Рассмотрев условия, которым должны удовлетворять лица, желающие быть допущенными к занятию адвокатурой, мы должны теперь определить порядок этого допущения. Так как во всех цивилизованных государствах Европы, за исключением Англии, где господствует оригинальная, но, впрочем, неудовлетворительная система (см. ч. I, стр. 214), действует приблизительно одинаковые и, по нашему мнению, вполне целесообразные правила, то, не входя в подробное обсуждение их, можно ограничиться беглым очерком.
Лицо, желающее быть допущенным к подготовке или занятию адвокатурой, подает об этом прошение в совет сословия с приложением необходимых документов. Совет рассматривает их и удовлетворяется, удовлетворяет ли кандидат всем установленным в законе положительным и отрицательным условиям. Относительная свобода профессии, принятая нами, требует, чтобы отказ в допущении мог основываться только на отсутствии одного из этих условий. Поэтому, во избежание произвола со стороны совета сословия, такой отказ должен быть мотивирован и подлежать обжалованию со стороны кандидата. Апелляционной инстанцией может служить или суд, в округе которого действует данный совет, или, еще лучше, центральный верховный суд (у нас сенат), постановления которого уже окончательны.
_ 3. Внутренняя организация
Адвокатура должна быть организована в виде самоуправляющего сословия. Следовательно, нам нужно, прежде всего, рассмотреть устройство органов самоуправления, затем определить объем принадлежащей им дисциплинарной власти над членами сословия, порядок дисциплинарного производства и систему наказаний, установить гарантии против произвола органов самоуправления и в заключение коснуться дисциплинарной власти судов и вмешательства прокуратуры в дела сословия адвокатов.
А. Органы самоуправления. Сущность самоуправления заключается в том, что адвокаты не знают над собой никакой посторонней власти, а подчиняются общей воле своего сословия. Эта общая воля образуется из воли всех членов сословия. Поэтому, самым естественным выражением ее является постановление, принимаемое всем сословием in corpore. Другими словами, главным органом самоуправления является общее собрание адвокатов. Второй орган - это комитет или совета, избираемый на определенное время общим собранием для разрешения текущих дел. Он имеет значение постоянно и непрерывно действующего учреждения. третий орган - председатель совета, считающийся вместе с тем единоличным представителем сословия подобно тому, как городской голова - представитель думы и города. Способы и сроки избрания имеют второстепенное значение. "Хороший личный состав совета, изменяющийся не слишком быстро, но не остающийся и вовсе без перемены - вот",- как справедливо говорит г. Арсеньев: - "необходимое условие для успешной деятельности совета" *(1306). Этому требованию наиболее удовлетворяет германская система выборов, которую и можно рекомендовать в данном отношении.
Несравненно важнее вопрос о сфере компетенции каждого органа самоуправления. Приняв во внимание, что совет и председатель действуют по препоручению общего собрания, которое является единственным выразителем истинной воли сословия, следует признать, что главным начальствующим органом и высшей инстанцией по всем делам, касающихся всего сословия, должно быть общее собрание, и что остальные органы обязаны ему представлять отчеты о своей деятельности.
Избрание дополнительных органов, каковы - секретарь совета, казначей, библиотекарь, может быть производимо советом.
Б. Дисциплинарная власть. Прежде, чем говорить о том, кому следует предоставить дисциплинарную власть, необходимо точно установить понятие ее. Сущность его превосходно разъяснена г. фон-Резоном. "Право наказания, - говорит он:- "принадлежит, по общему правилу, в теперешних цивилизованных обществах, одному государству или, точнее,- главе его, как представителю или олицетворению государственной идеи. Поэтому, и наказания, в техническом смысле этого слова, могут быть наложены лишь теми специальными органами, которые на это уполномочены верховной властью, т. е. судами. Но ежедневный опыт нас убеждает, что помимо государственных наказаний возможна еще карательная деятельность другого рода. Человеческая жизнь не исчерпывается отношениями нашими к государству, подданными которого мы состоим, или в границах которого мы временно находимся. Мы рождаемся членами известной семьи, известного сословия, мы входим в сношения с частными лицами и подчиняемся до некоторой степени их власти; мы становимся членами разных союзов или учреждений; мы поступаем на государственную службу и тем входим в особые отношения к государственной власти и т. д. и т. д. Все эти отношения дают нам известные специальные права, не вытекающие из нашего общегражданского положения, но вместе с тем они и налагают на нас обязанности. Несомненно, что нарушения их должны вызвать реакцию, однако, в виду свойства самих нарушений, может исходить не от государства, а лишь от тех лиц или союзов, против благ которых они были направлены. даже само государство в тех случаях, когда оно имеет дело с нарушением со стороны своих агентов служебного порядка, отказывается от своей карательной функции, т. е. налагает на них взыскания не в общем уголовном порядке, а создает для этой цели особые органы, особое производство и даже отчасти особые взыскания.
Таким образом, рядом с общими преступлениями, наказуемыми государством, в силу принадлежащего ему jus puniendi, существует целая область нарушений, различающихся от них, как самым содержанием защищаемых благ, так и держателем карательного права. нарушения эти известны под названием нарушений дисциплины или нарушений дисциплинарных; право или власть налагать за них взыскания, мы называем властью дисциплинарной, а правила, определяющие объем, условия и способы деятельности этих властей - дисциплинарным правом" *(1307).
Применив эти общие соображения к занимающему нас вопросу, мы придем к следующим выводам. Адвокаты, подобно должностным лицам, могут своей деятельностью нарушать либо общие уголовные законы (напр., совершать убийство, кражу), либо специальные обязанности, налагаемые на них самой их профессией (напр., требовать уплаты гонорара вперед). За деяния первого рода они подлежат преследованию карательной власти государства и наказываются уголовным судом. преследование же проступков второго рода составляет обязанность дисциплинарной власти, которая в силу сословного самоуправления должна быть предоставлена какомунибудь из его органов. Но какому именно? Общему собранию? Это было бы чрезвычайно неудобно ввиду многочисленности членов его и невозможности часто созывать их. Председателю сословия? В таком случае доброе имя, честь и даже вся судьба отдельных членов сословия находились бы в руках одного лица, не связанного никакой ответственностью и не представляющего надежных гарантий беспристрастия. Остается одно из двух: или предоставить дисциплинарную власть совету сословия, или создать новый орган в виде особого "суда чести". Первая система господствует во Франции, Бельгии и у нас, а вторая в Германии и Австрии. Рассматривая их, легко убедиться, что разница между ними только по названию. В самом деле, как советы, так и дисциплинарные суды представляют собой выборные органы, а в Германии суд избирается даже из самих членов совета. Следовательно, принятие той или иной системы не имеет существенного значения. Можно только заметить, что если число членов совета слишком велико, так что частный созыв их затруднителен, то в виду практического удобства полезно учреждать особый суд в составе трех или пяти членов.
Итак, дисциплинарному суду подведомственны профессиональные проступки адвокатов; но, спрашивается, все ли без исключения или только некоторые, и какие именно? Чтобы ответить на это, нужно рассмотреть общий вопрос о границах между уголовной и дисциплинарной властью.
Наукой признано, что уголовному преследованию должны подлежать не только общегражданские преступления, но и некоторые из служебных, т. е. совершаемых при исполнении обязанностей по службе, хотя, впрочем, до сих пор отдельные писатели расходятся в определении признака, по которому следует различать, какие именно служебные проступки должны быть признаны дисциплинарными, а какие уголовными. По мнению некоторых, к области уголовных преступлений относятся умышленные нарушения, а к области дисциплинарных - неосторожные. Другие обращают внимание на то, соединены ли данные проступки с желанием нарушить права государства или частных лиц, или же нет.
Третьи разграничительным признаком считают большую или меньшую тяжесть наказания, положенного за то или иное нарушение. Наиболее правильный взгляд высказал Гельшнер, который различает две группы служебных пропусков: в одну входят противозаконные злоупотребления порученными данному лицу служебными правами, а в другую нарушения внутреннего служебного порядка, не связанные с такими злоупотреблениями. Сообразно с этим, такие проступки судей, как напр. неправосудие, взяточничество, относятся к уголовным, а неявка от отпуска в срок или совершение каких-либо хотя и не противозаконных, но несовместимых с достоинством судейского звания действия, в роде появления в пьяном виде в публичном месте, участие в скандалах и т. п.,- к дисциплинарным. Подобное разграничение вполне естественно, так как в случаях первого рода должностные лица нарушают не только служебный, но и государственный порядок, посягая на вверенные им интересы государства, а в случаях второго рода их проступки касаются одних только служебных отношений. Мнение Гельшнера принято г. фон-Резоном и подробно развито в применении к русскому законодательству.
Приложим эти общие начала к интересующему нас вопросу. Правозаступничество - общественная служба. Следовательно, профессиональные проступки адвокатов представляют собой, в сущности, служебные проступки и мог быть двоякого рода, смотря по тому, заключают ли они в себе злоупотребления профессиональными правами или же нарушение внутреннего порядка профессиональной деятельности. Первые подлежат ведению карательной власти государства и уголовному суду, вторые - дисциплинарной власти сословного самоуправления. Первые должны быть точно определены в уголовном кодексе. Что же касается вторых, то относительно их этого сделать невозможно. "Дисциплинарное деяние",справедливо говорит г. фон-Резон: "представляет собой не нарушение защищаемых государством путем наказаний норм, а нарушение известных специальных обязанностей, порядка, требований нравственности, благопристойности и т. д. Первым нормам можно составить точный список, ибо государство всегда может и даже должно определить, что преступно и наказуемо; поэтому, 1 статья нашего проекта уголовного уложения совершенно правильно определяет, что никто не может быть наказан за деяние, не запрещенное во время его совершения законом уголовным под страхом наказания. Но не так легко поддаются перечислению нормы нравственности и другие нормы, нарушаемые дисциплинарными деяниями, ибо оценка сих деяний и решение вопроса, составляют ли они действительно нарушение указанных норм, в большинстве случаев зависит совершенно от личных взглядов и индивидуальных убеждений, сложившихся под влиянием воспитания, известной среды и т. д. Весьма часто, напр., мы видим, что одни и те же поступки детей в разных семьях вызывают со стороны родителей самую разную оценку; что члены союза разного мнения о том, следует ли деяние товарища признать безнравственным, нарушающим его профессиональные или другие специальные обязанности или нет, и т. д. Поэтому, в сфере дисциплинарного права, по самому существу его, немыслимо составление такого точного списка подлежащих каре деяний, как в уголовном праве, а приходится ограничиться общими, более или менее неопределенными указаниями: родители вправе принимать дисциплинарные меры против детей строптивых и неповинующихся, за порочную жизнь их и за другие явные пороки; мастер имеет в доме своем права хозяина над подмастерьями и учениками, но не должен наказывать без вины их; дворянство имеет право исключить из собраний своих дворянина, который явный и бесчестный поступок всем известен; в общественных собраниях преследуются нарушения порядка, требования вежливости, и, вообще, действия, нетерпимые в образованном обществе; лица судебного ведомства могут быть удалены от должности за противные нравственности или предосудительные поступки, несовместимые с достоинством судебного звания и т. д. Во всех этих и подобных постановлениях встречаются не определение существенных признаков наказуемого деяния, а простая ссылка на нормы нравственности и т. п." *(1308).
Все сказанное имеет полную силу и по отношению к адвокатуре. Это сознано положительными законодательствами, которые, не перечисляя дисциплинарных проступков адвокатов, просто представляют право советам сословия наказывать с дисциплинарном порядке действия адвокатов, которые не соответствуют достоинству их звания. определение и классификация дисциплинарных проступков составляет задачу так называемой адвокатской этики, которая является кодексом правил личного поведения адвокатов при отправлении своих профессиональных обязанностей и вне его. Так как воззрения на задачи адвокатуры и организации ее не во всех странах одинаковы, то вполне понятен тот факт, что такое же различие наблюдается и в правилах профессии. история, выработав два типа адвокатов, вместе с тем создала и две системы адвокатской этики: англофранцузскую и австро-германскую. Мы уже указывали, что первая превосходит вторую как возвышенностью взглядов на деятельность адвокатуры, так и строгостью требований, предъявляемых к нравственности членов профессии. Выше всех в этом отношении стоят французские и бельгийские адвокаты, обладающие в трудах Молло, Лиувилля, Крессона, Дюшена, и Пикара полными сводами своей этики. Затем следуют англичане, хотя и не имеющие подобных писанных кодексов, но выработавшие себе традиции, сходные с французскими и бельгийскими. Что же касается адвокатов австро-германского типа, то совмещение правозаступничества с судебным представительством, понизив общественное значение адвокатуры и повредив ее достоинству, отразилось неблагоприятным образом и на профессиональной этике. Вследствие этого, те поступки, которые считаются французскими адвокатами несоответствующими достоинству профессии и подвергаются дисциплинарному преследованию, как, например, занятия торговлей, агентурой, управлением чужими делами, требование гонорара, употребление табличек, и т. п., не представляют в глазах немецких, австрийских и русских адвокатов ничего предосудительного и совершаются ими со спокойной совестью.
Исследование принципов адвокатской этики выходит за пределы настоящего труда и составим предмет особого сочинения. Но чтобы точнее определить сферы компетентности дисциплинарной власти, полезно будет перечислить те служебные проступки адвокатов, которые подлежат ведению уголовного суда. Для этого нужно посмотреть, какие права предоставлены адвокатам для отправления профессии, и в чем может выразиться злоупотребление ими.
Адвокаты занимаются юридической консультацией и судебной защитой. Другими словами, они имеют, вопервых, право подавать советы и, во-вторых, право производить на суде речи. Что касается первого права, то сразу видно, что никаких подлежащих уголовному преследованию злоупотреблений им не может быть, так право совета не есть власть, допускающая какие-либо превышения. Если адвокат побудит клиента своим советом к совершению преступления или к такому действию, которое принесет клиенту материальный ущерб, то в первом случае он совершит не служебное, а общегражданское преступление и будет подлежать ответственности в качестве подстрекателя или пособника, а во втором случае клиент может искать с него вознаграждения за убытки и требовать дисциплинарного наказания.
В ином положении находится право судебной защиты. Оно допускает злоупотребления двоякого рода: относительно 1) клиентов, 2) участвующих в деле лиц. Рассмотрим их по порядку.
Клиент, поручая защиту своих прав адвокату, знакомит его с обстоятельствами дела и нередко посвящает его в самые интимные подробности своей личной и семейной жизни, знание которых необходимо в интересах защиты, а следовательно, и в интересах правосудия, немыслимого без правильной защиты. Но для того, чтобы клиент мог быть вполне откровенным со своим адвокатом, необходимо дать ему уверенность, что все открытые им обстоятельства будут держаться в строгом секрете и ни в каком случае не получат огласки. Отсюда возникает для адвокатов обязанность так называемой профессиональной тайны, существующей и в других профессиях, каковы медицинская, акушерская, аптекарская, духовная. "Обязательность тайны",- справедливо замечает Фостэн Эли,- "установлена в общем интересе, ее нарушение оскорбляет не только лицо, которое доверило тайну, так как оно лишает профессии, служащей опорой общества, того доверия, которое должно окружать их" *(1309). Ввиду публичного характера этой обязанности, нарушение ее должно быть обложено уголовным наказанием. Так и поступают некоторые действующие законодательства. Французский кодекс наказывает это преступление тюремным заключением от одного до шести месяцев и штрафом от 100 до 500 франков, а германский,- штрафом до 1500 марок или тюремным заключением до трех месяцев *(1310).
Далее, адвокат может совершить другое, еще более важное преступление по отношению к клиенту, именно изменить ему. Эта измена может иметь двоякую форму: или адвокат является в одном и том же процессе советником обеих тяжущихся сторон или, войдя в соглашение с противной стороной, действует во вред своему клиенту. Так как преступление обоего рода нарушают правильное определение правосудия и, потому, являются посягательствами на правовой строй государства, то и они должны подлежать уголовному преследованию. Так и поступило германское законодательство, поместив это преступление в уголовном кодексе и обложив первый вид его тюремным заключением до трех месяцев, а второй - заключением в смирительном доме до пяти лет *(1311). По нашему уложению, измена клиенту наказуется, как мошенничество *(1312). Французский закон, а равным образом и профессиональные правила совершенно умалчивают о втором виде разбираемого преступления. Это обстоятельство свидетельствует, насколько высока нравственность французских адвокатов: ни сами они, ни даже законодатели, иной раз недоверчиво относившиеся к ним, не допускают возможности измены клиенту со стороны какого-нибудь члена адвокатуры. Первый вид измены подлежит дисциплинарному преследованию *(1313).
Наконец, третье нарушение профессиональных обязанностей по отношению к клиентам выражается в форме вымогательства или каких-либо обязательств до окончания процесса, когда клиент находится в нравственной зависимости от адвоката.
Это преступление, по своему характеру, аналогично взяточничеству со стороны судей и прокуроров, так как адвокат, являющийся фактором правосудия, требует за усердие при исполнении своей служебной обязанности особого вознаграждения от тяжущегося. Действующие уголовные законодательства не упоминают о вымогательстве адвокатов. В тех государствах, где господствует договорное определение гонорара, разумеется, не может быть и речи о подобном преступлении. В странах же, принявших относительную безвозмездность, оно наказывается, но только в дисциплинарном порядке.
Переходя к нарушениям адвокатами профессиональных обязанностей относительно других лиц, с которыми они приходят в соприкосновение в своей деятельности, мы можем легко убедиться, что все эти нарушения сводятся к одному типу: оскорблению чести. В самом деле, адвокаты до судебного заседания не входят в непосредственные сношения ни с противниками, ни с их защитниками, ни с судьями, ни с прокурорами, ни с другими участвующими в процессе лицами: они знают только своих клиентов и больше никого. Они не в состоянии даже совершить какого-либо проступка при последствие подаваемых суду состязательных бумаг, так как, не будучи представителями тяжущихся, они не имеют права подписывать этих бумаг, а потому и ответственность за содержащиеся в них оскорбительные выражения падает или на самого тяжущегося, или на его поверенного. Единственный способ, каким они могут нарушить права перечисленных выше лиц, это - нанести им обиду в устной речи на суде.
С первого взгляда кажется, что в таких случаях адвокаты должны подлежать уголовному преследованию, так как они злоупотребляют предоставленной им свободой слова. Но при ближайшем исследовании вопроса следует прийти к другому выводу. Адвокат отправляет общественную обязанность. В интересах вернейшего раскрытия истины на суде ему, как и прокурору, должна быть предоставлена полная свобода слова. А для того, чтобы она была осуществлена на деле, необходимо гарантировать ему безопасность, т. е. дать ему право говорить все, что он считает нужным в интересах защиты, не боясь подвергнуться за это уголовному преследованию. "В каждом почти деле",- говорили мы в другом месте: - "адвокату приходится критиковать показания свидетелей и экспертов, признавать их не заслуживающими уважения, хотя бы даже они были даны под присягой, касаться нравственной подкладки процесса, делать с этой точки зрения характеристику противной стороны и т. п. Весьма легко может случиться, что кто-либо из участвующих в деле лиц оскорбится замечаниями адвоката. Неужели же возможно предоставить каждому из них право привлекать адвоката к ответственности? "В каком положении", - спрашивает "Суд. Газета": - "оказалось бы дело правосудия, если бы все прокуроры, которые громят своими речами подсудимых, знали, что оправданный подсудимый может привлечь их к суду за клевету?" А разве деятельность адвоката не аналогична деятельности прокурора?
Разве он исполняет свои профессиональные обязанности не в интересах правосудия, государства, общества? И если, отправляя свою высокую миссию, он по благородному увлечению при защите чужих прав или даже по какой-либо ошибке уклонится от должного пути, то разве справедливо ввергать его за это в темницу, как злостного клеветника, наравне с заклейменными позором мошенниками, ворами, убийцами и прочими врагами общественного порядка? Но, с другой стороны, нельзя оставить без охраны и чести частных лиц от злоупотреблений свободой речи, и потому некоторые иностранные законодательства (французское, английское, бельгийское, североамериканское), запрещая уголовное преследование адвокатов, дозволяют наказывать их в дисциплинарном порядке *(1314). Не нужно думать, что дисциплинарная ответственность слишком легка, и что интересы частных лиц гарантируются ею недостаточно полно. Нисколько. По французскому закону, например, суд может в дисциплинарном порядке запретить адвокату практику на два месяца, а в случае повторения проступка в том же году - на шесть месяцев".
Виду таких соображений, следует признать, что злоупотребления адвокатами свободной речи должны быть преследуемы исключительно в дисциплинарном порядке.
Итак, в результате исследования профессиональных проступков адвокатов мы приходим к тому заключению, что только три из числа их, именно обнаружение профессиональной тайны, измена клиенту и вымогательство, гонорара могут быть признаны уголовными; все же остальные относятся к дисциплинарным.
В. Порядок производства. На практике существуют две системы дисциплинарного производства: одна принята во Франции, Англии, Бельгии и отчасти России, а другая в Германии и Австрии. Первая отличается простотой и отсутствием формализма и носит, так сказать, частный, семейный характер; вторая же, наоборот, построена всецело по образцу обыкновенного уголовного процесса и мало чем рознится от него. Которую из них следует признать более целесообразной?
Дисциплинарные нарушения представляют собой посягательства н нормы профессиональной этики, т. е. на правила внутреннего порядка служебной деятельности, приличия и благопристойности. Нужно ли производство о них обставлять всеми теми гарантиями, которые соблюдаются в уголовном процессе? Следует ли производить дознание, предварительное следствие, составлять форменный обвинительный акт, устраивать судебное следствие со всеми его атрибутами,- прениями сторон, поверкой доказательств, и т. п. по поводу таких проступков, как напр., употребление факторов для приискания клиентуры, появление в пьяном виде в публичном месте, грубое обращение с тяжущимися или оскорбление словами противника? С первого же взгляда видно, что прилагать к этого рода делам сложные формы уголовного процесса значит делать из мухи слона. Мало того. Уголовный суд имеет задачей точное применение установленных законодателем общих норм к индивидуальным случаям. Дисциплинарный же суд не только применяет правила профессиональной этики, но и создает их, так как они не кодифицированы, да и вообще не поддаются кодификации. Таким образом, он играет роль не только суда, но и законодателя. Отсюда понятно, что его деятельность нельзя стеснять такими формальными рамками, в какие должно быть заключено отправление уголовного правосудия.
Ввиду таких соображений, следует отдать предпочтение англо-французской системе дисциплинарного производства, принятой в настоящее время и у нас в тех округах, где существуют сословные учреждения.
Г. Система наказаний. "Дисциплинарное взыскание",говорит г. фон-Резон: - "как и государственное наказание, есть порицание и осуждение виновного за содеянный им проступок, выражающееся в причинении ему известного физического или нравственного вреда или страдания. Но дисциплинарное взыскание имеет свое собственное специальное содержание, обусловленное характером дисциплинарного деяния, а именно: так как последним нарушается не общегосударственный, а частный правопорядок, то и порицание нарушения не может иметь того авторитетного характера, как порицание, выраженное государством за нарушение защищаемых им норм; напротив, дисциплинарное взыскание является только осуждением частным, кружковым, так сказать, относительным. Поэтому, самые меры взыскания должны иметь тот же частный характер и поражать лишь те блага, которые виновный приобретает, как последствие специальных отношений к данному держателю дисциплинарной власти" *(1315).
Этот принцип получил применение на практике, и почти во всех европейских законодательствах приняты одинаковые постановления. Ввиду этого, мы можем ограничиться только беглыми указаниями, не входя в подробное обсуждение этого вопроса. Самое тяжелое дисциплинарное наказание - исключение из сословия, лишающее адвоката навсегда права заниматься профессией. Само собой разумеется, что оно должно быть налагаемо за наиболее важные проступки, позорящие честь и достоинство сословия. Самым легким взысканием является предостережение, которое должно применяться в тех случаях, когда адвокат совершил незначительный проступок или только покусился на какое-либо нарушение. Между этими двумя пределами находятся еще несколько наказаний, именно выговор, денежный штраф и временное запрещение практики. Применение того или другого из них зависит от дисциплинарного суда, который должен сообразоваться с обстоятельствами каждого данного случая. Общих правил на этот счет нельзя выставить. Можно только заметить, что временное запрещение не должно превышать определенного и, притом, небольшого срока, например, полугода, так как в противном случае оно может фактически обратиться в исключение из сословия, и что денежные штрафы уместны в тех случаях, когда адвокат совершил проступок из корыстных побуждений. Штраф должен поступать в общую кассу сословия.
Д. Гарантии против произвола. Во II главе, рассматривая вопрос о корпоративной организации, мы указали на необходимость установить в интересах государства, клиентов и самих адвокатов гарантию против злоупотреблений и произвола органов сословного самоуправления. Самой естественной гарантией в этом отношении может служить право обжалования постановлений данного органа. Но кто должен исполнять роль апелляционной истины? Здесь следует различать два случая.
Постановления органов самоуправления могут касаться или дисциплинарного надзора за адвокатами, или каких-либо иных интересов сословия (хозяйственных, научных и т. п.). Что касается постановлений второго рода, то нет никакого сомнения в том, что апелляционной инстанцией для них должно служить общее собрание сословия, так как никто лучше его самого не в состоянии соблюсти интересов сословия, и так как ни государство, ни клиенты не могут от этого пострадать в каком бы то ни было отношении. Иначе обстоит дело с дисциплинарными приговорами. Они, в свою очередь, распадаются на две группы: одни относятся к нарушениям профессиональной этики, а другие к тем злоупотреблениям профессиональными права, которыми нарушаются интересы частных лиц, и которые только по исключению отнесены к дисциплинарным проступкам (оскорбление во время прений). Приговоры первой группы не должны подлежать апелляции. Действительно, апелляционной инстанцией мог бы быть или орган посторонней связи или вообще собрание сословия. Но ни то ни другое одинаково нежелательно и нецелесообразно: первое потому что вопросы адвокатской этики разрешались бы учреждением, нисколько не компетентным в них и не заинтересованным в поддержании нравственного достоинства сословия, а второе потому, что приговоры совета сословия представляют больше гарантий правильности и основательности, чем постановления общего собрания. Последнее обстоятельство прекрасно разъяснено г. Арсеньевым в применении к нашему законодательству. "Совет присяжных поверенных",говорит он:"состоит из лиц, избираемых в весьма короткий, годовой срок, и, притом, хорошо известных избирателям. Побуждений, которые могли бы произвести быстрый, резкий разворот в образе мыслей и действии члена совета, нельзя себе представить, потому что никаких выгод от такой перемены он приобрести не может, никаких давлений извне не испытывает, никаким соблазнам не подвергается. Несколько повлиять на него может разве долговременное пользование властью; но возобновление или не возобновление данных ему полномочий совершенно зависит от усмотрения избирателя. Избирая в совет лучших своих членов, сословие не имеет, таким образом, никакого основания не доверять им, стеснять, связывать их какимилибо условиями или обязательствами... "Сосредоточивая судебно-дисциплинарную власть над присяжными поверенными в руках совета", сказано в отчете С.Петербургского Совета за 1870-71 г., законодатель без сомнения руководствовался тем убеждением, что для всестороннего рассмотрения и правильного разрешения судебных дел необходимо коллегиальное учреждение, не слишком многочисленное, постоянно (в течение известного срока) действующее в одном и том же составе и несущее полную нравственную ответственность за свои постановления. Предоставление общим собраниям, многочисленным, случайно составленным и безответственным, права обсуждать во всякое время дисциплинарные постановления совета лишило бы эти постановления необходимого нравственного авторитета и перенесло бы центр тяжести дисциплинарной власти, вопреки намерению законодателя, из совета в общее собрание" *(1316). В силу таких обстоятельств, перепроизводство дисциплинарных дел в общем собрании представляется совершенно нецелесообразным. Но отсюда еще не следует, чтобы приговоры совета сословия было во всех отношениях окончательными. Как мы уже заметили, совет исполняет не только судебную, но и законодательную функцию: он не только налагает наказание за нарушение норм профессиональной этики, но и создает эти нормы. Если в качестве судебного учреждения он действует от общего собрания и не подчиняется его контролю, то только потому, что его приговоры обставлены лучшими гарантиями справедливости и основательности. Но его законодательная деятельность находится в ином положении. Являясь немногочисленной группой членов сословия, совет не может быть признан выразителем убеждений всего сословия. Поэтому его постановления должны подлежать обжалованию в той части, которая касается наказуемости совершенного адвокатами проступка. Тогда общее собрание сословия, не входя в обсуждение фактической стороны данного дела, высказывает только свое мнение относительно того, следует ли считать совершенно обвиняемым деяние профессиональным проступком, а если следует, то соответствует ли ему положенное советом взыскание. Другими словами, по жалобе обвиненного адвоката, общее собрание может: 1) утвердить приговор совета, 2) отменить его совершенно, не признав в поступке адвоката нарушения профессиональной этики, 3) уменьшить меру наказания и 4) увеличить ее.
Само собой разумеется, что обжалование приговоров совета может быть допускаемо только в важнейших случаях, именно, когда ими налагается запрещение практики и исключение из сословия. Иначе отправление дисциплинарного правосудия было бы замедлено и затруднено, так как частый созыв общих собраний адвокатов неудобен.
Обратимся теперь к обжалованию тех приговоров совета, которые относятся к злоупотреблениям адвокатами свободой слова. Так как этими злоупотреблениями нарушаются права частных лиц, и так как преследование их только по исключению изъято из сферы уголовного суда, то необходимо, по крайней мере, создать апелляционную комиссию, которая представляла бы достаточные гарантии беспристрастия как для потерпевших лиц, так и для обвиненных адвокатов. Единственное возможное решение этой задачи состоит в том, чтобы апелляционное производство по таким делам принадлежало какому-нибудь совершенно постороннему органу власти, например, дисциплинарной комиссии, состоящей из членов высшего суда данной страны.
Е. Дисциплинарная власть судов. "Необходимость поддержания порядка в публичных местах и в собраниях,говорит проф. Таганцев, - требует нередко принятия каких-либо особых мер и наложения взыскания на нарушителей спокойствия, не дожидаясь вмешательства судебной власти в общем порядке ответственности" *(1317).
Право принимать такие меры предоставлено и председательствующим в судебных заседаниях по отношению ко всем лицам, которые присутствуют в зале суда, не исключая и защищающих дела адвокатов. Объем этой власти и система взысканий представляют собой вопрос, относящийся к организации профессиональной деятельности адвокатов, а не сословия их, а потому выходит за пределы нашей задачи. Для нас важно только обратить внимание на одно обстоятельство: если адвокатура - фактор правосудия, равноправный прокуратуре, то дисциплинарная власть председателя суда должна быть совершенно одинаково, как над одной, так и над другой. Вот главное требование, которому должно удовлетворять то или иное решение разбираемого вопроса, так как нарушение его вредно отзовется на процессуальной равноправности сторон и, создав привилегию в пользу одной их них, унизить достоинство и уменьшить значение другой *(1318).
Ж. Вмешательство прокуратуры. Многие законодательства, и в числе их даже французское дают прокуратуре право вмешиваться в дисциплинарные дела сословия адвокатов. Такой порядок вещей, помимо того, что противоречит принципу независимости адвокатуры от прокурорского надзора и равноправности с ним, несостоятелен по трем причинам. Во-первых, прокурор является представителем карательной власти государства, а так как круг ее ведения ограничивается нарушениями общих уголовных законов, то ясно, что никакие дисциплинарные проступки, кем бы они ни были совершены, не могут подлежать преследованию со стороны прокурорского надзора. Во-вторых, предмет дисциплинарного производства составляет нарушения правил профессиональной этики, т. е. поступки, несовместные с достоинст