– Ночью дьявол снова вернется? – Губы Говарда задрожали. – Я слышал его в темноте. Он вошел в комнату отца и там скрипел зубами.
На секунду у Фейт перехватило дыхание, а по коже побежали мурашки. Бродя по дому среди ночи, она думала, что ее никто не заметит. Но Говард услышал ее шаги. Он слышал, как она перепиливала веревку – отсюда этот звук скрипящих зубов. Говард болтает со всеми. Он всем расскажет о звуке шагов и о скрежете зубов. Как заставить его молчать?
Но, может, ей вовсе не надо заставлять его молчать?
– Откуда ты знаешь, что это был дьявол? – спросила Фейт голосом мудреца. – У него были странные, отдававшиеся эхом шаги?
Говард потрогал подошву своего ботинка и нахмурился. Потом его лицо прояснилось, и он кивнул.
– И ты почувствовал холод, когда он проходил мимо? – настойчиво продолжила Фейт.
Говард снова поколебался, потом вздрогнул и опять кивнул. Он вовсе не подыгрывает ей, и Фейт это знала. Сейчас он верит в то, что слышал странное эхо и заметил необычный холод.
– О, тогда, вероятнее всего, это был призрак! – веселым тоном предположил мудрец.
Говард по‑прежнему выглядел обеспокоенно.
– Это… потому что… я ходил по могиле?
– Нет‑нет, призрак искал не тебя, мистер Говард. Привидения не приходят за маленькими хорошими мальчиками, которые молятся и переписывают заповеди правой рукой. Они охотятся только за плохими людьми. – Фейт совершенно не хотела напугать его.
Говард пожевал палец, обслюнявив его, и лишь после этого немного успокоился.
– Но… что, если бы я… был плохим и призрак вернулся бы? – продолжил он свою мысль. – Я мог бы застрелить его?
Мысли Фейт вернулись к отцу, который пугался теней на пляже и ощупывал спрятанный пистолет. Когда тело принесли, пистолета не было. Может, он просто вывалился, когда отец упал с утеса… но, если она обнаружит его в другом месте, может быть, она поймет, где на ее отца напали. В голове Фейт созрел еще один план. Она представила, как уютно ляжет отцовский пистолет в ее ладонь, как тепло ее руки согреет рукоятку из слоновой кости. Она не могла представить себе убийцу отца – в ее мыслях он был черной бездной, бурлящим от ярости штормом в человеческом облике. Фейт представила, как направляет пистолет в голову темного силуэта и нажимает курок…
– Да, Говард, – прохрипела она голосом мудреца. – Но для призраков нужен специальный пистолет, как для слонов нужно слоновье ружье. – Маленькая фигурка начала переступать с ноги на ногу с заговорщицким видом. – Почему бы тебе не попросить свою ленивую сестрицу сводить тебя на прогулку? Может, ты найдешь подходящий?
Десять минут спустя, когда Фейт вела Говарда, одетого в новую черную одежду, вниз по лестнице, она обнаружила, что в доме тихо. Дядя Майлз ушел навестить Ламбента, а Миртл все еще была нездорова, запершись в спальне.
– До свидания, миссис Веллет, – вежливо сказал Говард, когда Фейт вела его мимо гостиной. – Я иду искать пистолет, которым можно убить призрака.
Миссис Веллет, поливавшая цветы, вздрогнула и пролила воду на скатерть. Жанна, подметавшая на коленях камин, с грохотом выронила совок и рассыпала пепел.
– Говард! – одернула его Фейт, бросив растерянный извиняющийся взгляд на экономку. – Простите, миссис Веллет, – громким шепотом добавила она. – Не знаю, откуда Говард набрался этих идей.
– Но призрак и правда есть! – колокольчиком про звенел голос Говарда. – Я слышал, как он бродил прошлой ночью…
– Почему бы нам не пойти погулять? – быстро вмешалась Фейт, хватая Говарда за руку и уводя во двор, Она сдержалась, чтобы не захихикать, когда услышала за спиной возбужденное перешептывание. Фейт знала, что, если хочешь заставить кого‑то во что‑то поверить, не нужно никого ни в чем убеждать. Лучше намекнуть, дать слабый проблеск, показать что‑то мельком, не объясняя. Чем быстрее убегаешь, там упорнее тебя будут преследовать и тем скорее поверят сведениям, которые получили с таким трудом.
– Пойдем поищем на пляже?
Пока они шли по тропинке, Фейт внимательно смотрела по сторонам, надеясь заметить в высокой траве блеск металла или слоновой кости, на случай если пистолет выпал из кармана отца, когда он возвращался в дом. Однако она ничего не увидела, кроме колыхавшейся на ветру травы и кивающих пурпурных головок чертополоха. На пляже Говард как ни в чем не бывало бегал по гальке и забирался на валуны, пытаясь перекричать чаек. Не было похоже, что он горюет, но Фейт понимала его. Он пытался справиться с новыми для него чувствами и знал только то, что ему хочется бежать и кричать. Фейт поискала пистолет среди валунов, сначала прямо под изогнутым деревом, на котором нашли отца, а потом в его окрестностях. Она заглядывала в расщелины и ворошила гальку. Пистолет не мог упасть еще дальше.
– Не могу найти! – воскликнул Говард.
– Да, – задумчиво отозвалась Фейт. – Навряд ли он здесь.
Если отец не выронил пистолет во время падения, то где это могло случиться? Может, когда на него напали? Настоящее место преступления должно быть где‑то рядом. Даже используя тачку, далеко увезти тело не получится, это трудно и утомительно. Они тронулись обратно к дому, и Фейт отклонилась в сторону лесистой лощины. Время от времени невидимые птицы нарушали шаткое спокойствие природы взмахами крыльев или криками, вопрошавшими о чем‑то свинцово‑серое небо. Папоротники цеплялись за юбки Фейт. После десяти минут поисков Фейт сдалась. В зарослях можно спрятать дюжину пистолетов, и она никогда их не найдет. Уже покидая лощину, они случайно наткнулись на участок земли, густо заросший изумрудно‑зеленым мхом. Говард завороженно начал топтать землю пятками, радостно смеясь, когда мох кусками отваливался, обнажая черную почву.
– Фейт, смотри! – крикнул он, не прекращая топтаться. – Печати!
Вдруг взгляд Фейт привлекла узкая темная полоска на фоне зелени. Она подошла поближе, чтобы рассмотреть ее, и наклонилась.
– Фейт! – прокричал Говард. – Фейт, посмотри! Посмотри на это! – Его ботинки топали и чавкали все ближе и ближе. – Ты не смотришь, Фейт! Фейт!
Темная полоса оказалась не тенью. Это была вмятина, след. Фейт протянула руку и провела пальцем в перчатке по узкой неровности.
– Печать! – Маленькая ножка Говарда безжалостно наступила на колею, стерев ее и чуть не задев пальцы Фейт.
– Говард! – Фейт вскочила на ноги.
Говард просиял, и на секунду ей захотелось ударить его по довольной мордочке. Увидев ее выражение лица, брат перестал смеяться, надув губы.
– Я же говорил тебе! – обиженно заявил он. – Ты не смотрела, когда я тебя звал!
Фейт отвернулась, сильно прикусив губу и пытаясь совладать с собой. Он все испортил, правда, без злого умысла.
– Ладно, – выдавила она. – Ничего страшного.
Они стали выбираться из лощины. Говард хлестал папоротники палкой, Фейт пыталась подавить разочарование. Она была там, Фейт видела ее! Узкая вмятина, похожая на след от колеса телеги. А теперь ее нет. Мать Фейт оказалась права. Преподобный Эразмус Сандерли действительно встретил смерть в лощине.
По возвращении домой их поджидала Жанна, с готовностью протянув руку за накидкой и шляпкой Фейт.
– Фейт, я хочу искать призрака! – заявил Говард.
– О, мастер Говард, не нужно утомлять мисс Фейт! – воскликнула Жанна. – Мисс, вы выглядите устало, вы, наверно, еще не пришли в себя. Может быть, я присмотрю за мастером Говардом? – произнесли она вежливым, но настойчивым голосом и тотчас взяла Говарда за руку. Жанна переходила границы дозволенного и знала это, действуя с холодной уверенностью сильной личности перед лицом более слабой.
Фейт подыграла. Приняв смущенный и усталый вид, она промолчала, будто постеснявшись возразить Жанне, уводившей Говарда.
– А теперь расскажите мне о привидении, – услышала Фейт шепот горничной, когда они повернули за угол.
Фейт не выдала своих эмоций. Она начинила Говарда ложью, словно миниатюрного троянского коня, и вот его торжественно вели во вражеский лагерь.
В час дня около черного входа в дом появился лудильщик.[15]Прайт и Жанна, вышедшие поболтать с ним, судя по всему, хорошо его знали. Со своей крыши Фейт наблюдала за ними, спрятавшись за увитой зеленью решеткой.
– Не волнуйтесь насчет старушки Веллет, – говорила Жанна. – Она ушла на свою обычную послеполуденную прогулку. И так каждый день. Она говорит, что проверяет окрестности, чтобы убедиться, что все в порядке. Я думаю, она уходит в укромное местечко выкурить трубку. – Раздался взрыв смеха.
– Значит… шнур просто оборвался.
– Миссис Веллет говорит, что у нас на стропилах живут крысы, якобы они грызут провода, – сказал Прайт. – Ну что ж, это должна быть чертовски сильная крыса. Если она еще подрастет, можно будет запрячь ее в тележку.
– Это еще не все. – Жанна все больше увлекалась этой историей. – Вы можете унюхать его, как будто он только что прошел мимо. В доме холодно, как в могиле. И то и дело вещи оказываются не на своих местах, да ведь?
– В оранжерее пропал горшок, – подтвердил Прайт.
Фейт открывала что‑то новое о призраках. Это как снежный ком: стоит его запустить, и он начнет расти сам по себе, без твоего участия.
– Ничего удивительно, скажу я вам. – Жанна испуганно глянула на окна верхнего этажа. – Он покончил с собой, бедолага. Разумеется, с таким смертным грехом на душе он не может покоиться в мире.
Лудильщик сказал что‑то еще, но Фейт расслышала только «в пальто пугала». Он подтолкнул Жанну локтем, и она так громко захохотала, что ей пришлось прикрыть рот рукой.
Фейт вернулась в дом, обуреваемая желанием отомстить. Сейчас слуг в доме не было. Возможно, ей больше не представится такой случай. Устремившись в библиотеку, она перебрала содержимое отцовских коробок с образцами и расставила на столе чучела черного стервятника, ворона с блестящими перьями и попугая. Любой, кто войдет в комнату, первым делом увидит три распахнутых клюва с черными языками и три пары холодных остекленевших глаз.
Большинство часов уже снова завели. Она остановила все, что попались на ее пути. Мертвец покинул дом, но не нашел покоя. Никому не дозволено почувствовать себя в безопасности или вздумать, будто жизнь продолжается. На каминной полке в столовой она оставила чучело ящерицы, спрятав ее среди вороха черного крепа за канделябром. Добравшись до черной лестницы, она поколебалась. Каждый раз, когда она сюда приходила, ей казалось, что она ломает печать, пересекает невидимый порог. И даже больше. Ей казалось, будто она вступает в запретный мир, хотя обычно она делала вид, что его не существует.
Фейт открыла дверь. Лестница за ней была попроще, чем все остальные лестницы, более узкой и крутой и освещалась лишь через маленькие окошки. Перил не было. Она взобралась наверх как можно быстрее, зная, что слуги могут вернуться в любой момент. Наверху оказалась длинная темная комната с высокой стеной справа и покатой крышей слева. Судя по всему, чердак поделили пополам. Дверь справа вела во вторую комнату, где находились кровать на четырех столбиках, зеленый ковер и красивый, но ветхий буфет. Фейт предположила, что это комната экономки.
У двери в первой комнате стояла простая кровать. Рядом стояли тяжелые ботинки, и Фейт предположила, что здесь спит Прайт. Остальную часть комнаты отделяла толстая занавеска. Фейт прошла туда и отодвинула ткань. За ней была еще одна кровать, которая могла принадлежать только Жанне. В ее простоте было что‑то поразившее Фейт. Подойдя к кровати Жанны, она стала рассматривать маленькие сокровища, сложенные в коробку рядом с кроватью и расставленные на ближайшей полке. Деревянная расческа, яйцо для штопки, несколько мотков ленты и муслиновая сумочка с вышитыми инициалами «Ж. Б.». Фейт потрогала ее и почувствовала себя воровкой, несмотря на то что даже атлас и бархат никогда не вызывали у нее желания завладеть ими.
Фейт хотела сделать какую‑нибудь гадость, но не предвидела, что будет чувствовать себя настолько неловко. Потом она вспомнила, как Жанна ухмылялась, когда ее отца запретили хоронить, и смеялась над унижениями Миртл. В конце концов Фейт вытащила из кармана добытый в сундуке отца предмет, желтый, как пергамент, гладкий и прохладный. Когда она перевернула его вверх ногами, он щелкнул, как вязальные спицы. Фейт аккуратно засунула кошачий череп в постель Жанны и разгладила покрывало. Осторожно спускаясь по лестнице, она представляла, как череп смотрит пустыми глазами в темноту в своей небольшой пещере из одеял.
Глава 18
Ссора в семье
Когда дядюшка Майлз вернулся от Ламбентов, было уже три часа дня, и Миртл согласилась на то, чтобы принять его у себя в спальне. Закутавшись в одеяла и лежа на подушках, с покрасневшим носом и глазами, она выглядела непривычно бледной, хотя чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы соблюсти приличия и настоять на присутствии Фейт. Когда дядюшка Майлз вошел, Миртл выпрямилась.
– Ну что? – спросила она. – Ты поговорил с магистратом?
Дядюшка Майлз оглянулся, потом аккуратно закрыл за собой дверь. Усевшись в кресло, он испустил длинный вздох.
– Он был очень любезен. – Дядюшка Майлз поморщился, снимая перчатки. – И крайне вежлив. Боюсь, что он непреклонен в своем намерении провести дознание. Если представители общественности просят…
– Чепуха! – воскликнула Миртл. – Он же магистрат! Ему решать!
– Что такое дознание? – поинтересовалась Фейт, охваченная мрачными предчувствиями. – Как его делают?
– Мне очень жаль, – начал объяснять дядюшка Майлз, – но это значит, что твоего отца нельзя хоронить. Боюсь, мы даже не можем переместить его в другое место, пока дело не будет улажено. Они хотят провести расследование, а потом… слушание. Суд, который решит, что послужило причиной смерти.
Фейт раздирали противоречивые мысли. С одной стороны, она хотела, чтобы смерть ее отца расследовали, а убийцу поймали. С другой стороны, все жители Вейна были уверены, что он покончил с собой. Как только выяснится, что тело преподобного на самом деле обнаружили на дереве, все наверняка сочтут этот факт доказательством самоубийства.
– Когда? – спросила Фейт. – Когда будет суд? – Она надеялась только на то, что до «слушания» успеет найти необходимые доказательства того, что отца убили.
– Дату еще не назначили, но это может произойти в любой день. – Дядюшка Майлз выглядел сконфуженно. – Дорогие мои, это все сложные юридические вещи, и нет нужды вам расстраиваться из‑за подробностей…
– Пожалуйста, дядюшка Майлз! – перебила его Фейт. – Я хочу знать подробности!
Дядюшка Майлз удивился ее настойчивости, а потом пожал плечами.
– Иногда… в случае неожиданной смерти… когда обстоятельства выглядят подозрительно… магистрат дает приходскому констеблю разрешение позвать коронера,[16]который произведет расследование. Во время дознания коронер с помощью суда присяжных, состоящего из двадцати трех местных мужчин, определит причину смерти. В этом деле коронером будет доктор Джеклерс.
– Значит, доктор Джеклерс будет вести расследование и принимать окончательное решение, – произнесла Миртл, прищурив глаза. – Знаешь, Майлз, мне кажется, я и правда больна. Надо завтра послать за доктором, когда я буду выглядеть получше.
– Расходы на доктора? Помимо всего прочего? – Дядюшка Майлз нахмурился и вздохнул. – Нет, Миртл, детка. Я должен пресечь это. Ты растратишь все наши деньги.
– Пресечь? – резко перебила его Миртл. – Наши деньги? Это не твои деньги, Майлз. Как обычно, ни один пенни из потраченных денег не был твоим.
Дядюшка Майлз покраснел и нахмурился еще сильнее.
– Мы подошли к другому вопросу, который я также хотел обсудить, – сказал он.
Повисла тяжелая пауза. Дядюшка Майлз мельком взглянул на Фейт, секунду спустя Миртл сделала то же самое.
– Фейт… – произнесла Миртл. – Ты не могла бы…. – Она умолкла, утомленно взмахнув рукой.
– Пойду почитаю молитвенник, – тихо сказала Фейт и покорно вышла из комнаты.
Подслушивать у двери на лестничной площадке было непростым делом. В любой момент можно было ждать, что двери откроются и кто‑нибудь выйдет. Кто‑то мог появиться на лестнице как сверху, так и снизу, и обнаружить Фейт, стоящую на коленях. Было трудно одновременно прислушиваться к звукам за дверью и бдеть, не идет ли кто. Но оно того стоило. Фейт закусила губу и прижалась ухом к замочной скважине.
– Миртл, – говорил дядюшка Майлз, – тебе надо обдумать свое положение. Я знаю, что́ ты пыталась сделать все это время, в каком свете хотела все выставить, это была отчаянная попытка, но она не сработала. Кошка выпрыгнула из мешка. Что ты скажешь на следствии, если тебя пригласят дать показания?
– Я скажу то же самое, что говорила раньше, – решительно ответила Миртл. – С моим мужем произошел трагический несчастный случай.
– Ты понимаешь, какая тебя подстерегает опасность, если правда выплывет наружу? – Дядюшка Майлз прочистил горло. – Если… случится худшее, я сделаю для тебя все возможное… но сейчас ты должна следовать моим советам.
– И что ты советуешь, Майлз? – подозрительно спросила Миртл.
– Ты должна передать мне деньги и все остальное имущество Эразмуса, какое только можно. Мы притворимся, что оно принадлежит мне, что он сам отдал мне его.
– Ясно! – Голос Миртл был ледяным. – Вот к чему ты клонишь!
Фейт рассердилась, хотя и была озадачена. О какой опасности твердит дядюшка? Почему он хочет заполучить имущество отца?
– Это единственный разумный путь! – усталым, но добрым голосом заметил дядюшка Майлз. – Ты и сама это видишь! Как бы доктор Джеклерс ни восхищался тобой, он не сможет игнорировать улики, а Прайт не будет лгать под присягой, он сам это сказал.
– Нет, – ответила Миртл, – но ты мог бы.
– Прошу прощения?
– Ты можешь дать показания. Можно сказать им, будто бы ты нашел Эразмуса в лощине.
– Ты просишь меня лжесвидетельствовать?
– Ты знаешь, что на кону.
Повисла долгая пауза.
– Нет, Миртл, – наконец ответил дядюшка Майлз. – Если ты не сделаешь то, о чем я попросил… боюсь, я не смогу сделать то, о чем ты просишь. – Он испустил долгий вздох – вздох человека, терпением которого долго злоупотребляли. – Что ж… позволь мне по крайней мере присмотреть за живыми образцами, чтобы они не погибли без ухода. И, думаю, мне стоит проглядеть его бумаги. Я хотел сделать это еще вчера, но не смог их найти.
Фейт напряглась, стиснув челюсти. Нет! Она не позволит дядюшке завладеть деревом лжи или драгоценной змеей! Дневник и наброски, которые отец делал после своих галлюцинаций, тоже никто не должен видеть, кроме нее. Ей стало больно при одной мысли о том, чтобы отдать хоть что‑то из бумаг отца. Они были как джинн в бутылке – хранили в себе его мысли, голос и секреты, и они принадлежат ей одной! Она их хранительница.
– Майлз, – голос Миртл резал ножом, – почему ты внезапно так заинтересовался бумагами и образцами Эразмуса? Ты терпеть не можешь никакие обязанности. Почему ты так хочешь поскорее приняться за рутинную возню с бумагами и начать заботиться о мерзком вомбате?
– Ну… все живые существа должны получать надлежащий уход, а в бумагах может обнаружиться что‑то важное, требующее незамедлительных действий! Долги. Активы. Документы. Приглашения. Обязательства или… даже завещание.
– Это ты после завтрака решил стать смотрителем зоопарка и юристом? – поинтересовалась Миртл.
– Миртл, ты ведешь себя как ребенок! – В голосе дядюшки Майлза сквозило несвойственное ему обычно волнение. – Мы оба знаем, что ты никогда не сможешь разобраться с бумагами Эразмуса! Ты должна позволить мне изучить их!
– Где ты был весь день? – подозрительно спросила Миртл. – Ты не мог шесть часов разговаривать с магистратом, тем более что ты получил отказ. С кем еще ты говорил? Что слышал? Майлз, я тебя знаю.
Возникла пауза.
– У тебя… все в голове перепуталось, Миртл, ты переутомлена, – произнес дядюшка Майлз более спокойным тоном, но это спокойствие давалось ему непросто. – Я сам виноват. Не стоило заводить эту тему, пока ты вся на нервах.
– Не разговаривай со мной так! – яростно выпалила Миртл. – Я не на нервах, Майлз! И не переутомлена! И я не собираюсь сдаваться, не сейчас! Я останусь на Вейне и буду бороться, пока Эразмуса не похоронят как положено…
– Как? – со сталью в голосе спросил дядюшка Майлз. – Как ты можешь тут остаться? Сколько у тебя с собой денег? Когда тебе предстоит платить аренду за дом и зарплату слугам? Сколько осталось ждать той поры, когда мы не сможем купить еды?
Повисла долгая пауза.
– Я долго размышлял об этом. – Кресло дядюшки Майлза скрипнуло, когда он поднялся. – Подумай о том, чтобы передать мне имущество Эразмуса, Миртл. Я знаю, в конце концов ты внемлешь голосу разума. Но не затягивай.
Фейт услышала, как ножки кресла царапнули по полу, и поспешила в свою комнату. На секунду она пожалела, что подслушала этот разговор. Он не был понятен ей до конца, но у нее осталось ощущение какой‑то угрозы, словно ссорились два заговорщика. Она копнула поглубже и наткнулась на еще одну жилу с секретами.
Едва Фейт вернулась к себе, как мать прислала за ней.
– Фейт, закрой дверь и присядь. Скажи мне, бумаги отца в безопасном месте?
Эта формулировка поразила Фейт. Не «спрятала ли ты бумаги?», а «хорошо ли ты их спрятала?». Она быстро обдумала варианты. Можно отрицать, что она знает о местонахождении бумаг, но Миртл была в курсе, что они исчезли в то время, когда Фейт была в библиотеке. Если комнату Фейт хорошенько обыщут, могут найти бумаги в клетке змеи.
– Да, – ответила она. – Мне казалось, так лучше…
– Да, конечно, – перебила ее Миртл. – Умница. Принесешь их мне?
«Нет. Ни за что».
– Я… – Фейт с трудом удавалось сохранять безразличное выражение лица, в то время как ее мысли метались. – Я могу принести их… но большая часть на греческом или зашифрована кодом, который отец часто использовал для своих заметок. Я могу перевести, но это нелегко…
– Господи спаси! На греческом? – Миртл тихо застонала. – Значит, от них нет никакой пользы. Тебе надо будет попытаться прочесть их для меня. Потом расскажешь, что удастся выяснить. И чтобы никто не заподозрил, что они у тебя! Твой дядя наверняка будет спрашивать о них, ничего не говори ему без моего разрешения.
– Зачем они ему нужны? – спросила Фейт, радуясь подвернувшейся возможности.
– Понятия не имею, – ответила Миртл, – но я знаю своего брата. У него, конечно, много достоинств, но он всегда, всегда ищет, как получить выгоду, затратив минимум усилий.
Секунду Фейт размышляла, пытаясь соотнести это описание со своим веселым, добродушным дядюшкой. После того как она подслушала их разговор, это оказалось не так трудно.
– Тебе попадались какие‑нибудь бумаги, которые могут стоить денег? – внезапно спросила Миртл. – Долговые расписки, векселя, завещание или что‑то в этом роде?
– Нет. – Фейт наблюдала за матерью, поражаясь ее прозаичности.
– Если твой дядя проявляет к ним интерес, там должно быть что‑то ценное… – Миртл закусила губу.
Когда Фейт выходила из комнаты, ее мать задумчиво покручивала кольца на пальцах, рассматривая модные картинки из журнала, валявшегося на ее покрывале. Фейт подумала, что случилось бы, наложи Миртл руки на бумаги отца. Продала бы она дерево лжи, чтобы купить еще платьев? В голову Фейт ядовитой змеей проскользнула еще одна мысль. Жене всегда приходится просить у мужа деньги на хозяйство, но вдова может распоряжаться наследством по своему усмотрению. Со смертью преподобного Миртл впервые в жизни получила контроль над его деньгами.
Ночью Фейт никак не могла уснуть и долго лежала в кровати, пытаясь собрать воедино пазлы головоломки. У нее так мало времени! В любой день может состояться дознание, и когда семейный кошелек опустеет, Сандерли придется покинуть Вейн. Фейт хотела ненавязчиво, без спешки вести свое расследование, позволив фрукту на дереве лжи зреть несколько недель. Но теперь времени для долгих планов и осторожных стратегий не оставалось. Короткий резкий вопль откуда‑то сверху оторвал Фейт от ее мыслей. Ей потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить о кошачьем черепе в кровати Жанны. Над ее головой заскрипели половицы, и она услышала, как кто‑то бьется в припадке, потом раздались тихие успокаивающие голоса.
Фейт не чувствовала ни радости, ни вины. В темноте она ощущала лишь одиночество и быстрый бег времени. Она подумала о дереве лжи, укрытом в гулкой пещере, и, как ни странно, почувствовала себя не столь одиноко. Погружаясь в сон, она представила, как ее ложь тихо распространяется, словно темно‑зеленый едкий дым, наполняя дом легким туманом, вытекая изо ртов слуг в виде испуганных перешептываний. Фейт представила, как она, словно струйки воды, проникает в листья, сочится по тонким узловатым веткам и набухает маленьким белым бутоном.
Глава 19
Визиты джентльменов
Доктора Джеклерса пригласили к полудню. Однако он прибыл к десяти, повергнув всех домочадцев в замешательство. Когда миссис Веллет пришла доложить о его приходе, Миртл была в гостиной, и портниха только что подколола булавками ее новое платье, сажая его по фигуре. Другими словами, Миртл была не в том виде, чтобы разыгрывать из себя больную леди.
– Я никак не могу его обидеть! – Миртл крайне встревожилась. – Скажите доктору, что я одеваюсь и скоро спущусь. Проводите его в библиотеку. Там есть черепа, он их любит. Предложите ему чаю.
– Прошу прощения, мэм, – осторожно ответила миссис Веллет, – но он говорит, что пришел так рано по официальному делу. Просит разрешения осмотреть окрестности, мэм.
Миртл побледнела и закусила губу.
– Мы не можем отказать ему, – вяло произнесла она. – Предоставьте Прайта в распоряжение доктора.
– А что делать с юным мастером Клэем? – вежливо спросила миссис Веллет.
– Мастером Клэем? – Глаза Миртл расширились. – Он тоже здесь?
– Да, мэм. Он явился одновременно с экипажем доктора. Принес фотографию и… огромный букет цветов, мэм.
– Цветов… – выдохнула Миртл. На ее хорошеньком румяном личике быстро сменяли друг друга самодовольство, тревога и холодный расчет. – Клэев мы тоже не можем обидеть, – пробормотала она. – Устройте мастера Клэя в оранжерее, угостите его булочками или кексом.
Фейт почти не слушала мать. Доктор Джеклерс пришел в их дом расследовать смерть преподобного. Возможно, это ее единственный шанс поговорить с ним и убедить, что отца убили. Конечно же, разговор с доктором Джеклерсом – это предательство. Она разрушит версию событий, выдаваемую за правду их семьей. Миртл придет в ярость. Если не хуже.
«Ты знаешь, какая нам грозит опасность, если правда выйдет наружу», – сказал дядюшка Майлз. Фейт не знала, что им грозит, но при воспоминании об этих словах почувствовала неуверенность. Что, если, рассказав правду, она накличет на семью несчастье? Но как она может упустить такой шанс? Ради отца нужно попытаться.
Фейт нашла доктора неподалеку от дома, он шел в сторону тропинки, ведущей на холм.
– Ах, прошу прощения, что мне пришлось явиться к вам по такому поводу, мисс Сандерли… но я выполняю свой долг. – Он извлек из внутреннего кармана сложенную бумагу, развернул ее и продемонстрировал большую красную печать. «…Магистрат графства Вейн назначает доктора Ноя Джеклерса коронером в следствии по делу преподобного Эразмуса Сандерли…» Бумага была подписана Ламбентом. Его почерк был размашистым и хаотичным, таким же как и он сам.
– Вы понимаете значение слова «коронер»? – поинтересовался доктор Джеклерс и улыбнулся, когда Фейт кивнула. – Хорошо‑хорошо. Обычно коронер привлекает медэксперта, но, поскольку я единственный специалист‑медик на острове, мне пришлось привлечь себя самого. – Он усмехнулся.
Фейт подумала, должно быть, человеку вроде мистера Джеклерса, абсолютно глухому к чувствам других людей, жить довольно легко.
– Как видите, мне придется осмотреть окрестности.
– Можно мне тоже пойти? – быстро сказала Фейт. – Я хочу с вами поговорить. Вам нужно кое‑что знать.
Доктор недоуменно нахмурился, но кивнул. Они отходили все дальше от дома, и Фейт все время боялась, что Миртл увидит ее из окна и позовет домой. Фейт не могла не заметить, что доктор очень хорошо одет. На нем был голубой бархатный жилет, украшенный золотой цепочкой крест‑накрест, усы были аккуратно подстрижены и нафабрены, а в галстуке блестела золотая булавка. Чувствовалась какая‑то застенчивость в его действиях, и это раздражало Фейт. Она вспомнила, как ее мать стояла совсем рядом с доктором, схватив его за голую руку, и в животе девочки что‑то скрутилось, будто цыпленку свернули шею. Она могла бы пожалеть доктора, если бы отец не лежал до сих пор в церковной крипте. Ухаживать за вдовой в трауре – это вульгарно. Но любезничать, когда муж еще не похоронен, – просто отвратительно.
– Что вы хотели сказать? – поинтересовался доктор.
– Вчера я гуляла по лощине. – Фейт бросилась с места в карьер. – Доктор, там есть место, где мох притоптан…
– А, я понимаю. – Доктор посмотрел на нее преисполненным сочувствия взглядом. – Уверен, что это так. Какая вы хорошая, преданная молодая леди!
Фейт потребовалась секунда, чтобы понять ход его мыслей, и к ее лицу прилила краска.