Другой наш классик – последователь и продолжатель дела Н. П. Кишенского Н. П. Пахомов несколько уточнил понятие вязкости (34, с. 83-84): «В сущности, под вязкостью надо понимать азартность гончей, врожденную жадность к зверю и главное настойчивость в преследовании зверя, заставляющие вязкую, верную гончую не обращать внимания на попавшийся след другого одноименного зверя, а продолжать гнать ранее поднятого. Переход от одного зверя на другого допускается только в том случае, если гонный след пересекает след более интересного для гончей зверя, т.е. при гоне по зайцу – лисицы, а при гоне по лисице – козла или волка».
Странно только, что весь раздел о вязкости своего руководства «Полевые пробы гончих» (34, с. 84), где достаточно подробно разбирается это качество, Н. П. Пахомов завершил явно ошибочным заключением, что вязкость можно определить преимущественно на сколе, а не по длительности гона. Вот это заключение: «Вязкость обнаруживается главным образом на сколах, почему охотнику запрещается помогать собакам, чтобы позволить судьям легче судить о размерах вязкости. Отсюда вытекает, что продолжительность гона и его беспрерывность не могут определять собой вязкости». Более того, вы не найдете в этой книге, а это прежде всего руководство для проведения экспертизы гончих собак в поле, какое время хотя бы приблизительно можно считать достаточным для определения качества испытываемой единицы. Даже пример действительно вязкой работы гончего выжлеца по лисице, где работа продолжалась более 6 часов в июльскую жару, он привел не в разделе вязкости, а в разделе нестомчивости и ни разу, излагая этот пример, не употребил слова «вязкость».
Полагаю, что для этой странности у Н. П. Пахомова были в то время объективные причины. И причины, скорее всего, в самой практике судейства гончих, принятой тогда ведущими экспертами. Работая над книгой «Русская гончая», мне пришлось изучить большое количество отчетов о полевых пробах, прежде всего нижегородских: Н. П. Пахомова, Н. Н. Челищева, М. И. Алексеева, В. С. Мамонтова, Б. В. Павлинова, М. А. Сергеева, которые присуждали дипломы, как правило, за работы не более двух - трех кругов и в большинстве случаев ограничивались 30-минутным гоном, даже в том случае, если гончая не бросала работу, а продолжала гнать. Случаи работы около часа до сигнала отбоя были редкостью, а дипломированной работы в один час я вообще не нашел. Правда Н. П. Пахомов в приложении к своему руководству об экспертизе гончих приводит текст отчета о Всероссийской пробе гончих 1928 года, где можно найти примеры присуждения диплома и из работы в один час.
Так что я, наверное, не погрешу против истины, если скажу, что на первоначальном этапе изучения индивидуального досуга гончей в нашей стране, при полевой экспертизе, обычной, хотя официально и не установленной, была норма в 30-40 минут для присуждения диплома любой степени. Хотя были случаи присуждения их и за 15 минут, и за один час.
Позднее, после 1953 года, когда была введена бонитировка, и потребовалось срочно расширять работу по изучению полевых качеств гончих и сам контингент полевых экспертов; эти нормы по правилам 1955 года сделали официальными. Определив при этом минимальное время для присуждения диплома III степени в 35 минут, диплома II степени в 40 минут и диплома I степени в 45 минут.
В 1959 году лимит времени работы на диплом немного увеличили. Соответственно: на диплом III степени – до 40 минут; на диплом II степени - до 50 и на диплом I степени - 60 минут, который продержался до 1995 года, когда был установлен новый лимит для присуждения диплома любой степени – в один час.
Конечно, все эти трансформации с нормами времени для присуждения полевых дипломов, прежде всего, связаны с усилением в сознании основной массы гончатников значения роли вязкости в оценке племенной значимости наших гончих. Ведь совершенно не напрасно В. И. Казанский в своей книге «Гончая и охота с ней» (16, с. 67) в 1960 году заявил: «Во всяком случае, для успешной охоты всякая гончая обязала, если понадобится, не бросать гонного зверя час - полтора, а то и больше, не обращая внимания ни на рог, ни на выстрел. Не часто, но встречаются гонцы, обладающие очень большим упорством в работе, способные гнать одного зверя чуть не по целому дню, и в то же время позывистые, позволяющие прервать охоту в любое время».
Кстати сказать, все эти перипетии с правилами и нормами продолжительности работ происходили у меня на глазах и в какой-то мере при моём участии, поскольку я уже старый человек, и вся послевоенная история гончих мне известна из собственного опыта.
Первая гончая с родословной появилась у меня в 1947 году. Она не была чистокровной собакой, т.к. мать её Шилка Перминова была полукровкой с одноколенной родословной, а отец Шугай 405/г сомнительного происхождения, т.к. родословную ему «сделали» лишь в семилетнем возрасте. Но эта выжловка способна была любого зайца прогонять не менее трех часов. При своей еще неопытности, конечно, в этой вязкости заслуги моей не было, тем более что на первых выходах в поле я сумел испугать её выстрелом. Правда, позднее, тропя вместе с ней русаков, мне удалось исправить свою промашку. И надо сказать, что эта собака многому научила меня в охоте.
Второй моей родословной гончей стала чистокровная собака, когда я уже приобщился к собаководству, став активным членом общества охотников и непременным участником всех выставок и полевых испытаний. Конечно, в выборе собаки мне помогали авторитетные старшие товарищи - искушенные гончатники. И с 1957 года я стал обладателем чепрачной выжловки от Чижика 581/г К. П. Зайцева, ранее Т. Я. Каменского и Плаксы II В. П. Фукалова, ранее С. Д. Криницына. Внучка двух знаменитых производителей: Сигнала 385/г Г. В. Богуша и Горниста 533/г Ф. И. Казакова, которую я назвал также Волгой, как и первую, вселяла в меня большие надежды, которые, в конце концов, так и не оправдались.
К моему разочарованию она не только не превосходила в поле мою первую полукровку, но явно уступала ей. И, прежде всего, в вязкости, хотя по всем тогда принятым нормам легко получала полевые дипломы (1 - II, 3 - III) и, в конце концов, стала – ч. Волга 1020/рг, поскольку от неё пошли и дипломированные дети.
Что я только не делал, чтобы она могла гнать как нормальная, в моем понимании, гончая. Без конца ездил с ней в поле, всё своё время отдавал нагонке, во время охоты всегда был под гоном, а по белой тропе и гонял постоянно с ней. Но всё напрасно: она могла хорошо гнать лишь 30 минут, после чего гон резко терял свою интенсивность и на 40-50 минуте прекращался мертвым сколом, который на поверке, как правило, не был сколом в истинном его понимании, т.е. потерей следа – она просто бросала его гнать. Более того, когда по белой тропе я выправлял такой «скол», – она в ближайшие полчаса вообще отказывалась его принимать, хотя по новому – свежему зайцу опять и практически сразу могла показать такую же яркую, но опять получасовую работу. Это меня раздражало и приводило в уныние, до её 8-летнего возраста, когда передал её в Йошкар-Олу Ю. Н. Петрову, но я так и не увидал от неё работы в один час.
Точно такой же была и её знаменитая дочь ч. Флейта 1006/рг А. П. Малышева, прославившаяся своим экстерьером, поскольку на выставках любого ранга и под разными экспертами всегда ходила первой в любом экстерьерном ринге. Правда, в работе она была поярче своей матери и иногда дотягивала в работе до часа. Но и она, так же как и её мать, кончала работу по любому зайцу, просто бросая его. Бывало на охоте, а охотился я с ней много, кричишь: «Алёша! Подкрикни! Бросила!» И стоит Алексею Павловичу двинуться в сторону «скола» и порскнуть два-три раза, как Флейта, хотя уже немного, но опять ярко проведет.
Совсем другой уродилась однокровница её – годом младше – Флейта 1200/рг В. Н. Рождественского, которая оказалась достаточно вязкой. Любопытно, что как по экстерьеру, так и по манере работы это были совершенно разные собаки: Флейта А. П. Малышева – пылкая, яркая, паратая тридцатиминутка, а Флейта В. Н. Рождественского – размеренная, спокойная в начале гона, заметно прибавляла во второй половине часа и уже яркой работой всегда переходила этот рубеж.
Конечно, было бы проще бросить эту «кровь» и не отводить потомков от такой собаки, но уж больно хороша была ч. Волга в свои запрограммированные 30 минут гона. Да и взять что-то новое было практически неоткуда. Вот и пришлось мне искать разные комбинации и вместе со своими друзьями - единомышленниками комбинировать с вязками, в попытках добиться удовлетворительной вязкости. К счастью, наши попытки, в конце концов, увенчались успехами, хотя для этого потребовалось 25 лет и смена 4-х поколений.
Только в 1982 году, наконец-то я получил по настоящему вязкую гончую, которая меня вполне удовлетворяла, как и полукровка в начале моей карьеры гончатника. Выжловка эта русская гончая ч. Вопишка 6929/рг от Шугая 6252/рг Ю. Н. Кузнецова и моей Плаксы 4207/рг. Не могу удержаться, чтобы не пересказать содержание письма и рассказа моего друга И. Н. Гальцева, у которого она впервые отдала голос и принялась в возрасте 7 месяцев и 4 дней – это первая её работа в жизни: «8 марта 1983 г., Деревня Данилково Вязниковского района Владимирской области. Погода: -8°С, ветерок, легкая поземка после мелкой утренней порошки. Снег сплошной, в поле русака держит, а выжловку нет. Приняла гонный след, отдала голос и гоняла более 3 часов полями. Проявила огромную вязкость, разумное поведение на следу и приличное чутьё: видал, что русак идет дорогой одной колеёй, а она гонит под ветром другой. Целиком гнала следом, где валилась сильно, переходила на рысь и шаг, но гнать не прекращала. В одном месте вошла гоном в заячью свадьбу, но следы этих трех русаков не приняла, а продолжала работать своего. Приятель отметил лишь два недостатка: верный, но слабый отрывистый совсем еще щенячий голос, и при наманивании со следа в руки не даётся, обходит стороной, продолжая гнать».
Вот только с этой выжловки у меня пошли опять нормальные подружейные гончие. А всю свою краткую историю со своими гончими я привел лишь для того, чтобы схематично показать и сам исторический процесс совершенствования нашей основной породы – русской гончей, поскольку моя практика достаточно верно отражает историю этой породы и в целом по стране. Ведь не я один, а большинство российских гончатников мучались искоренением тридцатиминутной вязкости у многочисленных потомков экстерьерных знаменитостей, которыми наградили нас в пятидесятых - семидесятых годах прошлого века незабвенные Г. В. Богуш и Б. В. Дмитриев. В то время один, пожалуй, из известных заводчиков – М. А. Сергеев в своей работе с гончей двигался в правильном направлении, – за вязкую гончую, но его роль в истории русской гончей мы стали осознавать совсем недавно.
Опираясь на собственный опыт и объективности ради, я должен также отметить, что хорошая – достаточная для длительной работы вязкость на час и два, не всегда проявляются в гончей сразу, как в случае с ч. Вопишкой 6929/рг. В моей практике были примеры, когда природная вязкость, унаследованная от предков, проявлялась исподволь – по мере взросления гончей и приобретения ею уже достаточного опыта – на вторую осень. Все попытки ждать эту вязкость позднее, на мой взгляд, бесперспективное дело: чего нет – уже не будет и проще проститься с такой обделенной природой собакой, чем мучить себя бестолковой нагонкой её до гробовой доски.
Ни для кого не секрет, что нормы, как неофициальные до 1955 года, так и официальные после него, для присуждения дипломов разных степеней всегда отражали состояние общего поголовья гончих в нашей стране и прежде всего его вязкости. Естественно, повышение качества вязкости в породах гончих было сложным и длительным процессом. Становление заводской породы русской гончей и замещение ею в России всей русско-польской мешанины, с которой никто не собирался всерьёз работать и которая долгое время была основной гончей у подавляющего большинства охотников, потребовало значительного промежутка времени в историческом плане, на что ушло практически все начало XX века.
Но надо было не только создать заводскую породу, требовалось сделать в рабочем полевом отношении её не хуже того поголовья, которое замещалось ею. Вот я как раз и застал окончание этого процесса, когда на смену невообразимого конгломерата беспородных гончих, пришла русская гончая вместе с англо-русской, и когда эти две уже заводские породы доводились в рабочем плане до уровня ранее использовавшегося пользовательного, без зафиксированного рода и племени, поголовья гончих
Совершенно ошибочно думать, что все эти беспородные гончие, на смену которых пришли заводские породы, уступали им в полевом отношении. Напротив, в моей памяти сохранились работы некоторых прежних, так называемых «поляков» и «костромичей», до которых надо еще доводить разумной племенной работой нынешних чистокровных собак. Весь секрет ведь в том, что с прежними ублюдками никто не занимался экстерьером, а был лишь очень жесткий отбор по работе. Мы же взяли на себя двойное бремя: сделали экстерьер, который нужно постоянно поддерживать, ведя при этом и селекцию по полю.
Какую же вязкость в гончей следует считать на настоящий момент удовлетворительной, и как рационально смотреть на проблему вязкости в этой собаке? На мой взгляд, надо, прежде всего, уяснить для себя саму природу вязкости.
Я полагаю, что вязкость это, прежде всего свойство чутья гончей собаки, способность фиксировать в своём сознании индивидуальный запах поднятого зверя и руководствоваться им в последующих своих действиях. В головном мозгу собаки, в той части, которая обрабатывает информацию о запахах, возникает временный «отпечаток» этого запаха, – вот эта память чутья и ведет гончую на гону. По своему опыту мы знаем, что эта память может быть и короткой и длинной, а иногда её вообще может и не быть – тогда такая гончая перегоняет всех зайцев в лесу, не задерживаясь ни на одном. Но чаще всего эта память все-таки есть, и тогда мы сталкиваемся с проявлениями её лишь в разной степени длительности.
Совершенно однозначно невязкими гончими, т.е. с короткой памятью на принятый запах, признаются собаки, способные лишь на гон поднятого зверя до первого скола и сразу возвращающиеся и владельцу. Тут всё ясно – гончая невязкая.
Сложнее определяться с гончими, которые также легко бросают зверя, но к владельцу не возвращаются и часто, особенно при высокой плотности поселения зверя, быстро поднимают другого. Тут вроде бы работа не прекращается, и очень часто такие страстные, но не вязкие собаки получают на испытаниях дипломы, которых они не заслуживают. И надо сказать, что такие случаи не так редки, как может показаться.
Вязкая собака, т.е. гончая с длинной памятью на запах поднятого зверя, так поступить не может. Даже столкнув во время гона из-под себя другого зайца, она проводит его только «на глаз» и сразу вернется к продолжению работы по «своему». Хороший пример такого поведения привел Б. Д. Протасов в своей книге «Охота с гончими» (39): «Подняв зайца, – второго в своей жизни, выжлец через несколько минут скололся в 60-70 шагах от меня. В тот же момент невдалеке я увидел пробирающегося между рядами елочек беляка и, решив, что это и есть гонный заяц, стал наманивать гончую на его след. Выжлец сейчас же пришел, поймал чутьём совершенно свежий след беляка, но, к моему изумлению, его не погнал, а сейчас же вернулся к месту скола. Через две-три минуты, справив скол, собака погнала дальше, но совсем в противоположном направлении от того места, куда ушел перевиденный мной беляк».
Любопытно, что когда гоняешь с собакой весной во время гона зайцев и поднимаешь сразу пару беляков, гончая принимает и гонит только одного из них, игнорируя запах другого, хотя иногда они и ходят некоторое время под гоном в непосредственной близости друг от друга. Ошибочно при этом думать, что вязкая гончая в порыве своей страсти вообще не реагирует на иные запахи, кроме преследуемого ею запаха поднятого зверя. Нет, она их все примечает и оставляет в своей памяти до поры до времени, пока не закончит начатую работу.
Наверное, любой из нас, кому довелось поохотиться с вязкой собакой, имел в своей практике примеры, когда, доведя беляка до ружья и убедившись в этом, гончая стремглав уносилась в пяту и почти сразу начинала гон по другому зайцу. Во всяком случае, это мне пришлось наблюдать неоднократно, да и в наших публикациях о гончих именно о таком случае говорит М. Калинин в своей статье «Рабочая память гончей» (18).
Длинная или короткая память у гончей на запах поднятого зверя, недостаточно она вязкая или, этого качества вполне хватает – всё это свойства психического склада её ума, способностей коры головного мозга, и, повторяю, свойства эти наследуемые. Вот почему так важно при испытании гончей собаки объективно и правильно оценить их.
Психика гончей, степень уравновешенности и силы нервных процессов в её мозгу во многом определяют весь характер работы, в том числе и вязкость. Истеричные, излишне возбудимые собаки не могут показать стабильной работы, т.к. быстро «загораются» и быстро «остывают».
Меланхолики из-за своей флегматичности и вялости также ненадежны, т.к. реакции их медленные и слабые. Идеальный тип для гончей – сангвиники, которые уравновешенны как в быстроте, так и силе своих реакций, и именно этот тип культивируется в породах гончих. В чистом виде эти типы высшей нервной деятельности обычно не встречаются, и мы всегда видим лишь отдельные индивидуальные вариации в пределах всего этого диапазона.
Разные психические типы гончих порождают и разные манеры поведения их на гону. Различия можно наблюдать даже в манерах, когда собака только «налетела» на след поднятого зайца. Одна, не помня себя, заорет дурью и будет носиться кругами вокруг этого места две-три минуты с голосом, прежде чем одумается и пойдет следом, а другая – понюхает один отпечаток, найдет другой и только, поняв направление, вначале рысью, а вскоре и галопом поведет гон. Очень часто излишне горячая собака много проносит, неоправданно часто теряет след, но если не смолкает, то производит приятное впечатление пристального гона. И хотя впечатление приличное, такое излишнее усердие слишком сильно и быстро изнуряет собаку, и когда она сделает таким гоном 1,5 - 2 круга «чистым местом» без выхода на гонные следы, то уже в гонных следах она наверняка не справится. Преимущественно такие любители «кавалерийских наскоков» и не утруждают себя работой вести гон в гонных следах. Очень часто гончая с такой яркой манерой начинать гон уже не в состоянии продолжать его в том же духе, а по-другому из-за своего психического склада она просто и не умеет – тогда отказ от продолжения работы неизбежен. В большинстве случаев такая гончая за 30-40 минут так выкладывается физически, что не в состоянии продолжать работу, и ей требуется не менее получаса отдыха для восстановления сил.
Однако многих любителей гончих, особенно тех, которые больше слушают гон, а не добывают из-под него зверя, такие работы умиляют, и они с пеной у рта доказывают, что и за 40 минут яркой работы надо давать диплом и пускать обладателей их в породу. Конечно, и из-под такой собаки можно добыть зайца, но даже компания опытных охотников в 3-4 человека никогда в среднем не добудет более 50% поднятых таким гонцов зверьков, а остальные уйдут согласно пословице: «Прокукарекал, а там хоть не рассветай».
Спор защитников и противников коротких работ гончих по зверю – это спор принципиальный, поскольку на обсуждение поставлены разные и несовместимые по качеству манеры работы собак. Это спор, можно сказать, между поклонниками спринтеров – бегунов на короткие дистанции и поклонников стайеров, которые способны одолевать большие расстояния. Когда вопрос ставится в такой плоскости, не бывает двух ответов: конечно, подружейная гончая – это бегун на длинную дистанцию. Интересно, что когда в начале 90-х годов проводилась подготовка к принятию решения сделать один час как минимальное время для присуждения диплома, опросы ведущих регионов России дали практически однозначный ответ – все за диплом из часовой работы.
Но, когда эта норма стала действовать с 1995 года, на практике оказалось, что во многих регионах России она недоступна чуть ли не большей половине гончих, которые в силу объективных причин – по своим наследственным качествам не способны продержать на гону зверя один час. С другой стороны, в суждениях многих гончатников такой шаг значительно укрепил доверие к присуждаемым дипломам, особенно к дипломам III степени – ведь одно дело диплом за 40 минут работы и совсем другое за время в полтора раза большее. И это двойственное отношение к новшеству 1995 года сильно раскололо отечественных гончатников на два непримиримых лагеря. И после острой дискуссии на страницах охотничьей прессы опять вроде бы победили сторонники «отгонялок», и опять с 2005 года делаются реальные шаги к возвращению к нормам 1959 года: на диплом III степени – 40 минут работы, диплом II степени – 50 минут, диплом I степени – 1 час. Полагаю, что это возвращение к старому ошибочно и, кроме вреда, ничего полезного не принесет. Печально осознавать, что решение этой острой проблемы находится сейчас в руках людей, лишенных перспективного взгляда на рациональные пути совершенствования полевого досуга гончей.
Я не думаю, что принятие за норму для присуждения диплома одного часа было преждевременной мерой. Напротив, убежден, что практика применения этой нормы на протяжении 10 лет (1995-2005 гг.) принесла много пользы по совершенствованию наших гончих и, прежде всего их вязкости, примеры чему мы видим по многим регионам.
Один из наиболее ярких из них – практика применения правил 1959 и 1995 годов, проанализированная Н. Н. Пышкиным по республике Марий-Эл и изложенная в его статье в 2002 году «Старые или новые правила испытаний?» (41). Николай Николаевич оперирует очень солидным статистическим материалом. Результаты испытаний 590 единиц за 36 лет с 1959 по 1994 годы, когда нормами были 40 минут – д. III ст., 50 минут – д. II ст., 60 минут – д. I ст.; и 433 единиц за 8 лет с 1995 по 2002 годы уже при минимальном времени на диплом в один час. Так вот, оказалось, что в первый период (1959-1994 гг.) в среднем испытывалось ежегодно по 15 единиц и успешность их выступлений, т.е. количество дипломированных их них была 38% - по 6 единиц в год. А в период 1995-2002 гг. ежегодно испытывалось в среднем уже 54 единицы, из которых получали дипломы 48 % – по 26 единиц в год. То есть активность участия в испытаниях по измененным правилам возросла в 3,4 раза, а их результативность в 4,3 раза, и это всего за 8 последних лет. Используя эти результаты, Н. Н. Пышкин совершенно обосновано делает заключение: «Наглядно видно, что в процентном отношении собак с дипломами I, II, III степеней стало больше, значит, усложненные требования не повлияли на работу гончих, а наоборот этим мы повысили полевые качества гончих. В процентном отношении гончих, не получивших дипломы, гончих с короткой работой и гончих без подъёма стало меньше – это тоже говорит о пользе новых правил. Неужели снова вернемся плодить нерабочих собак, которые для настоящей охоты мало годятся. Слишком много средних по своим рабочим качествам собак было разрекламировано совершенно зря, а их владельцы становились знаменитыми. Отсюда вывод: новые правила испытаний гончих собак не являются препятствием в повышении количества дипломированных собак… По новым правилам получить диплом стало намного сложнее, т.к. гончая должна работать на диплом любой степени не менее одного часа, а это по силам только вязким гончим, у которых широкий, быстрый, осмысленный полаз, у которых музыкальный доносчивый голос, где есть мастерство, паратый гон».
Я также убежден, что никуда мы не денемся от этого минимума для присуждения диплома в один час и, рано или поздно, всё равно вернемся к нему, поскольку прогресс даже в собаководстве остановить нельзя, и все попытки повернуть на старые, уже пройденные рельсы, всегда и везде терпели неудачу. Не помогут и все ссылки на какой-то особый путь национальной охоты. Нам придется оглянуться на гончатников и других стран, где уже сейчас, как, например, в Финляндии, действует правило работать на гону 2 часа, а нас что-то опять потянуло на 40 минут.
Вязкость в работе гончей – качество во многом определяющее, и, дай Бог, чтобы оно сохранялось и совершенствовалось.
ГОЛОС
Всем кровным гончим при преследовании гонного зверя присуща отдача голоса, который по своей звучности, мелодичности и красоте звуков не имеет ничего общего с лаем других представителей собачьего рода, почему и называется голосом, а не лаем. Когда появилась эта особенность можно только гадать, но наверняка давно – еще при формировании гончих как таковых, т.к. это своеобразие гонного голоса присуще всем их породам. Время возникновения такой особенности гончих в литературе не зафиксировано – видимо, преследование зверя по следу с отдачей своеобразного голоса для этой группы собак всегда было их характерным свойством, и понятия «гончая» и «голос гончей» неотделимы друг от друга. По отечественным источникам мне удалось найти об их голосах лишь одно свидетельство в сказании о явлении Феодоровской иконы под Костромой 16 августа 1239 года (14), т.е. во времена нашествия Батыя, где приводятся слова: «И начата псы гонити и лаяти притужно». Как видите, и в нашем отечестве без малого 800 лет назад уже были гончие с их необычными голосами.
Свойство гончей отдавать голос во время гона зверя, конечно, непременное полевое качество её досуга, без чего невозможна сама охота с гончими. Наряду с непременной рациональной основой самого гона, голос гончей, его звуковое содержание и строй имеет огромное эстетическое значение в нашем восприятии и играет большую роль в оценках. Недаром так много хороших слов сказали все авторы, писавшие о гончих, об их голосах, начиная с Н. П. Кишенского (21) и П. М. Губина (8). А воздействие их голосов сравнивали с высшим эстетическим наслаждением. Взять, к примеру, хотя бы выдержку из труда П. М. Губина, из его «Полного руководства...»: «Кто лично сам не слыхал настоящей гоньбы голосистых гонцов, тот только не поверит тому, что это – такая музыка, которая не у одних страстных охотников настраивала нервы до такой степени, что слезы удовольствия и радости нередко текли по щекам людей с железными характерами ».
Большое внимание оценке голоса уделили и авторы первых правил полевых испытаний гончих, изложив её в следующих словах (Правила полевой пробы гончих от 7 марта 1901 года): «Голос гончей оценивается по силе, звучности и красоте его, применяясь к породе испытуемых собак, по норме в 10 баллов. Фигурные голоса, троящиеся, с гнусью, с заливом, не составляя обязательных требований, как свойственные отдельным породам, ценятся как качество, и оцениваются отдельно 5 баллами». Этот же текст, слово в слово был повторен и в Правилах 1925 года, когда их стали применять для оценки не только смычков и стай, но и одиночек, продержавшись неизменным еще 22 года, т.е. в общей сложности 46 лет.
В 1947 году в текст правил ввели дополнительную графу под названием «верность отдачи голоса», которой выделили 5 баллов, ликвидировав при этом графу «позывистость» и объединив её с «приездкой». Вне сомнения, верность отдачи голоса, или уместнее было бы сказать правильность отдачи, не имеет прямого отношения к характеристике голоса, но, тем не менее, сейчас её расценивают как третий его элемент.
В ныне действующих правилах характеристика голоса изложена следующими словами:
«Голос расценивается раздельно по силе, музыкальности и верности отдачи. Силу голоса определяют с учетом его звучности, доносчивости и манеры отдачи. Музыкальность голоса определяется его фигурностью (тональностью). По фигурности голоса гончих бывают однотонные, двоящиеся, с гнусью, с заливом, с заревом.
Верность отдачи – отдача голоса собакой только по следу гонного зверя. При оценке учитывают и отдачу голоса до подъёма зверя».
Оценка голоса гончей – одна из сложнейших задач в деле определения его ценности в общем комплексе полевого досуга, поскольку мы вторгаемся в данном случае в, казалось бы, далекую сферу от охотничьего собаководства – в сферу пения, вокального искусства, где многие из нас недостаточно образованны и сведущи. Вот почему в формулировках действующих правил так много неточностей и иносказаний, порождающих часто разноречивые суждения и большой разброс наших оценок. На мой взгляд, в любой специфической области знаний всегда надежнее слушать специалистов, а в нашей литературе их всего двое – профессиональные музыканты: Евгений Артынов, опубликовавший статью «Собачий хор» (1) и А. Сафонов со своей публикацией «Стая, как предмет музыкального изучения» (45).
Чтобы быть последовательным, ниже я постараюсь изложить свои суждения о голосе в том же порядке, как это записано в правилах.
Сила голоса – 10 баллов. Расценку гончей по этой графе действующие правила включают: силу, звучность, доносчивость голоса и манеру его отдачи.
Если мы попробуем сравнить эти требования с первоначальными формулировками, действовавшими первые 50 лет в истории испытаний гончих, то к своему удивлению обнаружим значительное расхождение, т.к. тогда в характеристику голоса вместе с силой и его звучностью была включена и красота голоса, которая сейчас исчезла. Конечно, в этом несоответствии многое решает наше толкование применяемых терминов. И чаще всего, когда мы говорим о силе голоса, то, прежде всего, оцениваем не интенсивность издаваемых звуков, а доносчивость, слышимость на расстоянии и четкое выделение их нашим слухом из общего шумового фона леса. Вот почему мы требуем от голоса звучности, т.е. не просто громкие, но и чистые звуки. В интересах, прежде всего, доносчивости стоит и требование к манере отдачи голоса, т.к. частые продолжительные звуки гона яснее слышны, чем редкие и отрывистые, хотя бы и достаточно сильные.