывка, мнение верховного суда клонилось к тому, чтобы адвокатура была организована по французскому образцу того времени, с предоставлением судам самостоятельной дисциплинарной власти над адвокатами, наряду с властью совета сословия.
Но ни проект Бергера, ни мнение верховного суда не привели ни к каким непосредственным результатам. Как мы видели, временный устав 1849 г. и последующие законы не внесли ничего существенно нового и соответствующего предложению Бергера и верховного суда. Вопрос о свободе адвокатуре и о сословной организации ее возник вторично в 1861 г. в палате депутатов. 22 ноября 1861 г. депутат Ташек представил доклад: "о назначении на места нотариусов и адвокатов". Для рассмотрения этого доклада была избрана комиссия из 9 членов, в числе которых были Бергер и Гербет. Обсуждая доклад, комиссия возбудила принципиальный вопрос о том, насколько вообще целесообразно "назначение на должность" в адвокатуре, и не лучше ли объявить ее свободной профессией. Большинство голосов высказалось за свободу адвокатуры, и комиссия решила прежде, чем продолжать рассмотрение доклада Ташека, представить не разрешение палаты депутатов предварительный принципиальный вопрос. Доклад был поручен Гербсту, и результатом его оказалось то, что большинство членов палаты, как правой, так и левой, высказалось за свободу адвокатуры. Но и это решение осталось без практических результатов. Между тем агитация в пользу свободы адвокатуры не прекращалась. Кандидаты в адвокатуру затеяли в прессе 1867 и 1868 г. настоящий литературный поход против современной организации адвокатуры. К ним присоединилась и нижне-австрийская адвокатская камера, высказавшаяся единодушно в пользу свободы адвокатуры. Наконец, в 1868 г., когда портфель министра юстиции перешел в руки сторонника свободы адвокатуры Гербста, в организации сословия произошла коренная реформа. 16 января 1868 года депутация кандидатов на судебные должности подала Гербсту петицию об ускорении реформы. Министр ответил, что он смотрит на освобождение адвокатуры, как на нечто само собой понятное, что его мнение на этот счет такие же, как были в 1862 г., и что он считает обязанностью всякого министра поскорее освободиться от ответственности по назначению адвокатов на вакантные должности. К этому он прибавил, что, по его мнению, полная свобода деятельности в интересах самого сословия, которое в Австрии, как и всюду, имеет важное политическое значение, что он решительно желает, чтобы во всех представительных учреждениях, начиная с общины, действовали юристы, и что, по его убеждению, проведение этих принципов только возвысит достоинство адвокатского сословия *(910).